Смирившись со своей участью, я лишь кротко кивнула головой и зажмурила глаза. Если она и мне полоснет руку, видеть кровь не хочу и не горю желанием. Но нет, она сначала распрощалась со жрицей, и та исчезла в свете круга, не удосужив меня вниманием, а затем черед дошел и до меня.
– Ну же! Быстрее, пока ведьмы держат круг, они не смогут так долго силы тратить на переход. – поторопила меня она, я не стала рассусоливать и тут же подскочила к ней, еще толком не обдумав ее слова.
Я думала встреча с ходячим трупом было самым страшным? О, нет! Самое страшное ощущать пустоту под ногами, когда летишь сквозь какое-то марево, слышишь невнятный бубнеж нескольких голосов и летишь, сломя голову в неизвестность, а потом больно, можно сказать со всей дури плюхаешься на знакомый пол, дрожа всем телом.
И лишь напоследок я услышала звонкий девичий смех, что эхом раздавался тысячами колокольчиков, а в голове звучали ее слова:
– Счастливого тебе совершеннолетия, девочка! И можешь не благодарить за подарок, тебе очень идет красный цвет.
И все. Больше ничего не ощущалось, словно я рыба и меня только что выбросило на берег из моря. А я все смотрю на небо остекленевшим глазом, разевая рот для вдоха, но с каждым вдохом приближаю свою собственную смерть. Боль дала знать о себе не сразу, видимо, при падении я сильно ударилась бедром о кафель в лаборатории у ба, потому что именно очертания этой комнаты я узнала, когда смогла встать и осмотреться.
За окном были уже сумерки, хоть глаз выколи, а в доме не ощущалось посторонних движений, лишь тонкая полоска света просачивалась сквозь дверную щель. Ба оставила свет в прихожей, а сама ушла на второй этаж к себе в комнату. Я спокойно перевела дух и поправила обруч на голове. Вот тут-то паззл и сложился. Подарок, непонятные происшествия и слова ба о том, что она нас простила.
Не останавливаясь в лаборатории и минуты, я рывком открыла дверь, ринулась на второй этаж и без стука влетела в комнату к ба, что со мной не случалось ни разу. Всегда чтила границы уединения. Ба сидела в кресле-качалке, с книгой в руках и сигаретой в зубах.
– Внучка?! – всполошилась она, откладывая книгу на журнальный столик. – Что случилось?! На тебе лица нет!
– Нам срочно нужно переговорить, – тихо ответила я, попутно снимая подаренный богиней обруч, и усаживаясь на пол, прямо напротив ба. – И ты похоже догадываешься о чем.
Сложно было не догадаться, так как мой внешний вид говорил уже кое о чем. Разорванное платье, всклокоченные волосы, без намека на порядок и укладку, бледная кожа с синяками под глазами, красные от слез глаза, вся в грязи и поту, а тут еще и розовая тонкая нить, что проложила себе путь почти на всем предплечье. Отлично «повеселилась»!
– Я так понимаю знакомство с богиней состоялось. И как это случилось?! – несколько успокоившись спросила ба, раскуривая вторую сигарету. – Надеюсь в этот раз все живы?
Поначалу я не могла понять правда ли я слышу это от своей ба или передо мной другой человек, притворяющийся ею? Сколько себя помню, она никогда не давала даже повода усомнится в любви ко мне. А теперь ее интересует только встреча с богиней?! А как же я? Андрей?
От одного только воспоминания о нем у меня судорогой свело горло, а горький ком опять заполнил рот. Но плакать было нельзя, нельзя показывать, что мне страшно за судьбу друга. Богиня слово с меня взяла, а род Герцен держит свое слово. Прикусив губу, я судорожно сглотнула горечь тревоги и вышла из комнаты ба. Мне необходимо было обдумать, прежде чем завести разговор. Ба что-то скрывала от меня и мне это очень не нравилось.
