Все в округе знали ее домик на окраине небольшого леса и покупали у нее снадобья. Дела шли хорошо, пока однажды, двадцать лет назад, она не пошла как обычно в соседнюю деревушку, где жили люди, в праздничный день. Было осеннее равноденствие. Затемно возвращалась домой и наткнулась на пьяных мужиков. - Полукровка замолчал ненадолго. - Они вдоволь над ней поглумились, изнасиловали, наверное по нескольку раз. Отрезали ей уши, избили до полусмерти, а потом вывезли в лес и бросили там умирать. Верно надеялись, что ее задерут волки или медведь. Но она выжила, ей помог лесничий. Выходил ее, а через некоторое время она разрешилась мной. Ненавистным ребенком, который напоминал о ее позоре одним своим существованием. Я мозолил ей глаза своими нормальными ушами. Не совсем такими чертами лица, как у ее народа… На мое счастье, когда мне было пять, она продала меня в бродячий театр. Так бы может и притопила однажды где-нибудь в море, как котенка.
Котт все время, пока говорил, сидел спрятав руки. Он, опустив голову, смотрел на носки своих сапог, боясь поднять взгляд и посмотреть в глаза Аланис. Но говорил он искренне, и чернокнижница с трудом сдерживалась, чтобы не сорваться, не впитать горечь и ненависть, которой сочился ночной гость. Это и была та самая глубокая неизбывная боль, что она почувствовала в нем, когда он пытался ее убить.
Сидящий юноша, погруженный в свои тягостные воспоминания, в первую очередь ненавидел и презирал себя, а затем, видимо, мать. Ощущение, такое яркое, витало в воздухе и волновало ее чувства. Дразнило и подбивало коснуться через него силы.
Тем временем полукровка продолжил:
- В бродячей труппе я научился многому. Играть на скрипке, подрезать кошельки, забираться в недоступные взрослым места. Прятаться, выслеживать и, конечно, драться на улицах, защищая себя. Когда мне исполнилось шестнадцать и мы приехали в столицу, театр уехал, а я - остался. Только благодаря скрипке и Полуночнице выживаю здесь уже пять лет.
Аланис вопреки всему, что он сделал и хотел сделать, стало жаль юношу. Она огорченно нахмурилась. Сколько таких сирот в каждом городе? Ей вспомнился Рел, смышленый и быстроногий, ловко прячущий какое-нибудь угощение за пазуху. Наверное, когда-то очень давно, и Котиллион был таким. Она села поближе и убрала пряди серебристых волос, скрывших его лицо:
- Получается, ты совсем один здесь? Все пять лет?
Котт глубоко вздохнул и, наконец решившись, посмотрел ей в глаза. Он отчего-то до смерти боялся увидеть в них обычные презрение или брезгливость, но в теплых зеленых глазах не было ни того, ни другого. Только сострадание и печаль. Он осторожно взял ее руку и тихо сказал:
- За все мои двадцать лет я никому не рассказывал этого. Никто не хочет иметь дела с полукровкой. Да и никто бы и не понял бы, кроме тебя, наверное. - Он осторожно поцеловал ее пальцы и приложил ее руку к своему сердцу. - Я тоже хочу услышать твою историю. Расскажи мне все о себе, умоляю. Кем нужно родиться, чтобы избрать судьбу чернокнижника? Жить в страхе всю жизнь…
Аланис горько усмехнулась, это была самая странная исповедь в ее жизни.
- Я выросла при храме Инаат. А мой отец - был священником, пока его не сожгли заживо, из-за меня. Я нашла черные книги и случайно убила родную кузину. И знаешь, что забавно? Я не помню лица моего отца, не помню его голоса. Но хорошо помню, как выглядела мертвая девочка.
Взгляд ее остановился.
