И заклятье, призванное охлаждать и освежать воздух, как назло, разрядилось, а маг, который, судя по яростным извинениям господина Калео, потеющего в плотном черном сюртуке, еще вчера должен был прийти и перезарядить его, выполнять свои обязанности не торопился. Чтобы хоть как-то сгладить пытку духотой, секретарша поверенного уже несколько раз бегала в соседнюю лавку за прохладительными напитками и фруктовым льдом, а еще эта милая девушка принесла миску с водой для Фыра. Готова была принести еще и миску с молоком, но котик отказался – в такую жару даже этому обжоре ничего, кроме воды, в горло не лезло.
Слушать господина Калео я перестала примерно на третьем листе и начала тайком разглядывать тех, кто явился на процедуру оглашения завещания. Таковых, помимо нас с котом, было двое – те самые экономка и дворецкий, указанные в завещании.
Жугерна, высокая и крупная, как и все представительницы этой расы, отличалась болезненной, просто-таки неестественной для жугернов худобой, а крайне неудачная для нее прическа – забранные в высокий тугой пучок волосы – и вовсе сводила на «нет» всю ее привлекательность, безжалостно выставив на всеобщее обозрение омерзительные бугры под темно-оливковой кожей. Глаза, к которым она то и дело подносила платок, утирая вполне искренние слезы, потеряли цвет, зато имели нездоровую красноту. Похоже, экономка больна, но я, как не пыталась прощупать ее собственной силой (Эми научила), не могла понять, что именно с ней происходит. Поняла только, что неведомая хворь навалилась на нее уже давно, что жизненных сил у жугерны хватит лишь на два-три месяца, и что ей необходимо срочно бежать к целителю.
Дворецкий сидел неподвижно, с неестественно прямой спиной, и даже к стакану с водой потянулся лишь дважды, хотя жажда его мучила так же сильно, как и остальных. Любое мало-мальски значимое движение причиняло ему боль, по землисто-серому лицу обильно струился пот, и чутье мага жизни подсказывало мне, что не только жара тому причиной. Тоже болен, и я снова не могу понять, чем именно. И снова вижу, что ему недолго осталось. Эпидемия странной, нечитаемой для мага жизни хвори в отдельно взятом поместье? Ох, что-то тут нечисто. Подозреваю, что остальные члены семьи Пиллегри, поименованные в завещании, не явились сегодня в контору поверенного по причине плохого самочувствия.
А народу, если верить тому же завещанию, там прилично: две жены – бывшая и настоящая, трое детей, престарелая тетушка и еще некая Розалин Амейре, любовница, как я понимаю. Надо бы напроситься в гости к скорбящему семейству, посмотреть на них, глядишь, и помогу, чем смогу. В крайнем случае, порекомендую хорошего целителя в Наргонте – это я про господина Майнеса, здорово подстраховавшего меня прошлой ночью. Он, кстати, признался, что с первого взгляда углядел во мне сильный дар мага жизни и предложил под его началом практиковаться в целительской магии в этой самой лекарне. И я согласилась, не раздумывая. Только вот потяну ли?..
Поверенный невозмутимо оглашал перечень имущества, отходящего дочери покойного – всего-то шестой лист… из двадцати, и я, чтоб хоть немного разогнать наваливающуюся на меня тоску, попыталась представить размеры состояния, нажитого незнакомым мне господином Пиллегри. По всему выходило, что немалое, побогаче моего мужа будет. Может, в этом причина отсутствия на оглашении завещания членов семьи? Увлекся мужик сколачиванием капитала и не заметил, как родные превратились в чужих людей, обитающих на одной территории, а то и вовсе во врагов? Всякое в жизни бывает.
