Сидни рисковала: или она в считанные минуты достигнет победной полосы, или проскользит по влажной ветви и упадет с нее — третьего не намечалось.
От немереной наглости незнакомец застыл одной ногой на ветви, после чего усмехнулся в глубине капюшона и ринулся вдогонку. Даже сквозь шум дождя, стучавшего по листьям, тряска деревьев оповещала о его мощных шагах; тихий звук, что удивительно, походил скорее на шарканье, царапанье, будто серпом косили траву.
В один момент, когда ветвь под ногами без преувеличения колебалась, Сидни пришлось обернуться и увидеть, что гнавшееся за ней существо несколько преобразилось и стало меньше всего напоминать призрака (и человека вообще). Некто-В-Балахоне опустился на все четыре конечности или, стоит сказать, лапы, ведь бег его напоминал хищнический, звериный; этот образ подкреплялся чем-то длинным, извилистым, прицепившемся на балахон сзади, что можно было счесть за обломок ветви или лоскут ткани — самое действительное объяснение, — но разум не мог уничтожить мысль о том, что это напоминало пушистый и мягкий, но сейчас взлохмаченный и напряженный хвост. Неужто воображение насмехалось, надумав к образу извечное рычание, исходившее из глотки преследователя.
Признаться, призрачная девушка неохотно верила самой себе, но ситуация заставляла хвататься за любую возможность, которая могла приблизить ее к победе. Нащупав в кармане брюк выпуклость, она решилась на исполнение задуманной хитрости.
Сидни намеренно бежала навстречу тернистому пути, на котором ветви сплетались, как пряжа, оставляв лишь небольшие пространства, пролезть через которые будет трудно даже ей, отличавшейся миниатюрным телосложением. На ходу она достала из кармана стеклянный пузырек, часто путешествовавший с ней, и зубами откупорила крышку. В воздух брызнул известный травяной запах жидкости, и усиливался он с каждым мгновением, равно как и приближался тупик.
Примерно две ветви в секунду — с такой скоростью Некто-В-Балахоне настигал призрачную девушку. Она судорожно из-за накала страха в крови сгибала, ломала, отводила ветви в стороны; сначала сквозь тернистую преграду перебралась правая часть тела, отчего на черных брюках и водолазке завиднелись просветы смуглой кожи, а затем к ней присоединилась голова, с которой тернии вырвали несколько волосинок. Тогда уже завершить перелаз удалось без увечий.
Как только дерево было окроплено жидкостью из пузырька, воздух вмиг разнес запах по округе и преследователь усерднее заработал конечностями. Несколько раз он ударил мощным плечом ветви, но те благодаря своей эластичности не разлетелись в щепки, хотя и не исключали такого исхода. Вдруг ветер подхватил его капюшон, запрокинув на шею, чем еще больше запутал в общей древесной массе, а молния озарила длинный обрамленный четырьмя клыками язык, что простирался от круглой мохнатой головы. После попадания капли настойки на бугорки животного языка, существо принялось вылизывать каждое влажное пятно, присмирело и быстро позабыло о добыче.
Тихое мурлыканье означало конец погони.
Последние деревья Сидни прошла спокойно, дав себе возможность отдохнуть, пока перед ней не раскинулась дальняя от входа стена Выжженного поля. Поначалу призрачная девушка серьезно забеспокоилась по поводу бедности не только растительности, но и чего-либо другого подле ограды — узкое пространство между рощей и стеной представляло собой голую почву, привычную для Выжженного поля. Со смешанными чувства она принялась рыскать в поисках обещанной награды, но ничего похожего на таковую не находилось.
От испытания можно и нужно было ожидать подвоха, ведь на землю по правилам ступать не разрешалось, однако победительница решилась на этот отважный шаг, поскольку полоса деревьев обрывалась так резко, что оставалось лишь спрыгнуть с них. По левой стороне стены вдалеке показалось коричневое пятно, оказавшееся при приближении старинным сундуком — такой же Анжела видела в прошлом турнире.
