Феликс мгновение молчал, а затем покачал головой и неуверенно сказал:
- Нет, этого не может быть. Наш предок Сальватор жил двенадцать веков назад и тогда же почил...
- По чести сказать, я почил несколько раньше, и дом де Латур был основан лишь через два века после моей “смерти”. Тогда же было построен этот замок. - Он оглядел стены и потолок. - Нид Ирондель, или Ласточкино Гнездо, давшее имя и герб нашему с тобой, Феликс, дому.
Мужчина кивнул в сторону других камер:
- Кто все эти люди здесь? Что вы с ними делаете?
Идиотское желание задавать ненужные вопросы уже привело Феликса за решетку, так что теперь, видимо, можно спрашивать все, что угодно. К тому же Анри-Сальватор явно настроен отвечать.
“Кузен” вместо ответа широко улыбнулся, обнажая клыки и заставив этим мужчину отступить на пару шагов назад. Феликс с ужасом следил, как он выбирает ключ и открывает дверь его камеры. Сальватор легко вытащил сопротивляющегося мужчину, который был крупнее его, из камеры и указал на других пленников.
- Погляди, мальчик, раз ты так хочешь все на свете знать: они здесь для меня и моих детей. Так мы питаемся.
Сальватор выбрал другой ключ из связки и открыл ту самую камеру, в которой сидела женщина. Феликс застыл рядом и осторожно спросил, не желая верить, что вампир еще и не один:
- Д-детей? Антуан… тоже?
Вампир кивнул и вошел в камеру женщины. К удивлению она не пыталась бежать. Просто сидела на кровати и смотрела на своего тюремщика безразличным взглядом. Феликс стоял не в силах пошевелиться или отвести глаза, наблюдая через решетку, как Сальватор склоняется над пленницей и впивается ей в руку, на которой уже и так было множество синяков и шрамов. Насытившись, вампир перевязал руку женщины извлеченным из кармана чистым бинтом, а затем смыл с подбородка остатки крови в стоявшем рядом тазу. Вытершись насухо носовым платком он вышел в коридор и запер дверь камеры.
Как бы Феликс ни пытался все отрицать, но это стало совершенно невозможно. Теперь это не назовешь ни вздором, ни помешательством. Его “кузен” Анри-Симон и вправду оказался персонажем жутких детских сказок: вампиром.
В этот момент дверь в подвал открылась, и в коридоре появился Антуан.
Он оглядел Феликса с головы до ног, и губы его тронула плотоядная улыбка. Он развернулся к Сальватору:
- Отец, я сделал все, как вы просили. Слуги теперь думают, что он приболел.
Феликс с ужасом понял, что речь идет о нем. Он стал отступать к своей камере:
- Что значит приболел? Почему я вообще здесь?
Сальватор кивнул Антуану и развернулся к мужчине с улыбкой:
- Ты теперь такая же кормушка, как и они. - Он указал на пленников. - Из тебя, к моему сожалению, все равно ничего не вышло. Я пытался женить тебя, но, видимо, такой гнилой фрукт никому не нужен. Антуан сделал так, что слуги не станут задавать вопросов.
Феликс прижался к стене спиной и застыл в ужасе, до него очень медленно доходил смысл сказанного. У него было ощущение, что это происходит с кем-то еще. С кем угодно, но только не с ним. Ему бы попытаться прорваться к дубовой двери, выбраться из подземелий, но тело не слушалось, и он стоял, подпирая стену, на ватных ногах, надеясь хотя бы не свалиться.
Он внезапно услышал свой срывающийся голос:
- Матушка и Изабелла скоро приедут и вам придется меня выпустить!
- Ну разумеется, - ответил Сальватор, и у Феликса вспыхнула мимолетная искра надежды, впрочем, она быстро угасла, - когда приедут твои родители, ты им покажешься в последний раз. А затем с Феликсом де Латур произойдет какой-нибудь несчастный случай, который обезобразит его лицо так, что все родные поверят. Феликс будет похоронен в семейном склепе, а ты вернешься в свою камеру и останешься тут до самой своей смерти, которая наступит примерно через десять-пятнадцать лет.