Поглощенная своими мыслями, я почти погрузилась в тяжелую дрему, очень похожую на обморок от духоты, как вдруг уши выцепили из потока слов, извергавшегося изо рта поверенного, имя мужа, и я кое-как заставила себя проснуться. Хм, интересно, с чего этот Пиллегри так расщедрился для постороннего индивида? Что связывает мерисского консула и богатея из хоть и курортного, но, с одного взгляда понятно, захолустного городка? Судя по тому, как потемнели лица дворецкого и экономки, ничего такого, чем стоило бы гордиться. Но зачем тогда оставлять ему землю на теплом морском побережье, да еще и маяк впридачу? Жирный кусок, если я еще хоть что-то понимаю в экономике! И что, никакой подлянки?
- Яросу Иолатэ Эль-ала-Антир также вменяется в обязанности принять опеку над моим младшим сыном, когда тот появится на свет, и до его совершеннолетия.
Ох ты ж! Вот подвох! Придется Яру вешать себе на шею малыша, которому, по моим прикидкам, не больше года. Так, беременность длится девять месяцев, пол ребенка маг жизни может определить не ранее чем на исходе третьего месяца, завещание, по местным законам, оглашается через полгода после смерти наследодателя, а уж дату составления завещания огласил поверенный – первое декабря прошлого года, и на тот момент ребенок еще не родился. А потом я вдруг некстати подумала, что у малыша еще и мама есть, наверняка еще не старая. Возможно, это Розалин Амейре, что тоже упомянута в завещании. Хм, при упоминании ее имени дворецкий скривился, а экономка брезгливо поджала губы. Думаю, остальные члены семьи Пеллегри госпожу Амейре тоже, мягко говоря, недолюбливают. Не в этом ли кроется причина того, что покойный не поручил опеку младшего сына ни бывшим женам, ни детям? А, не мое дело... Да нет, Храрг побери, мое! Спасибо тем, кто муженька моего укокошил!
Я ж, как не крути, теперь его прямая наследница, и, соответственно, пока Ярос под присмотром Шахкура на кладбище отлеживается, мне наследство принимать – и землю, и опеку. Интересно, завещанием отказ предусмотрен? Что-то мне не хочется становиться опекуншей. А вот на участок побережья я бы посмотрела. Вдруг займусь гостиничным бизнесом? Была у меня такая мечта, еще когда жила в своем родном мире…
Странно! Я вдруг осознала, что думаю о прежней жизни так, будто это было очень давно, немыслимую прорву лет назад, и как будто… не со мной! Хочу ли я помнить то, что было до переселения? Нет уж, новая жизнь нравится мне куда больше прежней. Даже с этими расследованиями, безумными поступками, грядущими годами студенчества и обучением новой специальности, скоропалительным, неизвестно как случившемся браком и вредным, наглым, но таким любимым котом. И при мысли о том, что происходящее окажется лишь иллюзией, бредом поврежденного мозга, и я однажды очнусь на маленькой кухне в своем родном мире, у меня, несмотря на жаркий день, мороз по коже пробежал. Нет, не хочу назад! Хочу остаться Лотей!
Но почему бы не сохранить хоть капельку прежней Светы? Например, воплотить ее фантазию о собственном отеле на берегу моря? Выкопаю стартовый капитал из-под елки, войду в права наследования и вперед! Вспомнить бы только, где та елка… А, храргот я или так, погулять вышла?! Найду, даже если придется все елки в империи обнюхать!
Правда, тут есть проблема: новоиспеченный собственник земельного участка еще не отдал богам душу, и я сама немало тому поспособствовала. Впрочем, в душе моей тут же поселилась уверенность, что с Яросом мы договоримся. Поделимся поровну, так сказать: мне участок побережья, ему – опека над младшим Пиллегри. Вот, кстати, можно ли от нее отказаться?
Увы, господин Калео, выхлебав стакан воды, спустил меня с небес на землю: волей покойного отказ от наследства не предусматривался, так что, не приняв завещанное, я и мой муж вполне могли бы подвергнуться административному преследованию. С чего вдруг такое условие? Земельный участок в благодарность за опеку и участие в жизни маленького мальчика? Или же в самом участке какой-то подвох? Последнее, впрочем, не объясняло принятие обязанностей опекуна. Надо бы хорошенько расспросить экономку и дворецкого, а заодно и поверенного!
