Пролог
Год рождения Катрины
Ситарика, дом семьи Циннати
Август 1211 г. от Явления
- Пойди посмотри, кто там? - Беременная женщина толкнула мужа локтем. - Клеменцо, поднимайся!
Мужчина, подгоняемый женой встал и, ворча, поплелся открывать ворота. За ними оказалась сухонькая старушонка. Она подслеповато щурилась на фонарь в руках хозяина маленькой виллы и смущенно теребила край шали, покрывавшей голову.
- Добрый сеньор, прошу подайте краюху вчерашнего хлеба, если не жаль? Я вдова из Альмирро, направляюсь в Жемчужную Гавань, но мои запасы истощились раньше, чем меня донесли до Гавани старые ноги.
Клеменцо посторонился, пуская старушку во двор.
- Отчего, матушка, вы так поздно на дорогу выходите? Не боитесь лихих людей?
- Кому я нужна, сеньор? Денег у меня нет, еды тоже, а женщина во мне давно закончилось, одна труха осталась.
- И все же стоит быть осторожнее, матушка. - Клеменцо забрал у путницы тощую сумку и повел в кухню.
Старушка скромно присела на скамью для прислуги, но тут появилась хозяйка дома, держащаяся за поясницу. Она мягко взяла старушку под локоть и усадила за стол.
- У нас осталось немного супа после ужина, я сегодня не смогла поесть, дитя, знаете ли, толкается.
- Это, право, неудобно… - Старушка осторожно посмотрела на мужчину, но тот решительно вручил ей ложку и миску овощной похлебки.
- Ешьте, матушка. Это какая же молва пойдёт про семью Цинатти, если мы путницу не накормим и не пустим под кров на ночь? Мы хоть и не богаты, но накормим, приютим и еды вам в дорогу дадим, до Гавани точно хватит.
Путница поблагодарила и поспешно приступила к трапезе, а Клеменцо вежливо спросил:
- Какие новости слышно на севере, матушка?
- Ох, соттарцы снова подняли пошлины. Мы раньше держали лавку с моим Пино, но когда он почил нару лет назад, дела пришлось вести мне. Но одна я не смогла сдюжить, дела шли плохо, а единственный сын уехал в столицу. Мне пришлось продать лавку за долги и отправиться в Жемчужную гавань, там мне точно не откажут. Проведу остаток жизни в молитвах и труде, угодном Инаат.
Фелисьен и Клеменцо переглянулись:
- На много ли подняли пошлину, матушка?
- На целый золотой! Выставили на всех трактах заставы и дерут со всех проезжающих монеты. Уж не знаю, ведает ли про это наш король и его советники.
- Говорят, старый король хворает. Ему не до государства, вот соттарцы и творят, что хочется. - Клеменцо сжал кулаки.
Старушка согласно покивала:
- Да настигнет их кара Инаат прежде, чем сыны Ситарики восстанут против этих горных козлов.
Фелисьен, далекая от торговли и политики, вежливо осведомилась у странствующей монахини:
- Скажите, матушка, сытен ли был наш хлеб?
Старушка с благодарностью кивнула:
- Сытен твой хлеб, хозяйка, сладко твое вино. Чем я могу благодарить твой дом?
Фелисьен с трудом встала из-за стола, держась за большой живот.
- Благослови дитя, матушка, Ее словом. У нас три дочки, надеемся что четвертым сын родится.
Странница последовала примеру хозяйки и тоже вышла из-за стола. Она осенила живот беременной четырьмя благодатями, ненадолго закрыла старые подслеповатые глаза и сказала:
- Четвертое дитя - дитя доброе. Рожденное под знаком Инаат! Оно принесет славу вашему дому Цинатти. Славу, что останется в веках.
Старушка возложила руки на живот Фелисьен и они осветились на краткий миг мягким светом. Никто из присутствующих этого не заметил, а если и увидел, то подумал, что это пляшет яркое пламя в печи.