Сальватор крепко взял мужчину под локоть и отвел в его камеру.
- Кормушки долго не живут, к сожалению. - Вампир обернулся на пороге и усмехнулся. - Надеюсь, “многоуважаемый кузен”, я в полной мере удовлетворил твое любопытство.
Феликс ничего не ответил, и Сальватор ушел.
Зато на пороге возник Антуан. Он улыбнулся, и пленник забился в угол, наконец осознав, что сейчас будет.
Еще недавно такой огромный мир Феликса, полный праздности, вина, женщин и разнообразных увеселений теперь скомкался, сузился до размеров его крохотной тихой камеры. Находясь под землей, пленник вскоре потерял счет времени и ориентировался лишь на приходы старого слуги. Сколько он уже просидел под замком, он не мог точно сказать.
Распорядок дня пленников был до дрожи размерен. Дважды в день старый Жак приносил еду, один раз выносил горшки.
Феликс однажды прочитал в каком-то романе, что узники отмечали дни, проведенные в неволе на стенах зарубками. Он тоже не отказался бы так делать, если в камере у него был хотя бы уголек. Но, если он и мог чем-либо оставлять отметки - то только собственной кровью.
Он даже попробовал оставить пару, но на темном камне в полутьме камеры ничего не было видно. По крайней мере ему самому. Зато, когда на следующий день явился Антуан, то закатил глаза и брезгливо сморщил нос, глядя на стену, а после прислал слугу с ведром и тряпкой отмыть все.
Сальватор и Антуан исправно являлись “пообедать” раз в пару дней.
Прошла примерно неделя, с тех пор, как Феликс угодил в подземелья, прежде чем легендарный предок в первый раз решил навестить его.
Мужчина попытался было заговорить с ним, убедить отпустить, они все-таки были родственниками, хоть их и разделяли многие века. Но Сальватор не стал слушать. Он крепко схватил Феликса за горло и посмотрел ему в глаза. После этого мужчина не смог вымолвить ни слова, как бы ни старался. “... и в глаза не смотри.” - старая байка не врала.
Зато после ухода вампира у него было достаточно времени подумать над своим положением.
Говорят, что смирение и принятие приходят спустя время. Вперед него человека захлестывают отрицание, гнев и уныние. Наверное, врут. Феликс, обладал живым и жизнерадостным нравом и любые неприятности всегда старался встречать с улыбкой. Когда первое потрясение и гнев схлынули, он не погрузился в уныние, но много размышлял в тишине камеры.
Остальные узники не желали говорить с ним и вообще не издавали никаких звуков, кроме естественных. Это были единственные признаки, что они еще живы. Быть может, они уже давно тихо сошли с ума в непрекращающемся круговороте приходов Жака и визитов вампиров, но Феликс даже по прошествии многих месяцев не желал смириться с таким исходом.
Может, он и был бесполезным отбросом при жизни, но в смерти не желал бесследно исчезнуть. Только не так, среди немой закуски для вампиров. В конце концов он тоже Латур.
Как-то лежа в своей темнице он вновь припомнил, как когда-то давно умолял отца дать ему поучаствовать в делах семьи, но тот лишь отмахнулся. Наверное, счел Феликса слишком легкомысленным и потому недостойным доверия.
Мужчина задумался, а до своего ли отца он тогда пытался достучаться? Теперь он знал правильный ответ и со временем к нему пришла идея попробовать снова. Даже из тех недолгих бесед, что состоялись между ним и Сальватором, он понял, что предок больше всего радеет за благополучие дома де Латур. В раздумьях, припоминая все, что произошло до его попадания в темницу, а также наблюдая за общением Антуана и старшего вампира, он уверился в том, что тот сказал правду. Это действительно был основатель рода, легендарный Сальватор де Латур. И в нем он увидел свой путь на волю.
