Ездили всегда втроем (шофер, заместитель начальника и я). Иногда ездил инженер вместо зама. Но тот был еще наглее. Я во все стороны полнела, а их это еще больше раззадоривало. Сама себе я была противна. Вместо хрупкой девчонки в зеркале стояла какая-то обабившаяся тетка. Старая одежда не подходила. Приходилось вязать новую. Маман тоже шила и вязала мне свободную одежду. И высылала потом.
Часто вспоминала, как я до беременности занималась аэробикой или танцевала. Лето, жара. Окна шторами закрою. Первый этаж. Сама в одном купальнике танцую под песни «Модерн Токинг». Окна были высоко. Но матросы ставили под ними камни и подсматривали в щелочку.
Муж как-то пришел раньше со службы и увидел какого-то матроса под нашим окном. Побежал за ним в часть. Попросил командира части построить матросов. Но беглеца того так и не узнал. Зачем ему это надо было делать? Только позориться. А теперь мне было не до аэробики. Только в выходные немного. Да и тело было уже не то. Не слушалось меня. Грузное какое-то было. Словно не мое вовсе. Как будто бы меня подменили.
На работе часто воровали вещи. Модного ничего одеть было нельзя. Никаких аксессуаров. Тут же ноги приделают.
Обогрев рабочих помещений осуществлялся с помощью газовых титанов. Осень. Ветер жутко завывает за окном. Греюсь у титана и пью чай. Обеденный перерыв. Вдруг залетает инженер М. и набрасывается на меня. Сжимает в объятиях и пытается поцеловать. Я вырываюсь и отпрыгиваю назад, а сзади титан горячий. Пришлось заорать. Получила сильный стресс и ожоги. Совесть бы поимели эти азеры. Ничего святого у них нет. Приставать к чужой беременной женщине, когда своя жена под боком! Схлопотал он по морде и глаза его сразу налились кровью ненависти. Нет, мне точно надо с телохранителями ходить! Не стала я больше обедать на работе. Ходила на обед домой и обратно. Едва добегу до дома, разогрею себе поесть и бегом назад. Километра три - четыре приходилось идти. Иного выхода не было.
Еще когда училась в Иркутске, мне моя подруга Наташа гадала по руке. Говорила: «Будет у тебя дочь, сын….Не понятно. Вроде сын». Поэтому со своим ребенком я разговаривала, как с сыном. Успокаивала его, как могла. Муж иногда переставал пить. Но это было недолго. Пришлось сообщить свекрови, чтоб она повлияла на него. Свекровь немедленно прилетела и вставила ему мозги по полной программе. Уехала. Этого хватило примерно на один месяц. Дальше стал пить еще больше.
В декабре ребенок начал шевелиться. Незабываемое впечатление. Мне казалось, что какой-то петушок клюет меня изнутри.
Перед самым Новым годом надо было делать годовой, месячный и квартальный отчеты. И опять ехать с ними. Это было очень тяжело для меня. Муж договорился, чтобы меня положили в поселковую больницу. Якобы на сохранение. Чтобы спасти меня от отчетов, нервотрепки, трясучки в машине и лишних стрессов. Пролежала я неделю до Нового года и неделю после. На выходные меня отпускали домой. Я приходила сама, когда муж не мог приехать за мной на машине.
Больница располагалась на окраине Гобустана. А рядом с ней была школа. Иду я как-то домой в пятницу утром. Звенит звонок. Перемена. Дети выскакивают на улицу. Один мальчик, (азербайджанец), лет семи или восьми, подбегает ко мне, бьет меня по животу кулаком и кричит: «Убирайся вон из Гобустана, русская свинья! Рожать здесь еще будешь, сволочь!» Ужасная боль пронзила все тело. Села на корточки. Плачу навзрыд. Все убежали на уроки. Наверняка, из окна школы взрослые это видели. Но никому нет дела до русской. Да еще и беременной. Сколько я просидела так и прорыдала, не знаю. Еле-еле встала и поплелась домой. Если бы я раньше знала, какие испытания меня ждут в этом Азербайджане! Какая жестокость! Точно бы никогда не приехала сюда. Как же надо воспитывать ребенка, чтоб он вытворил такое! В какой ненависти и злости к русским. Это с пеленок ему надо вбивать в мозги эту ненависть, что ли? Обидно. Защиты никакой. Никаких прав. Ничего.
