Как только паучьи пальцы зашевелились с явным намерением достигнуть цели, призрачная девушка раскрыла свое присутствие; она, резко подпрыгнув, на лету занесла вторую ногу внутрь оранжереи, как искусная танцовщица. И только чуть позже, когда монстры стали ломиться в брешь, по ноге разлилась боль, появилось ощущение жидкости, стекавшей вниз, холодевшей с каждым мгновением.
Казалось, гробовщикам не нужно было прилагать усилий, чтобы разрушить постройку, однако они не сумели так поступить. Ко всему прочему их стремления просочиться внутрь было прервано растением, что метнуло во врагов десяток толстых стеблей, вибрировавших на весу, точно дрожавшие от гнева конечности. Монстры отпрянули на несколько шагов, решив мучить жертв пристальными взглядами, но вскоре их алое свечение исчезло.
За это время призраки успели пройти по главной дорожке в дальнюю часть оранжереи, где в углу одиноко стояло ведро с садовой лопаткой внутри. В полутьме трудно было определить, что в нем находилось, после чего Юрий решил сделать это быстрым и известным способом — он сунул палец внутрь. Сначала призрачный юноша определил сыпучесть вещества, потом подчерпнул рукой: мелкое, твердое, холодное, гладкое.
— Это же песок! Как раз то, что нам нужно. Вот же Михей!
— Твою ж мать…
— Не вини его. Разве мог он знать…
— … это платье досталось мне от мамы. Мрази вонючие! Я им сейчас покажу, где раки зимуют, недоделанным, спалю к чертям собачим!
Наташа еще некоторое время вращала в руке передний край платья, на котором, равно как и на бедре, нащупала порез, отделивший от мака пышный лепесток. Затем она схватила садовую лопатку и совершила несколько рубящих движений, словно тренировалась перед боем. Призрачная девушка скрылась во тьме подле стены, долго водив невидимыми ладонями по всем поверхностям, и наконец нашла в полутьме желанное.
— Хо-хо, черт возьми! Сейчас они у меня попляшут. Спалю, зажарю до корочки…
— Что, что ты делаешь? Куда ты идешь? Нет, не выходи наружу, они же тебя убьют.
— Заткнись! — грубо сказала Наташа, наполнив некий внутренний сосуд злостью до краев. — На тебе — ведро. Утащишь такую тяжесть? А придется, черт возьми!
Пока она шла к отверстию, звучал треск ручки зажигания лампы, единственной в оранжерее, и подошва туфли ударила по остаткам стеклянной стены даже раньше, чем появилось пламя.
Как и предполагалось, гробовщики притаились в округе, ожидав выхода призраков, и поспешили наброситься на жертву. Только увидев высекаемые камнями искры, они притупили резвость движений, а после рыжей вспышки отскочили от призрачной девушки, как олени от вида волчьей шерсти.
Наташа обхватила светильник обеими руками, крепко, как спасительный плот в просторном океане, и рванулась к тропе. Она вспоминала расположение склепов «Искателей», представляла свой путь. Неясным мыслям мешали звучные удары ботинок гробовщиков, их частые, как у загнанных собак, дыхания и само жуткое чувство преследования. Она не знала положения противников, не знала, летит ли в спину кинжал, и это напрягло более всего. Призрачная девушка не только широко расставляла ноги — чему несколько мешал широкий подол платья — и с силой отталкивалась от земли, но старалась бежать зигзагами, петлями, волнами.
В одно мгновение беглянка услышала, как нечто пролетело, точно выстрел, подле шеи, на которую был помещен стеклянный купол лампы. Еще позже она зацепила ногой клинок гробовщиков, встрявший в землю под углом. Неровный после того ритм сердца несколько сбавил резвый бег, появилась одышка.
Неизвестно, последовало ли второе оружие монстров или лавирование из стороны в сторону выручило, но беда случилась в ином: рыжий язык керосинового пламени стал извиваться, как дикая кобыла в момент одомашнивания, как на буйном сквозняке, хотя такового под куполом быть не могло; затем основание его, где керосин переходил в огонь, темнело, наливалось чернотой, которая вместе с багряным давала синие тона, яркое свечение тускнело.
