Лесное озеро или тайна мертвой девушки.
В давние времена, когда по всей земле славянской идолы стояли, а люди верили в многобожие, случилась и эта история. В те времена на полях трудились женщины с детьми своими, собирая богатый урожай, что даровала им богиня плодородия. Каждую весну ей приносили богатую жертву, чтобы она благословила землю для людей. Так было заведено и те, кто чтил ее заветы всегда были сыты.
Время шло, многое изменилось, обряды уходили в глубину веков, все чаще замещаясь религией одного бога. Страдала и богиня плодородия, принося голод и разруху. И вот в один такой пустой год трудились женщины на земле, чтобы собрать хоть что-то для скотины своей на корм. Помогали там и дети, что по хозяйству были не задействованы.
Загулялась девчушка там одна лет эдак семи, как вдруг подняла она глаза к небу, и заметила две спелые груши, что качались на ветру, просачиваясь сквозь вялую листву. Так ей захотелось съесть их, но как заполучить такой подарок не порвав платьице, что мамочка для нее сшила, она не знала. В поисках подмоги она оглянулась по сторонам и заприметила соседку, что суетилась там неподалеку с корзиной перезревших груш.
– Ольга! – позвала девчушка что было сил. – Пойди сюда, помоги на дерево залезть.
Соседка не сразу услышала призыв девчушки, а когда услышала, обернулась на голос да так и выронила корзину из рук своих натруженных, рот открылся в немом крике, но девчушка ничего не услышала. Сзади нее, прямо за спиной раздалось незнакомое шипение. То не змея была уж точно она знала, а потом на ее плечо легла когтистая рука, с длинными, корявыми пальцами. Не побоялась она обернуться, чтобы встретить свою смерть лицом к лицу и обомлела в момент. Перед ней стояла женщина, без волос и бровей, высока и сухая, как полусгнившая веточка. Одета она была в оборванный балахон, ноги ее были все в крови.
– Должок! – проскрипела она еле слышно.
– Ч-что? – пропищала девчушка, стараясь скинуть когтистую лапу со своего плеча.
Не успела эта женщина ответить, тут же кинулась на помощь девочке соседка, что были в корзине у нее груши все пошли в бой, била она прицельно, стараясь отвлечь внимание женщины на себя и, как только ей удалось это сделать, девчушка кинулась прочь, что было мочи и не смела она оборачиваться, так как слышала горячее, затхлое дыхание у себя за спиной.
– Поди прочь! – не унималась Ольга, грозясь бросить не только грушу, но и корзину если понадобится. Затем с презрением словно выплюнула, – Полудница!
Тут девочка и поняла от какой опасности бежала. Полудницы заманивали уставших путников на поля, под солнце, чтобы заморить их, усыпить и убить, напившись крови свежей. Тогда полудница становилась вновь привлекательной молодой женщиной.
– Неправда. – прохрипела она и растворилась в воздухе. Тогда-то девочка и осмелилась перевести дух. Она с такой благодарностью вцепилась в Ольгу, что никто на свете не смог бы ее оторвать без боя. Слезы сами текли по ее красным щечкам, а из-за сбивчивого дыхания она не могла вымолвить и слова. Ольга ее успокаивала, гладя по трясущимся плечам да приговаривала, что теперь все позади и беспокоиться не о чем.
– Я груши хотела сорвать. – призналась девчушка все еще размазывая слезы по лицу.
Ольга задумалась на минутку. Опасливо озираясь по сторонам, а потом решительно повела девочку назад, к злосчастному дереву.
– Пошли. – коротко приказала она и девочка послушалась ее, Ольга была старше ее, почти замужняя, а значит в обиду не даст. Тем более уже один раз она отбила ее от от полудницы.
Так рассуждала девчушка, плетясь за ней следом. Страх хоть немного и отступил, но в любой момент мог вновь ощериться, выбираясь из потайных уголков ее души, но девчушка старалась гнать эти мысли от себя, просто переставляя ноги. Правая, левая и главное не поднимать головы, чтобы не встретится взглядом с неизведанным.
