Нории приподнялся, опираясь на локти, предвкушающе, понимающе щурясь – супруга его сложила руки на груди, принимая невыносимо грозный вид.
- И почему, - сказала она ледяным тоном, - мой муж не сказал мне, что моя сестра беременна?
- Ты сама понимаешь, почему, - отозвался он с улыбкой. – Иди ко мне, шари, я успокою тебя. И мне нужно коснуться тебя, я потратил много сил.
- Нории, - произнесла она раздраженно, не двинувшись с места, - я не могу в один момент отказаться от заботы о своих сестрах. Да и вряд ли когда-то смогу. И каково мне узнавать такие новости и понимать, что ты, прекрасно видящий беременных, промолчал?
Дракон еще раз с удовольствием потянулся и встал.
- Не подходи пока ко мне, - сурово предупредила Ани. Он не послушал – приблизился вплотную, так, что пришлось задрать подбородок, чтобы смотреть ему в лицо.
- Предположим, - пророкотал Нории мягко, проводя большими ладонями ей по плечам, по рукам вниз, - муж твоей сестры мог бы чувствовать беременность. Хотела бы ты, чтобы он сказал ей раньше, чем ты?
- Это разумный и правильный довод, - сверкая глазами, ответила Ангелина. Ей очень хотелось улыбнуться, и она поджала губы, - но мне все равно. Если что-то касается моих сестер, я хочу это знать.
- Упрямая женщина, - усмехнулся дракон. – Сама посуди – как мне понять, что ты еще не в курсе? Это секреты другой семьи и другого правящего дома. Не дело мне туда вмешиваться.
- Нории! – проговорила она угрожающе. Он спокойно смотрел на нее сверху вниз, оглаживая, успокаивая – и все равно в груди билось, полыхало недовольство. Но молодая владычица вздохнула, пытаясь взять себя в руки, и сменила тон.
- Прошу тебя, - сказала она тихо и коснулась его щеки, - я понимаю, что я несправедлива к тебе. Но мне это очень важно. Кроме положения Марины… видишь ли ты что-то еще, что мне следует знать?
Дракон задумался.
- У твоей младшей сестры в ауре, помимо слабого огня Рудлог, есть и желтое сияние. Как и у ее отца. Но у нее сильнее. Видимо, ваша кровь усилила наследие Разума.
Ани кивнула.
- У Святослава Федоровича бабушка из Йеллоувиня, Нории. И что это значит?
- Пока трудно сказать, - отозвался он, - девушка еще совсем маленькая. Но судя по всему, у нее будут расти ментальные способности. Возможно, прорицание. Это лучше узнать у Хань Ши, а лучше бы познакомить их, чтобы он сам посмотрел.
- Как бы он не решил попросить ее в жены кому-нибудь из внуков, - проворчала Ани озабоченно.
- Не думаю, - Нории легко коснулся ее лба губами, - не знаю, как сейчас, но в наше время Желтые крайне трепетно относились к чистоте своей крови. Они, как и Бермонты, предпочитали жениться на аристократках из своих, и принцам Ши жен воспитывали с младенчества.
- Да и сейчас так же, - согласилась Ани. – Давным-давно одна из наших принцесс ушла в дом Ши. Но мы пламя, они – равновесие, трудно ей было. Больше к нашим женщинам из Йеллоувиня не сватались.
- Мудро, - засмеялся Нории, и принцесса мстительно шлепнула его ладонью по плечу.
- Еще что-то, Нории?
- Ваша Алина в ауре помимо огня несет и темную суть, шари, - так же спокойно сказал он. Его супруга замерла. – У Марины странно скачет ее пламя, то меньше, то больше. А королева становится все сильнее.
- Что значит темную суть? – медленно проговорила Ани.
- Один из ее родителей – потомок Черного Жреца, - объяснил Нории.
- Святослав? – удивилась Ангелина.
- Нет, - успокаивающе проговорил дракон. – Он ей не отец.