Его имя “Феликс” означало в том числе “человек, осененный удачей” и, видят боги, когда он попытается вновь заговорить с Сальватором, она ему точно понадобится.
Только вот тот не спешил приходить. Так Феликс понял, что наступила осень, и досточтимый предок, видимо, как и обещал, отправился обратно в столицу. Ничего страшного. Феликс, как ни странно, умел ждать, если ему это было действительно нужно. Лишь бы Сальватор не остался в Штормовом Утесе на несколько лет.
Наконец наступил день, когда раздался звон ключей и на пороге камеры появился Сальватор.
Он привычным движением закрыл дверь и шагнул к Феликсу. Тот, увидев, кто именно явился по его душу сегодня, отступил к дальней стене и, отвернувшись так, чтобы не смотреть на вампира, громко сказал:
- Прекрасно. Я ждал вас, Сальватор. Я надеюсь, “семья” хотя бы сегодня выслушает своего непутевого сына. Мой отец отмахивался от меня десять лет, но я уповаю на то, что основатель рода не станет этого делать. В конце концов я всегда стремился служить нашему дому и я уверен, что могу быть полезен. - Он помолчал немного и тихо добавил. - Особенно в смерти.
Сальватор остановился в центре камеры, скрестил руки на груди и с любопытством осмотрел Феликса с головы до ног.
- О чем ты толкуешь, позволь спросить?
Пленник чуть не забылся и не посмотрел на вампира, но вовремя опомнился и опустил голову.
- Я много раз обращался к отцу и просил дать и мне поучаствовать в делах, но он, в лучшем случае отделывался от меня какими-нибудь мелкими поручениями. Десять лет назад я донимал его чуть ли не еженедельно, но со временем, не получив никакого ответа, я оставил свои попытки.
Феликс не выдержал и обернулся к своему гостю. Голубые глаза его сверкали негодованием, а рот кривился в гневе. Вытянув вперед руку, всю в следах от укусов, он спросил:
- И вот так закончит свои дни, обученный грамоте и счету точно также как Робер Феликс де Латур , просто потому что он “лишний”? - Он спустил рукав и продолжил. - К тому же кроме работы с документами я могу приводить одиноких женщин. Вряд ли Антуан, при всей его внешности, хорошо с этим справляется: ему даже не нужны клыки, чтобы женщина умерла в его обществе. Ему достаточно просто открыть рот и начать говорить.
Сальватор слушал его с внимательным прищуром. Щенок был дерзок, но это и веселило. Холодное лицо основателя рода ничего не выражало, но и заставить замолчать пленника он не пытался, так что Феликс осмелел, шагнул к нему и продолжил с улыбкой:
- Зато мне даже не нужны нергаловы чары, чтобы какая-нибудь свежая и румяная девица добровольно прыгнула ко мне в постель. Представьте, Сальватор, что я смогу, разделив ваше проклятие?
Тот сдержанно улыбнулся краешком губ и спросил:
- И тебе совсем не жаль этих свежих и румяных девиц, как ты изволил выразиться?
Феликс посмотрел вампиру в глаза. Из-за разницы в росте ему пришлось смотреть снизу вверх, но это его ничуть не смущало. Кажется, он был услышан, и он тихо, но отчетливо сказал:
- Мне никого не будет жаль, если речь идет о доме де Латур.
Сальватор вместо ответа положил ему руки на плечи и усадил на кровать:
- Я пришел не затем, чтобы выслушивать твои пламенные речи, Феликс, хоть они меня и позабавили в определенной степени. Напомню, что не получив ответа от своего отца, ты, к сожалению, не просто оставил попытки. Твои “приключения” в столице бросили тень на имя моего дома. - Голос его неожиданно сделался мягким и ласковым. - А теперь, будь так добр, закатай рукав и помолчи.
Сердце Феликса рухнуло, с лица сползла улыбка, и он выполнил приказ.
