* * *
На следующий день Ренди заманил Корделию в медотсек. Эскулап выглядел растерянным. Корделия улыбнулась.
— Вениамин Игнатьевич нашептал?
Темнокожий врач кивнул.
— Слово взял, что я экипажу только с вашего разрешения… Будто я не понимаю. Интересы пациента прежде всего. Я бы мог, конечно, сделать вид…
— Не стоит, Ренди. Ты — врач, мне от тебя скрывать нечего.
Она забралась в диагностический модуль. Прозрачная крышка скользнула вдоль корпуса. Аппарат тихо загудел, выплескивая на вирт-окна внутрителесное устройство Корделии. Вирт-изображения, соответствующие норме, помечались зеленым сигналом. Изредка выскакивал желтый. Но красным не мигнуло ни разу. Когда прозрачный купол модуля отошел, Корделия села и вопросительно взглянула на врача.
— Ну что?
Ренди что-то изучал в одном из вирт-окон. Окно было помечено зеленым, но тем не менее вызывало какой-то недоумевающий интерес.
— А вы знаете, что… — начал Ренди и осекся.
— Что? — насторожилась Корделия. — Что-то не так?
У нее забилось сердце. Вдруг… вдруг Вениамин Игнатьевич все-таки ошибся? Мартин тоже твердил об изменении гормонального фона, но все эти изменения могли быть вызваны затянувшимся стрессом.
— Что, Ренди? Говори. Говори правду.
Она выбралась из модуля и тоже попыталась заглянуть в вирт-окно.
— А вы знаете, что их… двое? Детей.
— То есть как двое?
— Конечно, это может быть ошибка, но я вижу двоих. Вот, смотрите. Один, а вот второй.
Корделия честно попыталась что-то разглядеть в черно-белых разводах.
— Я, конечно, могу ошибаться, срок очень маленький, — повторил Ренди, — но диагностику можно провести повторно. Завтра или послезавтра. Что с вами?
Корделия пошатнулась. Ренди вскочил, чтобы ее поддержать. Она несколько минут сидела совершенно неподвижно, потом спросила:
— А дети могут быть от разных отцов? Я имею в виду, вот такие дети, двойняшки.
— Бывают, но это большая редкость. Один случай на тринадцать тысяч беременностей близнецами. Вернее, не близнецами, двойней.
— О близнецах речь не идет, — прервала его Корделия. — С близнецами такое в принципе невозможно. Я спрашиваю о бихориальных детях.
— Это называется гетеропатернальная суперфекундия.
Корделия обхватила голову руками.
— О космос, еще и это!
После приземления яхты на Новую Москву пришлось пройти через испытание пресс-конференцией и допросом у прибывшего с Земли следователя. Как Рифенштали не старались, полностью замять дело им не удалось, хотя эпицентром всего скандала был назначен беглый пират Макс Уайтер. Что Корделию, собственно, вполне устраивало.
— Ты не расскажешь им правду? — спросил Мартин, когда теплым летним вечером они смотрели по головизору новости.
— Нет, Бегемотик, не расскажу.
— А почему? Это же все затеял тот… Александр. И Камилла хотела тебя убить.
— Да, хотела. А твое похищение задумал Александр. И побег Казаку тоже устроил он. Но я не изменю показаний.
— Почему? Ты позволишь им остаться безнаказанными?
Корделия помолчала. Взяла руку Мартина, погладила.
— Не волнуйся, Бегемотик. Судьба о них позаботится.
Прода от 24.07.2021, 11:45
Глава 5. Сумерки богов
Альфред Рифеншталь, глава влиятельной «Riefenstahl Financial Groupe», в которую входило не менее десятка крупных инвестиционных и планетарных банков, сидел в своем кабинете, расположенном на втором этаже стилизованного под ХХ век особняка, и читал полицейский отчет.
Этот отчёт был предоставлен ему по неофициальным каналам сразу же, как началось следствие по факту гибели его внука Александра ван дер Велле. Собственно, никаких серьезных следственных мероприятий в данном случае не предусматривалось. Смерть квалифицировали как… наступившую по естественным причинам. На застывшем старческом лице промелькнула усмешка. Это в 30-то лет? По естественным причинам может умереть он, Альфред, в свои 94 года, а тридцатилетний мужчина может умереть только по причинам неестественным. Мужчина, который находится в собственном доме и не страдает никакими внушающими опасения недугами. Да и какие теперь могут быть недуги? Со всеми этими плантациями новеньких органов, современными препаратами, нанохирургией. Мужчина в 30 лет может быть только убит.