Попасться на остатке пути было неприемлемо для Наташи, однако разум не спеша настраивал на такой исход, привносив нерадостные мысли. Она слышала за спиной топот гробовщиков, приближавшихся по мере становления света синим, представляла, что, едва огонь обратится полностью, ее шея окажется насильно свернутой. И в тот момент, когда до цели оставалось смешное число шагов, призрачная девушка поступила самым верным способом: она бросила погибавший светильник через плечо, но с силой, отчего тот разбился, расплескавшись еще рыжими горячими брызгами по тропе. Это действие полностью лишило ее защиты, но позволило продержаться ту оставшуюся минуту.
К тому времени, когда в лунном свете показался металлический блеск камеры заключения, Наташа желала обессиленно упасть на землю, отдав борьбу за жизнь в ладони судьбы. Однако с каждым новым усилием она заставляла себя дышать носом и выпускать воздух ртом, оттесняла кровавый привкус во рту, бешеный, болезненный сердечный стон и немыслимую тяжесть в ногах.
Погрязнув в ощущениях, что затеняли иные мысли, призрачная девушка перестала замечать окружение: остроконечные темные иглы тянулись к ее шее, лопаткам, ногам, а ледяное дыхание обжигало кожу, раздражало нос зловонием. Очнулась она только после того, как вцепилась руками в холодный металл решетки, откуда на нее посмотрели два тускло-красных глаза. Она не отвела взгляд и не попалась в путы колдовства, но застыла.
И гробовщики, и Наташа смотрели в одном направлении; вдруг они слаженно резво обернулись — ото всех сторон раздались шероховатые звуки зажигания спичек, после чего огонь стремительно окружил их в форме кольца. И только тогда пленные заметили изменения и странности, что пропустили по случаю бега и преследования: обод круга был выполнен из сухой травы, листвы и веток, которые с великим рвением пожирал огонь; к этому добавлялись обугленные, невидимые в ночи предметы мебели, что, точно колонны, смотровые башни крепости, возвышались над основой; хворост заполнял и внутреннюю часть круга и также был смочен керосином. Ближайшие бесхозные могилы мгновенно покрылись копотью и масляным налетом. Концы голых ветвей деревца, что наклонялось над камерой заключения, принялись полыхать от жара одной из колонн, но быстро тухли, чтобы не передать огонь к стволу. В круг призраки начали бросать — словно всего прочего было мало! — разные горючие предметы.
Гробовщики зашипели, заклекотали, закаркали — не только звуками, но действиями показали признаки негодования; зубастое кольцо на безносом лице вытянулось в вертикальный овал, глаза еще более насытились алым оттенком, а на открытых участках тела вспыхнули короткие отростки, вставшие над кожей, словно щитки. Рассмотреть чудовищный облик не получилось, поскольку в его детали стали вноситься изменения: высокий рост складывался до карликовых размеров в воздухе, словно тело сдавливали и сверху, и снизу; голова уменьшалась, однако появился нос, точнее сказать, вороний клюв; длинные руки укорачивались, превращавшись в крылья, а ноги сужались до толщины веточек; отростки на всем теле обрастали смолянистыми перьями.
Потеряв несколько перьев, тут же исчезнувших в огне, гробовщики избежали ловушки, хотя несколько покалечились. За пределами огненного кольца птицы вновь обратились монстрами. И в гневе они были страшны.
Наташа бы порадовалась боли монстров, не упади ей на голову полыхавшая тряпка. Она мгновенно смахнула огонь с головы, но несколько черных прядей волос вспыхнули, еще более изогнулись от жара и затлели — к счастью, горючая жидкость в ткани иссякла и не расплескалась по пышному достоянию призрачной девушки.
