- Незван, где я? – были ее первые слова. – Помню только озеро, а потом темнота.
- Ничего не бойся, - Красен приблизился к Русалине. – Ты в тереме моего отца, боярина Наума.
- Что ты со мной сделал? – мшистая зелень глаз мавки потемнела. – Я не чую боле своих сестриц и батюшки. А еще все внутри жжёт и крутит.
Будто в ответ на ее слова в животе у девушки громко заурчало. Улыбнулся Красен, перехватив недоуменный взгляд Русалины.
- Ты голодна, тебе надо поесть.
Красен выскочил за дверь, поймав проходившую мимо холопку.
- Живо принеси какой-нибудь снеди.
Девушка оказалась сметливой и тут же скрылась за углом, только кончик толстой косы мелькнул. Боярыч воротился в ткацкую, присаживаясь рядом с Русалиной.
- Ты не ответил, Незван, - голос мавки дрожал, выдавая ее страх и смятение.
Опустил Красен взгляд, пряча глаза от мавки.
- Ты должна мне помочь, Русалина.
- И ты отпустишь меня? – надежда, прозвучавшая в голосе озерной девы, полоснула ножом по сердцу.
- Да, - не умел Красен лгать, но сейчас он напоминал себе паука, оплетающего жертву невидимой паутиной обмана.
- Я верю тебе Незван, - мимолетная улыбка коснулась пухлых губ девушки. – Что я должна сделать?
- Всему свой час. Вначале поешь.
Холопка вошла вовремя, избавляя Красена от дальнейших объяснений. Крынку с молоком и румяный хлеб, завернутый в рушник, поставила она перед Русалиной. Низко поклонившись боярычу, служанка выскользнула из ткацкой, только дух жаркой поварни, оставив после себя.
- Ешь, тебе силы нужны, - Красен указал девушке на расставленную снедь.
- Я не знаю, что нужно делать, - растерянный взгляд мавки метался от стола к юноше. Ей, дочери навьего мира, не нужна была пища, никогда она не вкушала людских яств, потому как питалась она силой человеческой, высасывая саму жизнь.
Не усомнился в ее словах Красен, и, отломив край ноздристого хлеба, откусил кусок, запивая парным молоком.
- Попробуй, - вложил он в маленькую ладошку водяницы угощение. В точности повторяя за боярычем, впилась она белыми зубами в хлебную мякоть и делая глоток из крынки. Не спеша жевала русалка, смакуя людскую еду, а проглотив удивленно сказала:
- Вкусно. Почти так же как кровь, такое же теплое и сладкое, - добавила она, отпивая молоко.
Не обманывала Русалина, нахваливая снедь, но от слов ее, пробежал по коже Красена мороз, и передернуло его от отвращения. Вдруг вспомнил он, что сидит перед ним, одно из самых опасных и коварных существ нави, и человеком мавка остается только, пока на ней надет колдовской амулет.
- Ты ешь, - обратился он к Русалине, подавив гадливость, - сейчас позову к тебе Малашку. Она поможет тебе умыться и одеться.
Как и обещал Красен, скоро явилась сенная девка. В руках она держала красное платье, богато расшитое золотой нитью и бисером. В тон ему прилагались сапожки из мягкой кожи. Завершало наряд золотое очелье, украшенное драгоценными самоцветами. В убранстве таком выдавали замуж знатных боярышень, и неведомо было Русалине, что отныне стала она невестой змеевой.
Менялось небо, заполняясь рябиновыми и маковыми цветами. За стенами града вспыхивали первые костры и потянулись вверх столбы густого, удушливого дыма. Ночь огня надвигалась мягкой поступью. Люд ждал и одновременно боялся ее наступления.
Самый большой и жаркий костер разложили на холме. Князь Богуслав с ближниками и волхв собрались вокруг него. Бросая в огонь душистые пучки трав, шептал седой старик заклинания, выпрашивая у Богов благословения на свершение обряда. Взметнулось пламя языками смертоносными, давали Боги свое дозволение. Кивнул волхв Красену, давая ему знак привести девушку.