– Где твои груши?! – деловито осведомилась Ольга, собирая ранее разбросанные груши из корзины. – Ищи быстрее и пошли к народу, мамка твоя волнуется поди.
Девчушка уже не обращала внимания на свое новое платьице, быстро взобралась на ветки, прыгая с одной на другую и добралась наконец до спелых плодов. И только собралась она обратно спускаться как полуденный знойный ветерок принес сухие слова женщины «Должок!»
– Она возвращается. – пропищала девчушка, ловко спрыгивая на землю.
– Вижу. – пробубнила Ольга, выбирая ветку поувесистей. Она готовилась дать бой, чтобы вновь отогнать демона.
Как только женщина приблизилась к ним, Ольга прошипела сквозь зубы, решительно отбрасывая толстую русую косу за спину:
– Мы тебе так просто не сдадимся.
Женщина смотрела на обоих и лишь печально покачала головой. Затем переместилась в тень дерева, протягивая когтистую руку к девушкам. А в руке этой пергамент желтый был зажат.
– Должок! – опять повторила она. – Позабыли, бросили!
Пригляделась Ольга к пергаменту и рухнула на колени перед женщиной. Девчушка ничего не понимая повторила следом, только покрепче сжала груши в ручках. Читать она еще была не обучена, но разглядеть успела древние символы, на которых лет сто уже никто не говорил.
– Прости нас, матушка! Но что мы можем сделать для тебя?!
А дальше… Что дальше было доподлинно неизвестно. Шептались они долго, до самой вечерней зорки, но известно, что в тот памятный день замкнулся ведьмин круг, а богине плодородия вновь стали приносить дары ее почитатели – ведьмы земли.
Из воспоминаний верховной ведьмы Проскофьи. Приблизительная дата писания 14 век.
Наши дни…
Совсем скоро в моей жизни наступит тот самый сладкий возраст, когда жизнь засверкает новыми красками и открытиями. Мне исполниться целых восемнадцать лет, а это кое-что да значит. Не сказать, что моя юность была наполнена лишь одними полутонами, но радужной ее нельзя назвать. Так случилось, что родители погибли в автокатастрофе, когда мне исполнилось шесть лет и с тех пор воспитанием занимались мои бабушка и дедушка.
Я прекрасно помню тот дождливый вечер октября. Мы должны были отправиться в самое первое путешествие по нашей необъятной стране, я помню, как рисовала несколько дней карту с достопримечательностями, которые собирались посетить за это время, но планам не суждено было сбыться. Мои мама и папа погибли по вине встречной машины, за рулем которой сидел нетрезвый водитель, столкновение «лоб в лоб» на скорости пережила только я. Сильный удар, крик мамы, последнее дыхание папы и огонь, который распространялся слишком быстро. Его языки щекотали мои ноги, оставив шрамы на всю оставшуюся жизнь, как будто я этот день могла бы забыть когда-нибудь. Если бы не водители проезжающие по этой же трассе, то мои восемнадцать я встретила явно не на этом свете. После череды больниц, социальных служб, теток с начесом на голове и заведомо наигранным ласковым голосом, я наконец оказалась у бабушки с дедушкой дома. Они тогда еще были молоды, занимали неплохие должности и имели стабильный доход. И только после этого от меня наконец отстали, оставив переживать свое горе в покое и тишине. Я к тому времени напрочь отказывалась разговаривать, все чаще просыпалась от кошмаров, которые вновь и вновь возвращали в тот дождливый вечер октября. Мои родные не спешили и слова насильно не пытались вытащить, проявив чуткость к такому горю, а потом я сама позвала бабушку, спустя почти год после аварии. Это случилось при довольно забавных обстоятельствах, соседка выпустила гусей на выпас, а я имела честь проходить мимо, когда один из них со злостным шипением погнался за мной, так и норовя ущипнуть да побольнее. Вот тут на всю деревню я и заорала, что было мочи.
