Лёха же так и остался сидеть на корточках. Однако стоило нам немного пройти вперед, как он вскочил, разбежался и со всей дури запрыгнул Трифонову на спину. Но тот нагнулся и враз сбросил Лёху через голову на землю. Лёха упал навзничь и замер.
Затем нехотя поднялся и стал тщательно отряхивать джинсы.
— Давай помогу, — предложил Трифонов.
— Нет уж, пусть Никитос, — Лёха повернулся ко мне спиной. Футболка вся перепачкалась в пыли и выглядела как тряпка.
Но только я поднял руку, Тифон вдруг как шлепнет ладонью ему между лопатками. Лёха аж подпрыгнул, обернулся, заметил его довольную ухмылку, и они снова стали гоняться, смеясь, и отвешивая друг другу пинки и подзатыльники. Всю дорогу. До тех пор, пока не дошли до Гариков
Сквер, где тусовались Гарики, находился между двумя серыми панельными домами. Подъездов на семь примерно. Узкая пешеходная дорожка с несколькими покорёженными лавочками с обеих сторон была засажена сиреневыми кустами. В одном конце сквера старые металлические качели и массивная черепаха-лазалка. В другом - деревянный столик и самодельные лавки.
В этот раз их было немного, человек десять всего. Музыка не играла. Они просто сидели на лавках, курили и вяло перекидывались обзывательствами. Двое пили пиво из банок, остальные завистливо поглядывали. Неприятные парни, настоящая гопота, с такими я бы даже в отместку маме связываться не стал.
Но пришлось поздороваться со всеми за руку. Высокий чувак в синей клубной куртке с выбритым под ноль затылком и длинными патлами спереди встал.
— Какими судьбами? — спросил он, обращаясь к Трифонову.
— Хорька ищем.
— Что-то ты запропал.
Тифон насмешливо и немного высокомерно прищурился.
— Дела были.
— Лады. А то, мало ли, обиду кинул, — парень смотрел на него настороженно, вероятно пытаясь угадать, что на самом деле скрывается за этой улыбочкой.
— Знаешь, Гарик, — довольно мирно сказал Тифон, — обида — это когда тебя твой друг подставляет, а когда человек никто и звать его никак, то пофиг.
Самоуверенность Тифона впечатляла. Но Гарик не только стерпел, а стал ещё и оправдываться.
— Походу напрягаешься. Слушай, забей. Это случайно получилось. Я тут ни при чём.
— За случайно бьют отчаянно, — полушутя ответил Трифонов и похлопал его по плечу, типа всё нормально.
— Хотите анекдот? — решил разрядить обстановку Лёха. — Короче, приходит в класс географичка практикантка, а там полный беспредел. Все на ушах стоят. Она такая: «Здравствуйте, дети», — Лёха голосом изобразил учительницу. — А дети ей: «Пошла вон». Ну, практикантка со слезами, соплями к директору. А директор, мол, сразу видно, что у вас никакого опыта общения с детьми нет. Нужно ведь сначала их удивить, заинтересовать. Ну и ломанулся сам в класс. Дверь с ноги и такой: «Здорово, мужики!». Дети: «Здорово». Директор им: «А слабо презик на глобус натянуть?». В классе замешательство: «А что такое глобус?». «А вот об этом, — Лёха сделал многозначительную паузу, — вам и расскажет новая учительница».
Когда дикий гогот немного стих, Трифонов спросил:
— Так что насчет Хорька?
— Они в лесу, в беседке, — сказал один из пацанов. — Я их час назад встретил, туда шли.
Лес был густой, смешанный и, по словам Тифона, простирался на многие километры от города, а узкие асфальтные дорожки уводили в настоящую чащу, где водились белки, зайцы и лисицы. Женщина из той крайней пятиэтажки, где я метался, когда заблудился, рассказывала Лёхе, что как-то рано утром под своими окнами она видела пасущегося лося. В самом же лесу лоси были явлением рядовым, и людей почти не боялись.