Ледяные пальцы вампира сомкнулись на его запястье и локте, и мгновение спустя острая боль пронзила предплечье. Феликс вздрогнул и отвернулся: он никак не мог привыкнуть к этому. Губы его скривились, а вторая рука до боли сжала подушку. Ему даже показалось, что боль от укусов Сальватора гораздо хуже, чем тогда, когда его “навещал” Антуан. Хотя, может, он просто забыл. Основатель рода давно не был в имении.
Вскоре он почувствовал онемение в пальцах, и осторожно выдохнул - для него это значило, что вампир скоро наконец уйдет. Они всегда уходили достаточно насытившись, и онемевшие пальцы для Феликса со временем стали лучшим ориентиром.
Этот визит не стал исключением, и вскоре Феликс почувствовал, как его руку перебинтовывают. Он с горечью продолжал смотреть в сторону, когда ледяные пальцы взяли его за подбородок, принуждая еще раз посмотреть в лицо вампиру.
Сальватор склонился над ним и сообщил:
- На твое счастье, Феликс, я сегодня нахожусь в прекрасном расположении духа и оттого обдумаю твои слова. До встречи, мой недальновидный потомок.
На этом он покинул камеру, оставив недальновидного потомка в смешанных чувствах.
В течение следующего месяца Сальватор появлялся в подземельях с завидным постоянством, но к камере Феликса не приближался. Пленник молча провожал вампира взглядом. Феликс пару раз, как ему показалось, ловил на себе ответный взгляд тогда, когда Сальватор уже уходил. Взгляд задумчивый и непроницаемый, впрочем лицо вампира редко когда выражало эмоции.
Феликс понимал, что предок в сомнениях. В конце концов это Сальватор его назвал “гнилым фруктом” в тот день, когда упрятал Феликса сюда. Станет ли вампир вообще всерьез рассматривать его просьбу? Неизвестно. Но он обещал обдумать… Ожидание душило Феликса, поселило в его сердце тревогу, лишило здорового ночного сна. И уже тогда, когда эта неопределенность начала сводить Феликса с ума, Сальватор явился по его душу.
Он зашел в камеру и запер дверь изнутри на ключ. Пленник сидел на постели и внимательно следил за каждым движением вампира. Он понял, что визит будет необычным в тот же миг, как увидел Сальватора в конце коридора. Никогда вампиры не являлись до прихода старого слуги, но сегодня Сальватор пришел раньше.
Заперев дверь, он обернулся и сказал:
- Надеюсь ты не отрекся от своей мысли, потому что я спрошу только один раз. Ты готов посвятить свою вечность семье?
Сердце Феликса забилось как сумасшедшее. Он долго смотрел в прищуренные, пытливо смотрящие темные глаза вампира, чувствуя, как первобытный страх смерти берет его за горло и сдавливает своими ледяными пальцами. Как холодеет в ужасе его нутро.
И все же он собрался и напомнил себе, что выбор его сейчас невелик: присоединиться к основателю рода де Латур или умереть обескровленным куском мяса. И даже если Сальватор его загрызет сегодня насмерть, это все равно лучше, чем сидеть в камере десять или пятнадцать лет, сколько ему соизволят отмерить вампиры, а затем стать безымянным трупом. Сальватор его даже не удостоит чести быть похороненным в семейном склепе семьи Латур. Его рода. Это он ясно дал понять в день, когда посадил своего ветреного и глупого потомка под замок.
Наконец Феликс кивнул.
- Я не слышу.
Пленник поднялся и сказал так твердо, как только мог, охваченный животным страхом, надеясь, что голос не дрогнет:
- Я готов.
- Замечательно. А вот это лишнее.
Сальватор положил руки на плечи и заставил сначала сесть, а затем лечь. Он не отрывал взгляда от лица Феликса, а на губах его играла непривычная улыбка. Едва ли не ласковая. Пленник не сопротивлялся, зачарованный взглядом темных глаз.