Едва Сидни протянула руку к набухшей древесине с ржавыми металлическими вставками, позади послышалось частое дыхание, вмиг сменившееся криком:
— Стой! Пожалуйста!
На дереве, прильнув спиной к стволу, стояла Тамара. Усталость наводила дрожь на тонкие ноги, красила темным нижние веки, и, казалось, призрачная девушка вот-вот качнется сильнее обычного и упадет с ветви, но спрыгнула она удачно, хотя и припала на колено.
— Отдай мне амулет. Он нужен мне, — сказала она. — Ты, твои друзья и многие призраки постарались разрушить мой трактир. Вы уничтожили мою жизнь, которую я так усердно строила годами. И теперь я прошу вас попытаться исправить это — заметьте, вашу же вину. Даже не думай отказаться.
Прилив эмоций придал ей сил, и соперница поднялась во весь рост, незаметно сокращав расстояние.
— Тома, не будь такой совсем-совсем глупой! Ни Юра, ни эта рыжая не разливали по всему трактиру горючку и не бросали спичку. Это сделали гадкие монстры — вот кого очень-очень нужно винить. А мы цапаемся друг с другом, как собаки!
— Но зачем тебе эти двое? Ты же ищешь сестру, значит, желание тебе ни к чему. Так давай создадим нашу команду — ты и я — и уйдем от «Хранителей». Все будут счастливы.
— Нет-нет-нет! Я не могу так поступить даже с этой девчонкой, не то что с Юрой. Каждый из нас сильно-сильно постарался, чтоб достать амулеты и даже сейчас у нас их больше, чем у всех призраков вместе взятых. Но я только за вернуть тебе трактир, иди к нам в команду.
— Ты не понимаешь, что ли? Этот больной парень не упустит свой шанс. Он и слушать не будет, чтобы загадать мне трактир. Я не могу с вами.
— Так-так-так… Ты сама отказалась? Сама! Что я тогда могу сделать? Ничего! Ни шиша! Разве что могу пожелать удачи в других турнирах, но что тебе до моих слов.
Как только девичьи голоса стихли, Сидни обернулась, устремив пальцы к крышке сундука. В этот же момент за спиной раздался гневный рев: Тамара с камнем в ладони бежала на противницу, заметно налегав на усталую ногу. Много бы беды наделала призрачная девушка, поскольку ее цель остолбенела и отпрыгнула бы не сразу, но судьба распорядилась иначе: подставила ей под ноги кочку, прикрытую скользким слоем влажной почвы.
Нездоровый компот чувств разлился по телу Тамары — гнев, зависть, стыд — все они наполняли в равной степени, отчего, упав лицом в грязь, она перевернулась на бок, приобняв поджатые колени и горько зарыдала. Спина ее вздымалась, как морские волны, а стон, наполненный отчаянием, растрогал бы самое черствое, изрезанное ранами сердце.
Накрапывание дождя прекращалось, словно он весь излился из глаз побежденной. Извилистые стволы деревьев плавно устремлялись под землю, откуда они и появились, и вскоре не осталось ни зеленых листьев, ни ветвей, ни травинок.
Выжженное поле приняло облик, отражавшийся в названии.
Сунув деревянную коробочку в карман брюк, Сидни прошла мимо испачкавшейся бедолаги. Сначала она попыталась помочь той встать, но призрачная девушка решительно отмахнулась, оставшись мерзнуть на сырой земле.
— Прости… Прости-прости.
Во время дождя подле стен, которые к моменту выхода победительницы окончательно скрылись под землей, стоял один лишь Константин, верный своему делу. Определив исход турнира, он что-то сказал и даже пожал руку в знак гордости, но его слова не были услышаны.
Сидни резво вертела головой, искав товарищей, но не обнаружила никого. И призрачная девушка побрела к своей могиле.