- Боги, - прошептала Ани, не замечая, как, схватив Нории за руку, больно впилась в кожу ногтями. – Алина? Немыслимо! А если ей грозит одержимость? Нужно же сказать ей, нужно сказать Василине! Нет, как же сказать, что и ей он не отец… это слишком. А с другой стороны, неправильно, если она не будет знать…
- Сейчас? – мягко поинтересовался Нории, аккуратно спуская с плеч жены платье. Оно задержалось на локтях, открыв аккуратную грудь в строгом белье.
- Завтра, - неохотно отступила владычица, пошевелила запястьями – одежда с шелестом скользнула вниз. – С утра. Нет, у нее экзамен, не нужно сбивать. Вечером. В конце концов до сих пор же ничего страшного не случилось. А сейчас нужно подумать…
- А сейчас, - твердо пророкотал дракон и прижал ее к себе – жена наконец-то осмысленно посмотрела на него, - мы идем в постель, шари.
- Нории!
- Завтра, Ани-эна, все завтра. И ни слова больше. Иначе, клянусь, я сделаю тебе столько детей, что у тебя не будет возможности думать о чем-то еще.
Ани фыркнула, высвободилась из его рук – и, выпрямив плечи, избавилась от белья.
- У моей матери нас шестеро, - сказала она снисходительно, - это не мешало ей править. Ну, целуй же меня, муж мой.
- С этого и следовало начать, - пророкотал он довольно, прижал ее к себе крепко, почти до боли – и склонился к охотно подставленым губам.
Алина Рудлог, попрощавшись с родными, не сразу пошла спать, хотя устала невозможно. Она задумчиво уселась в кресло в гостиной, потерла глаза и потянулась к конспектам. Некоторое время в покоях пятой принцессы слышался шорох страниц и приглушенное бормотание – она бросала взгляд на список вопросов, проговаривала начало ответа и листала дальше. Но взгляд ее был рассеянным, и она несколько раз подносила руки к вискам, то ли напряженно обдумывая что-то, то ли пытаясь убрать усиливающуюся и нудную, как сверло стоматолога, головную боль. Пришлось вызвать горничную, попросить принести ей кувшин горячего молока с медом – то ли Алинка подмерзла во время ритуала, то ли нервы наложились на измотанность от учебы, но по коже бродил озноб, и мышцы едва заметно ломало, будто отголоском будущей простуды.
Наконец, когда перед глазами все стало расплываться, она посмотрела на часы, ужаснулась – четыре утра, и пусть завтра не с утра на экзамен, надо же еще выспаться и повторить! – и направилась в ванную. Там, педантично вычистив зубы, принцесса оперлась ладонями на мраморную столешницу и, хмурясь, посмотрела на себя в зеркало.
Откровения по поводу матери подняли в душе прошлые ее страхи, когда маленькая Алинка напряженно раздумывала, почему же ей единственной изо всех достались зеленые глаза, если материнское наследие во внешности доминирующее. У всех сестер голубые, а у нее зеленые. И если рассуждать логически, то классического магического дара среди принцесс и принцев Рудлог тоже не бывало. У их детей, если не наследовали престол или не становились королевами других государств – да, но никогда у потомков первой крови.
Алина вздохнула, опустила голову и побрела натягивать пижаму и спать.
Она очень любила отца, часто ластилась к нему, с удовольствием проводила с ним и Каролинкой время, и мысль о том, что и она может быть не его, ее очень огорчала.
- Прекрати придумывать, - проворчала она себе, натягивая повыше еще одно одеяло. – Для выводов нужны факты, а их у тебя слишком мало. И вообще вопросы нужно решать в порядке их приоритетности. Пока у тебя приоритет – экзамен. У Тротта.
Принцесса повернулась на бок, кутаясь в одеяла, закрыла глаза.
«Тротт, Тротт», - шептал испуганный разум, и кончики пальцев леденели, и сердце билось, когда она думала – вот войдет в аудиторию, увидит высокомерный взгляд лорда Максимилиана, услышит что-нибудь уничижительное и наверняка ведь от страха все забудет.
