Там лежала небольшая шкатулка, которую она когда-то ему подарила. Нежность и радость затопили ее душу в тот момент. Он помнил о ней, хранил подарок, как самую драгоценную вещь, за семью замками, но что же внутри?
Едва она открыла крышку, как вся радость вмиг испарилась, а внутри все похолодело. Внутри шкатулки лежал небольшой флакон с зельем, которое она узнала с первого взгляда. Когда-то это самое зелье она подливала в напитки королевы Анны, чтобы та не забеременела от короля.
«Откуда это? Что это? Почему? Его ведь никогда не прельщали сторонние связи. Тогда почему? Ради просто связи он не стал бы так беспокоиться, но ради особенной женщины, ради той, кого…»
— Нет! — вскричала леди Ровенна, бросив шкатулку об стену. — Ты не мог так со мной поступить! Я и только я была женщиной твоей жизни… Гребень.
Ну, конечно. Дэйтон солгал. Не было никакой невесты первого помощника, была другая, он вез в Эссир другую. Она выяснит, кто эта женщина и уничтожит ее. Никто не смеет переходить ей дорогу. Никто! Даже сами боги.
— Как, говоришь, зовут хозяйку гребня? — спросила Ровенна у своего лицемерного сына, расположившись в карете, увозящей их прочь от неприятного запаха доков и проклятого корабля, не принесшего ей ничего, кроме боли.
— Разве это важно? Гребень не дорогой. Наверняка у хозяйки таких много.
В ответ леди Ровенна прищурилась и уже по-новому посмотрела на принца.
«Весь в отца» — с досадой подумала она. — «Такой же скрытный и скользкий».
Сорос тоже с годами научился скрывать свои чувства. Он ненавидел ее, но и любил тоже. Она знала это, чувствовала, по сей день. И беззастенчиво пользовалась этим знанием. Мальчишка был такой же, жалкий в своей привязанности к ней, но старающийся эту привязанность скрыть.
— Ты прав, эта глупость не стоит моего времени, — мягко ответила Ровенна, делая вид, что сдалась. — И все же, мне бы хотелось повидаться с девушкой, поговорить. Она — одна из последних, кто видел твоего отца живым. Возможно, этот разговор помог бы мне смириться с утратой.
Дэйтон долго не отвечал, и она не мешала. Судя по складке, прорезавшей напряженный лоб принца, он боролся с какими-то внутренними противоречиями. И все же в итоге посмотрел на мать и кивнул. Леди Ровенна удовлетворенно улыбнулась и обернулась к окну. Она не нашла перстень короля, но обнаружила нечто более ценное — еще одну причину жить.
Феликс задействовал все свои связи, чтобы перехватить королеву Юджинию на полдороге к столице. А вот упросить своенравную женщину о встрече с Мэл, о которой мужчины отказались сообщать при свидетелях, было трудно. Впрочем, для главы тайной полиции не было ничего невозможного.
— Ваше величество, встреча с данной особой крайне важна не столько для нас, сколько для вас. От этого зависит судьба вашего внука.
— Да не пугайте меня, молодой человек, — проворчала, заметно сдавшая в последние годы, королева. — Знаю я, как вы умеете убеждать, и больше на эту удочку не попадусь.
— Поверьте, это в ваших же интересах, — вступил в диалог Сорос. Королева поджала тщательно подведенные розовые губы, почти завидуя этому беловолосому полукровке, который даже в восемьдесят будет выглядеть едва за сорок. Тогда как она в свои шестьдесят с хвостиком уже успела познать все «прелести» надвигающейся старости.
«Но как же хорош, мерзавец! Глаз не отвести».
— Хорошо, — проговорила сдаваясь. В конце концов, верные псины почившего короля не стали бы так настаивать ради кого-то незначительного. — Даю вам пять минут, не больше. И если ваше дело окажется пустяком, я всерьез озабочусь, а действительно ли стоит так доверять вам судьбу моего внука.
— Не сомневайтесь, ваше величество. Эта встреча вас не разочарует.