В хвойной роще воздух был пропитан благовониями, какое рождали конусовидные пушистые ели, чьи короткие веточки загибались кверху, и высокие сосны, столь похожие на своих лиственных собратьев, и множество иных деревьев колючего семейства, в которых знаток отличил бы лиственницы, кедры и пихты; их кроны скрывали небо и несколько задерживали капли дождя. Между мириадами стволов земля была щедро усеяна осколками опавшей коры, иголками разной длины и шишками формы от сплюснутой малой до вытянутой острой.
Проходив полосу препятствий из вышеназванных даров природы Юрий горько познал всю тяжесть женских туфель, и Анжеле вновь пришлось схватить его за рукав. Он не привык глядеть под ноги, а потому под каблук норовили попасть плотные коричневые шары. И много раз на них он спотыкался — трудно было найти место, лишенное чешуйчатого чуда.
И вот на нескольких соснах, сближенных друг с другом, как сестры-тройняшки, завиднелась постройка из широких досок, привязанных к ветвям на манер ровной площадки и стен. Больше всего это напоминало домик без крыши, в каком можно было спрятаться, переждать ночь или нападение дикого зверя. Однако строитель не позаботился о лестнице, отчего попасть внутрь не представлялось легким занятием.
— Тебе тут точно не взобраться, — сказала Анжела, запрокинув голову назад. — Высоко, но чем труднее, тем веселее. Что стоишь? Хватайся за плечи.
— От такого балласта ветки могут сломаться.
— Если ты не заметил, ветвей тут нет. Нам придется подниматься по стволу.
— Тем более это тяжело.
— Ты и при жизни до кладбища весил, наверное, сорок килограммов, а, будучи призраком, превратился в пушинку. Давай скорее! Или ты хочешь пропустишь самое интересное?
Анжела хитро подмигнула, отчего любой бы понял: не хочет.
Призрачная девушка с товарищем на спине приобняла узкий ствол дерева всеми конечностями, скрыв ладони на закрытой взору стороне, скрестила ступни, сомкнув мощные бедренные мышцы. И медленными усилиями они начали путь наверх, напоминавший школьные уроки подтягивания по канату. К счастью, кора имела множество прочных выпячиваний и зазубрин, в которые можно было просунуть пальцы.
Приложив немыслимую на вид массу усилий, призраки достигли нижнего края домика, где располагался вход, сделанный простым и удобным образом: отсутствовала четвертая деревянная стена. На широкой подстилке из сухой травы с вплетениями клубов темной шерсти видно было углубление, означавшее длительное использование. У стены, кроме того, на полу лежали разные вещи: кожаный браслет с вырезанными знаками в форме крестов, загнутых дважды под прямым углом, и деревянной вставкой, на которой различить буквы не удавалось из-за губительного действия времени; гребень с частыми зубьями, между которыми виднелись темные волоски; написанный масляными красками холст, изображавший рыжеволосую девушку с черным котом на руках, так напоминавшую Анжелу, что та сама удивилась; и в завершении любопытным показался личный дневник неизвестного автора.
— Чувствуешь? — спросила призрачная девушка, привстав на колени перед подстилкой. — Знакомый запах. Где же он уже встречался мне?
Юрий не ответил. Его увлекла испещренная знаками книга, которая могла рассказать о жильце больше, чем любая другая вещь. Несмотря на слабые тонкие пальцы призрачного юноши, страницы выпадали из переплета и рвались от малейшего прикосновения, потому призракам пришлось положить дневник на пол и аккуратно переворачивать каждую страницу.
Вначале записи походили на каракули, словно расписывали карандаш, как бывает у малых детей, обучавшихся письму, но, стоит сказать, неожиданно быстро они превратились в осознанные буквы, а после и в чудные слова.
— Какая же старая книга. Но почему все слова понятны?
— Я бы так не сказала. Буквы, конечно, есть похожие — вот наша «В», например, — но большинство непонятные, да и черточки почти над каждой буквой.
— Ты шутишь?
