Он своеобразный серый кардинал хаоса. Возможно, объединившись с леди Элиран, она сама не заметит, как станет пешкой в его руках.
— Вы боитесь, что и меня постигнет та же участь?
— Мы не можем себе этого позволить.
— Да, я понимаю. Но прежде чем принять окончательное решение, я бы хотела все-таки побывать во дворце. Понять, на какую жизнь я себя обрекаю.
— И мы работаем над этим. В день приезда герцога, в Эссир прибудет еще одна важная персона.
— Кто?
— Королева Юджиния. Мы пытаемся организовать вам встречу на границе. Тогда вы сможете влиться в ее посольство как одна из фрейлин. Хорошо, что пока о вас мало кто знает.
— Дэйтон знает, — напомнила Мэл.
— Он не выдаст вас. Вы знаете, он обязан вам жизнью.
— Вопрос только в том, что перевесит — его благодарность или желание стать королем, — горько усмехнулась Мэл.
— Я воспитывал мальчика практически с рождения и никогда не замечал в нем каких-то порочных черт, — ответил советник, и в голосе его проскользнула обида. Ей совсем не хотелось обижать того, кто так тепло к ней отнесся, кто нянчился с ней, оберегал все последние дни.
— Да, я знаю, простите. Он слишком похож на отца и не станет бить в спину.
Сорос извинение принял, но продолжать разговор дальше она была не в состоянии. Ей нужно было побыть одной, подумать в тишине своей комнаты, примириться как-то с самой собой, что было ох как не просто. Одна ее часть хотела немедленно бежать, не ввязываться, бросить все и остаться обыкновенной, никому не известной девушкой, а вторая призывала быть сильной. Детство давно закончилось, как и возможность принимать детские решения.
— Как же мне тебя не хватает, — прошептала она, разглядывая маленький портрет мужа. Она нашла его здесь, в этой самой комнате несколько дней назад и долго недоумевала, откуда он мог тут взяться, пока не вспомнила, что первой его женой была дочь леди Маргарет.
«Какая ирония судьбы» — подумала она тогда. — «леди Амина была первой, а я стала последней. Она умерла, а я… потеряла его навсегда, и как же хочется поменяться с ней местами…»
* * *
— Можно? — спросила Мадлен, осторожно притворив дверь. Лучшая подруга, та, что делила с ней беды и мечты, в последнее время они так мало виделись.
— Конечно, заходи.
— Как прошло ваше совещание? — спросила девушка, присев на пуфик у туалетного столика.
— Напряженно, — ответила Мэл, разглядывая собственное отражение в зеркале. Бледная, замученная, несчастная. И волосы все еще седые. Она хотела их расчесать, чтобы хоть чем-то заняться, но Медди перехватила гребень, встала позади и сама начала расчесывать непослушные пряди.
— Ты все-таки думаешь согласиться на их предложение?
— Я не могу не согласиться. Это было бы малодушием — стоять в стороне и видеть, как погибает Его сын, Его наследие. Я не хочу сейчас об этом говорить, слишком тяжело. Лучше расскажи, как ты? Тебе нравится работать в больнице доктора Берга?
— Очень, — ответила Мэдди. Мэл заметила довольную улыбку в отражении зеркала и тоже улыбнулась. — Тебе бы там тоже понравилось.
— А как у тебя с мистером О Брайеном?
После этого вопроса улыбка подруги превратилась из просто довольной в счастливую, и щеки ее порозовели.
— Кажется, у вас все хорошо.
— Он сделал мне предложение, — вдруг помрачнев, ответила она.
— И почему ты не радуешься? Не светишься от счастья? Ты не любишь его? — нахмурилась Мэл.
— Как я могу быть счастливой, когда ты так несчастна?
— Глупая, — вздохнула она и повернулась к подруге, перехватив ее руки. — Ты не должна терять ни минуты отведенной тебе любви, ведь время так скоротечно. Мне был отведен только месяц счастья и целая вечность одиночества, не повторяй моих ошибок, если любишь его, то не давай предрассудкам и сомнениям упустить драгоценное время.
— Спасибо, — вдруг всхлипнула Мадлен и обняла подругу. — Мне так не хватало именно этого разговора с тобой.