Хозяйка расцвела в искренней улыбке и обернулась к мужу:
- Глупый ты у меня Клеменцо, а говорил ворот не открывать. Не иначе сама Инаат к нам матушку привела накануне рождения.
Клеменцо усмехнулся:
- Доброе у тебя сердце, Фелисьен, вот к тебе добро и тянется. Пусть и в волчий час. Вы как хотите, Фелисьен, матушка, а я бы вернулся в кровать. Оставайтесь у нас до утра. Мы разложим вам постель рядом с печью, так теплее.
Старушка низко поклонилась и сказала:
- Сеньор верно говорит, спать пора. Пойдемте же, и да благословит ваш сон всематерь.
Так случилось первое чудо в цепи событий, произошедших в начале тринадцатого века в Талорской империи. Большинство чудес в мире, как правило, передавались в монастыри и тщательно записывались в хрониках пресвятой церкви Инаат, но это маленькое чудо осталось незамеченным.
Дольский сторожевой кантон
1216 г. от явления пророка
Вот и распутье. Всадник натянул поводья и прищурился, разглядывая сырую доску, приколоченную к невысокому столбику, которая служила указателем. Путник вытащил из нагрудного кармана пергамент и, закрывая его от дождя плащом, принялся сверяться с картой.
- Так, прекрасно. До вечера уже буду в Дубровицах. Хоть там в тепле переночую. - пробормотал он, закутался поплотнее в плащ и пустил коня по широкой дороге, ведущей вправо. Годы жизни в одиночестве приучили его часто разговаривать вслух с самим собой, и сейчас путник негромко прикидывал, сколько недель у него займет дорога обратно.
Дубровицы было последнее крупное селение в Дольском сторожевом кантоне, которое мужчина еще не посетил. Дальше были лишь редкие деревушки, разбросанные по Великой Зеленой Колыбели - огромному лесу, восточных границ которого не ведал никто.
Странник был в пути уже несколько месяцев, смертельно устал, а его путешествие и не думало заканчиваться. Благо, в последние дни небо наконец-то затянуло тучами, пошел дождь, и стало прохладно. Мужчина хмуро оглядывал окрестности из-под капюшона и мечтал о горячем ужине, ванне и мягкой соломе без насекомых. В идеале, конечно, о возвращении домой, но о доме можно и не мечтать, пока не выполнишь поручение главы Совета.
Мужчина ехал и ехал по бесконечным, сливающимся в единое серо-зеленое полотно дорогам. Его донимали неудобства в пути: комарье и погода. Вдобавок, он так ослабел после ритуала крови, и его до сих пор временами пробирал озноб, хоть прошло уже много месяцев. Но более всего его раздражала цель, ради которой он оставил родной город-крепость Северный Клык и теперь терпел все эти лишения. Цель его путешествия, которая уже, казалось, который месяц потешается над ним: почти даётся в руки и снова ускользает, уводит его все дальше вглубь лесов.
Мужчина недовольно поморщился и пришпорил коня. Конь возмущенно фыркнул, но пошёл по раскисшей дороге. Обоим нужен был отдых, и животному и путнику.
К вечеру распогодилось. Когда солнце начало клониться к закату, всадник подъехал к добротным деревянным воротам Дубровиц. По обеим сторонам стояли стражники, которые при виде незнакомца оживились:
- Э, милсдарь, куда направляетесь? - спросил простуженным голосом левый.
- Да, и надолго ль в Дубровицы? - пробасил правый.
- Будьте здоровы, - вежливо кивнул путник. - Не беспокойтесь, долго я не задержусь.
- Это и нехорошо, надо думать. Выглядите вы как аптекарь или травник, вон как у вас в сумке книжки видны. Учёный вы, стало быть, человек. Нам бы истории ваши послушать, да совета, может, спросить, а то ж иначе передохнем все с тоски! - стражники переглянулись. - А вы откуда едете-то? Неужто из Соттара путь держите? Гляжу, у вас ворот меховой - а нынче лето. Кто ж летом-то меховой плащ носить станет?
- Глазастые нынче стражники стали. - Хохотнул всадник.