Мужчины откланялись, и очень скоро в комнате появилась та, из-за кого королеве пришлось остановиться в богами забытой гостинице в каком-то захолустье.
Незнакомка удивила ее не столько внешностью, бесспорно весьма и весьма привлекательной, сколько взглядом, слишком серьезным для столь юных лет.
— Ваши спутники отказались мне говорить даже ваше имя, сударыня, быть может, вы объяснитесь?
— Простите им чрезмерную подозрительность, — учтиво поклонилась девушка. Пренебрегла типичным реверансом, но и поклонилась не подобострастно низко. И чем больше королева на нее смотрела, тем интереснее ей становилось. — В это неспокойное время даже друг может оказаться врагом.
— Вы кажетесь очень разумной, подойдите, подойдите ко мне. Как ваше имя?
— Еще недавно я носила имя родителей — леди Мелани Эужения Кэйн Аскот.
— Кэйн — по матери?
— Да, она происходила из древнего, но, увы, угасшего рода.
— Вы сказали, до недавнего.
— Два месяца назад я вышла замуж за того, кто называл себя капитан Александр Кросс.
— Ложь! — воскликнула королева. Она, одна из немногих, знала, кто скрывался за маской бесстрашного капитана.
— Это правда, — спокойно, без желания перекрикивать и что-то доказывать, ответила Мэл. — Факт брака может подтвердить каждый житель небольшого прибрежного городка Южный крест, а также все без исключения члены корабля Хэйзер, на котором мы плыли в столицу, включая господина Андре Эдейра и принца Дэйтона.
— Я не понимаю… — обескураженная королева упала в кресло, и уже по-новому посмотрела на свою гостью. — Вы кажетесь слишком юной.
— Мне скоро исполнится двадцать один, и я понимаю ваше замешательство, ваше величество. В точно таком же замешательстве пребывала и я, когда узнала, что мой супруг — король.
— Вы не знали? — ахнула королева. У нее не было причин доверять этой девушке, но она почему-то поверила ее словам. Было в ней что-то такое… неуловимо-незримое. Сила и слабость. И королева хотела понять, чего в ней было больше.
— Он предпочел скрыть от меня этот факт по только ему одному ведомой причине.
— Но король умер.
— Да, — равнодушно ответила девушка, чем усилила подозрения королевы, что все это какое-то ужасное недоразумение. — Я была с ним, когда… его не стало.
— Не понимаю, что вы хотите теперь?
— Я — не коронованная королева, об этом факте знают семеро: Андре Эдейр, Феликс Росси, виконт Кради, первый министр Ричард Колвейн, его супруга, моя близкая подруга и принц Дэйтон. Теперь и вы. Я бы могла уйти в тень, вернуться в Южный крест или остаться в столице, забыть обо всем… я бы хотела, но меня волнует судьба Арвитана, судьба вашего внука и то, что сказал бы мой муж, узнай он, что я малодушно отказалась от памяти о нем, отказалась от данных когда-то обещаний. Он бы не простил мне этого, я сама бы себе не простила. Именно поэтому я сейчас здесь, стою перед вами, предлагаю свою помощь и все, что потребуется, чтобы воля моего мужа была исполнена, чтобы принц Киран стал новым Солнечным королем.
— Вы хорошо говорите, что означает только одно — вы не так просты, как кажетесь. Я почти поверила вам, но… где гарантия, что все это не обман, не ложь?
— Я не встречала человека порядочней и честнее чем первый министр Ричард Колвейн, надеюсь, в его слове вы не усомнитесь.
Они предвидели, что королеву будет не просто убедить, поэтому министр написал письмо, которое Мэл передала королеве.
Несколько минут ее величество вчитывалась в красивые строчки, хмурилась, пытаясь осознать открывшуюся правду, и дочитав письмо, снова обратилась к девушке.
— Что ж, если вы действительно та, за кого себя выдаете, то вы должны знать, что у Кирана мало шансов, так как он…
— Не является кровным сыном его величества? Поверьте, у него есть все шансы.
— А как же Дэйтон?
— Принц незаконнорожденный.