— Ну, что ты? — попыталась утешить ее Мэл, прекрасно понимая, что плачет она не о себе, а о ней. Это разрывало сердце. — Если ты немедленно не прекратишь, я тоже расплачусь!
Угроза подействовала. Мэдди взяла себя в руки, вздохнула и счастливо улыбнулась.
— А я тебе кое-что принесла. Прощальный подарок от Иолы.
Мэл заметила, что у подруги было что-то в руках, когда она пришла. Это была деревянная резная шкатулка. Внутри в отдельных делениях стояли пузырьки с настойками и сложенная вчетверо записка.
Иола оказалась немногословной. Ограничилась одной фразой:
«Будь сильной».
— И все? — удивилась Мэдди.
— Да, — с таким же недоумением пожала плечами Мэл и взяла один из пузырьков. На каждом была надпись на илларском языке. Поскольку мать Мэл — леди Генриэтта была на четверть илларкой, она обучила дочь основам этого языка. Не достаточно, чтобы изъясняться без акцента, но прочитать надписи было легко.
— Для чего они? — с любопытством спросила Мадлен.
— Этот для восполнения сил, — ответила Мэл, положив флакон на место и взяв другой. — А этот для сна.
— А этот?
Один флакон разительно отличался от остальных не только размером, но и формой пузырька и даже цветом. Крошечный, пузатый, из темного стекла, и надпись на нем была на всеобщем.
— Это настой первоцвета. Он притупляет чувства.
— Притупляет? — озадачилась Мэдди.
— Да. Помнишь вдову пекаря?
— Миссис Беату? Конечно, помню. Она так сильно убивалась по мужу, что таяла буквально на глазах.
— Тогда ей помог первоцвет. Я помню, как Иола давала его ей.
— Да, а я помню, что она очень скоро снова вышла замуж и даже родила. Постой, ты думаешь о том же, о чем и я? — ужаснулась девушка. — Думаешь, Иола знала, что случится?
— Не знаю, — задумчиво ответила Мэл, разглядывая флакон. — Я всегда подозревала, что в ней сокрыто куда больше знаний и силы, чем она говорит.
— Воспользуешься?
— Пока не знаю. Он очень сильный. Я боюсь, что его сила мне понравится.
— Но он ведь не вызывает привыкания, нет? — немного испугалась Мэдди.
— Физического нет, но эмоционально…
— Тогда может, я заберу его, не нужен он тебе.
— Нет, нет, — перехватила руку Мэл. — Оставь.
— Ты уверена?
— Да. В том деле, что нам всем предстоит, пригодится любая помощь, даже эта.
Мадлен пришлось смириться с решением подруги, но она дала себе слово, что будет внимательно следить за ней, и при первых же признаках иррационального поведения, расскажет об этом леди Маргарет. Она одна, из всех, имела безграничное влияние на Мэл, как мать, как старшая подруга, как человек с несравнимо большим жизненным опытом.
И только утром, Мэдди вдруг осознала, что не давало ей покоя ночью — воспоминание о том, какой стала жена пекаря после приема этой настойки. Женщина перестала медленно умирать, но теплота ушла из глаз, заменяясь ледяной стужей, и даже после нового брака и рождения детей, девушки больше никогда не слышали ее заразительного, беззаботного смеха, от которого невольно теплело на душе.
Испугавшись своего воспоминания, она бросилась в комнату Мэл, даже толком не одевшись, но застала лишь пустоту.
— Вы леди Мэл ищете? — спросила появившаяся на пороге любопытная дочка леди Маргарет.
— Да, ты знаешь, где она?
— Они уехали рано утром.
— Как уехали? Куда?
— Я не знаю, мне не говорят.
— И когда они вернутся?
Как рассказала леди Маргарет, очень удивленная взволнованным видом девушки, Мэл, Сорос, Феликс и Андре отправились к границе, встречать королеву Вестралии.
— Значит, я опоздала, — простонала Мэдди, опускаясь на диван.
— Да что случилось? Мэл угрожает опасность?
— Более страшная, чем вы можете себе представить, — призналась девушка, заставив и леди Маргарет забеспокоиться.