На мгновение карканье гробовщиков, истошные вопли призраков и разрушительная сила огня заворожили Наташу. Полосы пламени стягивались к ней в виде тонких нитей паутины, пожирав сухую листву по пути, а вместе с тем чистый воздух внутри круга. Несмотря на общий холод, в ногах теплело, пятки наливались жаром с каждой секундой, что вывело призрачную девушку из ступора.
И после того пришла жгучая нестерпимая боль. Когда Наташа только пересекла черту ловушки, когда пробежалась по сухим листьям, траве и веткам, смоченным керосином, когда от боли начала отбрасывать ногами кучи листьев вокруг нее — тогда едкая жидкость налипала на туфли, впитывалась, набиралась мощи. И вот пламя вспыхнуло на обуви так сильно, что все попытки затушить его о землю только усилили жар, привнесли новые болезненные ощущения, словно даже земля утопала в керосине. Подошва задымилась первой, принялась капать, как весенняя сосулька, и вскоре растворилась, точно была выполнена из бумаги. Керосин добрался до нежной кожи ступни.
Призрачная девушка метнулась к гробовщику, растекшемуся по дну клетки, как темная капля смолы. От боли она яростно вцепилась в прутья камеры заключения, зажмурилась и сдавила холодный метал, будто шею монстров.
— Отведешь в подземелья? Отвечай! — закричала она с хриплым надрывом. Ожидание, пока гробовщик найдет силы для четкого звука, было губительно, отчего с призрачных губ слетало шипение, не уступавшее темным недругам. — Говори, черт тебя дери!
— Да, — сказал покалеченный гробовщик сгоревшим, высохшим горлом, но предельно разборчиво, по-человечески.
Без промедлений Наташа затрясла ногой, и правая туфля — точнее сказать, та обугленная ткань, едва покрывавшая ступню — слетела, отправившись в огонь; со второй пришлось труднее: подошва налипла на кожу, отчего отдирать ее пришлось резким движением, после какого последовала буйная череда брани. Призрачная девушка присела и только потом обнаружила в руке садовую лопатку, которая прошла под крепежной скобой, заработав как рычаг. Таким способом она расшатала загнутый кусок металла, а после потянула инструмент на себя за оба конца.
Вблизи послышалось частое дыхание, за языками пламени показалось увесистое ведро, парившее над землей сначала в аршине от земли, а потом на высоте трех четвертей сажени. Под натужный звук из ведра посыпался мелкий песок, обрушившийся плотным водопадом на одну из мебельных колонн, бывшей приземистой тумбой, и та потухла, заструившись вязким дымом; в то же время нарушилась целостность круга между двумя предметами мебели — благодаря тому же песку. Но вдруг тушение притупилось: ведро осело на землю, несколько звучно стукнувшись дном.
— Пусть горит, — грозно прорычал Хэйрон. Пушистым, но необычайно мощным хвостом он выбил ведро из рук призрачного юноши. — Так угодно Анне.
Юрий нагнулся за ведром и вновь почувствовал толчок, на этот раз в бок; вначале он подумал о котлунге, решившим настоять на том, чтобы гробовщик (о Наташе тот не знал) погиб, но спустя мгновение кожа зачесалась, словно вспомнив эту теплую волну. Забыться в видениях призрачный юноша не успел — пушистый кулак теперь ощутимо столкнулся с плечом.
И Хэйрон отправился на безрассудную помощь призракам, которые жестоко поплатились за попытку уничтожить зло, что было гораздо сильнее них.
Между тем Наташа справлялась со вторым креплением. Подумалось, что, не потеряй она равновесия, навалившись пораженной пяткой на земельные неровности, никогда бы не смогла вырвать скобу одним резким движением. Правда, в тот момент призрачная девушка так сильно сжала зубы, что в них еще разливалась боль, а от одного, казалось, отделилась небольшая часть.
— Наташа! — крикнул Юрий слева, выплеснув широкую полосу песка от обода круга до призрачной девушки. — Сможешь выйти? Песка мало осталось… У него получится?
Вместо ответа клетка рухнула на бок, и металл покрылся копотью от костра.