Ну, а дальше детство и юность прошли куда спокойнее. Ах, да, еще с того самого дня под охрану от злых гусей и прочей живности взял меня Андрейка, мой самый лучший друг.
Вот с ним и еще с несколькими ребятами мы и собирались встретить мое совершеннолетие в лесу, под песни с гитарой, костром, ароматными шашлыками и самыми летними воспоминаниями, которые увезем каждый в свой уголок. Я поеду учиться на врача, Андрейка уже зачислен на первый курс авиационного института.
И вроде все идет своим чередом, все мы взрослеем и улетаем из родительского гнезда. Но все равно как-то грустно. Жизни не представляю без утренних бабушкиных пирогов и холодного морса, без походов в лес за грибами в дождливую погоду, без малинового варенья и теплых бабушкиных рук. Ведь у меня никого кроме нее не осталось, дедушка умер скоропостижно еще когда мне было немного за шестнадцать лет. И тут вновь надо расставаться надолго.
Бабушка громко вздыхала каждый раз, как разговор сворачивал к теме моего обучения, вроде бы и понимала все, но отпускать не хотела. Один такой разговор состоялся накануне моего совершеннолетия. Как и всегда, после ужина мы с ба занимались сортировкой просьб от посетителей у нее в приемной. Собственно, это была маленькая комнатка, где помещался огромных размеров дубовый стол с компьютером и огромной кипой бумаг, тремя стульями с мягкими сидушками для посетителей, что стояли в рядок у самой двери и кресло для меня. Уж очень часто я заменяла полноценную секретаршу, а посему требовала некоторого комфорта, ну, или мне просто нравилось чувствовать себя особенной. Ведь посетители зачастую засыпали меня вопросами, ответы на которые я не всегда могла дать оперативно. Вот и приходилось нагонять на себя важности.
– Ох, Софийка, чувствую я что все в твоей жизни изменится и ничего сделать я не успею. – погладив меня по волосам, ласково продолжала она говорить, одним глазом просматривая посетителей на завтрашний день. – Вдруг тебя обидит кто? Ты же смолчишь, знаю я твой характер мягкий, а в больших городах надо быть понаглее, чтобы никто не узнал твои слабости.
Я в очередной раз посмотрела на нее с легкой примесью неверия и укора, встала из-за стола и подошла к окну, где уже смеркалось. Вечера в деревне наступали куда раньше, а звезды светили куда ярче. Даже в самую темную ночь не заблудишься. Любила я эту часть суток, такая таинственная и восхитительна в своей простоте.
– Ну, кто меня обидит? Кому я нужна там буду? Андрейка далеко, а никого другого из друзей мне не надо. Учеба – вот зачем я поступаю туда, а когда выучусь смогу лечить тебя. – тут я слукавила, потому как моя бабушка и сама кого хочет вылечит.
Она в деревне сродни ворожеи или знахарки. В войну помогала солдатам раны лечить, да прятала особенно тяжелых до выздоровления. Так дедушку и повстречала, можно сказать подарила ему вторую жизнь. Лихие времена уже прошли давно, курганы заросли мхом, а горе притупилось, но знания бабушка оставила и применяет их по назначению. Кому внучка подлечить, кому хворь отвести, а тут и роды принять, если скорая помощь не успевает. В общем, ценили и уважали мою бабушку всей деревней.
– Мало ты пороху нюхала, это я тебе сейчас не как бабушка говорю, а как простая женщина с опытом. Людей много, все разные и пакости приделать могут, и просто обидеть словом черным, а ты все к сердцу да к сердцу, а оно у тебя и так слабенькое.
– Вот поэтому я и не буду заводить лишних знакомств. Да и созваниваться будем с тобой хоть каждый день. – отойдя от окна, продолжила свою мысль.
