Аланис тяжело вздохнула, закрыла глаза и поморщилась. Она совершенно забыла, что он не знает. Они никогда не говорили на эту тему. Он не спрашивал, а она не горела желанием погружать его в мир темных ритуалов и того, что дары Нергала делают с человеческим телом в процессе обучения.
- Котт… - Видя его состояние, она старалась говорить как можно мягче. - Ты помнишь, я пыталась тебя прогнать и однажды сказала, что здесь ты не найдешь ничего кроме боли и смерти?
Он напряженно кивнул.
- Потому и пыталась, что у меня не может быть детей. Каждый чернокнижник лишается этого дара Инаат, и я не исключение.
Котиллион долго молчал, а затем тихо проговорил:
- Ну и пусть. Так даже лучше. У таких как мы, наверное, и не должно быть детей. Так ты согласна?
- Когда ты собираешься покупать дом и где?
- В центральных кварталах. Феландрис только сейчас соизволил начать платить мне также, как раньше платил Фабиану, хотя я уже год как вместо него. Уверен, этот заносчивый упырь так делал исключительно из-за того, что я полукровка. Так что я смогу купить какой-нибудь небольшой домишко к новому году.
Аланис кивнула:
- Хорошо, но ты же понимаешь, мне нужно будет что-то решить с лавкой… Не хотелось бы ее оставлять. Давай, я подумаю пока, что со всем этим делать, и мы все уладим ближе к новому году?
- Ладно. - Согласился он. В голосе его слышалось разочарование и печаль - ему потребуется некоторое время, чтобы осознать то, что он узнал сегодня.
Она задула свечу, легла обратно и обняла Котта. Положила его голову себе на грудь. Юноша обвил Аланис руками и прижался. Она же, ласково гладя его по волосам, раздумывала над тем, как ему сказать, что ей не то, что дети не грозят, но и долгая жизнь, пока не услышала его размеренное дыхание.
Штормовой Утес, столица
2 августа 1227 г. от Явления Пророка
Тот вечер Аланис снова проводила в библиотеке. До завершения тома оставалось всего-ничего и она искренне радовалась. Чернокнижница копалась на полках в архиве, когда почувствовала на себе пристальный взгляд. Обернувшись, она увидела у другого стеллажа в отдалении девушку в светлом шелковом плаще, расшитом золотом и закрывающем белоснежные одеяния. В руке девицы был белый резной посох с таким навершием, украшенным горным хрусталем и серебром, какое ни с чем не спутаешь. Верховная жрица Инаат. Та внимательнейшим образом рассматривала Аланис, и в глазах ее плескалось неуемное любопытство.
Взгляд ее ярких, небесно-голубых глаз, будто раздевал и свежевал заживо. Чернокнижница потянулась к девице своим чутьем и едва не отшатнулась. Семнадцатилетняя свежая и румяная девчушка буквально смердела серой и мертвым болотом, сладким грехом и один Нергал знает чем еще. Смердела так, что к горлу подступила тошнота. Аланис застыла в недоумении, как такое юное создание могло истекать разложением и грехом так, как никто из всех ранее встреченных чернокнижницей слуг Нергала, включая Архею и Сальватора?
Тем временем девица закинула свиток, который держала в руках в ящичек, и направилась прямиком к Аланис. Всю дорогу она не сводила с женщины испытующего взгляда и, когда дошла, лучезарно улыбнулась:
- Добрый вечер, дитя мое. Что делаешь ты здесь так поздно? Скоро полночь. Время темное, принадлежащее слугам Нергаловым.
Аланис в панике оглянулась, сама не понимая, хочет она сбежать или надеется увидеть кого-нибудь еще в архиве. Но вокруг не было ни души. Только она сама и эта странная девица.
Верховная рассмеялась и смех ее прозвенел веселым колокольчиком, кошмарно диссонируя с тем, что крылось внутри:
- Отчего ты так напугана, дочь Нергала? Я вижу, что ты такое, так же ясно, как ты видишь меня. - Она втянула носом воздух, а в глазах ее заплясали лукавые искорки. - Как тебя зовут?