Стражник широко улыбнулся в пшеничные усы:
- Ну, чай, не задарма свой хлеб едим.
Странник согласно кинул:
- Что верно, то верно. А еду я из Арнхельмских гор, из самых Высоких Гнездовий. А сам-то я путешественник, книгу вот пишу. – Мужчина похлопал по сумке с книгами, привязанной к седлу. - Про здешние места, что тут растёт в лесах, какая погода, чем добрый люд занимается, чем живет. Может, посоветуете, где здесь можно остановиться, где комнаты опрятные, кормят досыта и денег втридорога не берут?
- Ну, это вы загнули, чтобы и чисто, и сытно, и недорого! - Усмехнулся левый. - Поезжайте прямо до рынка и сверните вправо, в середине улицы увидите корчму Крепкий Жёлудь. Там все, что требуется усталому путнику, найдётся, да и хозяин человек уважаемый. Мало он, конечно, не возьмёт, но и не обдерет как липку.
Стражники расступились, пропуская путника, и всадник въехал в город.
Корчма нашлась быстро и оказалась вполне сносная. Путешественник сложил свои вещи в скромной, но уютной, комнатушке, отмылся с дороги в бане и спустился к ужину в общий зал.
Корчмарю он снова представился учёным-путешественником, исследователем местных обычаев. Он надеялся мгновенно заинтересовать местное население, как это было в каждом городе, где он появлялся. Стоило ему упомянуть, зачем пожаловал, как вокруг собирался весь местный люд, от мала до велика, готовый рассказать с сотню разных поверий и историй здешних мест - лишь бы не работать. Это была очень удобная выдумка - народ любит мирных путешественников, менестрелей и бродячих музыкантов, но в этой таверне на него обратили внимания не больше, чем на придорожный сорняк.
Донельзя удивленный мужчина заказал на ужин простую еду: репу и мясо. Он сел в углу с щедрой порцией и большой глиняной кружкой пива. Неторопливо покончив с трапезой путник стал ждать.
Чутье его не подвело. Разгадка появилась позднее: у местного люда уже было кому их попотчевать новостями. Вскоре после заката в таверну стали стекаться местные. За столами стало тесно и шумно, но все стихло, когда в зале появилась маленькая сухонькая старушонка и степенно стала выкладывать новости, кропотливо собранные в пути. Мужчина внимательно слушал ее россказни: ею оказалась старьевщица, которая бродила по селениям Колыбели и Долины без малого вот уже двадцать лет и знала едва ли не всех местных в лицо.
..."Занятно. Это может оказаться полезным". - Подумал странник.
- Куда направишься теперь, адэ? (прим. авт.: уважительное обращение к старшим в восточных землях королевства) - спросил хозяин заведения из-за барной стойки, протирая кружки чистым полотенцем, когда старушка закончила рассказывать новости.
- В Долину, милый. Почитай уже полгода там не была - зимовала у дочки недалеко от Эшхольма. - ответила старушка, потягивая мёд из высокой кружки. - Пойду с самого утра на Овражки, прямиком по западной дороге.
Путник достал карту и стал внимательно изучать пути, ведущие из Дубровиц. Он решил рискнуть. Если бог услышал его мольбы, может статься так, что его путешествие скоро закончится. Высшие силы зачастую направляют не ведающих, так как им нужно. Странник надеялся, что в этот раз его риск оправдается и его суровый северный бог направит к нему того, кого он ищет вот уже столько месяцев.
Не дожидаясь, когда старушка вывалит все свои истории, мужчина встал и вернулся в свою комнатушку. Нужно было успеть собрать сумки и выспаться – старухи встают рано, а как далеко придется следовать за ней- неизвестно.
Он выехал поутру аккурат следом за старьевщицей, но ехал так, чтобы та его не заметила. Мужчина видел, как вечером она остановилась на ночлег в заброшенном доме у дороги. Подождав немного, пока старуха заснёт, он прокрался в обветшалую избу и положил у самых дверей перевязанный холстиной свёрток. Мужчина присыпал его соломой, но оставил край холстины напоказ, надеясь, что старьевщица заметит его.