Альфред ещё раз пробежал глазами строчку в отчете патологоанатома. «Закупорка легочной артерии. Тромб возник в результате недавнего ранения». Выглядит очень правдоподобно. При повреждении лёгочной ткани, а внук получил сквозное ранение в грудь, человеческий организм, борясь с внутренним кровотечением, перекрывает поврежденные сосуды кровяными сгустками — тромбами. Чаще всего при тяжелых травмах, когда задеты легочная или брюшная аорты, это телесная тактика не срабатывает. Человеческий организм слишком медлителен. Прежде чем к месту разрыва соберется достаточное количество тромбоцитов, чтобы слипнувшись образовать пробку, сердце уже вытолкнет в брюшную или плевральную полость более двух литров крови, что превышает безопасный донорский лимит почти вдвое. Но при ранениях более щадящих, когда задеты сосуды периферийного круга и пропускная способность далека от артериальной, организму удаётся справиться и заткнуть течь. Тромбы в местах разрывов нарастают значительные, и впоследствии, когда восстанавливается кровообращение, эти тромбы организмом утилизируются, то есть растворяются. Что происходит далеко не всегда. Часть некогда спасительных сгустков остается, прирастая к стенкам вен или артерий желеобразными гроздьями, и при скачке давления, учащение пульса, при физической нагрузке гроздья отрываются и несутся по внутренним протокам подобно глубоководной мине, чтобы застрять где-то в жизненно важном закоулке и вызвать взрыв.
Альфред всё это знал и очень ясно представлял, так как с возрастом стал обращать всё более пристальное внимание на проблемы собственного кровообращения. Он был человеком трезвомыслящим и не питал иллюзий относительно своих возможностей и возможностей современной медицины. Да, врачи в настоящее время много чего умеют. Они нашли немало обходных путей, чтобы обмануть смерть и продлить иногда совершенно никчемную жизнь, но подлинного всемогущества они так и не обрели. Законы природы им по-прежнему неподвластны. Они могут пересадить новое сердце, новые почки, но предотвратить старение мозга и одряхление тканей они не в силах. Человек стареет, стареют его сосуды, замедляется его метаболизм, кровь становится более густой и вязкой, что грозит образованием тромбом без всяких травм. Большинство сверстников Альфреда уже пережили инсульты. Пусть они и выжили, но отвратительные последствия, вроде лицевого паралича или невнятной речи, так и не сгладились окончательно. И все от того, что хватились слишком поздно, когда несчастье уже случилось.
Альфред, как человек предусмотрительный, принял первые профилактические меры еще двадцать лет назад, когда сердечный ритм впервые дал сбой, и с тех пор скрупулезно исполнял все врачебные предписания и лечебные процедуры. Перспектива обратиться в истекающий слюной неподвижный овощ мало его прельщала. Отсюда и немалая осведомленность в такой специфической сфере, как система кровообращения. Альфред всегда требовал от врачей подробного отчета в производимых ими манипуляциях. Не потому что страдал патологическим недоверием, а потому что привык во все вникать сам. Заключение судмедэксперта не вызывало у него замешательства и недоумения своими выводами и терминами. Пояснений специалиста ему не требовалось. Альфред без труда представил, почему и как умер его внук. В результате отрыва тромба произошла закупорка. Лёгочная тромбоэмболия. Это могло вызвать вопросы, если бы не ранение, причина наличия тромбов в организме здорового мужчины. Вот если бы ранения не было, тогда следователь обязан был задаться вопросом: а почему? И Альфред так же непременно поинтересовался бы, но если это следствие раны… Хотя…
Альфред перечитал заключение еще раз. Что-то при первом прочтении царапнуло. Ага, вот… Клиническая картина, предполагающая ураганную гиперкоагуляцию. То есть в крови Александра образовалось множество тромбов. И образовалось неожиданно. Почему? Такое возможно лишь при введение сильного коагулянта. Сверхдозы протамина сульфата. Но в теле Александра никаких лекарственных препаратов не обнаружено. Только остаточные молекулы антибиотиков и противовоспалительных.
Впрочем, то, что никакого яда коагулирующего действия не нашли, ещё ничего не значит. Не обнаружено яда, производимого в лабораториях Федерации. Но спецслужбы давно закупают подобные средства у центавриан, ушедших далеко вперёд на ниве синтеза всевозможных как смертельных, так и жизнетворных биосоединений. Созданная ими молекулярная комбинация, совершив назначенное ей преступное деяние, через час могла распасться на безобидные углеродные кольца, которые никак не доказали бы наличие изначальной субстанции. Александр умер в результате несчастного случая, непредсказуемой реакции организма. На что? Да мало ли на что… На укус насекомого. Предыдущие 1000 укусов благополучно нивелировались иммунной системой, а на 1001 произошел сбой. Бывает. Медицине такие случаи известны. Как известны, например, случаи самовозгорания.
Всё очень правдоподобно. Очень правдоподобно. Альфред, разумеется, не ограничился одним отчётом. В расследовании приняли участие и его специалисты из службы безопасности. Был произведен забор материала для гистологического анализа. Ничего, всё та же картина ураганной гиперкоагуляции. И никаких вразумительных объяснений.
Альфред отложил отчет. Он не верил в случайности, не верил в совпадения. Он прожил слишком долгую жизнь и хорошо изучил её устройство. Всё имеет свои причины. Даже самый показательный несчастный случай. В момент гибели Александра в доме находилась Кристина, жена его дяди Торстена. Совпадение? Это она позвонила в службу спасения, когда Александр потерял сознание. И даже делала попытки его спасти — искусственное дыхание. Но всё было напрасно, к приезду врачей Александр был уже мёртв. Когда Кристине сообщили об этом, она упала в обморок. И помощь уже оказывали ей.