— Но он кровный сын…
— Нет, — обескуражила новостью незнакомка. Да еще какой новостью! — У моего супруга не было кровных детей. Он знал, что Дэйтон и Киран не от него, но любил их, как родных. И если он сделал Кирана своим наследником, то никто не вправе оспаривать его волю, ни я, ни вы, ни даже…
— Леди Ровенна Элиран, — прищурилась королева. — Ай да коварная дрянь. Я знала, что она способна на все, но выдавать своего ублюдка за принца, водить за нос половину света… Александр и в самом деле знал об этом?
— Он не считал нужным скрывать это от меня.
— Видимо, доверял.
— Наверное, — ответила Мэл, впервые с самого начала тяжелого разговора, почувствовав горечь утраты. Королева заметила то, что должна была увидеть, то, что окончательно убедило ее в правдивости слов девушки, она увидела боль в ее глазах, настоящую, неподдельную боль.
— Что ж, допустим, я вам поверила, но какую роль вы выбрали для себя?
— Я хочу защитить вашего внука всеми возможными способами. А для этого мне нужна корона и ваша поддержка. Я хочу стать регентом при будущем Солнечном короле до достижения им того возраста, когда он сможет взять управление государством в свои руки.
— Вы хотите получить неограниченную власть? Вы хотите стать четвертой Солнечной королевой?
— Да, — честно ответила Мэл. Конечно, Феликс убеждал ее, что лучше будет изъясняться образно, не выкладывать все карты на стол сразу, но он уже давно играл на арене политики, а она только начинала. Да и королева не показалась ей женщиной, любящей подобные словесные баталии. «Все или ничего» — мысленно проговорила Мэл и даже где-то глубоко внутри желала, чтобы королева отказала, и обреченно вздохнула, когда та протянула ей руку и проговорила:
— Да будет так.
Последующие переговоры прошли уже с участием Сороса и Феликса. Андре предпочел не вмешиваться, зная, что эти двое понимают в подобных вопросах куда больше его, да и за Мэл надо было последить. Ему показалось, что она вышла подавленной, если не сказать больше.
— Вас что-то тревожит? — спросил он, провожая до комнаты, где ей предстояло ночевать.
— Королева больна. Ей остался год, может чуть больше. Я бы могла помочь…
— Даже не думайте об этом, — с угрозой отрезал Андре.
— Это позволило бы нам получить верного и преданного союзника, — напомнила Мэл.
— Это подвергло бы вас излишней опасности. Мы и так рискуем, — не согласился капитан.
— Вам не кажется, что вы перебарщиваете с опекой?
Спросила, уловив в его голосе нечто большее, чем просто осторожность.
— Кто-то же должен вас сдерживать, если вы сами на это не способны.
Упрек достиг цели. Краска стыда опалила щеки.
— Благодарю за беспокойство, — сухо ответила и отвернулась, надеясь, что мужчина поймет и оставит ее наедине со своими мыслями хотя бы ненадолго.
Когда услышала удаляющиеся шаги, с облегчением выдохнула. То, о чем он напомнил, причинило боль. Тогда, на Хейзере она не думала. Ей просто не хотелось жить. Вокруг было столько раненых, а переступить за грань так просто. Отдать чуть больше, не только магию, но и жизненный резерв… когда они это поняли, она почти дошла до края.
С того момента использовать магию ей запрещали. Впрочем, теперь опасения были излишни. Ведь у нее было другое средство, чтобы унять боль. Настойка первоцвета — одно из снадобий Иолы. Страшная вещь, но…
Каждый день делился на плохой и хороший. В плохие дни отчаяние буквально захлестывало, заставляло задыхаться, тогда Мэл пыталась отвлечься, забить голову размышлениями о прочитанных книгах по политике, тактике, стратегии, логике, которые в избытке доставлял Сорос. Чтение законов или изучение представителей кабинета министров, обязанности, которые те исполняли, их семьи, достоинства и недостатки и даже пороки, о которых она узнавала из компроматов, собранных людьми Феликса. Все это не раз спасало от острого желания достать шкатулку Иолы, взять флакон и просто забыться. Пара капель в воду, и боль, эта неутихающая, ноющая боль прекратится. Останавливало только одно — страх, что вместе с болью исчезнут и те прекрасные воспоминания о муже, которые тщательно лелеяла в душе.