Странник тихо выскользнул из покосившейся постройки и устроился на ночевку в лесу неподалёку. Спать на голой земле он уже привык, но в ту ночь ему снились тревожные сны, далёкие голоса шептали ему что-то, отчего во сне он испытывал то страх, то отвращение, то горечь и стыд, но проснуться не мог - голоса не отпускали его, как цепкие лапы паука. Мужчина проснулся лишь в сырых предрассветных сумерках и закутавшись в плащ просидел у поросшего мхом валуна еще несколько часов, ожидая, когда пройдет озноб.
Когда солнце разогнало утренний туман он отправился к избе и проверил, был ли найден его свёрток. Его Бог наконец-то внял его мольбам: на полу путник обнаружил лишь солому. Свертка не было.
Мельницы Дарри
Июль, 1216 г. от Явления Пророка
Священник Этьен с дочерью Аланис сидели в небольшой столовой в храмовой пристройке. Ужин подходил к концу и тарелки почти опустели, когда девушка задала вопрос, мучивший ее уже довольно продолжительное время.
- Отец, отчего вы не отошлете меня в монастырь Серебряных вод? Я уже готова стать послушницей у матери Араны. - Зеленые глаза ее смотрели на отца смело и требовательно. - В монастырь принимают с двенадцати лет, а мне уже четырнадцать. К чему все это домашнее обучение, если я даже не смогу стать монахиней к восемнадцати годам?
- Она росла при храме солнечной и лучезарной богини Инаат, постигая множество наук. Каждая неделя ее жизни начиная с трёх лет была наполнена простыми трудами, а также изучением разных языков, основам счета и чтением множества книг. Вместе с языками империи: северным арнхельмским наречием, лаконичным соттарским и эмоциональным и музыкальным ситариканским, она изучала эльфийские язык и письменность. На этом языке была написана часть книг в приходской библиотеке и Аланис не терпелось прочесть оставшиеся несколько штук. Также отец настоял, чтобы она заучила все гербы высоких домов и откуда они.
Каждое воскресенье с отцом изучали они святое писание и Аланис уже давно знала все молитвы и гимны наизусть. Она чувствовала, что отец готовит ее к будущему служению Инаат, и уж точно не в роли простой монахини. Если повезет, то она даже сможет стать наставницей в монастыре или даже подняться к Трону Лучей во главе литуария. Она в тайне мечтала об этом, с тревогой глядя как ее подруг одну за другой выдают замуж и они превращаются в прилежных и скучных хозяек. Разумеется, Аланис искренне радовалась успехам подруг, иногда приходившим в гости, и рассказывавшим о замужней жизни, но, видит Инаат, она не желала такой судьбы и себе.
Храм, где девушка жила с отцом, находился в маленьком городке Мельницы Дарри в южной части Долины Серебряных Вод. Еще южнее пролегала граница между провинциями империи и начинались предгорья суровых и величавых пиков Соттара. В редкие дни зимой с холмов Дарри даже можно было разглядеть снег на их вершинах. В Долине же, которая была долиной реки Ларгон, было солнечно и тепло, а жители говорили на мелодичном и певучем языке. Плодородные земли были разбиты на поля и виноградники и Долину заслуженно называли кормилицей всей империи. Самый крупный монастырь Долины был в двух неделях пути к западу, на побережье моря. Туда и надеялась попасть Аланис.
Отец отложил приборы и вздохнул. Дочь стала задавать вопросы о своем будущем, когда последнюю из ее подруг того же возраста просватали в соседнюю деревню. Кажется, ему больше не отвертеться от разговора.
- Ланни, милая, мы же уже говорили об этом. Мы решим, куда ты отправишься, в день твоих пятнадцатых именин, до которых, замечу, осталось меньше года. Ты ведь не просто так изучаешь все эти языки: совсем необязательно, что ты отправишься в Монастырь Серебряных Вод.
