- Руку! – крикнул он – и наша старшая, не дрогнув, протянула ладонь. Чиркнуло лезвие, полилась кровь в травы – а старик уже метнулся к Василине, к Каролине – та закусила губу, но руку подала. Подбежал он и к Алине, покачал головой – но по запястью лезвием провел – и направился ко мне. Порез я, завороженная нарастающим огневоротом, перенесла, почти не заметив.
- Муж! – рыкнул шаман – я опустила взгляд: Демьян сам вспорол себе запястье когтем, протянул руку. Кровь смешивалась, кровь дымилась белым туманом, вскипала алыми светящимися пузырями – и шаман попробовал ее, одобрительно кивнул – и начал кружить вокруг гудящего огненного вихря, брызгая в него из чаши. Я прислушалась, ежась от ощущения, что за спиной моей кто-то стоит и смотрит прямо в затылок.
- Чуешь? – шептал Тайкахе скрежещуще. – Родные твои, девочка, ждут тебя, надеются. Любят тебя. Ну, иди сюда, милая, иди сюда, солнце медвежье, негоже тебе мужа призрачными губами целовать, пора и по-настоящему обнимать… иди сюда, милая… тело твое здоровое, что тебе там делать? Тут лучше… весна скоро, тепло будет тебе от любви, тепло от солнца…
Несмотря на напряжение, я не могла не улыбнуться нервно – почти так я уговаривала иногда выползти ко мне Бобби, забравшегося под кровать, выманивая его сахарной косточкой.
Огневорот выгибался за шаманом, и иногда сплетения плетей пламени расходились – и изнутри просвечивала тьма, и парадоксально тянуло оттуда могильным холодом. Вот и ветер начал набирать силу, ледяной, пронизывающий – и не пел уже шаман, шептал, бормотал, приплясывая, кровью огонь подкармливая – а звучала песня, подхваченная самой природой. Гудел костер, подпевал ему воздух, шелестели за дымной стеной деревья. Старик подскочил к Полине, перекатил ее на спину – сестра раскинула мохнатые лапы, как кошка, - и ножом крест-накрест сделал разрез ей на груди. Перевернул чашу и вылил туда остатки нашей крови.
Демьян тихо зарычал, вспарывая когтями землю – а медведица задергалась, забилась в судорогах. Пламенный вихрь поднялся еще выше, оторвавшись от тлеющих раскаленных дров – между ними и основанием огневорота теперь мог бы пройти и Нории – и с набирающим силу гулом, словно нехотя, медленно двинулся к Полине. Остановился над ней и Демьяном – и из основания вихря потекло прямо в окровавленную грудь Поли что-то легкое, светлое. Сестра начала меняться, принимая человеческое обличье. Я сжала кулаки, задержав дыхание от радости – но она снова потекла туманом, и снова стала медведицей. И опять начала меняться в нашу Пол.
Шаман раскачивался, упав на колени и хрипя что-то настойчивое, надрывное, тонким голосом - и в барабан лупил так, что он лопнуть должен был, и страшно было смотреть, как в ритме этой пульсации пульсирует дымка вокруг Поли, и морда ее то приобретает человеческие черты, то снова становится медвежьей.
- Закрепить! Закрепить, - взвыл шаман, подползая к Пол, сдергивая с себя какие-то цветные тряпочки и завязывая их на лапах сестры. – Не выйдешь из тела, тебе говорю, - заклинал он, - слушайся меня, девочка, не упрямься!!! Оковами духа тебя приковываю, оставайся в теле, вспоминай, вспоминай!!!!
Пол на мгновение задержалась в человеческом теле, вздохнула - и снова поплыла в звериное состоянии. Старик горестно схватился за голову. Тут вдруг шагнул к ним Нории, опустился рядом с Демьяном, взглядом спросил разрешения, сжал Полину за виски и зашептал что-то. На его груди под тонкой рубахой медленно начали разгораться линии орнамента.
- Подержу, - пророкотал он с усилием, - но недолго смогу. Сделай что еще надо!
Шаман, вздрагивая, отполз на корточках назад, чуть не уткнувшись в красные угли, уже подернутые серым. Достал флягу, отхлебнул, перестал сотрясаться всем телом – и быстро метнулся к выставленному у углей котелку. Я присмотрелась – он почти полностью был забит сосновыми длинными иголками.
