Король оглянулся, усмехнулся, увидев восторженный взгляд Люка.
- Когда я только научился, я тоже так развлекался, - сказал он. – Иди. Если что, я тебя вытащу.
На этот раз Люк не видел ни пустоты, ни светящейся дорожки. Он просто шагнул вперед – и вышел в своей гардеробной, ощутив лишь короткий обжигающий холод. И тут же, чтобы проверить, шагнул обратно.
Король уже сидел в кресле и снисходительно наблюдал, как змеиный отпрыск балуется с новоприобретенным умением. Люк рискнул даже сходить в свою спальню в столице, вернулся, собрался еще куда-то.
- Хватит, - остановил его Луциус. – Сядь, поешь. Нам еще летать сегодня.
Под утро, когда они отдыхали на знакомой уже скале, сытые и хорошо проредившие поголовье горных коз Блакории, Люк, у которого голова трещала от новых знаний – а разум едва ворочался из-за вкуса крови, до сих пор щекочущего язык, задрал голову, глядя на большого белого змея и очень искренне сказал:
«Спасибо».
Наставник спустился ниже, шурша большим телом по валунам, и лениво дернул крыльями.
«Не благодари. Вдруг тебе придется в скором времени меня проклинать? Мы еще не обговорили твою скорую свадьбу».
Но вопреки его ворчливому тону теплый ветерок потрепал перья змея-младшего, погладил его по спине. И очень захотелось зажмуриться от этой короткой ласки. Люк вскинулся от постыдных для взрослого мужика чувств, и, чтобы не расслабляться, вернулся к тому, что его тревожило:
«Зачем все-таки тебе мой срочный брак?»
«Я обещал твоему деду», - напомнил старый змей.
Чешуйчатый герцог скептически зашипел и мотнул хвостом.
«Я не буду заставлять ее».
«Будешь, Люк, будешь, - откликнулся наставник устало. – У меня есть чем убедить тебя. Или ее, если упрешься. Да и какая тебе разница? Сейчас, позже».
«Марине есть разница».
Его змейшество хмыкнул. Звук вышел такой, будто паровоз с шипением выпустил пар.
«Она простит. Женщинам вообще свойственно прощать, Лукас».
«Но не этой».
«Всем, поверь мне. Если любят, прощают».
Старый змей замолчал. И Люк уже решил, что он решил отступить, когда тот заговорил:
«У меня есть фотографии с Эмиратов, Люк. Если ты не устроишь вашу свадьбу быстро, они попадут в прессу, и вам придется пожениться. Но до этого не дойдет. Если ты заупрямишься, я покажу их Марине Рудлог – и она сама прибежит к тебе с требованием брака».
Раздался клекот – Кембритч, не успев дослушать, только представив, что кто-то видел его Марину голой, рванул с места и вцепился наставнику в горло. Тот полоснул его лапой – и обрушились со скалы, свиваясь и вгрызаясь друг в друга два столь похожих потомка Белого, и долго еще катились с гор лавины, потревоженные шипением и ревом, и тряслись каменные основания пиков от ударов, когда кто-то из противников отшвыривал другого. Небывалый по силе ураган накрыл север страны Гюнтера, принеся с собой метель и снега, и король Блакории, глядя в окно и прислушиваясь к чему-то, недовольно покачал головой.
Не дождались в то утро короля Луциуса советники, и в замке Вейн Жак Леймин хмуро выслушивал обеспокоенного дворецкого, рассказавшего, что ночью к хозяину пришел сам король – а из покоев, которые ныне пусты ни он, ни герцог уже не выходили.
На всякий случай после обеда начали поисковые работы. И, о чудо, нашли герцога в лесу, голого, раненного, среди поломанных, как спички деревьев. Его светлость слугам не обрадовался – встал, кривясь, прижимая ладонь к боку – все тело его было изодрано, зло рявкнул, повел налитыми кровью глазами – ему поспешно подали одежду. И пошел, хромая, в сторону замка.
Задержавшийся, чтобы осмотреть место, охранник, клялся потом, что случайно задрал голову и увидел в привычной инляндской дымке в небе очертания огромного белого змея, тихо летящего вслед за герцогом.