Пригородная часть леса условно разделялась на три зоны. «Культурно-оздоровительную», как назвал её Тифон, — для прогулок пенсионеров, собачников и семей с маленькими детьми. «Досуговую», с лавками, столиками и беседками, — место всевозможных массовых пьянок и пристанище алкоголиков, а также «жилую» — глухомань, где спали бомжи, наркоманы и водились маньяки.
Мы свернули от центральной аллеи вправо на одну из боковых дорожек. Затем ещё на одну. Но долго петлять не пришлось. Неподалёку от щита «Огонь разводить запрещено» стояла так называемая беседка. Четыре столба и на них крыша. Между столбами толстые поперечные балки, вдоль них доски лавок. Посредине сиротливый одноногий столик. На ближайшем невысоком деревце висело что-то странное. Я сначала подумал — бутылки, но потом пригляделся и понял, что это дохлые голуби. Штук пять или шесть. Омерзительная картина.
На столике сидел кудрявый парень, остальные двое или трое растянулись на лавках. Заметив нас, пацаны встревоженно повскакивали. Среди них я сразу увидел самого Хорька.
— Так, проверка документов. Никому не двигаться. Руки на стол, — издали прохрипел Трифонов строгим голосом.
— Чего это вы тут делаете? Опять клей нюхаете? — Лёха, шутя, отвесил крайнему подзатыльник.
И хотя хорьки Лёху с Тифоном узнали, менее испуганными не стали.
— Ладно, не дергайтесь, — Трифонов примирительно поднял ладонь. — Никакого напряга нет. Один вопрос и мы уходим.
Пацаны не пошевелились. Головы вжаты в плечи, руки в карманах.
— Покажи им телефон, — велел он мне.
Я достал Нокию.
— У кого из вас была эта трубка? — Тифон передал её Хорьку, а тот остальным.
— Ну, у меня, — сказал кудрявый. — Я случайно с Самсунгом перепутал. Но его уже нет, сестре отдал, а она подруге какой-то подарила. В общем, с концами.
— Этот где ты взял? — Трифонов резко развернулся к нему.
— Нашел.
— Ну, начинается. Слышь, ты не в ментовке, давай отвечай нормально, по-хорошему.
— Нет, реально нашел, — забеспокоился парень. — В тот же день. Когда…
Он осторожно покосился на меня.
— Даже симку выкинуть не успел.
— Да где нашел-то? — нетерпеливо встрял Лёха. — Чё ты тупенький такой?
— Возле ТЭЦ. Со стороны, где заброшка.
— Так просто посреди дороги и лежал? — продолжал допрос Лёха.
— Возле лаза в заборе валялся. Он желтый. Заметный.
— Типа, кто-то туда лез и выронил?
— Я хз, — парень пожал плечами. — Мне без разницы.
Мы переглянулись.
— Ладно, — бросил Тифон, с отвращением оглядывая дерево с голубями. — Живите. Если сможете.
— В смысле? — не понял Хорек.
— В том смысле, что торчки долго не живут, — пояснил Лёха, и мы оставили их в покое.
Но сразу в город не пошли. Минут десять петляли по узким тропинкам. Наконец выбрались на поросшую низким кустарником и травой просеку со здоровенными высоковольтными опорами ЛЭП, широконогими, устремленными острыми конусами в небо железными гигантами.
Один конец просеки уходил далеко-далеко, сливаясь с лесом и горизонтом, а другой заканчивался новенькой высоткой.
Здесь было намного свежее, чем в запыленном душном городе, а в воздухе явственно ощущалось наступление осени. То ли из-за запаха залежавшейся хвои, то ли из-за прохлады, время от времени приносимой ветром, то ли из-за неба, выглядевшего отсюда белее и выше, то ли дело было в тонюсеньких паутинках и пушистых, плавно покачивающихся колосках высокой травы. То ли во всем сразу.
А может, просто во мне в этот момент что-то переключилось. Только вышел на просеку и сразу почувствовал это, где-то в области солнечного сплетения. Какую-то необъяснимую тревогу и внезапную грусть, оттого что уже ничего не будет как прежде.
— Дальше не пойдем, — Тифон плюхнулся на бетонное основание вышки.
— Почему? — я опустился рядом.