Призрачный юноша уставился на подругу испуганным взглядом, какой совсем не подобает для осознания уникальной способности: как и в дневнике внутри дуба, он понимал древний язык. И только он один, как выяснилось.
— Хорошо. И что это за слово? — с недоверчивостью в голове сказала Анжела и указала пальцем на страницу.
— Секунду… Почерк извилистый. Это слово «дерево», а вот «человек», «животное», «солнце» и много других, не связанных друг с другом. Похоже на… обучение, как учат писать маленьких детей с общих понятий.
Дрожь извилистых букв постепенно исчезала, они выравнивались, приобретав собственный, уникальный наклон. Слова писались уже не беспорядочно по всему полю страницы, а в строку. Серьезным прорывом в изучении языка стало сочетание разных частей речи, которые были предвестниками предложений и, как увидится, грамотной речи. На изучение письменности ушла добрая часть дневника.
— Наконец-то текст! А то я думал, что ничего интересного не будет.
— Да, текст… Это понимается и без особых знаний. Тогда вслух читай, что ли, если у тебя открылся талант понимания древних языков.
И рассказ начался.
«Спустя ровно год изучения языка человеческой самки, которая гневится всякий раз, когда я ее так называю, я могу вольно общаться с ней и записывать на эти деревянные пластинки все, что пожелаю. Например, рыба. Та, что плавает в воде. Много рыб, стаи, косяки. Жирная, запашистая.
Стоит рассказать все, что случилось за этот год, чтобы самому расставить все события и еще раз удивиться тому, как резко изменилась моя жизнь. Мы жили всем выводком спокойно: мать кормила нас, оберегала от незваных гостей, отец охотился на мясных животных, а десяток их детенышей, моих братьев и сестер, носились по всей пещере, дрались. Кто-то учился защищать слабого брата, как мать, другие пробовали охотиться на слабых братьев, как отец. В общем, мы жили, как обычные котлунги.
Однажды ночью я почувствовал дух человека за пределами пещеры. Я вышел, чтобы поглядеть и наткнулся на человеческую самку, которая метила в меня стрелой. Замер, не мог пошатнуться и только уставился на нее. Сейчас точно выстрелит, думал я, убьет, как намеревались многие люди. Сейчас точно… Нет, глаза ее были другими: они слезились.
Затем я услышал шорохи неподалеку и ощутил мерзкий запах жажды убийства, отражавшийся в обильном людском поту. Внезапно один из людей закричал, отчего отец мгновенно выскочил и, несмотря на остатки сна, кончил его. Второй обнаружился наутро, когда отец притащил его в пещеру. Вообще людьми мы не питались: почти все их мясо пропитано отвратительной горечью. Тогда мы сделали исключение, но отец, не выдержав ужасного вкуса, отправился на охоту.
Когда отец ушел, на нашу территорию заявилась та же человеческая самка, то есть юная женщина, или девушка. Приди она на минуты раньше, все сложилось бы печально для нее. Вспомнилось, что она бывала неподалеку и раньше, у старого дуба с бородатым мужчиной, приходившимся ей отцом, но сегодня подобралась слишком близко. Она тщательно осматривала всю местность и вскоре нашла вход в нашу пещеру. Мать оскалилась, вздыбив белоснежную, редкую для котлунгов шерсть. Девушка застыла, моя мать тоже — так длилось некоторое время, мне удалось наблюдать за этим у входа в пещеру. Человек против котлунга.
Люди вели на нас охоту, чтобы набить брюхо городских гурманов, приукрасить страшные лысые плечи морщинистых старых человеческих самок и, наконец, ради забавы как домашних питомцев. Потому мать не желала лишаться своего первого и единственного в жизни выводка и предупреждающе начала наступать.
Девушка медленно потянулась к мешочкам на поясе, а мать сочла это за враждебность и бросилась во все лапы. Но из рук девушки вылетела не острая палка и не тяжелый камень, а снотворный песок, от которого моя мать провалилась в сон, еще будучи в прыжке, и грузно повалилась на землю, не успев накинуться на противника.