- Плохо, плохо, - шептал шаман, заливая сосновые иглы какими-то настойками. Забормотал что-то на гортанном языке – у меня закружилась голова – и иголки заполыхали, засияли белым цветом. – Еще крови! - крикнул он и бросился к Полине. Взял ее руку – или лапу, - сделал надрез, зашептал что-то. Отошел – и Демьян взял руку Полины, начал ее зализывать, останавливая кровь.
А Тайкахе снова подходил к нам – и снова резал нам запястья, ловко, даже не глядя, гортанно выпевая несколько звуков. Так вот, непрерывно причитая, он поставил котелок на угли, достал из своего тряпья какую-то фляжку и перевернул ее. Медленно потекло оттуда на иголки то ли жидкое серебро, то ли густая ртуть. Запахло ландышами. Полыхнуло белое пламя, взвыл ветер, собираясь в серебристое плотное сияние и впитываясь в иглы.
Шаман снова подхватил истекающий светлым туманом котелок, подошел к Полине.
- Сейчас ей будет больно, медвежий сын, - предупреждающе проскрипел старик. – Держи. Не смей мне мешать, понял? Будем ее на якоря цеплять. Держи руку!
Демьян, посеревший, сжал двумя руками запястье Поли – и шаман достал серебряную иглу, на конце которой мерцала белая капелька, и ловко, быстро загнал ее сестре под кожу.
Я передернулась – мне показалось, что я услышала шипение, будто игла была раскаленной. Демьян зарычал, а Поля дернула губами – лицо ее приобрело четкие человеческие очертания – и закричала-заплакала, выгибаясь.
- Вторую! – непререкаемо крикнул шаман. – Ну, медвежий сын! Надо!
Демьян закрыл глаза и зафиксировал вторую руку. Он тяжело дышал. И снова закричала Полина, забилась.
- Теперь ноги!
Я не могла на это больше смотреть – от диких криков сестры я вся покрылась ледяным потом. Но наконец она затихла. И я открыла глаза. Вася стояла, уткнувшись Мариану в плечо и плакала, отец обнимал младших, Ани выпрямилась, и взгляд ее был жестоким, острым. Только Нории ни на что не реагировал. По его вискам катились крупные капли пота, и он крепко держал дрожащую мелкой дрожью Пол за голову, и незряче смотрел куда-то за стену дыма.
- Якоря мне нужны, якоря! – выл шаман, не обращая внимания на нашу пантомиму. – Сначала ты! – он ткнул пальцем в Демьяна. – Иди сюда!
Полумедведь тяжело поднялся, сделал такое движение, будто хотел опуститься на четыре лапы, но остановил себя, и, сутулясь, мягко переступая, подошел к шаману. Тот достал из котелка еще одну длинную серебристую иглу, с капелькой живого светящегося серебра на кончике, взял Демьяна за руку, и загнал ей его под кожу. Берман зарычал от боли – и зарычала в тон ему, забилась в судорогах Пол.
Нории сжал зубы, сильнее запульсировали на его теле линии, потекли светлые волны по рукам к вискам сестры. Шаман подскочил к ней, принюхался, повернулся к нам – лицо его было жутким.
- Еще! – рявкнул он под завывания ветра и гул огня. – Еще родная кровь! Чтобы пришить ее к этому миру!
Кажется, мы все сделали шаг вперед. А он метнулся к Ани, взял ее за подбородок, досадливо оттолкнул.
- Тебе нельзя, ты мужа сейчас поишь, не хватит!
Подскочил к Василине, - Мариан двинулся к нему, но старик досадливо махнул рукой.
- Не съем я ее, защитник! – посмотрел ей в глаза, сплюнул в сторону.
- Нет! Не ее! И маленьких нельзя, не выдержат!
- А как же я? – слова сами вырвались.
- Не дошел еще до тебя, - буркнул шаман. Схватил больно меня за подбородок, повертел лицо, всматриваясь в глаза. Задумался.
- И тебе бы не надо, - сказал он почти умиротворенно и ласково погладил меня по голове. – Да деваться некуда.
- Почему не надо? – удивленно поинтересовалась я, протягивая руку.