— Аномальная зона, — таинственным голосом проговорил Лёха. — Там есть чёрная речка, где покойники всплывают, поляна невозврата и тропа самоубийц, все кто по ней проходил, потом через день или два с собой кончают.
— Слушай его больше, — фыркнул Тифон. — Он тебе сейчас ещё и про НЛО расскажет. Просто это наше место.
Они достали сигареты и закурили. Лёха садиться не стал.
— Раньше, когда мы были Командой семь, всегда здесь зависали, — с ностальгической улыбкой сказал Тифон, морщась от дыма. — Техники отрабатывали, ну и просто тусовались.
— Я раньше тоже хотел иметь свою Команду семь, — признался я.
Вспомнил, как лет в десять предлагал Боряну замутить нечто подобное. Но Наруто он предпочитал Спанч Боба.
Тифон продолжал улыбаться своим мыслям, и в такие моменты из-за не проходящего румянца на скулах выглядел по-девичьи смущенным.
— И мы не играли. Просто хотели стать самой непобедимой командой в мире.
— Зачем?
— Затем, чтобы иметь свою силу. В реальном мире — самый крутой скилл. Потому что тут нет магии, и тебя никто не похилит в случае чего.
— А как же мозг? — удивился я.
— А что мозг? — Тифон посмотрел на меня так, будто я с неба свалился. — Мозг никто не отменял. Вот оттого у людей и проблемы, что они вечно делают ставку на что-то одно.
— Да какая разница, на что делать ставку? — вмешался Лёха. — Цель всегда — бабло. А через какое место ты его получишь, вообще не важно. Потом всё равно купишь то, чего тебе недостает.
— Да что ты говоришь? — насмешливо прохрипел Тифон. — И где же взять столько бабла, чтобы не быть говнюком?
— Сам про себя такого никто не признает, а на мнение других, когда у тебя есть деньги, можно забить болт, — логика Лёхи звучала разумно.
— Ну, хорошо, а где их взять-то, эти деньги?
— Если есть сила, можешь отнять, а если мозги, то развести кого-нибудь.
— И на эти деньги купить совесть.
— Не, — Лёха скривился. — Совесть — это баг. Нафига её покупать?
— А что тогда делать человеку, у которого чуток силы и совсем немного мозга? — Тифон хитро прищурившись посмотрел на Лёху.
— Ну, в моём случае, ни то, ни другое не нужно, — Лёха горделиво поднял голову и расправил плечи. — За красоту люди сами всё отдают.
С этими словами он выбросил бычок в траву, ухватился за металлическую перекладину вышки и подтянулся. Закинул ноги, перевернулся и, поднявшись в полный рост, начал карабкаться ещё выше.
Тифон тоже докурил, встал и так же ловко полез следом. Его руки — сплошные мышцы и вены — впечатляли, хотя качком он вовсе не выглядел. Подтянулся на правой, перехватился левой, легко и просто: раз-два, раз-два, будто это не требовало никаких усилий. Немного завороженно я смотрел на них обоих, как на акробатов в цирке.
Лёха помахал мне:
— Давай к нам.
Забраться на вышку я, конечно же, мог, но, само собой, не так красиво. Кроме того, она казалась мне довольно опасной, и не только из-за высоты. На этих столбах крепились провода мощностью сотни киловольт. Шибанет — лишь пепел останется.
Подниматься слишком высоко Криворотов всё же не стал, уселся на горизонтальной планке и, прицелившись, плюнул на Тифона, но не попал, зато через несколько секунд, тот был уже рядом с ним. Я испугался, что они начнут толкаться, но у обоих хватило ума этого не делать.
Высота такая же относительная вещь, как время: снизу мне казалось, что ребята не так уж и высоко, но когда добрался до них и глянул на землю, внутри пробежал холодок.
Зато отсюда были отлично видны полосатые красно-белые трубы с одной стороны, и новенькая многоэтажка с противоположной. Линия электропередач приближалась к высотке чуть ли не вплотную, а затем уходила куда-то дальше, в сторону шумевшего за лесом шоссе.
Изловчившись, Лёха достал свой мобильник и принялся делать селфи.
— Как быть с Нокией? — вспомнил я о неприятном. — Там зарядки десять процентов осталось.
