Этому телу он все равно больше не понадобится. Все, чем старухе теперь предстоит заниматься в монастыре Молчаливой Рощи - пускать слюни, пока не помрет.
Эта Аурелия оказалась слабачкой и выдержала всего две минуты ментальных пыток, в которых Верховная Жрица была мастерицей редкого таланта, а затем сломалась и сошла с ума. Тзар К’Хиви раньше попадались послушницы и посильнее духом, одна даже продержалась целый час. С тех пор владычица душ выбирала себе исключительно девиц с гнильцой. Амбициозных, глуповатых, но неизменно здоровых и красивых. С такими было куда меньше возни и проблем.
К началу августа Аланис совсем поправилась и вновь начала посещать библиотеку. В один из таких вечеров, сидя над летописями и томом Григора, она вспомнила об обещании, данном ей Сальватором. Он обещал подумать над ее просьбой погрузиться в его воспоминания. Если она добавит в том отметки о его голоде, то это будет еще одним подтверждением теории Маятника, а их, как известно, много быть не может. Впрочем, она уже была почти уверена, что именно ей предстоит увидеть в его воспоминаниях. Пока она восстанавливалась после болезни, у нее была масса времени обдумать ее поединок со старухой Релан. Если ее силы настолько выросли за последний год, значит апостол уже поднимает голову. Он уже где-то рядом.
Аланис оглядела пустую библиотеку и закатала рукав. Сдвинутый край ткани обнажил бледное пятно. Что-то ей подсказывало, что после всего, что произошло, Сальватор не откажет.
Выйдя из ворот библиотеки, чернокнижница увидела знакомую фигуру со светлой шевелюрой и направилась прямо к ней.
- Ты снова начал за мной следить?
- Нет, просто ты сказала, что будешь здесь сегодня и я решил подождать. Ты каждый раз выходишь около полуночи и идешь домой. - Котиллион улыбнулся и подставил локоть. - Пойдем, я зверски голоден сегодня.
- Прости, но сегодня я не сразу пойду домой. Если хочешь, вот, держи. - Она достала из потайного кармана платья ключ. - Только дождись меня, пожалуйста, я не умею залезать в окна, как ты.
Юноша помрачнел:
- Снова идешь к этому блондину?
- Во-первых, его зовут Феликс. Во вторых, нет, не к нему. Обычно я беседую с Сальватором.
- Ясно. - Коротко бросил Котиллион и взял ключ. Но на лице полукровки было написано все, что он думает и о Феликсе, и о Сальваторе, и о том, кто они на самом деле. И в особенности - где им следовало бы быть.
- Сегодня я ненадолго, не переживай так. - Аланис улыбнулась, заметив негодование на лице юноши, поцеловала его и, развернувшись, поспешила в сторону центральных кварталов.
Котиллион поджал губы и с досадой вздохнул, глядя ей вслед. Снова эта ненормальная семейка вмешивалась в его планы. Сегодня он ждал целый час у библиотеки не просто так - хотел поговорить с Аланис. Он задумчиво посмотрел на ключ в своей руке. С другой стороны у него есть время подготовиться к ее приходу.
Чернокнижница дошла до дома Латур и вскоре в сопровождении крайне сонной служанки поднялась на третий этаж, уже ставший почти родным. Сальватор, увидев ее в такой час, нахмурился и отпустил служанку дальше спать.
- Добрый вечер, Аланис, только не говорите, что у нас что-то снова произошло. - Он посторонился, впуская ее в кабинет.
Аланис рассмеялась в ответ:
- Нет, Сальватор, на этот раз все в порядке. Я пришла напомнить о нашем давнем уговоре. - Она устремила на него испытующий взгляд. - Вы же не думали, что я забыла?
Вампир отрицательно покачал головой:
- Напротив. Я знал, что рано или поздно вы придете за этим. Можно даже сказать, что я ждал. - Он улыбнулся. - Как я могу вам отказать?
Чернокнижница оживилась и подошла к столу, извлекая свой драгоценный фолиант из сумки:
- Могу я занять здесь немного места?