От немереной наглости незнакомец застыл одной ногой на ветви, после чего усмехнулся в глубине капюшона и ринулся вдогонку. Даже сквозь шум дождя, стучавшего по листьям, тряска деревьев оповещала о его мощных шагах; тихий звук, что удивительно, походил скорее на шарканье, царапанье, будто серпом косили траву.
В один момент, когда ветвь под ногами без преувеличения колебалась, Сидни пришлось обернуться и увидеть, что гнавшееся за ней существо несколько преобразилось и стало меньше всего напоминать призрака (и человека вообще). Некто-В-Балахоне опустился на все четыре конечности или, стоит сказать, лапы, ведь бег его напоминал хищнический, звериный; этот образ подкреплялся чем-то длинным, извилистым, прицепившемся на балахон сзади, что можно было счесть за обломок ветви или лоскут ткани — самое действительное объяснение, — но разум не мог уничтожить мысль о том, что это напоминало пушистый и мягкий, но сейчас взлохмаченный и напряженный хвост. Неужто воображение насмехалось, надумав к образу извечное рычание, исходившее из глотки преследователя.
Признаться, призрачная девушка неохотно верила самой себе, но ситуация заставляла хвататься за любую возможность, которая могла приблизить ее к победе. Нащупав в кармане брюк выпуклость, она решилась на исполнение задуманной хитрости.
Сидни намеренно бежала навстречу тернистому пути, на котором ветви сплетались, как пряжа, оставляв лишь небольшие пространства, пролезть через которые будет трудно даже ей, отличавшейся миниатюрным телосложением. На ходу она достала из кармана стеклянный пузырек, часто путешествовавший с ней, и зубами откупорила крышку. В воздух брызнул известный травяной запах жидкости, и усиливался он с каждым мгновением, равно как и приближался тупик.
Примерно две ветви в секунду — с такой скоростью Некто-В-Балахоне настигал призрачную девушку. Она судорожно из-за накала страха в крови сгибала, ломала, отводила ветви в стороны; сначала сквозь тернистую преграду перебралась правая часть тела, отчего на черных брюках и водолазке завиднелись просветы смуглой кожи, а затем к ней присоединилась голова, с которой тернии вырвали несколько волосинок. Тогда уже завершить перелаз удалось без увечий.
Как только дерево было окроплено жидкостью из пузырька, воздух вмиг разнес запах по округе и преследователь усерднее заработал конечностями. Несколько раз он ударил мощным плечом ветви, но те благодаря своей эластичности не разлетелись в щепки, хотя и не исключали такого исхода. Вдруг ветер подхватил его капюшон, запрокинув на шею, чем еще больше запутал в общей древесной массе, а молния озарила длинный обрамленный четырьмя клыками язык, что простирался от круглой мохнатой головы. После попадания капли настойки на бугорки животного языка, существо принялось вылизывать каждое влажное пятно, присмирело и быстро позабыло о добыче.
Тихое мурлыканье означало конец погони.
Последние деревья Сидни прошла спокойно, дав себе возможность отдохнуть, пока перед ней не раскинулась дальняя от входа стена Выжженного поля. Поначалу призрачная девушка серьезно забеспокоилась по поводу бедности не только растительности, но и чего-либо другого подле ограды — узкое пространство между рощей и стеной представляло собой голую почву, привычную для Выжженного поля. Со смешанными чувства она принялась рыскать в поисках обещанной награды, но ничего похожего на таковую не находилось.
От испытания можно и нужно было ожидать подвоха, ведь на землю по правилам ступать не разрешалось, однако победительница решилась на этот отважный шаг, поскольку полоса деревьев обрывалась так резко, что оставалось лишь спрыгнуть с них. По левой стороне стены вдалеке показалось коричневое пятно, оказавшееся при приближении старинным сундуком — такой же Анжела видела в прошлом турнире.