Одно из них заставило тьму отступить, а ее улыбнуться…
Запах хлеба разбудил в первое утро после замужества. Хлеба и жареного сыра. Завтрак. Мэл никогда не думала, что утро может начаться так. Что мужчина, от одного присутствия которого кружилась голова, принесет завтрак в постель, поставит на прикроватную тумбу, заметив, что разбудил. Присядет на краешек кровати, потянется к ней, коснется своей большой, широкой ладонью лица, погладит ласково, заворожит взглядом, жадным и нежным одновременно, восхищенным. Поцелует, сначала легко, едва ощутимо, глаза, щеки, нос и губы. Заберется рукой под рубашку, коснется обнаженной кожи, и глаза его вспыхнут голодным желанием.
Они позабыли про завтрак, потерявшись в чувственном порыве, ей так хотелось принадлежать ему, почувствовать огонь, что бушевал в его глазах, окунуться в него с головой, но не дал. Остановился на грани, перехватил дрожащие руки, почти расстегнувшие его рубашку, поцеловал пальцы, снова губы, подбородок и окончательно отодвинулся, чтобы поставить перед ней поднос с завтраком.
Мэл в тот момент хотела иного, но муж был непреклонен. Заставил съесть все, что было на подносе, немного помог, разумеется, а вот большой стакан клюквенного морса пришлось осилить самой.
— Между прочим, я терпеть не могу клюквенный морс, — скривившись от недостатка сахара, предупредила она. — Он кислый сколько сахара не положи, и навевает не слишком приятные воспоминания.
— Хорошо, никакого больше морса. Как на счет персикового сока?
— Персики? Хм, я люблю персики, — лукаво улыбнулась она, заметив его изменившийся взгляд, снова полный желания.
— А я люблю тебя, моя сладкая, нежная как персик, жена, — ответил он, и на следующее утро принес завтрак уже с персиковым соком, и смотрел жадно, как она его пила, а когда маленькая капелька потекла по подбородку, наклонился и слизал ее.
Даже сейчас это воспоминание вызвало чувственную дрожь, щемящее чувство потери и горькую, но светлую улыбку. Нет, Мэл не могла отказаться от этих воспоминаний, от этих чувств, ведь тогда у нее ничего больше не останется.
* * *
— Моя дорогая, как хорошо, что вы пришли, — обрадовалась королева, увидев Мэл в дверях дорогой, но все же довольно скудно обставленной комнаты, выделенной под ее покои. Конечно, даже самый лучший номер был далек от идеала, но королева, как и четыре ее фрейлины, смирилась с вынужденным неудобством. — Познакомьтесь, это дочь моей давней подруги из Арвитана, леди Мелани Кэйн. Я надеюсь, вы — леди Берта и вы — девушки, позаботитесь о ней.
Четыре фрейлины королевы слаженно присели в реверансе и с любопытством посмотрели на хрупкую, миниатюрную леди с нежными аристократическими чертами лица, большими, печальными синими глазами и длинными волосами цвета меда.
Легенда, придуманная королевой, помогла Мэл без особых проблем влиться в кружок юных фрейлин, а поездка в одной карете позволила поближе познакомиться и подружиться. Леди Берта — строгая камер-фрейлина сопровождала королеву в другой карете.
Мэл опасалась немного, что ее молчаливость и серьезность отпугнет новых знакомых, но они были такими искренними, такими живыми и непосредственными, что она и сама оттаяла, позабыв ненадолго о своих невзгодах и напомнив себе, что она тоже еще очень молода.
Все девушки были разными не только внешне, но и внутренне. Розу отличал высокий рост, немного грубоватые, крупные черты лица, и некоторая угловатость, которая с лихвой компенсировалась легким характером и доброй душой. Рея обладала внешностью истинной южанки: густые черные кудри, оливковая кожа, кошачий разрез темно карих глаз, и характер был внешности под стать.