Новый год пришлось сделать безалкогольным. Иначе нам удачи не видать! А через месяц новая беда. Опять муж стал распускать руки. После службы пришел домой пьяный. Начал выступать. В итоге я убежала и закрылась от него на кухне. Дверь в кухню была частично из стекла. Я приставила тумбочку к двери, чтоб не лез. А он ногой пнул в дверь. На голову мне посыпалось стекло. Сам разбил себе ноги в кровь. Мне же пришлось побежать к соседке, чтобы вытащила у меня стекло из волос. Часто думала я: «Бедный ребенок! Как он там все это переносит?»
Пришла я в очередной раз к врачу. Та с акушеркой что-то по-своему переговорила. Я спросила врача: «Это насчет меня? Та ответила, что у них свои разговоры и они не обо мне. И отпустили меня в декретный отпуск немного раньше. Видимо, все поняли. Только я ничего не поняла. Чувствовала себя я прекрасно. Никаких болей, никаких проблем со здоровьем у меня не было. Поэтому какого-то особого значения я этой сцене не придала.
Собралась я ехать домой. Слава мне говорит: «Вот родишь ребенка, я сразу же прилечу за вами и привезу вас сюда.» Ничего не ответила ему. Промолчала. Не хватало еще вновь возвращаться к этому зверю в человечьем обличье. Нет уж! Да еще и в Зурбаган, где русских даже дети ненавидят! Как здесь жить-то? Да еще и с маленьким ребенком. Кто нас защитит? Беспомощных и бесправных. Мы сами, как-нибудь, проживем без такой «горячей» любви. Довез меня муж до аэропорта. Попрощались. У меня было такое чувство, что я прощаюсь с ним навсегда.
Мама встретила меня в Новосибирске. Все было хорошо. Мы все радовались тому, что я, наконец-то, беременна. И что скоро у родителей будет внук, а у брата - племянник.
На следующий день мы с мамой пошли к гинекологу. Врач послушала живот, вызвала «скорую» и сказала срочно везти меня в больницу. В больнице кардиомонитор тоже не определил сердцебиение плода. УЗИ показало, что это была девочка и лежала она головой вниз. Пуповина была перекручена и начала уже загнивать. Меня ждал сепсис и летальный исход. Вот что мне грозило! Смерть в двадцать пять лет!
Трое суток мучения. Распятия на кресле. Капельницы в обе руки, уколы в ноги. Голод полнейший. Глюкозу вливали и все. Так было плохо! Просто не высказать словами! Ночами мне ставили какое-то снотворное. Я не спала, просто была в каком-то полузабытьи... Дремала немного. И сквозь дрему слышала голос матери, бегающей вокруг роддома и кричащей во весь голос: «Мне никаких внуков не надо! Только спасите мою дочь!»
На следующие сутки подошла ко мне знакомая акушерка. Она работала здесь же, в приемном отделении. И спросила: «Какое твое последнее желание?»Я ответила: «Пусть похоронят меня в одном гробу с дочерью». Слез не было. Все выплакала.
Моя мама сразу, как я попала в больницу, позвонила мужу и сказала, чтоб он приехал со мной попрощаться. Его отпустили на службе. Но Слава побоялся, что его здесь мои родители просто четвертуют за меня. Но об этом я узнала гораздо позже, у его начальника.
Настали третьи сутки этого мытарства. Рядом со мной рожают живых и здоровых малышей. А я лежу, как истукан. И никак. Кое-как ухватились за головку щипцами и подвесили груз. Наконец-то, груз упал. Я рожаю и рожает моя соседка. Орем в два голоса. Нет никого. Праздник. Восьмое марта. Все ушли пить. Видимо, в подвал. Там спокойнее. Кто-то из беременных, видимо, нашел их.
