- Науки здесь, как я погляжу, немного, - заметил Антон Геннадьевич. - А компетентный консультант для кого? Для автора статьи? - саркастически поинтересовался он.
- Переводчика. Ведь именно мой вариант, изложенный для русскоговорящего читателя, пойдет в издательство, - храбро ответила Вера, встречая взгляд профессора. - Все должно быть идеально, понимаете? Чтобы потом автору статьи не отрезали уши за неточности, или, что еще хуже, дилетантский подход к теме. И все из-за меня. И вы говорили, что тематика ваша. Значит...
- Оставьте перевод и текст на языке оригинала, - не дал ей договорить профессор. - Я ознакомлюсь и вынесу свой вердикт. Как скоро это нужно?
«Зачем ему оригинал? Натка говорила, он испанским не владеет…» - мелькнуло в голове.
- Неделя. Можно чуть больше, - ответила Вера.
- Недели вполне достаточно, - кивнул Антон Геннадьевич, снимая и откладывая очки. Во взгляде его мелькнула улыбка. Он явно чему-то веселился.
Конечно, в глазах именитого, занятого по уши профессора, она и вправду выглядит нелепо со своей чепуховой статьей.
- Скажите, эм... Вера Юрьевна, а что-то подобное вы уже переводили? - спросил Прокофьев.
- Да, неоднократно. Я имею опыт перевода технических текстов. У меня с собой есть несколько работ.
- Можно взглянуть?
Вера вытащила свое «портфолио» - несколько старых переводов на различные темы, которые всегда носила с собой.
- Угу... Интересно, - проговорил Антон Геннадьевич, просматривая документы. - А могу я это тоже пока оставить?
Вера растерялась на мгновение.
- Конечно.
- Скажите-ка, вы переводите только с испанского/на испанский или еще какие-то языки вам подвластны?
И посыпались вопросы. Нескончаемые, порой довольно странные. Вера терпеливо отвечала, понимая, что сам собеседник видится ей ужасно интересной персоной.
Представительный и импозантный, выглядел и держался он так, что сохраняя дистанцию, в то же время располагал к себе. Наверное, своими лекциями он покорял студентов, заставляя их сидеть, раскрыв рты и внимать каждому слову, произнесенному этим приятным голосом. Особенно, если и лекции он читал так же обстоятельно и неторопливо, как говорил сейчас с Верой.
Ко всему прочему Антон Геннадьевич был очень интересным мужчиной. Даже красивым. Правильные, классические черты лица, внимательный взгляд серо-голубых глаз. Когда посреди их беседы он встал, чтобы подойти к шкафу с рядами папок, Вера оценила стройность и подтянутость высокой фигуры, и отлично сидящий костюм.
Сам профессор так же продолжал с интересом наблюдать за ней. Какие именно он сделал о своей посетительнице выводы, Вера знать не могла и даже не догадывалась, но в итоге он вдруг предложил ей поработать с ним в качестве переводчика.
- Испанидад - огромный регион. Очень перспективный, - заметил профессор, откладывая Верины документы в сторону. - А устные переводы вам по плечу, Вера Юрьевна?
- По плечу. Только я этим не занимаюсь, - ответила она.
- Попробовать не хотите? Для разнообразия. Для обогащения опыта, - Антон Геннадьевич, выгнул бровь и откинулся на спинку кресла, глядя на Веру с легкой улыбкой. - У нас на той неделе состоится одно мероприятие, прямо здесь, в НИИ. Ожидаем иностранных гостей, большую делегацию из Перу. Как всегда, с переводчиками начнется неразбериха. Они будут, конечно. Аккредитованные, как положено. Этакие, знаете, деревянные, косноязычные и скучающие. А вот мне бы хотелось, чтобы со мной присутствовал надежный человек, в совершенстве владеющий языком. Красиво и грамотно умеющий выражаться. И чтобы выглядел соответствующе. Вот как вы.
Он смерил ее выразительным взглядом. Оценивающе, но не грубо, с явным одобрением.