В одеянии под стать самой княгине, шла Русалина под руку с боярычем и заиграла красота русалки с новой силой. Шепот пролетел по толпе, трудно было распознать в этой прекрасной незнакомке, дочь озерного хозяина. Все в ней было от человека, и даже неуловимо прихрамывала мавка, видно натерли сапоги ноги, непривычные к обуви. Привел боярыч Русалину к волхву, выполнил его приказ.
- Кто отдает эту девушку? - прогремел голос старика над холмом.
- Я, - отозвался Красен и сполохи огня окрасили его лицо.
- Добровольно ли ты сюда пришла? - теперь волхв обращался к Русалине.
- Да, - не раздумывая ответила водяница, как научил ее Красен.
- Добро, - старик удовлетворенно кивнул, показывая боярычу головой, чтобы тот удалился. - Выпей, дитя, - притянул девушке деревянную плошку волхв. – Снадобье погасит твою тревогу, и не даст разрастись страху.
Осушила Русалина плошку до дна и тут же накатила на нее слабость, глаза сами собой закрылись и если бы старик ее не поддержал, так и упала бы она наземь, что былинка скошенная. Подбежали княжеские гридни, забирая ношу из рук волхва, положили русалку на ложе, подготовленное заранее, затянули девушки песнь, призывая Змея за платой. Разнеслись их голоса над округой, подхватил ветер их песню жалобную, и все живое замолчало, оплакивая жизнь загубленную.
Полнеба закрыв, взмахом крыльев могучих,
Чудовищный Змей черной тучей летит.
Ветров повелитель холодных, колючих,
Над требой людской, словно коршун парит.
Пригнулись мужи, пряча взгляды от Змея,
Склонились и челядь, и князь Богуслав.
Подняться с колен, пред драконом не смея,
Все ждали, дыханье в груди задержав.
А он камнем вниз к деве зелья вкусившей,
Схватил, в дали дальние вновь уносясь.
Навстречу луне, золотой свет дарившей,
За зубчатой кромкой лесов растворясь.
5 глава
Ночь и день летел Змей - Горыныч, сжимая драгоценную ношу в когтистых лапах. И еще ночь, и день ему предстояло лететь. Не знали устали его могучие крылья, рассекая воздушные просторы. Он летел над облаками, вдыхая звездную пыль, и небесные светила отражались в его разноцветных глазах.
Волхв знал, что дать выпить Русалине, чтобы она уснула. За все время в пути она так и не очнулась. Спасительна была ее темнота и блаженна, потому как оставшаяся в ней частичка навьего мрака не смогла бы вынести ужаса этого долгого полета.
Белые вершины гор встретили хозяина холодом и безмолвием. Прежде чем приземлиться, чудовище бережно опустило ношу на один из каменных выступов. Сложив перепончатые крылья, Змей подошел к девушке. Точно зверь, он осторожно обнюхал ее, с шумом втягивая воздух. Все три головы тихо зарычали, выпуская клубы пары из широких ноздрей. Запах, чужачки был странным и одновременно притягательным. Она пахла кровью и человеческим жилищем, но кожа ее была белее, чем у любой из смертных, и красота ее была сотканной, словно из лунного света. Змей мягко отступил, растягиваясь на острых камнях. Веки у двух голов медленно закрылись, и только аметистовые глаза левой головы оставались открытыми. Они неотрывно следили за девушкой, впитывая ее совершенную красоту, потому что уже завтра ей суждено превратиться в лишенную жизни твердь.
Холод пронизывал кожу сотнями острых иголок, сковывая тело стальными латами, пробираясь до костей. Любое движение отзывалась тягучей болью в измученной теле. Русалина приподнялась, и хриплый стон сорвался с ее потрескавшихся губ. «Где, я? – была первая мысль». Еще вчера жар купальских костров горячил кровь, опаляя плоть, а сегодня хладное дыхание гор проникало под тонкое одеяние водяницы. Повсюду, куда хватало глаз, простирались каменные глыбы, покрытые островками растительности. Их острые, отточенные ветрами вершины, покрывали седые шапки вечных снегов. Они вгрызались в голубое небо, видимо, это и был край света.
