Та коротко взвизгнула и съежилась насколько смогла.
Флориан безрассудно попытался нас разнять. Я легко сбросил его с себя.
– За… зачем вы так с ней? – подал тот голос. – Она же совсем беззащитная!
В следующий момент «беззащитная» так метко плюнула мне в глаз, что я поневоле ослабил хватку. Однако я не дал ей уйти. Осмелевшая ведьма что-то злобно прошептала, и между нами в воздухе закружил знакомый зеленоватый дымок. Помня историю с Франсуа, я в страхе отскочил назад и уже было попрощался со своим обликом, как вдруг дым развеялся, не причинив мне вреда.
Права была Хедвика, когда говорила, что заколдовать вампира не так-то просто.
Ивана уставилась на меня в неподдельном изумлении.
– Давай поговорим. Я не хочу драться с женщиной, – я старался говорить в миролюбивом тоне, чтобы не провоцировать ее.
Ее мысли не дали мне ничего: я не понимаю по-чешски. Только бы она ничего не сделала Флориану, он, в отличие от меня, уязвим!
Какое-то шевеление в стороне.
Я обернулся, и тут же получил удар тумбочкой, настолько мощный, что меня отбросило к стене. Пришибленный с двух сторон, я первые секунды не соображал, в каком состоянии нахожусь. Я почти не чувствовал боли, но в голове звенел целый оркестр колоколов. В спешке ощупал лицо – вроде не разбито, и зубы все на месте… Более того, они моментально заострились.
– Вы в порядке? – прошептал Флориан.
Отличный вопрос для человека, в которого только что швырнули тяжеленную тумбочку.
Я поднял голову.
Флориан тихонько ахнул и прижался спиной к стене.
«Алые глаза! Опять они!» – беднягу парализовало от страха, но его мысли впивались в мой мозг, как нож в масло. – «Это… был… он…»
Еще один тихий вздох, и мальчик начал медленно сползать на пол.
Я было кинулся к нему, однако мной тут же овладел инстинкт охотника. За долю секунды я поймал убегающую Ивану. Она вырывалась, и от этого мне еще больше хотелось утихомирить ее, подчинить ее, чтобы она не смела сопротивляться. Желание разобраться с ведьмой мирным путем отошло на второй план. Меня уже не волновало, что я мог причинить ей боль. Ее писк больше не вызывал ни капли жалости. Я бросил Ивану на кровать и закрыл ей рот ладонью, когда она чуть было не закричала.
– Успокойся же ты, – прошипел я. Мой голос стал настолько грозным, что мне самому стало не по себе. Наверное, из уст клыкастого красноглазого вампира эти невинные слова прозвучали для девушки как: «Ты сейчас умрешь». Она сдавленно замычала и задергалась еще сильней. Ее храбрость граничила с отчаянием.
От Иваны пахло сладкими духами и немножко потом. Обнаженная шея с маленькой родинкой у ключицы была слишком соблазнительной для укуса… Не в силах совладать с голодом, я наклонился к ней. Разум упорно кричал, что я не должен этого делать, но я уже не мог поладить с собственным телом. Меня манила кровь, и это было так же естественно, как растение, неосознанно тянущееся к солнцу.
Остановить меня могло только чудо.
Чудо буквально свалилось мне на голову.
Неожиданный удар по затылку слегка отрезвил меня. Слегка, потому что в воздухе разлился аромат крови. Я обернулся и увидел Хедвику. Она стояла передо мной, замерев и чуть дыша. Она крепко сжимала в кулаке горлышко зеленой бутылки, с острых краев капала бордовая кровь.
– Upir, – злобно сказала Хедвика.
Обломок бутылки был весьма недвусмысленно нацелен мне в лицо, поэтому я решил больше не испытывать на прочность вампирский организм. Забыв про Ивану, я вскочил на стену.
Какая нелепость! Я так долго хотел встретиться с Хедвикой, а теперь готов убежать от нее на край света. Спрятаться подальше, лишь бы не умирать от стыда под ее суровым взглядом.
– Ты неправильно все поняла…
– Неужели? – тон Хедвики был таким язвительным, что я на всякий случай приготовился взлететь на потолок. – Ты напал на мою сестру, это, по-твоему, пустяк?