Наконец-то, примчался врач. А потом и акушерка. Родить-то я родила с горем пополам. А вот пуповина никак не выходила. Мучились, мучились. Тщетно. Тогда они решили вызвать из подвала корейца-анестезиолога. Он там диссертацию писал.
Пришел анестезиолог и говорит: «Дать наркоз всегда успеем. Но тогда придется ей все женские органы удалить по кускам. Ей 25. Нет детей. И тогда не будет уже никогда. А если там кровотечение, то еще и ее потеряем. Давайте попробуем так вытащить. Все вместе. Я с одной стороны давлю ей на живот, ты с другой (он обращается к врачу), акушерка снизу тянет за пуповину, а роженица тужится изо всех сил. Все! Начали!»
Так и сделали. Все получилось. Только ребенка уже не вернуть...
Вывезла меня из родильного зала какая-то медсестра. Да еще и обругала меня нецензурной бранью, на чем свет стоит. В коридоре рядом с залом я лежала на каталке и ждала, когда закончится лекарство в капельнице.
Страшно хотелось есть. Трое суток у меня не было маковой росинки во рту. Это был второй этаж. А на первом этаже в моей палате в тумбочке лежало несколько плиток шоколада. Просила я, просила многих медиков, санитарок, пациентов… Но всем было не до меня. Слезы ручьями лились из глаз. Завтрак уже прошел, а до обеда было еще далеко. Как теперь жить без дочки? Немного снять стресс хотя бы шоколадом. Молилась я, молилась. И нашлась одна сердобольная душа, которая мне принесла шоколад. Господь услышал мои молитвы. Слава Богу!
Лежу я и жую этот шоколад со слезами вместе. Закончилась капельница. Ругают, что встала. Переводят в палату к роженицам. Вещи и продукты с первого этажа забрать не дают, а переводят в палату к роженицам. Удар страшнейший! Им приносят детей на кормежку. А я лежу и плачу, заткнув себе рот простыней. Под одеялом. Раз за разом приносят и приносят. А мне все хуже и хуже морально становится. Встаю. Иду на пост. Прошу перевести к беременным на первый этаж. Не положено, говорят. Прошу врача и слышу тот же ответ. Ну, выписывайте, тогда. У меня здесь просто крыша съедет. И придется долечиваться уже в психбольнице. Что делать? Как удрать-то отсюда без вещей в начале марта? Господи! Как мне быть?
Очередная варфоломеевская ночь в моей жизни началась. Сна нет никакого. Бесконечные кормления… Каждая роженица улюлюкает своего малыша, а я корчусь под одеялом от боли моральной и физической. Море слез! Если бы их тогда измерить, то вся палата была бы в воде! Жить не хотелось. Где взять силы жить и все это терпеть? Казалось, еще немного, еще чуть-чуть и я просто сойду с ума на нервной почве. А молоко бежит из груди и понять никак не хочет, что ребенка уже нет. Кормить некого. Да, путь один. Прямой наводкой из роддома в психушку.
К обеду следующего дня меня, все-таки, переводят к беременным. Родители мне притащили много разных вкусностей. Икру черную и красную, шоколад, конфеты, пирожные всякие, фрукты и прочее. Мне это все в горло не лезет. Все раздаю беременным. Им надо. А мне уже ничего не надо. В Азербайджан бы это все. Тогда хотелось. Сейчас уже поезд ушел. Придет ли следующий? И когда придет? И придет ли вообще он?
Сама грызу изредка только шоколад и без конца плачу. Скорей бы уже выписаться из этого идиотского роддома. Сказали бы, что ставить или пить. Сама себе бы уколы проставила. Правда, в вену, конечно, не смогу. А в ягодицу и в руку ставила себе. Неужели это испытание никогда не закончится?