Окончив читать завещание, господин Калео расслабленно откинулся на спинку кресла и пребывал в отличном настроении, о чем свидетельствовала легкая улыбка, прячущаяся в его пышных усах, а уж секретарша и вовсе готова была пуститься в пляс. Этим и воспользовались дворецкий с экономкой, которые явились впритык к началу оглашения завещания. Эти двое, кстати, очень удивились присутствию меня и кота, нагло развалившегося на столе, но расспрашивать, кто я такая и какого Храрга приперлась на оглашение завещания их работодателя, не стали – воспитанные. Но все же не настолько, чтобы во взглядах и скупых жестах не сквозило истинное отношение ко мне.
- Скажите, господин поверенный, кто эта юная леди? – холодно поинтересовался дворецкий.
Я мысленно выругалась. Будто я не сижу в этот момент напротив него!
Господин Калео представил меня по всем правилам этикета, и я тут же имела удовольствие наблюдать, как брезгливая надменность сползает с их лиц, уступая место сначала изумлению, потом сменившись страхом, ненавистью, а под конец метаморфозы их лица и вовсе сковывает застывшая гримаса безнадежности. Ух ты, какой калейдоскоп! А почему они так остро реагируют на мое имя? К сожалению, выяснить причину их неприязни я не успела: скомкано попрощавшись, наследники поспешили покинуть кабинет поверенного.
Я, чувствуя, что что-то с ними не так, хотела отправиться следом, однако господин Калео попросил меня задержаться.
- Не уверен, что поступаю правильно, – сказал поверенный, вручая мне бумажный конверт. – Мой клиент просил отдать это княжичу Иолатэ лично, но, принимая во внимание сложившуюся ситуацию, я счел целесообразным отдать это Вам, как его жене.
О, непростой конвертик, магией слегка фонит! Наверняка зачарован так, что открыть его может только сам Ярос. Впрочем, Фыр его фамилиар, так что, думаю, тоже справится. Ладно, потом разберемся.
Убрав письмо в сумку, я попросила поверенного рассказать о семействе Пиллегри. Тот не отказался и даже предложил мне пообедать с ним в ресторанчике напротив. Так что через полчаса я уже была осведомлена о непростых взаимоотношениях в семействе наследодателя и о тонкостях опеки над его младшим сыном, сочувственно поохала, заодно узнала, где жил и где похоронен господин Пиллегри. Отнесу цветы на могилку – уже хотя бы за призрак исполнения старой мечты.
А после попрощалась с господином Калео и его секретаршей и вернулась в небольшую уютную гостиницу, где сняла комнату сразу по прибытии в Эвенри. Оказавшись в ее уютной прохладе, я, с радостью сбросив пропитавшуюся потом одежду, долго лежала в теплой ванне, а когда, завернувшись в полотенце, вернулась в комнату, увидела, что обрывки конверта валяются на полу, письмо с одним обгрызенным краем – на покрывале, а сам кошак, задумчивый, если не сказать, печальный, устроился на подушке. Правой передней лапой он придерживал нечто, похожее на кулон из самоцвета на тонкой цепочке.
- Что там, Фыр? – спросила я, вытирая волосы.
В том, что кот уже прочел письмо, я не сомневалась.
- Мяу, – Фыр покосился на письмо.
Мол, сама читай. Да я на другой ответ и не рассчитывала, просто спросила первое, что пришло в голову, потому что мне вдруг очень захотелось растормошить кота, разогнать смурные мысли, в омуте которых он, похоже, уже тонул. Не нравится мне его настроение.
- Не грусти, – чешу его за ухом. – Мы живы, и это главное.
Кошак невесело фыркнул, но потерся лбом о мою руку, а потом взглядом указал на письмо, и я, плюхнувшись поперек кровати, взялась за чтение. И была крайне раздосадована, когда вместо внятного послания узрела чистый пергамент!