Ивана что-то скороговоркой сказала на родном языке и встала за спиной своей защитницы. На меня она смотрела, как на побежденного врага, и, судя по всему, ей стоило немалых усилий сдерживать торжество.
– Ты чуть не укусил ее, – Хедвика как будто воспользовалась помощью суфлера. – Чуть не убил ее! Подлец, я же тебе доверяла… Не мог немного потерпеть?!
Девушка в гневе отшвырнула зубастое горлышко бутылки. Постель и пол у кровати были усеяны разномастными осколками и пятнами крови. Я чувствовал, как что-то липкое течет мне за шиворот, и с горечью догадывался о том, что произошло. Хедвика, видимо, принесла мне крови, но ею пришлось пожертвовать.
Я отвел взгляд. Мое внимание привлек бедный Флориан, сидевший в углу, как брошенная марионетка. Его белокурая голова безвольно покоилась на груди.
Я тут же спрыгнул вниз.
– Флориан! Что с тобой? Ты слышишь меня?
Хедвика схватила меня за руку.
– Напугаешь его, и он опять в обморок хлопнется. Вид прими нормальный, – она произнесла это строго, но без прежней агрессии. – И прибраться надо, – добавила она со вздохом.
Пока ведьмы то ли бормоча заклинания, то ли переругиваясь, колдовали над комнатой, я, подобно Нарциссу, не расставался с зеркалом для бритья. Если хищные клыки пропали достаточно быстро, то глаза долго не желали становиться снова карими.
Интересно, я все еще вижу себя, потому что превращение еще не завершилось? Или это все чушь, будто вампиры не отражаются в зеркалах?
Я аккуратно провел пальцами по щеке. Кстати, когда я в последний раз брился? Ни намека на щетину…
Запах крови исчез, и радужки вдруг приобрели естественный цвет. Я услышал, как застонал Флориан.
– Где это я? – спросил он слабым, похожим на шелест ветра, голосом.
Я положил зеркало на незаметно вставшую на место тумбочку и подошел к нему.
Убедить Флориана в том, что он всего лишь потерял сознание из-за духоты и своей болезни, оказалось нетрудно. Он соглашался с нами и не пытался спорить, однако в его мыслях все же мелькали воспоминания о зеленом дыме, летающих тумбочках и светящихся красным светом глазах. Последнее было особенно для меня неприятно. Не хотелось бы, чтобы я ассоциировался у него с чудовищем. С тварью, которая совсем недавно едва не лишила его жизни ради забавы. Идею загипнотизировать его я отмел сразу – с Ренаром все тогда спонтанно вышло.
Ивана увела ничего не понимающего мальчика к Франсуа, и мы с Хедвикой наконец-то остались одни. В руках девушка мяла мешочек из грубой ткани, тот самый, что был у ее сестры. Она заглянула внутрь.
– Семена горчицы. Интересно.
– Я раньше думал, что это ты и их рассыпаешь перед дверью, чтобы я не выходил из номера. Извини, я вовсе не думаю о тебе плохо…
– Забудь. Сейчас гораздо важнее другое. Ты хочешь быть человеком?
Такой простой вопрос вызвал во мне бурю эмоций. Как бы ни было жаль расставаться со сверхъестественными способностями, я упрямо желал вернуть себе нормальную жизнь. Только возможно ли это? Не мог же Андрей скрыть что-то от меня, вряд ли ему бы понравилось, если бы я прошел через те же муки, что и он.
Не зная, что будет дальше, я уверенно сказал:
– Да.