- Нет, этого не может быть. Наш предок Сальватор жил двенадцать веков назад и тогда же почил...
- По чести сказать, я почил несколько раньше, и дом де Латур был основан лишь через два века после моей “смерти”. Тогда же было построен этот замок. - Он оглядел стены и потолок. - Нид Ирондель, или Ласточкино Гнездо, давшее имя и герб нашему с тобой, Феликс, дому.
Мужчина кивнул в сторону других камер:
- Кто все эти люди здесь? Что вы с ними делаете?
Идиотское желание задавать ненужные вопросы уже привело Феликса за решетку, так что теперь, видимо, можно спрашивать все, что угодно. К тому же Анри-Сальватор явно настроен отвечать.
“Кузен” вместо ответа широко улыбнулся, обнажая клыки и заставив этим мужчину отступить на пару шагов назад. Феликс с ужасом следил, как он выбирает ключ и открывает дверь его камеры. Сальватор легко вытащил сопротивляющегося мужчину, который был крупнее его, из камеры и указал на других пленников.
- Погляди, мальчик, раз ты так хочешь все на свете знать: они здесь для меня и моих детей. Так мы питаемся.
Сальватор выбрал другой ключ из связки и открыл ту самую камеру, в которой сидела женщина. Феликс застыл рядом и осторожно спросил, не желая верить, что вампир еще и не один:
- Д-детей? Антуан… тоже?
Вампир кивнул и вошел в камеру женщины. К удивлению она не пыталась бежать. Просто сидела на кровати и смотрела на своего тюремщика безразличным взглядом. Феликс стоял не в силах пошевелиться или отвести глаза, наблюдая через решетку, как Сальватор склоняется над пленницей и впивается ей в руку, на которой уже и так было множество синяков и шрамов. Насытившись, вампир перевязал руку женщины извлеченным из кармана чистым бинтом, а затем смыл с подбородка остатки крови в стоявшем рядом тазу. Вытершись насухо носовым платком он вышел в коридор и запер дверь камеры.
Как бы Феликс ни пытался все отрицать, но это стало совершенно невозможно. Теперь это не назовешь ни вздором, ни помешательством. Его “кузен” Анри-Симон и вправду оказался персонажем жутких детских сказок: вампиром.
В этот момент дверь в подвал открылась, и в коридоре появился Антуан.
Он оглядел Феликса с головы до ног, и губы его тронула плотоядная улыбка. Он развернулся к Сальватору:
- Отец, я сделал все, как вы просили. Слуги теперь думают, что он приболел.
Феликс с ужасом понял, что речь идет о нем. Он стал отступать к своей камере:
- Что значит приболел? Почему я вообще здесь?
Сальватор кивнул Антуану и развернулся к мужчине с улыбкой:
- Ты теперь такая же кормушка, как и они. - Он указал на пленников. - Из тебя, к моему сожалению, все равно ничего не вышло. Я пытался женить тебя, но, видимо, такой гнилой фрукт никому не нужен. Антуан сделал так, что слуги не станут задавать вопросов.
Феликс прижался к стене спиной и застыл в ужасе, до него очень медленно доходил смысл сказанного. У него было ощущение, что это происходит с кем-то еще. С кем угодно, но только не с ним. Ему бы попытаться прорваться к дубовой двери, выбраться из подземелий, но тело не слушалось, и он стоял, подпирая стену, на ватных ногах, надеясь хотя бы не свалиться.
Он внезапно услышал свой срывающийся голос:
- Матушка и Изабелла скоро приедут и вам придется меня выпустить!
- Ну разумеется, - ответил Сальватор, и у Феликса вспыхнула мимолетная искра надежды, впрочем, она быстро угасла, - когда приедут твои родители, ты им покажешься в последний раз. А затем с Феликсом де Латур произойдет какой-нибудь несчастный случай, который обезобразит его лицо так, что все родные поверят. Феликс будет похоронен в семейном склепе, а ты вернешься в свою камеру и останешься тут до самой своей смерти, которая наступит примерно через десять-пятнадцать лет.