В роддоме держали долго, так как лекарствами были подорваны печень и почки. Да и сильный стресс не способствовал быстрому восстановлению сил. Душевное опустошение тоже. Отсутствие аппетита…
Выписали, наконец-то. Дома тоже не легче. Лежу и плачу. Кусок в горло не лезет. Родила, а какая толстая была, такая и осталась. Сама себе противна стала. Почему я не бросила все и не уехала, чтобы спасти ребенка? Работа, стаж, декрет… Муж мизинца моего не стоит. Зачем такие жертвы было терпеть? Ради чего? А молоко бежит и бежит… Рекой…
Мама успокаивала меня, успокаивала. Да, видно, устала. Подошла ко мне, да как закричит: «Что ты лежишь? Ну-ка вставай! Возьми две простыни. Одной перетяни живот, а другой - грудь. Делай, что говорю! Живо! Совсем обабиться хочешь? В двадцать пять лет в старухи записаться? Еще этого не хватало. Ты - сильная. Все сможешь! Все переживем!»
Послушала я ее. Отрезвила она меня тогда. Стала потихоньку восстанавливаться. Восстановительный период был с месяц.
Потом я полетела в Азербайджан, чтобы забрать вещи и документы. Решить вопрос с работой.
Приезжаю в Гобустан. Муж ходит, как в воду опущенный. Кто кого еще должен жалеть? Большой вопрос. Начальник мужа мне без конца твердит, что отпускал его. Верю.
- Вы убедились, как этот Жутько вас любит? Я же предупреждал вас, что Жутько - г. на палочке.
«Да, думаю. Но вы мне тоже сто лет не нужны. И эта параллель мне сейчас никчему.»
Стала вещи собирать, а муж не дает. На колени опять упал, плачет. «Никуда не отпущу тебя. Теперь у нас точно дети еще будут».
На работе сказали, чтоб я доработала до отпуска, а там сама решу, что и как дальше. Отпуск должен быть в августе, а сейчас май… Долго ждать. Скоро мой день рождения. Мама вымолила у Бога мою жизнь. Молилась день и ночь. А материнская молитва со дна морского достает, говорят. Сильная она очень. Я в этом убедилась сама. На себе. В очередной раз я умирала, но осталась жива. Значит, так надо. Для чего-то. Господь мне дает еще шанс. Вера моя спасла меня. С маминой помощью. Мама рассказывала, что отец тоже очень сильно переживал за меня. Но только молчал все время. Сядет в кресло и сидит. Долго-долго молчит.
Муж стелется передо мной. Бросил пить. С работы приходит вовремя. Подарками забрасывает. Не обижает. Я держусь от него на расстоянии, но долго злиться не могу. Такой отходчивый у меня характер. Слишком мягкий, я бы сказала. Через какое-то время меня пригласила к себе в гости знакомая из соседнего ДОСа. Посидели с ней. Чаю попили. Угостила она меня печеньем, которое сама испекла. Предложила она мне на картах погадать. Я согласилась. Очень уж туманное будущее было у меня. Карты рассказали, что у мужа есть любовница, но любит он, все-таки, меня.
- Да и без карт, Ленка, я тебе расскажу это. Местная, гобустанская шлюха. Метиска. Родители ее погибли в автокатастрофе. Ее воспитывала бабушка. Еще учась в школе, она нагуляла себе дочь. Сейчас девочке пять лет. Теперь эта проститутка вешается на всех подряд. Но предпочтение отдает военным. Говорит, что цыганка ей в детстве нагадала, что она выйдет замуж за офицера. Закончила курсы секретарей-машинисток и везде совалась на работу. Из летной части жены летчиков ее за волосы вытащили. Так она в другую часть устроилась. Ее и оттуда с треском выперли, так она, когда узнала, что ты уехала рожать, к твоему прицепилась. У него не было сначала должности секретаря. Славка выбил такую должность у начальства, так как не успевал ничего на работе. Ввели эту должность, когда ты в Томске была. И она, сразу же, тут как тут. Нарисовалась. Искать не надо работников. Сама пришла. Сарафанная молва помогла. Жутько твой, когда узнал о случившемся, плакал, орал на весь подъезд. Такое было ощущение у соседей, что он об стенку головой бился. А на работе эта стервочка ему чай поднесла, пожалела его. Знала, что детей он очень любит. И дочку на работу таскать стала. Не мытьем, так катаньем взяла его в оборот. Приласкала, обогрела и повесилась на нем с руками и ногами. Ты же знаешь, мужики - слабый народ. Хотя дома бабка есть и есть кому сидеть с ребенком. Но она сделала ход конем. Мерзкая такая! Помнишь, менты ее по квартирам искали и к вам тоже приходили? Даже в шкафах искали.
