Но знай, что, когда я предстану перед богами, я буду молить их не о снисхождении ко мне, а о счастье моих детей. Прощай и прости меня, если сможешь. Мертон Пиллегри».
И все. Мертон… Вряд ли я когда-нибудь смогу назвать его отцом… Но ненависти к нему у меня нет. Непонимание, обида, злость, смятение, горечь – но не ненависть. Уже неплохо, если подумать. И, Храрг побери, как я сейчас хочу начистить кому-нибудь физиономию – просто лапы чешутся, все четыре! Нарваться, что ли, на выяснение отношений с местными кошаками?
Когда Лотя закончила омовение и вернулась в комнату, выяснилось, что прочесть письмо Мертона она не может. Зачарованное письмецо оказалось, да так, что содержание его должно оставаться тайной для всех, кроме меня! Причем зачарование сделано не на кровь или иную частичку контрагента, как обычно делается в таких случаях, а на слепок ауры. Мудрено, трудоемко и очень дорого, не говоря уж о том, что заполучить слепок ауры нужного разумного, да еще и без его ведома – задача крайне непростая. Но это гарантия того, что послание прочтет лишь тот, кому оно адресовано. А в моем случае – условие того, что его смог прочесть кот, в теле которого обретается адресат. К чему, спрашивается, такие сложности? От кого надо было защитить эти сведения? Не ключ от маяка, нет – само письмо! Ох, чувствую, верны мои догадки, верны…
Ярос Иолатэ,
неизвестно где…
Низкий потолок, грязный, с пятнами копоти и затянутый паутиной так, что я, пока не присмотрелся, принимал его за век не стиранный балдахин, покачивался перед глазами. Стены, такие же грязные, без малейшего намека на окна, тоже попали в поле моего зрения. Комната маленькая, душная, но хорошо хоть не сырая и не холодная. И никого, кроме меня, тут нет. Где это я? И что ж мне так погано-то?! Голову разрывало от боли, к горлу подкатывала тошнота, но пробиться через пересохшее горло ей было не суждено. Тело сковано страшной слабостью – легче умереть, чем шевельнуть хоть кончиком хвоста… А хвост я почему-то не чувствую! Когда я его лишился?! И с передней левой лапой то же самое! Не помню, Храрг побери… Да и остальное тело вроде как неродное, просто колода деревянная. Ох, я вообще не помню, как оказался… А где это я?!
Попытка узнать что-нибудь о месте своего нахождения, основываясь на запахах, ни к чему не привела. Как я не втягивал носом воздух, результат был один и тот же: пыль, грязь, затхлость и еще что-то, смутно знакомое, но упорно ускользающее от узнавания. Неприятные запахи, в общем.
Да и звуки тоже не прояснили ситуацию: тихо, только где-то рядом потрескивает огонь. Впрочем, вскоре где-то за стеной послышались шаркающие шаги, кто-то вошел в комнату, плеснула вода. А неприятный запашок, определить который мне по-прежнему не удавалось, усилился, чем нервировал меня изрядно. Хотя, куда уж сильнее-то? Ох, дорого бы я отдал за возможность повернуть голову!
Но, когда вошедший склонился надо мной, я сильно пожалел и о своей беспомощности, и о невозможности хотя бы заорать. Потому что едва ощутимый запах, изначально настороживший меня, оказался запашком мертвечины, и потому что на меня смотрел самый настоящий поднятый мертвец! Но не смердящая груда мертвой плоти, от которой на ходу куски отваливаются, а ладно склепанный высокоуровневый зомби с неестественно гладкой серой кожей, с остановившимся взглядом мертвых выцветших глаз и совершенно голым черепом. Действительно черепом, потому что примерно на уровне линии роста волос серая кожа заканчивалась. А дальше шла кость, причем значительная вмятина на правом виске и ползущая от нее к затылку трещина, стянутая строительными скобами, недвусмысленно указывали на причину смерти.