- Ла…Лаэнис. - Аланис вцепилась в сумку, висящую на плече.
- Ложь. Так тебя зовут те, кто ничего о тебе не знает. Я не в их числе, Аланис Астрид из Дарри. - Она склонила голову набок и добавила. - Или лучше сказать - Ланни?
- Что вам нужно, Светлейшая? - Чернокнижница скривила губы. Тварь, стоящая перед ней с первого взгляда узнала, как ее зовут. Как звал ее отец в детстве. Каким образом, черти ее дери, она могла это знать? Выбраться бы отсюда живой и разузнать, про нее все, что возможно.
Пока она оценивала свои шансы выбраться из этой переделки целой и невредимой, девица уперла одну руку в бок и оглядела Аланис с головы до ног:
- А ты, я смотрю, занятная девчушка. Мне такая пригодится. - Она оценивающе прищурилась и продолжила. - Не хочешь ли сан в церкви? Ты ведь собиралась когда-то давно стать преподобной матерью Ларгонской. Нужно будет, конечно, время от времени кое-что выполнять для меня, но это будет исключительно взаимовыгодное сотрудничество, уверяю. Научу тебя как получать такие же юные и прелестные тела, нетронутые порчей.
- Этот сан занят отцом Иоахимом. - Только и смогла выдавить из себя чернокнижница.
Верховная презрительно фыркнула:
- Он стар, немощен и бесполезен, как и все эти остальные святоши. Упадет старик на лестнице, никто и не удивится даже. Или помрет во сне. Сердце, скажем, остановится. Я придумаю что-нибудь и буду ждать от тебя весточку. Мне такая, как ты, как раз нужна.
Аланис обескураженно взирала на Верховную и ничего не могла ответить. Та уже было развернулась уходить, но остановилась. Она склонилась к уху чернокнижницы и ласково пропела:
- Кстати, получишь новое тело - сможешь даже детишек нарожать от своего полукровки. - Она выпрямилась и посмотрела на Аланис сверху вниз. Тон ее стал назидательным, а голос таким, каким она каждое воскресенье проповедовала в Обители Лучей. - Священный долг каждой женщины подарить этому миру новую жизнь, Аланис. Таков завет Инаат и мы чтим его. - Она самодовольно усмехнулась. - Я вижу, тебе нужно будет подумать над моим предложением. Ты знаешь, где меня найти. Вся империя знает.
Девица величественно осенила Аланис знаком первой добродетели и направилась к выходу.
Чернокнижница вздрогнула, когда дверь архива с грохотом захлопнулась. "Поправ четыре добродетели." Кажется Глас нашел ее сам.
Монастырь молчаливых сестер уже давно справил ежеутреннюю службу и сестры разбрелись по храмовым садам с граблями и корзинками, когда на дорожке, петляющей в тени фруктовых деревьев появилась фигура женщины в темном строгом платье. Был вторник, а в монастыре день посещений для мирских был только по субботам и матерь Евфалия, увидев посетительницу оторвалась от подстригания кустов под окнами своего кабинета и поспешила к главному входу.
- Четыре благословения вам, дочь моя. Я настоятельница этого монастыря - сестры зовут меня Евфалия. - Вежливо поздоровалась она и представилась. Она была одной из нескольких монахинь здесь, не связанных обетом молчания. - Что привело вас к нам? Вы хотите принять постриг?
Аланис отрицательно покачала головой:
- Да благословит вас Инаат, матерь Евфалия. Я пришла, чтобы навестить Верховную жрицу. Добиралась сюда четыре дня. Могу я увидеть светлейшую?
- Боюсь, это совершенно невозможно. Она приняла обет молчания, да и день для мирян наступит только через четыре дня.
- Матушка Евфалия, - Аланис ответила с нажимом, - мне крайне важно увидеть ее как можно скорее. Я пришла не ради личного - мое дело касается всей пресвятой Церкви Инаат.