Больше не сказав и слова, я развернулась на пятках по направлению к лестнице и спустилась на кухню, прошла мимо лаборатории, в которую счастливым случаем перенеслась несколькими минутами ранее, даже взглядом не удостоила, посчитав это пустой тратой времени. Если там и остались следы моего перемещения, которое, кстати говоря, даже в голове не укладывается, потому что противоречит всему тому, чему учил наш физик Алексей Петрович, то посмотреть на них можно и завтра, когда голова не будет гудеть и разрываться от боли. Хотя, если совсем уж разобраться, то многое, что произошло сегодня, противоречит основным постулатам естественных наук, но ведь имело место быть. От воспоминаний вновь стало неприятно, я поспешила поставить чайник. Хотелось согреться, а то холод, гулявший в лесу, кажется, проник под самую кожу. С минуту спустя на лестнице послышались неспешные шаги ба, решилась значит на разговор со мной. Что ж, правду всегда тяжело узнавать, но еще ее тяжелее скрывать, когда все вокруг не подчиняется твоей воле.
Она накинула на плечи вязаный кардиган, волосы, как и всегда собраны в тугую гульку и только веселый принт носков выдавал в ней приятную и добрую женщину. Странно, но только сейчас я заметила какой она была. Высокая, статная, всегда с расправленными плечами, красивой фигурой, что сохранилась спустя десятки лет, волосы не красила с рождения, а ведь ей на минутку уже восемьдесят семь лет, а она абсолютно бодрая и крепкая. Конечно, от морщин никуда не скрыться, но даже они не посмели потревожить ее лицо, скорее оставили легкий налет усталости вокруг губ, да около глаз. Ни тебе пигментных пятен, ни ощущения пергаментной кожи, которая потеряла эластичность вместе с годами молодости. Передо мной стояла словно и не ба, а женщина едва ли разменявшая свои пятьдесят.
Неопределенно хмыкнув своим мыслям, я отвернулась к плите и принялась хозяйничать, разливая ароматный зеленый чай по кружкам и сдабривая его небольшой порцией имбиря и лимона. То, что надо в такую ночь. Избавит и от хвори, и от мыслей грустных. Протянув кружку ба, я уселась на стул, плотно поджав ноги к себе, так мне казалось уютнее. Ба тут же поделилась пледом, который захватила с собой, когда спускалась ко мне. Отказываться я не стала, меня все еще колотила дрожь адреналина из-за событий в лесу.
Я сделала неспешный глоток и дождалась пока обжигающий напиток пройдет до самого желудка, даря тепло и ясность мыслей. В груди что-то потеплело, расходясь все дальше, вглубь тела, туда, где пряталась тьма. Ба тоже не спешила откровенничать, оставляя право первого слова мне, справедливо. Так мы помолчали пару минут, думая каждый о своем, а затем пришел черед и разговоров.
– Сегодня был самый ужасный день в моей жизни, не считая того дня, когда… – тут мой голос дал слабину, и я поспешила сделать глоток чая, а потом все также тихо продолжила. – когда моих родителей не стало.
В помещении вновь воцарилось неловкое молчание. Ба все также неспешно потягивала свой чай, борясь с желанием закурить, об этом явно говорила зажигалка, которую ба крутила в руках.
– Ты не должна корить себя. Прошлое лишь семя, что дает росток новому будущему. – философски заявила ба и подошла ко мне, чтобы затем обнять. Сопротивляться я не стала. Ее объятия для меня всегда будут самым теплым местом на земле.
– Сложно это сделать. Я же все помню, а воспоминания не так легко выгнать из сердца, когда они проросли хуже сорняка.
Да, звучало грустно, а проживалось с этим воспоминанием еще хуже. Нельзя вот так вот запросто выкинуть воспоминание, что терзает днем за днем, каждый новый день рождения и конца этому не видно. Слеза скатилась по щеке, попав прямо в кружку с чаем.
– Ну, перестань, родная. Ты этого изменить не можешь, никто не в силах изменить прошлое, даже Она не имеет власти над временем.