Люк вернулся в свои покои, стянул одежду, посмотрел на себя – раны, появившиеся после оборота, уже затягивались - и едва удержался, чтобы не разбить от приступа злости зеркало. Впервые на его памяти ситуация была настолько патовой, что куда не двинься – все плохо.
«Успокоился? – спросил его старый змей, когда после долгой драки швырнул на скалы, сам рванулся следом, сжал, впившись клыками в шею – Люк тяжело дышал и бил хвостом, и шипел, чувствуя рваные раны на теле. – Готов слушать дальше?»
В ответ на отрывистое и матерное пожелание его величеству сдохнуть лишь сжал клыками сильнее – и Люк взвыл от боли.
«Успокоился?» - повторил чешуйчатый король.
«Фотографии», - зло прошипел Кембритч, дергаясь от ненависти.
«Их никто не видел кроме меня. Я уничтожу их сразу же, как ты сообщишь мне о браке»
«Фотограф?»
«Я стер ему память. И проверил, чтобы никаких материалов не осталось».
«Что он заснял?»
«Самое начало. Все невинно, но для прессы достаточно, сам понимаешь».
В голову опять ударила ярость – и Люк извернулся, рванул зубами лапу старого змея - и снова они покатились по долине, под вой усиливающегося снежного урагана. И вновь через несколько минут его сжали, зафиксировав так, что перед глазами начала полыхать удушливая чернота.
«Ты молод и глуп, - Луциус тоже устал, и тоже был ранен, поэтому и мысленное общение прерывалось выдохами и свистом, - и у тебя может хватить дури заупрямиться или пойти против меня, но придет время, ты поумнеешь, повзрослеешь, и скажешь мне спасибо».
«Это вряд ли, - прошипел Люк, пытаясь вывернуться и ощущая, как хрустят его крылья. – Я не буду делать этого, ваше величество. А посмеете сказать Марине – я озвучу свои соображения по поводу участия королевы в смертях аристократии».
Некоторое время его позорно и методично трепали за шкирку зубами, как щенка. Не больно, но очень унизительно – и он так бился, так рычал, что к концу наказания уже был в полуобморочном состоянии. Метель все усиливалась, засыпая их снегом.
«Ты молод, - повторил Луциус настойчиво, когда ученик затих – только бока подрагивали и дыхание было судорожным, злым. – Ты моложе меня и должен быть силен, а я с закрытыми глазами могу тебя скрутить. Твои менталисткие способности куда ниже, чем могут быть. Ты должен уметь лечить людей, а даже ауру увидеть не способен. Случись что в будущем – и ты будешь проклинать себя, что не взял у жены столько силы, чтобы смочь спасти близкого тебе человека».
«Я видел ауру, - огрызнулся Люк. – У Иппоталии».
«Хорошо, - удивленно и даже с некоторой гордостью проговорил старый змей и чуть ослабил удушающие кольца. Ровно настолько, чтобы не было больно и в глазах посветлело. – Но этого мало. Послушай меня, не дергайся, - снова жестко зашипел он. - Твоя вина и ошибка в том, что ты оказался настолько нетерпелив, чтобы взять девицу Рудлог без свадьбы. А за ошибки взрослые люди платят, Люк. Силу красных дев помогает вобрать брачный обряд, без него ты получаешь лишь малую часть ее, ничтожно малую. Брачные браслеты – как воронка, которая ее энергию после инициации отправляет к мужу. А без них – сила истекает в пространство. Первые недели еще можно это поправить, хотя ты и упустил уже очень много. И сейчас каждый день на счету. Я должен был тебя заставить сразу как узнал. Но без возможности воздействовать ты бы отказался. Поэтому ты, Люк, возьмешь ее в жены как можно скорее. Три дня и так слишком много».
«Да зачем это вам? - со злым отчаянием поинтересовался Кембритч. – Рисковать отношениями с Рудлогом ради моего брака – слишком малое обоснование».
«Во-первых, - уже деловым тоном объяснил Луциус, - я уже сказал, я дал обещание твоему деду. Во-вторых, и это главное – чем сильнее аристократия, тем сильнее корона, Люк».