Комната Хедвики и Иваны не могла конкурировать со спальней дочки графа де Сен-Клода в пышности и невинном легкомыслии. И все же в ней было больше настоящей, не искусственной женственности. По сути небольшое пространство было грамотно обставлено, за счет чего не возникало ощущения скученности. На подоконнике росли довольные жизнью цветы, обе кровати были застелены лоскутными пледами, явно сшитыми хозяйками. Одна стена пестрела рисунками, выполненными карандашом и акварелью. На самом большом бумажном листе художник изобразил рыбака у искрящегося озера и его приятеля, читающего книгу, удобно устроившись под могучим дубом. У этой же стены располагалась швейная машинка, рядом с ней стояла большая корзина с принадлежностями для рукоделия. На нескольких полках плотно теснились книги. Я мог лишь догадываться, были ли это пособия по домоводству с дамскими романам или что-то еще. Маленький письменный стол у окна мог бы похвастаться аскетическим порядком, если бы не восседавшая в углу деревянная кукла. Она была не новой, с потрескавшейся краской, но в целом прилично сохранившейся. Должно быть, воспоминание о детстве.
Хедвика толком не сказала, зачем она меня сюда привела. Усадила на старинный сундук в изножье кровати и чуть ли не приказном тоне велела рассказать, чем я занимался в ее отсутствие. Пока я в красках описывал спиритический сеанс, я вероломно пытался заглянуть в ее мысли. Увы, я не услышал абсолютно ничего, даже визуальные образы не получилось вызвать. Разум девушки словно был под защитой семян горчицы. Спрашивать об этом явлении я постеснялся.
Оставив эти бесполезные попытки, я перешел к рассказу о големе. Если честно, рассказ получился поразительно коротким: стоило мне оживить солдатика, как Хедвика потеряла ко мне всякий интерес. Маленький человечек вызвал в строптивой ведьме приступ детского умиления. Она так мило улыбалась и сюсюкала над ним, что у меня язык просто не поворачивался выдать в нем убийцу. Несмотря на угрызения совести, про труп Кемпа я также промолчал.
Некоторое время мой Гулливер рассматривал Хедвику, как полоумную, потом, явно заскучав, отправился в пешее путешествие по столу.
– Надеюсь, больше ты ничего не успел натворить? – девушка смерила меня любопытным взглядом.
– Ну, это как сказать… – краем глаза я заметил, что Гулливер павлином расхаживает перед деревянной барышней, в несколько раз превышающей его в размерах. – Ой, нет, она тебе не пара!
Хедвика прыснула в кулак.
Ну и как можно в такой обстановке говорить о важных вещах? Наскоро взвесив все за и против, я все-таки решил пока умолчать о Кемпе: новость об убийстве в «Старом дубе» могла бы так разозлить Хедвику, что меня бы не спасла и вампирская шкура.
Когда я положил обездвиженного солдатика в карман, она снова стала серьезной.
– Ты был у него?
Я сразу понял, о ком она.
– Я ходил к Андрею этой ночью. Он сказал, что нет пути назад… Но ты ведь что-то знаешь?
Хедвика продемонстрировала мне бежевую рубашку, какую-то странную: без воротника, манжет и пуговиц.
– Не уверена, что поможет, но нужно попробовать. Главное, основные правила соблюла. Ткань из волокна крапивы, рубашку сшила сама, заговорила ее, с тобой до конца работы не виделась и не разговаривала…
– Ты хочешь меня расколдовать, как принца из сказки?
– Почти. Ты не лебедь и принцем ни за что не станешь, – Хедвика расправила поделку и встряхнула ее. – Если тебя не привести в порядок в ближайшее время, ни одна ведьма не сделает тебя человеком. Так что постарайся… Не понимаешь? Ты должен по-настоящему хотеть сохранить свою сущность. Если же тебе нравится быть вампиром – пожалуйста! Это же такой соблазн, прокусывать девственницам шеи, а потом трусливо прятаться на потолке, – мне показалось, что она на всякий случай припасла для меня осиновый кол.
– Клянусь тебе, я не хочу быть вампиром. Не хочу быть злодеем, как Филдвик, или отшельником, как Андрей.