— Никак, — отозвался Тифон. — Выброси симку, а хочешь, и трубку тоже. Если провода нет, то и не нужна она тебе.
— Я про другое. Что делать с этой Яной?
— А что ты сделаешь? Нет, ну можешь, конечно, набрать ей и обрисовать ситуацию. Но реально. Человек просто потерял телефон. Те девки взрослые, пусть сами решают свои проблемы.
— Может, это и не они на фотке.
— Может, и не они, но какая разница?
— А если они, — сказал Лёха. — То пользуйся десятью процентами. Познакомься. Они ничё такие.
— А ТЭЦ это где?
— Вон ту трубу видишь? — Тифон махнул рукой в сторону горизонта. — Это ТЭЦ. Некоторые помещения неработающие. Заброшенные. В последний раз я летом туда залезал. С ребятами из другого района. Был когда-нибудь на заброшке?
— Нет.
— Ну, ты даешь! — воскликнул Лёха потрясенно. — Как можно дожить до семнадцати и не влезть на заброшку? Стоит один раз попробовать, и твоя жизнь уже никогда не будет прежней. Идем завтра?
Он с надеждой посмотрел на Тифона.
— Завтра у Зои день рождения.
— Точно, — Лёха шлепнул себя ладонью по лбу. — Тогда на неделе.
— На неделе можно.
Мы замолчали, и стало слышно, как от ветра шумит листва. Ребра стальной балки больно впивались в ладони и ляжки, но именно из-за этого, из-за этой тупой, медленно разрастающейся боли, из-за чистого глубокого неба, ветра, свежего осеннего воздуха и высоты, я внезапно в полной мере ощутил, что я есть. Открытие, достойное Капитана очевидность. Но никогда прежде у меня не было такого, чтобы хотелось удержать какой-то момент. Странное очень чувство вдруг накатило и подняло к проводам. Ещё вдох, и унесло бы до самого белого дыма из трубы.
И я подумал, что странно устроены люди, стремясь сбиваться в эти тесные городские коробки, чтобы жить друг у друга на головах, когда вокруг природа и полно свободного места. Этот вопрос меня интересовал уже давно. Но сколько я ни гуглил, кроме ответа, что человек существо социальное, ничего вразумительного так и не нашел.
— Интересно, почему люди не могут сами по себе? — я кивнул в сторону дома. — Многие ненавидят друг друга, но всё равно живут вместе. Некоторые вообще всех ненавидят, но никуда не уходят. Вон сколько леса кругом.
— Это ж какой гимор жить в лесу, — сказал Лёха. — А так за тебя уже всё сделано. Условия и удобства.
— Ну, а если представить, что ты попал в город, где и еда, и удобства, и всё работает, как надо, но никого нет?
— Да, он и пяти минут в таком городе не протянет, — хмыкнул Тифон. — Ему же зрители нужны.
— Очень даже протяну. Если там девчонки будут. Желательно красивые.
— Вообще никого. Как после Апокалипсиса, — держаться было неудобно, но парни сидели, и я тоже должен был. — Смотрел «Я — Легенда»? Вот так же, только без зомбаков.
— На самом деле, никто не сможет, — сказал Тифон. — Потому что всем зрители нужны, не только Лёхе. Особенно тем, кто ненавидит других. Кого они тогда будут ненавидеть? Самих себя? Вот от этого сходят с ума.
Он замолчал. Электрические провода над нами громко и назойливо гудели.
— Я ролик смотрел про заключенных в Алькатрассе. У них реально крышак едет. От того, что они перестают понимать, кто они и существуют ли на самом деле. Потому что только через других можно увидеть себя.
— Прикольно, — сказал я. — Но от этого менее странно не становится.
— Хорош грузить, — Лёха съехал с балки и повис на руках. — Лучше идем, пожрем чего-нибудь.
Он потащил нас в палатку с шаурмой, где на большущем вертеле крутился здоровенный обтрёпанный кусок мяса. Я никогда не пробовал шаурму, мама всегда шарахалась от палаточного общепита, как от проказы. Но в этот раз отказываться не стал, парни и так не понимали, почему я не курю.