- И что это значит? – я перевернула письмо вверх ногами, потом посмотрела на него с обратной стороны, и даже потрясла зачем-то.
- Мяу? – на морде кота отразилось недоумение.
- Здесь же невозможно что-то прочесть! – возмутилась я и подсунула пергамент Фыру под нос. – Потому что там ничего не написано! Что за загадки?!
Тот посмотрел на пергамент, потом перевел взгляд на меня, потом – снова на пергамент.
- И? – не выдержала я. – Что это значит?
Кот не ответил, лишь фыркнул задумчиво. Похоже, я не могу прочитать, что там написано. А вот Фыр прочитал, и после прочитанного непривычно тихий и задумчивый, даже командовать не порывается. Что же там такое?
Предложение пообщаться посредством спирит-доски, купленной только вчера (в оставленном Фыром списке покупок она значилась под номером «один»), кот отверг и отвернулся к окну. Не хочет общаться? Что ж, не буду настаивать, мне есть, чем заняться. Отдохну пока и подумаю, что надеть для вечернего визита к семейству Пиллегри.
Фыр-Ярос,
наследник в душевном раздрае
Нельзя сказать, что я ошарашен таким поворотом событий – я им просто раздавлен, Храрга пинком через коромысло! Вот уж действительно, ощущение, будто пыльным мешком из-за угла по голове стукнули, предварительно смешав пыль с булыжниками! И не добили, причем не из жалости, а из интереса, желая посмотреть, как ты, Ярик, из очередной задн… непростой ситуации вылезать будешь. Н-да… Сам себя не узнаю: вроде бы должен по стенам бегать, в водовороте эмоций тонуть, ан нет, лежу себе на подушке, видом из окна любуюсь, а в душе – ледяная пустыня и ледяное же, совершенно нехарактерное для меня, спокойствие. И такая ясность в голове, что аж тошно. Хотя, казалось бы, радоваться должен: отец после стольких лет объявился! Ну, ладно, не лично – в завещании упомянул, да письмо покаянное через поверенного передал. А встретиться и в лицо все это сказать духу не хватило? Или побоялся, что я счет на алименты за шестнадцать лет выставлю, да с процентами и компенсацией морального вреда? Это он зря, я ж не дед, в конце концов (тот бы точно не преминул!), со мной и полюбовно договориться можно. Неужто справки обо мне не навел? Да и финансовое состояние папаши вполне позволило бы, как я прикинул, пока читали завещание, десяток внебрачных детей содержать без особого урона семейному бюджету. Или же есть иная причина его нежелания общаться со мной? Может, она упомянута в письме, а я не заметил?
Я притянул к себе письмо, глаза вновь побежали по строчкам:
«Ярос, здравствуй, сын! И это не просто фигура речи, ты действительно мой сын по крови. Искренне сожалею, что так поздно узнал о твоем существовании. Сложись все иначе, я мог бы забрать тебя из интерната и поселить у себя, воспитывать вместе с другими своими детьми – сыном и дочерью. По крайней мере, я надеюсь, что так и случилось бы. Впрочем, веры себе у меня нет, потому что, когда сама судьба – не иначе! – свела нас с тобой и буквально впихнула мне в руки доказательство нашего родства, у меня просто не хватило смелости встретиться с тобой еще раз и сказать о том, что ты – мой сын. Мой старший сын. В свое оправдание скажу лишь, что трусость оказалась не единственным препятствием для воссоединения (зачеркнуто) встречи отца и сына».
Хм, неплохо пишет. И юлить не стал, от повторной встречи болезнью или еще чем-нибудь уважительным отговариваясь, что уже является несомненным плюсом.