— Что, что это за опасность? — требовательно спросила она.
— Мэл рискует потерять себя, и я боюсь, что даже понимание этого, ее не остановит, — вздохнула девушка, коря себя, что не поняла раньше, что не пошла к леди Маргарет еще вечером.
— Не может такого быть, — фыркнула Джули, услышав о свойствах первоцвета. — Не бывает таких настоек, чтобы чувства убивать. Да еще навсегда. Да и зачем леди Мэл это делать?
— Так, юная леди, а не пора ли вам привести себя в порядок и заняться своими прямыми обязанностями? — строго посмотрела на дочь леди Маргарет.
— Вот вечно вы так! — топнула ногой обиженная девушка. — Ничего мне не рассказываете.
— Мала ты еще для взрослых разговоров, — осадила ее мать. Джули в ответ лишь рассерженно насупилась, но возражать не решилась. Правда дулась потом почти целый день. И про настойку первоцвета почему-то в дневнике записала. Сама не понимала, зачем это сделала, ведь совершенно точно не собиралась когда-нибудь ее пить. Хотела даже вырвать страницу, а потом отвлеклась, учитель по этикету явился, изводил ее весь день, а на следующий, случилось столько интересных событий, что история с первоцветом стала такой незначительной, что Джули и думать об этом забыла. Лишь много лет спустя она вспомнила и очень пожалела, что сохранила эту запись.
* * *
Леди Ровенна Элиран бродила по разбитому кораблю. Палуба, рубка, каюты, нигде она не могла найти ответов, что мучили ее. Как это случилось? Почему именно он? Почему все эти безграмотные обезьяны выжили, а он…
Она никогда не чувствовала столько горя, столько гнева.
— Матушка.
— Я же просила не называть меня так, Дэйтон, — поморщилась леди, гневно сверкнув синими, ясными глазами, сводящими с ума любого, но не того, кого она всегда хотела. Дэйтон был похож на него, хотя в нем и текла кровь другого. Полукровки всегда отличались от обычных людей силой, что горела внутри, проявлялась в повороте головы, во властном взгляде, мощью загорелых рук. Дэйтон подрезал волосы на манер отца, собирая их в короткий светлый хвост. В орехово-карих глазах плескалось беспокойство и все тот же молящий взгляд, что видела в глазах его отца, которого сейчас почти ненавидела. Как бы она хотела, чтобы Дэйтон был сыном короля, тогда, быть может, ей было бы чуть легче, но он не был, еще одно напоминание о жертвах, на которые пришлось пойти, чтобы добиться любви, а в итоге что? Боль и одиночество.
— Простите, миледи, — подчинился матери принц. Он уже давно растерял все свои иллюзии на ее счет. Увы, но в ее душе было место только для одного мужчины. Впрочем, равнодушие матери с лихвой компенсировали отец и Сорос, его любимый учитель. Отца больше нет. Еще недавно он почти желал ему смерти. Невыносимо было видеть счастье, любовь, нежность в его глазах и женщины, которую Дэйтон боготворил. Он хотел этого счастья для себя, но даже в самом страшном сне не мог представить, что его отчаянная мысль осуществится.
Чувство вины терзало его, заставляло с болью смотреть на мать и держаться как можно дальше от Мэл, когда хотелось быть рядом, просто рядом.
— Я хочу сжечь этот корабль!
Слова матери отрезвили его.
— Разобрать его по доскам и немедленно. Ты распорядишься или мне все делать самой?
— Это невозможно, — устало ответил принц.
— Объяснись! — приказала резко.
— Вы действуете под властью эмоций, быть может, завтра, вы пожалеете...
— Как ты смеешь мне перечить, мальчишка? — вспыхнула первая леди Арвитана. — Что ты знаешь о моей боли? Что ты знаешь о моих эмоциях?
Дэйтон отступил. Он был еще не готов открыто противостоять матери. Иногда он ее не то, чтобы боялся, но опасался того темного, что иногда делало ее прекрасные синие глаза страшными. Леди Элиран давно забыла, что значит слово «нет», и не терпела, когда что-то шло не по ее воле.