- Прошу! - Сальватор быстро убрал свои документы и учетные книги. Глаза его загорелись любопытством - ранее ему не доводилось видеть настоящих черных книг.
Женщина открыла фолиант и заскользила пальцами по строкам, содержащим разные года:
- Вот, мне нужны эти. - Она выписала на клочок бумаги все развороты маятника и показала Сальватору. - И год явления Валарского пророка, разумеется. Такое обойти вниманием будет просто кощунством.
Вампир внимательно смотрел на листок несколько мгновений, запоминая, а затем вышел в центр комнаты и сообщил, что готов. Аланис подошла к Сальватору взяла его холодное бледное лицо в свои ладони и посмотрела в глаза. Как же она ошибалась, думая, что знает, что ее ждет.
Погружение в разум старой леди Маргарет было сродни легкой прогулке по осеннему лесу, в котором ветер гоняет опавшие воспоминания, словно листья. Погружаясь же в яркие рубиновые глаза высшего вампира она ощутила будто погружается в ледяной океан, полный темных вод. Она стремительно стала опускаться на дно, окружённая тенями, образами давно минувших ночей, бесчисленными лицами его жертв. Она тонула и тонула, пока он не подхватил ее. Как неспешное течение он повлек ее к сначала недавним воспоминаниям. Она ощутила его свежий, все нарастающий голод последних лет. Сильный, жгущий изнутри раскаленным железом. Увидела, как он раз за разом отправляет Феликса, чтобы найти новых пленников.
Затем он увлек ее к воспоминаниям восьмивековой давности. Она плыла, ведомая высшим сквозь полузабытые ночи и неясные голодные тени, пока не оказалась в центре горящей деревни, почти обезумевшая от голода, она посмотрела на свои белоснежные руки. Несколько мгновений в какофонии из криков людей и вот они, эти руки, уже в крови, а голод уступил место ликованию. На губах остался восхитительный вкус свежей крови. Сколько людей погибло в ту ночь Сальватор не знал, не считал и не хотел знать. Он хотел унять свою голодную агонию. В северной войне, в которой он участвовал, сгорели сотни деревень, и никто не стал разбираться, что случилось еще с одной.
Деревня канула во тьму, ей на смену пришла тоскливая зима в каком-то мрачном замке. Аланис увидела глазами Сальватора другого вампира, который сообщает ему о возвышении Короля Костей, и почувствовала снова это терзающее чувство голода. Она чувствовала как оно росло, подтачивая разум, притупляя врожденное чувство осторожности, грозясь вырваться из-под контроля и перейти в резню. Тогда он смог удержаться, и ее не случилось. Тогда он впервые оборудовал подземелья для пленников.
Зимний замок исчез и Аланис оказалась в просторном, хорошо освещенном зале другого замка. Летнего, сложенного из светлого камня. На возвышении сидел какой-то лорд и другая знать. За длинными столами ниже солонки сидели гости, среди которых был Сальватор. Тогда он еще не заработал ни своего состояния, ни титула. Какой-то человек рядом рассказывал свежие сплетни, но ему никто не верил. Не верил и Сальватор, он лишь язвительно фыркал в свою кружку, списывая все на пьяные небылицы. В портовой таверне, вон, постоянно рассказывали про сирен, да только их не существует. Но рассказчик не отступал и рассказывал о настоящем чуде воскрешения так, будто сам его видел. Голод в этот год почти сошел на нет, и Сальватору хватало всего один раз в месяц подкараулить какого-нибудь бедолагу.
Длинные столы и рассказчик исчезли, и Аланис продолжила свое медленное погружение в темные воды сознания Сальватора. Он больше не влёк ее за собой, его разум наполнился сомнениями. Наконец он решился, и направил ее в самые темные глубины. И вот она опустилась на самое дно, непроглядно черное, пронизанное болью. Глубоко похороненной, но оставшейся в веках.