- На сносях ты, - объяснил он небрежно. Я замерла, не понимая и одновременно осознав все. Родные медленно, неверяще поворачивались ко мне, на миг забыв даже про Пол… и тут мне под кожу выше запястья вошла длинная игла, и из глаз брызнули слезы, и я закричала от жуткой боли, едва не теряя сознание. И снова мучительно, надрывно зарычала Полина - в реве ее прорывался плач, тоненький, жалобный. Игла растворялась в теле, лавой уходя в кровь, и место, куда она вошла, болело, как ожог.
- Еще, еще, - просительно хрипел шаман, метаясь туда-сюда. – Отца бы! Мать бы! Ничего сильнее нет! Отца бы! Мать бы!
Мы ничего не понимали. Я покосилась на отца, который обнимал неслышно плачущую, испуганную Каролинку. С другой стороны к нему прижималась Алинка. Шаман подскакивал и к ним, досадливо кривился, снова подбегал к старшим, качал головой – нельзя, нельзя!
Отец побледнел – и я увидела, каким тяжелым взглядом окидывает нашу семью Демьян. Смотрит просяще, непонимающе, сузив желтые глаза.
- Чего вы медлите? – зарычал он взбешенно.
- Они не знают, - успокаивающе проговорил отец. Мы, как болванчики, повернули головы на него – а он, сунув руку в карман, достал телефон, набрал какой-то номер и сказал в трубку.
- Зигфрид. Немедленно. Стрелковского доставь ко мне. Сию секунду!!!!
Я услышала дружный выдох – и поняла, что сама задержала дыхание.
- Папа? – тоненько и непонимающе спросила Алинка.
Отец тяжело вздохнул и прижал ее к себе. Губы его кривились.
Да, этот вечер оказался слишком щедр к нашей семье на новости.
Старик Тайкахе тем временем, бормоча, - «сам, сам» - щедро смазал свою руку нашей кровью и вогнал иглу себе – и снова выгнулась, закричала, заплакала Поля.
Игорь Иванович вышел из Зеркала в пижамных штанах, сонный, непонимающий. Посмотрел на наши лица, отшатнулся, когда перед ним возник шаман, схватил его за подбородок.
- Да, да, да! – забормотал старик, потрясая очередной иглой. – Родная кровь, родная, удержит! Готов дочь спасти, отец?
- Конечно, - дрогнувшим голосом ответил Игорь Иванович – и побелел от боли, пошатнулся – игла вошла ему в руку.
Пол уже не кричала. Она тяжело дышала, раскинув руки. Глаза ее были закрыты, но она была в своем теле. Дракон, будто потускневший, все еще держал ее – и лицо его было сосредоточенным, мрачным.
- Не хватит, - сказал он одними губами, не поворачивая головы. – Еще надо.
- Будто не знаю, - буркнул шаман. Сел на землю, достал из своих лохмотьев какие-то мешочки, начал горстями бросать туда серебряные иглы. Сунул один мне, один Игорю, растерянно стоящему поодаль от нас, один Демьяну. Один оставил себе.
- Тяжелая ноша вам, - сказал он наставительно, - каждый день ее к этому миру вашей кровью пришивать. С каждым разом все больнее будет. Каждый день, как солнце встанет над головой, в левую руку. Не пропустите, выдержите – должна вернуться королева. Будете своими жизнями ее здесь держать. А я сделал все, что мог. А сейчас еще по одной, не мешкайте!
Я сунула руку в мешок, нащупала иглу, зажмурилась – и загнала ее себе в кожу. И пошатнулась от боли, и упала бы, не поддержи меня кто-то.
Когда я пришла в себя, оказалось, что меня крепко держит Мариан, а Вася обеспокоенно гладит по щеке, дует на влажные волосы. Демьян уже сидел рядом с Пол, прижимая ее к себе – руки ее безвольно свисали вниз. Нории поднялся, встал рядом с Ани – та почему-то очень сурово смотрела на него, а он улыбался мягко, спокойно выдерживая ее взгляд. Мне бы от такого точно хотелось сбежать. А Тайкахе медленно обходил нависающий над Полиной и Демьяном ревущий огненный вихрь против часовой стрелки, бросая в него чем-то похожим на соль, и тот утихал, угасал, развеиваясь. Наконец, погас – и старик Тайкахе сел на землю, достал флягу и с удовольствием, тяжело дыша, приложился к ней.
