Мертвенный шепот не прекращался. "Ничтожество… Старая крыса… "
- Прочь! - Архея схватилась за голову и пятясь, споткнулась. - Я все еще глава Северного Совета Теней! Ты не отнимешь у меня это место!
- Я уже отняла, Архея. Ты не выйдешь отсюда живой.
Мальчики из камер вышли и стали медленно подходить к Архее, они кружили вокруг нее молча, а голос Аланис все нашептывал ей ужасные вещи.
- Про-о-о-очь!!! - Старуха взвыла и кольцо пламени, окружавшее ее взорвалось с оглушительным грохотом.
Аланис отшвырнуло в одну из камер и она потеряла сознание. Видения исчезли, более не питаемые волей молодой чернокнижницы, а Архея очнулась от забытья и обнаружила себя в луже крови. Гниющая, кровоточащая нога отказывалась повиноваться и старуха, оскалившись, поползла к Аланис.
По дороге она подобрала оброненный той кинжал.
Она загодя начала читать ритуальную молитву, собираясь принести Аланис в жертву Нергалу, и поглотить ее последние предсмертные стоны. Этого должно хватить, чтобы снять проклятие гниения и заживить ногу. А затем она выйдет отсюда и перебьет всех этих упырей, что прикрывают безумную девку…
Аланис будто выдернули из черного ничего и она услышала совсем рядом злобный голос Археи, читающей молитву. Она вспомнила, где она, и клокочущая ярость снова захлестнула ее. Она резко открыла глаза, схватила старуху за руку и вырвала кинжал. Она, повалила ее на спину и впилась в нее взглядом.
Впервые в жизни Архее стало действительно страшно: глаза молодой чернокнижницы превратились в темные зеленые колодцы, в которых плескалась бездна. Они источали такую чистую ненависть и мертвенный холод, каких Архея ни у кого не встречала. Старуха попыталась закрыть разум, но Аланис снова прорвалась и стала уничтожать ее счастливые воспоминания, одно за другим, будто сжигая черным огнем, разрывая их на кусочки. В конце концов остались лишь лица умерщвленных ей сирот, призрачный шепот в голове и торжествующе улыбающееся лицо Аланис.
Архея прошелестела, теряя последние силы:
- Я пыталась сделать тебя сильной…
Старуха открыла рот, пытаясь еще что-то сказать, сотворить заклинание, но Аланис схватила ее за язык, взяла кинжал и отрезала его.
- Спасибо, я стала сильной и без твоей помощи, тварь.
Она тяжело поднялась, швырнула язык старухе, мычащей и безумно вращающей глазами, в руки, прошла несколько метров ко входу и упала без сознания снова, вымотанная схваткой.
Сальватор и Феликс стояли у входа в подземелье и тревожно вслушивались. Голоса чернокнижниц за дверью давно смолкли, звуки боя тоже. Теперь до их ушей доносилось лишь какое-то странное мычание. Сальватор подождал около десяти минут, а затем открыл замок и мысленно приказал Феликсу зайти и осмотреться. Тот кивнул и ушел в невидимость, чтобы проверить, чем все закончилось, с наименьшими рисками.
Он проскользнул в подземелье и дверь снова закрылась за его спиной. Он осторожно прокрался в зал и увидел Аланис почти на середине, лежащую лицом вниз. Он не видел Архею, но слышал странные звуки, доносящиеся из одной из камер, и потому осторожно обошел Аланис и заглянул туда.
Там он обнаружил старуху со взглядом загнанного зверя, мычащую что-то нечленораздельное. На ее подбородке и шее была кровь, а на коленях лежало что-то подозрительно похожее на язык.
Как только Феликс осознал, что Архея не опасна, то вышел из невидимости и бросился к Аланис. Он подхватил ее на руки, принес ее к двери и крикнул:
- Открывайте, старуха, кажется, проиграла.
Сальватор быстро открыл дверь, посмотрел на бесчувственную Аланис в руках Феликса и пропустил его со словами:
- Неси ее ко мне.
Тот побежал было, но Сальватор его остановил:
- Стой, почему ты сказал “кажется”?