Часто вспоминала, как я до беременности занималась аэробикой или танцевала. Лето, жара. Окна шторами закрою. Первый этаж. Сама в одном купальнике танцую под песни «Модерн Токинг». Окна были высоко. Но матросы ставили под ними камни и подсматривали в щелочку.
Муж как-то пришел раньше со службы и увидел какого-то матроса под нашим окном. Побежал за ним в часть. Попросил командира части построить матросов. Но беглеца того так и не узнал. Зачем ему это надо было делать? Только позориться. А теперь мне было не до аэробики. Только в выходные немного. Да и тело было уже не то. Не слушалось меня. Грузное какое-то было. Словно не мое вовсе. Как будто бы меня подменили.
На работе часто воровали вещи. Модного ничего одеть было нельзя. Никаких аксессуаров. Тут же ноги приделают.
Обогрев рабочих помещений осуществлялся с помощью газовых титанов. Осень. Ветер жутко завывает за окном. Греюсь у титана и пью чай. Обеденный перерыв. Вдруг залетает инженер М. и набрасывается на меня. Сжимает в объятиях и пытается поцеловать. Я вырываюсь и отпрыгиваю назад, а сзади титан горячий. Пришлось заорать. Получила сильный стресс и ожоги. Совесть бы поимели эти азеры. Ничего святого у них нет. Приставать к чужой беременной женщине, когда своя жена под боком! Схлопотал он по морде и глаза его сразу налились кровью ненависти. Нет, мне точно надо с телохранителями ходить! Не стала я больше обедать на работе. Ходила на обед домой и обратно. Едва добегу до дома, разогрею себе поесть и бегом назад. Километра три - четыре приходилось идти. Иного выхода не было.
Еще когда училась в Иркутске, мне моя подруга Наташа гадала по руке. Говорила: «Будет у тебя дочь, сын….Не понятно. Вроде сын». Поэтому со своим ребенком я разговаривала, как с сыном. Успокаивала его, как могла. Муж иногда переставал пить. Но это было недолго. Пришлось сообщить свекрови, чтоб она повлияла на него. Свекровь немедленно прилетела и вставила ему мозги по полной программе. Уехала. Этого хватило примерно на один месяц. Дальше стал пить еще больше.
В декабре ребенок начал шевелиться. Незабываемое впечатление. Мне казалось, что какой-то петушок клюет меня изнутри.
Глава 17 - Пришла беда - открывай ворота
Перед самым Новым годом надо было делать годовой, месячный и квартальный отчеты. И опять ехать с ними. Это было очень тяжело для меня. Муж договорился, чтобы меня положили в поселковую больницу. Якобы на сохранение. Чтобы спасти меня от отчетов, нервотрепки, трясучки в машине и лишних стрессов. Пролежала я неделю до Нового года и неделю после. На выходные меня отпускали домой. Я приходила сама, когда муж не мог приехать за мной на машине.
Больница располагалась на окраине Гобустана. А рядом с ней была школа. Иду я как-то домой в пятницу утром. Звенит звонок. Перемена. Дети выскакивают на улицу. Один мальчик, (азербайджанец), лет семи или восьми, подбегает ко мне, бьет меня по животу кулаком и кричит: «Убирайся вон из Гобустана, русская свинья! Рожать здесь еще будешь, сволочь!» Ужасная боль пронзила все тело. Села на корточки. Плачу навзрыд. Все убежали на уроки. Наверняка, из окна школы взрослые это видели. Но никому нет дела до русской. Да еще и беременной. Сколько я просидела так и прорыдала, не знаю. Еле-еле встала и поплелась домой. Если бы я раньше знала, какие испытания меня ждут в этом Азербайджане! Какая жестокость! Точно бы никогда не приехала сюда. Как же надо воспитывать ребенка, чтоб он вытворил такое! В какой ненависти и злости к русским. Это с пеленок ему надо вбивать в мозги эту ненависть, что ли? Обидно. Защиты никакой. Никаких прав. Ничего.