Взяли по куску пузатого, напичканного всякой всячиной горячего лаваша и, запивая ледяной колой, стали есть прямо там, за палаткой. Неожиданно это оказалось очень вкусно.
Затем нехотя поднялся и стал тщательно отряхивать джинсы.
— Давай помогу, — предложил Трифонов.
— Нет уж, пусть Никитос, — Лёха повернулся ко мне спиной. Футболка вся перепачкалась в пыли и выглядела как тряпка.
Но только я поднял руку, Тифон вдруг как шлепнет ладонью ему между лопатками. Лёха аж подпрыгнул, обернулся, заметил его довольную ухмылку, и они снова стали гоняться, смеясь, и отвешивая друг другу пинки и подзатыльники. Всю дорогу. До тех пор, пока не дошли до Гариков
Сквер, где тусовались Гарики, находился между двумя серыми панельными домами. Подъездов на семь примерно. Узкая пешеходная дорожка с несколькими покорёженными лавочками с обеих сторон была засажена сиреневыми кустами. В одном конце сквера старые металлические качели и массивная черепаха-лазалка. В другом - деревянный столик и самодельные лавки.
В этот раз их было немного, человек десять всего. Музыка не играла. Они просто сидели на лавках, курили и вяло перекидывались обзывательствами. Двое пили пиво из банок, остальные завистливо поглядывали. Неприятные парни, настоящая гопота, с такими я бы даже в отместку маме связываться не стал.
Но пришлось поздороваться со всеми за руку. Высокий чувак в синей клубной куртке с выбритым под ноль затылком и длинными патлами спереди встал.
— Какими судьбами? — спросил он, обращаясь к Трифонову.
— Хорька ищем.
— Что-то ты запропал.
Тифон насмешливо и немного высокомерно прищурился.
— Дела были.
— Лады. А то, мало ли, обиду кинул, — парень смотрел на него настороженно, вероятно пытаясь угадать, что на самом деле скрывается за этой улыбочкой.
— Знаешь, Гарик, — довольно мирно сказал Тифон, — обида — это когда тебя твой друг подставляет, а когда человек никто и звать его никак, то пофиг.
Самоуверенность Тифона впечатляла. Но Гарик не только стерпел, а стал ещё и оправдываться.
— Походу напрягаешься. Слушай, забей. Это случайно получилось. Я тут ни при чём.
— За случайно бьют отчаянно, — полушутя ответил Трифонов и похлопал его по плечу, типа всё нормально.
— Хотите анекдот? — решил разрядить обстановку Лёха. — Короче, приходит в класс географичка практикантка, а там полный беспредел. Все на ушах стоят. Она такая: «Здравствуйте, дети», — Лёха голосом изобразил учительницу. — А дети ей: «Пошла вон». Ну, практикантка со слезами, соплями к директору. А директор, мол, сразу видно, что у вас никакого опыта общения с детьми нет. Нужно ведь сначала их удивить, заинтересовать. Ну и ломанулся сам в класс. Дверь с ноги и такой: «Здорово, мужики!». Дети: «Здорово». Директор им: «А слабо презик на глобус натянуть?». В классе замешательство: «А что такое глобус?». «А вот об этом, — Лёха сделал многозначительную паузу, — вам и расскажет новая учительница».
Когда дикий гогот немного стих, Трифонов спросил:
— Так что насчет Хорька?
— Они в лесу, в беседке, — сказал один из пацанов. — Я их час назад встретил, туда шли.
Лес был густой, смешанный и, по словам Тифона, простирался на многие километры от города, а узкие асфальтные дорожки уводили в настоящую чащу, где водились белки, зайцы и лисицы. Женщина из той крайней пятиэтажки, где я метался, когда заблудился, рассказывала Лёхе, что как-то рано утром под своими окнами она видела пасущегося лося. В самом же лесу лоси были явлением рядовым, и людей почти не боялись.
Пригородная часть леса условно разделялась на три зоны. «Культурно-оздоровительную», как назвал её Тифон, — для прогулок пенсионеров, собачников и семей с маленькими детьми. «Досуговую», с лавками, столиками и беседками, — место всевозможных массовых пьянок и пристанище алкоголиков, а также «жилую» — глухомань, где спали бомжи, наркоманы и водились маньяки.