Год рождения Катрины
Ситарика, дом семьи Циннати
Август 1211 г. от Явления
- Пойди посмотри, кто там? - Беременная женщина толкнула мужа локтем. - Клеменцо, поднимайся!
Мужчина, подгоняемый женой встал и, ворча, поплелся открывать ворота. За ними оказалась сухонькая старушонка. Она подслеповато щурилась на фонарь в руках хозяина маленькой виллы и смущенно теребила край шали, покрывавшей голову.
- Добрый сеньор, прошу подайте краюху вчерашнего хлеба, если не жаль? Я вдова из Альмирро, направляюсь в Жемчужную Гавань, но мои запасы истощились раньше, чем меня донесли до Гавани старые ноги.
Клеменцо посторонился, пуская старушку во двор.
- Отчего, матушка, вы так поздно на дорогу выходите? Не боитесь лихих людей?
- Кому я нужна, сеньор? Денег у меня нет, еды тоже, а женщина во мне давно закончилось, одна труха осталась.
- И все же стоит быть осторожнее, матушка. - Клеменцо забрал у путницы тощую сумку и повел в кухню.
Старушка скромно присела на скамью для прислуги, но тут появилась хозяйка дома, держащаяся за поясницу. Она мягко взяла старушку под локоть и усадила за стол.
- У нас осталось немного супа после ужина, я сегодня не смогла поесть, дитя, знаете ли, толкается.
- Это, право, неудобно… - Старушка осторожно посмотрела на мужчину, но тот решительно вручил ей ложку и миску овощной похлебки.
- Ешьте, матушка. Это какая же молва пойдёт про семью Цинатти, если мы путницу не накормим и не пустим под кров на ночь? Мы хоть и не богаты, но накормим, приютим и еды вам в дорогу дадим, до Гавани точно хватит.
Путница поблагодарила и поспешно приступила к трапезе, а Клеменцо вежливо спросил:
- Какие новости слышно на севере, матушка?
- Ох, соттарцы снова подняли пошлины. Мы раньше держали лавку с моим Пино, но когда он почил нару лет назад, дела пришлось вести мне. Но одна я не смогла сдюжить, дела шли плохо, а единственный сын уехал в столицу. Мне пришлось продать лавку за долги и отправиться в Жемчужную гавань, там мне точно не откажут. Проведу остаток жизни в молитвах и труде, угодном Инаат.
Фелисьен и Клеменцо переглянулись:
- На много ли подняли пошлину, матушка?
- На целый золотой! Выставили на всех трактах заставы и дерут со всех проезжающих монеты. Уж не знаю, ведает ли про это наш король и его советники.
- Говорят, старый король хворает. Ему не до государства, вот соттарцы и творят, что хочется. - Клеменцо сжал кулаки.
Старушка согласно покивала:
- Да настигнет их кара Инаат прежде, чем сыны Ситарики восстанут против этих горных козлов.
Фелисьен, далекая от торговли и политики, вежливо осведомилась у странствующей монахини:
- Скажите, матушка, сытен ли был наш хлеб?
Старушка с благодарностью кивнула:
- Сытен твой хлеб, хозяйка, сладко твое вино. Чем я могу благодарить твой дом?
Фелисьен с трудом встала из-за стола, держась за большой живот.
- Благослови дитя, матушка, Ее словом. У нас три дочки, надеемся что четвертым сын родится.
Странница последовала примеру хозяйки и тоже вышла из-за стола. Она осенила живот беременной четырьмя благодатями, ненадолго закрыла старые подслеповатые глаза и сказала:
- Четвертое дитя - дитя доброе. Рожденное под знаком Инаат! Оно принесет славу вашему дому Цинатти. Славу, что останется в веках.
Старушка возложила руки на живот Фелисьен и они осветились на краткий миг мягким светом. Никто из присутствующих этого не заметил, а если и увидел, то подумал, что это пляшет яркое пламя в печи.
Хозяйка расцвела в искренней улыбке и обернулась к мужу:
- Глупый ты у меня Клеменцо, а говорил ворот не открывать. Не иначе сама Инаат к нам матушку привела накануне рождения.