- Я до сих пор вижу ее во снах. - Она подняла глаза. - Тебе выпали испытания по воле богов, а я потеряла все из-за собственных идиотских амбиций. “Преподобная Матерь Ларгонская”, о таком сане я мечтала, когда мне было пятнадцать. И вот посмотри на меня, я здесь, одинокая, с черным сердцем, потерявшая все, что только можно. - Она скривила губы и мрачно посмотрела на юношу. - Скажи, скольких ты лишил жизни, лучший убийца столицы?
Котиллион удивился и, немного подумав, ответил:
- Дюжину.
Она тоскливо улыбнулась и задумчиво протянула:
- Дюжину... Мне двадцать четыре зимы от рождения, и на моих руках кровь восьми десятков человек. Такова дочь приходского священника, бежавшая из лона святой Матери-Церкви. И всё же сейчас живы тысячи спасенных мной. Я должна бы гордиться этим, но не могу. Скажи мне, Котиллион из Танрока, что я должна сделать, чтобы перестать себя ненавидеть за мои черные деяния, как ты ненавидишь себя за самое свое существование?
Юноша потрясенно смотрел на нее. Ответа на ее вопрос он не знал, хотя задавался им сколько себя помнил. Искал ответ для себя всю свою жизнь и не находил.
Наконец он спросил:
- Но девчонка Цинатти? Почему она?!
- Наследник Аласторн собирался сделать ей предложение на этом вечере. После концерта. И если бы он это сделал, то война между Соттаром и Ситарикой стала бы вопросом пары месяцев. Эти две провинции уже давно ищут повод ее начать. - Аланис твердо посмотрела в глаза Котиллиону и сказала. - Если бы мне нужно было сделать это снова - я бы не колебалась ни мгновения.
Полукровка снова увидел этот взгляд и чувства, что так тянули прийти сюда, захватили его, заглушив боль. Он улыбнулся и сказал:
- Я не верю в богов, но позволь поклоняться тебе, ибо я не знаю ничего прекраснее, чем когда ты являешь миру свое Искусство.
Котиллион смотрел в глаза Аланис с тем же вдохновенным выражением, с которым играл на скрипке. Его руки обвили женщину и он повалил ее на постель. Аланис сначала думала его оттолкнуть и выгнать. Но не смогла припомнить такого запрета в правилах ковена и погрузилась в чувства юноши. Почти маниакальное вожделение, смешанное с его неизбывной болью было для нее как пряное осеннее вино. Занятное чувство. Любопытное и манящее. Единственные, кто могли бы ее сейчас осудить - Инаат и отец Броссе, но ее брак был лишь формальностью, как и все пустые клятвы, что они дали друг другу с Сиамаром в храме.
Руки юноши скользнули ей за спину и расшнуровали корсет. Губы его жадно впивались в губы Аланис, пока ловкие длинные пальцы стаскивали юбки. Сердце колотилось, а руки предательски дрожали от возбуждения. В этот раз все было совсем иначе, не так как тогда, когда его товарищи из театра вздумали отметить его назначение и затащили его в бордель. Может сейчас у него наконец все получится. Аланис была освобождена от одежды, и скрипач, полюбовавшись ею всего пару мгновений, задул единственную свечу, освещавшую комнату. Он не хотел, чтобы Аланис видела его многочисленные шрамы, полученные в уличных драках с теми, кому он не угодил внешностью. И его специфическую эльфийскую худобу, к которой он сам не знал как относиться.
Котт быстро скинул с себя одежду и прижался к Аланис.
- Я же у тебя не первый, так? - Внезапно тихо спросил он.
- Я - не чародейка и не жрица. У таких … таких уродов, как я - не бывает пары. Ты так и не понял, Котт? Любовь плотская или сердечная - принадлежит Инаат. А я служу совсем другому богу.
- В пустоши богов. - Он нежно поцеловал ее. - Прости, тебе будет немного больно. Я постараюсь, чтобы не было… но, не обещаю.