— Выметайся! — процедила Наташа каждый слог сквозь сомкнутые зубы и губы.
— Жарко. Больно.
Высыпав остаток песка на полуживой шкаф, соседний с потухшей тумбой, Юрий подбежал к подруге, и вместе они подхватили гробовщика под руки. Призраки мгновенно поморщились: ледяное тело монстра, несколько согретое пламенем, все же охлаждало ладони, сама кожа, как и ткань, казались влажными, липкими, будто так могла ощущаться тьма. У покалеченного не было сил сопротивляться, равно как и передвигаться, отчего нижняя часть туловища волочилась по земле. Однако при прохождении потушенной полосы земли, где с двух сторон припекало, гробовщик начал извиваться и, пристав на ноги, покинул ловушку самостоятельно.
Пленник несколько отдалился от места заточения и рухнул на землю близ высокой травы и старого ствола дерева.
— Мы вернемся, — сказала Наташа, ударив гробовщика по плечу.
И призраки удалились с места первого происшествия той страшной ночи.
Спустя время команда вернулась в тайное место дуба, решив скоротать там оставшиеся часы до возвращения товарищей. Пока Юрий рассказывал об игрушках в коробке, дополняв образы натуральными фигурками, о дневнике, удивив знанием древнего языка, Наташа уселась на подстилку из сушеной травы и пыталась увлеченно слушать его. Порой призрачная девушка постанывала от боли, но в такие моменты крепче сжимала зубы, чтобы не перебивать рассказ. Однако после одного звучного шипения, когда она положила невидимую ладонь на больное место, призрачный юноша расслышал это и сказал:
— Сильно обожглась?
— Я не вижу, черт возьми! По ощущениям трудно определить: кажется, что вместо ступней — моих прекрасных ступней! — там теперь угли, но на деле же так, пустяк, легкое покраснение, наверное.
— Потерпи немного. У Сидни должны быть лекарства, продезинфицировать и перебинтовать обязательно нужно. Я думаю, лучше снять обувь.
— Хорошо думаешь, вот и огонь думал так же, похерил мои туфельки полностью. Остатки я выбросила. Хотя нет, пару кусков ткани прилипло к коже, отдирать боюсь.
Мысль стрельнула по лицу вспышкой тока, отчего эмоции, скрытые зельем, проступили непривычно ярко.
— Хочешь сказать… Ты всю дорогу шла босиком? Это же должно быть очень больно.
— Черт! Вот вроде ты не тупой, но иногда выдаешь такое… Естественно, я шла босиком! Этот керосин, черт его дери, сожрал всю подошву за минуту — вот и обожгла пятки. И платье пострадало!
— Сказала бы! — вспылил Юрий. — Откуда мне было знать? Что-нибудь можно было придумать.
— Хватит ныть, особенно за меня. Дошла как-то, жива как-то. А сейчас я хочу продрыхнуть пару часов, если смогу заснуть.
Старавшись не задеть невидимые ступни призрачной девушки, Юрий примостился рядом на подстилке, прислонившись спиной к прохладной древесине ствола. Наташа молчала, громко сопела и временами болезненно вздыхала, когда пыталась переложить занемевшие ступни. Наконец собственное дыхание стало раздражать ее и она заговорила почти криком:
— Чего молчишь, черт возьми?! Говори хоть что-нибудь, рассказывай, а то оставаться наедине с болью в тишине тошно.
— Я думал, ты спать будешь. Вот и не…
— Обними меня.
Юрий не ответил от удивления, но даже на расстоянии слышалось, как зазвучало барабаном его сердце. Как истинный молодой человек, не обделенный скромностью, он уделил время раздумью, всерьез ли говорила Наташа.
— Хватит там воображать себе пошлятину! Я не прошу тебя о чем-то таком — со стервой своей будешь развлекаться. Просто ступни горят адски, а все тело замерзло, кончики пальцев наверняка синие. Черт! Я тебя умолять не собираюсь. Как хочешь.