Мы свернули от центральной аллеи вправо на одну из боковых дорожек. Затем ещё на одну. Но долго петлять не пришлось. Неподалёку от щита «Огонь разводить запрещено» стояла так называемая беседка. Четыре столба и на них крыша. Между столбами толстые поперечные балки, вдоль них доски лавок. Посредине сиротливый одноногий столик. На ближайшем невысоком деревце висело что-то странное. Я сначала подумал — бутылки, но потом пригляделся и понял, что это дохлые голуби. Штук пять или шесть. Омерзительная картина.
На столике сидел кудрявый парень, остальные двое или трое растянулись на лавках. Заметив нас, пацаны встревоженно повскакивали. Среди них я сразу увидел самого Хорька.
— Так, проверка документов. Никому не двигаться. Руки на стол, — издали прохрипел Трифонов строгим голосом.
— Чего это вы тут делаете? Опять клей нюхаете? — Лёха, шутя, отвесил крайнему подзатыльник.
И хотя хорьки Лёху с Тифоном узнали, менее испуганными не стали.
— Ладно, не дергайтесь, — Трифонов примирительно поднял ладонь. — Никакого напряга нет. Один вопрос и мы уходим.
Пацаны не пошевелились. Головы вжаты в плечи, руки в карманах.
— Покажи им телефон, — велел он мне.
Я достал Нокию.
— У кого из вас была эта трубка? — Тифон передал её Хорьку, а тот остальным.
— Ну, у меня, — сказал кудрявый. — Я случайно с Самсунгом перепутал. Но его уже нет, сестре отдал, а она подруге какой-то подарила. В общем, с концами.
— Этот где ты взял? — Трифонов резко развернулся к нему.
— Нашел.
— Ну, начинается. Слышь, ты не в ментовке, давай отвечай нормально, по-хорошему.
— Нет, реально нашел, — забеспокоился парень. — В тот же день. Когда…
Он осторожно покосился на меня.
— Даже симку выкинуть не успел.
— Да где нашел-то? — нетерпеливо встрял Лёха. — Чё ты тупенький такой?
— Возле ТЭЦ. Со стороны, где заброшка.
— Так просто посреди дороги и лежал? — продолжал допрос Лёха.
— Возле лаза в заборе валялся. Он желтый. Заметный.
— Типа, кто-то туда лез и выронил?
— Я хз, — парень пожал плечами. — Мне без разницы.
Мы переглянулись.
— Ладно, — бросил Тифон, с отвращением оглядывая дерево с голубями. — Живите. Если сможете.
— В смысле? — не понял Хорек.
— В том смысле, что торчки долго не живут, — пояснил Лёха, и мы оставили их в покое.
Но сразу в город не пошли. Минут десять петляли по узким тропинкам. Наконец выбрались на поросшую низким кустарником и травой просеку со здоровенными высоковольтными опорами ЛЭП, широконогими, устремленными острыми конусами в небо железными гигантами.
Один конец просеки уходил далеко-далеко, сливаясь с лесом и горизонтом, а другой заканчивался новенькой высоткой.
Здесь было намного свежее, чем в запыленном душном городе, а в воздухе явственно ощущалось наступление осени. То ли из-за запаха залежавшейся хвои, то ли из-за прохлады, время от времени приносимой ветром, то ли из-за неба, выглядевшего отсюда белее и выше, то ли дело было в тонюсеньких паутинках и пушистых, плавно покачивающихся колосках высокой травы. То ли во всем сразу.
А может, просто во мне в этот момент что-то переключилось. Только вышел на просеку и сразу почувствовал это, где-то в области солнечного сплетения. Какую-то необъяснимую тревогу и внезапную грусть, оттого что уже ничего не будет как прежде.
— Дальше не пойдем, — Тифон плюхнулся на бетонное основание вышки.
— Почему? — я опустился рядом.
— Аномальная зона, — таинственным голосом проговорил Лёха. — Там есть чёрная речка, где покойники всплывают, поляна невозврата и тропа самоубийц, все кто по ней проходил, потом через день или два с собой кончают.