«Помнишь ли ты нашу единственную встречу? Это случилось пятнадцать лет назад, во время твоего первого визита в Эвенри. Ты тогда бился на дуэли с одним из местных аристократов – убей, не помню, с кем именно, а я немыслимой волей обстоятельств стал секундантом твоего противника. Представь мое изумление, когда я увидел тебя. Я будто в зеркало на собственное отражение сорокалетней давности смотрел – так сильно ты похож на меня. А ты и не мог меня узнать, почему – сам понимаешь».
Слушать господина Калео я перестала примерно на третьем листе и начала тайком разглядывать тех, кто явился на процедуру оглашения завещания. Таковых, помимо нас с котом, было двое – те самые экономка и дворецкий, указанные в завещании.
Жугерна, высокая и крупная, как и все представительницы этой расы, отличалась болезненной, просто-таки неестественной для жугернов худобой, а крайне неудачная для нее прическа – забранные в высокий тугой пучок волосы – и вовсе сводила на «нет» всю ее привлекательность, безжалостно выставив на всеобщее обозрение омерзительные бугры под темно-оливковой кожей. Глаза, к которым она то и дело подносила платок, утирая вполне искренние слезы, потеряли цвет, зато имели нездоровую красноту. Похоже, экономка больна, но я, как не пыталась прощупать ее собственной силой (Эми научила), не могла понять, что именно с ней происходит. Поняла только, что неведомая хворь навалилась на нее уже давно, что жизненных сил у жугерны хватит лишь на два-три месяца, и что ей необходимо срочно бежать к целителю.
Дворецкий сидел неподвижно, с неестественно прямой спиной, и даже к стакану с водой потянулся лишь дважды, хотя жажда его мучила так же сильно, как и остальных. Любое мало-мальски значимое движение причиняло ему боль, по землисто-серому лицу обильно струился пот, и чутье мага жизни подсказывало мне, что не только жара тому причиной. Тоже болен, и я снова не могу понять, чем именно. И снова вижу, что ему недолго осталось. Эпидемия странной, нечитаемой для мага жизни хвори в отдельно взятом поместье? Ох, что-то тут нечисто. Подозреваю, что остальные члены семьи Пиллегри, поименованные в завещании, не явились сегодня в контору поверенного по причине плохого самочувствия.
А народу, если верить тому же завещанию, там прилично: две жены – бывшая и настоящая, трое детей, престарелая тетушка и еще некая Розалин Амейре, любовница, как я понимаю. Надо бы напроситься в гости к скорбящему семейству, посмотреть на них, глядишь, и помогу, чем смогу. В крайнем случае, порекомендую хорошего целителя в Наргонте – это я про господина Майнеса, здорово подстраховавшего меня прошлой ночью. Он, кстати, признался, что с первого взгляда углядел во мне сильный дар мага жизни и предложил под его началом практиковаться в целительской магии в этой самой лекарне. И я согласилась, не раздумывая. Только вот потяну ли?..
Поверенный невозмутимо оглашал перечень имущества, отходящего дочери покойного – всего-то шестой лист… из двадцати, и я, чтоб хоть немного разогнать наваливающуюся на меня тоску, попыталась представить размеры состояния, нажитого незнакомым мне господином Пиллегри. По всему выходило, что немалое, побогаче моего мужа будет. Может, в этом причина отсутствия на оглашении завещания членов семьи? Увлекся мужик сколачиванием капитала и не заметил, как родные превратились в чужих людей, обитающих на одной территории, а то и вовсе во врагов? Всякое в жизни бывает.
Поглощенная своими мыслями, я почти погрузилась в тяжелую дрему, очень похожую на обморок от духоты, как вдруг уши выцепили из потока слов, извергавшегося изо рта поверенного, имя мужа, и я кое-как заставила себя проснуться. Хм, интересно, с чего этот Пиллегри так расщедрился для постороннего индивида? Что связывает мерисского консула и богатея из хоть и курортного, но, с одного взгляда понятно, захолустного городка? Судя по тому, как потемнели лица дворецкого и экономки, ничего такого, чем стоило бы гордиться. Но зачем тогда оставлять ему землю на теплом морском побережье, да еще и маяк впридачу? Жирный кусок, если я еще хоть что-то понимаю в экономике! И что, никакой подлянки?