Едва она открыла крышку, как вся радость вмиг испарилась, а внутри все похолодело. Внутри шкатулки лежал небольшой флакон с зельем, которое она узнала с первого взгляда. Когда-то это самое зелье она подливала в напитки королевы Анны, чтобы та не забеременела от короля.
«Откуда это? Что это? Почему? Его ведь никогда не прельщали сторонние связи. Тогда почему? Ради просто связи он не стал бы так беспокоиться, но ради особенной женщины, ради той, кого…»
— Нет! — вскричала леди Ровенна, бросив шкатулку об стену. — Ты не мог так со мной поступить! Я и только я была женщиной твоей жизни… Гребень.
Ну, конечно. Дэйтон солгал. Не было никакой невесты первого помощника, была другая, он вез в Эссир другую. Она выяснит, кто эта женщина и уничтожит ее. Никто не смеет переходить ей дорогу. Никто! Даже сами боги.
— Как, говоришь, зовут хозяйку гребня? — спросила Ровенна у своего лицемерного сына, расположившись в карете, увозящей их прочь от неприятного запаха доков и проклятого корабля, не принесшего ей ничего, кроме боли.
— Разве это важно? Гребень не дорогой. Наверняка у хозяйки таких много.
В ответ леди Ровенна прищурилась и уже по-новому посмотрела на принца.
«Весь в отца» — с досадой подумала она. — «Такой же скрытный и скользкий».
Сорос тоже с годами научился скрывать свои чувства. Он ненавидел ее, но и любил тоже. Она знала это, чувствовала, по сей день. И беззастенчиво пользовалась этим знанием. Мальчишка был такой же, жалкий в своей привязанности к ней, но старающийся эту привязанность скрыть.
— Ты прав, эта глупость не стоит моего времени, — мягко ответила Ровенна, делая вид, что сдалась. — И все же, мне бы хотелось повидаться с девушкой, поговорить. Она — одна из последних, кто видел твоего отца живым. Возможно, этот разговор помог бы мне смириться с утратой.
Дэйтон долго не отвечал, и она не мешала. Судя по складке, прорезавшей напряженный лоб принца, он боролся с какими-то внутренними противоречиями. И все же в итоге посмотрел на мать и кивнул. Леди Ровенна удовлетворенно улыбнулась и обернулась к окну. Она не нашла перстень короля, но обнаружила нечто более ценное — еще одну причину жить.
ГЛАВА 2
Феликс задействовал все свои связи, чтобы перехватить королеву Юджинию на полдороге к столице. А вот упросить своенравную женщину о встрече с Мэл, о которой мужчины отказались сообщать при свидетелях, было трудно. Впрочем, для главы тайной полиции не было ничего невозможного.
— Ваше величество, встреча с данной особой крайне важна не столько для нас, сколько для вас. От этого зависит судьба вашего внука.
— Да не пугайте меня, молодой человек, — проворчала, заметно сдавшая в последние годы, королева. — Знаю я, как вы умеете убеждать, и больше на эту удочку не попадусь.
— Поверьте, это в ваших же интересах, — вступил в диалог Сорос. Королева поджала тщательно подведенные розовые губы, почти завидуя этому беловолосому полукровке, который даже в восемьдесят будет выглядеть едва за сорок. Тогда как она в свои шестьдесят с хвостиком уже успела познать все «прелести» надвигающейся старости.
«Но как же хорош, мерзавец! Глаз не отвести».
— Хорошо, — проговорила сдаваясь. В конце концов, верные псины почившего короля не стали бы так настаивать ради кого-то незначительного. — Даю вам пять минут, не больше. И если ваше дело окажется пустяком, я всерьез озабочусь, а действительно ли стоит так доверять вам судьбу моего внука.
— Не сомневайтесь, ваше величество. Эта встреча вас не разочарует.
Мужчины откланялись, и очень скоро в комнате появилась та, из-за кого королеве пришлось остановиться в богами забытой гостинице в каком-то захолустье.