Выступ, на котором примостилась Русалина, был высотой в два человеческих роста и крутым. Цепляясь за поросший зеленым мхом валун, она нащупывала ногами опору для спуска. Окоченевшие пальцы дрожали и не слушались. Чувствуя, что ей не удержаться, она соскользнула, неловко упав к подножию. Сквозь пелену слез, она посмотрела на кровь, выступившую на расцарапанных ладонях. Казалось, что хуже уже быть не может, но стоило ей подняться, как боль яркой вспышкой пронеслась по ноге. Все же при падении Русалина подвернула ступню, и теперь хромая, она с великой осторожностью шла по скалистому покрову.
Кругом не было ни души. Ежась от холода, девушка брела, всматриваясь в каменную пустошь. Незнакомое место пугало, вселяя чувство удушающего одиночества. Оно давило, оплетая паучьими сетями липкого страха.
Еще издали Русалина заметила зияющий черной бездной вход в пещеру. Отражаясь от ее стен ветер, завывал свою грустную песню, и солнечные лучи рассеивались в вязком царстве мрака, не затрагивая каменных сводов. Девушка в нерешительности замерла перед широким входом. Затхлой сыростью тянуло с пещеры, а еще где-то в ее глубинах капала вода. Русалина хотела пить, и жажда пересилила в ней страх перед неизвестностью. С опаской ступила она в просторный грот, на миг, ослепнув в черничной мгле пещеры. Когда зрение вернулось, водяница замерла от неожиданности: статуи девушек стояли вдоль каменных сводов, и было их бесчисленное множество. Русалина обходила изваяния, любуясь искусной работой мастера, создавших их. Красоту и хрупкость каждой из них ему удалость передать с невероятной точностью, и казалось, что они вот-вот должны ожить, но в последний момент их что-то напугало. Неподдельная личина ужаса коснулась лиц девушек, будто самой смерти они заглянули в глаза. Одна девушка выставила перед собой руки, словно укрываясь от неминуемой участи, рот другой – застыл в немом крике, а на щеках еще одной – замерли слезы. Волны боли и безысходности исходили от статуй. Они были продолжением каменной тверди, ее сердцем и душою.
Пугающее совершенство изваяний притягивало и отталкивало. Жуткую тайну скрывали горы, и Русалина стала частью этой тайны. Пятясь от каменных фигур, девушка оглядывалась назад, мечтая быстрее выбраться наружу. Водяница задыхалась, затхлый воздух пещеры убивал ее, сдавливая грудь. Еще немного и она окажется на свободе. Светлое пятно выхода было так близко, всего-то несколько шагов… Но внезапно, огромная тень закрыла солнечный свет, а затем появился он, хозяин тени.
Ужасом наполнилось все существо Русалины. Величие и могущество, сила и мощь соединились в чудище, представшем перед ней. Головы неведомого зверя потянулись к водянице, и сил не было у нее, чтобы сдвинуться. Жарким дыханием обдал ее Змей, и кольцо гибких шей стянуло хрупкую фигуру мавки в кокон. Последнее, что запомнила Русалина, перед тем как провалится в темноту, были глаза чудища, пронизывающие, с вертикальным черным рачком.
Скоротечным русалки забвение было,
Как туман поутру ускользнул вязкий сон.
Тело Змея-Горыныча мавку обвило,
Крепко спал исполинский, крылатый дракон.
Чешуя драгоценная Змея сияет,
Кожу девушки через наряд холодит.
Зверь во сне ее крепче к себе прижимает,
Навий страж, он добычу свою сторожит.
Затекло тело Русалины в неудобном положении, но пошевелиться было боязно. «Эх, Незван, за что ты мне долю незавидную уготовил? Ведь поверила тебе, на беду свою. Знала бы, на что иду, лучше бы в костер купальский кинулась. Что так, что так погибать». Мыли, одна другой мрачнее, роились в голове девушки, и жалость к себе перемешивалась со злобой на весь род людской. Спал хозяин гор, не ведая о думах печальных, терзавших его пленницу, и Русалина незаметно для себя уснула, под мерное дыхание чудища.