- Она каждый день теперь будет на недолго оборачиваться, - сказал он Демьяну. – Время нужно. Как закончатся иглы – должна вернуться насовсем. Не обещаю, медвежий сын. Но верю. Теперь только жди. И проявляй терпение. И отнеси-ка ее сейчас в святилище. Не лишним его сила будет.
Демьян поднялся, подхватил на руки Полину и молча понес ее в замок, не обращая на нас внимания. Игорь Иванович проводил их взглядом, и мне стало его жалко. И отца было жалко.
И себя – очень.
На двор опускалась тишина. Плотная, наполненная надеждами и удивлением, неверием и тревогой. Отец под нашими взглядами подошел к Стрелковскому, тихо поблагодарил его:
- Хорошо, что пришел, Игорь Иванович.
- Спасибо, что позвал, - хрипло ответил полковник. И нехотя, через силу посмотрел в нашу сторону.
- Но как же это? – растерянно спросила Василина. Ани, словно что-то сообразившая, коротко взглянула на нее, покачала головой. Мы с младшими вообще слова выговорить не могли.
Все молчали. И очень нужно было разорвать эту тишину.
- Да какая разница, кто у Поли родитель, - с нервным смешком сказала я. – Будто от этого мы меньше тебя любим, отец. Или меньше уважаем вас, Игорь Иванович. Добро пожаловать в семью.
- Да, - Василина словно очнулась. – Это я должна была сказать. Добро пожаловать в семью.
- Поговорите с нами потом, Игорь Иванович, - ледяным тоном произнесла Ани. Стрелковский кивнул, посмотрел на мешочек с иглами, который сжимал в руке.
- Папа, а я-то твоя? – шепотом спросила Каролина.
- Конечно, - печально откликнулся он.
Алина ничего не спрашивала. Она морщила лоб и искоса, тревожно поглядывала на отца.
Я, пошатываясь, высвободилась из рук Мариана, подошла к напивающемуся шаману.
- Тайкахе, - позвала я сипло. – Я что, беременна?
«Глупый вопрос».
Сестры за моей спиной, о чем-то тихо начавшие беседовать со Стрелковским, замолчали, и я спиной почувствовала их взгляды. Не осуждающие. Усталые. Будто я надоела им до ужаса.
- Радуйся, - ласково и укоризненно отозвался старик и погладил меня по коленке. Мягко говоря, радость была последним из чувств, которое я испытала в тот момент. Для начала мне захотелось устроить позорную истерику с криками «не хочу» и «не нааадо». А потом – придушить одного змея с соблазнительным голосом и темными порочными глазами.
«Как будто он один виноват».
«Себя-то я придушить не могу», - огрызнулась я, с ужасом соображая, что же теперь делать. Шаман подергал меня за край платья, и когда я снова посмотрела на него, протянул мне какой-то корешок на веревочке.
- Бери, - проскрипел он, - и не печалься. Дитя будет здоровым. Только мужа возьми себе поскорее, негоже такие силы тратить, соколиная дочь.
Я заторможенно сжала в кулаке корешок, подергала себя за серьгу на ухе и повернулась к сестрам.
- Ну что, - сказала я едко и вызывающе, чувствуя себя актрисой в плохом спектакле, - похоже, вам удалось-таки сбыть меня с рук, сестрички. Радость-то какая!
Вася тяжело вздохнула, я посмотрела на нее, на обеспокоенную Ангелину, шмыгнула носом и решительно вытерла зачем-то льющиеся по щекам слезы.
В замке начали зажигаться огни, над нами сияющими волнами восстанавливался погодный купол, а старый шаман за моей спиной внезапно громко всхрапнул. Я испуганно оглянулась на него – Тайкахе потер глаза, качнулся пару раз и медленно склонился на бок, продолжая храпеть. Незакрытая фляжка покатилась из его руки, и я заторможенно присела, подняла ее, поискала взглядом пробку и не нашла. И на всякий случай пощупав старику пульс, поставила емкость рядом с ним.
Пусть спит. Так прыгать – и молодой бы без сил упал.
К нам от дверей замка направлялся Хиль Свенсен.
- Телепорт для вас готов, - сказал он тихо и покосился на Игоря. Видно было, что берман хочет что-то спросить, но сдерживается.