Тут в комнату вбежала наше полосатое счастье по кличке Манька, запрыгнув ко мне на колени, удобно примостилась, чтобы мордочка смотрела на всех участвующих в разговоре. Вот такая она всегда. И как только животные чувствуют тревогу?!
– Ладно тебе, ба! Все будет хорошо, тем более до отъезда еще целых десять дней. – я замолчала, давая понять, что разговор окончен. Маня замурчала, игриво подсунув свою хитрую моську к руке. Намек был понят правильно, и я пошла на кухню за очередной порцией еды.
Вообще наша деревня мало походила на почти опустевшую деревушку с перекошенными деревянными домами и полудохлой скотиной. Это была современная деревня с каменными домами коттеджами, садиком и школой, даже имелась своя больница, правда, работала своеобразно. Поэтому посетителей у бабушки не убывало, а в период обострения болезней даже прибывало. Вот бабушка и злилась на меня, что я решила поступать на врача общей практики, ведь она с детства порывалась передать все свои знания мне, к слову, многому она все же научила, но я жила медициной и не видела себя ни в какой другой профессии. В конце концов бабушка смирилась и даже согласилась помочь мне с выбором специализации. Ура! А перед самым заселением еще и договорилась с женщиной в обмен на свои услуги, которые стоили не мало, подселить меня в квартиру. «Чтоб быть под присмотром!» – нахмурив брови всегда заверяла меня она и успокаивала, что это до тех пор, пока я не встану на ноги крепко.
А мне было страшно признаться, что я и сама боялась перспектив большого города и с радостью перевелась бы на заочное отделение, если бы это было возможно. Но врачом по интернету не стать, точнее сказать хорошим врачом, именно таким я и собиралась быть.
Все эти мысли роились у меня в голове практически все лето и чем ближе дата отъезда, тем сильнее я начинала переживать, мечась из комнаты в комнату, собирала мелочи, приятные сердцу. А комнат у нас было много. Бабушка с дедушкой еще когда-то давно построили двухэтажный коттедж, в котором нашелся уголок для каждого из нас. Мне отвели две комнаты, где я могла отдыхать или дурачиться с подружками. Комната для посетителей бабушки была рядом с ее лабораторией, в которой она хранила настои, отвары, сухие пучки трав и вытяжки из растений. Там же можно было и найти животный материал. Собственно, с этой комнаты и началось мое знакомство с лечением. Для дедушки отвели целый гараж, в котором он мог пропадать с утра до поздней ночи. Он у нас был инженером на автомобильном заводе и вторая его любовь, помимо бабушки – это машины. А вот приусадебным участком было принято заниматься сообща, а иначе в одиночку да в борьбе со злостными сорняками потерпели бы неудачу.
Мой друг Андрейка жил напротив нашего дома почти в аналогичном особняке, его дедушка тоже работал на заводе. Родители работали в научном институте и часто привозили его пожить у бабушки с дедушкой, а после переезда за границу и вовсе оставили навсегда. Но он нисколько не обижался на них. Давно прошло время безграничной и слепой любви к родителям. Он прежде всего не хотел становиться для них обузой, чтобы они не корили себя за нереализованные надежды. Так он рассуждал в слух, а что творилось в этот момент у него в душе никому неизвестно. Не смотря на свой легкий и веселый характер, Андрей предпочитал больше слушать, чем говорить и это качество я в нем ценила как никто другой. Видимо, это нас сблизило и в подростковом возрасте позволив провести дружбу сквозь года и даже университеты не должны были разделить нас. Всего пять часов на поезде, и мы вновь можем лазить по крышам, есть вредную еду и рассуждать о жизни.
– Софийка, – позвала меня бабушка, отвлекая от грустных мыслей и новых перспектив. – К тебе пришел твой друг и не понятно, что ему так поздно понадобилось здесь.
Когда я выбежала из кухни, где кормила Маньку, то тут же натолкнулась на угловатую улыбку лучшего друга и загадочный взгляд моей бабушки, которая подозрительно относилась ко всему, что касалось парней.
Пролог.