Сальватор крепко взял мужчину под локоть и отвел в его камеру.
- Кормушки долго не живут, к сожалению. - Вампир обернулся на пороге и усмехнулся. - Надеюсь, “многоуважаемый кузен”, я в полной мере удовлетворил твое любопытство.
Феликс ничего не ответил, и Сальватор ушел.
Зато на пороге возник Антуан. Он улыбнулся, и пленник забился в угол, наконец осознав, что сейчас будет.
Глава 6 Недальновидный потомок
Еще недавно такой огромный мир Феликса, полный праздности, вина, женщин и разнообразных увеселений теперь скомкался, сузился до размеров его крохотной тихой камеры. Находясь под землей, пленник вскоре потерял счет времени и ориентировался лишь на приходы старого слуги. Сколько он уже просидел под замком, он не мог точно сказать.
Распорядок дня пленников был до дрожи размерен. Дважды в день старый Жак приносил еду, один раз выносил горшки.
Феликс однажды прочитал в каком-то романе, что узники отмечали дни, проведенные в неволе на стенах зарубками. Он тоже не отказался бы так делать, если в камере у него был хотя бы уголек. Но, если он и мог чем-либо оставлять отметки - то только собственной кровью.
Он даже попробовал оставить пару, но на темном камне в полутьме камеры ничего не было видно. По крайней мере ему самому. Зато, когда на следующий день явился Антуан, то закатил глаза и брезгливо сморщил нос, глядя на стену, а после прислал слугу с ведром и тряпкой отмыть все.
Сальватор и Антуан исправно являлись “пообедать” раз в пару дней.
Прошла примерно неделя, с тех пор, как Феликс угодил в подземелья, прежде чем легендарный предок в первый раз решил навестить его.
Мужчина попытался было заговорить с ним, убедить отпустить, они все-таки были родственниками, хоть их и разделяли многие века. Но Сальватор не стал слушать. Он крепко схватил Феликса за горло и посмотрел ему в глаза. После этого мужчина не смог вымолвить ни слова, как бы ни старался. “... и в глаза не смотри.” - старая байка не врала.
Зато после ухода вампира у него было достаточно времени подумать над своим положением.
Говорят, что смирение и принятие приходят спустя время. Вперед него человека захлестывают отрицание, гнев и уныние. Наверное, врут. Феликс, обладал живым и жизнерадостным нравом и любые неприятности всегда старался встречать с улыбкой. Когда первое потрясение и гнев схлынули, он не погрузился в уныние, но много размышлял в тишине камеры.
Остальные узники не желали говорить с ним и вообще не издавали никаких звуков, кроме естественных. Это были единственные признаки, что они еще живы. Быть может, они уже давно тихо сошли с ума в непрекращающемся круговороте приходов Жака и визитов вампиров, но Феликс даже по прошествии многих месяцев не желал смириться с таким исходом.
Может, он и был бесполезным отбросом при жизни, но в смерти не желал бесследно исчезнуть. Только не так, среди немой закуски для вампиров. В конце концов он тоже Латур.
Как-то лежа в своей темнице он вновь припомнил, как когда-то давно умолял отца дать ему поучаствовать в делах семьи, но тот лишь отмахнулся. Наверное, счел Феликса слишком легкомысленным и потому недостойным доверия.
Мужчина задумался, а до своего ли отца он тогда пытался достучаться? Теперь он знал правильный ответ и со временем к нему пришла идея попробовать снова. Даже из тех недолгих бесед, что состоялись между ним и Сальватором, он понял, что предок больше всего радеет за благополучие дома де Латур. В раздумьях, припоминая все, что произошло до его попадания в темницу, а также наблюдая за общением Антуана и старшего вампира, он уверился в том, что тот сказал правду. Это действительно был основатель рода, легендарный Сальватор де Латур. И в нем он увидел свой путь на волю.