– Кто она такая? Колдунья? – внезапно изменила тему разговора я, шмыгнув носом. Кажется, простудилась.
– Нет. Она не представилась тебе?
– Богиня, которая меня простила и приняла обратно, а потом я очутилась у тебя в лаборатории и не уверена, что оставила все в том же порядке, что и ты после окончания приема посетителей.
– Тогда послушай о моем с ней знакомстве.
Ба говорила с сожалением и даже грустью, ее глаза заполонила пелена тревоги вперемешку с горечью. Словно я задела самые сердечные струны ее души, те самые, которые болят что холодной ночью у камина, что в ясный солнечный день. Знакомство и впрямь было давнишним и очень долгим, если бы ба не выбрала себе другой путь, обрекая наш род стать отверженными.
«Война застала нашу маму в дороге. Она и с десяток таких же молодых и красивых женщин и мужчин отправились на завод, помогать отладчикам с оборудованием. Я и еще одна моя сестра Лилит остались на хозяйстве, а оно у нас было большим. Две коровы, свиньи, куры и даже кролики имелись. Стоит ли говорить, как сильно мы были заняты каждый день от зари и до заката, но нам нравилась такая жизнь. Все работали не покладая рук, и мы стремились к такому же. Поэтому первые слова о нападении на Советы я не услышала, как раз корову доила.
А дальше начался Ад. Обстрелы и днем, и ночью, гул самолетов с бомбами, вой пуль над головой и никакой надежды на будущее. Страшно, больно, невыносимо. Но приходилось жить и улыбаться всем назло. Убили маму одним снарядом, братская могила вместе с теми людьми, что спешили к своим детям домой. Это мне рассказал председатель, который наведался перед оккупацией. Так осталась я и моя сестра, которая сразу предложила бежать в лес, к партизанам. Я еще какое-то время сопротивлялась, борясь за дом, но, как это часто бывает, война уже вступила в полные права и человеческое исчезало в каждом из нас. Так председатель колхоза забрал всю нашу живность во имя красной армии, наплевав на нужды обычных людей. Ведь мы делились яйцами и молоком со всей деревней, а когда в дом нагрянули немцы, остановившись в нем будто хозяева, то решилась и я бежать. Лес принял в свои объятия, словно хороший знакомый. Скрыл две маленькие фигурки листвой, приглушил верхушками деревьев гул самолетов, дал возможность вдохнуть не пропитанный кровью воздух. Наше путешествие длилось почти двое суток, партизаны тоже не были дураками, чтобы вот так просто разгуливать по лесу, но мы надеялись. Опустим все то, что мы пережили тогда, я упомяну лишь тот день, когда мы и повстречали Ее. Лилит шла первой, словно одержимая идеей, так мы вышли на небезызвестную тебе поляну и о, чудо! Ни одного намека на войну, ни одного постороннего звука самолетов. Только мир и покой леса, наполненный ароматом хвои, шумом насекомых, что спешат опылить цветы.
Там, под кроной большого и размашистого вяза на скамейке сидела девушка в красивом белом одеянии, она словно слушала что-то в воздухе, заметно хмурясь, поджимала губы. Наше вторжение она заметила не сразу, а когда заметила то, держаться от вскрика не смогла. И в тот момент никого прекраснее мы не видели, ее глаза были наполнены интересом и удивлением, они смотрели кажется на нас двоих и на каждую по отдельности, видели даже то, что никто и знать не должен был. Самую душу. От такого взгляда я поёжилась, а затем расправила гордо плечи и заговорила на правах старшей.
– Простите нас за столь грубое вторжение, но не могли бы вы нам вынести попить со своего дома. – указала я рукой в направлении небольшого каменного дома, без окон и дверей, лишь тонкий плющ обвивал одну его стену. Девушка перевела взгляд на домик и посмотрела на нас с куда большей теплотой. И так хорошо стало от этого света, что мы с сестрой как-то оттаяли, смогли на время позабыть об ужасе войны. Всего на миг, но и этого было достаточно.