В давние времена, когда по всей земле славянской идолы стояли, а люди верили в многобожие, случилась и эта история. В те времена на полях трудились женщины с детьми своими, собирая богатый урожай, что даровала им богиня плодородия. Каждую весну ей приносили богатую жертву, чтобы она благословила землю для людей. Так было заведено и те, кто чтил ее заветы всегда были сыты.
Время шло, многое изменилось, обряды уходили в глубину веков, все чаще замещаясь религией одного бога. Страдала и богиня плодородия, принося голод и разруху. И вот в один такой пустой год трудились женщины на земле, чтобы собрать хоть что-то для скотины своей на корм. Помогали там и дети, что по хозяйству были не задействованы.
Загулялась девчушка там одна лет эдак семи, как вдруг подняла она глаза к небу, и заметила две спелые груши, что качались на ветру, просачиваясь сквозь вялую листву. Так ей захотелось съесть их, но как заполучить такой подарок не порвав платьице, что мамочка для нее сшила, она не знала. В поисках подмоги она оглянулась по сторонам и заприметила соседку, что суетилась там неподалеку с корзиной перезревших груш.
– Ольга! – позвала девчушка что было сил. – Пойди сюда, помоги на дерево залезть.
Соседка не сразу услышала призыв девчушки, а когда услышала, обернулась на голос да так и выронила корзину из рук своих натруженных, рот открылся в немом крике, но девчушка ничего не услышала. Сзади нее, прямо за спиной раздалось незнакомое шипение. То не змея была уж точно она знала, а потом на ее плечо легла когтистая рука, с длинными, корявыми пальцами. Не побоялась она обернуться, чтобы встретить свою смерть лицом к лицу и обомлела в момент. Перед ней стояла женщина, без волос и бровей, высока и сухая, как полусгнившая веточка. Одета она была в оборванный балахон, ноги ее были все в крови.
– Должок! – проскрипела она еле слышно.
– Ч-что? – пропищала девчушка, стараясь скинуть когтистую лапу со своего плеча.
Не успела эта женщина ответить, тут же кинулась на помощь девочке соседка, что были в корзине у нее груши все пошли в бой, била она прицельно, стараясь отвлечь внимание женщины на себя и, как только ей удалось это сделать, девчушка кинулась прочь, что было мочи и не смела она оборачиваться, так как слышала горячее, затхлое дыхание у себя за спиной.
– Поди прочь! – не унималась Ольга, грозясь бросить не только грушу, но и корзину если понадобится. Затем с презрением словно выплюнула, – Полудница!
Тут девочка и поняла от какой опасности бежала. Полудницы заманивали уставших путников на поля, под солнце, чтобы заморить их, усыпить и убить, напившись крови свежей. Тогда полудница становилась вновь привлекательной молодой женщиной.
– Неправда. – прохрипела она и растворилась в воздухе. Тогда-то девочка и осмелилась перевести дух. Она с такой благодарностью вцепилась в Ольгу, что никто на свете не смог бы ее оторвать без боя. Слезы сами текли по ее красным щечкам, а из-за сбивчивого дыхания она не могла вымолвить и слова. Ольга ее успокаивала, гладя по трясущимся плечам да приговаривала, что теперь все позади и беспокоиться не о чем.
– Я груши хотела сорвать. – призналась девчушка все еще размазывая слезы по лицу.
Ольга задумалась на минутку. Опасливо озираясь по сторонам, а потом решительно повела девочку назад, к злосчастному дереву.
– Пошли. – коротко приказала она и девочка послушалась ее, Ольга была старше ее, почти замужняя, а значит в обиду не даст. Тем более уже один раз она отбила ее от от полудницы.
Так рассуждала девчушка, плетясь за ней следом. Страх хоть немного и отступил, но в любой момент мог вновь ощериться, выбираясь из потайных уголков ее души, но девчушка старалась гнать эти мысли от себя, просто переставляя ноги. Правая, левая и главное не поднимать головы, чтобы не встретится взглядом с неизведанным.