- Яросу Иолатэ Эль-ала-Антир также вменяется в обязанности принять опеку над моим младшим сыном, когда тот появится на свет, и до его совершеннолетия.
Ох ты ж! Вот подвох! Придется Яру вешать себе на шею малыша, которому, по моим прикидкам, не больше года. Так, беременность длится девять месяцев, пол ребенка маг жизни может определить не ранее чем на исходе третьего месяца, завещание, по местным законам, оглашается через полгода после смерти наследодателя, а уж дату составления завещания огласил поверенный – первое декабря прошлого года, и на тот момент ребенок еще не родился. А потом я вдруг некстати подумала, что у малыша еще и мама есть, наверняка еще не старая. Возможно, это Розалин Амейре, что тоже упомянута в завещании. Хм, при упоминании ее имени дворецкий скривился, а экономка брезгливо поджала губы. Думаю, остальные члены семьи Пеллегри госпожу Амейре тоже, мягко говоря, недолюбливают. Не в этом ли кроется причина того, что покойный не поручил опеку младшего сына ни бывшим женам, ни детям? А, не мое дело... Да нет, Храрг побери, мое! Спасибо тем, кто муженька моего укокошил!
Я ж, как не крути, теперь его прямая наследница, и, соответственно, пока Ярос под присмотром Шахкура на кладбище отлеживается, мне наследство принимать – и землю, и опеку. Интересно, завещанием отказ предусмотрен? Что-то мне не хочется становиться опекуншей. А вот на участок побережья я бы посмотрела. Вдруг займусь гостиничным бизнесом? Была у меня такая мечта, еще когда жила в своем родном мире…
Странно! Я вдруг осознала, что думаю о прежней жизни так, будто это было очень давно, немыслимую прорву лет назад, и как будто… не со мной! Хочу ли я помнить то, что было до переселения? Нет уж, новая жизнь нравится мне куда больше прежней. Даже с этими расследованиями, безумными поступками, грядущими годами студенчества и обучением новой специальности, скоропалительным, неизвестно как случившемся браком и вредным, наглым, но таким любимым котом. И при мысли о том, что происходящее окажется лишь иллюзией, бредом поврежденного мозга, и я однажды очнусь на маленькой кухне в своем родном мире, у меня, несмотря на жаркий день, мороз по коже пробежал. Нет, не хочу назад! Хочу остаться Лотей!
Но почему бы не сохранить хоть капельку прежней Светы? Например, воплотить ее фантазию о собственном отеле на берегу моря? Выкопаю стартовый капитал из-под елки, войду в права наследования и вперед! Вспомнить бы только, где та елка… А, храргот я или так, погулять вышла?! Найду, даже если придется все елки в империи обнюхать!
Правда, тут есть проблема: новоиспеченный собственник земельного участка еще не отдал богам душу, и я сама немало тому поспособствовала. Впрочем, в душе моей тут же поселилась уверенность, что с Яросом мы договоримся. Поделимся поровну, так сказать: мне участок побережья, ему – опека над младшим Пиллегри. Вот, кстати, можно ли от нее отказаться?
Увы, господин Калео, выхлебав стакан воды, спустил меня с небес на землю: волей покойного отказ от наследства не предусматривался, так что, не приняв завещанное, я и мой муж вполне могли бы подвергнуться административному преследованию. С чего вдруг такое условие? Земельный участок в благодарность за опеку и участие в жизни маленького мальчика? Или же в самом участке какой-то подвох? Последнее, впрочем, не объясняло принятие обязанностей опекуна. Надо бы хорошенько расспросить экономку и дворецкого, а заодно и поверенного!