Водяницу разбудил порывистый гул ветра. Подскочив с каменного ложа, она увидела Змея, взмывающего в бескрайнее небо. Размеренными и плавными взмахами перепончатых крыльев, он набирал высоту, растворяясь в багряном облаке рассвета. Опять Русалина оставалась одна среди безмолвной тверди, но она рада была своему одиночеству: все ж лучше, чем находился под присмотром ужасного стережника.
Обойдя твердые хребты, девушка с тоской посмотрела на поросшие вдалеке лесом холмы. Зеленое море притягивало взгляд, напоминая девушке о родной березовой роще. Шелест ветра средь густых крон, звон росы на резных листьях, щебет птиц представляла она, глядя на зеленые просторы. И сердце русалки наполнилось тоской и грустью. Воздух в лесу был сладкий, наполненный духом пряных трав и сладких цветов. А здесь он был обжигающе холодным и колючим, здесь он был промозглым и звенящим.
Подавив горький вздох, Русалина задержала взор на пещере. Страх навивал на нее глубокий грот, и в тоже время завлекала ее извечная темнота и манила. Как и в первый раз, кромешный мрак окутал девушку, а после рассеялся он перед навьем зрением водяницы. Смело шла Русалина мимо каменных изваяний, не рассматривая и не задерживаясь возле них. И прошла бы, минуя, да ненароком заметила небольшую груду возле одной из статуй. Подойдя ближе, наклонилась девушка и осторожно дотронулась до бесформенного вороха. Мягкий бархат ощутили ее пальцы, а развернув находку, Русалина поняла, что это свита. Видно обронила ее одна из девушек и сколько пролежала она здесь неведомо.
Обрадовалась обретению водяница, будет теперь чем согреться, от ставшего привычным холода. Накинув на плечи мягкую ткань одеяния, Русалина углубилась в пещеру. Многими переходами разветвлялась она, и незнамо, что таилось за ними. Ведомая чутьем, свернула мавка направо. Сыростью и влагой тянуло с узкого тоннеля, и не было для нее того веянья желаннее и дороже. Очень скоро русалка набрела на небольшое углубление, куда стекалась вода с пологих стен пещеры. Вода в чаше была такой же черной, как и мгла, царившая вокруг, и ледяной, словно растаявший ледник. С жадностью припала Русалина к калюже, делая торопливые и судорожные глотки. Лишь теперь она поняла, как хотела пить: еще дважды мавка наклонялась к углублению, прежде чем утолила жажду. А после Русалина умылась, втирая студеные капли в лицо. Мысленно обратилась она к воде, пытаясь хоть что-нибудь узнать об этом месте гиблом, но ее родная стихия была безмолвной и неживой, не откликнулась она на призыв водяницы, и расстроенная девушка откинулась на влажные камни. Не могла мавка понять, что не так с этими горами, но и становиться их частью она не хотела.
Назад водяница возвращалась тем же путем. Другие разветвления пещеры она осматривать не стала, человеческое тело просило отдыха. Слабость в последнее время стала ее постоянным спутником, а на выходе из пещеры, она пошатнулась. Закружилось все перед глазами у Русалины, и, схватившись за выступ, опустилась она на каменный полог. Рваными глотками хватала девушка свежий воздух и пелена усталости отступила. Не решаясь встать, до самого заката просидела девушка возле входа, проваливаясь на короткие мгновения в зыбкий сон.
А в вечерних сумерках прилетел Змей-Горыныч. Плавно опустился он возле девушки и разноцветными глазами впился в бледное лицо пленницы. Сил у Русалины не осталось даже на испуг, с безразличием взирала она на дракона, готовая принять любую участь. А он не торопился, медленно обнюхивая водяницу, точно силясь понять, что с ней не так. Дольше всех задержалась возле Русалины левая голова. Ее длинный острый язык осторожно коснулся девичий руки, и тихий рык вырвался их огромной пасти. Девушка даже не пошевелилась, все также вяло наблюдая за Змеем из-под опущенных ресниц. Дракон отступил, укладываясь рядом с мавкой. Как и прошлой ночью, он спал подле Русалины, оберегая ее сон и покой.