Призрачный юноша задвигался по сухой траве, терзав дряхлые стебли растений, пока не прислонился к выгнутой дугой спине подруги — она лежала на боку, — и аккуратно положил ей на плечо ладонь.
Казалось, гробовщикам не нужно было прилагать усилий, чтобы разрушить постройку, однако они не сумели так поступить. Ко всему прочему их стремления просочиться внутрь было прервано растением, что метнуло во врагов десяток толстых стеблей, вибрировавших на весу, точно дрожавшие от гнева конечности. Монстры отпрянули на несколько шагов, решив мучить жертв пристальными взглядами, но вскоре их алое свечение исчезло.
За это время призраки успели пройти по главной дорожке в дальнюю часть оранжереи, где в углу одиноко стояло ведро с садовой лопаткой внутри. В полутьме трудно было определить, что в нем находилось, после чего Юрий решил сделать это быстрым и известным способом — он сунул палец внутрь. Сначала призрачный юноша определил сыпучесть вещества, потом подчерпнул рукой: мелкое, твердое, холодное, гладкое.
— Это же песок! Как раз то, что нам нужно. Вот же Михей!
— Твою ж мать…
— Не вини его. Разве мог он знать…
— … это платье досталось мне от мамы. Мрази вонючие! Я им сейчас покажу, где раки зимуют, недоделанным, спалю к чертям собачим!
Наташа еще некоторое время вращала в руке передний край платья, на котором, равно как и на бедре, нащупала порез, отделивший от мака пышный лепесток. Затем она схватила садовую лопатку и совершила несколько рубящих движений, словно тренировалась перед боем. Призрачная девушка скрылась во тьме подле стены, долго водив невидимыми ладонями по всем поверхностям, и наконец нашла в полутьме желанное.
— Хо-хо, черт возьми! Сейчас они у меня попляшут. Спалю, зажарю до корочки…
— Что, что ты делаешь? Куда ты идешь? Нет, не выходи наружу, они же тебя убьют.
— Заткнись! — грубо сказала Наташа, наполнив некий внутренний сосуд злостью до краев. — На тебе — ведро. Утащишь такую тяжесть? А придется, черт возьми!
Пока она шла к отверстию, звучал треск ручки зажигания лампы, единственной в оранжерее, и подошва туфли ударила по остаткам стеклянной стены даже раньше, чем появилось пламя.
Как и предполагалось, гробовщики притаились в округе, ожидав выхода призраков, и поспешили наброситься на жертву. Только увидев высекаемые камнями искры, они притупили резвость движений, а после рыжей вспышки отскочили от призрачной девушки, как олени от вида волчьей шерсти.
Наташа обхватила светильник обеими руками, крепко, как спасительный плот в просторном океане, и рванулась к тропе. Она вспоминала расположение склепов «Искателей», представляла свой путь. Неясным мыслям мешали звучные удары ботинок гробовщиков, их частые, как у загнанных собак, дыхания и само жуткое чувство преследования. Она не знала положения противников, не знала, летит ли в спину кинжал, и это напрягло более всего. Призрачная девушка не только широко расставляла ноги — чему несколько мешал широкий подол платья — и с силой отталкивалась от земли, но старалась бежать зигзагами, петлями, волнами.
В одно мгновение беглянка услышала, как нечто пролетело, точно выстрел, подле шеи, на которую был помещен стеклянный купол лампы. Еще позже она зацепила ногой клинок гробовщиков, встрявший в землю под углом. Неровный после того ритм сердца несколько сбавил резвый бег, появилась одышка.
Неизвестно, последовало ли второе оружие монстров или лавирование из стороны в сторону выручило, но беда случилась в ином: рыжий язык керосинового пламени стал извиваться, как дикая кобыла в момент одомашнивания, как на буйном сквозняке, хотя такового под куполом быть не могло; затем основание его, где керосин переходил в огонь, темнело, наливалось чернотой, которая вместе с багряным давала синие тона, яркое свечение тускнело.