Перед ее глазами встал горящий ночной городишко. Ею завладели ужас и непонимание. Вокруг гибли знакомые люди от рук дюжины вампиров. Юноша выждал, как ему казалось, подходящий момент и побежал к воротам, но был схвачен одним из этих чудовищ. Худой с виду мужчина, весь в окровавленных одеждах затащил его за амбар. Легко, как травинку, швырнул в кучу соломы и впился горящим огненным взглядом в его глаза, в одно мгновение подавив всякое желание бежать. Сальватору оставалось только с леденящим ужасом в сердце наблюдать, как вампир выпивает всю его кровь, а затем, по какой-то своей непонятной прихоти, обращает его в себе подобного. Затем тот ушел охотиться на оставшихся горожан дальше, бросив мальчишку перерождаться.
Несколько дней промчалось перед взором Аланис и вот Сальватор, на коленях в ярости воет нечеловеческим голосом над телами своей большой семьи. Отца, матери, младших братьев и сестер. Не выжил никто. Он вынес их во двор, под большое дерево, под которым он часто сидел с книгой или играл с самыми маленькими: трехлетним братом и пятилетней сестрой. Он был старшим и привык приглядывать за всеми, а теперь в одночасье остался один. По щекам Аланис побежали слезы, а сердце могло бы разорваться на тысячу частей, если бы еще билось. Она вместе с ним, его руками, копала общую могилу, вместе с ним вырывала черное сердце из груди того, кто все это сделал. Его глазами смотрела, как осыпается белесым прахом первородный вампир. Сальватор так и не узнал его имени, да и зачем. Ярость улеглась, но тоска осталась.
Течение повлекло ее назад, к настоящему, сквозь толщу мрачных вод, пронизанных этой тоской. Очнувшись, она обнаружила себя в объятиях Сальватора. По ее лицу бежали слезы.
Высший вампир осторожно отпустил ее и усадил на диван. Он, слабо улыбнувшись, сел рядом, вытер ее слезы своими холодными пальцами и сказал:
- Я не тревожил их почти двенадцать веков. Думал, что если похоронить даже память, то станет легче. Как вы теперь знаете - не стало. Наверное это тоже часть моего проклятья.
Аланис взяла его руки в свои и смотрела в глаза, не зная что ответить. Наконец она тихо сказала:
- А я думала, что мои слезы закончились в год, когда орден сжег моего отца. В тот год я осталась совсем одна, у меня не было матери, а затем не осталось никого. - Она снова замолчала.
Сальватор улыбнулся и обнял ее. Он поцеловал ее в лоб и прошептал:
- Вы - моя семья, а я - ваша. Вы теперь плоть от плоти моей и в ваших жилах течет капля моей крови, и, видят боги, я этому несказанно рад.
Аланис закрыла глаза и обняла его в ответ. Теперь ей стало понятно многое. И почему он так дорожит своей семьей и почему возился с совсем еще маленькой Маргарет.
- Арронкаль? - Догадалась она. Небольшой город между Ситарикой и Ларгонской долиной, разрушенный стаей вампиров почти полторы тысячи лет назад. Ныне он стал призраком на страницах летописей. Тем удивительней, что его последний житель сидел перед ней.
Сальватор утвердительно кивнул:
- Я был единственным… - Он усмехнулся. - Выжившим. Если меня так вообще можно назвать. Я надеюсь и вы откроетесь мне. Не сегодня, конечно. На сегодня достаточно печалей.
- Я как-то давным-давно обещала рассказать вам про ваше проклятье. Хотите знать?
- Разумеется.
- Что ж, тогда слушайте. Миры живых и мертвых разделяет река крови. Крови умирающих. Чем больше смертей, тем полноводнее эта река. Перейдешь ее и больше не возвратишься, только если на то не будет воли Нергала. Проклятие первородных вампиров переносит и оставляет часть души в мире мертвых и с этого момента такой человек, добровольно отдавшийся тьме, ничего другого не жаждет, кроме крови. Он вынужден питаться ей, чтобы продлять свое существование в мире живых.