— Я не хочу, чтобы корабль, убивший его, снова плавал, существовал даже в памяти. Неужели ты не понимаешь, что это причиняет мне боль? Он спал на этой кровати, составлял распоряжения за этим столом, смотрелся в зеркало.
Леди Ровенна переводила взгляд с одного предмета мебели на другой, пока неожиданно не наткнулась на то, чего здесь не должно было быть.
— Гребень? Откуда здесь женский гребень? — недоумение первого момента вспыхнуло острым подозрением. — Отвечай, откуда здесь гребень? На борту была женщина?
Впервые за долгое время Дэйтон спокойно встретил взгляд матери, каким бы сильным и подавляющим он не был, но желание уберечь и защитить Мэл, было сильнее.
— Второй помощник Лукас О Брайен вез невесту.
— Невесту?
— Возможно, она обронила гребень, а капитан нашел, но не успел отдать.
— Как, как ее звали?
— Мадлен, а что?
— Ничего, — леди Ровенна отвернулась, разглядывая гребень. Сын вроде не лгал ей, но, казалось, что-то не договаривал. Она надеялась, что все же ей показалось, иначе она никого не пощадит, даже его. — Хорошо, я оставлю корабль. Кто знает, какие еще тайны скрываются в его недрах. А гребень заберу. Надеюсь, мне представится возможность вернуть девушке пропажу.
— Я мог бы сделать это сам, — предложил принц и отступил, когда мать с подозрением повернулась к нему. — Впрочем, как знаете.
— Подожди меня за дверью, мне нужно побыть одной несколько минут.
Дэйтон кивнул и вышел, не выказав ни единой эмоции.
А Ровенна еще раз прошлась по капитанской каюте, выдвинула ящики комода, где хранились его вещи, взяла одну из рубашек. Она была чистой, но ей казалось, что на ней его запах, мужской, чуть терпкий, вызывающий трепет в ее сердце даже сейчас, спустя годы.
Как же она скучала по нему, по его строгому взгляду, по сильным рукам, по ласковой улыбке, которую за последние годы она видела довольно редко, и чаще всего направленной на сыновей. Она завидовала им и страшно ревновала. Даже сейчас ее сердце, мысли, мечты были связаны с ним. Он был ее проклятьем — теперь она это понимала.
— Как же глупо, дорогой, как же глупо. Твоя страсть тебя же и погубила. Но ничего, — приняла решение леди Ровенна. — Темная магия может многое: и убить, и подчинить, и скрыть за маской кротости смертельного врага, почему бы ей не воскресить тебя?
Увы, она сама не знала таких заклинаний, и силами подобными не обладала, но знала, кто обладал. Зила – старая ведьма, что обучала ее. Король был милостив, когда именно колдунью обвинили в смерти королевы Глорис, он оставил ей жизнь, поместил в лечебницу для душевнобольных. Конечно, он не знал, что разум ведьмы помутило проклятие, наведенное Ровенной, и не догадывался, что проклятие это также легко снять, как покрывало с письменного стола.
А если и нет, если Зила окажется бесполезной, то в мире много тех, кто обладает силой в сотни раз превышающей знания старой ведьмы. Но нужна его личная вещь, и вряд ли здесь подойдет рубашка. Нужно что-то посерьезнее. Королевская печатка, перстень, с которым Александр расставался только когда примерял роль капитана. Наверняка, он где-то здесь, быть может, в столе?
Ровенна подошла к секретеру и выдвинула первый ящик. Внутри было несколько папок и много бумаг. Во втором находился корабельный журнал, а вот нижний был почему-то заперт. Она подергала его, нахмурилась и принялась разыскивать ключ.
— Миледи, с вами все в порядке? — постучал в дверь Дэйтон.
— Да! — гневно воскликнула Ровенна. — Не беспокой меня. Я выйду, когда выйду!
Ключ обнаружился в странном месте — под прикрученной к столешнице фигуркой сидящего кота харашши. Если слегка нажать на нее и в нужный момент сдвинуть, то откроется небольшая ниша. Хорошее место, чтобы скрыть что-то очень ценное. Леди Ровенна поспешила открыть ящик, чтобы утолить, наконец, разыгравшееся любопытство.