- Но вы же не знаете мой уровень владения языком, и насколько грамотно я могу выражаться, - смущаясь, возразила Вера. - Я, например, не уверена, что смогу достаточно бегло переводить, и не стану еще одним косноязычным болванчиком. Особенно, если ваша речь и речь ваших гостей будет обильно сдобрена специфической терминологией и прочим. Я не синхронист, и не уверена, смогу ли успешно справиться с последовательным переводом без надлежащей практики.
- А что мешает попробовать? В бою и оцените свои силы и проверите возможности.
Профессор был настойчив, а Вера никак не понимала причину этой настойчивости и его внезапное предложение.
- Все, конечно, будет официально - аккредитация, оплата, - царственно поводя своей крупной головой, продолжал вещать Прокофьев. - Мы свяжемся с вашим... Где вы работаете? Где числитесь?
- Бюро переводов «Nec claustra».
- Что за название? - полюбопытствовал профессор.
- Это латынь. «Без барьеров» значит, - проговорила Вера, отчаянно желая побыстрее покинуть этот кабинет.
Она сидела, выпрямив спину, и испытывая непонятные ощущения под открытым, пристальным взглядом мужчины, заманившего ее в какую-то ловушку. Вроде бы ничего особенного, можно запросто отказаться, встать и уйти. Но Вера уже не была уверена, что хочет это сделать прямо сейчас.
Антон
Антон Геннадьевич странным образом ощущал, что не готов отпустить эту девушку.
Вот так бы сидел и смотрел на нее. Как на воду или на огонь.
Не то чтобы она взволновала его, как мужчину. А если и взволновала, то как старого, умудренного опытом и крайне разборчивого ценителя женской привлекательности. Ценителя, не коллекционера. Просто было в этой юной Вере Юрьевне что-то такое, отчего делалось хорошо на душе. Глаза не хотели отвлекаться ни на что, пока она находилась перед ним.
Среднего роста, такая вся плавно-округлая, мягко-женственная. Выглядит совсем молоденькой, хоть и пытается изо всех сил казаться старше. Даже вон свои роскошные волосы скрутила во «взрослый» деловой пучок. А глаза...
Большие, влажные, с длинными темными ресницами. И цвет как у конфет из шоколада - теплый и глубокий. Можно увязнуть, утонуть в этих глазах, позабыв обо всем.
Прокофьев оглядывал посетительницу, не скрывая интереса. И не мог сдержать довольной улыбки, наблюдая ее неловкость и смущение. Не из высокомерия, наглости или мужской бестактности, а потому что она была абсолютно естественной, и ему это искренне нравилось.
И что-то еще прорывалось сквозь все, что он наблюдал в этой девочке. Беззащитность, ранимость, уязвимость. Что-то шаткое, «на грани». Вот прямо как ее сапожки на высоких каблуках. Красиво, но очень неустойчиво. Один неловкий шаг и можно оступиться, подвернуть ногу.
Ему, загруженному до предела человеку, трудно было выкроить время даже на собственных студентов с их работами. А эта девушка пришла, прося, чтобы он прочитал и оценил какую-то там статью. И он найдет время, прочитает, оценит, внесет правки, если понадобится. А от гонорара откажется, потому что уровень его знаний позволяет ему ценить себя слишком высоко, чтобы размениваться на мизерные дивиденды. Это будет одолжение, бескорыстный вклад.
Он расспрашивал Веру, с удовольствием слушая ответы, и то, как звучит ее голос. Потом сделал предложение поработать с ним в качестве переводчика. И снова смотрел, и слушал, впитывая каждое живое слово.
И в итоге решил, что в лепешку разобьется, а не даст этой девочке исчезнуть из поля его зрения после того, как разберется с переводом.
Вера
От монотонного воя закладывало уши. Казалось, голова вот-вот лопнет.
Вой зародился не вовне. Он внутри: заполнил, подчинил, а теперь изводил и терзал. Наверное, так вопит душа, рвется наружу, пытается освободиться, но не знает, как.
Пустой оболочке, телу, уже все равно. Оно готово отпустить душу.
Заглушить, как зубную боль, вырвать, как загноившуюся занозу. Она только мешает, так пусть несется, куда хочет.