Едва Сидни протянула руку к набухшей древесине с ржавыми металлическими вставками, позади послышалось частое дыхание, вмиг сменившееся криком:
— Стой! Пожалуйста!
На дереве, прильнув спиной к стволу, стояла Тамара. Усталость наводила дрожь на тонкие ноги, красила темным нижние веки, и, казалось, призрачная девушка вот-вот качнется сильнее обычного и упадет с ветви, но спрыгнула она удачно, хотя и припала на колено.
— Отдай мне амулет. Он нужен мне, — сказала она. — Ты, твои друзья и многие призраки постарались разрушить мой трактир. Вы уничтожили мою жизнь, которую я так усердно строила годами. И теперь я прошу вас попытаться исправить это — заметьте, вашу же вину. Даже не думай отказаться.
Прилив эмоций придал ей сил, и соперница поднялась во весь рост, незаметно сокращав расстояние.
— Тома, не будь такой совсем-совсем глупой! Ни Юра, ни эта рыжая не разливали по всему трактиру горючку и не бросали спичку. Это сделали гадкие монстры — вот кого очень-очень нужно винить. А мы цапаемся друг с другом, как собаки!
— Но зачем тебе эти двое? Ты же ищешь сестру, значит, желание тебе ни к чему. Так давай создадим нашу команду — ты и я — и уйдем от «Хранителей». Все будут счастливы.
— Нет-нет-нет! Я не могу так поступить даже с этой девчонкой, не то что с Юрой. Каждый из нас сильно-сильно постарался, чтоб достать амулеты и даже сейчас у нас их больше, чем у всех призраков вместе взятых. Но я только за вернуть тебе трактир, иди к нам в команду.
— Ты не понимаешь, что ли? Этот больной парень не упустит свой шанс. Он и слушать не будет, чтобы загадать мне трактир. Я не могу с вами.
— Так-так-так… Ты сама отказалась? Сама! Что я тогда могу сделать? Ничего! Ни шиша! Разве что могу пожелать удачи в других турнирах, но что тебе до моих слов.
Как только девичьи голоса стихли, Сидни обернулась, устремив пальцы к крышке сундука. В этот же момент за спиной раздался гневный рев: Тамара с камнем в ладони бежала на противницу, заметно налегав на усталую ногу. Много бы беды наделала призрачная девушка, поскольку ее цель остолбенела и отпрыгнула бы не сразу, но судьба распорядилась иначе: подставила ей под ноги кочку, прикрытую скользким слоем влажной почвы.
Нездоровый компот чувств разлился по телу Тамары — гнев, зависть, стыд — все они наполняли в равной степени, отчего, упав лицом в грязь, она перевернулась на бок, приобняв поджатые колени и горько зарыдала. Спина ее вздымалась, как морские волны, а стон, наполненный отчаянием, растрогал бы самое черствое, изрезанное ранами сердце.
Накрапывание дождя прекращалось, словно он весь излился из глаз побежденной. Извилистые стволы деревьев плавно устремлялись под землю, откуда они и появились, и вскоре не осталось ни зеленых листьев, ни ветвей, ни травинок.
Выжженное поле приняло облик, отражавшийся в названии.
Сунув деревянную коробочку в карман брюк, Сидни прошла мимо испачкавшейся бедолаги. Сначала она попыталась помочь той встать, но призрачная девушка решительно отмахнулась, оставшись мерзнуть на сырой земле.
— Прости… Прости-прости.
Во время дождя подле стен, которые к моменту выхода победительницы окончательно скрылись под землей, стоял один лишь Константин, верный своему делу. Определив исход турнира, он что-то сказал и даже пожал руку в знак гордости, но его слова не были услышаны.
Сидни резво вертела головой, искав товарищей, но не обнаружила никого. И призрачная девушка побрела к своей могиле.