Незнакомка удивила ее не столько внешностью, бесспорно весьма и весьма привлекательной, сколько взглядом, слишком серьезным для столь юных лет.
— Ваши спутники отказались мне говорить даже ваше имя, сударыня, быть может, вы объяснитесь?
— Простите им чрезмерную подозрительность, — учтиво поклонилась девушка. Пренебрегла типичным реверансом, но и поклонилась не подобострастно низко. И чем больше королева на нее смотрела, тем интереснее ей становилось. — В это неспокойное время даже друг может оказаться врагом.
— Вы кажетесь очень разумной, подойдите, подойдите ко мне. Как ваше имя?
— Еще недавно я носила имя родителей — леди Мелани Эужения Кэйн Аскот.
— Кэйн — по матери?
— Да, она происходила из древнего, но, увы, угасшего рода.
— Вы сказали, до недавнего.
— Два месяца назад я вышла замуж за того, кто называл себя капитан Александр Кросс.
— Ложь! — воскликнула королева. Она, одна из немногих, знала, кто скрывался за маской бесстрашного капитана.
— Это правда, — спокойно, без желания перекрикивать и что-то доказывать, ответила Мэл. — Факт брака может подтвердить каждый житель небольшого прибрежного городка Южный крест, а также все без исключения члены корабля Хэйзер, на котором мы плыли в столицу, включая господина Андре Эдейра и принца Дэйтона.
— Я не понимаю… — обескураженная королева упала в кресло, и уже по-новому посмотрела на свою гостью. — Вы кажетесь слишком юной.
— Мне скоро исполнится двадцать один, и я понимаю ваше замешательство, ваше величество. В точно таком же замешательстве пребывала и я, когда узнала, что мой супруг — король.
— Вы не знали? — ахнула королева. У нее не было причин доверять этой девушке, но она почему-то поверила ее словам. Было в ней что-то такое… неуловимо-незримое. Сила и слабость. И королева хотела понять, чего в ней было больше.
— Он предпочел скрыть от меня этот факт по только ему одному ведомой причине.
— Но король умер.
— Да, — равнодушно ответила девушка, чем усилила подозрения королевы, что все это какое-то ужасное недоразумение. — Я была с ним, когда… его не стало.
— Не понимаю, что вы хотите теперь?
— Я — не коронованная королева, об этом факте знают семеро: Андре Эдейр, Феликс Росси, виконт Кради, первый министр Ричард Колвейн, его супруга, моя близкая подруга и принц Дэйтон. Теперь и вы. Я бы могла уйти в тень, вернуться в Южный крест или остаться в столице, забыть обо всем… я бы хотела, но меня волнует судьба Арвитана, судьба вашего внука и то, что сказал бы мой муж, узнай он, что я малодушно отказалась от памяти о нем, отказалась от данных когда-то обещаний. Он бы не простил мне этого, я сама бы себе не простила. Именно поэтому я сейчас здесь, стою перед вами, предлагаю свою помощь и все, что потребуется, чтобы воля моего мужа была исполнена, чтобы принц Киран стал новым Солнечным королем.
— Вы хорошо говорите, что означает только одно — вы не так просты, как кажетесь. Я почти поверила вам, но… где гарантия, что все это не обман, не ложь?
— Я не встречала человека порядочней и честнее чем первый министр Ричард Колвейн, надеюсь, в его слове вы не усомнитесь.
Они предвидели, что королеву будет не просто убедить, поэтому министр написал письмо, которое Мэл передала королеве.
Несколько минут ее величество вчитывалась в красивые строчки, хмурилась, пытаясь осознать открывшуюся правду, и дочитав письмо, снова обратилась к девушке.
— Что ж, если вы действительно та, за кого себя выдаете, то вы должны знать, что у Кирана мало шансов, так как он…
— Не является кровным сыном его величества? Поверьте, у него есть все шансы.
— А как же Дэйтон?
— Принц незаконнорожденный.