– Где твои груши?! – деловито осведомилась Ольга, собирая ранее разбросанные груши из корзины. – Ищи быстрее и пошли к народу, мамка твоя волнуется поди.
Девчушка уже не обращала внимания на свое новое платьице, быстро взобралась на ветки, прыгая с одной на другую и добралась наконец до спелых плодов. И только собралась она обратно спускаться как полуденный знойный ветерок принес сухие слова женщины «Должок!»
– Она возвращается. – пропищала девчушка, ловко спрыгивая на землю.
– Вижу. – пробубнила Ольга, выбирая ветку поувесистей. Она готовилась дать бой, чтобы вновь отогнать демона.
Как только женщина приблизилась к ним, Ольга прошипела сквозь зубы, решительно отбрасывая толстую русую косу за спину:
– Мы тебе так просто не сдадимся.
Женщина смотрела на обоих и лишь печально покачала головой. Затем переместилась в тень дерева, протягивая когтистую руку к девушкам. А в руке этой пергамент желтый был зажат.
– Должок! – опять повторила она. – Позабыли, бросили!
Пригляделась Ольга к пергаменту и рухнула на колени перед женщиной. Девчушка ничего не понимая повторила следом, только покрепче сжала груши в ручках. Читать она еще была не обучена, но разглядеть успела древние символы, на которых лет сто уже никто не говорил.
– Прости нас, матушка! Но что мы можем сделать для тебя?!
А дальше… Что дальше было доподлинно неизвестно. Шептались они долго, до самой вечерней зорки, но известно, что в тот памятный день замкнулся ведьмин круг, а богине плодородия вновь стали приносить дары ее почитатели – ведьмы земли.
Из воспоминаний верховной ведьмы Проскофьи. Приблизительная дата писания 14 век.
Глава 1. «Хороший отдых дело рук самих отдыхающих.»
Наши дни…
Совсем скоро в моей жизни наступит тот самый сладкий возраст, когда жизнь засверкает новыми красками и открытиями. Мне исполниться целых восемнадцать лет, а это кое-что да значит. Не сказать, что моя юность была наполнена лишь одними полутонами, но радужной ее нельзя назвать. Так случилось, что родители погибли в автокатастрофе, когда мне исполнилось шесть лет и с тех пор воспитанием занимались мои бабушка и дедушка.
Я прекрасно помню тот дождливый вечер октября. Мы должны были отправиться в самое первое путешествие по нашей необъятной стране, я помню, как рисовала несколько дней карту с достопримечательностями, которые собирались посетить за это время, но планам не суждено было сбыться. Мои мама и папа погибли по вине встречной машины, за рулем которой сидел нетрезвый водитель, столкновение «лоб в лоб» на скорости пережила только я. Сильный удар, крик мамы, последнее дыхание папы и огонь, который распространялся слишком быстро. Его языки щекотали мои ноги, оставив шрамы на всю оставшуюся жизнь, как будто я этот день могла бы забыть когда-нибудь. Если бы не водители проезжающие по этой же трассе, то мои восемнадцать я встретила явно не на этом свете. После череды больниц, социальных служб, теток с начесом на голове и заведомо наигранным ласковым голосом, я наконец оказалась у бабушки с дедушкой дома. Они тогда еще были молоды, занимали неплохие должности и имели стабильный доход. И только после этого от меня наконец отстали, оставив переживать свое горе в покое и тишине. Я к тому времени напрочь отказывалась разговаривать, все чаще просыпалась от кошмаров, которые вновь и вновь возвращали в тот дождливый вечер октября. Мои родные не спешили и слова насильно не пытались вытащить, проявив чуткость к такому горю, а потом я сама позвала бабушку, спустя почти год после аварии. Это случилось при довольно забавных обстоятельствах, соседка выпустила гусей на выпас, а я имела честь проходить мимо, когда один из них со злостным шипением погнался за мной, так и норовя ущипнуть да побольнее. Вот тут на всю деревню я и заорала, что было мочи.