Аланис на это лишь рассмеялась и приказала:
- Тогда сделай, как можно больнее. Не спрашивай. Забудь все, что ты знал про женщин. - Она сжала его запястье. - Освободись.
Полукровка на мгновение непонимающе замер, но затем неуверенно сказал:
- Л-ладно. Если ты так хочешь...
Если бы он оставил зажженной свечу, то увидел бы как плотная тьма окутывает их обоих. Как укрывает, пряча их от слабого света тлеющих углей в камине и луны, заглядывающей в комнату сквозь щелку в плотно задернутых шторах.
Аланис проснулась незадолго до рассвета и аккуратно выбралась из постели, стараясь не потревожить сна юноши. На выходе из комнаты она обернулась и посмотрела на Котиллиона, который лежал, свернувшись калачиком. Его волосы рассыпались по подушке и едва заметно серебрились в неверных предрассветных сумерках. Рот был приоткрыт, а на лице застыло умиротворенное выражение. Она тихо улыбнулась, тому что, видимо, даже для такой как она, может найтись пара, и неслышно отправилась на кухню. В отличие от юноши она знала, на какие половицы нужно ступать.
Она готовила завтрак и размышляла о произошедшем. Зачем она позволила себе развлечься с этим бедным юношей? Странно, но сейчас она чувствовала себя более чем превосходно, хотя спала тревожно. Ей вновь снились кошмары, но Котиллион будто дал ей еще больше сил. Как и ее собственный посох, доработанный Сиамаром, юноша был превосходным проводником. Впрочем, чего удивляться: он был шедевром Нергала. Рожденный от насилия, не знавший материнской любви, он нес в мир свою боль каждый день и славно служил темному Богу сам того не сознавая. Этой ночью он, повинуясь ее приказу причинил ей боль, но наконец впервые за много лет он был счастлив, когда его собственная ненадолго утихла.
За спиной раздались тихие шаги. Она обернулась. Котт, всклокоченный со сна, одетый в тонкую сорочку и штаны, вышел на маленькую кухню и теперь в нерешительности стоял, не зная что сказать.
Аланис улыбнулась:
- Садись, хоть завтраком накормлю. Я сделала на двоих. - Она немного помолчала. - Это все слишком… непривычно.
Котиллион согласился и отправился умываться. После он послушно сел за стол, и Аланис была благодарна, что он, похоже, в отличие от Феликса не большой любитель поговорить. Ей много нужно было обдумать. Наконец она поставила перед ним тарелку с глазуньей из трех яиц и поджаренными тостами с сыром и улыбнулась. Затем и сама села за стол и приступила к трапезе, которая прошла в неловком молчании.
Наконец, отложив приборы, Аланис попросила:
- Расскажи мне все про те услуги, что ты упоминал. Особенно меня интересует заказ на старую графиню, у которой я была сиделкой. Я запомнила тебя, ты появился на кухне как раз на той неделе, когда леди Марго умерла.
- Все так. - Он кивнул. - Я должен был выкрасть завещание из комнаты и убить старушку. Отравить, если быть точным, но так, чтобы она умерла во сне и не мучилась. Я не успел. Она умерла за два дня до намеченной мной даты. Я навестил кабинет в день ее смерти, но завещания я не нашел.
- Второе завещание нашло свой конец в камине. Это был управляющий Джойс? - Аланис сказала это скорее утвердительно, чем спросила.
- Думаю да. Я не всегда знаю заказчика, да мне и не нужно. Это Полуночница разговаривает, а я молча выполняю работу. - Он немного помолчал, а затем спросил. - Что будем делать дальше?
Аланис посмотрела на него долгим внимательным взглядом и сказала:
- Ты вернешь сюда драгоценности, которая принесла “лошадка”, а затем, я действительно на это надеюсь, покинешь этот дом навсегда. Мне нечего тебе дать, кроме боли и смерти.
Котиллион тихо улыбнулся и покачал головой:
- Я поговорю с Полуночницей, но теперь даже не надейся, что я тебя покину.