Зомби был одет в чистую серую робу, которые носят санитары в лекарнях, и подпоясан белоснежным фартучком с кокетливыми кружавчиками. И этот фартучек меня просто добил – я всем телом затрясся в беззвучном истерическом фырканье! А что мне еще оставалось делать?
А зомби, с натугой склонив голову и мазнув по мне ничего не выражающим взглядом подернутых белесой дымкой глаз, поднес к моему рту кружку. Сухие пальцы неприятно ухватили меня за затылок и приподняли голову. Чистая прохладная вода потекла в рот, и я пил долго и жадно, захлебывался, обливался, но ни за что не оторвался бы от живительной влаги. Краем сознания я смутно ощущал некую неправильность происходящего, но сейчас мне до той мыслишки и дела не было – так сильна была жажда. И как же велико было мое разочарование, когда вода в кружке закончилась. К счастью, кружку зомби-санитар выбрал большую, хватило, чтобы не изойти истерическим мявом, требуя еще. Вместо этого я немного перевел дух, наслаждаясь тем, как прохладные капли стекают по сухой, как пергамент, коже…
Коже?! А шерсть куда подевалась? И… Ох, мышь! Я не лакал воду, я ее ПИЛ! Не веря своей догадке, я попытался поднять руку и, если получится, ощупать свое лицо… не получилось. Зато санитар-зомби верно истолковал мои дерганья: взял мою руку и поднял ее на уровень моего лица. Руку, не лапу! Точно, это моя рука, знакомая с детства. Я знаю каждую родинку на ней, каждый шрамик…
Но как такое возможно?! Почему я вернулся в свое тело?! Почему я на Старом кладбище в компании поднятого мертвеца, а не сижу в сумке у Лоти?! Что с самой Лотей?! Кто она такая вообще и почему я так переживаю за нее?! Откуда у меня уверенность, что она важна для меня?! И с чего вдруг я сижу у нее в сумке?! Не помню, Храрг побери! Белое пятно вместо воспоминаний! Впрочем, нет, это не пятно, а, скорее, туман, местами столь плотный, что за ним невозможно разглядеть что-либо, а местами сквозь него с трудом, но пробиваются какие-то смутные образы и обрывки сведений. Но почему? Что случилось со мной?
Вроде бы я заключил какую-то сделку с богиней жизни, Иннерлией, в обмен на жизнь взялся опекать какую-то пришлую девицу до поступления ее в магунивер, кажется, и еще до адаптации ее в Наргонте. Да, точно! Я помогаю девице, и потом возвращаюсь в свое тело! Так, в тело я вернулся, хотя, по моим ощущениям, свою часть сделки не выполнил. Более того, те же самые ощущения говорят, что мне до того еще работать и работать. Так неужели Иннерлия решила, что мои усилия непременно принесут результаты, пусть и в будущем, и свою часть сделки выполнила авансом? Ой, вряд ли! Она, несмотря на то, что приняла на работу хамоватую секретаршу, которая, мягко говоря, звезд с неба не хватает, сама ведь не настолько глупа и беспечна, чтоб такими авансами разбрасываться, оставляя свою протеже без подстраховки. Ну, не могла она не видеть, что Лотя к самостоятельной жизни не готова! Значит, причина моего возвращения в другом, в том, что случилось сегодня. Но в чем?
Странно! Договор с Инерлией, заключенный не меньше недели назад, я помню, а события сегодняшнего дня стерлись из памяти. Теперь мне не дает покоя ощущение, что я не закончил какое-то очень важное дело. Настолько важное, что от моих стараний зависит чья-то жизнь! Последними моими воспоминаниями были вкус воды в озере на Старом кладбище и ощущение полной беспомощности, а потом голос богини в моей голове – за миг до того, как уютная милосердная тьма навсегда поглотила бы мое сознание. Но после точно что-то было! Увы, как я не старался пробудить воспоминания о последних нескольких днях, у меня ничего не получалось. Кроме, разве что, знания о том, что какое-то время я был котом.
За этим занятием я не сразу заметил, что в комнатке появился Шакхур. Ну да, конечно… Кому еще по эту сторону границы с Проклятыми землями под силу создать такого зомби-санитара?