Клеменцо усмехнулся:
- Доброе у тебя сердце, Фелисьен, вот к тебе добро и тянется. Пусть и в волчий час. Вы как хотите, Фелисьен, матушка, а я бы вернулся в кровать. Оставайтесь у нас до утра. Мы разложим вам постель рядом с печью, так теплее.
Старушка низко поклонилась и сказала:
- Сеньор верно говорит, спать пора. Пойдемте же, и да благословит ваш сон всематерь.
Так случилось первое чудо в цепи событий, произошедших в начале тринадцатого века в Талорской империи. Большинство чудес в мире, как правило, передавались в монастыри и тщательно записывались в хрониках пресвятой церкви Инаат, но это маленькое чудо осталось незамеченным.
***
Дольский сторожевой кантон
1216 г. от явления пророка
Вот и распутье. Всадник натянул поводья и прищурился, разглядывая сырую доску, приколоченную к невысокому столбику, которая служила указателем. Путник вытащил из нагрудного кармана пергамент и, закрывая его от дождя плащом, принялся сверяться с картой.
- Так, прекрасно. До вечера уже буду в Дубровицах. Хоть там в тепле переночую. - пробормотал он, закутался поплотнее в плащ и пустил коня по широкой дороге, ведущей вправо. Годы жизни в одиночестве приучили его часто разговаривать вслух с самим собой, и сейчас путник негромко прикидывал, сколько недель у него займет дорога обратно.
Дубровицы было последнее крупное селение в Дольском сторожевом кантоне, которое мужчина еще не посетил. Дальше были лишь редкие деревушки, разбросанные по Великой Зеленой Колыбели - огромному лесу, восточных границ которого не ведал никто.
Странник был в пути уже несколько месяцев, смертельно устал, а его путешествие и не думало заканчиваться. Благо, в последние дни небо наконец-то затянуло тучами, пошел дождь, и стало прохладно. Мужчина хмуро оглядывал окрестности из-под капюшона и мечтал о горячем ужине, ванне и мягкой соломе без насекомых. В идеале, конечно, о возвращении домой, но о доме можно и не мечтать, пока не выполнишь поручение главы Совета.
Мужчина ехал и ехал по бесконечным, сливающимся в единое серо-зеленое полотно дорогам. Его донимали неудобства в пути: комарье и погода. Вдобавок, он так ослабел после ритуала крови, и его до сих пор временами пробирал озноб, хоть прошло уже много месяцев. Но более всего его раздражала цель, ради которой он оставил родной город-крепость Северный Клык и теперь терпел все эти лишения. Цель его путешествия, которая уже, казалось, который месяц потешается над ним: почти даётся в руки и снова ускользает, уводит его все дальше вглубь лесов.
Мужчина недовольно поморщился и пришпорил коня. Конь возмущенно фыркнул, но пошёл по раскисшей дороге. Обоим нужен был отдых, и животному и путнику.
К вечеру распогодилось. Когда солнце начало клониться к закату, всадник подъехал к добротным деревянным воротам Дубровиц. По обеим сторонам стояли стражники, которые при виде незнакомца оживились:
- Э, милсдарь, куда направляетесь? - спросил простуженным голосом левый.
- Да, и надолго ль в Дубровицы? - пробасил правый.
- Будьте здоровы, - вежливо кивнул путник. - Не беспокойтесь, долго я не задержусь.
- Это и нехорошо, надо думать. Выглядите вы как аптекарь или травник, вон как у вас в сумке книжки видны. Учёный вы, стало быть, человек. Нам бы истории ваши послушать, да совета, может, спросить, а то ж иначе передохнем все с тоски! - стражники переглянулись. - А вы откуда едете-то? Неужто из Соттара путь держите? Гляжу, у вас ворот меховой - а нынче лето. Кто ж летом-то меховой плащ носить станет?
- Глазастые нынче стражники стали. - Хохотнул всадник.