«Параметры стихийных усилений разработаны профессором… профессором… Земля к воздуху в стабильных формулах относится как 2,16 к 1…»
Шумел за окном ветер, уже теплеющий в предчувствии весны, а Алинке после сегодняшнего разговора вспоминалось, как попала она в дом инляндца, и как разнесла все там, и ворочалась она, и в полудреме почти ощущала запах его геля для душа. Принцесса очень хотела спать, но не могла - смущалась, переживала, злилась, и сама не заметила, как ей стало почти жарко – и тогда она, наконец-то, заснула.
Бермонт
Его величество Демьян, прижимая к себе мирно спящую жену, быстро и мягко шагал мимо деликатно отводящих взгляды гвардейцев. Король почти не замечал их. Он направлялся в скальную часовню в изножии замка, чуть ссутулившись, удерживаясь от оборота, и весь был сосредоточен на ровном, глубоком дыхании Пол и ее слабо разгорающейся огненной ауре. Она уже не была без сознания, нет - его королева была погружена в очень глубокий, крепкий сон. Но разум ее, которого он осторожно и настойчиво касался, хоть и был заполнен картинками вольной медвежьей жизни, работал как нужно. Как у человека.
Варранты, каменные медведи, дежурившие у входа в часовню, со скрипом повернули головы, уставились на него и Полину светящимися зеленым глазами - и Демьян кивком поздоровался с верными стихийными духами, прошел в темное помещение, пахнущее влагой и мхом.
Впрочем, медвежьему сыну и не нужен был свет. За его спиной со скрипом закрывалась дверь, а Бермонт положил супругу на алтарь, подошел к изваянию Хозяина Лесов, уверенно ступая во тьме, коснулся его ног ладонью и прошептал короткую приветственную молитву. И почтительно, медленно вылил в чашу у ног первопредка можжевеловое и яблочное масло – из кувшинов, стоявших тут же.
В часовне мгновенно запахло старым заброшенным садом и летним хвойным лесом. На полу и стенах, рассеивая кромешный мрак, начали потихоньку разгораться стрельчатые звездочки-цветки сочных мхов, и в глазах Великого Бера будто затлели болотные гнилушки – тускло-зеленым цветом. А Демьян, вернувшись к Полине, не выдержал – провел носом по ее шее, по руке, почти не соображая, что делает – от радости и надежды, и свирепого желания дозваться, поговорить, увидеть, как посмотрит теперь она на него. Жена пахла здоровьем. И грудь ее обнаженная взымалась равномерно, и дыхание было чистым, и кожа – гладкой. Разве что похудела сильно. И никак не хотела просыпаться.
Демьян просительно взглянул на изваяние Хозяина лесов, погладил супругу по животу и там и оставил руку, второй впечатавшись в каменное ложе алтаря, вытягивая из земли силу и вливая ее в Полину. До предела, столько, сколько она могла вынести. И затем, когда мышцы ее уже начали подрагивать, а дыхание стало частым, тревожным, навис над ней, почти улегшись сверху, и проговорил-прорычал в ухо:
- Поля. Просыпайся. Я так тебя жду.
Она слабо пошевелилась, но глаз не открыла.
- Полина, - снова позвал он и лизнул ей висок, тоскливо заурчал от знакомого вкуса, от нежности. – Я так соскучился, отважная моя жена, любовь моя. Просыпайся. Уже пора.
Полина Рудлог, словно и не болталась столько времени между небом и землей, и не была практически мертва, недовольно пробормотала что-то, не размыкая губ, прижалась к мужу и опять глубоко, мирно задышала, подтягивая ноги и ежась, будто замерзла. Не было в ее движении ни опаски, ни настороженности – и Бермонт обхватил ее крепче, улегся рядом и снова начал звать.
Только бы она откликнулась. Только бы услышала его. Чудо уже то, что она здесь, рядом с ним, в человеческом облике – хоть аура еще дрожит, еще неустойчива, и вот-вот произойдет оборот, и только влитая стихия удерживает Пол от него. Он будет звать столько, сколько понадобится, и готов всю жизнь себе раскаленные иглы под кожу загонять. Только бы проснулась.