Новый год пришлось сделать безалкогольным. Иначе нам удачи не видать! А через месяц новая беда. Опять муж стал распускать руки. После службы пришел домой пьяный. Начал выступать. В итоге я убежала и закрылась от него на кухне. Дверь в кухню была частично из стекла. Я приставила тумбочку к двери, чтоб не лез. А он ногой пнул в дверь. На голову мне посыпалось стекло. Сам разбил себе ноги в кровь. Мне же пришлось побежать к соседке, чтобы вытащила у меня стекло из волос. Часто думала я: «Бедный ребенок! Как он там все это переносит?»
Пришла я в очередной раз к врачу. Та с акушеркой что-то по-своему переговорила. Я спросила врача: «Это насчет меня? Та ответила, что у них свои разговоры и они не обо мне. И отпустили меня в декретный отпуск немного раньше. Видимо, все поняли. Только я ничего не поняла. Чувствовала себя я прекрасно. Никаких болей, никаких проблем со здоровьем у меня не было. Поэтому какого-то особого значения я этой сцене не придала.
Собралась я ехать домой. Слава мне говорит: «Вот родишь ребенка, я сразу же прилечу за вами и привезу вас сюда.» Ничего не ответила ему. Промолчала. Не хватало еще вновь возвращаться к этому зверю в человечьем обличье. Нет уж! Да еще и в Зурбаган, где русских даже дети ненавидят! Как здесь жить-то? Да еще и с маленьким ребенком. Кто нас защитит? Беспомощных и бесправных. Мы сами, как-нибудь, проживем без такой «горячей» любви. Довез меня муж до аэропорта. Попрощались. У меня было такое чувство, что я прощаюсь с ним навсегда.
Мама встретила меня в Новосибирске. Все было хорошо. Мы все радовались тому, что я, наконец-то, беременна. И что скоро у родителей будет внук, а у брата - племянник.
На следующий день мы с мамой пошли к гинекологу. Врач послушала живот, вызвала «скорую» и сказала срочно везти меня в больницу. В больнице кардиомонитор тоже не определил сердцебиение плода. УЗИ показало, что это была девочка и лежала она головой вниз. Пуповина была перекручена и начала уже загнивать. Меня ждал сепсис и летальный исход. Вот что мне грозило! Смерть в двадцать пять лет!
Трое суток мучения. Распятия на кресле. Капельницы в обе руки, уколы в ноги. Голод полнейший. Глюкозу вливали и все. Так было плохо! Просто не высказать словами! Ночами мне ставили какое-то снотворное. Я не спала, просто была в каком-то полузабытьи... Дремала немного. И сквозь дрему слышала голос матери, бегающей вокруг роддома и кричащей во весь голос: «Мне никаких внуков не надо! Только спасите мою дочь!»
На следующие сутки подошла ко мне знакомая акушерка. Она работала здесь же, в приемном отделении. И спросила: «Какое твое последнее желание?»Я ответила: «Пусть похоронят меня в одном гробу с дочерью». Слез не было. Все выплакала.
Моя мама сразу, как я попала в больницу, позвонила мужу и сказала, чтоб он приехал со мной попрощаться. Его отпустили на службе. Но Слава побоялся, что его здесь мои родители просто четвертуют за меня. Но об этом я узнала гораздо позже, у его начальника.
Настали третьи сутки этого мытарства. Рядом со мной рожают живых и здоровых малышей. А я лежу, как истукан. И никак. Кое-как ухватились за головку щипцами и подвесили груз. Наконец-то, груз упал. Я рожаю и рожает моя соседка. Орем в два голоса. Нет никого. Праздник. Восьмое марта. Все ушли пить. Видимо, в подвал. Там спокойнее. Кто-то из беременных, видимо, нашел их.
Наконец-то, примчался врач. А потом и акушерка. Родить-то я родила с горем пополам. А вот пуповина никак не выходила. Мучились, мучились. Тщетно. Тогда они решили вызвать из подвала корейца-анестезиолога. Он там диссертацию писал.