Настоятельница нахмурилась и вновь покачала головой:
- Я вам верю, но даже будь это так, Светлейшая вам помочь не сможет. Годы службы Инаат легли на нее тяжким грузом, и она хворает. Она не сможет принять вас ни сегодня, ни в любой другой день. Простите, дочь моя.
Чернокнижница поджала губы и оглянулась. Несколько монахинь оторвались от своих садоводческих трудов и, отложив инструменты, с любопытством следили за их разговором. Досадно, здесь нельзя применить свои таланты.
Аланис мило улыбнулась и указала на вход в главное здание:
- В таком случае, быть может вы сами сможете мне помочь? Мне будет весьма сложно объяснить отцу Иоахиму, почему я не выполнила его поручения.
- Вы от пресвятого отца Иоахима? - Удивилась настоятельница и быстро махнула рукой, приглашая гостью внутрь. - Что же вы сразу не сказали? Отчего он не прислал весточку, что вы едете?
- Боюсь, мое дело не терпит отлагательств, матерь Евфалия.
Когда они оставили любопытные взгляды позади и оказались в кабинете настоятельницы, Аланис тронула ее за руку и посмотрела в глаза применяя видение разума. Ей было не до расшаркиваний.
- Вы сейчас же проведете меня к Светлейшей, затем запрёте дверь ее кельи и вернетесь только через час.
Настоятельница механически кивнула и отправилась в крыло сестер. Аланис поспешила за ней.
Бывшую верховную жрицу поселили отдельно от всех и в келье была она одна. Чернокнижница с первого взгляда поняла, что для работы в саду старуха была бесполезна, да и для любой другой - тоже. Она сидела на простой постели и раскачивалась, и слепо уставившись в одну точку где-то на противоположной стене. Губы ее шевелились и она время от времени принималась хихикать. Затем она кое-как успокаивалась, перебирая пальцами деревянные бусины четок.
- Она так сидит все время. Ничего сказать не может, у нее языка нет. - Сообщила мать настоятельница. - Осторожно, она впадает в истерику, если взять ее за обе руки.
Аланис поблагодарила матушку Евфалию, и та ушла закрыв дверь на ключ. Чернокнижница первое время задумчиво разглядывала Светлейшую. Она думала просто погрузиться в ее воспоминания и найти в них все о новой Верховной, но сделав это, увидела лишь мечущиеся обрывки бессвязных мыслей про ее сегодняшний обед, отрывки святого писания, к тому же она оказалась убеждена, что сейчас глубокая ночь, хотя солнечный свет заливал келью. Старуха была абсолютно безумна. Хаотичные и полубредовые образы никак не помогали. На вопросы Верховная никак не реагировала, но Аланис внезапно наткнулась на странное воспоминание, мелькнувшее лишь на мгновение.
Верховная подошла к единственному на весь монастырь зеркалу в простой деревянной раме и в нем отразилась хорошо знакомая молодая девушка, которую чернокнижница встретила в библиотеке.
Она вышла из сознания и присела на постель рядом. Это воспоминание никак не могло принадлежать старухе. Лицо Аланис вытянулось, когда она начала понимать, о чем говорила Верховная жрица Аурелия, когда говорила о свежих, нетронутых порчей телах. О таких обрядах чернокнижнице не доводилось слышать или читать, даже в отвратительном томе Крови. Нужно было выудить из старухи больше. Собравшись с духом она решилась снова погрузиться в этот хаос, но теперь - выбив ее из привычной колеи несвязного бормотания и полоумного хихиканья.
Аланис с выражением омерзения на лице встала перед Верховной и скользнула в ее изувеченный разум. Перед глазами все также метались бесконечные сумбурные обрывки воспоминаний молодого сознания, разорванного в клочья. Чернокнижница немного понаблюдала за ней и через некоторое время уверилась в своей правоте - ни один клочок не принадлежал старухе, только молодой девице. Тогда Аланис крепко схватила ее за руки и сознание девочки буквально взорвалось кошмарными образами комнаты под Обителью лучей и Аланис вскоре мрачно наблюдала как старуха Верховная, сначала заставляет ее повторить ритуальное заклинание на неизвестном языке, а затем вырезает язык.