Вскоре он ушел.
Полуночница как всегда нашлась на своем неизменном посту в "Дырявой Бочке". Она развалилась в кресле, закинув ноги на стол и задумчиво ковырялась в зубах серебряной зубочисткой. Внезапно без предупреждения открылась дверь. На пороге показался полукровка.
Она убрала ноги со стола и улыбнулась:
- А, Котиллион! А я уже думала посылать за тобой. Как там наш заказ на “Острое перо”?
Он сел перед ней и сказал:
- Я как раз по этому поводу. Заказ отменяется.
Полуночница тонко уловила хорошо скрываемую тревогу в его взгляде и удивленно спросила:
- Это на тебя не похоже. Ты никогда не отказывался от таких контрактов, а этот, если я правильно помню, ты сам забрал у Рори месяц назад. Что сейчас пошло не так?
- Ну, считай контракт уже отменен: заказчица мертва, и лучше тихо выйти из этого дела. У меня есть подозрение, что там замешан очень богатый дом.
Зарина оживилась:
- О, дом, и какой же?
Котиллион мрачно покачал головой:
- Зарина, это правда того не стоит.
- Не неси чушь. Я выживаю все это время, только потому что у меня есть компромат почти на всю знать в империи. Выкладывай, что там в этой лавке такого особенного?
Полукровка недовольно поджал губы:
- Ладно. - Он тяжело вздохнул и признался. - Хозяйка этой лавки моя любовница. Потому и перехватил у Рори услугу.
Зарина только фыркнула. Она наклонилась и вытащила из стола надежно запертый сундучок и открыла его ключом, который неизменно висел у нее на шее. Королева воров и убийц достала атласный черный мешочек и извлекла из него колье с рубинами. Полукровка с первого взгляда оценил, что стоит оно гораздо больше двухсот золотых.
Полуночница тряхнула им у юноши под носом и сказала:
- Котиллион, перестань. Мы с тобой работаем вместе уже пять лет, и я тебя знаю как облупленного. Такие побрякушки мне могли принести только из очень богатого дома. Кого ты защищаешь? Явно не свою “любовницу”, в существование которой я никогда не поверю, потому что тебя никто и никогда не видел с женщиной. Самое время начать делиться подробностями. - В ее голосе послышалась угроза.
Полукровка мрачно посмотрел на нее:
- Я защищаю тебя, Зарина. Подумай, это не самый дорогой наш контракт. - Он протянул руку ладонью вверх. - Отдай мне плату за этот заказ, и мы все избежим очень крупных проблем.
- И что это за проблемы такие? Просвети же меня. - Взгляд Полуночницы стал цепким и опасным, как челюсти песчаной гадюки, которые водились на ее родине, в Нуджудских пустынях.
Котиллион поморщился:
- Я… я не знаю. Но я бы не согласился влезать туда даже за все содержимое твоего сундука.
Брови Зарины приподнялись вверх от удивления: чтоб нищий Котиллион, отчаянно пытающийся последние несколько лет наскрести денег на собственный дом, добровольно отказался от таких сумм. Поразительно.
Он недовольно выдохнул.
- Хорошо… Давай сделаем так: ты отдашь мне эти драгоценности, а я очень аккуратно разузнаю, откуда они взялись. И найду что-нибудь занятное на этот дом.
Зарина немного подумала, внимательно разглядывая полукровку. Интуиция подсказывала ей, что этот контракт, сперва показавшийся ей самым заурядным, в одночасье стал весьма многообещающим, к тому же Котт вел себя действительно странно. Еще страннее чем обычно. Женщина убрала колье обратно в атласный мешочек и протянула его юноше со словами:
- Инаат помилуй, какое неожиданное красноречие. Хорошо, меняю этот контракт на наш собственный. Между мной и тобой. Не подведи меня. И будь уверен, парни с этого момента глаз с тебя не спустят.