- Старуха жива, но теперь она совсем-совсем не здорова. Думаю, ее можно запереть в той же камере, в которой она сейчас сидит. Языка у нее нет, так что колдовать она точно не сможет.
Феликс развернулся и побежал наверх, а Сальватор усмехнулся и пошел в зал, звеня ключами. Он запер дверь камеры Археи, подобрал посох Аланис и кинжал, и поднялся к себе.
Открыв двери кабинета, он увидел Феликса и еще какого-то светловолосого юношу стоящего на коленях у дивана, где лежала Аланис, и нахмурился:
- А это еще кто?
Феликс обернулся:
- Знакомьтесь, отец: это Котиллион, сердечный друг Аланис. Я рассказывал о нем. Не смог не влезть, конечно же. - Он язвительно посмотрел на скрипача.
Сальватор нехорошо прищурился, разглядывая гостя, но ничего не сказал.
Котт встал с колен и отвесил легкий поклон:
- Прошу прощения за это вторжение, но я не мог просто сидеть и ждать. - Он указал на оружие в руке Сальватора. - Это мой кинжал. Я дал его ей.
Сальватор положил посох на стол, посмотрел на мертвенно бледную Аланис и резко приказал:
- Отойдите, оба.
Котиллион и Феликс отступили от дивана на несколько шагов, а Сальватор взял ее изувеченную руку, внимательно осмотрел и мрачно покачал головой.
Он подумал: “Очнется и будет клеймить меня на чем свет стоит.” Он поудобнее перехватил кинжал Котта и порезал себе руку. Темная кровь полилась на рану, и та стала очень быстро затягиваться. Под слоями новой плоти исчезла кость, появились мышцы и, наконец, рана затянулась тончайшей кожей. Как прежде точно не будет, останется пятно мертвецкой плоти, но лучше так, чем без руки вовсе.
Феликс ошарашенно смотрел на хозяина, а Котиллион - на быстро затягивающуюся рану и Феликса. По его лицу он понял, что происходит что-то из ряда вон выходящее.
Сальватор вытер свою руку батистовым платком. Пореза на ней уже не было. и приложил ухо к груди Аланис. Сердце билось очень медленно и он поднес к ее носу нюхательную соль.
Она несколько раз вдохнула и резко очнулась. Едва это произошло, глаза ее наполнились лихорадочным блеском, заметались в панике, и она попыталась вскочить, но высший вампир придавил ее к подушкам с нечеловеческой силой:
- Тихо, тихо, все закончилось. Дыши медленно и глубоко.
Аланис повернула голову и заметила Феликса и Котиллиона. Они с тревогой смотрели на нее, но все были живы, и она слабо улыбнулась:
- Мне больше не нужно бежать, Феликс. Больше не надо…
Феликс тепло улыбнулся ей и согласно кивнул.
- Сегодня поесть сможешь? - Спросил Сальватор.
Чернокнижница отрицательно покачала головой.
Он обернулся:
- Феликс, подай снотворное, вон там в верхнем ящике стола.
Размешав его с водой Сальватор развеселился и ласково негромко сказал на их родном языке:
- Видите, моя дорогая Лаэнис - я сдержал слово и действительно даю вам снотворное сегодня. Только вот выдавать вас уже некому.
Он присел рядом и придержал ее голову, пока она пила снадобье. Феликс хмыкнул - шутка этим вечером у них получилась превосходная. Котиллион, ничего не понимающий на ларгонском, мрачно взирал на Сальватора, сложив руки на груди. Перед ним был совсем юноша, на вид младше его, но видя, с каким уважением и страхом Феликс обращается к этому вампиру, он понимал, что это последний, с кем стоит связываться. И потому молчал.
Когда Аланис провалилась в лечебный сон, Сальватор поднялся со словами:
- Я останусь с ней до утра, потом передам ее слугам. А ты… - Он развернулся к Феликсу, но тут встрял Котт.
- Я могу побыть с ней днем.