— Слушай его больше, — фыркнул Тифон. — Он тебе сейчас ещё и про НЛО расскажет. Просто это наше место.
Они достали сигареты и закурили. Лёха садиться не стал.
— Раньше, когда мы были Командой семь, всегда здесь зависали, — с ностальгической улыбкой сказал Тифон, морщась от дыма. — Техники отрабатывали, ну и просто тусовались.
— Я раньше тоже хотел иметь свою Команду семь, — признался я.
Вспомнил, как лет в десять предлагал Боряну замутить нечто подобное. Но Наруто он предпочитал Спанч Боба.
Тифон продолжал улыбаться своим мыслям, и в такие моменты из-за не проходящего румянца на скулах выглядел по-девичьи смущенным.
— И мы не играли. Просто хотели стать самой непобедимой командой в мире.
— Зачем?
— Затем, чтобы иметь свою силу. В реальном мире — самый крутой скилл. Потому что тут нет магии, и тебя никто не похилит в случае чего.
— А как же мозг? — удивился я.
— А что мозг? — Тифон посмотрел на меня так, будто я с неба свалился. — Мозг никто не отменял. Вот оттого у людей и проблемы, что они вечно делают ставку на что-то одно.
— Да какая разница, на что делать ставку? — вмешался Лёха. — Цель всегда — бабло. А через какое место ты его получишь, вообще не важно. Потом всё равно купишь то, чего тебе недостает.
— Да что ты говоришь? — насмешливо прохрипел Тифон. — И где же взять столько бабла, чтобы не быть говнюком?
— Сам про себя такого никто не признает, а на мнение других, когда у тебя есть деньги, можно забить болт, — логика Лёхи звучала разумно.
— Ну, хорошо, а где их взять-то, эти деньги?
— Если есть сила, можешь отнять, а если мозги, то развести кого-нибудь.
— И на эти деньги купить совесть.
— Не, — Лёха скривился. — Совесть — это баг. Нафига её покупать?
— А что тогда делать человеку, у которого чуток силы и совсем немного мозга? — Тифон хитро прищурившись посмотрел на Лёху.
— Ну, в моём случае, ни то, ни другое не нужно, — Лёха горделиво поднял голову и расправил плечи. — За красоту люди сами всё отдают.
С этими словами он выбросил бычок в траву, ухватился за металлическую перекладину вышки и подтянулся. Закинул ноги, перевернулся и, поднявшись в полный рост, начал карабкаться ещё выше.
Тифон тоже докурил, встал и так же ловко полез следом. Его руки — сплошные мышцы и вены — впечатляли, хотя качком он вовсе не выглядел. Подтянулся на правой, перехватился левой, легко и просто: раз-два, раз-два, будто это не требовало никаких усилий. Немного завороженно я смотрел на них обоих, как на акробатов в цирке.
Лёха помахал мне:
— Давай к нам.
Забраться на вышку я, конечно же, мог, но, само собой, не так красиво. Кроме того, она казалась мне довольно опасной, и не только из-за высоты. На этих столбах крепились провода мощностью сотни киловольт. Шибанет — лишь пепел останется.
Подниматься слишком высоко Криворотов всё же не стал, уселся на горизонтальной планке и, прицелившись, плюнул на Тифона, но не попал, зато через несколько секунд, тот был уже рядом с ним. Я испугался, что они начнут толкаться, но у обоих хватило ума этого не делать.
Высота такая же относительная вещь, как время: снизу мне казалось, что ребята не так уж и высоко, но когда добрался до них и глянул на землю, внутри пробежал холодок.
Зато отсюда были отлично видны полосатые красно-белые трубы с одной стороны, и новенькая многоэтажка с противоположной. Линия электропередач приближалась к высотке чуть ли не вплотную, а затем уходила куда-то дальше, в сторону шумевшего за лесом шоссе.
Изловчившись, Лёха достал свой мобильник и принялся делать селфи.
— Как быть с Нокией? — вспомнил я о неприятном. — Там зарядки десять процентов осталось.
— Никак, — отозвался Тифон. — Выброси симку, а хочешь, и трубку тоже. Если провода нет, то и не нужна она тебе.