Взамен он получает дары Нергала - подобие вечной жизни, способность видеть разум. Но утрачивает дары Инаат - вампир не способен породить дитя, не способен выйти под взор Инаат, под солнечные лучи, не способен перейти реку или ступить в море. Но, видимо в насмешку над богиней - вампир все же способен сотворить себе подобных. Впрочем вы и сами знаете, какие дары у вас есть.
Теоретически вампир может прожить до самого конца времен. В пророчестве говорится: “Благословенные и проклятые, живые иль мертвые, будет путь ваш окончен. Внемлите, ибо не будет вечности никому.” Если я не преуспею в моем маленьком предприятии, и ваша вечность и ваших детей закончится очень скоро.
- Тогда мы поможем всем, что вы от нас попросите.
- Я запомню ваши слова, Сальватор.
- Твои. Твои слова, Аланис. - Он улыбнулся. - В семье только дети обращаются ко мне на вы. Но ты теперь гораздо большее.
- Хорошо, я запомню твои слова, Сальватор и однажды приду за помощью. А теперь, - она глянула на часы, была полночь, и поднялась, - мне пора. Меня ждут дома.
Вампир улыбнулся:
- Этот мальчик? Зачем ты с ним возишься? Он же пытался тебя убить, если не ошибаюсь. Я и сам бы отправил его на тот свет, но Феликс рассказал, что ты к нему привязалась, и я не стал его трогать.
Аланис с улыбкой покачала головой в ответ:
- Говорят, женское сердце - вещь непостижимая. Но, думаю, ты поймешь, зачем, когда я решу открыться. Доброй ночи.
- Доброй ночи, сердце мое. Феликс тебя проводит - по улицам кто только не разгуливает, даже если Цветочник сидит у тебя дома. - Он едва заметно усмехнулся.
От помощи Феликса она отказалась. Ночь была лунная, и Аланис всю дорогу размышляла над увиденными образами давно минувших дней. Ее теория подтвердилась, и это тревожило ее все больше. Еще одно подтверждение получено ей, а Гласа все нет.
Дойдя до дверей собственного дома, женщина постучалась, и дверь вскоре открылась. Котиллион впустил ее и отдал ключ. Выглядел он уставшим. По дому плыл запах роз, а Аланис заметила на кухонном столе в глиняном кувшине цветы.
- Серьёзно? Лазурные? - Она рассмеялась. - Надеюсь ты снова не собираешься меня убивать?
- Нет конечно, но видишь, они тебя повеселили. - Он взял у нее сумку и отнес наверх, затем позвал ее к столу.
- Ты не поужинал? - Аланис прищурилась, разглядывая юношу. - Ты же сказал, что голоден.
- Решил тебя дождаться. - Пожал он плечами и пошел доставать тарелки.
Аланис внимательно посмотрела на него и подняла одну бровь. У него на лице было написано, что розы тут не просто так. И ужин и все, что будет после. Но, вопреки ее ожиданиям, он не заговорил на интересующую его тему ни за ужином, ни после. Несмотря на долгий и трудный день, Котиллион не торопился засыпать. Он ворочался и вздыхал, и к середине ночи Аланис это надоело.
Она тронула его за плечо и спросила:
- Что с тобой сегодня?
Он тяжело вздохнул и сел на кровати, привалившись спиной к изголовью.
- Я хотел поговорить кое о чем.
Тут настала очередь вздыхать Аланис. У нее был сложный вечер, и он плавно перешел в такую же ночь. Она села и зажгла свечу.
- Так говори. Что ты хотел сказать? - Обернулась она, не ожидая ничего хорошего.
Котиллион немного помолчал, а затем признался:
- Я скоро буду покупать дом и хочу, чтобы мы жили там вместе. - Он замялся ненадолго, собираясь с духом. Он снова старательно отводил глаза, но, набравшись смелости повернулся к Аланис и продолжил. - Я же прихожу сюда уже почти два месяца и… Такими темпами у нас рано или поздно появятся дети. И будет лучше, если мы будем жить вместе. - Он совсем разволновался и сжал ее руку. - Скажи, ты еще не… Не беременна?