«Бред», - фыркнул Люк бесстрашно. Бояться, в принципе, было уже поздно – он и так уже наговорил на десяток смертных казней и лишений титула.
«Пусть бред, - устало согласился Луциус, - но тебе придется довольствоваться этим объяснением».
«Я все узнаю», - пообещал Люк.
«В этом я не сомневаюсь», - согласился его величество. И осторожно разжал кольца, отполз в сторону. Кембритч на чистом инстинкте стал вылизывать рваные, истекающие белесым туманом раны. Проверил крылья, яросто заклекотал на попытавшегося вновь приблизиться наставника.
«Лети домой, - приказал тот спокойно и поднялся в воздух. – Три дня, Люк. А лучше – сегодня. Ты меня услышал».
Люк отвернулся и раздраженно плеснул хвостом. И взлетел, шатаясь и дрожа, только после того, как его величество исчез в буране.
В двери осторожно постучали.
- Да! – рявкнул он, трясущимися от усталости руками выбивая из пачки сигарету и прикуривая.
Зашел Леймин. Осмотрел покореженного хозяина в чужих штанах, и крайне деликатно поинтересовался:
- Я понимаю, что сейчас не время, ваша светлость, но все же вы сами приняли меня на службу. И я имею право знать, что с вами происходит. Только прошу обойтись без сказок про ваши хождения во сне.
Люк раздраженно махнул рукой.
- Охранники будут молчать?
- Как немые, милорд, - подтвердил Леймин. – Как вас нашли, ни одна живая душа не узнает. И все-таки…
- О том, что я буду в Эмиратах, - продолжил Люк мрачно, не слушая, - знали вы, Ирвинс и Майки, Жак. Найдите, каким образом могла попасть информация о моей поездке к его величеству.
Леймин нахмурился – на впалых морщинистых щеках его заиграли желваки – и склонил голову.
- Сделаю, ваша светлость.
- Священник у меня в замке есть?
Глаза старого разведчика расширились так, будто они сейчас выпрыгнут из орбит.
- Служит в семейной часовне еще со времен вашего деда, милорд.
- Хорошо, - проговорил Люк и со злостью ткнул сигаретой в заполненную пепельницу. – По поводу моих исчезновений, Леймин. Видите ли, я имею обыкновение превращаться в огромного крылатого змея. И летать по ночам.
Безопасник некоторое время молча смотрел на него. Перевел взгляд на затягивающиеся раны хозяина.
- Остановимся на версии про хождение во сне, - наконец, сказал он мрачно.
Люк усмехнулся и кивнул на дверь. И старик вышел, качая головой и что-то бурча себе под нос.
На севере Бермонта, там, где под покровом полярной ночи океан, скованный льдом, пытался пробить свой крепкий панцирь, а в ярангах неподалеку от берега все ярче разгорались очаги, поднимая белые кривые столбы дымов в стылое небо, дремал старый шаман Тайкахе. Странные видения приходили к старику, отказавшемуся от своей молодости и счастья, странные, обманчивые и зыбкие. То видел он тень солнечной жены короля, играющей в поднебесье с огненными духами и темными ночами спускающейся в замок, чтобы поцеловать призрачными губами спящего мужа. То чудились Тайкахе зеленые поля вместо тундры и теплое море, в котором можно купаться все лето. Или летний лес, среди елей и сосен которого важно выступал тяжелый черный медведь, снисходительно оглядываясь на маленькую медведицу, весело носящуюся по красному брусничнику с двумя медвежатами разных возрастов. А то переносили лукавые духи снов шамана на юг медвежьей страны, показывали снежные склоны гор, черные от панцирей спускающихся в долины чудовищ. Или отступали перед настоящим прозреванием, редко доступным и Великим стихиям – и тогда старый Тайкахе, как в детстве, открыв рот от восхищения, наблюдал за замедленной битвой исполинов, людей и богов, от которых содрогалась Тура.