Сальватор холодно взглянул на юношу и процедил:
- Я не знаю, чем ты руководствовался, решив явиться сюда, но жив ты до сих пор лишь только потому, что твоя смерть, подозреваю, не понравится леди Лаэнис. Как видишь, она выжила и здесь есть, кому позаботиться о ней. Можешь идти. - Сказал он с нажимом и выжидательно уставился на незваного гостя своими рубиновыми глазами.
Феликс, мгновенно почуявший угрозу, сквозящую во взгляде отца, потянул Котиллиона к выходу и тот, поджав губы, подчинился.
- Погоди. Ты забыл свою игрушку. - Сальватор взял кинжал, ловко подкинул его, поймал за лезвие и протянул полуэльфу рукоятью вперед. - Теперь ступай, и чтобы духу твоего не было в моем доме.
Юноша забрал свое оружие и вышел вместе с Феликсом из кабинета. Оказавшись в коридоре, тот остановил гостя:
- Котиллион, есть разговор, пока ты не ушел.
Тот обернулся и вопросительно посмотрел на Феликса, который недобро прищурился.
Он посмотрел на закрытую дверь кабинета и сказал:
- Скажи, не ездил ли ты куда-нибудь с театром в прошлом году?
Полукровка раздраженно бросил:
- В Эшхольм. Тебе какое дело?
- Я очень любопытный, и, кажется, теперь знаю, почему в эти полгода не было убитых девушек в городе. Поделись, сколько девочек ты прирезал по дороге? - На лице обычно улыбчивого Феликса на этот раз не было и тени улыбки или издевки.
Котиллион исподлобья мрачно смотрел на вампира:
- Я подарил им вечность. Но я и не ожидаю, что ты поймешь хоть что-нибудь в моем искусстве. - Он презрительно добавил. - Тебе бы только вино хлестать.
- Вечность? - Феликс театрально закатил глаза. - Это Сальватор подарил мне вечность двести двадцать лет назад, а их ты просто зарезал. - Он подошел вплотную к юноше и тихо добавил. - Кстати об искусстве: если с нашей леди Лаэнис случится хоть что-то, я тебе обещаю: я тебя выслежу и устрою такой перфоманс с участием твоих внутренностей, какого свет не видывал. - Он вежливо улыбнулся и показал рукой в сторону лестницы. - После вас, сударь.
Котиллион презрительно фыркнул и направился к выходу. У него не было ни сил, ни желания убеждать этого хлыща хоть в чем-нибудь, к тому же он был уверен - что бы он ни сказал, вампир, видящий в нем лишь безумного мясника, ему не поверит.
Феликс проводил гостя до выхода и вернулся обратно в кабинет на верхнем этаже. Аланис бледная, с глубокими тенями под глазами крепко спала под действием снадобья. Рука ее беспомощно свисала с дивана, и Феликс взглядом наткнулся на пятно белоснежной плоти. Он никак не мог перестать удивляться: Сальватор, насколько ему было известно, любил делиться со своими любовницами проклятием и вечностью, но вот собственной кровью и плотью - никогда. Пока мужчина разглядывал руку чернокнижницы и раздумывал над тем, кто она теперь для них всех в общем и для него в частности, Сальватор подошел к окну, глянул на улицу и нахмурился. У конюшен стоял экипаж Археи. Он обернулся:
- Феликс, пока не начало светать, позаботься об экипаже госпожи Релан. Пусть возничий думает, что она отправилась на север, пересела зачем-то в почтовую карету после того, как достигла какого-нибудь городка к северу от столицы, и уехала дальше на север.
Вампир согласно кивнул и отправился выполнять поручение.
Очнулась Аланис только к вечеру следующего дня. Пришедшая служанка принесла ей смену чистого белья и переодела. Слабость была слишком сильная, чтобы чернокнижница смогла сама хотя-бы сесть на постели. Кто-то перенес ее в одну из комнат на верхнем этаже и Аланис по наличию высокого трюмо, заставленного многочисленными бутылочками с духами заподозрила, что это комната раньше принадлежала Лленор.