А потом она рассказала о нас, нашей крови, которая давно служила ей. Мама рассказала бы нам про нее, но не успела. Война внесла свои коррективы. Мы поклялись помогать ей, служить во благо. Так я стала помогать нашим выносить раненых солдат, Лилит сначала определили в дом сирот, чтобы подросла немного, а после войны и возглавила его. Дети, отмеченные когтистой лапой войны, растут слишком быстро.
И как-то разбежались наши пути-дороженьки. Я уехала вслед за госпиталем, позабыв о встрече с Ней, предав все то, чему служила долгих пять лет. А там училище, любовь и моя кровь перестала приносить Ей пользу. Теперь я была отверженной. Так называют тех, кто предал культ, променял служение во благо на счастливую семейную жизнь. И знаешь что?! Я ни капельки не жалею. Любовь тоже умеет дарить уют и покой. Мне повезло, как и твоей маме с папой. Правда, я тогда не знала какую цену придется заплатить каждому из нас, чтобы вернуть Ее благосклонность. Видишь ли, Богини мстительные натуры. Так случилось и у меня.
Все, кто присягают Ей на службу навсегда обрекают себя на одиночество. То есть, мы рожаем детей и это всегда девочки, но мы не можем быть рядом со своим мужчиной. Богиня ревностно охраняет внимание, которое оказывается Ей. Так или иначе, но наша сила слабеет с каждым поколением, у твоей мамы и половины моих способностей не было, у тебя и четверти. А еще рядом с нами все хорошее умирает. Да-да, та любовь что подкрепляла нас, затем и разрушает все то, что мы любим, оставляя лишь скорбь и утрату. Я потеряла дедушку, хотя он был абсолютно здоров. Уж можешь не сомневаться в моих силах и не такое, но Она отобрала его у меня. Твоя мама стала заложницей моего выбора, и Богиня забрала и ее вместе с папой. Почему она оставила тебя в живых? Вопрос, на который я искала ответы все это время, пока не поняла, что Она дает шанс мне на искупление. Ты и будешь той новой кровью, что присягнет ей на верность и можешь не сомневаться, при любом другом выборе Она заберет и тебя у меня.»
Ба перестала говорить, а я только сейчас заметила, что не дышала, боясь спугнуть ее. То, что она мне рассказала повергло в полный шок. Уму не постижимо через что пришлось пройти ба, чтобы стать той, кем я ее вижу сейчас. Но также в голове набатом стучат ее слова о том, что именно Богиня виновата в смерти всех тех, кого я так любила. И после слов ба, получается мне необходимо вот так запросто принести мою жизнь на алтарь, чтобы она вновь выбирала как жить нам.
– Вижу, ты уже выбор сделала. – с грустью в глазах тихо спросила она. Затем, поджав губы, немного подумала и добавила. – На самом деле не спеши принимать скоропалительных решений. Она не такая плохая, просто у тех, кто живет вне времени своя мораль. Никто не знает как сложилась бы дальнейшая судьба, никто не в силах этого знать. И как бы тебе не было тяжело принять этот факт, но исправить ничего ты не сможешь. Так зачем держать зло в своей душе, отравляя себя. Лучше помни о родителях только самое светлое. Именно эти воспоминания и будут твоей движущей силой, с помощью которой ты перевернешь если не мир, то свою жизнь точно. В конце концов только Ей одной известен замысел наших судеб. Так не отвергай ее.
– Ты так восторженно отзываешься о Ней, но разве не Она тебе принесла много боли? – не удержалась я от язвительного комментария, ставя кружку на стол и вставая со стула.
Почему-то неумолимо хотелось пройтись, разогнать кровь, вдохнуть родные ароматы трав и бабушкиного табака, и чего таить, проглотить подступившие слезы. Ведь если все так, как говорит ба, значит вся эта история с упырем именно Ее рук дело и жизнь Андрея тоже в Ее власти. Обидно.