- Спасибо, подполковник, - Василина взяла за руку задумчивую и расстроенную Алинку, которая все разглядывала шамана, посмотрела на меня. - Мариша, пойдем, обсудим все?
- Муж! – рыкнул шаман – я опустила взгляд: Демьян сам вспорол себе запястье когтем, протянул руку. Кровь смешивалась, кровь дымилась белым туманом, вскипала алыми светящимися пузырями – и шаман попробовал ее, одобрительно кивнул – и начал кружить вокруг гудящего огненного вихря, брызгая в него из чаши. Я прислушалась, ежась от ощущения, что за спиной моей кто-то стоит и смотрит прямо в затылок.
- Чуешь? – шептал Тайкахе скрежещуще. – Родные твои, девочка, ждут тебя, надеются. Любят тебя. Ну, иди сюда, милая, иди сюда, солнце медвежье, негоже тебе мужа призрачными губами целовать, пора и по-настоящему обнимать… иди сюда, милая… тело твое здоровое, что тебе там делать? Тут лучше… весна скоро, тепло будет тебе от любви, тепло от солнца…
Несмотря на напряжение, я не могла не улыбнуться нервно – почти так я уговаривала иногда выползти ко мне Бобби, забравшегося под кровать, выманивая его сахарной косточкой.
Огневорот выгибался за шаманом, и иногда сплетения плетей пламени расходились – и изнутри просвечивала тьма, и парадоксально тянуло оттуда могильным холодом. Вот и ветер начал набирать силу, ледяной, пронизывающий – и не пел уже шаман, шептал, бормотал, приплясывая, кровью огонь подкармливая – а звучала песня, подхваченная самой природой. Гудел костер, подпевал ему воздух, шелестели за дымной стеной деревья. Старик подскочил к Полине, перекатил ее на спину – сестра раскинула мохнатые лапы, как кошка, - и ножом крест-накрест сделал разрез ей на груди. Перевернул чашу и вылил туда остатки нашей крови.
Демьян тихо зарычал, вспарывая когтями землю – а медведица задергалась, забилась в судорогах. Пламенный вихрь поднялся еще выше, оторвавшись от тлеющих раскаленных дров – между ними и основанием огневорота теперь мог бы пройти и Нории – и с набирающим силу гулом, словно нехотя, медленно двинулся к Полине. Остановился над ней и Демьяном – и из основания вихря потекло прямо в окровавленную грудь Поли что-то легкое, светлое. Сестра начала меняться, принимая человеческое обличье. Я сжала кулаки, задержав дыхание от радости – но она снова потекла туманом, и снова стала медведицей. И опять начала меняться в нашу Пол.
Шаман раскачивался, упав на колени и хрипя что-то настойчивое, надрывное, тонким голосом - и в барабан лупил так, что он лопнуть должен был, и страшно было смотреть, как в ритме этой пульсации пульсирует дымка вокруг Поли, и морда ее то приобретает человеческие черты, то снова становится медвежьей.
- Закрепить! Закрепить, - взвыл шаман, подползая к Пол, сдергивая с себя какие-то цветные тряпочки и завязывая их на лапах сестры. – Не выйдешь из тела, тебе говорю, - заклинал он, - слушайся меня, девочка, не упрямься!!! Оковами духа тебя приковываю, оставайся в теле, вспоминай, вспоминай!!!!
Пол на мгновение задержалась в человеческом теле, вздохнула - и снова поплыла в звериное состоянии. Старик горестно схватился за голову. Тут вдруг шагнул к ним Нории, опустился рядом с Демьяном, взглядом спросил разрешения, сжал Полину за виски и зашептал что-то. На его груди под тонкой рубахой медленно начали разгораться линии орнамента.
- Подержу, - пророкотал он с усилием, - но недолго смогу. Сделай что еще надо!
Шаман, вздрагивая, отполз на корточках назад, чуть не уткнувшись в красные угли, уже подернутые серым. Достал флягу, отхлебнул, перестал сотрясаться всем телом – и быстро метнулся к выставленному у углей котелку. Я присмотрелась – он почти полностью был забит сосновыми длинными иголками.