Чернокнижница приказала старухе успокоиться, показав ей солнечные луга Долины. Та перестала завывать и затихла, перебирая четки. Аланис присела на стул у противоположной стены и стала ждать, когда вернется настоятельница Евфалия. Видения, найденные в голове этой молодой-старухи дали ответы, но породили еще больше вопросов. Язык, на котором говорила архидемоница, а Аланис уверилась в этом совершенно, был ей совершенно незнаком.
Котиллион явился около полуночи. По привычке положил скрипку на полку в гостиной, выровнял ее так, чтобы чехол встал параллельно краю полки, повесил плащ и вопросительно уставился на Аланис:
- Я получил твою записку. Ты сама никогда не просила меня прийти, что-то снова случилось?
Она поставила чайник на огонь и сказала:
- У меня не совсем обычная просьба: мне нужно, чтобы ты пробрался в покои Верховной.
Брови Котта удивленно поползли вверх:
- Чтобы я что?! Ты должна держаться подальше от всех них, и просишь, чтобы я что-то стащил у Верховной? Такое даже Полуночница не догадается поручить. - Он сел за стол.
- Не стащить. Подложить письмо. Я должна встретиться с ней. - Аланис села рядом и сжала руку юноши. - Пожалуйста. Это крайне важно. И никто кроме тебя этого не сделает.
- Нет. - Котиллион нахмурился и убрал руку. Теперь он сел, скрестив их на груди. - Зачем тебе с ней встречаться?
Она надеялась, что он не станет сопротивляться. Только не сейчас, когда на карту поставлено вообще все сущее. Аланис с досадой поморщилась:
- Приплыла я из Кар-Эвеста, как ты помнишь. - Котиллион кивнул. - Ты никогда не задумывался, зачем? Знаешь, что я делала бы не приплыви я в столицу?
Котиллион мрачно смотрел на женщину:
- Ну и что же? Дай угадаю: сидела бы в какой-нибудь очередной библиотеке?
Аланис со звоном поставила чашки на стол и нехорошо прищурилась:
- Я пила бы вина и ела дичь с серебряной посуды в имении Гаэтанна со своим мужем. Вместо этого я стою здесь, в маленькой лавке в вонючем ремесленном квартале столицы, полном сажи и грязи. Считаю монеты и роюсь пыльных, пожранных крысами летописях, в императорском архиве. И все же я здесь, Котиллион, потому что во всей империи найдется всего пара человек, которые знают, что с нами всеми станется, если ничего не предпринять.
Полукровка хмуро взглянул исподлобья:
- Повтори. Пила вина с кем?
Чернокнижница раздраженно дернула плечом:
- С моим мужем. Представь себе, я не урожденная Ан’Гленн. У меня даже нет собственной фамилии, Котт, также как, впрочем, у тебя.
Котиллион недовольно поморщился:
- Ты полна сюрпризов, Аланис без фамилии.
- Как и ты, первая скрипка. И тем не менее мне нужна твоя помощь. - Она вздохнула и села за стол. - Несколько лет я изучала все, что могла в архивах о Гласе Нергала. - Она наткнулась на непонимающий взгляд полукровки. - Это последнее записанное изречение Валарского пророка. Его еще называют несбывшимся пророчеством. Оно гласит о темных временах, таких как Год Костей или Северная война, которые никогда не закончатся и начнутся они с возвышения апостола темного бога, “что придет в зените, поправ четыре добродетели Инаат”. Теперь у меня есть все основания предполагать, что оно сбывается, а Глас уже среди нас.