– Эх, Софийка, – тяжело вздохнув, ответила ба, хоть и не сразу. Видимо, раздумывала над чем-то. – Если бы не она, то две девочки умерли в лесу от голода и холода, а может и еще какой напасти.
– Ну же! Быстрее, пока ведьмы держат круг, они не смогут так долго силы тратить на переход. – поторопила меня она, я не стала рассусоливать и тут же подскочила к ней, еще толком не обдумав ее слова.
Я думала встреча с ходячим трупом было самым страшным? О, нет! Самое страшное ощущать пустоту под ногами, когда летишь сквозь какое-то марево, слышишь невнятный бубнеж нескольких голосов и летишь, сломя голову в неизвестность, а потом больно, можно сказать со всей дури плюхаешься на знакомый пол, дрожа всем телом.
И лишь напоследок я услышала звонкий девичий смех, что эхом раздавался тысячами колокольчиков, а в голове звучали ее слова:
– Счастливого тебе совершеннолетия, девочка! И можешь не благодарить за подарок, тебе очень идет красный цвет.
И все. Больше ничего не ощущалось, словно я рыба и меня только что выбросило на берег из моря. А я все смотрю на небо остекленевшим глазом, разевая рот для вдоха, но с каждым вдохом приближаю свою собственную смерть. Боль дала знать о себе не сразу, видимо, при падении я сильно ударилась бедром о кафель в лаборатории у ба, потому что именно очертания этой комнаты я узнала, когда смогла встать и осмотреться.
За окном были уже сумерки, хоть глаз выколи, а в доме не ощущалось посторонних движений, лишь тонкая полоска света просачивалась сквозь дверную щель. Ба оставила свет в прихожей, а сама ушла на второй этаж к себе в комнату. Я спокойно перевела дух и поправила обруч на голове. Вот тут-то паззл и сложился. Подарок, непонятные происшествия и слова ба о том, что она нас простила.
Не останавливаясь в лаборатории и минуты, я рывком открыла дверь, ринулась на второй этаж и без стука влетела в комнату к ба, что со мной не случалось ни разу. Всегда чтила границы уединения. Ба сидела в кресле-качалке, с книгой в руках и сигаретой в зубах.
– Внучка?! – всполошилась она, откладывая книгу на журнальный столик. – Что случилось?! На тебе лица нет!
– Нам срочно нужно переговорить, – тихо ответила я, попутно снимая подаренный богиней обруч, и усаживаясь на пол, прямо напротив ба. – И ты похоже догадываешься о чем.
Глава 2. «Прошлое – это семя, дающее росток настоящему.»
Сложно было не догадаться, так как мой внешний вид говорил уже кое о чем. Разорванное платье, всклокоченные волосы, без намека на порядок и укладку, бледная кожа с синяками под глазами, красные от слез глаза, вся в грязи и поту, а тут еще и розовая тонкая нить, что проложила себе путь почти на всем предплечье. Отлично «повеселилась»!
– Я так понимаю знакомство с богиней состоялось. И как это случилось?! – несколько успокоившись спросила ба, раскуривая вторую сигарету. – Надеюсь в этот раз все живы?
Поначалу я не могла понять правда ли я слышу это от своей ба или передо мной другой человек, притворяющийся ею? Сколько себя помню, она никогда не давала даже повода усомнится в любви ко мне. А теперь ее интересует только встреча с богиней?! А как же я? Андрей?
От одного только воспоминания о нем у меня судорогой свело горло, а горький ком опять заполнил рот. Но плакать было нельзя, нельзя показывать, что мне страшно за судьбу друга. Богиня слово с меня взяла, а род Герцен держит свое слово. Прикусив губу, я судорожно сглотнула горечь тревоги и вышла из комнаты ба. Мне необходимо было обдумать, прежде чем завести разговор. Ба что-то скрывала от меня и мне это очень не нравилось.