В хвойной роще воздух был пропитан благовониями, какое рождали конусовидные пушистые ели, чьи короткие веточки загибались кверху, и высокие сосны, столь похожие на своих лиственных собратьев, и множество иных деревьев колючего семейства, в которых знаток отличил бы лиственницы, кедры и пихты; их кроны скрывали небо и несколько задерживали капли дождя. Между мириадами стволов земля была щедро усеяна осколками опавшей коры, иголками разной длины и шишками формы от сплюснутой малой до вытянутой острой.
Проходив полосу препятствий из вышеназванных даров природы Юрий горько познал всю тяжесть женских туфель, и Анжеле вновь пришлось схватить его за рукав. Он не привык глядеть под ноги, а потому под каблук норовили попасть плотные коричневые шары. И много раз на них он спотыкался — трудно было найти место, лишенное чешуйчатого чуда.
И вот на нескольких соснах, сближенных друг с другом, как сестры-тройняшки, завиднелась постройка из широких досок, привязанных к ветвям на манер ровной площадки и стен. Больше всего это напоминало домик без крыши, в каком можно было спрятаться, переждать ночь или нападение дикого зверя. Однако строитель не позаботился о лестнице, отчего попасть внутрь не представлялось легким занятием.
— Тебе тут точно не взобраться, — сказала Анжела, запрокинув голову назад. — Высоко, но чем труднее, тем веселее. Что стоишь? Хватайся за плечи.
— От такого балласта ветки могут сломаться.
— Если ты не заметил, ветвей тут нет. Нам придется подниматься по стволу.
— Тем более это тяжело.
— Ты и при жизни до кладбища весил, наверное, сорок килограммов, а, будучи призраком, превратился в пушинку. Давай скорее! Или ты хочешь пропустишь самое интересное?
Анжела хитро подмигнула, отчего любой бы понял: не хочет.
Призрачная девушка с товарищем на спине приобняла узкий ствол дерева всеми конечностями, скрыв ладони на закрытой взору стороне, скрестила ступни, сомкнув мощные бедренные мышцы. И медленными усилиями они начали путь наверх, напоминавший школьные уроки подтягивания по канату. К счастью, кора имела множество прочных выпячиваний и зазубрин, в которые можно было просунуть пальцы.
Приложив немыслимую на вид массу усилий, призраки достигли нижнего края домика, где располагался вход, сделанный простым и удобным образом: отсутствовала четвертая деревянная стена. На широкой подстилке из сухой травы с вплетениями клубов темной шерсти видно было углубление, означавшее длительное использование. У стены, кроме того, на полу лежали разные вещи: кожаный браслет с вырезанными знаками в форме крестов, загнутых дважды под прямым углом, и деревянной вставкой, на которой различить буквы не удавалось из-за губительного действия времени; гребень с частыми зубьями, между которыми виднелись темные волоски; написанный масляными красками холст, изображавший рыжеволосую девушку с черным котом на руках, так напоминавшую Анжелу, что та сама удивилась; и в завершении любопытным показался личный дневник неизвестного автора.
— Чувствуешь? — спросила призрачная девушка, привстав на колени перед подстилкой. — Знакомый запах. Где же он уже встречался мне?
Юрий не ответил. Его увлекла испещренная знаками книга, которая могла рассказать о жильце больше, чем любая другая вещь. Несмотря на слабые тонкие пальцы призрачного юноши, страницы выпадали из переплета и рвались от малейшего прикосновения, потому призракам пришлось положить дневник на пол и аккуратно переворачивать каждую страницу.
Вначале записи походили на каракули, словно расписывали карандаш, как бывает у малых детей, обучавшихся письму, но, стоит сказать, неожиданно быстро они превратились в осознанные буквы, а после и в чудные слова.
— Какая же старая книга. Но почему все слова понятны?
— Я бы так не сказала. Буквы, конечно, есть похожие — вот наша «В», например, — но большинство непонятные, да и черточки почти над каждой буквой.
— Ты шутишь?
Призрачный юноша уставился на подругу испуганным взглядом, какой совсем не подобает для осознания уникальной способности: как и в дневнике внутри дуба, он понимал древний язык. И только он один, как выяснилось.