Поймав мой взгляд, он, шаркая, приблизился и встал сбоку от меня.
- Что, маяльник, в тело свое вернулся? – нараспев, с тем особым неторопливым говорком, услышать который нынче можно только в самых глухих деревнях, произнес некромант. – И сам-то, поди, не ожидал?
Я медленно моргнул в ответ – на полноценный кивок не было сил.
- И как же так вышло? – нахмурился Шакхур, устраиваясь на табуреточке, заботливо принесенной все тем же зомби. – Сам али помог кто?
Пожать плечами я не мог, так что ограничился вращением глазами. Но Шакхуру мой ответ и не требовался.
Безмолвный санитар тем временем начал бережно массировать мою левую руку, периодически сгибая и разгибая суставы – процесс восстановления в действии. Пальцы его были сухими и жесткими, а при прикосновении ко мне издавали тихий скрип, как перо по отлично выделанной бумаге. Ох, вроде и понимаю, что вреда мне этот зомби не причинит, а все равно ощущаю себя крайне неуютно. Просто те зомби, с которыми мне довелось встречаться ранее в Проклятых землях, старались сожрать меня, предварительно разорвав в клочья, а такое просто так не забывается. И надо ли говорить, сколь сильное впечатление произвел на меня мертвяк-санитар? Так что, не в силах наблюдать за ним, я сосредоточил внимание на хозяине Старого кладбища. С чего вдруг он решил со мной побеседовать?
- Сам ты не мог, – продолжил Шакхур. – Не в твоей это власти. Стало быть, помогли…
Я смотрел на него и совершенно некстати думал, как же так получилось, что в черте города, несмотря на сложную систему охранных и защитных заклятий, направленную на выявление и обезвреживание любых проявлений некромагии, живет могущественный некромант? Конечно, официально его не существует, но о нем в Наргонте каждая собака знает, и что-то никто не рвется избавить город от этой достопримечательности. Конечно, я сейчас не о безумцах-одиночках, а об официальных властях. Могли бы, но – нет. И из этого вытекает, что один вменяемый некромант им удобен. Интересно, для чего? Что за договоренности связывают эти стороны?
- Не слыхал, кстати, что за шумиха вечор поднялась? – нарочито хмуря брови, спросил меня Шакхур. – Вроде некромант куклу некроса едва ли не на главной площади города создал, и она половину горожан перебила, другую – покалечила…
Я дернул подбородком, выражая отрицание, а потом сообразил, что это дедок-некромант так шутить пытается. Потом откуда-то появилось знание, что вчера единственным погибшим в результате применения некромагии был тот, кому не посчастливилось стать той самой куклой некроса. Консульский жрец Арисаэль, один из тех, кого наняли убить меня, да и вообще не самый достойный представитель эльфийской расы. Надеюсь, цепные демоны Адеса устроят старому глуску веселенькое посмертие!
- Я тоже думаю, что враки, – поморщился старик. – Не было там не-мертвых, я б их почувствовал. Живые постарались.
Я моргнул в знак согласия.
- Знаешь, кто?
Снова моргаю, на этот раз с секундной задержкой. Знаю. Только с доказательствами пока туговато – все сплошь косвенные.
- Это из-за них ты сейчас здесь?
Я хотел сказать, что не помню, но слова застряли в горле – я начал вспоминать! Сначала сквозь белую пелену проступили отдельные образы – здоровенный серый котяра, в теле которого я обретался, и девушка с голубыми глазами, видимо, та самая Лотя. А потом и вся картина прошедших семи дней. Ох, наворотил же я дел в кошачьем облике! Хм, а смог бы я столько сделать, будь я сам собой? Разведку точно не потянул бы. Впрочем, теперь я вернулся в свое тело… Но что же с моей женой?! И что стало с котом?!