Больше не сказав и слова, я развернулась на пятках по направлению к лестнице и спустилась на кухню, прошла мимо лаборатории, в которую счастливым случаем перенеслась несколькими минутами ранее, даже взглядом не удостоила, посчитав это пустой тратой времени. Если там и остались следы моего перемещения, которое, кстати говоря, даже в голове не укладывается, потому что противоречит всему тому, чему учил наш физик Алексей Петрович, то посмотреть на них можно и завтра, когда голова не будет гудеть и разрываться от боли. Хотя, если совсем уж разобраться, то многое, что произошло сегодня, противоречит основным постулатам естественных наук, но ведь имело место быть. От воспоминаний вновь стало неприятно, я поспешила поставить чайник. Хотелось согреться, а то холод, гулявший в лесу, кажется, проник под самую кожу. С минуту спустя на лестнице послышались неспешные шаги ба, решилась значит на разговор со мной. Что ж, правду всегда тяжело узнавать, но еще ее тяжелее скрывать, когда все вокруг не подчиняется твоей воле.
Она накинула на плечи вязаный кардиган, волосы, как и всегда собраны в тугую гульку и только веселый принт носков выдавал в ней приятную и добрую женщину. Странно, но только сейчас я заметила какой она была. Высокая, статная, всегда с расправленными плечами, красивой фигурой, что сохранилась спустя десятки лет, волосы не красила с рождения, а ведь ей на минутку уже восемьдесят семь лет, а она абсолютно бодрая и крепкая. Конечно, от морщин никуда не скрыться, но даже они не посмели потревожить ее лицо, скорее оставили легкий налет усталости вокруг губ, да около глаз. Ни тебе пигментных пятен, ни ощущения пергаментной кожи, которая потеряла эластичность вместе с годами молодости. Передо мной стояла словно и не ба, а женщина едва ли разменявшая свои пятьдесят.
Неопределенно хмыкнув своим мыслям, я отвернулась к плите и принялась хозяйничать, разливая ароматный зеленый чай по кружкам и сдабривая его небольшой порцией имбиря и лимона. То, что надо в такую ночь. Избавит и от хвори, и от мыслей грустных. Протянув кружку ба, я уселась на стул, плотно поджав ноги к себе, так мне казалось уютнее. Ба тут же поделилась пледом, который захватила с собой, когда спускалась ко мне. Отказываться я не стала, меня все еще колотила дрожь адреналина из-за событий в лесу.
Я сделала неспешный глоток и дождалась пока обжигающий напиток пройдет до самого желудка, даря тепло и ясность мыслей. В груди что-то потеплело, расходясь все дальше, вглубь тела, туда, где пряталась тьма. Ба тоже не спешила откровенничать, оставляя право первого слова мне, справедливо. Так мы помолчали пару минут, думая каждый о своем, а затем пришел черед и разговоров.
– Сегодня был самый ужасный день в моей жизни, не считая того дня, когда… – тут мой голос дал слабину, и я поспешила сделать глоток чая, а потом все также тихо продолжила. – когда моих родителей не стало.
В помещении вновь воцарилось неловкое молчание. Ба все также неспешно потягивала свой чай, борясь с желанием закурить, об этом явно говорила зажигалка, которую ба крутила в руках.
– Ты не должна корить себя. Прошлое лишь семя, что дает росток новому будущему. – философски заявила ба и подошла ко мне, чтобы затем обнять. Сопротивляться я не стала. Ее объятия для меня всегда будут самым теплым местом на земле.
– Сложно это сделать. Я же все помню, а воспоминания не так легко выгнать из сердца, когда они проросли хуже сорняка.
Да, звучало грустно, а проживалось с этим воспоминанием еще хуже. Нельзя вот так вот запросто выкинуть воспоминание, что терзает днем за днем, каждый новый день рождения и конца этому не видно. Слеза скатилась по щеке, попав прямо в кружку с чаем.
– Ну, перестань, родная. Ты этого изменить не можешь, никто не в силах изменить прошлое, даже Она не имеет власти над временем.
– Кто она такая? Колдунья? – внезапно изменила тему разговора я, шмыгнув носом. Кажется, простудилась.
– Нет. Она не представилась тебе?