Аланис замолчала ненадолго, а затем продолжила:
- Теперь ты понимаешь, зачем мне нужно поговорить об этом с Верховной? Все твои и мои миленькие убийства и Граатская чума покажутся нам детской забавой, когда Глас возвысится.
- Котт… - Видя его состояние, она старалась говорить как можно мягче. - Ты помнишь, я пыталась тебя прогнать и однажды сказала, что здесь ты не найдешь ничего кроме боли и смерти?
Он напряженно кивнул.
- Потому и пыталась, что у меня не может быть детей. Каждый чернокнижник лишается этого дара Инаат, и я не исключение.
Котиллион долго молчал, а затем тихо проговорил:
- Ну и пусть. Так даже лучше. У таких как мы, наверное, и не должно быть детей. Так ты согласна?
- Когда ты собираешься покупать дом и где?
- В центральных кварталах. Феландрис только сейчас соизволил начать платить мне также, как раньше платил Фабиану, хотя я уже год как вместо него. Уверен, этот заносчивый упырь так делал исключительно из-за того, что я полукровка. Так что я смогу купить какой-нибудь небольшой домишко к новому году.
Аланис кивнула:
- Хорошо, но ты же понимаешь, мне нужно будет что-то решить с лавкой… Не хотелось бы ее оставлять. Давай, я подумаю пока, что со всем этим делать, и мы все уладим ближе к новому году?
- Ладно. - Согласился он. В голосе его слышалось разочарование и печаль - ему потребуется некоторое время, чтобы осознать то, что он узнал сегодня.
Она задула свечу, легла обратно и обняла Котта. Положила его голову себе на грудь. Юноша обвил Аланис руками и прижался. Она же, ласково гладя его по волосам, раздумывала над тем, как ему сказать, что ей не то, что дети не грозят, но и долгая жизнь, пока не услышала его размеренное дыхание.
***
Штормовой Утес, столица
2 августа 1227 г. от Явления Пророка
Тот вечер Аланис снова проводила в библиотеке. До завершения тома оставалось всего-ничего и она искренне радовалась. Чернокнижница копалась на полках в архиве, когда почувствовала на себе пристальный взгляд. Обернувшись, она увидела у другого стеллажа в отдалении девушку в светлом шелковом плаще, расшитом золотом и закрывающем белоснежные одеяния. В руке девицы был белый резной посох с таким навершием, украшенным горным хрусталем и серебром, какое ни с чем не спутаешь. Верховная жрица Инаат. Та внимательнейшим образом рассматривала Аланис, и в глазах ее плескалось неуемное любопытство.
Взгляд ее ярких, небесно-голубых глаз, будто раздевал и свежевал заживо. Чернокнижница потянулась к девице своим чутьем и едва не отшатнулась. Семнадцатилетняя свежая и румяная девчушка буквально смердела серой и мертвым болотом, сладким грехом и один Нергал знает чем еще. Смердела так, что к горлу подступила тошнота. Аланис застыла в недоумении, как такое юное создание могло истекать разложением и грехом так, как никто из всех ранее встреченных чернокнижницей слуг Нергала, включая Архею и Сальватора?
Тем временем девица закинула свиток, который держала в руках в ящичек, и направилась прямиком к Аланис. Всю дорогу она не сводила с женщины испытующего взгляда и, когда дошла, лучезарно улыбнулась:
- Добрый вечер, дитя мое. Что делаешь ты здесь так поздно? Скоро полночь. Время темное, принадлежащее слугам Нергаловым.
Аланис в панике оглянулась, сама не понимая, хочет она сбежать или надеется увидеть кого-нибудь еще в архиве. Но вокруг не было ни души. Только она сама и эта странная девица.
Верховная рассмеялась и смех ее прозвенел веселым колокольчиком, кошмарно диссонируя с тем, что крылось внутри:
- Отчего ты так напугана, дочь Нергала? Я вижу, что ты такое, так же ясно, как ты видишь меня. - Она втянула носом воздух, а в глазах ее заплясали лукавые искорки. - Как тебя зовут?