- Плохо, плохо, - шептал шаман, заливая сосновые иглы какими-то настойками. Забормотал что-то на гортанном языке – у меня закружилась голова – и иголки заполыхали, засияли белым цветом. – Еще крови! - крикнул он и бросился к Полине. Взял ее руку – или лапу, - сделал надрез, зашептал что-то. Отошел – и Демьян взял руку Полины, начал ее зализывать, останавливая кровь.
А Тайкахе снова подходил к нам – и снова резал нам запястья, ловко, даже не глядя, гортанно выпевая несколько звуков. Так вот, непрерывно причитая, он поставил котелок на угли, достал из своего тряпья какую-то фляжку и перевернул ее. Медленно потекло оттуда на иголки то ли жидкое серебро, то ли густая ртуть. Запахло ландышами. Полыхнуло белое пламя, взвыл ветер, собираясь в серебристое плотное сияние и впитываясь в иглы.
Шаман снова подхватил истекающий светлым туманом котелок, подошел к Полине.
- Сейчас ей будет больно, медвежий сын, - предупреждающе проскрипел старик. – Держи. Не смей мне мешать, понял? Будем ее на якоря цеплять. Держи руку!
Демьян, посеревший, сжал двумя руками запястье Поли – и шаман достал серебряную иглу, на конце которой мерцала белая капелька, и ловко, быстро загнал ее сестре под кожу.
Я передернулась – мне показалось, что я услышала шипение, будто игла была раскаленной. Демьян зарычал, а Поля дернула губами – лицо ее приобрело четкие человеческие очертания – и закричала-заплакала, выгибаясь.
- Вторую! – непререкаемо крикнул шаман. – Ну, медвежий сын! Надо!
Демьян закрыл глаза и зафиксировал вторую руку. Он тяжело дышал. И снова закричала Полина, забилась.
- Теперь ноги!
Я не могла на это больше смотреть – от диких криков сестры я вся покрылась ледяным потом. Но наконец она затихла. И я открыла глаза. Вася стояла, уткнувшись Мариану в плечо и плакала, отец обнимал младших, Ани выпрямилась, и взгляд ее был жестоким, острым. Только Нории ни на что не реагировал. По его вискам катились крупные капли пота, и он крепко держал дрожащую мелкой дрожью Пол за голову, и незряче смотрел куда-то за стену дыма.
- Якоря мне нужны, якоря! – выл шаман, не обращая внимания на нашу пантомиму. – Сначала ты! – он ткнул пальцем в Демьяна. – Иди сюда!
Полумедведь тяжело поднялся, сделал такое движение, будто хотел опуститься на четыре лапы, но остановил себя, и, сутулясь, мягко переступая, подошел к шаману. Тот достал из котелка еще одну длинную серебристую иглу, с капелькой живого светящегося серебра на кончике, взял Демьяна за руку, и загнал ей его под кожу. Берман зарычал от боли – и зарычала в тон ему, забилась в судорогах Пол.
Нории сжал зубы, сильнее запульсировали на его теле линии, потекли светлые волны по рукам к вискам сестры. Шаман подскочил к ней, принюхался, повернулся к нам – лицо его было жутким.
- Еще! – рявкнул он под завывания ветра и гул огня. – Еще родная кровь! Чтобы пришить ее к этому миру!
Кажется, мы все сделали шаг вперед. А он метнулся к Ани, взял ее за подбородок, досадливо оттолкнул.
- Тебе нельзя, ты мужа сейчас поишь, не хватит!
Подскочил к Василине, - Мариан двинулся к нему, но старик досадливо махнул рукой.
- Не съем я ее, защитник! – посмотрел ей в глаза, сплюнул в сторону.
- Нет! Не ее! И маленьких нельзя, не выдержат!
- А как же я? – слова сами вырвались.
- Не дошел еще до тебя, - буркнул шаман. Схватил больно меня за подбородок, повертел лицо, всматриваясь в глаза. Задумался.
- И тебе бы не надо, - сказал он почти умиротворенно и ласково погладил меня по голове. – Да деваться некуда.
- Почему не надо? – удивленно поинтересовалась я, протягивая руку.
- На сносях ты, - объяснил он небрежно. Я замерла, не понимая и одновременно осознав все. Родные медленно, неверяще поворачивались ко мне, на миг забыв даже про Пол… и тут мне под кожу выше запястья вошла длинная игла, и из глаз брызнули слезы, и я закричала от жуткой боли, едва не теряя сознание. И снова мучительно, надрывно зарычала Полина - в реве ее прорывался плач, тоненький, жалобный. Игла растворялась в теле, лавой уходя в кровь, и место, куда она вошла, болело, как ожог.