- Ничего не бойся, - Красен приблизился к Русалине. – Ты в тереме моего отца, боярина Наума.
- Что ты со мной сделал? – мшистая зелень глаз мавки потемнела. – Я не чую боле своих сестриц и батюшки. А еще все внутри жжёт и крутит.
Будто в ответ на ее слова в животе у девушки громко заурчало. Улыбнулся Красен, перехватив недоуменный взгляд Русалины.
- Ты голодна, тебе надо поесть.
Красен выскочил за дверь, поймав проходившую мимо холопку.
- Живо принеси какой-нибудь снеди.
Девушка оказалась сметливой и тут же скрылась за углом, только кончик толстой косы мелькнул. Боярыч воротился в ткацкую, присаживаясь рядом с Русалиной.
- Ты не ответил, Незван, - голос мавки дрожал, выдавая ее страх и смятение.
Опустил Красен взгляд, пряча глаза от мавки.
- Ты должна мне помочь, Русалина.
- И ты отпустишь меня? – надежда, прозвучавшая в голосе озерной девы, полоснула ножом по сердцу.
- Да, - не умел Красен лгать, но сейчас он напоминал себе паука, оплетающего жертву невидимой паутиной обмана.
- Я верю тебе Незван, - мимолетная улыбка коснулась пухлых губ девушки. – Что я должна сделать?
- Всему свой час. Вначале поешь.
Холопка вошла вовремя, избавляя Красена от дальнейших объяснений. Крынку с молоком и румяный хлеб, завернутый в рушник, поставила она перед Русалиной. Низко поклонившись боярычу, служанка выскользнула из ткацкой, только дух жаркой поварни, оставив после себя.
- Ешь, тебе силы нужны, - Красен указал девушке на расставленную снедь.
- Я не знаю, что нужно делать, - растерянный взгляд мавки метался от стола к юноше. Ей, дочери навьего мира, не нужна была пища, никогда она не вкушала людских яств, потому как питалась она силой человеческой, высасывая саму жизнь.
Не усомнился в ее словах Красен, и, отломив край ноздристого хлеба, откусил кусок, запивая парным молоком.
- Попробуй, - вложил он в маленькую ладошку водяницы угощение. В точности повторяя за боярычем, впилась она белыми зубами в хлебную мякоть и делая глоток из крынки. Не спеша жевала русалка, смакуя людскую еду, а проглотив удивленно сказала:
- Вкусно. Почти так же как кровь, такое же теплое и сладкое, - добавила она, отпивая молоко.
Не обманывала Русалина, нахваливая снедь, но от слов ее, пробежал по коже Красена мороз, и передернуло его от отвращения. Вдруг вспомнил он, что сидит перед ним, одно из самых опасных и коварных существ нави, и человеком мавка остается только, пока на ней надет колдовской амулет.
- Ты ешь, - обратился он к Русалине, подавив гадливость, - сейчас позову к тебе Малашку. Она поможет тебе умыться и одеться.
Как и обещал Красен, скоро явилась сенная девка. В руках она держала красное платье, богато расшитое золотой нитью и бисером. В тон ему прилагались сапожки из мягкой кожи. Завершало наряд золотое очелье, украшенное драгоценными самоцветами. В убранстве таком выдавали замуж знатных боярышень, и неведомо было Русалине, что отныне стала она невестой змеевой.
***
Менялось небо, заполняясь рябиновыми и маковыми цветами. За стенами града вспыхивали первые костры и потянулись вверх столбы густого, удушливого дыма. Ночь огня надвигалась мягкой поступью. Люд ждал и одновременно боялся ее наступления.
Самый большой и жаркий костер разложили на холме. Князь Богуслав с ближниками и волхв собрались вокруг него. Бросая в огонь душистые пучки трав, шептал седой старик заклинания, выпрашивая у Богов благословения на свершение обряда. Взметнулось пламя языками смертоносными, давали Боги свое дозволение. Кивнул волхв Красену, давая ему знак привести девушку.