Эта Аурелия оказалась слабачкой и выдержала всего две минуты ментальных пыток, в которых Верховная Жрица была мастерицей редкого таланта, а затем сломалась и сошла с ума. Тзар К’Хиви раньше попадались послушницы и посильнее духом, одна даже продержалась целый час. С тех пор владычица душ выбирала себе исключительно девиц с гнильцой. Амбициозных, глуповатых, но неизменно здоровых и красивых. С такими было куда меньше возни и проблем.
***
К началу августа Аланис совсем поправилась и вновь начала посещать библиотеку. В один из таких вечеров, сидя над летописями и томом Григора, она вспомнила об обещании, данном ей Сальватором. Он обещал подумать над ее просьбой погрузиться в его воспоминания. Если она добавит в том отметки о его голоде, то это будет еще одним подтверждением теории Маятника, а их, как известно, много быть не может. Впрочем, она уже была почти уверена, что именно ей предстоит увидеть в его воспоминаниях. Пока она восстанавливалась после болезни, у нее была масса времени обдумать ее поединок со старухой Релан. Если ее силы настолько выросли за последний год, значит апостол уже поднимает голову. Он уже где-то рядом.
Аланис оглядела пустую библиотеку и закатала рукав. Сдвинутый край ткани обнажил бледное пятно. Что-то ей подсказывало, что после всего, что произошло, Сальватор не откажет.
Выйдя из ворот библиотеки, чернокнижница увидела знакомую фигуру со светлой шевелюрой и направилась прямо к ней.
- Ты снова начал за мной следить?
- Нет, просто ты сказала, что будешь здесь сегодня и я решил подождать. Ты каждый раз выходишь около полуночи и идешь домой. - Котиллион улыбнулся и подставил локоть. - Пойдем, я зверски голоден сегодня.
- Прости, но сегодня я не сразу пойду домой. Если хочешь, вот, держи. - Она достала из потайного кармана платья ключ. - Только дождись меня, пожалуйста, я не умею залезать в окна, как ты.
Юноша помрачнел:
- Снова идешь к этому блондину?
- Во-первых, его зовут Феликс. Во вторых, нет, не к нему. Обычно я беседую с Сальватором.
- Ясно. - Коротко бросил Котиллион и взял ключ. Но на лице полукровки было написано все, что он думает и о Феликсе, и о Сальваторе, и о том, кто они на самом деле. И в особенности - где им следовало бы быть.
- Сегодня я ненадолго, не переживай так. - Аланис улыбнулась, заметив негодование на лице юноши, поцеловала его и, развернувшись, поспешила в сторону центральных кварталов.
Котиллион поджал губы и с досадой вздохнул, глядя ей вслед. Снова эта ненормальная семейка вмешивалась в его планы. Сегодня он ждал целый час у библиотеки не просто так - хотел поговорить с Аланис. Он задумчиво посмотрел на ключ в своей руке. С другой стороны у него есть время подготовиться к ее приходу.
Чернокнижница дошла до дома Латур и вскоре в сопровождении крайне сонной служанки поднялась на третий этаж, уже ставший почти родным. Сальватор, увидев ее в такой час, нахмурился и отпустил служанку дальше спать.
- Добрый вечер, Аланис, только не говорите, что у нас что-то снова произошло. - Он посторонился, впуская ее в кабинет.
Аланис рассмеялась в ответ:
- Нет, Сальватор, на этот раз все в порядке. Я пришла напомнить о нашем давнем уговоре. - Она устремила на него испытующий взгляд. - Вы же не думали, что я забыла?
Вампир отрицательно покачал головой:
- Напротив. Я знал, что рано или поздно вы придете за этим. Можно даже сказать, что я ждал. - Он улыбнулся. - Как я могу вам отказать?
Чернокнижница оживилась и подошла к столу, извлекая свой драгоценный фолиант из сумки:
- Могу я занять здесь немного места?