Почему она там оказалась? Зачем она поехала к племяннику? Нет, не племяннику. Она же не знала, что он её племянник. Или знала? Альфред позаботился о том, чтобы о его родстве с Александром знали только трое, вернее четверо, вместе с самим Александром: он, Альфред, Памела, его мать и старый адвокат Рем Адиссон. Больше никто. Даже те репродуктологи, осуществлявшие ЭКО, были своевременно ликвидированы. Альфред слишком хорошо понимал важность прямого наследования. Он потому и прибегнул к этой хитрой комбинации. Пусть все будут уверены, что у Ингвара нет детей. Торстен тоже Рифеншталь, тоже сын Альфреда, но старик никогда не видел его своим наследником. Своим преемником, будущим правителем финансовой империи в его планах был только Ингвар, его плоть и кровь, его копия, его продолжение.
Когда произошла эта трагедия с женой и детьми Ингвара, Альфред принял версию с горничной и грабителем только формально, чтобы не раздувать скандал и не привлекать излишнего внимания. Таково было их кредо — всё решать внутри семьи, не допуская утечки конфиденциальной информации. Поэтому Альфред допустил только тайное расследование, которое и подтвердило его подозрения — жена и дети Ингвара были отравлены, и сделала это не горничная. Тогда кто? Cui prodest — говорили древние римляне. А кому выгодно? Торстену. Это первое, что приходит в голову.
Торстену тогда исполнилось 20 лет, он недавно женился и путешествовал с молодой женой по кислородным планетам. Он, конечно, завидовал Ингвару, ревновал к нему родителей, прессу, акционеров, но чтобы пойти на убийство да ещё собственных племянников. Никаких доказательств его причастности, даже самых бредовых, сомнительных, не обнаружилось. Да и самим складом своего характера Торстен никак не походил на коварного заговорщика, устраняющего конкурентов. Он был капризен, вспыльчив, безмерно избалован любящий его матерью. Зависть к успехам старшего брата, к его собранности, деловитости, работоспособности вспыхивала время от времени, но очень быстро угасала, едва лишь отец предлагал ему пожертвовать очередной вечеринкой в пользу заседания совета директоров, а перспектива изучения бухгалтерского учета и устройства фондовой биржи и вовсе внушала подлинный ужас. Нет, Торстен не мог.
Альфред отверг эту версию ещё тогда, тридцать лет назад. Врагов у него всегда было немало, и он искал среди них. Чтобы окончательно не лишиться своего прямого наследника, Альфред уговорил сына сохранить свой генетический материал на всякий случай. Необязательно трагический. Ингвар мог так и не решиться на второй брак. Но он решился. Эта его вторая попытка будто спустила со стопора невидимый механизм — ещё один нелепый, несчастный случай. И вновь никаких улик. Яхта Ингвара разбилась при посадке на Иллирию. Отказали маневровые двигатели. Вновь совершенно обоснованный правдоподобный отчет следственной бригады. Если и имела место диверсия, то весьма тонкая, высокотехнологичная, что в очередной раз наводило на мысль о тайном, равным по силе и возможностям противнике.
Альфред выдал вдову Ингвара замуж за дальнего бесперспективного родственника и уговорил её на процедуру оплодотворения in vitro, и через девять месяцев на свет появился его внук — Александр. Александр — его надежда, его будущее, его последняя привязанность. Сколько он вложил в этого мальчика… Как верил в него, как он был похож на Ингвара. Нет, не внешне. Внешне Алекс пошел в мать. В отца он пошел своей одаренностью, живостью своего ума, деловой хваткой, своим деловым чутьем, своей финансовой расторопностью. Из него в перспективе должен был сформироваться подлинный Рифеншталь, истинный наследник.
Всё-таки Альфред был прав, когда скрыл от всех происхождения Александра, оградил его от возможного покушения и дал возможность проявить себя, действовать самостоятельно, без оглядки на родственные связи. О своем происхождении Алекс узнал только после окончания университета, когда уже вошёл в правление инвестиционного фонда. Альфред обрел в нём подлинного союзника, единомышленника. Дед и внук с полуслова понимали друг друга. Объединившись, они строили грандиозные планы. Один из таких планов и весьма перспективных проектов был завязан на этом киборге.
Они обсуждали производство разумных органических машин, усовершенствованной копии человека. Дорогой эксклюзивный товар. Люди-совершенство. Только для избранных, только для самых богатых. Пример этой женщины, Корделии Трастамара, история её взаимоотношений с таким разумным киборгом служила веским аргументом в пользу, казалось бы, безумного проекта. Законсервировав «DEX-company», Корделия освободила значительную бизнес-нишу. И было бы глупо её не занять. В настоящее время киборгов ещё хватает, острого дефицита нет, а вот лет через пять, когда отслужившие своё модели начнут выходить из строя, спрос на них резко возрастет. Альфреду было известно, что мораторий на производство продлится десять лет. Именно такой срок выторговала Федерация у новой владелицы. Но через десять лет киборги вновь появятся на рынке, не могут не появиться.