Окончив читать завещание, господин Калео расслабленно откинулся на спинку кресла и пребывал в отличном настроении, о чем свидетельствовала легкая улыбка, прячущаяся в его пышных усах, а уж секретарша и вовсе готова была пуститься в пляс. Этим и воспользовались дворецкий с экономкой, которые явились впритык к началу оглашения завещания. Эти двое, кстати, очень удивились присутствию меня и кота, нагло развалившегося на столе, но расспрашивать, кто я такая и какого Храрга приперлась на оглашение завещания их работодателя, не стали – воспитанные. Но все же не настолько, чтобы во взглядах и скупых жестах не сквозило истинное отношение ко мне.
- Скажите, господин поверенный, кто эта юная леди? – холодно поинтересовался дворецкий.
Я мысленно выругалась. Будто я не сижу в этот момент напротив него!
Господин Калео представил меня по всем правилам этикета, и я тут же имела удовольствие наблюдать, как брезгливая надменность сползает с их лиц, уступая место сначала изумлению, потом сменившись страхом, ненавистью, а под конец метаморфозы их лица и вовсе сковывает застывшая гримаса безнадежности. Ух ты, какой калейдоскоп! А почему они так остро реагируют на мое имя? К сожалению, выяснить причину их неприязни я не успела: скомкано попрощавшись, наследники поспешили покинуть кабинет поверенного.
Я, чувствуя, что что-то с ними не так, хотела отправиться следом, однако господин Калео попросил меня задержаться.
- Не уверен, что поступаю правильно, – сказал поверенный, вручая мне бумажный конверт. – Мой клиент просил отдать это княжичу Иолатэ лично, но, принимая во внимание сложившуюся ситуацию, я счел целесообразным отдать это Вам, как его жене.
О, непростой конвертик, магией слегка фонит! Наверняка зачарован так, что открыть его может только сам Ярос. Впрочем, Фыр его фамилиар, так что, думаю, тоже справится. Ладно, потом разберемся.
Убрав письмо в сумку, я попросила поверенного рассказать о семействе Пиллегри. Тот не отказался и даже предложил мне пообедать с ним в ресторанчике напротив. Так что через полчаса я уже была осведомлена о непростых взаимоотношениях в семействе наследодателя и о тонкостях опеки над его младшим сыном, сочувственно поохала, заодно узнала, где жил и где похоронен господин Пиллегри. Отнесу цветы на могилку – уже хотя бы за призрак исполнения старой мечты.
А после попрощалась с господином Калео и его секретаршей и вернулась в небольшую уютную гостиницу, где сняла комнату сразу по прибытии в Эвенри. Оказавшись в ее уютной прохладе, я, с радостью сбросив пропитавшуюся потом одежду, долго лежала в теплой ванне, а когда, завернувшись в полотенце, вернулась в комнату, увидела, что обрывки конверта валяются на полу, письмо с одним обгрызенным краем – на покрывале, а сам кошак, задумчивый, если не сказать, печальный, устроился на подушке. Правой передней лапой он придерживал нечто, похожее на кулон из самоцвета на тонкой цепочке.
- Что там, Фыр? – спросила я, вытирая волосы.
В том, что кот уже прочел письмо, я не сомневалась.
- Мяу, – Фыр покосился на письмо.
Мол, сама читай. Да я на другой ответ и не рассчитывала, просто спросила первое, что пришло в голову, потому что мне вдруг очень захотелось растормошить кота, разогнать смурные мысли, в омуте которых он, похоже, уже тонул. Не нравится мне его настроение.
- Не грусти, – чешу его за ухом. – Мы живы, и это главное.
Кошак невесело фыркнул, но потерся лбом о мою руку, а потом взглядом указал на письмо, и я, плюхнувшись поперек кровати, взялась за чтение. И была крайне раздосадована, когда вместо внятного послания узрела чистый пергамент!
- И что это значит? – я перевернула письмо вверх ногами, потом посмотрела на него с обратной стороны, и даже потрясла зачем-то.
- Мяу? – на морде кота отразилось недоумение.