Долго король Бермонта говорил, рычал, приказывал и уговаривал очнуться супругу, чувствуя, как покалывает тело родственная стихия, изливающаяся из алтаря. Аккуратно тряс за плечи, качал, покусывал за плечи и мочки ушей, щекотал, целовал, рассказывал, что покажет ей такие удивительные места, каких она никогда не видела – и прыгающих косаток в студеном море, и настоящие ледяные волны, похожие на застывшее цунами, и целый замерзший город, оставшийся со старых времен. Только проснись! Замолкал, шептал, как виноват он и как не простит себя никогда. Полина жалась к нему, морщилась, порывалась проснуться – и не могла.
И когда он почти заскулил от невозможности разбудить ее, вздохнула и через силу открыла мутные голубые глаза. Сонные и удивленные. Рука ее с неженской силой сдавила его запястье – и Полина моргнула раз, другой, сфокусировала на муже взгляд...
- Живой, - просипела она изумленно, дернулась к нему – и жалобно, по-звериному заревела, оборачиваясь в медведицу.
- Живой, - подтвердил Демьян затихшей жене, встал, с усилием потер глаза, пытаясь успокоиться. Полина снова спала, и бока ее размеренно взымались. Король обернулся к первопредку, молчаливо наблюдавшему за сыном, просительно склонил голову.
- Отчего же ты поторопился? – раздался в его голове утомленный рык. – Не послушал меня, сам решил все делать. Знай же: в Михайлов день я мог бы тебе помочь. А теперь все зависит от тебя и тех троих, кто заклятьями Тайкахе будет ее к этому миру пришивать. Если никто не дрогнет, если крепки будут нити, то вернется она к тебе. А мне сейчас не время тратить силу, сын.
- Тогда дай хотя бы свое благословение, отец, - тихо проговорил Демьян – и тут же покачнулся от разлившейся по часовне мощи. От изваяния отделилась тень большого полумужчины-полумедведя – он потрепал Демьяна по холке, приблизился к алтарю, ласково провел над медведицей рукой – мохнатая королева чуть подернулась туманом, но осталась в зверином обличье.
- Благословляю, - шепнула тень бога, и мхи с алтаря быстро-быстро поползли вверх, опутывая спящую медведицу так, что через минуту она стала похожа на большой фигурный куст. Только черный нос торчал наружу. Королева заворочалась, чихнула – и укутавшие ее мхи расцвели сияющими огоньками и впитались в шерсть белой пыльцой. И тень Хозяина Лесов исчезла, ушла из часовни. А король Бермонта подхватил тяжеленькую жену на руки и понес ее в супружескую спальню.
Люк
Не подозревающий о том, что его судьба уже решена, его светлость Дармоншир в змеином обличье уныло возлежал на пустой скале в горах Блакории. Один возлежал. Изволив захандрить, спустил с окрестных склонов несколько лавин, лениво поохотился на коз, то и дело поглядывая на скалу, и снова вернулся сюда. Одному ему было не так интересно.
Луциус никак не проявлялся целый день, и сейчас, ночью, не прилетел, и это было куда неприятнее, чем если бы король действительно решил арестовать его, Люка, или размазать по стенке за взлом сейфа. Герцог прождал полночи, вздохнул, потерся щекой о ласкающийся ветерок и полетел в Дармоншир.
Вернувшись в свои покои, Люк оделся, покурил, размышляя, не стоит ли завтра прийти к королю с повинной и просьбой не бросать уроки, подумал, что и так слишком испытывает терпение монарха… и подошел к зеркалу, понимая, что опять нарывается на неприятности.
В королевском кабинете никого не было, а вот в материнской спальне определенно спокойно спал тот, кого он сегодня прождал несколько часов. Люк шепотом выругался, отвернулся – лежащего к нему лицом короля со спины обнимала материнская рука, а когда повернулся, чтобы закрыть проход, увидел, как в упор с кровати смотрит на него его величество Луциус.
- Рудники, - тоскливо пробормотал Люк, отступая, - как минимум.
Король повелительно двинул ладонью, останавливая его, поднялся, накинул на плечи халат, что-то тихо и успокаивающе проговорил заворочавшейся леди Шарлотте – Люк едва ли не краснел, видя в темноте очертания ее плеча, руки, и спутанных волос. Луциус подошел к зеркалу, остановился, глядя на Люка с нехорошим задумчивым прищуром.