Полукровка кивнул и спрятал мешочек в нагрудный карман. Он уже было вышел из комнаты, но Полуночница его остановила:
- И еще вот что, раз эта хозяйка лавки, по-видимому, под твоей защитой, то будет платить гильдии за протекцию начиная с этого месяца. Обычную таксу.
Котиллион поджал губы:
- Я поговорю с ней.
Аланис вытаскивала ящик с пергаментами из кладовки, когда колокольчик на двери лавки зазвонил.
Котт все время, пока говорил, сидел спрятав руки. Он, опустив голову, смотрел на носки своих сапог, боясь поднять взгляд и посмотреть в глаза Аланис. Но говорил он искренне, и чернокнижница с трудом сдерживалась, чтобы не сорваться, не впитать горечь и ненависть, которой сочился ночной гость. Это и была та самая глубокая неизбывная боль, что она почувствовала в нем, когда он пытался ее убить.
Сидящий юноша, погруженный в свои тягостные воспоминания, в первую очередь ненавидел и презирал себя, а затем, видимо, мать. Ощущение, такое яркое, витало в воздухе и волновало ее чувства. Дразнило и подбивало коснуться через него силы.
Тем временем полукровка продолжил:
- В бродячей труппе я научился многому. Играть на скрипке, подрезать кошельки, забираться в недоступные взрослым места. Прятаться, выслеживать и, конечно, драться на улицах, защищая себя. Когда мне исполнилось шестнадцать и мы приехали в столицу, театр уехал, а я - остался. Только благодаря скрипке и Полуночнице выживаю здесь уже пять лет.
Аланис вопреки всему, что он сделал и хотел сделать, стало жаль юношу. Она огорченно нахмурилась. Сколько таких сирот в каждом городе? Ей вспомнился Рел, смышленый и быстроногий, ловко прячущий какое-нибудь угощение за пазуху. Наверное, когда-то очень давно, и Котиллион был таким. Она села поближе и убрала пряди серебристых волос, скрывших его лицо:
- Получается, ты совсем один здесь? Все пять лет?
Котт глубоко вздохнул и, наконец решившись, посмотрел ей в глаза. Он отчего-то до смерти боялся увидеть в них обычные презрение или брезгливость, но в теплых зеленых глазах не было ни того, ни другого. Только сострадание и печаль. Он осторожно взял ее руку и тихо сказал:
- За все мои двадцать лет я никому не рассказывал этого. Никто не хочет иметь дела с полукровкой. Да и никто бы и не понял бы, кроме тебя, наверное. - Он осторожно поцеловал ее пальцы и приложил ее руку к своему сердцу. - Я тоже хочу услышать твою историю. Расскажи мне все о себе, умоляю. Кем нужно родиться, чтобы избрать судьбу чернокнижника? Жить в страхе всю жизнь…
Аланис горько усмехнулась, это была самая странная исповедь в ее жизни.
- Я выросла при храме Инаат. А мой отец - был священником, пока его не сожгли заживо, из-за меня. Я нашла черные книги и случайно убила родную кузину. И знаешь, что забавно? Я не помню лица моего отца, не помню его голоса. Но хорошо помню, как выглядела мертвая девочка.
Взгляд ее остановился.
- Я до сих пор вижу ее во снах. - Она подняла глаза. - Тебе выпали испытания по воле богов, а я потеряла все из-за собственных идиотских амбиций. “Преподобная Матерь Ларгонская”, о таком сане я мечтала, когда мне было пятнадцать. И вот посмотри на меня, я здесь, одинокая, с черным сердцем, потерявшая все, что только можно. - Она скривила губы и мрачно посмотрела на юношу. - Скажи, скольких ты лишил жизни, лучший убийца столицы?
Котиллион удивился и, немного подумав, ответил:
- Дюжину.