После заката появился Сальватор с книгой в руках. Он вежливо поздоровался, подвинул кресло поближе к постели и сел рядом. Аланис покосилась на него и слабо улыбнулась:
- Похоже дежурить у моей постели у семьи Латур входит в привычку. Феликс точно так же сидел со мной рядом, пока мы ждали, не объявится ли Цветочник.
Вампир прищурился:
- Надеюсь, он не позволил себе ничего лишнего? Он часто забывается, когда речь идет о молодых женщинах.
- Нет, Феликс отнюдь не глуп и тягой к самоубийству точно не обладает. - Аланис повернула . - Позволю себе заметить, что мне кажется, что вы слишком к нему строги, Сальватор.
- Строгость хранит мою семью много веков, и Феликса всегда нужно было держать в узде. Он весьма увлекающаяся натура. - Он было опустил глаза в книгу, которую принес с собой, но вновь поднял взгляд. - Со своей стороны отмечу, что вы - весьма к нему благосклонны, хотя я не понимаю, чем вызвано такое отношение.
- Мальчик не лишен искренности, а в нынешние времена это ценное и редкое свойство характера.
Сальватор усмехнулся:
- Здесь я спорить не буду. Это свойство было ценно во все времена. Вас не сильно утомляет наш разговор? Я не хотел бы лишить вас последних сил беседами.
Она прислушалась к своим ощущениям и отрицательно покачала головой, разрешая высшему вампиру говорить дальше.
- Милая моя Аланис, мир живых - это огромная чаша полная иронии и лицемерия, в которой мы все купаемся с вечера и до утра. Когда ты убиваешь какого-нибудь крестьянина или мещанина на улицах города клыками - ты мигом объявлен чудовищем и за тобой бежит с вилами половина горожан, но если ты убиваешь с десяток таких же крестьян или мещан мечом, но на войне - тебя называют героем. - Он усмехнулся. - Это был последний раз, когда люди улыбались мне и кидали цветы.
Аланис припомнила, что на Северной войне одним из героев был Латур… Как же было его имя? Оно вертелось на языке и так и просилось быть названным. Себастьян? Севелис? Она сосредоточилась, чтобы вспомнить точно.
- Северин Латур… - Наконец протянула она задумчиво. - Это что же, были вы?
Сальватор утвердительно кивнул:
- Я стараюсь выбирать имена с первой буквой моего собственного. Симон, Себастьян, Северин. Сейчас я снова Анри-Симон, как и два века назад. Если честно, я мечтаю чтобы люди придумали побольше имен на эту букву.
- Могу подсказать еще одно. - Она фыркнула. - Сиамар.
- Ну уж нет, эльфийского имени я себе никогда не возьму, учитывая, у скольких из них я отобрал их благословенную вечную жизнь. - Губы Сальватора тронула презрительная усмешка. - Поганцы, особенно те, что с такими же белыми волосами, как у твоего мальчонки, приводили в ужас армии своими ночными вылазками перед очередным боем, но все изменилось, когда они из ночных охотников превратились в жертв.
Аланис не прерывала.
- Славные были деньки, правда и голод был тогда почти как сейчас, но утолить его было куда как проще. Кто будет внимательно осматривать тела на войне, да еще и накануне боя? Никто, что люди, что эльфы хоронили тогда своих павших наспех. Да что там говорить… - Взгляд его устремился сквозь толщу веков, обращенный к напоенным кровью и жестокостью временам. - Тогда не заметили пропажи целой деревни на двадцать домов. Списали на очередное нападение aer'talanna. Помню, когда мы в первый раз…
Договорить ему не дали - раздался стук в дверь и на пороге появился Феликс. Он справился о самочувствии Аланис и сказал:
- Боюсь, баронесса не пережила этого дня. Лежит там внизу мертвая. Что будем с ней делать?
Сальватор, все продумавший заранее, тут же отозвался:
- Сожжем в большой печи, не думаю, что стоит ее отсюда куда-то увозить. Пусть все так и думают, что она пропала.
Феликс кивнул и собирался было выйти, но был остановлен Аланис.
- Стой. - Она с мрачным лицом сделала над собой чудовищное усилие и стала подниматься на постели. Злобная радость придала ей сил и она, хватаясь за резной столбик кровати попыталась встать.