- Прошу! - Сальватор быстро убрал свои документы и учетные книги. Глаза его загорелись любопытством - ранее ему не доводилось видеть настоящих черных книг.
Женщина открыла фолиант и заскользила пальцами по строкам, содержащим разные года:
- Вот, мне нужны эти. - Она выписала на клочок бумаги все развороты маятника и показала Сальватору. - И год явления Валарского пророка, разумеется. Такое обойти вниманием будет просто кощунством.
Вампир внимательно смотрел на листок несколько мгновений, запоминая, а затем вышел в центр комнаты и сообщил, что готов. Аланис подошла к Сальватору взяла его холодное бледное лицо в свои ладони и посмотрела в глаза. Как же она ошибалась, думая, что знает, что ее ждет.
Погружение в разум старой леди Маргарет было сродни легкой прогулке по осеннему лесу, в котором ветер гоняет опавшие воспоминания, словно листья. Погружаясь же в яркие рубиновые глаза высшего вампира она ощутила будто погружается в ледяной океан, полный темных вод. Она стремительно стала опускаться на дно, окружённая тенями, образами давно минувших ночей, бесчисленными лицами его жертв. Она тонула и тонула, пока он не подхватил ее. Как неспешное течение он повлек ее к сначала недавним воспоминаниям. Она ощутила его свежий, все нарастающий голод последних лет. Сильный, жгущий изнутри раскаленным железом. Увидела, как он раз за разом отправляет Феликса, чтобы найти новых пленников.
Затем он увлек ее к воспоминаниям восьмивековой давности. Она плыла, ведомая высшим сквозь полузабытые ночи и неясные голодные тени, пока не оказалась в центре горящей деревни, почти обезумевшая от голода, она посмотрела на свои белоснежные руки. Несколько мгновений в какофонии из криков людей и вот они, эти руки, уже в крови, а голод уступил место ликованию. На губах остался восхитительный вкус свежей крови. Сколько людей погибло в ту ночь Сальватор не знал, не считал и не хотел знать. Он хотел унять свою голодную агонию. В северной войне, в которой он участвовал, сгорели сотни деревень, и никто не стал разбираться, что случилось еще с одной.
Деревня канула во тьму, ей на смену пришла тоскливая зима в каком-то мрачном замке. Аланис увидела глазами Сальватора другого вампира, который сообщает ему о возвышении Короля Костей, и почувствовала снова это терзающее чувство голода. Она чувствовала как оно росло, подтачивая разум, притупляя врожденное чувство осторожности, грозясь вырваться из-под контроля и перейти в резню. Тогда он смог удержаться, и ее не случилось. Тогда он впервые оборудовал подземелья для пленников.
Зимний замок исчез и Аланис оказалась в просторном, хорошо освещенном зале другого замка. Летнего, сложенного из светлого камня. На возвышении сидел какой-то лорд и другая знать. За длинными столами ниже солонки сидели гости, среди которых был Сальватор. Тогда он еще не заработал ни своего состояния, ни титула. Какой-то человек рядом рассказывал свежие сплетни, но ему никто не верил. Не верил и Сальватор, он лишь язвительно фыркал в свою кружку, списывая все на пьяные небылицы. В портовой таверне, вон, постоянно рассказывали про сирен, да только их не существует. Но рассказчик не отступал и рассказывал о настоящем чуде воскрешения так, будто сам его видел. Голод в этот год почти сошел на нет, и Сальватору хватало всего один раз в месяц подкараулить какого-нибудь бедолагу.
Длинные столы и рассказчик исчезли, и Аланис продолжила свое медленное погружение в темные воды сознания Сальватора. Он больше не влёк ее за собой, его разум наполнился сомнениями. Наконец он решился, и направил ее в самые темные глубины. И вот она опустилась на самое дно, непроглядно черное, пронизанное болью. Глубоко похороненной, но оставшейся в веках.