Шаман очнулся от дремы, потянулся, кряхтя, хлебнул дымящегося на очаге сытного взвара и начал собираться в дорогу. Дойдет на лыжах до железной дороги, гул от которой далеко разносился по тайге, а там уже поедет в столицу. Пришла пора выполнять обещание, данное медвежьему сыну, и пытаться возвращать его женщину. И заодно поделиться видениями – обманка или нет, а надо, чтобы крепка была рука Бермонта, если опасность придет.
Воскресенье, Игорь
В воскресенье Игорь Иванович проснулся поздно – уже занимался зимний рассвет, и комната окрашивалась в серый и розовый. Проснулся в прекрасном настроении. Этому немало способствовала горячая, мягкая ото сна Люджина, прижимавшаяся к нему спиной и мирно посапывающая.
Игорю Ивановичу спать больше не хотелось. Зато определенно хотелось кое-чего другого – чего только может желать отдохнувший и здоровый мужчина поутру.
Капитан могла бы посрамить любого чемпиона по сну – когда господин полковник закончил с ласками и решил перейти к большему, она лишь вполголоса, укоризненно проворчала что-то, поворачиваясь на спину и улыбаясь. И так и не открыла глаз.
Через полчаса Стрелковский, бодрый и довольный, вышел из душа, присел рядом со снова свернувшейся клубочком, закутавшейся в одеяло северянкой, погладил ее по плечу.
Люджина неохотно зашевелилась, повернулась, с трудом приоткрыла сонные глаза.
- Еще? – спросила она удивленно и сладко потянулась. Игорь хмыкнул.
- Конечно, еще. Но потом. Я в храм собираюсь, Люджина, - он с удовольствием разглядывал ее налитую белую грудь, опухшие розовые губы и румянец – то ли от сна, то ли от его утренней активности. Беременность сделала ее совсем слабой, и его это отчего-то приводило в восторг: контраст между агентом и бойцом, не уступающей мужчинам – и разнеженной женщиной, греющей его постель.
- Хотите, чтобы я пошла с вами? – она опять потянулась, едва сдержав зевок. – Да что же это такое, - сурово сказала она сама себе. – Этак я и рожу во сне.
- Врач же пообещал, что на четвертом месяце сонливость должна пройти, - напомнил Стрелковский.
- Угу, - пробормотала она и осторожно коснулась его руки, так и лежащей у нее на плече, губами. - И мама говорила, что первые три месяца она тоже спала. У нас точно были медведицы в роду.
- Не удивлюсь, - ответил Стрелковский – и не удержался, коснулся украдкой ее груди. Северянка понимающе усмехнулась – и он тут же захотел остаться. Но строго напомнил себе про храм и поднялся.
- Будьте готовы к моему возвращению, - попросил он. – Я вчера забыл сказать. Звонил Хиль, сообщил, что можно сегодня навестить Полину. А после они с Тарьей ждут нас на обед.
Люджина охотно кивнула – с супругой Свенсена они сдружились, часто созванивались, обсуждали таинственные женские дела: вязание, покупки для детей и подготовку к родам, а сам подполковник уже несколько раз зазывал их к себе.
- Через сколько вы вернетесь?
- Через два часа, - он почти с умилением смотрел, как она подтягивает одеяло на плечи, снова закрывает глаза. – Успеете выспаться.
- Угу, - проворчала капитан, снова погружаясь в дрему – и Игорь наклонился, мягко поцеловал ее в лоб и пошел одеваться.
В Храме всех богов он отстоял всю службу, привычно повторяя заученные наизусть славословия, подождал, пока разойдутся прихожане, и последним подошел к Его священству. Склонил голову, пока старик благословлял его, и только потом вопросительно глянул на служителя.
Тот сделал знак подождать – ласково выслушал какую-то подошедшую женщину, затем еще одну, что-то вполголоса отвечая им – прихожанки отходили успокоенные. Игорь пока помогал братьям приводить храм в порядок после службы, вместе с ними споро разравнивая песок частыми граблями. Его помнили, приветствовали, обсуждали храмовые дела, и он, вдыхая аромат масел и дымок от курительниц, ощущал себя, будто вернулся в родную большую семью.
- Я подумал над твоим вопросом, брат, - сказал Его Священство, когда они зашли в аскетичный, пахнущий сухими цветами и немного тленом кабинет. – Полистал записи братьев, работавших в больницах.