Но тело не могло дать желанной свободы, а душа не знала, как ее обрести самостоятельно.
Приступ паники комком тошноты подкатывал к горлу, душил.
Почувствовала жесткий тычок собственного рассудка - хватит, очнись, возьми себя в руки. Словно строгий учитель с презрением к слабости ученика бьет линейкой по дрожащим рукам. Бунт снова подавлен. Душа присмирела и улеглась, вопли стихают. Легче, но не спокойней.
Стиснула зубы, открыла глаза. На электронном будильнике сиреневым светятся крупные цифры - 3.12.
За окном горели фонари, освещая просторный двор. Медленно проехала машина, по стене скользнул луч от фар. Он исказил тени, и они ожили, задвигались, ломая очертания, и она следила за ними взглядом.
Медленно повернула голову. Стас крепко спал. Рот приоткрыт, как у ребенка, дыхание шумное. Между бровей даже во сне не исчезла суровая складка, которая сейчас, с возрастом, превратилась в устойчивую рельефную морщину. Скулы напряжены, ладонь лежала на широкой голой груди, поросшей рыжеватыми волосками.
Не спуская глаз со спящего мужа, Вера начала двигаться, как можно тише. Откинула одеяло, спуская на пол ноги, попыталась нащупать тапочки, но поднялась и пошла босиком, ступая на цыпочках.
Пробиралась к двери супружеской спальни, как ночное привидение. Между кроватью и комодом есть место, где паркет предательски скрипит. Надеялась миновать его бесшумно, но как всегда безуспешно. После тихого скрипа за спиной раздалось сонное:
- Ты куда?
Черт его подери! Словно задела инфракрасный луч, и у Стаса сработала сигнализация, настроенная на жену.
- В туалет, - ответила Вера шепотом. - Спи.
Он приподнял короткостриженную голову и проследил за женой взглядом, словно не веря столь простому объяснению её ночного передвижения.
В ванной Вера долго смотрела, как льется из крана вода. Держала под прохладной струей руки, смачивала лоб и щеки. В зеркало лучше не смотреть - бледная, как штукатурка, и с темными кругами под глазами она похожа на перепуганную сову.
Утром будет не лучше, даже если удастся еще поспать.
Набрала горсть воды и выпила. Вода противная, не холодная, с неживым, химическим привкусом. Возвращаясь в спальню, по дороге заглянула в комнату сына. Димка сладко и спокойно спал. В мирной тишине детского обиталища раздавалось едва слышное ровное посапывание, и от этого стало чуть легче.
Устраиваясь на кровати, Вера повернулась на бок, спиной к мужу. Он тоже заворочался, потом затих.
Надо попытаться заснуть. Прекратила пялиться в не задернутое шторами окно и послушно закрыла глаза. Думала о незаконченных переводах, которые совсем скоро сдавать, параллельно прислушивалась к дыханию мужа. Спит или не спит?
В ответ на свой мысленный вопрос почувствовала движение Стаса. Он придвинулся, тесно прижался к спине жены, большой, жаркий и напряженный. Рукой пробрался под сгиб локтя Веры, лежащего у нее на боку, проник в вырез сорочки, стиснул грудь, теребя пальцами сосок.
Стас ничего не говорил, не целовал, только глубоко, прерывисто дышал. Какое-то время сжимал и гладил грудь жены, терся затвердевшим членом о ее поясницу. Потом задрал тонкую сорочку Веры до пояса, просунул колено между дрогнувших коленей женщины, приподнимая бедро, раздвигая ей ноги. Пальцами скользнул к лону, провел между складочек.
Вера зажмурила глаза, резко сглатывая.
Муж возбужден, нетерпелив, напорист.
От его настойчивых стараний разбудить ее скукожившееся в комок либидо, Вера сильнее сжимала зубы, морщилась. Стас этого не видел, и некоторое время тискал и гладил ее самые чувствительные местечки, покусывал шею, шептал что-то. При этом не позволял изменить позу, свести подрагивающие бедра. Затем чуть сместился, пристраиваясь сзади, и уверенным напором вошел в ее тело и сразу начал двигаться, крепче стискивая жену руками.