- Ла…Лаэнис. - Аланис вцепилась в сумку, висящую на плече.
- Ложь. Так тебя зовут те, кто ничего о тебе не знает. Я не в их числе, Аланис Астрид из Дарри. - Она склонила голову набок и добавила. - Или лучше сказать - Ланни?
- Что вам нужно, Светлейшая? - Чернокнижница скривила губы. Тварь, стоящая перед ней с первого взгляда узнала, как ее зовут. Как звал ее отец в детстве. Каким образом, черти ее дери, она могла это знать? Выбраться бы отсюда живой и разузнать, про нее все, что возможно.
Пока она оценивала свои шансы выбраться из этой переделки целой и невредимой, девица уперла одну руку в бок и оглядела Аланис с головы до ног:
- А ты, я смотрю, занятная девчушка. Мне такая пригодится. - Она оценивающе прищурилась и продолжила. - Не хочешь ли сан в церкви? Ты ведь собиралась когда-то давно стать преподобной матерью Ларгонской. Нужно будет, конечно, время от времени кое-что выполнять для меня, но это будет исключительно взаимовыгодное сотрудничество, уверяю. Научу тебя как получать такие же юные и прелестные тела, нетронутые порчей.
- Этот сан занят отцом Иоахимом. - Только и смогла выдавить из себя чернокнижница.
Верховная презрительно фыркнула:
- Он стар, немощен и бесполезен, как и все эти остальные святоши. Упадет старик на лестнице, никто и не удивится даже. Или помрет во сне. Сердце, скажем, остановится. Я придумаю что-нибудь и буду ждать от тебя весточку. Мне такая, как ты, как раз нужна.
Аланис обескураженно взирала на Верховную и ничего не могла ответить. Та уже было развернулась уходить, но остановилась. Она склонилась к уху чернокнижницы и ласково пропела:
- Кстати, получишь новое тело - сможешь даже детишек нарожать от своего полукровки. - Она выпрямилась и посмотрела на Аланис сверху вниз. Тон ее стал назидательным, а голос таким, каким она каждое воскресенье проповедовала в Обители Лучей. - Священный долг каждой женщины подарить этому миру новую жизнь, Аланис. Таков завет Инаат и мы чтим его. - Она самодовольно усмехнулась. - Я вижу, тебе нужно будет подумать над моим предложением. Ты знаешь, где меня найти. Вся империя знает.
Девица величественно осенила Аланис знаком первой добродетели и направилась к выходу.
Чернокнижница вздрогнула, когда дверь архива с грохотом захлопнулась. "Поправ четыре добродетели." Кажется Глас нашел ее сам.
***
Монастырь молчаливых сестер уже давно справил ежеутреннюю службу и сестры разбрелись по храмовым садам с граблями и корзинками, когда на дорожке, петляющей в тени фруктовых деревьев появилась фигура женщины в темном строгом платье. Был вторник, а в монастыре день посещений для мирских был только по субботам и матерь Евфалия, увидев посетительницу оторвалась от подстригания кустов под окнами своего кабинета и поспешила к главному входу.
- Четыре благословения вам, дочь моя. Я настоятельница этого монастыря - сестры зовут меня Евфалия. - Вежливо поздоровалась она и представилась. Она была одной из нескольких монахинь здесь, не связанных обетом молчания. - Что привело вас к нам? Вы хотите принять постриг?
Аланис отрицательно покачала головой:
- Да благословит вас Инаат, матерь Евфалия. Я пришла, чтобы навестить Верховную жрицу. Добиралась сюда четыре дня. Могу я увидеть светлейшую?
- Боюсь, это совершенно невозможно. Она приняла обет молчания, да и день для мирян наступит только через четыре дня.
- Матушка Евфалия, - Аланис ответила с нажимом, - мне крайне важно увидеть ее как можно скорее. Я пришла не ради личного - мое дело касается всей пресвятой Церкви Инаат.