- Когда я только научился, я тоже так развлекался, - сказал он. – Иди. Если что, я тебя вытащу.
На этот раз Люк не видел ни пустоты, ни светящейся дорожки. Он просто шагнул вперед – и вышел в своей гардеробной, ощутив лишь короткий обжигающий холод. И тут же, чтобы проверить, шагнул обратно.
Король уже сидел в кресле и снисходительно наблюдал, как змеиный отпрыск балуется с новоприобретенным умением. Люк рискнул даже сходить в свою спальню в столице, вернулся, собрался еще куда-то.
- Хватит, - остановил его Луциус. – Сядь, поешь. Нам еще летать сегодня.
Под утро, когда они отдыхали на знакомой уже скале, сытые и хорошо проредившие поголовье горных коз Блакории, Люк, у которого голова трещала от новых знаний – а разум едва ворочался из-за вкуса крови, до сих пор щекочущего язык, задрал голову, глядя на большого белого змея и очень искренне сказал:
«Спасибо».
Наставник спустился ниже, шурша большим телом по валунам, и лениво дернул крыльями.
«Не благодари. Вдруг тебе придется в скором времени меня проклинать? Мы еще не обговорили твою скорую свадьбу».
Но вопреки его ворчливому тону теплый ветерок потрепал перья змея-младшего, погладил его по спине. И очень захотелось зажмуриться от этой короткой ласки. Люк вскинулся от постыдных для взрослого мужика чувств, и, чтобы не расслабляться, вернулся к тому, что его тревожило:
«Зачем все-таки тебе мой срочный брак?»
«Я обещал твоему деду», - напомнил старый змей.
Чешуйчатый герцог скептически зашипел и мотнул хвостом.
«Я не буду заставлять ее».
«Будешь, Люк, будешь, - откликнулся наставник устало. – У меня есть чем убедить тебя. Или ее, если упрешься. Да и какая тебе разница? Сейчас, позже».
«Марине есть разница».
Его змейшество хмыкнул. Звук вышел такой, будто паровоз с шипением выпустил пар.
«Она простит. Женщинам вообще свойственно прощать, Лукас».
«Но не этой».
«Всем, поверь мне. Если любят, прощают».
Старый змей замолчал. И Люк уже решил, что он решил отступить, когда тот заговорил:
«У меня есть фотографии с Эмиратов, Люк. Если ты не устроишь вашу свадьбу быстро, они попадут в прессу, и вам придется пожениться. Но до этого не дойдет. Если ты заупрямишься, я покажу их Марине Рудлог – и она сама прибежит к тебе с требованием брака».
Раздался клекот – Кембритч, не успев дослушать, только представив, что кто-то видел его Марину голой, рванул с места и вцепился наставнику в горло. Тот полоснул его лапой – и обрушились со скалы, свиваясь и вгрызаясь друг в друга два столь похожих потомка Белого, и долго еще катились с гор лавины, потревоженные шипением и ревом, и тряслись каменные основания пиков от ударов, когда кто-то из противников отшвыривал другого. Небывалый по силе ураган накрыл север страны Гюнтера, принеся с собой метель и снега, и король Блакории, глядя в окно и прислушиваясь к чему-то, недовольно покачал головой.
Не дождались в то утро короля Луциуса советники, и в замке Вейн Жак Леймин хмуро выслушивал обеспокоенного дворецкого, рассказавшего, что ночью к хозяину пришел сам король – а из покоев, которые ныне пусты ни он, ни герцог уже не выходили.
На всякий случай после обеда начали поисковые работы. И, о чудо, нашли герцога в лесу, голого, раненного, среди поломанных, как спички деревьев. Его светлость слугам не обрадовался – встал, кривясь, прижимая ладонь к боку – все тело его было изодрано, зло рявкнул, повел налитыми кровью глазами – ему поспешно подали одежду. И пошел, хромая, в сторону замка.
Задержавшийся, чтобы осмотреть место, охранник, клялся потом, что случайно задрал голову и увидел в привычной инляндской дымке в небе очертания огромного белого змея, тихо летящего вслед за герцогом.