— Вы боитесь, что и меня постигнет та же участь?
— Мы не можем себе этого позволить.
— Да, я понимаю. Но прежде чем принять окончательное решение, я бы хотела все-таки побывать во дворце. Понять, на какую жизнь я себя обрекаю.
— И мы работаем над этим. В день приезда герцога, в Эссир прибудет еще одна важная персона.
— Кто?
— Королева Юджиния. Мы пытаемся организовать вам встречу на границе. Тогда вы сможете влиться в ее посольство как одна из фрейлин. Хорошо, что пока о вас мало кто знает.
— Дэйтон знает, — напомнила Мэл.
— Он не выдаст вас. Вы знаете, он обязан вам жизнью.
— Вопрос только в том, что перевесит — его благодарность или желание стать королем, — горько усмехнулась Мэл.
— Я воспитывал мальчика практически с рождения и никогда не замечал в нем каких-то порочных черт, — ответил советник, и в голосе его проскользнула обида. Ей совсем не хотелось обижать того, кто так тепло к ней отнесся, кто нянчился с ней, оберегал все последние дни.
— Да, я знаю, простите. Он слишком похож на отца и не станет бить в спину.
Сорос извинение принял, но продолжать разговор дальше она была не в состоянии. Ей нужно было побыть одной, подумать в тишине своей комнаты, примириться как-то с самой собой, что было ох как не просто. Одна ее часть хотела немедленно бежать, не ввязываться, бросить все и остаться обыкновенной, никому не известной девушкой, а вторая призывала быть сильной. Детство давно закончилось, как и возможность принимать детские решения.
— Как же мне тебя не хватает, — прошептала она, разглядывая маленький портрет мужа. Она нашла его здесь, в этой самой комнате несколько дней назад и долго недоумевала, откуда он мог тут взяться, пока не вспомнила, что первой его женой была дочь леди Маргарет.
«Какая ирония судьбы» — подумала она тогда. — «леди Амина была первой, а я стала последней. Она умерла, а я… потеряла его навсегда, и как же хочется поменяться с ней местами…»
* * *
— Можно? — спросила Мадлен, осторожно притворив дверь. Лучшая подруга, та, что делила с ней беды и мечты, в последнее время они так мало виделись.
— Конечно, заходи.
— Как прошло ваше совещание? — спросила девушка, присев на пуфик у туалетного столика.
— Напряженно, — ответила Мэл, разглядывая собственное отражение в зеркале. Бледная, замученная, несчастная. И волосы все еще седые. Она хотела их расчесать, чтобы хоть чем-то заняться, но Медди перехватила гребень, встала позади и сама начала расчесывать непослушные пряди.
— Ты все-таки думаешь согласиться на их предложение?
— Я не могу не согласиться. Это было бы малодушием — стоять в стороне и видеть, как погибает Его сын, Его наследие. Я не хочу сейчас об этом говорить, слишком тяжело. Лучше расскажи, как ты? Тебе нравится работать в больнице доктора Берга?
— Очень, — ответила Мэдди. Мэл заметила довольную улыбку в отражении зеркала и тоже улыбнулась. — Тебе бы там тоже понравилось.
— А как у тебя с мистером О Брайеном?
После этого вопроса улыбка подруги превратилась из просто довольной в счастливую, и щеки ее порозовели.
— Кажется, у вас все хорошо.
— Он сделал мне предложение, — вдруг помрачнев, ответила она.
— И почему ты не радуешься? Не светишься от счастья? Ты не любишь его? — нахмурилась Мэл.
— Как я могу быть счастливой, когда ты так несчастна?
— Глупая, — вздохнула она и повернулась к подруге, перехватив ее руки. — Ты не должна терять ни минуты отведенной тебе любви, ведь время так скоротечно. Мне был отведен только месяц счастья и целая вечность одиночества, не повторяй моих ошибок, если любишь его, то не давай предрассудкам и сомнениям упустить драгоценное время.
— Спасибо, — вдруг всхлипнула Мадлен и обняла подругу. — Мне так не хватало именно этого разговора с тобой.