Попасться на остатке пути было неприемлемо для Наташи, однако разум не спеша настраивал на такой исход, привносив нерадостные мысли. Она слышала за спиной топот гробовщиков, приближавшихся по мере становления света синим, представляла, что, едва огонь обратится полностью, ее шея окажется насильно свернутой. И в тот момент, когда до цели оставалось смешное число шагов, призрачная девушка поступила самым верным способом: она бросила погибавший светильник через плечо, но с силой, отчего тот разбился, расплескавшись еще рыжими горячими брызгами по тропе. Это действие полностью лишило ее защиты, но позволило продержаться ту оставшуюся минуту.
К тому времени, когда в лунном свете показался металлический блеск камеры заключения, Наташа желала обессиленно упасть на землю, отдав борьбу за жизнь в ладони судьбы. Однако с каждым новым усилием она заставляла себя дышать носом и выпускать воздух ртом, оттесняла кровавый привкус во рту, бешеный, болезненный сердечный стон и немыслимую тяжесть в ногах.
Погрязнув в ощущениях, что затеняли иные мысли, призрачная девушка перестала замечать окружение: остроконечные темные иглы тянулись к ее шее, лопаткам, ногам, а ледяное дыхание обжигало кожу, раздражало нос зловонием. Очнулась она только после того, как вцепилась руками в холодный металл решетки, откуда на нее посмотрели два тускло-красных глаза. Она не отвела взгляд и не попалась в путы колдовства, но застыла.
И гробовщики, и Наташа смотрели в одном направлении; вдруг они слаженно резво обернулись — ото всех сторон раздались шероховатые звуки зажигания спичек, после чего огонь стремительно окружил их в форме кольца. И только тогда пленные заметили изменения и странности, что пропустили по случаю бега и преследования: обод круга был выполнен из сухой травы, листвы и веток, которые с великим рвением пожирал огонь; к этому добавлялись обугленные, невидимые в ночи предметы мебели, что, точно колонны, смотровые башни крепости, возвышались над основой; хворост заполнял и внутреннюю часть круга и также был смочен керосином. Ближайшие бесхозные могилы мгновенно покрылись копотью и масляным налетом. Концы голых ветвей деревца, что наклонялось над камерой заключения, принялись полыхать от жара одной из колонн, но быстро тухли, чтобы не передать огонь к стволу. В круг призраки начали бросать — словно всего прочего было мало! — разные горючие предметы.
Гробовщики зашипели, заклекотали, закаркали — не только звуками, но действиями показали признаки негодования; зубастое кольцо на безносом лице вытянулось в вертикальный овал, глаза еще более насытились алым оттенком, а на открытых участках тела вспыхнули короткие отростки, вставшие над кожей, словно щитки. Рассмотреть чудовищный облик не получилось, поскольку в его детали стали вноситься изменения: высокий рост складывался до карликовых размеров в воздухе, словно тело сдавливали и сверху, и снизу; голова уменьшалась, однако появился нос, точнее сказать, вороний клюв; длинные руки укорачивались, превращавшись в крылья, а ноги сужались до толщины веточек; отростки на всем теле обрастали смолянистыми перьями.
Потеряв несколько перьев, тут же исчезнувших в огне, гробовщики избежали ловушки, хотя несколько покалечились. За пределами огненного кольца птицы вновь обратились монстрами. И в гневе они были страшны.
Наташа бы порадовалась боли монстров, не упади ей на голову полыхавшая тряпка. Она мгновенно смахнула огонь с головы, но несколько черных прядей волос вспыхнули, еще более изогнулись от жара и затлели — к счастью, горючая жидкость в ткани иссякла и не расплескалась по пышному достоянию призрачной девушки.
На мгновение карканье гробовщиков, истошные вопли призраков и разрушительная сила огня заворожили Наташу. Полосы пламени стягивались к ней в виде тонких нитей паутины, пожирав сухую листву по пути, а вместе с тем чистый воздух внутри круга. Несмотря на общий холод, в ногах теплело, пятки наливались жаром с каждой секундой, что вывело призрачную девушку из ступора.