Хедвика многозначительно хмыкнула и практически приказала примерить «обновку». Я собрался уже уйти к себе в номер, но она меня остановила. Мол, колдовать лучше в жилище ведьмы, то есть в ее комнате. Чувствуя себя беззащитным, я разделся до пояса – хоть не совсем голый, как тогда в ванной, и на том спасибо. Нехотя натянул волшебную рубашку. Наверное, я в ней, как чучело огородное…
На меня словно напала стая прожорливых пиявок. От жгучей боли потемнело в глазах. Крик застрял в горле. Сорвать чертову рубашку не удалось, я настолько ослабел от шока, что не мог управлять собственным телом. Хрипя и задыхаясь, я повалился на пол. С каждым мгновением боль утихала, но вместе с ней меня покидало сознание. Надо мной бестолково суетилась Хедвика…
Как хорошо. Я готов вечно предаваться этой сладостной истоме. Это ведь истинное блаженство, чувствовать тепло огня, вдыхать душистый аромат сосновых дров, с потрескиванием догорающих в камине. Я лежу на кушетке и читаю. Не могу уловить мысль автора, снова и снова перечитывая страницы, нахожу на них новые слова и совершенно другие предложения. Однако это такая мелочь. Меня захватило ощущение бесконечной неги, и не хочется ни над чем думать.
– Читаешь, сынок?
– Читаю, – без сожаления отвлекаюсь от книги и вижу перед собой Андрея.
До слез приятно, что рядом родной человек. Тот, кто вырастил меня и воспитал. Кто так заботился обо мне с самого рождения и дарил всю ласку.
Пронзительный писк разрушил мое хрупкое спокойствие.
Оглядываюсь и замечаю на подоконнике клетку. В ней возбужденно мечется круглая серая птичка. Малиновка. Ее голосок и жалкие попытки выбраться на свободу рвут мне душу.
– Папа, ее надо выпустить.
– Зачем? – Андрей кладет руки мне на плечи. – Что плохого в клетке? Без нее глупая птица пропадет. Она не понимает своего счастья.
– Но она не хочет…
– Она должна остаться здесь.
– Это неправильно!
– Ты еще такой дурачок.
Малиновка выбивается из сил, ее писк становится тише. Я смотрю на бедняжку…
Я вижу комнату ее глазами. Вижу ненавистные прутья, бьюсь об них, падаю и снова бьюсь.
ПРЕОБРАЖЕНИЕ
Сколько себя помню, я никогда не боялся грозы. В детстве для меня не было ничего увлекательней, чем в непогоду стоять у окна и выжидать самую настоящую молнию. Со временем я стал равнодушен к этому природному явлению. Зато моя мать панически боялась грозы. Не знаю, считала ли она ее наказанием Божьим, но факт остается фактом. С приходом непогоды она начинала сильно нервничать, и ее всякий раз расстраивало, если она замечала меня или отца у окна в это страшное для нее время. Если гроза бушевала ночью, мать могла спокойно заснуть только при двух условиях: либо отец ей что-то негромко рассказывал, либо просто прижимал к себе. Меня всегда поражало, как ему хватало терпения возиться с женой, как с маленькой девочкой. Помню одну ночь, уже после его смерти. Я проснулся от того, что оглушительно гремел гром. При каждом его раскате мать тихонько всхлипывала, так тоненько и беспомощно, что снова заснуть мне мешали жалость и чувство долга. Недолго думая, я перебрался к ней в постель, осторожно взял ее за руку. Она с готовностью сжала мои пальцы в ответ и сонно пробормотала: «Кристиан». Больше той ночью она не плакала.
Не самое приятное мое воспоминание, только тяжелые тучи и густой влажный воздух не давали думать о чем-то менее печальном. А размышлять хоть о чем-то мне было просто необходимо.
И предположить не мог, что к обычному человеческому телу придется привыкать. Вампирские способности во мне пробуждались постепенно, шаг за шагом, и, когда они в одночасье исчезли, я почувствовал себя… Стыдно признаться – убогим. Или, как бы выразиться помягче, больным. Глаза заметно утратили зоркость, слух и обоняние так же притупились. Не было уже той легкости в мышцах и уверенности, что можно, не напрягаясь, взобраться куда угодно и шутя преодолеть большие расстояния. Поначалу все это приносило мне такой дискомфорт, что выручали лишь мысли о чем-то постороннем. К счастью, заметное облегчение принесла нормальная пища, по которой я успел порядком соскучиться. Спустя всего пару часов мое раздражение сошло на нет. А на исходе третьего часа я почти перестал жалеть об утраченной силе
Немного не доезжая до дома Андрея, мы с Хедвикой вышли из экипажа и продолжили путь пешком.