- Прочь! - Архея схватилась за голову и пятясь, споткнулась. - Я все еще глава Северного Совета Теней! Ты не отнимешь у меня это место!
- Я уже отняла, Архея. Ты не выйдешь отсюда живой.
Мальчики из камер вышли и стали медленно подходить к Архее, они кружили вокруг нее молча, а голос Аланис все нашептывал ей ужасные вещи.
- Про-о-о-очь!!! - Старуха взвыла и кольцо пламени, окружавшее ее взорвалось с оглушительным грохотом.
Аланис отшвырнуло в одну из камер и она потеряла сознание. Видения исчезли, более не питаемые волей молодой чернокнижницы, а Архея очнулась от забытья и обнаружила себя в луже крови. Гниющая, кровоточащая нога отказывалась повиноваться и старуха, оскалившись, поползла к Аланис.
По дороге она подобрала оброненный той кинжал.
Она загодя начала читать ритуальную молитву, собираясь принести Аланис в жертву Нергалу, и поглотить ее последние предсмертные стоны. Этого должно хватить, чтобы снять проклятие гниения и заживить ногу. А затем она выйдет отсюда и перебьет всех этих упырей, что прикрывают безумную девку…
Аланис будто выдернули из черного ничего и она услышала совсем рядом злобный голос Археи, читающей молитву. Она вспомнила, где она, и клокочущая ярость снова захлестнула ее. Она резко открыла глаза, схватила старуху за руку и вырвала кинжал. Она, повалила ее на спину и впилась в нее взглядом.
Впервые в жизни Архее стало действительно страшно: глаза молодой чернокнижницы превратились в темные зеленые колодцы, в которых плескалась бездна. Они источали такую чистую ненависть и мертвенный холод, каких Архея ни у кого не встречала. Старуха попыталась закрыть разум, но Аланис снова прорвалась и стала уничтожать ее счастливые воспоминания, одно за другим, будто сжигая черным огнем, разрывая их на кусочки. В конце концов остались лишь лица умерщвленных ей сирот, призрачный шепот в голове и торжествующе улыбающееся лицо Аланис.
Архея прошелестела, теряя последние силы:
- Я пыталась сделать тебя сильной…
Старуха открыла рот, пытаясь еще что-то сказать, сотворить заклинание, но Аланис схватила ее за язык, взяла кинжал и отрезала его.
- Спасибо, я стала сильной и без твоей помощи, тварь.
Она тяжело поднялась, швырнула язык старухе, мычащей и безумно вращающей глазами, в руки, прошла несколько метров ко входу и упала без сознания снова, вымотанная схваткой.
Сальватор и Феликс стояли у входа в подземелье и тревожно вслушивались. Голоса чернокнижниц за дверью давно смолкли, звуки боя тоже. Теперь до их ушей доносилось лишь какое-то странное мычание. Сальватор подождал около десяти минут, а затем открыл замок и мысленно приказал Феликсу зайти и осмотреться. Тот кивнул и ушел в невидимость, чтобы проверить, чем все закончилось, с наименьшими рисками.
Он проскользнул в подземелье и дверь снова закрылась за его спиной. Он осторожно прокрался в зал и увидел Аланис почти на середине, лежащую лицом вниз. Он не видел Архею, но слышал странные звуки, доносящиеся из одной из камер, и потому осторожно обошел Аланис и заглянул туда.
Там он обнаружил старуху со взглядом загнанного зверя, мычащую что-то нечленораздельное. На ее подбородке и шее была кровь, а на коленях лежало что-то подозрительно похожее на язык.
Как только Феликс осознал, что Архея не опасна, то вышел из невидимости и бросился к Аланис. Он подхватил ее на руки, принес ее к двери и крикнул:
- Открывайте, старуха, кажется, проиграла.
Сальватор быстро открыл дверь, посмотрел на бесчувственную Аланис в руках Феликса и пропустил его со словами:
- Неси ее ко мне.
Тот побежал было, но Сальватор его остановил:
- Стой, почему ты сказал “кажется”?