- И почему, - сказала она ледяным тоном, - мой муж не сказал мне, что моя сестра беременна?
- Ты сама понимаешь, почему, - отозвался он с улыбкой. – Иди ко мне, шари, я успокою тебя. И мне нужно коснуться тебя, я потратил много сил.
- Нории, - произнесла она раздраженно, не двинувшись с места, - я не могу в один момент отказаться от заботы о своих сестрах. Да и вряд ли когда-то смогу. И каково мне узнавать такие новости и понимать, что ты, прекрасно видящий беременных, промолчал?
Дракон еще раз с удовольствием потянулся и встал.
- Не подходи пока ко мне, - сурово предупредила Ани. Он не послушал – приблизился вплотную, так, что пришлось задрать подбородок, чтобы смотреть ему в лицо.
- Предположим, - пророкотал Нории мягко, проводя большими ладонями ей по плечам, по рукам вниз, - муж твоей сестры мог бы чувствовать беременность. Хотела бы ты, чтобы он сказал ей раньше, чем ты?
- Это разумный и правильный довод, - сверкая глазами, ответила Ангелина. Ей очень хотелось улыбнуться, и она поджала губы, - но мне все равно. Если что-то касается моих сестер, я хочу это знать.
- Упрямая женщина, - усмехнулся дракон. – Сама посуди – как мне понять, что ты еще не в курсе? Это секреты другой семьи и другого правящего дома. Не дело мне туда вмешиваться.
- Нории! – проговорила она угрожающе. Он спокойно смотрел на нее сверху вниз, оглаживая, успокаивая – и все равно в груди билось, полыхало недовольство. Но молодая владычица вздохнула, пытаясь взять себя в руки, и сменила тон.
- Прошу тебя, - сказала она тихо и коснулась его щеки, - я понимаю, что я несправедлива к тебе. Но мне это очень важно. Кроме положения Марины… видишь ли ты что-то еще, что мне следует знать?
Дракон задумался.
- У твоей младшей сестры в ауре, помимо слабого огня Рудлог, есть и желтое сияние. Как и у ее отца. Но у нее сильнее. Видимо, ваша кровь усилила наследие Разума.
Ани кивнула.
- У Святослава Федоровича бабушка из Йеллоувиня, Нории. И что это значит?
- Пока трудно сказать, - отозвался он, - девушка еще совсем маленькая. Но судя по всему, у нее будут расти ментальные способности. Возможно, прорицание. Это лучше узнать у Хань Ши, а лучше бы познакомить их, чтобы он сам посмотрел.
- Как бы он не решил попросить ее в жены кому-нибудь из внуков, - проворчала Ани озабоченно.
- Не думаю, - Нории легко коснулся ее лба губами, - не знаю, как сейчас, но в наше время Желтые крайне трепетно относились к чистоте своей крови. Они, как и Бермонты, предпочитали жениться на аристократках из своих, и принцам Ши жен воспитывали с младенчества.
- Да и сейчас так же, - согласилась Ани. – Давным-давно одна из наших принцесс ушла в дом Ши. Но мы пламя, они – равновесие, трудно ей было. Больше к нашим женщинам из Йеллоувиня не сватались.
- Мудро, - засмеялся Нории, и принцесса мстительно шлепнула его ладонью по плечу.
- Еще что-то, Нории?
- Ваша Алина в ауре помимо огня несет и темную суть, шари, - так же спокойно сказал он. Его супруга замерла. – У Марины странно скачет ее пламя, то меньше, то больше. А королева становится все сильнее.
- Что значит темную суть? – медленно проговорила Ани.
- Один из ее родителей – потомок Черного Жреца, - объяснил Нории.
- Святослав? – удивилась Ангелина.
- Нет, - успокаивающе проговорил дракон. – Он ей не отец.
- Боги, - прошептала Ани, не замечая, как, схватив Нории за руку, больно впилась в кожу ногтями. – Алина? Немыслимо! А если ей грозит одержимость? Нужно же сказать ей, нужно сказать Василине! Нет, как же сказать, что и ей он не отец… это слишком. А с другой стороны, неправильно, если она не будет знать…
- Сейчас? – мягко поинтересовался Нории, аккуратно спуская с плеч жены платье. Оно задержалось на локтях, открыв аккуратную грудь в строгом белье.