- Еще, еще, - просительно хрипел шаман, метаясь туда-сюда. – Отца бы! Мать бы! Ничего сильнее нет! Отца бы! Мать бы!
Мы ничего не понимали. Я покосилась на отца, который обнимал неслышно плачущую, испуганную Каролинку. С другой стороны к нему прижималась Алинка. Шаман подскакивал и к ним, досадливо кривился, снова подбегал к старшим, качал головой – нельзя, нельзя!
Отец побледнел – и я увидела, каким тяжелым взглядом окидывает нашу семью Демьян. Смотрит просяще, непонимающе, сузив желтые глаза.
- Чего вы медлите? – зарычал он взбешенно.
- Они не знают, - успокаивающе проговорил отец. Мы, как болванчики, повернули головы на него – а он, сунув руку в карман, достал телефон, набрал какой-то номер и сказал в трубку.
- Зигфрид. Немедленно. Стрелковского доставь ко мне. Сию секунду!!!!
Я услышала дружный выдох – и поняла, что сама задержала дыхание.
- Папа? – тоненько и непонимающе спросила Алинка.
Отец тяжело вздохнул и прижал ее к себе. Губы его кривились.
Да, этот вечер оказался слишком щедр к нашей семье на новости.
Старик Тайкахе тем временем, бормоча, - «сам, сам» - щедро смазал свою руку нашей кровью и вогнал иглу себе – и снова выгнулась, закричала, заплакала Поля.
Игорь Иванович вышел из Зеркала в пижамных штанах, сонный, непонимающий. Посмотрел на наши лица, отшатнулся, когда перед ним возник шаман, схватил его за подбородок.
- Да, да, да! – забормотал старик, потрясая очередной иглой. – Родная кровь, родная, удержит! Готов дочь спасти, отец?
- Конечно, - дрогнувшим голосом ответил Игорь Иванович – и побелел от боли, пошатнулся – игла вошла ему в руку.
Пол уже не кричала. Она тяжело дышала, раскинув руки. Глаза ее были закрыты, но она была в своем теле. Дракон, будто потускневший, все еще держал ее – и лицо его было сосредоточенным, мрачным.
- Не хватит, - сказал он одними губами, не поворачивая головы. – Еще надо.
- Будто не знаю, - буркнул шаман. Сел на землю, достал из своих лохмотьев какие-то мешочки, начал горстями бросать туда серебряные иглы. Сунул один мне, один Игорю, растерянно стоящему поодаль от нас, один Демьяну. Один оставил себе.
- Тяжелая ноша вам, - сказал он наставительно, - каждый день ее к этому миру вашей кровью пришивать. С каждым разом все больнее будет. Каждый день, как солнце встанет над головой, в левую руку. Не пропустите, выдержите – должна вернуться королева. Будете своими жизнями ее здесь держать. А я сделал все, что мог. А сейчас еще по одной, не мешкайте!
Я сунула руку в мешок, нащупала иглу, зажмурилась – и загнала ее себе в кожу. И пошатнулась от боли, и упала бы, не поддержи меня кто-то.
Когда я пришла в себя, оказалось, что меня крепко держит Мариан, а Вася обеспокоенно гладит по щеке, дует на влажные волосы. Демьян уже сидел рядом с Пол, прижимая ее к себе – руки ее безвольно свисали вниз. Нории поднялся, встал рядом с Ани – та почему-то очень сурово смотрела на него, а он улыбался мягко, спокойно выдерживая ее взгляд. Мне бы от такого точно хотелось сбежать. А Тайкахе медленно обходил нависающий над Полиной и Демьяном ревущий огненный вихрь против часовой стрелки, бросая в него чем-то похожим на соль, и тот утихал, угасал, развеиваясь. Наконец, погас – и старик Тайкахе сел на землю, достал флягу и с удовольствием, тяжело дыша, приложился к ней.
- Она каждый день теперь будет на недолго оборачиваться, - сказал он Демьяну. – Время нужно. Как закончатся иглы – должна вернуться насовсем. Не обещаю, медвежий сын. Но верю. Теперь только жди. И проявляй терпение. И отнеси-ка ее сейчас в святилище. Не лишним его сила будет.