— Я про другое. Что делать с этой Яной?
— А что ты сделаешь? Нет, ну можешь, конечно, набрать ей и обрисовать ситуацию. Но реально. Человек просто потерял телефон. Те девки взрослые, пусть сами решают свои проблемы.
— Может, это и не они на фотке.
— Может, и не они, но какая разница?
— А если они, — сказал Лёха. — То пользуйся десятью процентами. Познакомься. Они ничё такие.
— А ТЭЦ это где?
— Вон ту трубу видишь? — Тифон махнул рукой в сторону горизонта. — Это ТЭЦ. Некоторые помещения неработающие. Заброшенные. В последний раз я летом туда залезал. С ребятами из другого района. Был когда-нибудь на заброшке?
— Нет.
— Ну, ты даешь! — воскликнул Лёха потрясенно. — Как можно дожить до семнадцати и не влезть на заброшку? Стоит один раз попробовать, и твоя жизнь уже никогда не будет прежней. Идем завтра?
Он с надеждой посмотрел на Тифона.
— Завтра у Зои день рождения.
— Точно, — Лёха шлепнул себя ладонью по лбу. — Тогда на неделе.
— На неделе можно.
Мы замолчали, и стало слышно, как от ветра шумит листва. Ребра стальной балки больно впивались в ладони и ляжки, но именно из-за этого, из-за этой тупой, медленно разрастающейся боли, из-за чистого глубокого неба, ветра, свежего осеннего воздуха и высоты, я внезапно в полной мере ощутил, что я есть. Открытие, достойное Капитана очевидность. Но никогда прежде у меня не было такого, чтобы хотелось удержать какой-то момент. Странное очень чувство вдруг накатило и подняло к проводам. Ещё вдох, и унесло бы до самого белого дыма из трубы.
И я подумал, что странно устроены люди, стремясь сбиваться в эти тесные городские коробки, чтобы жить друг у друга на головах, когда вокруг природа и полно свободного места. Этот вопрос меня интересовал уже давно. Но сколько я ни гуглил, кроме ответа, что человек существо социальное, ничего вразумительного так и не нашел.
— Интересно, почему люди не могут сами по себе? — я кивнул в сторону дома. — Многие ненавидят друг друга, но всё равно живут вместе. Некоторые вообще всех ненавидят, но никуда не уходят. Вон сколько леса кругом.
— Это ж какой гимор жить в лесу, — сказал Лёха. — А так за тебя уже всё сделано. Условия и удобства.
— Ну, а если представить, что ты попал в город, где и еда, и удобства, и всё работает, как надо, но никого нет?
— Да, он и пяти минут в таком городе не протянет, — хмыкнул Тифон. — Ему же зрители нужны.
— Очень даже протяну. Если там девчонки будут. Желательно красивые.
— Вообще никого. Как после Апокалипсиса, — держаться было неудобно, но парни сидели, и я тоже должен был. — Смотрел «Я — Легенда»? Вот так же, только без зомбаков.
— На самом деле, никто не сможет, — сказал Тифон. — Потому что всем зрители нужны, не только Лёхе. Особенно тем, кто ненавидит других. Кого они тогда будут ненавидеть? Самих себя? Вот от этого сходят с ума.
Он замолчал. Электрические провода над нами громко и назойливо гудели.
— Я ролик смотрел про заключенных в Алькатрассе. У них реально крышак едет. От того, что они перестают понимать, кто они и существуют ли на самом деле. Потому что только через других можно увидеть себя.
— Прикольно, — сказал я. — Но от этого менее странно не становится.
— Хорош грузить, — Лёха съехал с балки и повис на руках. — Лучше идем, пожрем чего-нибудь.
Он потащил нас в палатку с шаурмой, где на большущем вертеле крутился здоровенный обтрёпанный кусок мяса. Я никогда не пробовал шаурму, мама всегда шарахалась от палаточного общепита, как от проказы. Но в этот раз отказываться не стал, парни и так не понимали, почему я не курю.
Взяли по куску пузатого, напичканного всякой всячиной горячего лаваша и, запивая ледяной колой, стали есть прямо там, за палаткой. Неожиданно это оказалось очень вкусно.