- Завтра, - неохотно отступила владычица, пошевелила запястьями – одежда с шелестом скользнула вниз. – С утра. Нет, у нее экзамен, не нужно сбивать. Вечером. В конце концов до сих пор же ничего страшного не случилось. А сейчас нужно подумать…
- А сейчас, - твердо пророкотал дракон и прижал ее к себе – жена наконец-то осмысленно посмотрела на него, - мы идем в постель, шари.
- Нории!
- Завтра, Ани-эна, все завтра. И ни слова больше. Иначе, клянусь, я сделаю тебе столько детей, что у тебя не будет возможности думать о чем-то еще.
Ани фыркнула, высвободилась из его рук – и, выпрямив плечи, избавилась от белья.
- У моей матери нас шестеро, - сказала она снисходительно, - это не мешало ей править. Ну, целуй же меня, муж мой.
- С этого и следовало начать, - пророкотал он довольно, прижал ее к себе крепко, почти до боли – и склонился к охотно подставленым губам.
Алина Рудлог, попрощавшись с родными, не сразу пошла спать, хотя устала невозможно. Она задумчиво уселась в кресло в гостиной, потерла глаза и потянулась к конспектам. Некоторое время в покоях пятой принцессы слышался шорох страниц и приглушенное бормотание – она бросала взгляд на список вопросов, проговаривала начало ответа и листала дальше. Но взгляд ее был рассеянным, и она несколько раз подносила руки к вискам, то ли напряженно обдумывая что-то, то ли пытаясь убрать усиливающуюся и нудную, как сверло стоматолога, головную боль. Пришлось вызвать горничную, попросить принести ей кувшин горячего молока с медом – то ли Алинка подмерзла во время ритуала, то ли нервы наложились на измотанность от учебы, но по коже бродил озноб, и мышцы едва заметно ломало, будто отголоском будущей простуды.
Наконец, когда перед глазами все стало расплываться, она посмотрела на часы, ужаснулась – четыре утра, и пусть завтра не с утра на экзамен, надо же еще выспаться и повторить! – и направилась в ванную. Там, педантично вычистив зубы, принцесса оперлась ладонями на мраморную столешницу и, хмурясь, посмотрела на себя в зеркало.
Откровения по поводу матери подняли в душе прошлые ее страхи, когда маленькая Алинка напряженно раздумывала, почему же ей единственной изо всех достались зеленые глаза, если материнское наследие во внешности доминирующее. У всех сестер голубые, а у нее зеленые. И если рассуждать логически, то классического магического дара среди принцесс и принцев Рудлог тоже не бывало. У их детей, если не наследовали престол или не становились королевами других государств – да, но никогда у потомков первой крови.
Алина вздохнула, опустила голову и побрела натягивать пижаму и спать.
Она очень любила отца, часто ластилась к нему, с удовольствием проводила с ним и Каролинкой время, и мысль о том, что и она может быть не его, ее очень огорчала.
- Прекрати придумывать, - проворчала она себе, натягивая повыше еще одно одеяло. – Для выводов нужны факты, а их у тебя слишком мало. И вообще вопросы нужно решать в порядке их приоритетности. Пока у тебя приоритет – экзамен. У Тротта.
Принцесса повернулась на бок, кутаясь в одеяла, закрыла глаза.
«Тротт, Тротт», - шептал испуганный разум, и кончики пальцев леденели, и сердце билось, когда она думала – вот войдет в аудиторию, увидит высокомерный взгляд лорда Максимилиана, услышит что-нибудь уничижительное и наверняка ведь от страха все забудет.
«Параметры стихийных усилений разработаны профессором… профессором… Земля к воздуху в стабильных формулах относится как 2,16 к 1…»
Шумел за окном ветер, уже теплеющий в предчувствии весны, а Алинке после сегодняшнего разговора вспоминалось, как попала она в дом инляндца, и как разнесла все там, и ворочалась она, и в полудреме почти ощущала запах его геля для душа. Принцесса очень хотела спать, но не могла - смущалась, переживала, злилась, и сама не заметила, как ей стало почти жарко – и тогда она, наконец-то, заснула.