Люк вернулся в свои покои, стянул одежду, посмотрел на себя – раны, появившиеся после оборота, уже затягивались - и едва удержался, чтобы не разбить от приступа злости зеркало. Впервые на его памяти ситуация была настолько патовой, что куда не двинься – все плохо.
«Успокоился? – спросил его старый змей, когда после долгой драки швырнул на скалы, сам рванулся следом, сжал, впившись клыками в шею – Люк тяжело дышал и бил хвостом, и шипел, чувствуя рваные раны на теле. – Готов слушать дальше?»
В ответ на отрывистое и матерное пожелание его величеству сдохнуть лишь сжал клыками сильнее – и Люк взвыл от боли.
«Успокоился?» - повторил чешуйчатый король.
«Фотографии», - зло прошипел Кембритч, дергаясь от ненависти.
«Их никто не видел кроме меня. Я уничтожу их сразу же, как ты сообщишь мне о браке»
«Фотограф?»
«Я стер ему память. И проверил, чтобы никаких материалов не осталось».
«Что он заснял?»
«Самое начало. Все невинно, но для прессы достаточно, сам понимаешь».
В голову опять ударила ярость – и Люк извернулся, рванул зубами лапу старого змея - и снова они покатились по долине, под вой усиливающегося снежного урагана. И вновь через несколько минут его сжали, зафиксировав так, что перед глазами начала полыхать удушливая чернота.
«Ты молод и глуп, - Луциус тоже устал, и тоже был ранен, поэтому и мысленное общение прерывалось выдохами и свистом, - и у тебя может хватить дури заупрямиться или пойти против меня, но придет время, ты поумнеешь, повзрослеешь, и скажешь мне спасибо».
«Это вряд ли, - прошипел Люк, пытаясь вывернуться и ощущая, как хрустят его крылья. – Я не буду делать этого, ваше величество. А посмеете сказать Марине – я озвучу свои соображения по поводу участия королевы в смертях аристократии».
Некоторое время его позорно и методично трепали за шкирку зубами, как щенка. Не больно, но очень унизительно – и он так бился, так рычал, что к концу наказания уже был в полуобморочном состоянии. Метель все усиливалась, засыпая их снегом.
«Ты молод, - повторил Луциус настойчиво, когда ученик затих – только бока подрагивали и дыхание было судорожным, злым. – Ты моложе меня и должен быть силен, а я с закрытыми глазами могу тебя скрутить. Твои менталисткие способности куда ниже, чем могут быть. Ты должен уметь лечить людей, а даже ауру увидеть не способен. Случись что в будущем – и ты будешь проклинать себя, что не взял у жены столько силы, чтобы смочь спасти близкого тебе человека».
«Я видел ауру, - огрызнулся Люк. – У Иппоталии».
«Хорошо, - удивленно и даже с некоторой гордостью проговорил старый змей и чуть ослабил удушающие кольца. Ровно настолько, чтобы не было больно и в глазах посветлело. – Но этого мало. Послушай меня, не дергайся, - снова жестко зашипел он. - Твоя вина и ошибка в том, что ты оказался настолько нетерпелив, чтобы взять девицу Рудлог без свадьбы. А за ошибки взрослые люди платят, Люк. Силу красных дев помогает вобрать брачный обряд, без него ты получаешь лишь малую часть ее, ничтожно малую. Брачные браслеты – как воронка, которая ее энергию после инициации отправляет к мужу. А без них – сила истекает в пространство. Первые недели еще можно это поправить, хотя ты и упустил уже очень много. И сейчас каждый день на счету. Я должен был тебя заставить сразу как узнал. Но без возможности воздействовать ты бы отказался. Поэтому ты, Люк, возьмешь ее в жены как можно скорее. Три дня и так слишком много».
«Да зачем это вам? - со злым отчаянием поинтересовался Кембритч. – Рисковать отношениями с Рудлогом ради моего брака – слишком малое обоснование».
«Во-первых, - уже деловым тоном объяснил Луциус, - я уже сказал, я дал обещание твоему деду. Во-вторых, и это главное – чем сильнее аристократия, тем сильнее корона, Люк».