Флориан безрассудно попытался нас разнять. Я легко сбросил его с себя.
– За… зачем вы так с ней? – подал тот голос. – Она же совсем беззащитная!
В следующий момент «беззащитная» так метко плюнула мне в глаз, что я поневоле ослабил хватку. Однако я не дал ей уйти. Осмелевшая ведьма что-то злобно прошептала, и между нами в воздухе закружил знакомый зеленоватый дымок. Помня историю с Франсуа, я в страхе отскочил назад и уже было попрощался со своим обликом, как вдруг дым развеялся, не причинив мне вреда.
Права была Хедвика, когда говорила, что заколдовать вампира не так-то просто.
Ивана уставилась на меня в неподдельном изумлении.
– Давай поговорим. Я не хочу драться с женщиной, – я старался говорить в миролюбивом тоне, чтобы не провоцировать ее.
Ее мысли не дали мне ничего: я не понимаю по-чешски. Только бы она ничего не сделала Флориану, он, в отличие от меня, уязвим!
Какое-то шевеление в стороне.
Я обернулся, и тут же получил удар тумбочкой, настолько мощный, что меня отбросило к стене. Пришибленный с двух сторон, я первые секунды не соображал, в каком состоянии нахожусь. Я почти не чувствовал боли, но в голове звенел целый оркестр колоколов. В спешке ощупал лицо – вроде не разбито, и зубы все на месте… Более того, они моментально заострились.
– Вы в порядке? – прошептал Флориан.
Отличный вопрос для человека, в которого только что швырнули тяжеленную тумбочку.
Я поднял голову.
Флориан тихонько ахнул и прижался спиной к стене.
«Алые глаза! Опять они!» – беднягу парализовало от страха, но его мысли впивались в мой мозг, как нож в масло. – «Это… был… он…»
Еще один тихий вздох, и мальчик начал медленно сползать на пол.
Я было кинулся к нему, однако мной тут же овладел инстинкт охотника. За долю секунды я поймал убегающую Ивану. Она вырывалась, и от этого мне еще больше хотелось утихомирить ее, подчинить ее, чтобы она не смела сопротивляться. Желание разобраться с ведьмой мирным путем отошло на второй план. Меня уже не волновало, что я мог причинить ей боль. Ее писк больше не вызывал ни капли жалости. Я бросил Ивану на кровать и закрыл ей рот ладонью, когда она чуть было не закричала.
– Успокойся же ты, – прошипел я. Мой голос стал настолько грозным, что мне самому стало не по себе. Наверное, из уст клыкастого красноглазого вампира эти невинные слова прозвучали для девушки как: «Ты сейчас умрешь». Она сдавленно замычала и задергалась еще сильней. Ее храбрость граничила с отчаянием.
От Иваны пахло сладкими духами и немножко потом. Обнаженная шея с маленькой родинкой у ключицы была слишком соблазнительной для укуса… Не в силах совладать с голодом, я наклонился к ней. Разум упорно кричал, что я не должен этого делать, но я уже не мог поладить с собственным телом. Меня манила кровь, и это было так же естественно, как растение, неосознанно тянущееся к солнцу.
Остановить меня могло только чудо.
Чудо буквально свалилось мне на голову.
Неожиданный удар по затылку слегка отрезвил меня. Слегка, потому что в воздухе разлился аромат крови. Я обернулся и увидел Хедвику. Она стояла передо мной, замерев и чуть дыша. Она крепко сжимала в кулаке горлышко зеленой бутылки, с острых краев капала бордовая кровь.
– Upir, – злобно сказала Хедвика.
Обломок бутылки был весьма недвусмысленно нацелен мне в лицо, поэтому я решил больше не испытывать на прочность вампирский организм. Забыв про Ивану, я вскочил на стену.
Какая нелепость! Я так долго хотел встретиться с Хедвикой, а теперь готов убежать от нее на край света. Спрятаться подальше, лишь бы не умирать от стыда под ее суровым взглядом.
– Ты неправильно все поняла…
– Неужели? – тон Хедвики был таким язвительным, что я на всякий случай приготовился взлететь на потолок. – Ты напал на мою сестру, это, по-твоему, пустяк?