Настоятельница нахмурилась и вновь покачала головой:
- Я вам верю, но даже будь это так, Светлейшая вам помочь не сможет. Годы службы Инаат легли на нее тяжким грузом, и она хворает. Она не сможет принять вас ни сегодня, ни в любой другой день. Простите, дочь моя.
Чернокнижница поджала губы и оглянулась. Несколько монахинь оторвались от своих садоводческих трудов и, отложив инструменты, с любопытством следили за их разговором. Досадно, здесь нельзя применить свои таланты.
Аланис мило улыбнулась и указала на вход в главное здание:
- В таком случае, быть может вы сами сможете мне помочь? Мне будет весьма сложно объяснить отцу Иоахиму, почему я не выполнила его поручения.
- Вы от пресвятого отца Иоахима? - Удивилась настоятельница и быстро махнула рукой, приглашая гостью внутрь. - Что же вы сразу не сказали? Отчего он не прислал весточку, что вы едете?
- Боюсь, мое дело не терпит отлагательств, матерь Евфалия.
Когда они оставили любопытные взгляды позади и оказались в кабинете настоятельницы, Аланис тронула ее за руку и посмотрела в глаза применяя видение разума. Ей было не до расшаркиваний.
- Вы сейчас же проведете меня к Светлейшей, затем запрёте дверь ее кельи и вернетесь только через час.
Настоятельница механически кивнула и отправилась в крыло сестер. Аланис поспешила за ней.
Бывшую верховную жрицу поселили отдельно от всех и в келье была она одна. Чернокнижница с первого взгляда поняла, что для работы в саду старуха была бесполезна, да и для любой другой - тоже. Она сидела на простой постели и раскачивалась, и слепо уставившись в одну точку где-то на противоположной стене. Губы ее шевелились и она время от времени принималась хихикать. Затем она кое-как успокаивалась, перебирая пальцами деревянные бусины четок.
- Она так сидит все время. Ничего сказать не может, у нее языка нет. - Сообщила мать настоятельница. - Осторожно, она впадает в истерику, если взять ее за обе руки.
Аланис поблагодарила матушку Евфалию, и та ушла закрыв дверь на ключ. Чернокнижница первое время задумчиво разглядывала Светлейшую. Она думала просто погрузиться в ее воспоминания и найти в них все о новой Верховной, но сделав это, увидела лишь мечущиеся обрывки бессвязных мыслей про ее сегодняшний обед, отрывки святого писания, к тому же она оказалась убеждена, что сейчас глубокая ночь, хотя солнечный свет заливал келью. Старуха была абсолютно безумна. Хаотичные и полубредовые образы никак не помогали. На вопросы Верховная никак не реагировала, но Аланис внезапно наткнулась на странное воспоминание, мелькнувшее лишь на мгновение.
Верховная подошла к единственному на весь монастырь зеркалу в простой деревянной раме и в нем отразилась хорошо знакомая молодая девушка, которую чернокнижница встретила в библиотеке.
Она вышла из сознания и присела на постель рядом. Это воспоминание никак не могло принадлежать старухе. Лицо Аланис вытянулось, когда она начала понимать, о чем говорила Верховная жрица Аурелия, когда говорила о свежих, нетронутых порчей телах. О таких обрядах чернокнижнице не доводилось слышать или читать, даже в отвратительном томе Крови. Нужно было выудить из старухи больше. Собравшись с духом она решилась снова погрузиться в этот хаос, но теперь - выбив ее из привычной колеи несвязного бормотания и полоумного хихиканья.
Аланис с выражением омерзения на лице встала перед Верховной и скользнула в ее изувеченный разум. Перед глазами все также метались бесконечные сумбурные обрывки воспоминаний молодого сознания, разорванного в клочья. Чернокнижница немного понаблюдала за ней и через некоторое время уверилась в своей правоте - ни один клочок не принадлежал старухе, только молодой девице. Тогда Аланис крепко схватила ее за руки и сознание девочки буквально взорвалось кошмарными образами комнаты под Обителью лучей и Аланис вскоре мрачно наблюдала как старуха Верховная, сначала заставляет ее повторить ритуальное заклинание на неизвестном языке, а затем вырезает язык.