Перед ее глазами встал горящий ночной городишко. Ею завладели ужас и непонимание. Вокруг гибли знакомые люди от рук дюжины вампиров. Юноша выждал, как ему казалось, подходящий момент и побежал к воротам, но был схвачен одним из этих чудовищ. Худой с виду мужчина, весь в окровавленных одеждах затащил его за амбар. Легко, как травинку, швырнул в кучу соломы и впился горящим огненным взглядом в его глаза, в одно мгновение подавив всякое желание бежать. Сальватору оставалось только с леденящим ужасом в сердце наблюдать, как вампир выпивает всю его кровь, а затем, по какой-то своей непонятной прихоти, обращает его в себе подобного. Затем тот ушел охотиться на оставшихся горожан дальше, бросив мальчишку перерождаться.
Несколько дней промчалось перед взором Аланис и вот Сальватор, на коленях в ярости воет нечеловеческим голосом над телами своей большой семьи. Отца, матери, младших братьев и сестер. Не выжил никто. Он вынес их во двор, под большое дерево, под которым он часто сидел с книгой или играл с самыми маленькими: трехлетним братом и пятилетней сестрой. Он был старшим и привык приглядывать за всеми, а теперь в одночасье остался один. По щекам Аланис побежали слезы, а сердце могло бы разорваться на тысячу частей, если бы еще билось. Она вместе с ним, его руками, копала общую могилу, вместе с ним вырывала черное сердце из груди того, кто все это сделал. Его глазами смотрела, как осыпается белесым прахом первородный вампир. Сальватор так и не узнал его имени, да и зачем. Ярость улеглась, но тоска осталась.
Течение повлекло ее назад, к настоящему, сквозь толщу мрачных вод, пронизанных этой тоской. Очнувшись, она обнаружила себя в объятиях Сальватора. По ее лицу бежали слезы.
Высший вампир осторожно отпустил ее и усадил на диван. Он, слабо улыбнувшись, сел рядом, вытер ее слезы своими холодными пальцами и сказал:
- Я не тревожил их почти двенадцать веков. Думал, что если похоронить даже память, то станет легче. Как вы теперь знаете - не стало. Наверное это тоже часть моего проклятья.
Аланис взяла его руки в свои и смотрела в глаза, не зная что ответить. Наконец она тихо сказала:
- А я думала, что мои слезы закончились в год, когда орден сжег моего отца. В тот год я осталась совсем одна, у меня не было матери, а затем не осталось никого. - Она снова замолчала.
Сальватор улыбнулся и обнял ее. Он поцеловал ее в лоб и прошептал:
- Вы - моя семья, а я - ваша. Вы теперь плоть от плоти моей и в ваших жилах течет капля моей крови, и, видят боги, я этому несказанно рад.
Аланис закрыла глаза и обняла его в ответ. Теперь ей стало понятно многое. И почему он так дорожит своей семьей и почему возился с совсем еще маленькой Маргарет.
- Арронкаль? - Догадалась она. Небольшой город между Ситарикой и Ларгонской долиной, разрушенный стаей вампиров почти полторы тысячи лет назад. Ныне он стал призраком на страницах летописей. Тем удивительней, что его последний житель сидел перед ней.
Сальватор утвердительно кивнул:
- Я был единственным… - Он усмехнулся. - Выжившим. Если меня так вообще можно назвать. Я надеюсь и вы откроетесь мне. Не сегодня, конечно. На сегодня достаточно печалей.
- Я как-то давным-давно обещала рассказать вам про ваше проклятье. Хотите знать?
- Разумеется.
- Что ж, тогда слушайте. Миры живых и мертвых разделяет река крови. Крови умирающих. Чем больше смертей, тем полноводнее эта река. Перейдешь ее и больше не возвратишься, только если на то не будет воли Нергала. Проклятие первородных вампиров переносит и оставляет часть души в мире мертвых и с этого момента такой человек, добровольно отдавшийся тьме, ничего другого не жаждет, кроме крови. Он вынужден питаться ей, чтобы продлять свое существование в мире живых.