Ну, а дальше детство и юность прошли куда спокойнее. Ах, да, еще с того самого дня под охрану от злых гусей и прочей живности взял меня Андрейка, мой самый лучший друг.
Вот с ним и еще с несколькими ребятами мы и собирались встретить мое совершеннолетие в лесу, под песни с гитарой, костром, ароматными шашлыками и самыми летними воспоминаниями, которые увезем каждый в свой уголок. Я поеду учиться на врача, Андрейка уже зачислен на первый курс авиационного института.
И вроде все идет своим чередом, все мы взрослеем и улетаем из родительского гнезда. Но все равно как-то грустно. Жизни не представляю без утренних бабушкиных пирогов и холодного морса, без походов в лес за грибами в дождливую погоду, без малинового варенья и теплых бабушкиных рук. Ведь у меня никого кроме нее не осталось, дедушка умер скоропостижно еще когда мне было немного за шестнадцать лет. И тут вновь надо расставаться надолго.
Бабушка громко вздыхала каждый раз, как разговор сворачивал к теме моего обучения, вроде бы и понимала все, но отпускать не хотела. Один такой разговор состоялся накануне моего совершеннолетия. Как и всегда, после ужина мы с ба занимались сортировкой просьб от посетителей у нее в приемной. Собственно, это была маленькая комнатка, где помещался огромных размеров дубовый стол с компьютером и огромной кипой бумаг, тремя стульями с мягкими сидушками для посетителей, что стояли в рядок у самой двери и кресло для меня. Уж очень часто я заменяла полноценную секретаршу, а посему требовала некоторого комфорта, ну, или мне просто нравилось чувствовать себя особенной. Ведь посетители зачастую засыпали меня вопросами, ответы на которые я не всегда могла дать оперативно. Вот и приходилось нагонять на себя важности.
– Ох, Софийка, чувствую я что все в твоей жизни изменится и ничего сделать я не успею. – погладив меня по волосам, ласково продолжала она говорить, одним глазом просматривая посетителей на завтрашний день. – Вдруг тебя обидит кто? Ты же смолчишь, знаю я твой характер мягкий, а в больших городах надо быть понаглее, чтобы никто не узнал твои слабости.
Я в очередной раз посмотрела на нее с легкой примесью неверия и укора, встала из-за стола и подошла к окну, где уже смеркалось. Вечера в деревне наступали куда раньше, а звезды светили куда ярче. Даже в самую темную ночь не заблудишься. Любила я эту часть суток, такая таинственная и восхитительна в своей простоте.
– Ну, кто меня обидит? Кому я нужна там буду? Андрейка далеко, а никого другого из друзей мне не надо. Учеба – вот зачем я поступаю туда, а когда выучусь смогу лечить тебя. – тут я слукавила, потому как моя бабушка и сама кого хочет вылечит.
Она в деревне сродни ворожеи или знахарки. В войну помогала солдатам раны лечить, да прятала особенно тяжелых до выздоровления. Так дедушку и повстречала, можно сказать подарила ему вторую жизнь. Лихие времена уже прошли давно, курганы заросли мхом, а горе притупилось, но знания бабушка оставила и применяет их по назначению. Кому внучка подлечить, кому хворь отвести, а тут и роды принять, если скорая помощь не успевает. В общем, ценили и уважали мою бабушку всей деревней.
– Мало ты пороху нюхала, это я тебе сейчас не как бабушка говорю, а как простая женщина с опытом. Людей много, все разные и пакости приделать могут, и просто обидеть словом черным, а ты все к сердцу да к сердцу, а оно у тебя и так слабенькое.
– Вот поэтому я и не буду заводить лишних знакомств. Да и созваниваться будем с тобой хоть каждый день. – отойдя от окна, продолжила свою мысль.