В одеянии под стать самой княгине, шла Русалина под руку с боярычем и заиграла красота русалки с новой силой. Шепот пролетел по толпе, трудно было распознать в этой прекрасной незнакомке, дочь озерного хозяина. Все в ней было от человека, и даже неуловимо прихрамывала мавка, видно натерли сапоги ноги, непривычные к обуви. Привел боярыч Русалину к волхву, выполнил его приказ.
- Кто отдает эту девушку? - прогремел голос старика над холмом.
- Я, - отозвался Красен и сполохи огня окрасили его лицо.
- Добровольно ли ты сюда пришла? - теперь волхв обращался к Русалине.
- Да, - не раздумывая ответила водяница, как научил ее Красен.
- Добро, - старик удовлетворенно кивнул, показывая боярычу головой, чтобы тот удалился. - Выпей, дитя, - притянул девушке деревянную плошку волхв. – Снадобье погасит твою тревогу, и не даст разрастись страху.
Осушила Русалина плошку до дна и тут же накатила на нее слабость, глаза сами собой закрылись и если бы старик ее не поддержал, так и упала бы она наземь, что былинка скошенная. Подбежали княжеские гридни, забирая ношу из рук волхва, положили русалку на ложе, подготовленное заранее, затянули девушки песнь, призывая Змея за платой. Разнеслись их голоса над округой, подхватил ветер их песню жалобную, и все живое замолчало, оплакивая жизнь загубленную.
Полнеба закрыв, взмахом крыльев могучих,
Чудовищный Змей черной тучей летит.
Ветров повелитель холодных, колючих,
Над требой людской, словно коршун парит.
Пригнулись мужи, пряча взгляды от Змея,
Склонились и челядь, и князь Богуслав.
Подняться с колен, пред драконом не смея,
Все ждали, дыханье в груди задержав.
А он камнем вниз к деве зелья вкусившей,
Схватил, в дали дальние вновь уносясь.
Навстречу луне, золотой свет дарившей,
За зубчатой кромкой лесов растворясь.
5 глава
Ночь и день летел Змей - Горыныч, сжимая драгоценную ношу в когтистых лапах. И еще ночь, и день ему предстояло лететь. Не знали устали его могучие крылья, рассекая воздушные просторы. Он летел над облаками, вдыхая звездную пыль, и небесные светила отражались в его разноцветных глазах.
Волхв знал, что дать выпить Русалине, чтобы она уснула. За все время в пути она так и не очнулась. Спасительна была ее темнота и блаженна, потому как оставшаяся в ней частичка навьего мрака не смогла бы вынести ужаса этого долгого полета.
Белые вершины гор встретили хозяина холодом и безмолвием. Прежде чем приземлиться, чудовище бережно опустило ношу на один из каменных выступов. Сложив перепончатые крылья, Змей подошел к девушке. Точно зверь, он осторожно обнюхал ее, с шумом втягивая воздух. Все три головы тихо зарычали, выпуская клубы пары из широких ноздрей. Запах, чужачки был странным и одновременно притягательным. Она пахла кровью и человеческим жилищем, но кожа ее была белее, чем у любой из смертных, и красота ее была сотканной, словно из лунного света. Змей мягко отступил, растягиваясь на острых камнях. Веки у двух голов медленно закрылись, и только аметистовые глаза левой головы оставались открытыми. Они неотрывно следили за девушкой, впитывая ее совершенную красоту, потому что уже завтра ей суждено превратиться в лишенную жизни твердь.
***
Холод пронизывал кожу сотнями острых иголок, сковывая тело стальными латами, пробираясь до костей. Любое движение отзывалась тягучей болью в измученной теле. Русалина приподнялась, и хриплый стон сорвался с ее потрескавшихся губ. «Где, я? – была первая мысль». Еще вчера жар купальских костров горячил кровь, опаляя плоть, а сегодня хладное дыхание гор проникало под тонкое одеяние водяницы. Повсюду, куда хватало глаз, простирались каменные глыбы, покрытые островками растительности. Их острые, отточенные ветрами вершины, покрывали седые шапки вечных снегов. Они вгрызались в голубое небо, видимо, это и был край света.