Бермонт
Его величество Демьян, прижимая к себе мирно спящую жену, быстро и мягко шагал мимо деликатно отводящих взгляды гвардейцев. Король почти не замечал их. Он направлялся в скальную часовню в изножии замка, чуть ссутулившись, удерживаясь от оборота, и весь был сосредоточен на ровном, глубоком дыхании Пол и ее слабо разгорающейся огненной ауре. Она уже не была без сознания, нет - его королева была погружена в очень глубокий, крепкий сон. Но разум ее, которого он осторожно и настойчиво касался, хоть и был заполнен картинками вольной медвежьей жизни, работал как нужно. Как у человека.
Варранты, каменные медведи, дежурившие у входа в часовню, со скрипом повернули головы, уставились на него и Полину светящимися зеленым глазами - и Демьян кивком поздоровался с верными стихийными духами, прошел в темное помещение, пахнущее влагой и мхом.
Впрочем, медвежьему сыну и не нужен был свет. За его спиной со скрипом закрывалась дверь, а Бермонт положил супругу на алтарь, подошел к изваянию Хозяина Лесов, уверенно ступая во тьме, коснулся его ног ладонью и прошептал короткую приветственную молитву. И почтительно, медленно вылил в чашу у ног первопредка можжевеловое и яблочное масло – из кувшинов, стоявших тут же.
В часовне мгновенно запахло старым заброшенным садом и летним хвойным лесом. На полу и стенах, рассеивая кромешный мрак, начали потихоньку разгораться стрельчатые звездочки-цветки сочных мхов, и в глазах Великого Бера будто затлели болотные гнилушки – тускло-зеленым цветом. А Демьян, вернувшись к Полине, не выдержал – провел носом по ее шее, по руке, почти не соображая, что делает – от радости и надежды, и свирепого желания дозваться, поговорить, увидеть, как посмотрит теперь она на него. Жена пахла здоровьем. И грудь ее обнаженная взымалась равномерно, и дыхание было чистым, и кожа – гладкой. Разве что похудела сильно. И никак не хотела просыпаться.
Демьян просительно взглянул на изваяние Хозяина лесов, погладил супругу по животу и там и оставил руку, второй впечатавшись в каменное ложе алтаря, вытягивая из земли силу и вливая ее в Полину. До предела, столько, сколько она могла вынести. И затем, когда мышцы ее уже начали подрагивать, а дыхание стало частым, тревожным, навис над ней, почти улегшись сверху, и проговорил-прорычал в ухо:
- Поля. Просыпайся. Я так тебя жду.
Она слабо пошевелилась, но глаз не открыла.
- Полина, - снова позвал он и лизнул ей висок, тоскливо заурчал от знакомого вкуса, от нежности. – Я так соскучился, отважная моя жена, любовь моя. Просыпайся. Уже пора.
Полина Рудлог, словно и не болталась столько времени между небом и землей, и не была практически мертва, недовольно пробормотала что-то, не размыкая губ, прижалась к мужу и опять глубоко, мирно задышала, подтягивая ноги и ежась, будто замерзла. Не было в ее движении ни опаски, ни настороженности – и Бермонт обхватил ее крепче, улегся рядом и снова начал звать.
Только бы она откликнулась. Только бы услышала его. Чудо уже то, что она здесь, рядом с ним, в человеческом облике – хоть аура еще дрожит, еще неустойчива, и вот-вот произойдет оборот, и только влитая стихия удерживает Пол от него. Он будет звать столько, сколько понадобится, и готов всю жизнь себе раскаленные иглы под кожу загонять. Только бы проснулась.