Пришел анестезиолог и говорит: «Дать наркоз всегда успеем. Но тогда придется ей все женские органы удалить по кускам. Ей 25. Нет детей. И тогда не будет уже никогда. А если там кровотечение, то еще и ее потеряем. Давайте попробуем так вытащить. Все вместе. Я с одной стороны давлю ей на живот, ты с другой (он обращается к врачу), акушерка снизу тянет за пуповину, а роженица тужится изо всех сил. Все! Начали!»
Так и сделали. Все получилось. Только ребенка уже не вернуть...
Вывезла меня из родильного зала какая-то медсестра. Да еще и обругала меня нецензурной бранью, на чем свет стоит. В коридоре рядом с залом я лежала на каталке и ждала, когда закончится лекарство в капельнице.
Страшно хотелось есть. Трое суток у меня не было маковой росинки во рту. Это был второй этаж. А на первом этаже в моей палате в тумбочке лежало несколько плиток шоколада. Просила я, просила многих медиков, санитарок, пациентов… Но всем было не до меня. Слезы ручьями лились из глаз. Завтрак уже прошел, а до обеда было еще далеко. Как теперь жить без дочки? Немного снять стресс хотя бы шоколадом. Молилась я, молилась. И нашлась одна сердобольная душа, которая мне принесла шоколад. Господь услышал мои молитвы. Слава Богу!
Лежу я и жую этот шоколад со слезами вместе. Закончилась капельница. Ругают, что встала. Переводят в палату к роженицам. Вещи и продукты с первого этажа забрать не дают, а переводят в палату к роженицам. Удар страшнейший! Им приносят детей на кормежку. А я лежу и плачу, заткнув себе рот простыней. Под одеялом. Раз за разом приносят и приносят. А мне все хуже и хуже морально становится. Встаю. Иду на пост. Прошу перевести к беременным на первый этаж. Не положено, говорят. Прошу врача и слышу тот же ответ. Ну, выписывайте, тогда. У меня здесь просто крыша съедет. И придется долечиваться уже в психбольнице. Что делать? Как удрать-то отсюда без вещей в начале марта? Господи! Как мне быть?
Очередная варфоломеевская ночь в моей жизни началась. Сна нет никакого. Бесконечные кормления… Каждая роженица улюлюкает своего малыша, а я корчусь под одеялом от боли моральной и физической. Море слез! Если бы их тогда измерить, то вся палата была бы в воде! Жить не хотелось. Где взять силы жить и все это терпеть? Казалось, еще немного, еще чуть-чуть и я просто сойду с ума на нервной почве. А молоко бежит из груди и понять никак не хочет, что ребенка уже нет. Кормить некого. Да, путь один. Прямой наводкой из роддома в психушку.
К обеду следующего дня меня, все-таки, переводят к беременным. Родители мне притащили много разных вкусностей. Икру черную и красную, шоколад, конфеты, пирожные всякие, фрукты и прочее. Мне это все в горло не лезет. Все раздаю беременным. Им надо. А мне уже ничего не надо. В Азербайджан бы это все. Тогда хотелось. Сейчас уже поезд ушел. Придет ли следующий? И когда придет? И придет ли вообще он?
Сама грызу изредка только шоколад и без конца плачу. Скорей бы уже выписаться из этого идиотского роддома. Сказали бы, что ставить или пить. Сама себе бы уколы проставила. Правда, в вену, конечно, не смогу. А в ягодицу и в руку ставила себе. Неужели это испытание никогда не закончится?
В роддоме держали долго, так как лекарствами были подорваны печень и почки. Да и сильный стресс не способствовал быстрому восстановлению сил. Душевное опустошение тоже. Отсутствие аппетита…
Выписали, наконец-то. Дома тоже не легче. Лежу и плачу. Кусок в горло не лезет. Родила, а какая толстая была, такая и осталась. Сама себе противна стала. Почему я не бросила все и не уехала, чтобы спасти ребенка? Работа, стаж, декрет… Муж мизинца моего не стоит. Зачем такие жертвы было терпеть? Ради чего? А молоко бежит и бежит… Рекой…
Мама успокаивала меня, успокаивала. Да, видно, устала. Подошла ко мне, да как закричит: «Что ты лежишь? Ну-ка вставай! Возьми две простыни. Одной перетяни живот, а другой - грудь. Делай, что говорю! Живо! Совсем обабиться хочешь? В двадцать пять лет в старухи записаться? Еще этого не хватало. Ты - сильная. Все сможешь! Все переживем!»