– Богиня, которая меня простила и приняла обратно, а потом я очутилась у тебя в лаборатории и не уверена, что оставила все в том же порядке, что и ты после окончания приема посетителей.
– Тогда послушай о моем с ней знакомстве.
Ба говорила с сожалением и даже грустью, ее глаза заполонила пелена тревоги вперемешку с горечью. Словно я задела самые сердечные струны ее души, те самые, которые болят что холодной ночью у камина, что в ясный солнечный день. Знакомство и впрямь было давнишним и очень долгим, если бы ба не выбрала себе другой путь, обрекая наш род стать отверженными.
«Война застала нашу маму в дороге. Она и с десяток таких же молодых и красивых женщин и мужчин отправились на завод, помогать отладчикам с оборудованием. Я и еще одна моя сестра Лилит остались на хозяйстве, а оно у нас было большим. Две коровы, свиньи, куры и даже кролики имелись. Стоит ли говорить, как сильно мы были заняты каждый день от зари и до заката, но нам нравилась такая жизнь. Все работали не покладая рук, и мы стремились к такому же. Поэтому первые слова о нападении на Советы я не услышала, как раз корову доила.
А дальше начался Ад. Обстрелы и днем, и ночью, гул самолетов с бомбами, вой пуль над головой и никакой надежды на будущее. Страшно, больно, невыносимо. Но приходилось жить и улыбаться всем назло. Убили маму одним снарядом, братская могила вместе с теми людьми, что спешили к своим детям домой. Это мне рассказал председатель, который наведался перед оккупацией. Так осталась я и моя сестра, которая сразу предложила бежать в лес, к партизанам. Я еще какое-то время сопротивлялась, борясь за дом, но, как это часто бывает, война уже вступила в полные права и человеческое исчезало в каждом из нас. Так председатель колхоза забрал всю нашу живность во имя красной армии, наплевав на нужды обычных людей. Ведь мы делились яйцами и молоком со всей деревней, а когда в дом нагрянули немцы, остановившись в нем будто хозяева, то решилась и я бежать. Лес принял в свои объятия, словно хороший знакомый. Скрыл две маленькие фигурки листвой, приглушил верхушками деревьев гул самолетов, дал возможность вдохнуть не пропитанный кровью воздух. Наше путешествие длилось почти двое суток, партизаны тоже не были дураками, чтобы вот так просто разгуливать по лесу, но мы надеялись. Опустим все то, что мы пережили тогда, я упомяну лишь тот день, когда мы и повстречали Ее. Лилит шла первой, словно одержимая идеей, так мы вышли на небезызвестную тебе поляну и о, чудо! Ни одного намека на войну, ни одного постороннего звука самолетов. Только мир и покой леса, наполненный ароматом хвои, шумом насекомых, что спешат опылить цветы.
Там, под кроной большого и размашистого вяза на скамейке сидела девушка в красивом белом одеянии, она словно слушала что-то в воздухе, заметно хмурясь, поджимала губы. Наше вторжение она заметила не сразу, а когда заметила то, держаться от вскрика не смогла. И в тот момент никого прекраснее мы не видели, ее глаза были наполнены интересом и удивлением, они смотрели кажется на нас двоих и на каждую по отдельности, видели даже то, что никто и знать не должен был. Самую душу. От такого взгляда я поёжилась, а затем расправила гордо плечи и заговорила на правах старшей.
– Простите нас за столь грубое вторжение, но не могли бы вы нам вынести попить со своего дома. – указала я рукой в направлении небольшого каменного дома, без окон и дверей, лишь тонкий плющ обвивал одну его стену. Девушка перевела взгляд на домик и посмотрела на нас с куда большей теплотой. И так хорошо стало от этого света, что мы с сестрой как-то оттаяли, смогли на время позабыть об ужасе войны. Всего на миг, но и этого было достаточно.