- Здесь же невозможно что-то прочесть! – возмутилась я и подсунула пергамент Фыру под нос. – Потому что там ничего не написано! Что за загадки?!
Тот посмотрел на пергамент, потом перевел взгляд на меня, потом – снова на пергамент.
- И? – не выдержала я. – Что это значит?
Кот не ответил, лишь фыркнул задумчиво. Похоже, я не могу прочитать, что там написано. А вот Фыр прочитал, и после прочитанного непривычно тихий и задумчивый, даже командовать не порывается. Что же там такое?
Предложение пообщаться посредством спирит-доски, купленной только вчера (в оставленном Фыром списке покупок она значилась под номером «один»), кот отверг и отвернулся к окну. Не хочет общаться? Что ж, не буду настаивать, мне есть, чем заняться. Отдохну пока и подумаю, что надеть для вечернего визита к семейству Пиллегри.
Фыр-Ярос,
наследник в душевном раздрае
Нельзя сказать, что я ошарашен таким поворотом событий – я им просто раздавлен, Храрга пинком через коромысло! Вот уж действительно, ощущение, будто пыльным мешком из-за угла по голове стукнули, предварительно смешав пыль с булыжниками! И не добили, причем не из жалости, а из интереса, желая посмотреть, как ты, Ярик, из очередной задн… непростой ситуации вылезать будешь. Н-да… Сам себя не узнаю: вроде бы должен по стенам бегать, в водовороте эмоций тонуть, ан нет, лежу себе на подушке, видом из окна любуюсь, а в душе – ледяная пустыня и ледяное же, совершенно нехарактерное для меня, спокойствие. И такая ясность в голове, что аж тошно. Хотя, казалось бы, радоваться должен: отец после стольких лет объявился! Ну, ладно, не лично – в завещании упомянул, да письмо покаянное через поверенного передал. А встретиться и в лицо все это сказать духу не хватило? Или побоялся, что я счет на алименты за шестнадцать лет выставлю, да с процентами и компенсацией морального вреда? Это он зря, я ж не дед, в конце концов (тот бы точно не преминул!), со мной и полюбовно договориться можно. Неужто справки обо мне не навел? Да и финансовое состояние папаши вполне позволило бы, как я прикинул, пока читали завещание, десяток внебрачных детей содержать без особого урона семейному бюджету. Или же есть иная причина его нежелания общаться со мной? Может, она упомянута в письме, а я не заметил?
Я притянул к себе письмо, глаза вновь побежали по строчкам:
«Ярос, здравствуй, сын! И это не просто фигура речи, ты действительно мой сын по крови. Искренне сожалею, что так поздно узнал о твоем существовании. Сложись все иначе, я мог бы забрать тебя из интерната и поселить у себя, воспитывать вместе с другими своими детьми – сыном и дочерью. По крайней мере, я надеюсь, что так и случилось бы. Впрочем, веры себе у меня нет, потому что, когда сама судьба – не иначе! – свела нас с тобой и буквально впихнула мне в руки доказательство нашего родства, у меня просто не хватило смелости встретиться с тобой еще раз и сказать о том, что ты – мой сын. Мой старший сын. В свое оправдание скажу лишь, что трусость оказалась не единственным препятствием для воссоединения (зачеркнуто) встречи отца и сына».
Хм, неплохо пишет. И юлить не стал, от повторной встречи болезнью или еще чем-нибудь уважительным отговариваясь, что уже является несомненным плюсом.
«Помнишь ли ты нашу единственную встречу? Это случилось пятнадцать лет назад, во время твоего первого визита в Эвенри. Ты тогда бился на дуэли с одним из местных аристократов – убей, не помню, с кем именно, а я немыслимой волей обстоятельств стал секундантом твоего противника. Представь мое изумление, когда я увидел тебя. Я будто в зеркало на собственное отражение сорокалетней давности смотрел – так сильно ты похож на меня. А ты и не мог меня узнать, почему – сам понимаешь».