Выступ, на котором примостилась Русалина, был высотой в два человеческих роста и крутым. Цепляясь за поросший зеленым мхом валун, она нащупывала ногами опору для спуска. Окоченевшие пальцы дрожали и не слушались. Чувствуя, что ей не удержаться, она соскользнула, неловко упав к подножию. Сквозь пелену слез, она посмотрела на кровь, выступившую на расцарапанных ладонях. Казалось, что хуже уже быть не может, но стоило ей подняться, как боль яркой вспышкой пронеслась по ноге. Все же при падении Русалина подвернула ступню, и теперь хромая, она с великой осторожностью шла по скалистому покрову.
Кругом не было ни души. Ежась от холода, девушка брела, всматриваясь в каменную пустошь. Незнакомое место пугало, вселяя чувство удушающего одиночества. Оно давило, оплетая паучьими сетями липкого страха.
Еще издали Русалина заметила зияющий черной бездной вход в пещеру. Отражаясь от ее стен ветер, завывал свою грустную песню, и солнечные лучи рассеивались в вязком царстве мрака, не затрагивая каменных сводов. Девушка в нерешительности замерла перед широким входом. Затхлой сыростью тянуло с пещеры, а еще где-то в ее глубинах капала вода. Русалина хотела пить, и жажда пересилила в ней страх перед неизвестностью. С опаской ступила она в просторный грот, на миг, ослепнув в черничной мгле пещеры. Когда зрение вернулось, водяница замерла от неожиданности: статуи девушек стояли вдоль каменных сводов, и было их бесчисленное множество. Русалина обходила изваяния, любуясь искусной работой мастера, создавших их. Красоту и хрупкость каждой из них ему удалость передать с невероятной точностью, и казалось, что они вот-вот должны ожить, но в последний момент их что-то напугало. Неподдельная личина ужаса коснулась лиц девушек, будто самой смерти они заглянули в глаза. Одна девушка выставила перед собой руки, словно укрываясь от неминуемой участи, рот другой – застыл в немом крике, а на щеках еще одной – замерли слезы. Волны боли и безысходности исходили от статуй. Они были продолжением каменной тверди, ее сердцем и душою.
Пугающее совершенство изваяний притягивало и отталкивало. Жуткую тайну скрывали горы, и Русалина стала частью этой тайны. Пятясь от каменных фигур, девушка оглядывалась назад, мечтая быстрее выбраться наружу. Водяница задыхалась, затхлый воздух пещеры убивал ее, сдавливая грудь. Еще немного и она окажется на свободе. Светлое пятно выхода было так близко, всего-то несколько шагов… Но внезапно, огромная тень закрыла солнечный свет, а затем появился он, хозяин тени.
Ужасом наполнилось все существо Русалины. Величие и могущество, сила и мощь соединились в чудище, представшем перед ней. Головы неведомого зверя потянулись к водянице, и сил не было у нее, чтобы сдвинуться. Жарким дыханием обдал ее Змей, и кольцо гибких шей стянуло хрупкую фигуру мавки в кокон. Последнее, что запомнила Русалина, перед тем как провалится в темноту, были глаза чудища, пронизывающие, с вертикальным черным рачком.
Скоротечным русалки забвение было,
Как туман поутру ускользнул вязкий сон.
Тело Змея-Горыныча мавку обвило,
Крепко спал исполинский, крылатый дракон.
Чешуя драгоценная Змея сияет,
Кожу девушки через наряд холодит.
Зверь во сне ее крепче к себе прижимает,
Навий страж, он добычу свою сторожит.
Затекло тело Русалины в неудобном положении, но пошевелиться было боязно. «Эх, Незван, за что ты мне долю незавидную уготовил? Ведь поверила тебе, на беду свою. Знала бы, на что иду, лучше бы в костер купальский кинулась. Что так, что так погибать». Мыли, одна другой мрачнее, роились в голове девушки, и жалость к себе перемешивалась со злобой на весь род людской. Спал хозяин гор, не ведая о думах печальных, терзавших его пленницу, и Русалина незаметно для себя уснула, под мерное дыхание чудища.