— Ну, что ты? — попыталась утешить ее Мэл, прекрасно понимая, что плачет она не о себе, а о ней. Это разрывало сердце. — Если ты немедленно не прекратишь, я тоже расплачусь!
Угроза подействовала. Мэдди взяла себя в руки, вздохнула и счастливо улыбнулась.
— А я тебе кое-что принесла. Прощальный подарок от Иолы.
Мэл заметила, что у подруги было что-то в руках, когда она пришла. Это была деревянная резная шкатулка. Внутри в отдельных делениях стояли пузырьки с настойками и сложенная вчетверо записка.
Иола оказалась немногословной. Ограничилась одной фразой:
«Будь сильной».
— И все? — удивилась Мэдди.
— Да, — с таким же недоумением пожала плечами Мэл и взяла один из пузырьков. На каждом была надпись на илларском языке. Поскольку мать Мэл — леди Генриэтта была на четверть илларкой, она обучила дочь основам этого языка. Не достаточно, чтобы изъясняться без акцента, но прочитать надписи было легко.
— Для чего они? — с любопытством спросила Мадлен.
— Этот для восполнения сил, — ответила Мэл, положив флакон на место и взяв другой. — А этот для сна.
— А этот?
Один флакон разительно отличался от остальных не только размером, но и формой пузырька и даже цветом. Крошечный, пузатый, из темного стекла, и надпись на нем была на всеобщем.
— Это настой первоцвета. Он притупляет чувства.
— Притупляет? — озадачилась Мэдди.
— Да. Помнишь вдову пекаря?
— Миссис Беату? Конечно, помню. Она так сильно убивалась по мужу, что таяла буквально на глазах.
— Тогда ей помог первоцвет. Я помню, как Иола давала его ей.
— Да, а я помню, что она очень скоро снова вышла замуж и даже родила. Постой, ты думаешь о том же, о чем и я? — ужаснулась девушка. — Думаешь, Иола знала, что случится?
— Не знаю, — задумчиво ответила Мэл, разглядывая флакон. — Я всегда подозревала, что в ней сокрыто куда больше знаний и силы, чем она говорит.
— Воспользуешься?
— Пока не знаю. Он очень сильный. Я боюсь, что его сила мне понравится.
— Но он ведь не вызывает привыкания, нет? — немного испугалась Мэдди.
— Физического нет, но эмоционально…
— Тогда может, я заберу его, не нужен он тебе.
— Нет, нет, — перехватила руку Мэл. — Оставь.
— Ты уверена?
— Да. В том деле, что нам всем предстоит, пригодится любая помощь, даже эта.
Мадлен пришлось смириться с решением подруги, но она дала себе слово, что будет внимательно следить за ней, и при первых же признаках иррационального поведения, расскажет об этом леди Маргарет. Она одна, из всех, имела безграничное влияние на Мэл, как мать, как старшая подруга, как человек с несравнимо большим жизненным опытом.
И только утром, Мэдди вдруг осознала, что не давало ей покоя ночью — воспоминание о том, какой стала жена пекаря после приема этой настойки. Женщина перестала медленно умирать, но теплота ушла из глаз, заменяясь ледяной стужей, и даже после нового брака и рождения детей, девушки больше никогда не слышали ее заразительного, беззаботного смеха, от которого невольно теплело на душе.
Испугавшись своего воспоминания, она бросилась в комнату Мэл, даже толком не одевшись, но застала лишь пустоту.
— Вы леди Мэл ищете? — спросила появившаяся на пороге любопытная дочка леди Маргарет.
— Да, ты знаешь, где она?
— Они уехали рано утром.
— Как уехали? Куда?
— Я не знаю, мне не говорят.
— И когда они вернутся?
Как рассказала леди Маргарет, очень удивленная взволнованным видом девушки, Мэл, Сорос, Феликс и Андре отправились к границе, встречать королеву Вестралии.
— Значит, я опоздала, — простонала Мэдди, опускаясь на диван.
— Да что случилось? Мэл угрожает опасность?
— Более страшная, чем вы можете себе представить, — призналась девушка, заставив и леди Маргарет забеспокоиться.