«Бред», - фыркнул Люк бесстрашно. Бояться, в принципе, было уже поздно – он и так уже наговорил на десяток смертных казней и лишений титула.
«Пусть бред, - устало согласился Луциус, - но тебе придется довольствоваться этим объяснением».
«Я все узнаю», - пообещал Люк.
«В этом я не сомневаюсь», - согласился его величество. И осторожно разжал кольца, отполз в сторону. Кембритч на чистом инстинкте стал вылизывать рваные, истекающие белесым туманом раны. Проверил крылья, яросто заклекотал на попытавшегося вновь приблизиться наставника.
«Лети домой, - приказал тот спокойно и поднялся в воздух. – Три дня, Люк. А лучше – сегодня. Ты меня услышал».
Люк отвернулся и раздраженно плеснул хвостом. И взлетел, шатаясь и дрожа, только после того, как его величество исчез в буране.
В двери осторожно постучали.
- Да! – рявкнул он, трясущимися от усталости руками выбивая из пачки сигарету и прикуривая.
Зашел Леймин. Осмотрел покореженного хозяина в чужих штанах, и крайне деликатно поинтересовался:
- Я понимаю, что сейчас не время, ваша светлость, но все же вы сами приняли меня на службу. И я имею право знать, что с вами происходит. Только прошу обойтись без сказок про ваши хождения во сне.
Люк раздраженно махнул рукой.
- Охранники будут молчать?
- Как немые, милорд, - подтвердил Леймин. – Как вас нашли, ни одна живая душа не узнает. И все-таки…
- О том, что я буду в Эмиратах, - продолжил Люк мрачно, не слушая, - знали вы, Ирвинс и Майки, Жак. Найдите, каким образом могла попасть информация о моей поездке к его величеству.
Леймин нахмурился – на впалых морщинистых щеках его заиграли желваки – и склонил голову.
- Сделаю, ваша светлость.
- Священник у меня в замке есть?
Глаза старого разведчика расширились так, будто они сейчас выпрыгнут из орбит.
- Служит в семейной часовне еще со времен вашего деда, милорд.
- Хорошо, - проговорил Люк и со злостью ткнул сигаретой в заполненную пепельницу. – По поводу моих исчезновений, Леймин. Видите ли, я имею обыкновение превращаться в огромного крылатого змея. И летать по ночам.
Безопасник некоторое время молча смотрел на него. Перевел взгляд на затягивающиеся раны хозяина.
- Остановимся на версии про хождение во сне, - наконец, сказал он мрачно.
Люк усмехнулся и кивнул на дверь. И старик вышел, качая головой и что-то бурча себе под нос.
Глава 14.
На севере Бермонта, там, где под покровом полярной ночи океан, скованный льдом, пытался пробить свой крепкий панцирь, а в ярангах неподалеку от берега все ярче разгорались очаги, поднимая белые кривые столбы дымов в стылое небо, дремал старый шаман Тайкахе. Странные видения приходили к старику, отказавшемуся от своей молодости и счастья, странные, обманчивые и зыбкие. То видел он тень солнечной жены короля, играющей в поднебесье с огненными духами и темными ночами спускающейся в замок, чтобы поцеловать призрачными губами спящего мужа. То чудились Тайкахе зеленые поля вместо тундры и теплое море, в котором можно купаться все лето. Или летний лес, среди елей и сосен которого важно выступал тяжелый черный медведь, снисходительно оглядываясь на маленькую медведицу, весело носящуюся по красному брусничнику с двумя медвежатами разных возрастов. А то переносили лукавые духи снов шамана на юг медвежьей страны, показывали снежные склоны гор, черные от панцирей спускающихся в долины чудовищ. Или отступали перед настоящим прозреванием, редко доступным и Великим стихиям – и тогда старый Тайкахе, как в детстве, открыв рот от восхищения, наблюдал за замедленной битвой исполинов, людей и богов, от которых содрогалась Тура.
Шаман очнулся от дремы, потянулся, кряхтя, хлебнул дымящегося на очаге сытного взвара и начал собираться в дорогу. Дойдет на лыжах до железной дороги, гул от которой далеко разносился по тайге, а там уже поедет в столицу. Пришла пора выполнять обещание, данное медвежьему сыну, и пытаться возвращать его женщину. И заодно поделиться видениями – обманка или нет, а надо, чтобы крепка была рука Бермонта, если опасность придет.