Она тоскливо улыбнулась и задумчиво протянула:
- Дюжину... Мне двадцать четыре зимы от рождения, и на моих руках кровь восьми десятков человек. Такова дочь приходского священника, бежавшая из лона святой Матери-Церкви. И всё же сейчас живы тысячи спасенных мной. Я должна бы гордиться этим, но не могу. Скажи мне, Котиллион из Танрока, что я должна сделать, чтобы перестать себя ненавидеть за мои черные деяния, как ты ненавидишь себя за самое свое существование?
Юноша потрясенно смотрел на нее. Ответа на ее вопрос он не знал, хотя задавался им сколько себя помнил. Искал ответ для себя всю свою жизнь и не находил.
Наконец он спросил:
- Но девчонка Цинатти? Почему она?!
- Наследник Аласторн собирался сделать ей предложение на этом вечере. После концерта. И если бы он это сделал, то война между Соттаром и Ситарикой стала бы вопросом пары месяцев. Эти две провинции уже давно ищут повод ее начать. - Аланис твердо посмотрела в глаза Котиллиону и сказала. - Если бы мне нужно было сделать это снова - я бы не колебалась ни мгновения.
Полукровка снова увидел этот взгляд и чувства, что так тянули прийти сюда, захватили его, заглушив боль. Он улыбнулся и сказал:
- Я не верю в богов, но позволь поклоняться тебе, ибо я не знаю ничего прекраснее, чем когда ты являешь миру свое Искусство.
Котиллион смотрел в глаза Аланис с тем же вдохновенным выражением, с которым играл на скрипке. Его руки обвили женщину и он повалил ее на постель. Аланис сначала думала его оттолкнуть и выгнать. Но не смогла припомнить такого запрета в правилах ковена и погрузилась в чувства юноши. Почти маниакальное вожделение, смешанное с его неизбывной болью было для нее как пряное осеннее вино. Занятное чувство. Любопытное и манящее. Единственные, кто могли бы ее сейчас осудить - Инаат и отец Броссе, но ее брак был лишь формальностью, как и все пустые клятвы, что они дали друг другу с Сиамаром в храме.
Руки юноши скользнули ей за спину и расшнуровали корсет. Губы его жадно впивались в губы Аланис, пока ловкие длинные пальцы стаскивали юбки. Сердце колотилось, а руки предательски дрожали от возбуждения. В этот раз все было совсем иначе, не так как тогда, когда его товарищи из театра вздумали отметить его назначение и затащили его в бордель. Может сейчас у него наконец все получится. Аланис была освобождена от одежды, и скрипач, полюбовавшись ею всего пару мгновений, задул единственную свечу, освещавшую комнату. Он не хотел, чтобы Аланис видела его многочисленные шрамы, полученные в уличных драках с теми, кому он не угодил внешностью. И его специфическую эльфийскую худобу, к которой он сам не знал как относиться.
Котт быстро скинул с себя одежду и прижался к Аланис.
- Я же у тебя не первый, так? - Внезапно тихо спросил он.
- Я - не чародейка и не жрица. У таких … таких уродов, как я - не бывает пары. Ты так и не понял, Котт? Любовь плотская или сердечная - принадлежит Инаат. А я служу совсем другому богу.
- В пустоши богов. - Он нежно поцеловал ее. - Прости, тебе будет немного больно. Я постараюсь, чтобы не было… но, не обещаю.
Аланис на это лишь рассмеялась и приказала:
- Тогда сделай, как можно больнее. Не спрашивай. Забудь все, что ты знал про женщин. - Она сжала его запястье. - Освободись.
Полукровка на мгновение непонимающе замер, но затем неуверенно сказал:
- Л-ладно. Если ты так хочешь...
Если бы он оставил зажженной свечу, то увидел бы как плотная тьма окутывает их обоих. Как укрывает, пряча их от слабого света тлеющих углей в камине и луны, заглядывающей в комнату сквозь щелку в плотно задернутых шторах.