И после того пришла жгучая нестерпимая боль. Когда Наташа только пересекла черту ловушки, когда пробежалась по сухим листьям, траве и веткам, смоченным керосином, когда от боли начала отбрасывать ногами кучи листьев вокруг нее — тогда едкая жидкость налипала на туфли, впитывалась, набиралась мощи. И вот пламя вспыхнуло на обуви так сильно, что все попытки затушить его о землю только усилили жар, привнесли новые болезненные ощущения, словно даже земля утопала в керосине. Подошва задымилась первой, принялась капать, как весенняя сосулька, и вскоре растворилась, точно была выполнена из бумаги. Керосин добрался до нежной кожи ступни.
Призрачная девушка метнулась к гробовщику, растекшемуся по дну клетки, как темная капля смолы. От боли она яростно вцепилась в прутья камеры заключения, зажмурилась и сдавила холодный метал, будто шею монстров.
— Отведешь в подземелья? Отвечай! — закричала она с хриплым надрывом. Ожидание, пока гробовщик найдет силы для четкого звука, было губительно, отчего с призрачных губ слетало шипение, не уступавшее темным недругам. — Говори, черт тебя дери!
— Да, — сказал покалеченный гробовщик сгоревшим, высохшим горлом, но предельно разборчиво, по-человечески.
Без промедлений Наташа затрясла ногой, и правая туфля — точнее сказать, та обугленная ткань, едва покрывавшая ступню — слетела, отправившись в огонь; со второй пришлось труднее: подошва налипла на кожу, отчего отдирать ее пришлось резким движением, после какого последовала буйная череда брани. Призрачная девушка присела и только потом обнаружила в руке садовую лопатку, которая прошла под крепежной скобой, заработав как рычаг. Таким способом она расшатала загнутый кусок металла, а после потянула инструмент на себя за оба конца.
Вблизи послышалось частое дыхание, за языками пламени показалось увесистое ведро, парившее над землей сначала в аршине от земли, а потом на высоте трех четвертей сажени. Под натужный звук из ведра посыпался мелкий песок, обрушившийся плотным водопадом на одну из мебельных колонн, бывшей приземистой тумбой, и та потухла, заструившись вязким дымом; в то же время нарушилась целостность круга между двумя предметами мебели — благодаря тому же песку. Но вдруг тушение притупилось: ведро осело на землю, несколько звучно стукнувшись дном.
— Пусть горит, — грозно прорычал Хэйрон. Пушистым, но необычайно мощным хвостом он выбил ведро из рук призрачного юноши. — Так угодно Анне.
Юрий нагнулся за ведром и вновь почувствовал толчок, на этот раз в бок; вначале он подумал о котлунге, решившим настоять на том, чтобы гробовщик (о Наташе тот не знал) погиб, но спустя мгновение кожа зачесалась, словно вспомнив эту теплую волну. Забыться в видениях призрачный юноша не успел — пушистый кулак теперь ощутимо столкнулся с плечом.
И Хэйрон отправился на безрассудную помощь призракам, которые жестоко поплатились за попытку уничтожить зло, что было гораздо сильнее них.
Между тем Наташа справлялась со вторым креплением. Подумалось, что, не потеряй она равновесия, навалившись пораженной пяткой на земельные неровности, никогда бы не смогла вырвать скобу одним резким движением. Правда, в тот момент призрачная девушка так сильно сжала зубы, что в них еще разливалась боль, а от одного, казалось, отделилась небольшая часть.
— Наташа! — крикнул Юрий слева, выплеснув широкую полосу песка от обода круга до призрачной девушки. — Сможешь выйти? Песка мало осталось… У него получится?
Вместо ответа клетка рухнула на бок, и металл покрылся копотью от костра.
— Выметайся! — процедила Наташа каждый слог сквозь сомкнутые зубы и губы.
— Жарко. Больно.