Какое-то время он с силой ритмично толкался в неё, при каждом толчке резко выдыхая сквозь зубы, издавая короткие стоны, которые Вере казались... каким-то по-собачьи жалобными, как скулеж. Потом привстал, не покидая тела жены, перевернул её на живот, приподнял, ловким и сильным движением согнул и раздвинул ноги женщины, ставя в нужную позу. Пальцы впились ей в бедра, фиксируя, почти не позволяя шевелиться. Он все делал сам - вел как в каком-то жестком, ритуальном «танце».
Бурно кончая, тяжело навалился на нее, пригибая к кровати.
Когда все закончилось, Вера снова повернулась на бок, зарывая лицо в подушку.
Лежала, стараясь дышать ровно, и боролась с желанием свернуться в клубок.
А лучше сжаться в маленький шарик с цельнометаллической оболочкой.
И закатиться куда-нибудь, став незаметной.
Стас
- Тебе еще плеснуть? - Стас поднес бутылку к бокалу жены.
- Давай, - охотно согласилась Вера.
Оставшаяся с осени бутылка не самого дорогого Божоле должна быть выпита уже давно, но как-то затерялась на винной полке в кладовке и только сейчас извлечена на свет. На бутылке тонкий седой налет, и плевать, что это обычная пыль, живущая в московской квартире, а не прах благородных частиц, осыпающихся со старых потолков винного погреба где-то в Бургундии, где хранится какой-нибудь Домэн Жан-Жак «КакЕгоТам».
И само Божоле совсем не похоже на это самое Домэн, а напоминает кисленький компот. Но его приятно пить, потому что именно сегодня все кажется правильным.
Вере нравились тихие вечера дома, когда и ужин удается, и у мужа хорошее настроение, и сын угомонится вовремя.
Сегодня один из таких вечеров. А еще на улице наконец-то настоящая весна, снег растаял, и солнце днем пригревает так, что проникает сквозь кожу и оживляет душу ласковым теплом.
На кухне жарковато от долго работавшей плиты и духовки. В приоткрытое окно залетает ветер, напоенный волнующей свежестью и тревожными противоречиями. Так бывает, когда на периферии бытия, там, где проходит смена времен года, еще слышно недовольное ворчание зимы, а весенний дурман уже ударил в голову и заглушает этот ропот.
И кажется - всё, пережили. Зиму, голод, войну - не имеет значения.
Главное, теперь что-то изменится, пойдет чуть иначе, возьмет разгон и помчит. А остановится там, где и когда я захочу.
И эта обманка ударяет в голову вместе с жиденьким хмельком от недорогого вина.
Что-то мелькает на экране небольшого плоского телевизора, закрепленного на стене над столом, но никто на него не смотрит.
Под внимательным взглядом мужа Вера дожевала дольку помидора, подцепила кусочек стейка, поднесла ко рту. Мясо сочное, мягкое, жуется легко, глотается с удовольствием. Глоток вина довершает простое и доступное кулинарное наслаждение приятным штрихом.
Стас наблюдает за женой, особенно пристально смотрит на губы, влажные и яркие, орошенные вином.
- Я сегодня сдала два объемных перевода, - сказала Вера. - Оба раньше срока.
- Твой многоязыкий Янус, конечно, в дичайшем восторге, - иронично заметил Стас. - Сразу тебе премия в размере пяти окладов и гора поощрительных бонусов.
«Многоязыким Янусом» называли директора бюро переводов, в котором работала Вера. Ян Андреевич по неподтвержденным никем, в том числе и им самим, слухам свободно владел шестью языками.
- Никаких премий и бонусов, зато оплата за работу случилась сразу, - улыбнулась сдержано.
Стас глубоко вздохнул, медленно жуя кусок мяса и опуская к тарелке внезапно помрачневший взгляд.
- Ну, главное ты довольна. И это хорошо, - произнес он. - Но я все равно не въезжаю, ради чего ты такое рвение проявляешь. Целыми днями сидишь за компьютером, скоро очки придется носить постоянно.