Воскресенье, Игорь
В воскресенье Игорь Иванович проснулся поздно – уже занимался зимний рассвет, и комната окрашивалась в серый и розовый. Проснулся в прекрасном настроении. Этому немало способствовала горячая, мягкая ото сна Люджина, прижимавшаяся к нему спиной и мирно посапывающая.
Игорю Ивановичу спать больше не хотелось. Зато определенно хотелось кое-чего другого – чего только может желать отдохнувший и здоровый мужчина поутру.
Капитан могла бы посрамить любого чемпиона по сну – когда господин полковник закончил с ласками и решил перейти к большему, она лишь вполголоса, укоризненно проворчала что-то, поворачиваясь на спину и улыбаясь. И так и не открыла глаз.
Через полчаса Стрелковский, бодрый и довольный, вышел из душа, присел рядом со снова свернувшейся клубочком, закутавшейся в одеяло северянкой, погладил ее по плечу.
Люджина неохотно зашевелилась, повернулась, с трудом приоткрыла сонные глаза.
- Еще? – спросила она удивленно и сладко потянулась. Игорь хмыкнул.
- Конечно, еще. Но потом. Я в храм собираюсь, Люджина, - он с удовольствием разглядывал ее налитую белую грудь, опухшие розовые губы и румянец – то ли от сна, то ли от его утренней активности. Беременность сделала ее совсем слабой, и его это отчего-то приводило в восторг: контраст между агентом и бойцом, не уступающей мужчинам – и разнеженной женщиной, греющей его постель.
- Хотите, чтобы я пошла с вами? – она опять потянулась, едва сдержав зевок. – Да что же это такое, - сурово сказала она сама себе. – Этак я и рожу во сне.
- Врач же пообещал, что на четвертом месяце сонливость должна пройти, - напомнил Стрелковский.
- Угу, - пробормотала она и осторожно коснулась его руки, так и лежащей у нее на плече, губами. - И мама говорила, что первые три месяца она тоже спала. У нас точно были медведицы в роду.
- Не удивлюсь, - ответил Стрелковский – и не удержался, коснулся украдкой ее груди. Северянка понимающе усмехнулась – и он тут же захотел остаться. Но строго напомнил себе про храм и поднялся.
- Будьте готовы к моему возвращению, - попросил он. – Я вчера забыл сказать. Звонил Хиль, сообщил, что можно сегодня навестить Полину. А после они с Тарьей ждут нас на обед.
Люджина охотно кивнула – с супругой Свенсена они сдружились, часто созванивались, обсуждали таинственные женские дела: вязание, покупки для детей и подготовку к родам, а сам подполковник уже несколько раз зазывал их к себе.
- Через сколько вы вернетесь?
- Через два часа, - он почти с умилением смотрел, как она подтягивает одеяло на плечи, снова закрывает глаза. – Успеете выспаться.
- Угу, - проворчала капитан, снова погружаясь в дрему – и Игорь наклонился, мягко поцеловал ее в лоб и пошел одеваться.
В Храме всех богов он отстоял всю службу, привычно повторяя заученные наизусть славословия, подождал, пока разойдутся прихожане, и последним подошел к Его священству. Склонил голову, пока старик благословлял его, и только потом вопросительно глянул на служителя.
Тот сделал знак подождать – ласково выслушал какую-то подошедшую женщину, затем еще одну, что-то вполголоса отвечая им – прихожанки отходили успокоенные. Игорь пока помогал братьям приводить храм в порядок после службы, вместе с ними споро разравнивая песок частыми граблями. Его помнили, приветствовали, обсуждали храмовые дела, и он, вдыхая аромат масел и дымок от курительниц, ощущал себя, будто вернулся в родную большую семью.
- Я подумал над твоим вопросом, брат, - сказал Его Священство, когда они зашли в аскетичный, пахнущий сухими цветами и немного тленом кабинет. – Полистал записи братьев, работавших в больницах.