Стражник широко улыбнулся в пшеничные усы:
- Ну, чай, не задарма свой хлеб едим.
Странник согласно кинул:
- Что верно, то верно. А еду я из Арнхельмских гор, из самых Высоких Гнездовий. А сам-то я путешественник, книгу вот пишу. – Мужчина похлопал по сумке с книгами, привязанной к седлу. - Про здешние места, что тут растёт в лесах, какая погода, чем добрый люд занимается, чем живет. Может, посоветуете, где здесь можно остановиться, где комнаты опрятные, кормят досыта и денег втридорога не берут?
- Ну, это вы загнули, чтобы и чисто, и сытно, и недорого! - Усмехнулся левый. - Поезжайте прямо до рынка и сверните вправо, в середине улицы увидите корчму Крепкий Жёлудь. Там все, что требуется усталому путнику, найдётся, да и хозяин человек уважаемый. Мало он, конечно, не возьмёт, но и не обдерет как липку.
Стражники расступились, пропуская путника, и всадник въехал в город.
Корчма нашлась быстро и оказалась вполне сносная. Путешественник сложил свои вещи в скромной, но уютной, комнатушке, отмылся с дороги в бане и спустился к ужину в общий зал.
Корчмарю он снова представился учёным-путешественником, исследователем местных обычаев. Он надеялся мгновенно заинтересовать местное население, как это было в каждом городе, где он появлялся. Стоило ему упомянуть, зачем пожаловал, как вокруг собирался весь местный люд, от мала до велика, готовый рассказать с сотню разных поверий и историй здешних мест - лишь бы не работать. Это была очень удобная выдумка - народ любит мирных путешественников, менестрелей и бродячих музыкантов, но в этой таверне на него обратили внимания не больше, чем на придорожный сорняк.
Донельзя удивленный мужчина заказал на ужин простую еду: репу и мясо. Он сел в углу с щедрой порцией и большой глиняной кружкой пива. Неторопливо покончив с трапезой путник стал ждать.
Чутье его не подвело. Разгадка появилась позднее: у местного люда уже было кому их попотчевать новостями. Вскоре после заката в таверну стали стекаться местные. За столами стало тесно и шумно, но все стихло, когда в зале появилась маленькая сухонькая старушонка и степенно стала выкладывать новости, кропотливо собранные в пути. Мужчина внимательно слушал ее россказни: ею оказалась старьевщица, которая бродила по селениям Колыбели и Долины без малого вот уже двадцать лет и знала едва ли не всех местных в лицо.
..."Занятно. Это может оказаться полезным". - Подумал странник.
- Куда направишься теперь, адэ? (прим. авт.: уважительное обращение к старшим в восточных землях королевства) - спросил хозяин заведения из-за барной стойки, протирая кружки чистым полотенцем, когда старушка закончила рассказывать новости.
- В Долину, милый. Почитай уже полгода там не была - зимовала у дочки недалеко от Эшхольма. - ответила старушка, потягивая мёд из высокой кружки. - Пойду с самого утра на Овражки, прямиком по западной дороге.
Путник достал карту и стал внимательно изучать пути, ведущие из Дубровиц. Он решил рискнуть. Если бог услышал его мольбы, может статься так, что его путешествие скоро закончится. Высшие силы зачастую направляют не ведающих, так как им нужно. Странник надеялся, что в этот раз его риск оправдается и его суровый северный бог направит к нему того, кого он ищет вот уже столько месяцев.
Не дожидаясь, когда старушка вывалит все свои истории, мужчина встал и вернулся в свою комнатушку. Нужно было успеть собрать сумки и выспаться – старухи встают рано, а как далеко придется следовать за ней- неизвестно.
Он выехал поутру аккурат следом за старьевщицей, но ехал так, чтобы та его не заметила. Мужчина видел, как вечером она остановилась на ночлег в заброшенном доме у дороги. Подождав немного, пока старуха заснёт, он прокрался в обветшалую избу и положил у самых дверей перевязанный холстиной свёрток. Мужчина присыпал его соломой, но оставил край холстины напоказ, надеясь, что старьевщица заметит его.