- Переводчика. Ведь именно мой вариант, изложенный для русскоговорящего читателя, пойдет в издательство, - храбро ответила Вера, встречая взгляд профессора. - Все должно быть идеально, понимаете? Чтобы потом автору статьи не отрезали уши за неточности, или, что еще хуже, дилетантский подход к теме. И все из-за меня. И вы говорили, что тематика ваша. Значит...
- Оставьте перевод и текст на языке оригинала, - не дал ей договорить профессор. - Я ознакомлюсь и вынесу свой вердикт. Как скоро это нужно?
«Зачем ему оригинал? Натка говорила, он испанским не владеет…» - мелькнуло в голове.
- Неделя. Можно чуть больше, - ответила Вера.
- Недели вполне достаточно, - кивнул Антон Геннадьевич, снимая и откладывая очки. Во взгляде его мелькнула улыбка. Он явно чему-то веселился.
Конечно, в глазах именитого, занятого по уши профессора, она и вправду выглядит нелепо со своей чепуховой статьей.
- Скажите, эм... Вера Юрьевна, а что-то подобное вы уже переводили? - спросил Прокофьев.
- Да, неоднократно. Я имею опыт перевода технических текстов. У меня с собой есть несколько работ.
- Можно взглянуть?
Вера вытащила свое «портфолио» - несколько старых переводов на различные темы, которые всегда носила с собой.
- Угу... Интересно, - проговорил Антон Геннадьевич, просматривая документы. - А могу я это тоже пока оставить?
Вера растерялась на мгновение.
- Конечно.
- Скажите-ка, вы переводите только с испанского/на испанский или еще какие-то языки вам подвластны?
И посыпались вопросы. Нескончаемые, порой довольно странные. Вера терпеливо отвечала, понимая, что сам собеседник видится ей ужасно интересной персоной.
Представительный и импозантный, выглядел и держался он так, что сохраняя дистанцию, в то же время располагал к себе. Наверное, своими лекциями он покорял студентов, заставляя их сидеть, раскрыв рты и внимать каждому слову, произнесенному этим приятным голосом. Особенно, если и лекции он читал так же обстоятельно и неторопливо, как говорил сейчас с Верой.
Ко всему прочему Антон Геннадьевич был очень интересным мужчиной. Даже красивым. Правильные, классические черты лица, внимательный взгляд серо-голубых глаз. Когда посреди их беседы он встал, чтобы подойти к шкафу с рядами папок, Вера оценила стройность и подтянутость высокой фигуры, и отлично сидящий костюм.
Сам профессор так же продолжал с интересом наблюдать за ней. Какие именно он сделал о своей посетительнице выводы, Вера знать не могла и даже не догадывалась, но в итоге он вдруг предложил ей поработать с ним в качестве переводчика.
- Испанидад - огромный регион. Очень перспективный, - заметил профессор, откладывая Верины документы в сторону. - А устные переводы вам по плечу, Вера Юрьевна?
- По плечу. Только я этим не занимаюсь, - ответила она.
- Попробовать не хотите? Для разнообразия. Для обогащения опыта, - Антон Геннадьевич, выгнул бровь и откинулся на спинку кресла, глядя на Веру с легкой улыбкой. - У нас на той неделе состоится одно мероприятие, прямо здесь, в НИИ. Ожидаем иностранных гостей, большую делегацию из Перу. Как всегда, с переводчиками начнется неразбериха. Они будут, конечно. Аккредитованные, как положено. Этакие, знаете, деревянные, косноязычные и скучающие. А вот мне бы хотелось, чтобы со мной присутствовал надежный человек, в совершенстве владеющий языком. Красиво и грамотно умеющий выражаться. И чтобы выглядел соответствующе. Вот как вы.
Он смерил ее выразительным взглядом. Оценивающе, но не грубо, с явным одобрением.