- Старуха жива, но теперь она совсем-совсем не здорова. Думаю, ее можно запереть в той же камере, в которой она сейчас сидит. Языка у нее нет, так что колдовать она точно не сможет.
Феликс развернулся и побежал наверх, а Сальватор усмехнулся и пошел в зал, звеня ключами. Он запер дверь камеры Археи, подобрал посох Аланис и кинжал, и поднялся к себе.
Открыв двери кабинета, он увидел Феликса и еще какого-то светловолосого юношу стоящего на коленях у дивана, где лежала Аланис, и нахмурился:
- А это еще кто?
Феликс обернулся:
- Знакомьтесь, отец: это Котиллион, сердечный друг Аланис. Я рассказывал о нем. Не смог не влезть, конечно же. - Он язвительно посмотрел на скрипача.
Сальватор нехорошо прищурился, разглядывая гостя, но ничего не сказал.
Котт встал с колен и отвесил легкий поклон:
- Прошу прощения за это вторжение, но я не мог просто сидеть и ждать. - Он указал на оружие в руке Сальватора. - Это мой кинжал. Я дал его ей.
Сальватор положил посох на стол, посмотрел на мертвенно бледную Аланис и резко приказал:
- Отойдите, оба.
Котиллион и Феликс отступили от дивана на несколько шагов, а Сальватор взял ее изувеченную руку, внимательно осмотрел и мрачно покачал головой.
Он подумал: “Очнется и будет клеймить меня на чем свет стоит.” Он поудобнее перехватил кинжал Котта и порезал себе руку. Темная кровь полилась на рану, и та стала очень быстро затягиваться. Под слоями новой плоти исчезла кость, появились мышцы и, наконец, рана затянулась тончайшей кожей. Как прежде точно не будет, останется пятно мертвецкой плоти, но лучше так, чем без руки вовсе.
Феликс ошарашенно смотрел на хозяина, а Котиллион - на быстро затягивающуюся рану и Феликса. По его лицу он понял, что происходит что-то из ряда вон выходящее.
Сальватор вытер свою руку батистовым платком. Пореза на ней уже не было. и приложил ухо к груди Аланис. Сердце билось очень медленно и он поднес к ее носу нюхательную соль.
Она несколько раз вдохнула и резко очнулась. Едва это произошло, глаза ее наполнились лихорадочным блеском, заметались в панике, и она попыталась вскочить, но высший вампир придавил ее к подушкам с нечеловеческой силой:
- Тихо, тихо, все закончилось. Дыши медленно и глубоко.
Аланис повернула голову и заметила Феликса и Котиллиона. Они с тревогой смотрели на нее, но все были живы, и она слабо улыбнулась:
- Мне больше не нужно бежать, Феликс. Больше не надо…
Феликс тепло улыбнулся ей и согласно кивнул.
- Сегодня поесть сможешь? - Спросил Сальватор.
Чернокнижница отрицательно покачала головой.
Он обернулся:
- Феликс, подай снотворное, вон там в верхнем ящике стола.
Размешав его с водой Сальватор развеселился и ласково негромко сказал на их родном языке:
- Видите, моя дорогая Лаэнис - я сдержал слово и действительно даю вам снотворное сегодня. Только вот выдавать вас уже некому.
Он присел рядом и придержал ее голову, пока она пила снадобье. Феликс хмыкнул - шутка этим вечером у них получилась превосходная. Котиллион, ничего не понимающий на ларгонском, мрачно взирал на Сальватора, сложив руки на груди. Перед ним был совсем юноша, на вид младше его, но видя, с каким уважением и страхом Феликс обращается к этому вампиру, он понимал, что это последний, с кем стоит связываться. И потому молчал.
Когда Аланис провалилась в лечебный сон, Сальватор поднялся со словами:
- Я останусь с ней до утра, потом передам ее слугам. А ты… - Он развернулся к Феликсу, но тут встрял Котт.
- Я могу побыть с ней днем.