— Что, что это за опасность? — требовательно спросила она.
— Мэл рискует потерять себя, и я боюсь, что даже понимание этого, ее не остановит, — вздохнула девушка, коря себя, что не поняла раньше, что не пошла к леди Маргарет еще вечером.
— Не может такого быть, — фыркнула Джули, услышав о свойствах первоцвета. — Не бывает таких настоек, чтобы чувства убивать. Да еще навсегда. Да и зачем леди Мэл это делать?
— Так, юная леди, а не пора ли вам привести себя в порядок и заняться своими прямыми обязанностями? — строго посмотрела на дочь леди Маргарет.
— Вот вечно вы так! — топнула ногой обиженная девушка. — Ничего мне не рассказываете.
— Мала ты еще для взрослых разговоров, — осадила ее мать. Джули в ответ лишь рассерженно насупилась, но возражать не решилась. Правда дулась потом почти целый день. И про настойку первоцвета почему-то в дневнике записала. Сама не понимала, зачем это сделала, ведь совершенно точно не собиралась когда-нибудь ее пить. Хотела даже вырвать страницу, а потом отвлеклась, учитель по этикету явился, изводил ее весь день, а на следующий, случилось столько интересных событий, что история с первоцветом стала такой незначительной, что Джули и думать об этом забыла. Лишь много лет спустя она вспомнила и очень пожалела, что сохранила эту запись.
* * *
Леди Ровенна Элиран бродила по разбитому кораблю. Палуба, рубка, каюты, нигде она не могла найти ответов, что мучили ее. Как это случилось? Почему именно он? Почему все эти безграмотные обезьяны выжили, а он…
Она никогда не чувствовала столько горя, столько гнева.
— Матушка.
— Я же просила не называть меня так, Дэйтон, — поморщилась леди, гневно сверкнув синими, ясными глазами, сводящими с ума любого, но не того, кого она всегда хотела. Дэйтон был похож на него, хотя в нем и текла кровь другого. Полукровки всегда отличались от обычных людей силой, что горела внутри, проявлялась в повороте головы, во властном взгляде, мощью загорелых рук. Дэйтон подрезал волосы на манер отца, собирая их в короткий светлый хвост. В орехово-карих глазах плескалось беспокойство и все тот же молящий взгляд, что видела в глазах его отца, которого сейчас почти ненавидела. Как бы она хотела, чтобы Дэйтон был сыном короля, тогда, быть может, ей было бы чуть легче, но он не был, еще одно напоминание о жертвах, на которые пришлось пойти, чтобы добиться любви, а в итоге что? Боль и одиночество.
— Простите, миледи, — подчинился матери принц. Он уже давно растерял все свои иллюзии на ее счет. Увы, но в ее душе было место только для одного мужчины. Впрочем, равнодушие матери с лихвой компенсировали отец и Сорос, его любимый учитель. Отца больше нет. Еще недавно он почти желал ему смерти. Невыносимо было видеть счастье, любовь, нежность в его глазах и женщины, которую Дэйтон боготворил. Он хотел этого счастья для себя, но даже в самом страшном сне не мог представить, что его отчаянная мысль осуществится.
Чувство вины терзало его, заставляло с болью смотреть на мать и держаться как можно дальше от Мэл, когда хотелось быть рядом, просто рядом.
— Я хочу сжечь этот корабль!
Слова матери отрезвили его.
— Разобрать его по доскам и немедленно. Ты распорядишься или мне все делать самой?
— Это невозможно, — устало ответил принц.
— Объяснись! — приказала резко.
— Вы действуете под властью эмоций, быть может, завтра, вы пожалеете...
— Как ты смеешь мне перечить, мальчишка? — вспыхнула первая леди Арвитана. — Что ты знаешь о моей боли? Что ты знаешь о моих эмоциях?
Дэйтон отступил. Он был еще не готов открыто противостоять матери. Иногда он ее не то, чтобы боялся, но опасался того темного, что иногда делало ее прекрасные синие глаза страшными. Леди Элиран давно забыла, что значит слово «нет», и не терпела, когда что-то шло не по ее воле.