- Но вы же не знаете мой уровень владения языком, и насколько грамотно я могу выражаться, - смущаясь, возразила Вера. - Я, например, не уверена, что смогу достаточно бегло переводить, и не стану еще одним косноязычным болванчиком. Особенно, если ваша речь и речь ваших гостей будет обильно сдобрена специфической терминологией и прочим. Я не синхронист, и не уверена, смогу ли успешно справиться с последовательным переводом без надлежащей практики.
- А что мешает попробовать? В бою и оцените свои силы и проверите возможности.
Профессор был настойчив, а Вера никак не понимала причину этой настойчивости и его внезапное предложение.
- Все, конечно, будет официально - аккредитация, оплата, - царственно поводя своей крупной головой, продолжал вещать Прокофьев. - Мы свяжемся с вашим... Где вы работаете? Где числитесь?
- Бюро переводов «Nec claustra».
- Что за название? - полюбопытствовал профессор.
- Это латынь. «Без барьеров» значит, - проговорила Вера, отчаянно желая побыстрее покинуть этот кабинет.
Она сидела, выпрямив спину, и испытывая непонятные ощущения под открытым, пристальным взглядом мужчины, заманившего ее в какую-то ловушку. Вроде бы ничего особенного, можно запросто отказаться, встать и уйти. Но Вера уже не была уверена, что хочет это сделать прямо сейчас.
Антон
Антон Геннадьевич странным образом ощущал, что не готов отпустить эту девушку.
Вот так бы сидел и смотрел на нее. Как на воду или на огонь.
Не то чтобы она взволновала его, как мужчину. А если и взволновала, то как старого, умудренного опытом и крайне разборчивого ценителя женской привлекательности. Ценителя, не коллекционера. Просто было в этой юной Вере Юрьевне что-то такое, отчего делалось хорошо на душе. Глаза не хотели отвлекаться ни на что, пока она находилась перед ним.
Среднего роста, такая вся плавно-округлая, мягко-женственная. Выглядит совсем молоденькой, хоть и пытается изо всех сил казаться старше. Даже вон свои роскошные волосы скрутила во «взрослый» деловой пучок. А глаза...
Большие, влажные, с длинными темными ресницами. И цвет как у конфет из шоколада - теплый и глубокий. Можно увязнуть, утонуть в этих глазах, позабыв обо всем.
Прокофьев оглядывал посетительницу, не скрывая интереса. И не мог сдержать довольной улыбки, наблюдая ее неловкость и смущение. Не из высокомерия, наглости или мужской бестактности, а потому что она была абсолютно естественной, и ему это искренне нравилось.
И что-то еще прорывалось сквозь все, что он наблюдал в этой девочке. Беззащитность, ранимость, уязвимость. Что-то шаткое, «на грани». Вот прямо как ее сапожки на высоких каблуках. Красиво, но очень неустойчиво. Один неловкий шаг и можно оступиться, подвернуть ногу.
Ему, загруженному до предела человеку, трудно было выкроить время даже на собственных студентов с их работами. А эта девушка пришла, прося, чтобы он прочитал и оценил какую-то там статью. И он найдет время, прочитает, оценит, внесет правки, если понадобится. А от гонорара откажется, потому что уровень его знаний позволяет ему ценить себя слишком высоко, чтобы размениваться на мизерные дивиденды. Это будет одолжение, бескорыстный вклад.
Он расспрашивал Веру, с удовольствием слушая ответы, и то, как звучит ее голос. Потом сделал предложение поработать с ним в качестве переводчика. И снова смотрел, и слушал, впитывая каждое живое слово.
И в итоге решил, что в лепешку разобьется, а не даст этой девочке исчезнуть из поля его зрения после того, как разберется с переводом.
Вера
От монотонного воя закладывало уши. Казалось, голова вот-вот лопнет.
Вой зародился не вовне. Он внутри: заполнил, подчинил, а теперь изводил и терзал. Наверное, так вопит душа, рвется наружу, пытается освободиться, но не знает, как.
Пустой оболочке, телу, уже все равно. Оно готово отпустить душу.
Заглушить, как зубную боль, вырвать, как загноившуюся занозу. Она только мешает, так пусть несется, куда хочет.