Ивана что-то скороговоркой сказала на родном языке и встала за спиной своей защитницы. На меня она смотрела, как на побежденного врага, и, судя по всему, ей стоило немалых усилий сдерживать торжество.
– Ты чуть не укусил ее, – Хедвика как будто воспользовалась помощью суфлера. – Чуть не убил ее! Подлец, я же тебе доверяла… Не мог немного потерпеть?!
Девушка в гневе отшвырнула зубастое горлышко бутылки. Постель и пол у кровати были усеяны разномастными осколками и пятнами крови. Я чувствовал, как что-то липкое течет мне за шиворот, и с горечью догадывался о том, что произошло. Хедвика, видимо, принесла мне крови, но ею пришлось пожертвовать.
Я отвел взгляд. Мое внимание привлек бедный Флориан, сидевший в углу, как брошенная марионетка. Его белокурая голова безвольно покоилась на груди.
Я тут же спрыгнул вниз.
– Флориан! Что с тобой? Ты слышишь меня?
Хедвика схватила меня за руку.
– Напугаешь его, и он опять в обморок хлопнется. Вид прими нормальный, – она произнесла это строго, но без прежней агрессии. – И прибраться надо, – добавила она со вздохом.
Пока ведьмы то ли бормоча заклинания, то ли переругиваясь, колдовали над комнатой, я, подобно Нарциссу, не расставался с зеркалом для бритья. Если хищные клыки пропали достаточно быстро, то глаза долго не желали становиться снова карими.
Интересно, я все еще вижу себя, потому что превращение еще не завершилось? Или это все чушь, будто вампиры не отражаются в зеркалах?
Я аккуратно провел пальцами по щеке. Кстати, когда я в последний раз брился? Ни намека на щетину…
Запах крови исчез, и радужки вдруг приобрели естественный цвет. Я услышал, как застонал Флориан.
– Где это я? – спросил он слабым, похожим на шелест ветра, голосом.
Я положил зеркало на незаметно вставшую на место тумбочку и подошел к нему.
Убедить Флориана в том, что он всего лишь потерял сознание из-за духоты и своей болезни, оказалось нетрудно. Он соглашался с нами и не пытался спорить, однако в его мыслях все же мелькали воспоминания о зеленом дыме, летающих тумбочках и светящихся красным светом глазах. Последнее было особенно для меня неприятно. Не хотелось бы, чтобы я ассоциировался у него с чудовищем. С тварью, которая совсем недавно едва не лишила его жизни ради забавы. Идею загипнотизировать его я отмел сразу – с Ренаром все тогда спонтанно вышло.
Ивана увела ничего не понимающего мальчика к Франсуа, и мы с Хедвикой наконец-то остались одни. В руках девушка мяла мешочек из грубой ткани, тот самый, что был у ее сестры. Она заглянула внутрь.
– Семена горчицы. Интересно.
– Я раньше думал, что это ты и их рассыпаешь перед дверью, чтобы я не выходил из номера. Извини, я вовсе не думаю о тебе плохо…
– Забудь. Сейчас гораздо важнее другое. Ты хочешь быть человеком?
Такой простой вопрос вызвал во мне бурю эмоций. Как бы ни было жаль расставаться со сверхъестественными способностями, я упрямо желал вернуть себе нормальную жизнь. Только возможно ли это? Не мог же Андрей скрыть что-то от меня, вряд ли ему бы понравилось, если бы я прошел через те же муки, что и он.
Не зная, что будет дальше, я уверенно сказал:
– Да.
Комната Хедвики и Иваны не могла конкурировать со спальней дочки графа де Сен-Клода в пышности и невинном легкомыслии. И все же в ней было больше настоящей, не искусственной женственности. По сути небольшое пространство было грамотно обставлено, за счет чего не возникало ощущения скученности. На подоконнике росли довольные жизнью цветы, обе кровати были застелены лоскутными пледами, явно сшитыми хозяйками. Одна стена пестрела рисунками, выполненными карандашом и акварелью. На самом большом бумажном листе художник изобразил рыбака у искрящегося озера и его приятеля, читающего книгу, удобно устроившись под могучим дубом. У этой же стены располагалась швейная машинка, рядом с ней стояла большая корзина с принадлежностями для рукоделия. На нескольких полках плотно теснились книги. Я мог лишь догадываться, были ли это пособия по домоводству с дамскими романам или что-то еще. Маленький письменный стол у окна мог бы похвастаться аскетическим порядком, если бы не восседавшая в углу деревянная кукла. Она была не новой, с потрескавшейся краской, но в целом прилично сохранившейся. Должно быть, воспоминание о детстве.