А потом она рассказала о нас, нашей крови, которая давно служила ей. Мама рассказала бы нам про нее, но не успела. Война внесла свои коррективы. Мы поклялись помогать ей, служить во благо. Так я стала помогать нашим выносить раненых солдат, Лилит сначала определили в дом сирот, чтобы подросла немного, а после войны и возглавила его. Дети, отмеченные когтистой лапой войны, растут слишком быстро.
И как-то разбежались наши пути-дороженьки. Я уехала вслед за госпиталем, позабыв о встрече с Ней, предав все то, чему служила долгих пять лет. А там училище, любовь и моя кровь перестала приносить Ей пользу. Теперь я была отверженной. Так называют тех, кто предал культ, променял служение во благо на счастливую семейную жизнь. И знаешь что?! Я ни капельки не жалею. Любовь тоже умеет дарить уют и покой. Мне повезло, как и твоей маме с папой. Правда, я тогда не знала какую цену придется заплатить каждому из нас, чтобы вернуть Ее благосклонность. Видишь ли, Богини мстительные натуры. Так случилось и у меня.
Все, кто присягают Ей на службу навсегда обрекают себя на одиночество. То есть, мы рожаем детей и это всегда девочки, но мы не можем быть рядом со своим мужчиной. Богиня ревностно охраняет внимание, которое оказывается Ей. Так или иначе, но наша сила слабеет с каждым поколением, у твоей мамы и половины моих способностей не было, у тебя и четверти. А еще рядом с нами все хорошее умирает. Да-да, та любовь что подкрепляла нас, затем и разрушает все то, что мы любим, оставляя лишь скорбь и утрату. Я потеряла дедушку, хотя он был абсолютно здоров. Уж можешь не сомневаться в моих силах и не такое, но Она отобрала его у меня. Твоя мама стала заложницей моего выбора, и Богиня забрала и ее вместе с папой. Почему она оставила тебя в живых? Вопрос, на который я искала ответы все это время, пока не поняла, что Она дает шанс мне на искупление. Ты и будешь той новой кровью, что присягнет ей на верность и можешь не сомневаться, при любом другом выборе Она заберет и тебя у меня.»
Ба перестала говорить, а я только сейчас заметила, что не дышала, боясь спугнуть ее. То, что она мне рассказала повергло в полный шок. Уму не постижимо через что пришлось пройти ба, чтобы стать той, кем я ее вижу сейчас. Но также в голове набатом стучат ее слова о том, что именно Богиня виновата в смерти всех тех, кого я так любила. И после слов ба, получается мне необходимо вот так запросто принести мою жизнь на алтарь, чтобы она вновь выбирала как жить нам.
– Вижу, ты уже выбор сделала. – с грустью в глазах тихо спросила она. Затем, поджав губы, немного подумала и добавила. – На самом деле не спеши принимать скоропалительных решений. Она не такая плохая, просто у тех, кто живет вне времени своя мораль. Никто не знает как сложилась бы дальнейшая судьба, никто не в силах этого знать. И как бы тебе не было тяжело принять этот факт, но исправить ничего ты не сможешь. Так зачем держать зло в своей душе, отравляя себя. Лучше помни о родителях только самое светлое. Именно эти воспоминания и будут твоей движущей силой, с помощью которой ты перевернешь если не мир, то свою жизнь точно. В конце концов только Ей одной известен замысел наших судеб. Так не отвергай ее.
– Ты так восторженно отзываешься о Ней, но разве не Она тебе принесла много боли? – не удержалась я от язвительного комментария, ставя кружку на стол и вставая со стула.
Почему-то неумолимо хотелось пройтись, разогнать кровь, вдохнуть родные ароматы трав и бабушкиного табака, и чего таить, проглотить подступившие слезы. Ведь если все так, как говорит ба, значит вся эта история с упырем именно Ее рук дело и жизнь Андрея тоже в Ее власти. Обидно.
– Эх, Софийка, – тяжело вздохнув, ответила ба, хоть и не сразу. Видимо, раздумывала над чем-то. – Если бы не она, то две девочки умерли в лесу от голода и холода, а может и еще какой напасти.