Так, проведя два часа в отделе опеки, попечительства и усыновления департамента по делам семьи и детства, мы с Лотей получили на руки перечень документов, необходимых для принятия опеки над младшим Пиллегри, потом отправились в третью городскую лекарню, где в настоящее время находятся мой младший брат и его мать. Встретиться с Розалиндой у нас не получилось из-за состояния здоровья последней, пришлось просто собрать передачу для нее и малыша, вложив в сумку записку с кратким описанием ситуации.
Тогда я счел программу обязательных дел на сегодня выполненной, однако Лотя от прогулки по симпатичным улочкам и осмотра местных достопримечательностей отказалась. Моя балбеска на полном серьезе заявила, что намерена нанести визит семейству Пиллегри! Мол, им там помощь мага жизни нужна! И, не обращая внимание на мое возмущенное фырканье, посадила меня в сумку! По понятной причине я не мог в тот момент заорать: «Нет! Ни в коем случае!!!». Не мог и обратиться к ней посредством спирит-доски и объяснить балбеске всю глубину ее заблуждений, и донести до ее сознания простую мысль: если б семье Мертона требовалась помощь мага жизни, они б ее уже получили! Причем от квалифицированного целителя, а не от моей недоучки! А заодно поделиться собственными ощущениями, согласно которым экономке и дворецкому маг жизни точно не поможет – не болезнь их сжигает, а что-то иное, смутно знакомое мне. А потому отстаивай, Фырчик, свою точку зрения из закрытой сумки! Вот ведь… слов нет! Вернее, есть, но все матерные! Да их еще просто так не озвучишь – я ж кот, я только мяукаю!
К счастью, явившись в дом Пиллегри (адрес сообщил все тот же поверенный), Лотя сразу наткнулась на дворецкого, и тот, кряхтя от боли, в самых вежливых выражениях послал ее далеко и конкретно, а напоследок заявил:
- Леди, стены этого дома вот-вот рухнут от стыда. Прошу Вас, не наносите им последний удар, уходите и больше не появляйтесь здесь. И мужу своему так и передайте!
Дворецкий семейства Пиллегри, конечно, тип неприятный, но в тот момент я готов был его расцеловать.
Лотя, к сожалению, моего восторга не разделяла. Обманутая в лучших чувствах, она добрела до скверика, расположенного неподалеку от дома со стыдливыми стенами, села на скамейку и долго сидела, тихо ругаясь сквозь зубы и, кажется, даже хлюпала носом. Искренне желая помочь, она просто не могла уложить в голове, что те, кому помощь мага жизни просто необходима, готовы умереть, но не принять ее от леди Иолате. А я сидел в сумке и мучился от невозможности донести до жены простую мысль: раз уж семейка Пиллегри так разборчива в выборе благодетеля, значит, не так уж им и плохо. Ведь когда действительно загибаются, ни от какой помощи не отказываются – гордость гордостью, а жить-то хочется. Но как бы я донес это до Лоти без подручных средств? Я даже помурлыкать у нее на коленях нем мог, Храрга пинком через коромысло!
А потом вдруг, наравне с сочувствием к Лоте, желанием утешить ее и злостью на нее же – за непослушание и откровенно идиотское поведение – я почувствовал себя виноватым. Как не крути, именно я виноват в том, что она сейчас не может совладать со своими чувствами и с трудом удерживается от более радикального их выражения. Вот уж не думал, что она у меня настолько чувствительная… Зря я не поделился с ней своими подозрениями. Побоялся, дурак, что она не сможет на оглашении завещания вести себя естественно или еще как-нибудь выдаст, что знает, кто пытался убить ее мужа! Решил, что не настолько хорошо я знаю ту, что поневоле стала княжной Иолатэ, чтобы доверять ей безоговорочно. Дурак! И цапнуть бы со злости себя за кончик хвоста, но сумка уж больно маленькая, не повернуться. Интересно, почему Лотя до сих пор не выпустила меня отсюда? Тоже, видать, не доверяет до конца…
Думаете, Лотя после того, как совладала, наконец, с собой, вернулась в гостиницу? Как бы не так! Справившись с эмоциями, женушка отправилась на городское кладбище! Узнала, как его найти, у первой попавшейся старушки и, бормоча себе под нос какую-то чушь про гостиницу на морском берегу, побежала туда со всех ног.