Но тело не могло дать желанной свободы, а душа не знала, как ее обрести самостоятельно.
Приступ паники комком тошноты подкатывал к горлу, душил.
Почувствовала жесткий тычок собственного рассудка - хватит, очнись, возьми себя в руки. Словно строгий учитель с презрением к слабости ученика бьет линейкой по дрожащим рукам. Бунт снова подавлен. Душа присмирела и улеглась, вопли стихают. Легче, но не спокойней.
Стиснула зубы, открыла глаза. На электронном будильнике сиреневым светятся крупные цифры - 3.12.
За окном горели фонари, освещая просторный двор. Медленно проехала машина, по стене скользнул луч от фар. Он исказил тени, и они ожили, задвигались, ломая очертания, и она следила за ними взглядом.
Медленно повернула голову. Стас крепко спал. Рот приоткрыт, как у ребенка, дыхание шумное. Между бровей даже во сне не исчезла суровая складка, которая сейчас, с возрастом, превратилась в устойчивую рельефную морщину. Скулы напряжены, ладонь лежала на широкой голой груди, поросшей рыжеватыми волосками.
Не спуская глаз со спящего мужа, Вера начала двигаться, как можно тише. Откинула одеяло, спуская на пол ноги, попыталась нащупать тапочки, но поднялась и пошла босиком, ступая на цыпочках.
Пробиралась к двери супружеской спальни, как ночное привидение. Между кроватью и комодом есть место, где паркет предательски скрипит. Надеялась миновать его бесшумно, но как всегда безуспешно. После тихого скрипа за спиной раздалось сонное:
- Ты куда?
Черт его подери! Словно задела инфракрасный луч, и у Стаса сработала сигнализация, настроенная на жену.
- В туалет, - ответила Вера шепотом. - Спи.
Он приподнял короткостриженную голову и проследил за женой взглядом, словно не веря столь простому объяснению её ночного передвижения.
В ванной Вера долго смотрела, как льется из крана вода. Держала под прохладной струей руки, смачивала лоб и щеки. В зеркало лучше не смотреть - бледная, как штукатурка, и с темными кругами под глазами она похожа на перепуганную сову.
Утром будет не лучше, даже если удастся еще поспать.
Набрала горсть воды и выпила. Вода противная, не холодная, с неживым, химическим привкусом. Возвращаясь в спальню, по дороге заглянула в комнату сына. Димка сладко и спокойно спал. В мирной тишине детского обиталища раздавалось едва слышное ровное посапывание, и от этого стало чуть легче.
Устраиваясь на кровати, Вера повернулась на бок, спиной к мужу. Он тоже заворочался, потом затих.
Надо попытаться заснуть. Прекратила пялиться в не задернутое шторами окно и послушно закрыла глаза. Думала о незаконченных переводах, которые совсем скоро сдавать, параллельно прислушивалась к дыханию мужа. Спит или не спит?
В ответ на свой мысленный вопрос почувствовала движение Стаса. Он придвинулся, тесно прижался к спине жены, большой, жаркий и напряженный. Рукой пробрался под сгиб локтя Веры, лежащего у нее на боку, проник в вырез сорочки, стиснул грудь, теребя пальцами сосок.
Стас ничего не говорил, не целовал, только глубоко, прерывисто дышал. Какое-то время сжимал и гладил грудь жены, терся затвердевшим членом о ее поясницу. Потом задрал тонкую сорочку Веры до пояса, просунул колено между дрогнувших коленей женщины, приподнимая бедро, раздвигая ей ноги. Пальцами скользнул к лону, провел между складочек.
Вера зажмурила глаза, резко сглатывая.
Муж возбужден, нетерпелив, напорист.
От его настойчивых стараний разбудить ее скукожившееся в комок либидо, Вера сильнее сжимала зубы, морщилась. Стас этого не видел, и некоторое время тискал и гладил ее самые чувствительные местечки, покусывал шею, шептал что-то. При этом не позволял изменить позу, свести подрагивающие бедра. Затем чуть сместился, пристраиваясь сзади, и уверенным напором вошел в ее тело и сразу начал двигаться, крепче стискивая жену руками.