Хедвика толком не сказала, зачем она меня сюда привела. Усадила на старинный сундук в изножье кровати и чуть ли не приказном тоне велела рассказать, чем я занимался в ее отсутствие. Пока я в красках описывал спиритический сеанс, я вероломно пытался заглянуть в ее мысли. Увы, я не услышал абсолютно ничего, даже визуальные образы не получилось вызвать. Разум девушки словно был под защитой семян горчицы. Спрашивать об этом явлении я постеснялся.
Оставив эти бесполезные попытки, я перешел к рассказу о големе. Если честно, рассказ получился поразительно коротким: стоило мне оживить солдатика, как Хедвика потеряла ко мне всякий интерес. Маленький человечек вызвал в строптивой ведьме приступ детского умиления. Она так мило улыбалась и сюсюкала над ним, что у меня язык просто не поворачивался выдать в нем убийцу. Несмотря на угрызения совести, про труп Кемпа я также промолчал.
Некоторое время мой Гулливер рассматривал Хедвику, как полоумную, потом, явно заскучав, отправился в пешее путешествие по столу.
– Надеюсь, больше ты ничего не успел натворить? – девушка смерила меня любопытным взглядом.
– Ну, это как сказать… – краем глаза я заметил, что Гулливер павлином расхаживает перед деревянной барышней, в несколько раз превышающей его в размерах. – Ой, нет, она тебе не пара!
Хедвика прыснула в кулак.
Ну и как можно в такой обстановке говорить о важных вещах? Наскоро взвесив все за и против, я все-таки решил пока умолчать о Кемпе: новость об убийстве в «Старом дубе» могла бы так разозлить Хедвику, что меня бы не спасла и вампирская шкура.
Когда я положил обездвиженного солдатика в карман, она снова стала серьезной.
– Ты был у него?
Я сразу понял, о ком она.
– Я ходил к Андрею этой ночью. Он сказал, что нет пути назад… Но ты ведь что-то знаешь?
Хедвика продемонстрировала мне бежевую рубашку, какую-то странную: без воротника, манжет и пуговиц.
– Не уверена, что поможет, но нужно попробовать. Главное, основные правила соблюла. Ткань из волокна крапивы, рубашку сшила сама, заговорила ее, с тобой до конца работы не виделась и не разговаривала…
– Ты хочешь меня расколдовать, как принца из сказки?
– Почти. Ты не лебедь и принцем ни за что не станешь, – Хедвика расправила поделку и встряхнула ее. – Если тебя не привести в порядок в ближайшее время, ни одна ведьма не сделает тебя человеком. Так что постарайся… Не понимаешь? Ты должен по-настоящему хотеть сохранить свою сущность. Если же тебе нравится быть вампиром – пожалуйста! Это же такой соблазн, прокусывать девственницам шеи, а потом трусливо прятаться на потолке, – мне показалось, что она на всякий случай припасла для меня осиновый кол.
– Клянусь тебе, я не хочу быть вампиром. Не хочу быть злодеем, как Филдвик, или отшельником, как Андрей.