Долго король Бермонта говорил, рычал, приказывал и уговаривал очнуться супругу, чувствуя, как покалывает тело родственная стихия, изливающаяся из алтаря. Аккуратно тряс за плечи, качал, покусывал за плечи и мочки ушей, щекотал, целовал, рассказывал, что покажет ей такие удивительные места, каких она никогда не видела – и прыгающих косаток в студеном море, и настоящие ледяные волны, похожие на застывшее цунами, и целый замерзший город, оставшийся со старых времен. Только проснись! Замолкал, шептал, как виноват он и как не простит себя никогда. Полина жалась к нему, морщилась, порывалась проснуться – и не могла.
И когда он почти заскулил от невозможности разбудить ее, вздохнула и через силу открыла мутные голубые глаза. Сонные и удивленные. Рука ее с неженской силой сдавила его запястье – и Полина моргнула раз, другой, сфокусировала на муже взгляд...
- Живой, - просипела она изумленно, дернулась к нему – и жалобно, по-звериному заревела, оборачиваясь в медведицу.
- Живой, - подтвердил Демьян затихшей жене, встал, с усилием потер глаза, пытаясь успокоиться. Полина снова спала, и бока ее размеренно взымались. Король обернулся к первопредку, молчаливо наблюдавшему за сыном, просительно склонил голову.
- Отчего же ты поторопился? – раздался в его голове утомленный рык. – Не послушал меня, сам решил все делать. Знай же: в Михайлов день я мог бы тебе помочь. А теперь все зависит от тебя и тех троих, кто заклятьями Тайкахе будет ее к этому миру пришивать. Если никто не дрогнет, если крепки будут нити, то вернется она к тебе. А мне сейчас не время тратить силу, сын.
- Тогда дай хотя бы свое благословение, отец, - тихо проговорил Демьян – и тут же покачнулся от разлившейся по часовне мощи. От изваяния отделилась тень большого полумужчины-полумедведя – он потрепал Демьяна по холке, приблизился к алтарю, ласково провел над медведицей рукой – мохнатая королева чуть подернулась туманом, но осталась в зверином обличье.
- Благословляю, - шепнула тень бога, и мхи с алтаря быстро-быстро поползли вверх, опутывая спящую медведицу так, что через минуту она стала похожа на большой фигурный куст. Только черный нос торчал наружу. Королева заворочалась, чихнула – и укутавшие ее мхи расцвели сияющими огоньками и впитались в шерсть белой пыльцой. И тень Хозяина Лесов исчезла, ушла из часовни. А король Бермонта подхватил тяжеленькую жену на руки и понес ее в супружескую спальню.
Люк
Не подозревающий о том, что его судьба уже решена, его светлость Дармоншир в змеином обличье уныло возлежал на пустой скале в горах Блакории. Один возлежал. Изволив захандрить, спустил с окрестных склонов несколько лавин, лениво поохотился на коз, то и дело поглядывая на скалу, и снова вернулся сюда. Одному ему было не так интересно.
Луциус никак не проявлялся целый день, и сейчас, ночью, не прилетел, и это было куда неприятнее, чем если бы король действительно решил арестовать его, Люка, или размазать по стенке за взлом сейфа. Герцог прождал полночи, вздохнул, потерся щекой о ласкающийся ветерок и полетел в Дармоншир.
Вернувшись в свои покои, Люк оделся, покурил, размышляя, не стоит ли завтра прийти к королю с повинной и просьбой не бросать уроки, подумал, что и так слишком испытывает терпение монарха… и подошел к зеркалу, понимая, что опять нарывается на неприятности.
В королевском кабинете никого не было, а вот в материнской спальне определенно спокойно спал тот, кого он сегодня прождал несколько часов. Люк шепотом выругался, отвернулся – лежащего к нему лицом короля со спины обнимала материнская рука, а когда повернулся, чтобы закрыть проход, увидел, как в упор с кровати смотрит на него его величество Луциус.
- Рудники, - тоскливо пробормотал Люк, отступая, - как минимум.
Король повелительно двинул ладонью, останавливая его, поднялся, накинул на плечи халат, что-то тихо и успокаивающе проговорил заворочавшейся леди Шарлотте – Люк едва ли не краснел, видя в темноте очертания ее плеча, руки, и спутанных волос. Луциус подошел к зеркалу, остановился, глядя на Люка с нехорошим задумчивым прищуром.