Какое-то время он с силой ритмично толкался в неё, при каждом толчке резко выдыхая сквозь зубы, издавая короткие стоны, которые Вере казались... каким-то по-собачьи жалобными, как скулеж. Потом привстал, не покидая тела жены, перевернул её на живот, приподнял, ловким и сильным движением согнул и раздвинул ноги женщины, ставя в нужную позу. Пальцы впились ей в бедра, фиксируя, почти не позволяя шевелиться. Он все делал сам - вел как в каком-то жестком, ритуальном «танце».
Бурно кончая, тяжело навалился на нее, пригибая к кровати.
Когда все закончилось, Вера снова повернулась на бок, зарывая лицо в подушку.
Лежала, стараясь дышать ровно, и боролась с желанием свернуться в клубок.
А лучше сжаться в маленький шарик с цельнометаллической оболочкой.
И закатиться куда-нибудь, став незаметной.
Глава 3
Стас
- Тебе еще плеснуть? - Стас поднес бутылку к бокалу жены.
- Давай, - охотно согласилась Вера.
Оставшаяся с осени бутылка не самого дорогого Божоле должна быть выпита уже давно, но как-то затерялась на винной полке в кладовке и только сейчас извлечена на свет. На бутылке тонкий седой налет, и плевать, что это обычная пыль, живущая в московской квартире, а не прах благородных частиц, осыпающихся со старых потолков винного погреба где-то в Бургундии, где хранится какой-нибудь Домэн Жан-Жак «КакЕгоТам».
И само Божоле совсем не похоже на это самое Домэн, а напоминает кисленький компот. Но его приятно пить, потому что именно сегодня все кажется правильным.
Вере нравились тихие вечера дома, когда и ужин удается, и у мужа хорошее настроение, и сын угомонится вовремя.
Сегодня один из таких вечеров. А еще на улице наконец-то настоящая весна, снег растаял, и солнце днем пригревает так, что проникает сквозь кожу и оживляет душу ласковым теплом.
На кухне жарковато от долго работавшей плиты и духовки. В приоткрытое окно залетает ветер, напоенный волнующей свежестью и тревожными противоречиями. Так бывает, когда на периферии бытия, там, где проходит смена времен года, еще слышно недовольное ворчание зимы, а весенний дурман уже ударил в голову и заглушает этот ропот.
И кажется - всё, пережили. Зиму, голод, войну - не имеет значения.
Главное, теперь что-то изменится, пойдет чуть иначе, возьмет разгон и помчит. А остановится там, где и когда я захочу.
И эта обманка ударяет в голову вместе с жиденьким хмельком от недорогого вина.
Что-то мелькает на экране небольшого плоского телевизора, закрепленного на стене над столом, но никто на него не смотрит.
Под внимательным взглядом мужа Вера дожевала дольку помидора, подцепила кусочек стейка, поднесла ко рту. Мясо сочное, мягкое, жуется легко, глотается с удовольствием. Глоток вина довершает простое и доступное кулинарное наслаждение приятным штрихом.
Стас наблюдает за женой, особенно пристально смотрит на губы, влажные и яркие, орошенные вином.
- Я сегодня сдала два объемных перевода, - сказала Вера. - Оба раньше срока.
- Твой многоязыкий Янус, конечно, в дичайшем восторге, - иронично заметил Стас. - Сразу тебе премия в размере пяти окладов и гора поощрительных бонусов.
«Многоязыким Янусом» называли директора бюро переводов, в котором работала Вера. Ян Андреевич по неподтвержденным никем, в том числе и им самим, слухам свободно владел шестью языками.
- Никаких премий и бонусов, зато оплата за работу случилась сразу, - улыбнулась сдержано.
Стас глубоко вздохнул, медленно жуя кусок мяса и опуская к тарелке внезапно помрачневший взгляд.
- Ну, главное ты довольна. И это хорошо, - произнес он. - Но я все равно не въезжаю, ради чего ты такое рвение проявляешь. Целыми днями сидишь за компьютером, скоро очки придется носить постоянно.