Хедвика многозначительно хмыкнула и практически приказала примерить «обновку». Я собрался уже уйти к себе в номер, но она меня остановила. Мол, колдовать лучше в жилище ведьмы, то есть в ее комнате. Чувствуя себя беззащитным, я разделся до пояса – хоть не совсем голый, как тогда в ванной, и на том спасибо. Нехотя натянул волшебную рубашку. Наверное, я в ней, как чучело огородное…
На меня словно напала стая прожорливых пиявок. От жгучей боли потемнело в глазах. Крик застрял в горле. Сорвать чертову рубашку не удалось, я настолько ослабел от шока, что не мог управлять собственным телом. Хрипя и задыхаясь, я повалился на пол. С каждым мгновением боль утихала, но вместе с ней меня покидало сознание. Надо мной бестолково суетилась Хедвика…
Как хорошо. Я готов вечно предаваться этой сладостной истоме. Это ведь истинное блаженство, чувствовать тепло огня, вдыхать душистый аромат сосновых дров, с потрескиванием догорающих в камине. Я лежу на кушетке и читаю. Не могу уловить мысль автора, снова и снова перечитывая страницы, нахожу на них новые слова и совершенно другие предложения. Однако это такая мелочь. Меня захватило ощущение бесконечной неги, и не хочется ни над чем думать.
– Читаешь, сынок?
– Читаю, – без сожаления отвлекаюсь от книги и вижу перед собой Андрея.
До слез приятно, что рядом родной человек. Тот, кто вырастил меня и воспитал. Кто так заботился обо мне с самого рождения и дарил всю ласку.
Пронзительный писк разрушил мое хрупкое спокойствие.
Оглядываюсь и замечаю на подоконнике клетку. В ней возбужденно мечется круглая серая птичка. Малиновка. Ее голосок и жалкие попытки выбраться на свободу рвут мне душу.
– Папа, ее надо выпустить.
– Зачем? – Андрей кладет руки мне на плечи. – Что плохого в клетке? Без нее глупая птица пропадет. Она не понимает своего счастья.
– Но она не хочет…
– Она должна остаться здесь.
– Это неправильно!
– Ты еще такой дурачок.
Малиновка выбивается из сил, ее писк становится тише. Я смотрю на бедняжку…
Я вижу комнату ее глазами. Вижу ненавистные прутья, бьюсь об них, падаю и снова бьюсь.
ГЛАВА 14
ПРЕОБРАЖЕНИЕ
Сколько себя помню, я никогда не боялся грозы. В детстве для меня не было ничего увлекательней, чем в непогоду стоять у окна и выжидать самую настоящую молнию. Со временем я стал равнодушен к этому природному явлению. Зато моя мать панически боялась грозы. Не знаю, считала ли она ее наказанием Божьим, но факт остается фактом. С приходом непогоды она начинала сильно нервничать, и ее всякий раз расстраивало, если она замечала меня или отца у окна в это страшное для нее время. Если гроза бушевала ночью, мать могла спокойно заснуть только при двух условиях: либо отец ей что-то негромко рассказывал, либо просто прижимал к себе. Меня всегда поражало, как ему хватало терпения возиться с женой, как с маленькой девочкой. Помню одну ночь, уже после его смерти. Я проснулся от того, что оглушительно гремел гром. При каждом его раскате мать тихонько всхлипывала, так тоненько и беспомощно, что снова заснуть мне мешали жалость и чувство долга. Недолго думая, я перебрался к ней в постель, осторожно взял ее за руку. Она с готовностью сжала мои пальцы в ответ и сонно пробормотала: «Кристиан». Больше той ночью она не плакала.
Не самое приятное мое воспоминание, только тяжелые тучи и густой влажный воздух не давали думать о чем-то менее печальном. А размышлять хоть о чем-то мне было просто необходимо.
И предположить не мог, что к обычному человеческому телу придется привыкать. Вампирские способности во мне пробуждались постепенно, шаг за шагом, и, когда они в одночасье исчезли, я почувствовал себя… Стыдно признаться – убогим. Или, как бы выразиться помягче, больным. Глаза заметно утратили зоркость, слух и обоняние так же притупились. Не было уже той легкости в мышцах и уверенности, что можно, не напрягаясь, взобраться куда угодно и шутя преодолеть большие расстояния. Поначалу все это приносило мне такой дискомфорт, что выручали лишь мысли о чем-то постороннем. К счастью, заметное облегчение принесла нормальная пища, по которой я успел порядком соскучиться. Спустя всего пару часов мое раздражение сошло на нет. А на исходе третьего часа я почти перестал жалеть об утраченной силе
Немного не доезжая до дома Андрея, мы с Хедвикой вышли из экипажа и продолжили путь пешком.