Странник тихо выскользнул из покосившейся постройки и устроился на ночевку в лесу неподалёку. Спать на голой земле он уже привык, но в ту ночь ему снились тревожные сны, далёкие голоса шептали ему что-то, отчего во сне он испытывал то страх, то отвращение, то горечь и стыд, но проснуться не мог - голоса не отпускали его, как цепкие лапы паука. Мужчина проснулся лишь в сырых предрассветных сумерках и закутавшись в плащ просидел у поросшего мхом валуна еще несколько часов, ожидая, когда пройдет озноб.
Когда солнце разогнало утренний туман он отправился к избе и проверил, был ли найден его свёрток. Его Бог наконец-то внял его мольбам: на полу путник обнаружил лишь солому. Свертка не было.
Часть первая Зов Арнхельма
Глава I Хильда
Мельницы Дарри
Июль, 1216 г. от Явления Пророка
Священник Этьен с дочерью Аланис сидели в небольшой столовой в храмовой пристройке. Ужин подходил к концу и тарелки почти опустели, когда девушка задала вопрос, мучивший ее уже довольно продолжительное время.
- Отец, отчего вы не отошлете меня в монастырь Серебряных вод? Я уже готова стать послушницей у матери Араны. - Зеленые глаза ее смотрели на отца смело и требовательно. - В монастырь принимают с двенадцати лет, а мне уже четырнадцать. К чему все это домашнее обучение, если я даже не смогу стать монахиней к восемнадцати годам?
- Она росла при храме солнечной и лучезарной богини Инаат, постигая множество наук. Каждая неделя ее жизни начиная с трёх лет была наполнена простыми трудами, а также изучением разных языков, основам счета и чтением множества книг. Вместе с языками империи: северным арнхельмским наречием, лаконичным соттарским и эмоциональным и музыкальным ситариканским, она изучала эльфийские язык и письменность. На этом языке была написана часть книг в приходской библиотеке и Аланис не терпелось прочесть оставшиеся несколько штук. Также отец настоял, чтобы она заучила все гербы высоких домов и откуда они.
Каждое воскресенье с отцом изучали они святое писание и Аланис уже давно знала все молитвы и гимны наизусть. Она чувствовала, что отец готовит ее к будущему служению Инаат, и уж точно не в роли простой монахини. Если повезет, то она даже сможет стать наставницей в монастыре или даже подняться к Трону Лучей во главе литуария. Она в тайне мечтала об этом, с тревогой глядя как ее подруг одну за другой выдают замуж и они превращаются в прилежных и скучных хозяек. Разумеется, Аланис искренне радовалась успехам подруг, иногда приходившим в гости, и рассказывавшим о замужней жизни, но, видит Инаат, она не желала такой судьбы и себе.
Храм, где девушка жила с отцом, находился в маленьком городке Мельницы Дарри в южной части Долины Серебряных Вод. Еще южнее пролегала граница между провинциями империи и начинались предгорья суровых и величавых пиков Соттара. В редкие дни зимой с холмов Дарри даже можно было разглядеть снег на их вершинах. В Долине же, которая была долиной реки Ларгон, было солнечно и тепло, а жители говорили на мелодичном и певучем языке. Плодородные земли были разбиты на поля и виноградники и Долину заслуженно называли кормилицей всей империи. Самый крупный монастырь Долины был в двух неделях пути к западу, на побережье моря. Туда и надеялась попасть Аланис.
Отец отложил приборы и вздохнул. Дочь стала задавать вопросы о своем будущем, когда последнюю из ее подруг того же возраста просватали в соседнюю деревню. Кажется, ему больше не отвертеться от разговора.
- Ланни, милая, мы же уже говорили об этом. Мы решим, куда ты отправишься, в день твоих пятнадцатых именин, до которых, замечу, осталось меньше года. Ты ведь не просто так изучаешь все эти языки: совсем необязательно, что ты отправишься в Монастырь Серебряных Вод.