Тут в комнату вбежала наше полосатое счастье по кличке Манька, запрыгнув ко мне на колени, удобно примостилась, чтобы мордочка смотрела на всех участвующих в разговоре. Вот такая она всегда. И как только животные чувствуют тревогу?!
– Ладно тебе, ба! Все будет хорошо, тем более до отъезда еще целых десять дней. – я замолчала, давая понять, что разговор окончен. Маня замурчала, игриво подсунув свою хитрую моську к руке. Намек был понят правильно, и я пошла на кухню за очередной порцией еды.
Вообще наша деревня мало походила на почти опустевшую деревушку с перекошенными деревянными домами и полудохлой скотиной. Это была современная деревня с каменными домами коттеджами, садиком и школой, даже имелась своя больница, правда, работала своеобразно. Поэтому посетителей у бабушки не убывало, а в период обострения болезней даже прибывало. Вот бабушка и злилась на меня, что я решила поступать на врача общей практики, ведь она с детства порывалась передать все свои знания мне, к слову, многому она все же научила, но я жила медициной и не видела себя ни в какой другой профессии. В конце концов бабушка смирилась и даже согласилась помочь мне с выбором специализации. Ура! А перед самым заселением еще и договорилась с женщиной в обмен на свои услуги, которые стоили не мало, подселить меня в квартиру. «Чтоб быть под присмотром!» – нахмурив брови всегда заверяла меня она и успокаивала, что это до тех пор, пока я не встану на ноги крепко.
А мне было страшно признаться, что я и сама боялась перспектив большого города и с радостью перевелась бы на заочное отделение, если бы это было возможно. Но врачом по интернету не стать, точнее сказать хорошим врачом, именно таким я и собиралась быть.
Все эти мысли роились у меня в голове практически все лето и чем ближе дата отъезда, тем сильнее я начинала переживать, мечась из комнаты в комнату, собирала мелочи, приятные сердцу. А комнат у нас было много. Бабушка с дедушкой еще когда-то давно построили двухэтажный коттедж, в котором нашелся уголок для каждого из нас. Мне отвели две комнаты, где я могла отдыхать или дурачиться с подружками. Комната для посетителей бабушки была рядом с ее лабораторией, в которой она хранила настои, отвары, сухие пучки трав и вытяжки из растений. Там же можно было и найти животный материал. Собственно, с этой комнаты и началось мое знакомство с лечением. Для дедушки отвели целый гараж, в котором он мог пропадать с утра до поздней ночи. Он у нас был инженером на автомобильном заводе и вторая его любовь, помимо бабушки – это машины. А вот приусадебным участком было принято заниматься сообща, а иначе в одиночку да в борьбе со злостными сорняками потерпели бы неудачу.
Мой друг Андрейка жил напротив нашего дома почти в аналогичном особняке, его дедушка тоже работал на заводе. Родители работали в научном институте и часто привозили его пожить у бабушки с дедушкой, а после переезда за границу и вовсе оставили навсегда. Но он нисколько не обижался на них. Давно прошло время безграничной и слепой любви к родителям. Он прежде всего не хотел становиться для них обузой, чтобы они не корили себя за нереализованные надежды. Так он рассуждал в слух, а что творилось в этот момент у него в душе никому неизвестно. Не смотря на свой легкий и веселый характер, Андрей предпочитал больше слушать, чем говорить и это качество я в нем ценила как никто другой. Видимо, это нас сблизило и в подростковом возрасте позволив провести дружбу сквозь года и даже университеты не должны были разделить нас. Всего пять часов на поезде, и мы вновь можем лазить по крышам, есть вредную еду и рассуждать о жизни.
– Софийка, – позвала меня бабушка, отвлекая от грустных мыслей и новых перспектив. – К тебе пришел твой друг и не понятно, что ему так поздно понадобилось здесь.
Когда я выбежала из кухни, где кормила Маньку, то тут же натолкнулась на угловатую улыбку лучшего друга и загадочный взгляд моей бабушки, которая подозрительно относилась ко всему, что касалось парней.