И все. Мертон… Вряд ли я когда-нибудь смогу назвать его отцом… Но ненависти к нему у меня нет. Непонимание, обида, злость, смятение, горечь – но не ненависть. Уже неплохо, если подумать. И, Храрг побери, как я сейчас хочу начистить кому-нибудь физиономию – просто лапы чешутся, все четыре! Нарваться, что ли, на выяснение отношений с местными кошаками?
Когда Лотя закончила омовение и вернулась в комнату, выяснилось, что прочесть письмо Мертона она не может. Зачарованное письмецо оказалось, да так, что содержание его должно оставаться тайной для всех, кроме меня! Причем зачарование сделано не на кровь или иную частичку контрагента, как обычно делается в таких случаях, а на слепок ауры. Мудрено, трудоемко и очень дорого, не говоря уж о том, что заполучить слепок ауры нужного разумного, да еще и без его ведома – задача крайне непростая. Но это гарантия того, что послание прочтет лишь тот, кому оно адресовано. А в моем случае – условие того, что его смог прочесть кот, в теле которого обретается адресат. К чему, спрашивается, такие сложности? От кого надо было защитить эти сведения? Не ключ от маяка, нет – само письмо! Ох, чувствую, верны мои догадки, верны…
Глава 24. 1 июня, вечер.
Ярос Иолатэ,
неизвестно где…
Низкий потолок, грязный, с пятнами копоти и затянутый паутиной так, что я, пока не присмотрелся, принимал его за век не стиранный балдахин, покачивался перед глазами. Стены, такие же грязные, без малейшего намека на окна, тоже попали в поле моего зрения. Комната маленькая, душная, но хорошо хоть не сырая и не холодная. И никого, кроме меня, тут нет. Где это я? И что ж мне так погано-то?! Голову разрывало от боли, к горлу подкатывала тошнота, но пробиться через пересохшее горло ей было не суждено. Тело сковано страшной слабостью – легче умереть, чем шевельнуть хоть кончиком хвоста… А хвост я почему-то не чувствую! Когда я его лишился?! И с передней левой лапой то же самое! Не помню, Храрг побери… Да и остальное тело вроде как неродное, просто колода деревянная. Ох, я вообще не помню, как оказался… А где это я?!
Попытка узнать что-нибудь о месте своего нахождения, основываясь на запахах, ни к чему не привела. Как я не втягивал носом воздух, результат был один и тот же: пыль, грязь, затхлость и еще что-то, смутно знакомое, но упорно ускользающее от узнавания. Неприятные запахи, в общем.
Да и звуки тоже не прояснили ситуацию: тихо, только где-то рядом потрескивает огонь. Впрочем, вскоре где-то за стеной послышались шаркающие шаги, кто-то вошел в комнату, плеснула вода. А неприятный запашок, определить который мне по-прежнему не удавалось, усилился, чем нервировал меня изрядно. Хотя, куда уж сильнее-то? Ох, дорого бы я отдал за возможность повернуть голову!
Но, когда вошедший склонился надо мной, я сильно пожалел и о своей беспомощности, и о невозможности хотя бы заорать. Потому что едва ощутимый запах, изначально настороживший меня, оказался запашком мертвечины, и потому что на меня смотрел самый настоящий поднятый мертвец! Но не смердящая груда мертвой плоти, от которой на ходу куски отваливаются, а ладно склепанный высокоуровневый зомби с неестественно гладкой серой кожей, с остановившимся взглядом мертвых выцветших глаз и совершенно голым черепом. Действительно черепом, потому что примерно на уровне линии роста волос серая кожа заканчивалась. А дальше шла кость, причем значительная вмятина на правом виске и ползущая от нее к затылку трещина, стянутая строительными скобами, недвусмысленно указывали на причину смерти.
Зомби был одет в чистую серую робу, которые носят санитары в лекарнях, и подпоясан белоснежным фартучком с кокетливыми кружавчиками. И этот фартучек меня просто добил – я всем телом затрясся в беззвучном истерическом фырканье! А что мне еще оставалось делать?