Послушала я ее. Отрезвила она меня тогда. Стала потихоньку восстанавливаться. Восстановительный период был с месяц.
Потом я полетела в Азербайджан, чтобы забрать вещи и документы. Решить вопрос с работой.
Приезжаю в Гобустан. Муж ходит, как в воду опущенный. Кто кого еще должен жалеть? Большой вопрос. Начальник мужа мне без конца твердит, что отпускал его. Верю.
- Вы убедились, как этот Жутько вас любит? Я же предупреждал вас, что Жутько - г. на палочке.
«Да, думаю. Но вы мне тоже сто лет не нужны. И эта параллель мне сейчас никчему.»
Стала вещи собирать, а муж не дает. На колени опять упал, плачет. «Никуда не отпущу тебя. Теперь у нас точно дети еще будут».
На работе сказали, чтоб я доработала до отпуска, а там сама решу, что и как дальше. Отпуск должен быть в августе, а сейчас май… Долго ждать. Скоро мой день рождения. Мама вымолила у Бога мою жизнь. Молилась день и ночь. А материнская молитва со дна морского достает, говорят. Сильная она очень. Я в этом убедилась сама. На себе. В очередной раз я умирала, но осталась жива. Значит, так надо. Для чего-то. Господь мне дает еще шанс. Вера моя спасла меня. С маминой помощью. Мама рассказывала, что отец тоже очень сильно переживал за меня. Но только молчал все время. Сядет в кресло и сидит. Долго-долго молчит.
Муж стелется передо мной. Бросил пить. С работы приходит вовремя. Подарками забрасывает. Не обижает. Я держусь от него на расстоянии, но долго злиться не могу. Такой отходчивый у меня характер. Слишком мягкий, я бы сказала. Через какое-то время меня пригласила к себе в гости знакомая из соседнего ДОСа. Посидели с ней. Чаю попили. Угостила она меня печеньем, которое сама испекла. Предложила она мне на картах погадать. Я согласилась. Очень уж туманное будущее было у меня. Карты рассказали, что у мужа есть любовница, но любит он, все-таки, меня.
- Да и без карт, Ленка, я тебе расскажу это. Местная, гобустанская шлюха. Метиска. Родители ее погибли в автокатастрофе. Ее воспитывала бабушка. Еще учась в школе, она нагуляла себе дочь. Сейчас девочке пять лет. Теперь эта проститутка вешается на всех подряд. Но предпочтение отдает военным. Говорит, что цыганка ей в детстве нагадала, что она выйдет замуж за офицера. Закончила курсы секретарей-машинисток и везде совалась на работу. Из летной части жены летчиков ее за волосы вытащили. Так она в другую часть устроилась. Ее и оттуда с треском выперли, так она, когда узнала, что ты уехала рожать, к твоему прицепилась. У него не было сначала должности секретаря. Славка выбил такую должность у начальства, так как не успевал ничего на работе. Ввели эту должность, когда ты в Томске была. И она, сразу же, тут как тут. Нарисовалась. Искать не надо работников. Сама пришла. Сарафанная молва помогла. Жутько твой, когда узнал о случившемся, плакал, орал на весь подъезд. Такое было ощущение у соседей, что он об стенку головой бился. А на работе эта стервочка ему чай поднесла, пожалела его. Знала, что детей он очень любит. И дочку на работу таскать стала. Не мытьем, так катаньем взяла его в оборот. Приласкала, обогрела и повесилась на нем с руками и ногами. Ты же знаешь, мужики - слабый народ. Хотя дома бабка есть и есть кому сидеть с ребенком. Но она сделала ход конем. Мерзкая такая! Помнишь, менты ее по квартирам искали и к вам тоже приходили? Даже в шкафах искали.