***
Аланис проснулась незадолго до рассвета и аккуратно выбралась из постели, стараясь не потревожить сна юноши. На выходе из комнаты она обернулась и посмотрела на Котиллиона, который лежал, свернувшись калачиком. Его волосы рассыпались по подушке и едва заметно серебрились в неверных предрассветных сумерках. Рот был приоткрыт, а на лице застыло умиротворенное выражение. Она тихо улыбнулась, тому что, видимо, даже для такой как она, может найтись пара, и неслышно отправилась на кухню. В отличие от юноши она знала, на какие половицы нужно ступать.
Она готовила завтрак и размышляла о произошедшем. Зачем она позволила себе развлечься с этим бедным юношей? Странно, но сейчас она чувствовала себя более чем превосходно, хотя спала тревожно. Ей вновь снились кошмары, но Котиллион будто дал ей еще больше сил. Как и ее собственный посох, доработанный Сиамаром, юноша был превосходным проводником. Впрочем, чего удивляться: он был шедевром Нергала. Рожденный от насилия, не знавший материнской любви, он нес в мир свою боль каждый день и славно служил темному Богу сам того не сознавая. Этой ночью он, повинуясь ее приказу причинил ей боль, но наконец впервые за много лет он был счастлив, когда его собственная ненадолго утихла.
За спиной раздались тихие шаги. Она обернулась. Котт, всклокоченный со сна, одетый в тонкую сорочку и штаны, вышел на маленькую кухню и теперь в нерешительности стоял, не зная что сказать.
Аланис улыбнулась:
- Садись, хоть завтраком накормлю. Я сделала на двоих. - Она немного помолчала. - Это все слишком… непривычно.
Котиллион согласился и отправился умываться. После он послушно сел за стол, и Аланис была благодарна, что он, похоже, в отличие от Феликса не большой любитель поговорить. Ей много нужно было обдумать. Наконец она поставила перед ним тарелку с глазуньей из трех яиц и поджаренными тостами с сыром и улыбнулась. Затем и сама села за стол и приступила к трапезе, которая прошла в неловком молчании.
Наконец, отложив приборы, Аланис попросила:
- Расскажи мне все про те услуги, что ты упоминал. Особенно меня интересует заказ на старую графиню, у которой я была сиделкой. Я запомнила тебя, ты появился на кухне как раз на той неделе, когда леди Марго умерла.
- Все так. - Он кивнул. - Я должен был выкрасть завещание из комнаты и убить старушку. Отравить, если быть точным, но так, чтобы она умерла во сне и не мучилась. Я не успел. Она умерла за два дня до намеченной мной даты. Я навестил кабинет в день ее смерти, но завещания я не нашел.
- Второе завещание нашло свой конец в камине. Это был управляющий Джойс? - Аланис сказала это скорее утвердительно, чем спросила.
- Думаю да. Я не всегда знаю заказчика, да мне и не нужно. Это Полуночница разговаривает, а я молча выполняю работу. - Он немного помолчал, а затем спросил. - Что будем делать дальше?
Аланис посмотрела на него долгим внимательным взглядом и сказала:
- Ты вернешь сюда драгоценности, которая принесла “лошадка”, а затем, я действительно на это надеюсь, покинешь этот дом навсегда. Мне нечего тебе дать, кроме боли и смерти.
Котиллион тихо улыбнулся и покачал головой:
- Я поговорю с Полуночницей, но теперь даже не надейся, что я тебя покину.
Вскоре он ушел.
***
Полуночница как всегда нашлась на своем неизменном посту в "Дырявой Бочке". Она развалилась в кресле, закинув ноги на стол и задумчиво ковырялась в зубах серебряной зубочисткой. Внезапно без предупреждения открылась дверь. На пороге показался полукровка.
Она убрала ноги со стола и улыбнулась:
- А, Котиллион! А я уже думала посылать за тобой. Как там наш заказ на “Острое перо”?