Высыпав остаток песка на полуживой шкаф, соседний с потухшей тумбой, Юрий подбежал к подруге, и вместе они подхватили гробовщика под руки. Призраки мгновенно поморщились: ледяное тело монстра, несколько согретое пламенем, все же охлаждало ладони, сама кожа, как и ткань, казались влажными, липкими, будто так могла ощущаться тьма. У покалеченного не было сил сопротивляться, равно как и передвигаться, отчего нижняя часть туловища волочилась по земле. Однако при прохождении потушенной полосы земли, где с двух сторон припекало, гробовщик начал извиваться и, пристав на ноги, покинул ловушку самостоятельно.
Пленник несколько отдалился от места заточения и рухнул на землю близ высокой травы и старого ствола дерева.
— Мы вернемся, — сказала Наташа, ударив гробовщика по плечу.
И призраки удалились с места первого происшествия той страшной ночи.
Спустя время команда вернулась в тайное место дуба, решив скоротать там оставшиеся часы до возвращения товарищей. Пока Юрий рассказывал об игрушках в коробке, дополняв образы натуральными фигурками, о дневнике, удивив знанием древнего языка, Наташа уселась на подстилку из сушеной травы и пыталась увлеченно слушать его. Порой призрачная девушка постанывала от боли, но в такие моменты крепче сжимала зубы, чтобы не перебивать рассказ. Однако после одного звучного шипения, когда она положила невидимую ладонь на больное место, призрачный юноша расслышал это и сказал:
— Сильно обожглась?
— Я не вижу, черт возьми! По ощущениям трудно определить: кажется, что вместо ступней — моих прекрасных ступней! — там теперь угли, но на деле же так, пустяк, легкое покраснение, наверное.
— Потерпи немного. У Сидни должны быть лекарства, продезинфицировать и перебинтовать обязательно нужно. Я думаю, лучше снять обувь.
— Хорошо думаешь, вот и огонь думал так же, похерил мои туфельки полностью. Остатки я выбросила. Хотя нет, пару кусков ткани прилипло к коже, отдирать боюсь.
Мысль стрельнула по лицу вспышкой тока, отчего эмоции, скрытые зельем, проступили непривычно ярко.
— Хочешь сказать… Ты всю дорогу шла босиком? Это же должно быть очень больно.
— Черт! Вот вроде ты не тупой, но иногда выдаешь такое… Естественно, я шла босиком! Этот керосин, черт его дери, сожрал всю подошву за минуту — вот и обожгла пятки. И платье пострадало!
— Сказала бы! — вспылил Юрий. — Откуда мне было знать? Что-нибудь можно было придумать.
— Хватит ныть, особенно за меня. Дошла как-то, жива как-то. А сейчас я хочу продрыхнуть пару часов, если смогу заснуть.
Старавшись не задеть невидимые ступни призрачной девушки, Юрий примостился рядом на подстилке, прислонившись спиной к прохладной древесине ствола. Наташа молчала, громко сопела и временами болезненно вздыхала, когда пыталась переложить занемевшие ступни. Наконец собственное дыхание стало раздражать ее и она заговорила почти криком:
— Чего молчишь, черт возьми?! Говори хоть что-нибудь, рассказывай, а то оставаться наедине с болью в тишине тошно.
— Я думал, ты спать будешь. Вот и не…
— Обними меня.
Юрий не ответил от удивления, но даже на расстоянии слышалось, как зазвучало барабаном его сердце. Как истинный молодой человек, не обделенный скромностью, он уделил время раздумью, всерьез ли говорила Наташа.
— Хватит там воображать себе пошлятину! Я не прошу тебя о чем-то таком — со стервой своей будешь развлекаться. Просто ступни горят адски, а все тело замерзло, кончики пальцев наверняка синие. Черт! Я тебя умолять не собираюсь. Как хочешь.
Призрачный юноша задвигался по сухой траве, терзав дряхлые стебли растений, пока не прислонился к выгнутой дугой спине подруги — она лежала на боку, — и аккуратно положил ей на плечо ладонь.