— Хорошо. И что это за слово? — с недоверчивостью в голове сказала Анжела и указала пальцем на страницу.
— Секунду… Почерк извилистый. Это слово «дерево», а вот «человек», «животное», «солнце» и много других, не связанных друг с другом. Похоже на… обучение, как учат писать маленьких детей с общих понятий.
Дрожь извилистых букв постепенно исчезала, они выравнивались, приобретав собственный, уникальный наклон. Слова писались уже не беспорядочно по всему полю страницы, а в строку. Серьезным прорывом в изучении языка стало сочетание разных частей речи, которые были предвестниками предложений и, как увидится, грамотной речи. На изучение письменности ушла добрая часть дневника.
— Наконец-то текст! А то я думал, что ничего интересного не будет.
— Да, текст… Это понимается и без особых знаний. Тогда вслух читай, что ли, если у тебя открылся талант понимания древних языков.
И рассказ начался.
«Спустя ровно год изучения языка человеческой самки, которая гневится всякий раз, когда я ее так называю, я могу вольно общаться с ней и записывать на эти деревянные пластинки все, что пожелаю. Например, рыба. Та, что плавает в воде. Много рыб, стаи, косяки. Жирная, запашистая.
Стоит рассказать все, что случилось за этот год, чтобы самому расставить все события и еще раз удивиться тому, как резко изменилась моя жизнь. Мы жили всем выводком спокойно: мать кормила нас, оберегала от незваных гостей, отец охотился на мясных животных, а десяток их детенышей, моих братьев и сестер, носились по всей пещере, дрались. Кто-то учился защищать слабого брата, как мать, другие пробовали охотиться на слабых братьев, как отец. В общем, мы жили, как обычные котлунги.
Однажды ночью я почувствовал дух человека за пределами пещеры. Я вышел, чтобы поглядеть и наткнулся на человеческую самку, которая метила в меня стрелой. Замер, не мог пошатнуться и только уставился на нее. Сейчас точно выстрелит, думал я, убьет, как намеревались многие люди. Сейчас точно… Нет, глаза ее были другими: они слезились.
Затем я услышал шорохи неподалеку и ощутил мерзкий запах жажды убийства, отражавшийся в обильном людском поту. Внезапно один из людей закричал, отчего отец мгновенно выскочил и, несмотря на остатки сна, кончил его. Второй обнаружился наутро, когда отец притащил его в пещеру. Вообще людьми мы не питались: почти все их мясо пропитано отвратительной горечью. Тогда мы сделали исключение, но отец, не выдержав ужасного вкуса, отправился на охоту.
Когда отец ушел, на нашу территорию заявилась та же человеческая самка, то есть юная женщина, или девушка. Приди она на минуты раньше, все сложилось бы печально для нее. Вспомнилось, что она бывала неподалеку и раньше, у старого дуба с бородатым мужчиной, приходившимся ей отцом, но сегодня подобралась слишком близко. Она тщательно осматривала всю местность и вскоре нашла вход в нашу пещеру. Мать оскалилась, вздыбив белоснежную, редкую для котлунгов шерсть. Девушка застыла, моя мать тоже — так длилось некоторое время, мне удалось наблюдать за этим у входа в пещеру. Человек против котлунга.
Люди вели на нас охоту, чтобы набить брюхо городских гурманов, приукрасить страшные лысые плечи морщинистых старых человеческих самок и, наконец, ради забавы как домашних питомцев. Потому мать не желала лишаться своего первого и единственного в жизни выводка и предупреждающе начала наступать.
Девушка медленно потянулась к мешочкам на поясе, а мать сочла это за враждебность и бросилась во все лапы. Но из рук девушки вылетела не острая палка и не тяжелый камень, а снотворный песок, от которого моя мать провалилась в сон, еще будучи в прыжке, и грузно повалилась на землю, не успев накинуться на противника.