Он сел перед ней и сказал:
- Я как раз по этому поводу. Заказ отменяется.
Полуночница тонко уловила хорошо скрываемую тревогу в его взгляде и удивленно спросила:
- Это на тебя не похоже. Ты никогда не отказывался от таких контрактов, а этот, если я правильно помню, ты сам забрал у Рори месяц назад. Что сейчас пошло не так?
- Ну, считай контракт уже отменен: заказчица мертва, и лучше тихо выйти из этого дела. У меня есть подозрение, что там замешан очень богатый дом.
Зарина оживилась:
- О, дом, и какой же?
Котиллион мрачно покачал головой:
- Зарина, это правда того не стоит.
- Не неси чушь. Я выживаю все это время, только потому что у меня есть компромат почти на всю знать в империи. Выкладывай, что там в этой лавке такого особенного?
Полукровка недовольно поджал губы:
- Ладно. - Он тяжело вздохнул и признался. - Хозяйка этой лавки моя любовница. Потому и перехватил у Рори услугу.
Зарина только фыркнула. Она наклонилась и вытащила из стола надежно запертый сундучок и открыла его ключом, который неизменно висел у нее на шее. Королева воров и убийц достала атласный черный мешочек и извлекла из него колье с рубинами. Полукровка с первого взгляда оценил, что стоит оно гораздо больше двухсот золотых.
Полуночница тряхнула им у юноши под носом и сказала:
- Котиллион, перестань. Мы с тобой работаем вместе уже пять лет, и я тебя знаю как облупленного. Такие побрякушки мне могли принести только из очень богатого дома. Кого ты защищаешь? Явно не свою “любовницу”, в существование которой я никогда не поверю, потому что тебя никто и никогда не видел с женщиной. Самое время начать делиться подробностями. - В ее голосе послышалась угроза.
Полукровка мрачно посмотрел на нее:
- Я защищаю тебя, Зарина. Подумай, это не самый дорогой наш контракт. - Он протянул руку ладонью вверх. - Отдай мне плату за этот заказ, и мы все избежим очень крупных проблем.
- И что это за проблемы такие? Просвети же меня. - Взгляд Полуночницы стал цепким и опасным, как челюсти песчаной гадюки, которые водились на ее родине, в Нуджудских пустынях.
Котиллион поморщился:
- Я… я не знаю. Но я бы не согласился влезать туда даже за все содержимое твоего сундука.
Брови Зарины приподнялись вверх от удивления: чтоб нищий Котиллион, отчаянно пытающийся последние несколько лет наскрести денег на собственный дом, добровольно отказался от таких сумм. Поразительно.
Он недовольно выдохнул.
- Хорошо… Давай сделаем так: ты отдашь мне эти драгоценности, а я очень аккуратно разузнаю, откуда они взялись. И найду что-нибудь занятное на этот дом.
Зарина немного подумала, внимательно разглядывая полукровку. Интуиция подсказывала ей, что этот контракт, сперва показавшийся ей самым заурядным, в одночасье стал весьма многообещающим, к тому же Котт вел себя действительно странно. Еще страннее чем обычно. Женщина убрала колье обратно в атласный мешочек и протянула его юноше со словами:
- Инаат помилуй, какое неожиданное красноречие. Хорошо, меняю этот контракт на наш собственный. Между мной и тобой. Не подведи меня. И будь уверен, парни с этого момента глаз с тебя не спустят.
Полукровка кивнул и спрятал мешочек в нагрудный карман. Он уже было вышел из комнаты, но Полуночница его остановила:
- И еще вот что, раз эта хозяйка лавки, по-видимому, под твоей защитой, то будет платить гильдии за протекцию начиная с этого месяца. Обычную таксу.
Котиллион поджал губы:
- Я поговорю с ней.
***
Аланис вытаскивала ящик с пергаментами из кладовки, когда колокольчик на двери лавки зазвонил.