Взамен он получает дары Нергала - подобие вечной жизни, способность видеть разум. Но утрачивает дары Инаат - вампир не способен породить дитя, не способен выйти под взор Инаат, под солнечные лучи, не способен перейти реку или ступить в море. Но, видимо в насмешку над богиней - вампир все же способен сотворить себе подобных. Впрочем вы и сами знаете, какие дары у вас есть.
Теоретически вампир может прожить до самого конца времен. В пророчестве говорится: “Благословенные и проклятые, живые иль мертвые, будет путь ваш окончен. Внемлите, ибо не будет вечности никому.” Если я не преуспею в моем маленьком предприятии, и ваша вечность и ваших детей закончится очень скоро.
- Тогда мы поможем всем, что вы от нас попросите.
- Я запомню ваши слова, Сальватор.
- Твои. Твои слова, Аланис. - Он улыбнулся. - В семье только дети обращаются ко мне на вы. Но ты теперь гораздо большее.
- Хорошо, я запомню твои слова, Сальватор и однажды приду за помощью. А теперь, - она глянула на часы, была полночь, и поднялась, - мне пора. Меня ждут дома.
Вампир улыбнулся:
- Этот мальчик? Зачем ты с ним возишься? Он же пытался тебя убить, если не ошибаюсь. Я и сам бы отправил его на тот свет, но Феликс рассказал, что ты к нему привязалась, и я не стал его трогать.
Аланис с улыбкой покачала головой в ответ:
- Говорят, женское сердце - вещь непостижимая. Но, думаю, ты поймешь, зачем, когда я решу открыться. Доброй ночи.
- Доброй ночи, сердце мое. Феликс тебя проводит - по улицам кто только не разгуливает, даже если Цветочник сидит у тебя дома. - Он едва заметно усмехнулся.
От помощи Феликса она отказалась. Ночь была лунная, и Аланис всю дорогу размышляла над увиденными образами давно минувших дней. Ее теория подтвердилась, и это тревожило ее все больше. Еще одно подтверждение получено ей, а Гласа все нет.
Дойдя до дверей собственного дома, женщина постучалась, и дверь вскоре открылась. Котиллион впустил ее и отдал ключ. Выглядел он уставшим. По дому плыл запах роз, а Аланис заметила на кухонном столе в глиняном кувшине цветы.
- Серьёзно? Лазурные? - Она рассмеялась. - Надеюсь ты снова не собираешься меня убивать?
- Нет конечно, но видишь, они тебя повеселили. - Он взял у нее сумку и отнес наверх, затем позвал ее к столу.
- Ты не поужинал? - Аланис прищурилась, разглядывая юношу. - Ты же сказал, что голоден.
- Решил тебя дождаться. - Пожал он плечами и пошел доставать тарелки.
Аланис внимательно посмотрела на него и подняла одну бровь. У него на лице было написано, что розы тут не просто так. И ужин и все, что будет после. Но, вопреки ее ожиданиям, он не заговорил на интересующую его тему ни за ужином, ни после. Несмотря на долгий и трудный день, Котиллион не торопился засыпать. Он ворочался и вздыхал, и к середине ночи Аланис это надоело.
Она тронула его за плечо и спросила:
- Что с тобой сегодня?
Он тяжело вздохнул и сел на кровати, привалившись спиной к изголовью.
- Я хотел поговорить кое о чем.
Тут настала очередь вздыхать Аланис. У нее был сложный вечер, и он плавно перешел в такую же ночь. Она села и зажгла свечу.
- Так говори. Что ты хотел сказать? - Обернулась она, не ожидая ничего хорошего.
Котиллион немного помолчал, а затем признался:
- Я скоро буду покупать дом и хочу, чтобы мы жили там вместе. - Он замялся ненадолго, собираясь с духом. Он снова старательно отводил глаза, но, набравшись смелости повернулся к Аланис и продолжил. - Я же прихожу сюда уже почти два месяца и… Такими темпами у нас рано или поздно появятся дети. И будет лучше, если мы будем жить вместе. - Он совсем разволновался и сжал ее руку. - Скажи, ты еще не… Не беременна?