— Но он кровный сын…
— Нет, — обескуражила новостью незнакомка. Да еще какой новостью! — У моего супруга не было кровных детей. Он знал, что Дэйтон и Киран не от него, но любил их, как родных. И если он сделал Кирана своим наследником, то никто не вправе оспаривать его волю, ни я, ни вы, ни даже…
— Леди Ровенна Элиран, — прищурилась королева. — Ай да коварная дрянь. Я знала, что она способна на все, но выдавать своего ублюдка за принца, водить за нос половину света… Александр и в самом деле знал об этом?
— Он не считал нужным скрывать это от меня.
— Видимо, доверял.
— Наверное, — ответила Мэл, впервые с самого начала тяжелого разговора, почувствовав горечь утраты. Королева заметила то, что должна была увидеть, то, что окончательно убедило ее в правдивости слов девушки, она увидела боль в ее глазах, настоящую, неподдельную боль.
— Что ж, допустим, я вам поверила, но какую роль вы выбрали для себя?
— Я хочу защитить вашего внука всеми возможными способами. А для этого мне нужна корона и ваша поддержка. Я хочу стать регентом при будущем Солнечном короле до достижения им того возраста, когда он сможет взять управление государством в свои руки.
— Вы хотите получить неограниченную власть? Вы хотите стать четвертой Солнечной королевой?
— Да, — честно ответила Мэл. Конечно, Феликс убеждал ее, что лучше будет изъясняться образно, не выкладывать все карты на стол сразу, но он уже давно играл на арене политики, а она только начинала. Да и королева не показалась ей женщиной, любящей подобные словесные баталии. «Все или ничего» — мысленно проговорила Мэл и даже где-то глубоко внутри желала, чтобы королева отказала, и обреченно вздохнула, когда та протянула ей руку и проговорила:
— Да будет так.
Последующие переговоры прошли уже с участием Сороса и Феликса. Андре предпочел не вмешиваться, зная, что эти двое понимают в подобных вопросах куда больше его, да и за Мэл надо было последить. Ему показалось, что она вышла подавленной, если не сказать больше.
— Вас что-то тревожит? — спросил он, провожая до комнаты, где ей предстояло ночевать.
— Королева больна. Ей остался год, может чуть больше. Я бы могла помочь…
— Даже не думайте об этом, — с угрозой отрезал Андре.
— Это позволило бы нам получить верного и преданного союзника, — напомнила Мэл.
— Это подвергло бы вас излишней опасности. Мы и так рискуем, — не согласился капитан.
— Вам не кажется, что вы перебарщиваете с опекой?
Спросила, уловив в его голосе нечто большее, чем просто осторожность.
— Кто-то же должен вас сдерживать, если вы сами на это не способны.
Упрек достиг цели. Краска стыда опалила щеки.
— Благодарю за беспокойство, — сухо ответила и отвернулась, надеясь, что мужчина поймет и оставит ее наедине со своими мыслями хотя бы ненадолго.
Когда услышала удаляющиеся шаги, с облегчением выдохнула. То, о чем он напомнил, причинило боль. Тогда, на Хейзере она не думала. Ей просто не хотелось жить. Вокруг было столько раненых, а переступить за грань так просто. Отдать чуть больше, не только магию, но и жизненный резерв… когда они это поняли, она почти дошла до края.
С того момента использовать магию ей запрещали. Впрочем, теперь опасения были излишни. Ведь у нее было другое средство, чтобы унять боль. Настойка первоцвета — одно из снадобий Иолы. Страшная вещь, но…
Каждый день делился на плохой и хороший. В плохие дни отчаяние буквально захлестывало, заставляло задыхаться, тогда Мэл пыталась отвлечься, забить голову размышлениями о прочитанных книгах по политике, тактике, стратегии, логике, которые в избытке доставлял Сорос. Чтение законов или изучение представителей кабинета министров, обязанности, которые те исполняли, их семьи, достоинства и недостатки и даже пороки, о которых она узнавала из компроматов, собранных людьми Феликса. Все это не раз спасало от острого желания достать шкатулку Иолы, взять флакон и просто забыться. Пара капель в воду, и боль, эта неутихающая, ноющая боль прекратится. Останавливало только одно — страх, что вместе с болью исчезнут и те прекрасные воспоминания о муже, которые тщательно лелеяла в душе.