А зомби, с натугой склонив голову и мазнув по мне ничего не выражающим взглядом подернутых белесой дымкой глаз, поднес к моему рту кружку. Сухие пальцы неприятно ухватили меня за затылок и приподняли голову. Чистая прохладная вода потекла в рот, и я пил долго и жадно, захлебывался, обливался, но ни за что не оторвался бы от живительной влаги. Краем сознания я смутно ощущал некую неправильность происходящего, но сейчас мне до той мыслишки и дела не было – так сильна была жажда. И как же велико было мое разочарование, когда вода в кружке закончилась. К счастью, кружку зомби-санитар выбрал большую, хватило, чтобы не изойти истерическим мявом, требуя еще. Вместо этого я немного перевел дух, наслаждаясь тем, как прохладные капли стекают по сухой, как пергамент, коже…
Коже?! А шерсть куда подевалась? И… Ох, мышь! Я не лакал воду, я ее ПИЛ! Не веря своей догадке, я попытался поднять руку и, если получится, ощупать свое лицо… не получилось. Зато санитар-зомби верно истолковал мои дерганья: взял мою руку и поднял ее на уровень моего лица. Руку, не лапу! Точно, это моя рука, знакомая с детства. Я знаю каждую родинку на ней, каждый шрамик…
Но как такое возможно?! Почему я вернулся в свое тело?! Почему я на Старом кладбище в компании поднятого мертвеца, а не сижу в сумке у Лоти?! Что с самой Лотей?! Кто она такая вообще и почему я так переживаю за нее?! Откуда у меня уверенность, что она важна для меня?! И с чего вдруг я сижу у нее в сумке?! Не помню, Храрг побери! Белое пятно вместо воспоминаний! Впрочем, нет, это не пятно, а, скорее, туман, местами столь плотный, что за ним невозможно разглядеть что-либо, а местами сквозь него с трудом, но пробиваются какие-то смутные образы и обрывки сведений. Но почему? Что случилось со мной?
Вроде бы я заключил какую-то сделку с богиней жизни, Иннерлией, в обмен на жизнь взялся опекать какую-то пришлую девицу до поступления ее в магунивер, кажется, и еще до адаптации ее в Наргонте. Да, точно! Я помогаю девице, и потом возвращаюсь в свое тело! Так, в тело я вернулся, хотя, по моим ощущениям, свою часть сделки не выполнил. Более того, те же самые ощущения говорят, что мне до того еще работать и работать. Так неужели Иннерлия решила, что мои усилия непременно принесут результаты, пусть и в будущем, и свою часть сделки выполнила авансом? Ой, вряд ли! Она, несмотря на то, что приняла на работу хамоватую секретаршу, которая, мягко говоря, звезд с неба не хватает, сама ведь не настолько глупа и беспечна, чтоб такими авансами разбрасываться, оставляя свою протеже без подстраховки. Ну, не могла она не видеть, что Лотя к самостоятельной жизни не готова! Значит, причина моего возвращения в другом, в том, что случилось сегодня. Но в чем?
Странно! Договор с Инерлией, заключенный не меньше недели назад, я помню, а события сегодняшнего дня стерлись из памяти. Теперь мне не дает покоя ощущение, что я не закончил какое-то очень важное дело. Настолько важное, что от моих стараний зависит чья-то жизнь! Последними моими воспоминаниями были вкус воды в озере на Старом кладбище и ощущение полной беспомощности, а потом голос богини в моей голове – за миг до того, как уютная милосердная тьма навсегда поглотила бы мое сознание. Но после точно что-то было! Увы, как я не старался пробудить воспоминания о последних нескольких днях, у меня ничего не получалось. Кроме, разве что, знания о том, что какое-то время я был котом.
За этим занятием я не сразу заметил, что в комнатке появился Шакхур. Ну да, конечно… Кому еще по эту сторону границы с Проклятыми землями под силу создать такого зомби-санитара?