Его имя “Феликс” означало в том числе “человек, осененный удачей” и, видят боги, когда он попытается вновь заговорить с Сальватором, она ему точно понадобится.
Только вот тот не спешил приходить. Так Феликс понял, что наступила осень, и досточтимый предок, видимо, как и обещал, отправился обратно в столицу. Ничего страшного. Феликс, как ни странно, умел ждать, если ему это было действительно нужно. Лишь бы Сальватор не остался в Штормовом Утесе на несколько лет.
Наконец наступил день, когда раздался звон ключей и на пороге камеры появился Сальватор.
Он привычным движением закрыл дверь и шагнул к Феликсу. Тот, увидев, кто именно явился по его душу сегодня, отступил к дальней стене и, отвернувшись так, чтобы не смотреть на вампира, громко сказал:
- Прекрасно. Я ждал вас, Сальватор. Я надеюсь, “семья” хотя бы сегодня выслушает своего непутевого сына. Мой отец отмахивался от меня десять лет, но я уповаю на то, что основатель рода не станет этого делать. В конце концов я всегда стремился служить нашему дому и я уверен, что могу быть полезен. - Он помолчал немного и тихо добавил. - Особенно в смерти.
Сальватор остановился в центре камеры, скрестил руки на груди и с любопытством осмотрел Феликса с головы до ног.
- О чем ты толкуешь, позволь спросить?
Пленник чуть не забылся и не посмотрел на вампира, но вовремя опомнился и опустил голову.
- Я много раз обращался к отцу и просил дать и мне поучаствовать в делах, но он, в лучшем случае отделывался от меня какими-нибудь мелкими поручениями. Десять лет назад я донимал его чуть ли не еженедельно, но со временем, не получив никакого ответа, я оставил свои попытки.
Феликс не выдержал и обернулся к своему гостю. Голубые глаза его сверкали негодованием, а рот кривился в гневе. Вытянув вперед руку, всю в следах от укусов, он спросил:
- И вот так закончит свои дни, обученный грамоте и счету точно также как Робер Феликс де Латур , просто потому что он “лишний”? - Он спустил рукав и продолжил. - К тому же кроме работы с документами я могу приводить одиноких женщин. Вряд ли Антуан, при всей его внешности, хорошо с этим справляется: ему даже не нужны клыки, чтобы женщина умерла в его обществе. Ему достаточно просто открыть рот и начать говорить.
Сальватор слушал его с внимательным прищуром. Щенок был дерзок, но это и веселило. Холодное лицо основателя рода ничего не выражало, но и заставить замолчать пленника он не пытался, так что Феликс осмелел, шагнул к нему и продолжил с улыбкой:
- Зато мне даже не нужны нергаловы чары, чтобы какая-нибудь свежая и румяная девица добровольно прыгнула ко мне в постель. Представьте, Сальватор, что я смогу, разделив ваше проклятие?
Тот сдержанно улыбнулся краешком губ и спросил:
- И тебе совсем не жаль этих свежих и румяных девиц, как ты изволил выразиться?
Феликс посмотрел вампиру в глаза. Из-за разницы в росте ему пришлось смотреть снизу вверх, но это его ничуть не смущало. Кажется, он был услышан, и он тихо, но отчетливо сказал:
- Мне никого не будет жаль, если речь идет о доме де Латур.
Сальватор вместо ответа положил ему руки на плечи и усадил на кровать:
- Я пришел не затем, чтобы выслушивать твои пламенные речи, Феликс, хоть они меня и позабавили в определенной степени. Напомню, что не получив ответа от своего отца, ты, к сожалению, не просто оставил попытки. Твои “приключения” в столице бросили тень на имя моего дома. - Голос его неожиданно сделался мягким и ласковым. - А теперь, будь так добр, закатай рукав и помолчи.
Сердце Феликса рухнуло, с лица сползла улыбка, и он выполнил приказ.