Водяницу разбудил порывистый гул ветра. Подскочив с каменного ложа, она увидела Змея, взмывающего в бескрайнее небо. Размеренными и плавными взмахами перепончатых крыльев, он набирал высоту, растворяясь в багряном облаке рассвета. Опять Русалина оставалась одна среди безмолвной тверди, но она рада была своему одиночеству: все ж лучше, чем находился под присмотром ужасного стережника.
Обойдя твердые хребты, девушка с тоской посмотрела на поросшие вдалеке лесом холмы. Зеленое море притягивало взгляд, напоминая девушке о родной березовой роще. Шелест ветра средь густых крон, звон росы на резных листьях, щебет птиц представляла она, глядя на зеленые просторы. И сердце русалки наполнилось тоской и грустью. Воздух в лесу был сладкий, наполненный духом пряных трав и сладких цветов. А здесь он был обжигающе холодным и колючим, здесь он был промозглым и звенящим.
Подавив горький вздох, Русалина задержала взор на пещере. Страх навивал на нее глубокий грот, и в тоже время завлекала ее извечная темнота и манила. Как и в первый раз, кромешный мрак окутал девушку, а после рассеялся он перед навьем зрением водяницы. Смело шла Русалина мимо каменных изваяний, не рассматривая и не задерживаясь возле них. И прошла бы, минуя, да ненароком заметила небольшую груду возле одной из статуй. Подойдя ближе, наклонилась девушка и осторожно дотронулась до бесформенного вороха. Мягкий бархат ощутили ее пальцы, а развернув находку, Русалина поняла, что это свита. Видно обронила ее одна из девушек и сколько пролежала она здесь неведомо.
Обрадовалась обретению водяница, будет теперь чем согреться, от ставшего привычным холода. Накинув на плечи мягкую ткань одеяния, Русалина углубилась в пещеру. Многими переходами разветвлялась она, и незнамо, что таилось за ними. Ведомая чутьем, свернула мавка направо. Сыростью и влагой тянуло с узкого тоннеля, и не было для нее того веянья желаннее и дороже. Очень скоро русалка набрела на небольшое углубление, куда стекалась вода с пологих стен пещеры. Вода в чаше была такой же черной, как и мгла, царившая вокруг, и ледяной, словно растаявший ледник. С жадностью припала Русалина к калюже, делая торопливые и судорожные глотки. Лишь теперь она поняла, как хотела пить: еще дважды мавка наклонялась к углублению, прежде чем утолила жажду. А после Русалина умылась, втирая студеные капли в лицо. Мысленно обратилась она к воде, пытаясь хоть что-нибудь узнать об этом месте гиблом, но ее родная стихия была безмолвной и неживой, не откликнулась она на призыв водяницы, и расстроенная девушка откинулась на влажные камни. Не могла мавка понять, что не так с этими горами, но и становиться их частью она не хотела.
Назад водяница возвращалась тем же путем. Другие разветвления пещеры она осматривать не стала, человеческое тело просило отдыха. Слабость в последнее время стала ее постоянным спутником, а на выходе из пещеры, она пошатнулась. Закружилось все перед глазами у Русалины, и, схватившись за выступ, опустилась она на каменный полог. Рваными глотками хватала девушка свежий воздух и пелена усталости отступила. Не решаясь встать, до самого заката просидела девушка возле входа, проваливаясь на короткие мгновения в зыбкий сон.
А в вечерних сумерках прилетел Змей-Горыныч. Плавно опустился он возле девушки и разноцветными глазами впился в бледное лицо пленницы. Сил у Русалины не осталось даже на испуг, с безразличием взирала она на дракона, готовая принять любую участь. А он не торопился, медленно обнюхивая водяницу, точно силясь понять, что с ней не так. Дольше всех задержалась возле Русалины левая голова. Ее длинный острый язык осторожно коснулся девичий руки, и тихий рык вырвался их огромной пасти. Девушка даже не пошевелилась, все также вяло наблюдая за Змеем из-под опущенных ресниц. Дракон отступил, укладываясь рядом с мавкой. Как и прошлой ночью, он спал подле Русалины, оберегая ее сон и покой.