Сальватор холодно взглянул на юношу и процедил:
- Я не знаю, чем ты руководствовался, решив явиться сюда, но жив ты до сих пор лишь только потому, что твоя смерть, подозреваю, не понравится леди Лаэнис. Как видишь, она выжила и здесь есть, кому позаботиться о ней. Можешь идти. - Сказал он с нажимом и выжидательно уставился на незваного гостя своими рубиновыми глазами.
Феликс, мгновенно почуявший угрозу, сквозящую во взгляде отца, потянул Котиллиона к выходу и тот, поджав губы, подчинился.
- Погоди. Ты забыл свою игрушку. - Сальватор взял кинжал, ловко подкинул его, поймал за лезвие и протянул полуэльфу рукоятью вперед. - Теперь ступай, и чтобы духу твоего не было в моем доме.
Юноша забрал свое оружие и вышел вместе с Феликсом из кабинета. Оказавшись в коридоре, тот остановил гостя:
- Котиллион, есть разговор, пока ты не ушел.
Тот обернулся и вопросительно посмотрел на Феликса, который недобро прищурился.
Он посмотрел на закрытую дверь кабинета и сказал:
- Скажи, не ездил ли ты куда-нибудь с театром в прошлом году?
Полукровка раздраженно бросил:
- В Эшхольм. Тебе какое дело?
- Я очень любопытный, и, кажется, теперь знаю, почему в эти полгода не было убитых девушек в городе. Поделись, сколько девочек ты прирезал по дороге? - На лице обычно улыбчивого Феликса на этот раз не было и тени улыбки или издевки.
Котиллион исподлобья мрачно смотрел на вампира:
- Я подарил им вечность. Но я и не ожидаю, что ты поймешь хоть что-нибудь в моем искусстве. - Он презрительно добавил. - Тебе бы только вино хлестать.
- Вечность? - Феликс театрально закатил глаза. - Это Сальватор подарил мне вечность двести двадцать лет назад, а их ты просто зарезал. - Он подошел вплотную к юноше и тихо добавил. - Кстати об искусстве: если с нашей леди Лаэнис случится хоть что-то, я тебе обещаю: я тебя выслежу и устрою такой перфоманс с участием твоих внутренностей, какого свет не видывал. - Он вежливо улыбнулся и показал рукой в сторону лестницы. - После вас, сударь.
Котиллион презрительно фыркнул и направился к выходу. У него не было ни сил, ни желания убеждать этого хлыща хоть в чем-нибудь, к тому же он был уверен - что бы он ни сказал, вампир, видящий в нем лишь безумного мясника, ему не поверит.
Феликс проводил гостя до выхода и вернулся обратно в кабинет на верхнем этаже. Аланис бледная, с глубокими тенями под глазами крепко спала под действием снадобья. Рука ее беспомощно свисала с дивана, и Феликс взглядом наткнулся на пятно белоснежной плоти. Он никак не мог перестать удивляться: Сальватор, насколько ему было известно, любил делиться со своими любовницами проклятием и вечностью, но вот собственной кровью и плотью - никогда. Пока мужчина разглядывал руку чернокнижницы и раздумывал над тем, кто она теперь для них всех в общем и для него в частности, Сальватор подошел к окну, глянул на улицу и нахмурился. У конюшен стоял экипаж Археи. Он обернулся:
- Феликс, пока не начало светать, позаботься об экипаже госпожи Релан. Пусть возничий думает, что она отправилась на север, пересела зачем-то в почтовую карету после того, как достигла какого-нибудь городка к северу от столицы, и уехала дальше на север.
Вампир согласно кивнул и отправился выполнять поручение.
***
Очнулась Аланис только к вечеру следующего дня. Пришедшая служанка принесла ей смену чистого белья и переодела. Слабость была слишком сильная, чтобы чернокнижница смогла сама хотя-бы сесть на постели. Кто-то перенес ее в одну из комнат на верхнем этаже и Аланис по наличию высокого трюмо, заставленного многочисленными бутылочками с духами заподозрила, что это комната раньше принадлежала Лленор.
После заката появился Сальватор с книгой в руках. Он вежливо поздоровался, подвинул кресло поближе к постели и сел рядом. Аланис покосилась на него и слабо улыбнулась:
- Похоже дежурить у моей постели у семьи Латур входит в привычку. Феликс точно так же сидел со мной рядом, пока мы ждали, не объявится ли Цветочник.