Ледяные пальцы вампира сомкнулись на его запястье и локте, и мгновение спустя острая боль пронзила предплечье. Феликс вздрогнул и отвернулся: он никак не мог привыкнуть к этому. Губы его скривились, а вторая рука до боли сжала подушку. Ему даже показалось, что боль от укусов Сальватора гораздо хуже, чем тогда, когда его “навещал” Антуан. Хотя, может, он просто забыл. Основатель рода давно не был в имении.
Вскоре он почувствовал онемение в пальцах, и осторожно выдохнул - для него это значило, что вампир скоро наконец уйдет. Они всегда уходили достаточно насытившись, и онемевшие пальцы для Феликса со временем стали лучшим ориентиром.
Этот визит не стал исключением, и вскоре Феликс почувствовал, как его руку перебинтовывают. Он с горечью продолжал смотреть в сторону, когда ледяные пальцы взяли его за подбородок, принуждая еще раз посмотреть в лицо вампиру.
Сальватор склонился над ним и сообщил:
- На твое счастье, Феликс, я сегодня нахожусь в прекрасном расположении духа и оттого обдумаю твои слова. До встречи, мой недальновидный потомок.
На этом он покинул камеру, оставив недальновидного потомка в смешанных чувствах.
Прода от 25.04.2024, 00:53
Глава 7 Обращение
В течение следующего месяца Сальватор появлялся в подземельях с завидным постоянством, но к камере Феликса не приближался. Пленник молча провожал вампира взглядом. Феликс пару раз, как ему показалось, ловил на себе ответный взгляд тогда, когда Сальватор уже уходил. Взгляд задумчивый и непроницаемый, впрочем лицо вампира редко когда выражало эмоции.
Феликс понимал, что предок в сомнениях. В конце концов это Сальватор его назвал “гнилым фруктом” в тот день, когда упрятал Феликса сюда. Станет ли вампир вообще всерьез рассматривать его просьбу? Неизвестно. Но он обещал обдумать… Ожидание душило Феликса, поселило в его сердце тревогу, лишило здорового ночного сна. И уже тогда, когда эта неопределенность начала сводить Феликса с ума, Сальватор явился по его душу.
Он зашел в камеру и запер дверь изнутри на ключ. Пленник сидел на постели и внимательно следил за каждым движением вампира. Он понял, что визит будет необычным в тот же миг, как увидел Сальватора в конце коридора. Никогда вампиры не являлись до прихода старого слуги, но сегодня Сальватор пришел раньше.
Заперев дверь, он обернулся и сказал:
- Надеюсь ты не отрекся от своей мысли, потому что я спрошу только один раз. Ты готов посвятить свою вечность семье?
Сердце Феликса забилось как сумасшедшее. Он долго смотрел в прищуренные, пытливо смотрящие темные глаза вампира, чувствуя, как первобытный страх смерти берет его за горло и сдавливает своими ледяными пальцами. Как холодеет в ужасе его нутро.
И все же он собрался и напомнил себе, что выбор его сейчас невелик: присоединиться к основателю рода де Латур или умереть обескровленным куском мяса. И даже если Сальватор его загрызет сегодня насмерть, это все равно лучше, чем сидеть в камере десять или пятнадцать лет, сколько ему соизволят отмерить вампиры, а затем стать безымянным трупом. Сальватор его даже не удостоит чести быть похороненным в семейном склепе семьи Латур. Его рода. Это он ясно дал понять в день, когда посадил своего ветреного и глупого потомка под замок.
Наконец Феликс кивнул.
- Я не слышу.
Пленник поднялся и сказал так твердо, как только мог, охваченный животным страхом, надеясь, что голос не дрогнет:
- Я готов.
- Замечательно. А вот это лишнее.
Сальватор положил руки на плечи и заставил сначала сесть, а затем лечь. Он не отрывал взгляда от лица Феликса, а на губах его играла непривычная улыбка. Едва ли не ласковая. Пленник не сопротивлялся, зачарованный взглядом темных глаз.