Чернокнижница приказала старухе успокоиться, показав ей солнечные луга Долины. Та перестала завывать и затихла, перебирая четки. Аланис присела на стул у противоположной стены и стала ждать, когда вернется настоятельница Евфалия. Видения, найденные в голове этой молодой-старухи дали ответы, но породили еще больше вопросов. Язык, на котором говорила архидемоница, а Аланис уверилась в этом совершенно, был ей совершенно незнаком.
***
Котиллион явился около полуночи. По привычке положил скрипку на полку в гостиной, выровнял ее так, чтобы чехол встал параллельно краю полки, повесил плащ и вопросительно уставился на Аланис:
- Я получил твою записку. Ты сама никогда не просила меня прийти, что-то снова случилось?
Она поставила чайник на огонь и сказала:
- У меня не совсем обычная просьба: мне нужно, чтобы ты пробрался в покои Верховной.
Брови Котта удивленно поползли вверх:
- Чтобы я что?! Ты должна держаться подальше от всех них, и просишь, чтобы я что-то стащил у Верховной? Такое даже Полуночница не догадается поручить. - Он сел за стол.
- Не стащить. Подложить письмо. Я должна встретиться с ней. - Аланис села рядом и сжала руку юноши. - Пожалуйста. Это крайне важно. И никто кроме тебя этого не сделает.
- Нет. - Котиллион нахмурился и убрал руку. Теперь он сел, скрестив их на груди. - Зачем тебе с ней встречаться?
Она надеялась, что он не станет сопротивляться. Только не сейчас, когда на карту поставлено вообще все сущее. Аланис с досадой поморщилась:
- Приплыла я из Кар-Эвеста, как ты помнишь. - Котиллион кивнул. - Ты никогда не задумывался, зачем? Знаешь, что я делала бы не приплыви я в столицу?
Котиллион мрачно смотрел на женщину:
- Ну и что же? Дай угадаю: сидела бы в какой-нибудь очередной библиотеке?
Аланис со звоном поставила чашки на стол и нехорошо прищурилась:
- Я пила бы вина и ела дичь с серебряной посуды в имении Гаэтанна со своим мужем. Вместо этого я стою здесь, в маленькой лавке в вонючем ремесленном квартале столицы, полном сажи и грязи. Считаю монеты и роюсь пыльных, пожранных крысами летописях, в императорском архиве. И все же я здесь, Котиллион, потому что во всей империи найдется всего пара человек, которые знают, что с нами всеми станется, если ничего не предпринять.
Полукровка хмуро взглянул исподлобья:
- Повтори. Пила вина с кем?
Чернокнижница раздраженно дернула плечом:
- С моим мужем. Представь себе, я не урожденная Ан’Гленн. У меня даже нет собственной фамилии, Котт, также как, впрочем, у тебя.
Котиллион недовольно поморщился:
- Ты полна сюрпризов, Аланис без фамилии.
- Как и ты, первая скрипка. И тем не менее мне нужна твоя помощь. - Она вздохнула и села за стол. - Несколько лет я изучала все, что могла в архивах о Гласе Нергала. - Она наткнулась на непонимающий взгляд полукровки. - Это последнее записанное изречение Валарского пророка. Его еще называют несбывшимся пророчеством. Оно гласит о темных временах, таких как Год Костей или Северная война, которые никогда не закончатся и начнутся они с возвышения апостола темного бога, “что придет в зените, поправ четыре добродетели Инаат”. Теперь у меня есть все основания предполагать, что оно сбывается, а Глас уже среди нас.
Аланис замолчала ненадолго, а затем продолжила:
- Теперь ты понимаешь, зачем мне нужно поговорить об этом с Верховной? Все твои и мои миленькие убийства и Граатская чума покажутся нам детской забавой, когда Глас возвысится.