— Я не хочу, чтобы корабль, убивший его, снова плавал, существовал даже в памяти. Неужели ты не понимаешь, что это причиняет мне боль? Он спал на этой кровати, составлял распоряжения за этим столом, смотрелся в зеркало.
Леди Ровенна переводила взгляд с одного предмета мебели на другой, пока неожиданно не наткнулась на то, чего здесь не должно было быть.
— Гребень? Откуда здесь женский гребень? — недоумение первого момента вспыхнуло острым подозрением. — Отвечай, откуда здесь гребень? На борту была женщина?
Впервые за долгое время Дэйтон спокойно встретил взгляд матери, каким бы сильным и подавляющим он не был, но желание уберечь и защитить Мэл, было сильнее.
— Второй помощник Лукас О Брайен вез невесту.
— Невесту?
— Возможно, она обронила гребень, а капитан нашел, но не успел отдать.
— Как, как ее звали?
— Мадлен, а что?
— Ничего, — леди Ровенна отвернулась, разглядывая гребень. Сын вроде не лгал ей, но, казалось, что-то не договаривал. Она надеялась, что все же ей показалось, иначе она никого не пощадит, даже его. — Хорошо, я оставлю корабль. Кто знает, какие еще тайны скрываются в его недрах. А гребень заберу. Надеюсь, мне представится возможность вернуть девушке пропажу.
— Я мог бы сделать это сам, — предложил принц и отступил, когда мать с подозрением повернулась к нему. — Впрочем, как знаете.
— Подожди меня за дверью, мне нужно побыть одной несколько минут.
Дэйтон кивнул и вышел, не выказав ни единой эмоции.
А Ровенна еще раз прошлась по капитанской каюте, выдвинула ящики комода, где хранились его вещи, взяла одну из рубашек. Она была чистой, но ей казалось, что на ней его запах, мужской, чуть терпкий, вызывающий трепет в ее сердце даже сейчас, спустя годы.
Как же она скучала по нему, по его строгому взгляду, по сильным рукам, по ласковой улыбке, которую за последние годы она видела довольно редко, и чаще всего направленной на сыновей. Она завидовала им и страшно ревновала. Даже сейчас ее сердце, мысли, мечты были связаны с ним. Он был ее проклятьем — теперь она это понимала.
— Как же глупо, дорогой, как же глупо. Твоя страсть тебя же и погубила. Но ничего, — приняла решение леди Ровенна. — Темная магия может многое: и убить, и подчинить, и скрыть за маской кротости смертельного врага, почему бы ей не воскресить тебя?
Увы, она сама не знала таких заклинаний, и силами подобными не обладала, но знала, кто обладал. Зила – старая ведьма, что обучала ее. Король был милостив, когда именно колдунью обвинили в смерти королевы Глорис, он оставил ей жизнь, поместил в лечебницу для душевнобольных. Конечно, он не знал, что разум ведьмы помутило проклятие, наведенное Ровенной, и не догадывался, что проклятие это также легко снять, как покрывало с письменного стола.
А если и нет, если Зила окажется бесполезной, то в мире много тех, кто обладает силой в сотни раз превышающей знания старой ведьмы. Но нужна его личная вещь, и вряд ли здесь подойдет рубашка. Нужно что-то посерьезнее. Королевская печатка, перстень, с которым Александр расставался только когда примерял роль капитана. Наверняка, он где-то здесь, быть может, в столе?
Ровенна подошла к секретеру и выдвинула первый ящик. Внутри было несколько папок и много бумаг. Во втором находился корабельный журнал, а вот нижний был почему-то заперт. Она подергала его, нахмурилась и принялась разыскивать ключ.
— Миледи, с вами все в порядке? — постучал в дверь Дэйтон.
— Да! — гневно воскликнула Ровенна. — Не беспокой меня. Я выйду, когда выйду!
Ключ обнаружился в странном месте — под прикрученной к столешнице фигуркой сидящего кота харашши. Если слегка нажать на нее и в нужный момент сдвинуть, то откроется небольшая ниша. Хорошее место, чтобы скрыть что-то очень ценное. Леди Ровенна поспешила открыть ящик, чтобы утолить, наконец, разыгравшееся любопытство.