Поймав мой взгляд, он, шаркая, приблизился и встал сбоку от меня.
- Что, маяльник, в тело свое вернулся? – нараспев, с тем особым неторопливым говорком, услышать который нынче можно только в самых глухих деревнях, произнес некромант. – И сам-то, поди, не ожидал?
Я медленно моргнул в ответ – на полноценный кивок не было сил.
- И как же так вышло? – нахмурился Шакхур, устраиваясь на табуреточке, заботливо принесенной все тем же зомби. – Сам али помог кто?
Пожать плечами я не мог, так что ограничился вращением глазами. Но Шакхуру мой ответ и не требовался.
Безмолвный санитар тем временем начал бережно массировать мою левую руку, периодически сгибая и разгибая суставы – процесс восстановления в действии. Пальцы его были сухими и жесткими, а при прикосновении ко мне издавали тихий скрип, как перо по отлично выделанной бумаге. Ох, вроде и понимаю, что вреда мне этот зомби не причинит, а все равно ощущаю себя крайне неуютно. Просто те зомби, с которыми мне довелось встречаться ранее в Проклятых землях, старались сожрать меня, предварительно разорвав в клочья, а такое просто так не забывается. И надо ли говорить, сколь сильное впечатление произвел на меня мертвяк-санитар? Так что, не в силах наблюдать за ним, я сосредоточил внимание на хозяине Старого кладбища. С чего вдруг он решил со мной побеседовать?
- Сам ты не мог, – продолжил Шакхур. – Не в твоей это власти. Стало быть, помогли…
Я смотрел на него и совершенно некстати думал, как же так получилось, что в черте города, несмотря на сложную систему охранных и защитных заклятий, направленную на выявление и обезвреживание любых проявлений некромагии, живет могущественный некромант? Конечно, официально его не существует, но о нем в Наргонте каждая собака знает, и что-то никто не рвется избавить город от этой достопримечательности. Конечно, я сейчас не о безумцах-одиночках, а об официальных властях. Могли бы, но – нет. И из этого вытекает, что один вменяемый некромант им удобен. Интересно, для чего? Что за договоренности связывают эти стороны?
- Не слыхал, кстати, что за шумиха вечор поднялась? – нарочито хмуря брови, спросил меня Шакхур. – Вроде некромант куклу некроса едва ли не на главной площади города создал, и она половину горожан перебила, другую – покалечила…
Я дернул подбородком, выражая отрицание, а потом сообразил, что это дедок-некромант так шутить пытается. Потом откуда-то появилось знание, что вчера единственным погибшим в результате применения некромагии был тот, кому не посчастливилось стать той самой куклой некроса. Консульский жрец Арисаэль, один из тех, кого наняли убить меня, да и вообще не самый достойный представитель эльфийской расы. Надеюсь, цепные демоны Адеса устроят старому глуску веселенькое посмертие!
- Я тоже думаю, что враки, – поморщился старик. – Не было там не-мертвых, я б их почувствовал. Живые постарались.
Я моргнул в знак согласия.
- Знаешь, кто?
Снова моргаю, на этот раз с секундной задержкой. Знаю. Только с доказательствами пока туговато – все сплошь косвенные.
- Это из-за них ты сейчас здесь?
Я хотел сказать, что не помню, но слова застряли в горле – я начал вспоминать! Сначала сквозь белую пелену проступили отдельные образы – здоровенный серый котяра, в теле которого я обретался, и девушка с голубыми глазами, видимо, та самая Лотя. А потом и вся картина прошедших семи дней. Ох, наворотил же я дел в кошачьем облике! Хм, а смог бы я столько сделать, будь я сам собой? Разведку точно не потянул бы. Впрочем, теперь я вернулся в свое тело… Но что же с моей женой?! И что стало с котом?!
Так, проведя два часа в отделе опеки, попечительства и усыновления департамента по делам семьи и детства, мы с Лотей получили на руки перечень документов, необходимых для принятия опеки над младшим Пиллегри, потом отправились в третью городскую лекарню, где в настоящее время находятся мой младший брат и его мать. Встретиться с Розалиндой у нас не получилось из-за состояния здоровья последней, пришлось просто собрать передачу для нее и малыша, вложив в сумку записку с кратким описанием ситуации.