Вампир прищурился:
- Надеюсь, он не позволил себе ничего лишнего? Он часто забывается, когда речь идет о молодых женщинах.
- Нет, Феликс отнюдь не глуп и тягой к самоубийству точно не обладает. - Аланис повернула . - Позволю себе заметить, что мне кажется, что вы слишком к нему строги, Сальватор.
- Строгость хранит мою семью много веков, и Феликса всегда нужно было держать в узде. Он весьма увлекающаяся натура. - Он было опустил глаза в книгу, которую принес с собой, но вновь поднял взгляд. - Со своей стороны отмечу, что вы - весьма к нему благосклонны, хотя я не понимаю, чем вызвано такое отношение.
- Мальчик не лишен искренности, а в нынешние времена это ценное и редкое свойство характера.
Сальватор усмехнулся:
- Здесь я спорить не буду. Это свойство было ценно во все времена. Вас не сильно утомляет наш разговор? Я не хотел бы лишить вас последних сил беседами.
Она прислушалась к своим ощущениям и отрицательно покачала головой, разрешая высшему вампиру говорить дальше.
- Милая моя Аланис, мир живых - это огромная чаша полная иронии и лицемерия, в которой мы все купаемся с вечера и до утра. Когда ты убиваешь какого-нибудь крестьянина или мещанина на улицах города клыками - ты мигом объявлен чудовищем и за тобой бежит с вилами половина горожан, но если ты убиваешь с десяток таких же крестьян или мещан мечом, но на войне - тебя называют героем. - Он усмехнулся. - Это был последний раз, когда люди улыбались мне и кидали цветы.
Аланис припомнила, что на Северной войне одним из героев был Латур… Как же было его имя? Оно вертелось на языке и так и просилось быть названным. Себастьян? Севелис? Она сосредоточилась, чтобы вспомнить точно.
- Северин Латур… - Наконец протянула она задумчиво. - Это что же, были вы?
Сальватор утвердительно кивнул:
- Я стараюсь выбирать имена с первой буквой моего собственного. Симон, Себастьян, Северин. Сейчас я снова Анри-Симон, как и два века назад. Если честно, я мечтаю чтобы люди придумали побольше имен на эту букву.
- Могу подсказать еще одно. - Она фыркнула. - Сиамар.
- Ну уж нет, эльфийского имени я себе никогда не возьму, учитывая, у скольких из них я отобрал их благословенную вечную жизнь. - Губы Сальватора тронула презрительная усмешка. - Поганцы, особенно те, что с такими же белыми волосами, как у твоего мальчонки, приводили в ужас армии своими ночными вылазками перед очередным боем, но все изменилось, когда они из ночных охотников превратились в жертв.
Аланис не прерывала.
- Славные были деньки, правда и голод был тогда почти как сейчас, но утолить его было куда как проще. Кто будет внимательно осматривать тела на войне, да еще и накануне боя? Никто, что люди, что эльфы хоронили тогда своих павших наспех. Да что там говорить… - Взгляд его устремился сквозь толщу веков, обращенный к напоенным кровью и жестокостью временам. - Тогда не заметили пропажи целой деревни на двадцать домов. Списали на очередное нападение aer'talanna. Помню, когда мы в первый раз…
Договорить ему не дали - раздался стук в дверь и на пороге появился Феликс. Он справился о самочувствии Аланис и сказал:
- Боюсь, баронесса не пережила этого дня. Лежит там внизу мертвая. Что будем с ней делать?
Сальватор, все продумавший заранее, тут же отозвался:
- Сожжем в большой печи, не думаю, что стоит ее отсюда куда-то увозить. Пусть все так и думают, что она пропала.
Феликс кивнул и собирался было выйти, но был остановлен Аланис.
- Стой. - Она с мрачным лицом сделала над собой чудовищное усилие и стала подниматься на постели. Злобная радость придала ей сил и она, хватаясь за резной столбик кровати попыталась встать.