Одно из них заставило тьму отступить, а ее улыбнуться…
Запах хлеба разбудил в первое утро после замужества. Хлеба и жареного сыра. Завтрак. Мэл никогда не думала, что утро может начаться так. Что мужчина, от одного присутствия которого кружилась голова, принесет завтрак в постель, поставит на прикроватную тумбу, заметив, что разбудил. Присядет на краешек кровати, потянется к ней, коснется своей большой, широкой ладонью лица, погладит ласково, заворожит взглядом, жадным и нежным одновременно, восхищенным. Поцелует, сначала легко, едва ощутимо, глаза, щеки, нос и губы. Заберется рукой под рубашку, коснется обнаженной кожи, и глаза его вспыхнут голодным желанием.
Они позабыли про завтрак, потерявшись в чувственном порыве, ей так хотелось принадлежать ему, почувствовать огонь, что бушевал в его глазах, окунуться в него с головой, но не дал. Остановился на грани, перехватил дрожащие руки, почти расстегнувшие его рубашку, поцеловал пальцы, снова губы, подбородок и окончательно отодвинулся, чтобы поставить перед ней поднос с завтраком.
Мэл в тот момент хотела иного, но муж был непреклонен. Заставил съесть все, что было на подносе, немного помог, разумеется, а вот большой стакан клюквенного морса пришлось осилить самой.
— Между прочим, я терпеть не могу клюквенный морс, — скривившись от недостатка сахара, предупредила она. — Он кислый сколько сахара не положи, и навевает не слишком приятные воспоминания.
— Хорошо, никакого больше морса. Как на счет персикового сока?
— Персики? Хм, я люблю персики, — лукаво улыбнулась она, заметив его изменившийся взгляд, снова полный желания.
— А я люблю тебя, моя сладкая, нежная как персик, жена, — ответил он, и на следующее утро принес завтрак уже с персиковым соком, и смотрел жадно, как она его пила, а когда маленькая капелька потекла по подбородку, наклонился и слизал ее.
Даже сейчас это воспоминание вызвало чувственную дрожь, щемящее чувство потери и горькую, но светлую улыбку. Нет, Мэл не могла отказаться от этих воспоминаний, от этих чувств, ведь тогда у нее ничего больше не останется.
* * *
— Моя дорогая, как хорошо, что вы пришли, — обрадовалась королева, увидев Мэл в дверях дорогой, но все же довольно скудно обставленной комнаты, выделенной под ее покои. Конечно, даже самый лучший номер был далек от идеала, но королева, как и четыре ее фрейлины, смирилась с вынужденным неудобством. — Познакомьтесь, это дочь моей давней подруги из Арвитана, леди Мелани Кэйн. Я надеюсь, вы — леди Берта и вы — девушки, позаботитесь о ней.
Четыре фрейлины королевы слаженно присели в реверансе и с любопытством посмотрели на хрупкую, миниатюрную леди с нежными аристократическими чертами лица, большими, печальными синими глазами и длинными волосами цвета меда.
Легенда, придуманная королевой, помогла Мэл без особых проблем влиться в кружок юных фрейлин, а поездка в одной карете позволила поближе познакомиться и подружиться. Леди Берта — строгая камер-фрейлина сопровождала королеву в другой карете.
Мэл опасалась немного, что ее молчаливость и серьезность отпугнет новых знакомых, но они были такими искренними, такими живыми и непосредственными, что она и сама оттаяла, позабыв ненадолго о своих невзгодах и напомнив себе, что она тоже еще очень молода.
Все девушки были разными не только внешне, но и внутренне. Розу отличал высокий рост, немного грубоватые, крупные черты лица, и некоторая угловатость, которая с лихвой компенсировалась легким характером и доброй душой. Рея обладала внешностью истинной южанки: густые черные кудри, оливковая кожа, кошачий разрез темно карих глаз, и характер был внешности под стать.