Тогда я счел программу обязательных дел на сегодня выполненной, однако Лотя от прогулки по симпатичным улочкам и осмотра местных достопримечательностей отказалась. Моя балбеска на полном серьезе заявила, что намерена нанести визит семейству Пиллегри! Мол, им там помощь мага жизни нужна! И, не обращая внимание на мое возмущенное фырканье, посадила меня в сумку! По понятной причине я не мог в тот момент заорать: «Нет! Ни в коем случае!!!». Не мог и обратиться к ней посредством спирит-доски и объяснить балбеске всю глубину ее заблуждений, и донести до ее сознания простую мысль: если б семье Мертона требовалась помощь мага жизни, они б ее уже получили! Причем от квалифицированного целителя, а не от моей недоучки! А заодно поделиться собственными ощущениями, согласно которым экономке и дворецкому маг жизни точно не поможет – не болезнь их сжигает, а что-то иное, смутно знакомое мне. А потому отстаивай, Фырчик, свою точку зрения из закрытой сумки! Вот ведь… слов нет! Вернее, есть, но все матерные! Да их еще просто так не озвучишь – я ж кот, я только мяукаю!
К счастью, явившись в дом Пиллегри (адрес сообщил все тот же поверенный), Лотя сразу наткнулась на дворецкого, и тот, кряхтя от боли, в самых вежливых выражениях послал ее далеко и конкретно, а напоследок заявил:
- Леди, стены этого дома вот-вот рухнут от стыда. Прошу Вас, не наносите им последний удар, уходите и больше не появляйтесь здесь. И мужу своему так и передайте!
Дворецкий семейства Пиллегри, конечно, тип неприятный, но в тот момент я готов был его расцеловать.
Лотя, к сожалению, моего восторга не разделяла. Обманутая в лучших чувствах, она добрела до скверика, расположенного неподалеку от дома со стыдливыми стенами, села на скамейку и долго сидела, тихо ругаясь сквозь зубы и, кажется, даже хлюпала носом. Искренне желая помочь, она просто не могла уложить в голове, что те, кому помощь мага жизни просто необходима, готовы умереть, но не принять ее от леди Иолате. А я сидел в сумке и мучился от невозможности донести до жены простую мысль: раз уж семейка Пиллегри так разборчива в выборе благодетеля, значит, не так уж им и плохо. Ведь когда действительно загибаются, ни от какой помощи не отказываются – гордость гордостью, а жить-то хочется. Но как бы я донес это до Лоти без подручных средств? Я даже помурлыкать у нее на коленях нем мог, Храрга пинком через коромысло!
А потом вдруг, наравне с сочувствием к Лоте, желанием утешить ее и злостью на нее же – за непослушание и откровенно идиотское поведение – я почувствовал себя виноватым. Как не крути, именно я виноват в том, что она сейчас не может совладать со своими чувствами и с трудом удерживается от более радикального их выражения. Вот уж не думал, что она у меня настолько чувствительная… Зря я не поделился с ней своими подозрениями. Побоялся, дурак, что она не сможет на оглашении завещания вести себя естественно или еще как-нибудь выдаст, что знает, кто пытался убить ее мужа! Решил, что не настолько хорошо я знаю ту, что поневоле стала княжной Иолатэ, чтобы доверять ей безоговорочно. Дурак! И цапнуть бы со злости себя за кончик хвоста, но сумка уж больно маленькая, не повернуться. Интересно, почему Лотя до сих пор не выпустила меня отсюда? Тоже, видать, не доверяет до конца…
Думаете, Лотя после того, как совладала, наконец, с собой, вернулась в гостиницу? Как бы не так! Справившись с эмоциями, женушка отправилась на городское кладбище! Узнала, как его найти, у первой попавшейся старушки и, бормоча себе под нос какую-то чушь про гостиницу на морском берегу, побежала туда со всех ног.