Демьян поднялся, подхватил на руки Полину и молча понес ее в замок, не обращая на нас внимания. Игорь Иванович проводил их взглядом, и мне стало его жалко. И отца было жалко.
И себя – очень.
На двор опускалась тишина. Плотная, наполненная надеждами и удивлением, неверием и тревогой. Отец под нашими взглядами подошел к Стрелковскому, тихо поблагодарил его:
- Хорошо, что пришел, Игорь Иванович.
- Спасибо, что позвал, - хрипло ответил полковник. И нехотя, через силу посмотрел в нашу сторону.
- Но как же это? – растерянно спросила Василина. Ани, словно что-то сообразившая, коротко взглянула на нее, покачала головой. Мы с младшими вообще слова выговорить не могли.
Все молчали. И очень нужно было разорвать эту тишину.
- Да какая разница, кто у Поли родитель, - с нервным смешком сказала я. – Будто от этого мы меньше тебя любим, отец. Или меньше уважаем вас, Игорь Иванович. Добро пожаловать в семью.
- Да, - Василина словно очнулась. – Это я должна была сказать. Добро пожаловать в семью.
- Поговорите с нами потом, Игорь Иванович, - ледяным тоном произнесла Ани. Стрелковский кивнул, посмотрел на мешочек с иглами, который сжимал в руке.
- Папа, а я-то твоя? – шепотом спросила Каролина.
- Конечно, - печально откликнулся он.
Алина ничего не спрашивала. Она морщила лоб и искоса, тревожно поглядывала на отца.
Я, пошатываясь, высвободилась из рук Мариана, подошла к напивающемуся шаману.
- Тайкахе, - позвала я сипло. – Я что, беременна?
«Глупый вопрос».
Сестры за моей спиной, о чем-то тихо начавшие беседовать со Стрелковским, замолчали, и я спиной почувствовала их взгляды. Не осуждающие. Усталые. Будто я надоела им до ужаса.
- Радуйся, - ласково и укоризненно отозвался старик и погладил меня по коленке. Мягко говоря, радость была последним из чувств, которое я испытала в тот момент. Для начала мне захотелось устроить позорную истерику с криками «не хочу» и «не нааадо». А потом – придушить одного змея с соблазнительным голосом и темными порочными глазами.
«Как будто он один виноват».
«Себя-то я придушить не могу», - огрызнулась я, с ужасом соображая, что же теперь делать. Шаман подергал меня за край платья, и когда я снова посмотрела на него, протянул мне какой-то корешок на веревочке.
- Бери, - проскрипел он, - и не печалься. Дитя будет здоровым. Только мужа возьми себе поскорее, негоже такие силы тратить, соколиная дочь.
Я заторможенно сжала в кулаке корешок, подергала себя за серьгу на ухе и повернулась к сестрам.
- Ну что, - сказала я едко и вызывающе, чувствуя себя актрисой в плохом спектакле, - похоже, вам удалось-таки сбыть меня с рук, сестрички. Радость-то какая!
Вася тяжело вздохнула, я посмотрела на нее, на обеспокоенную Ангелину, шмыгнула носом и решительно вытерла зачем-то льющиеся по щекам слезы.
В замке начали зажигаться огни, над нами сияющими волнами восстанавливался погодный купол, а старый шаман за моей спиной внезапно громко всхрапнул. Я испуганно оглянулась на него – Тайкахе потер глаза, качнулся пару раз и медленно склонился на бок, продолжая храпеть. Незакрытая фляжка покатилась из его руки, и я заторможенно присела, подняла ее, поискала взглядом пробку и не нашла. И на всякий случай пощупав старику пульс, поставила емкость рядом с ним.
Пусть спит. Так прыгать – и молодой бы без сил упал.
К нам от дверей замка направлялся Хиль Свенсен.
- Телепорт для вас готов, - сказал он тихо и покосился на Игоря. Видно было, что берман хочет что-то спросить, но сдерживается.
- Спасибо, подполковник, - Василина взяла за руку задумчивую и расстроенную Алинку, которая все разглядывала шамана, посмотрела на меня. - Мариша, пойдем, обсудим все?
