**Думанниос «Темнейшая глубина» - ноябрь-декабрь по кельтскому календарю.
«Еще два дня, и я снова увижу его».
С этой мыслью я проснулась следующим утром. Наполнившие счастьем слова едва успели обозначиться в моем сознании, как тут же упорхнули, словно спугнутая птичка.
- Джун! – я резко села на кровати. Непривычно напрягающая необходимость быть постоянно начеку окончательно выдернула меня из сна, будто окатив ледяной водой. Маленькой дочки моего друга, оставленной мне на попечение, рядом не оказалось. – Джун, ты где?! – истерично выкрикнула я.
- Тут, - раздалось откуда-то с пола. – Доблое утло.
Картавый детский говорок погасил волну паники. За одно мгновение я успела устыдиться, что дрыхла как бревно, когда должна неустанно следить за доверенным мне ребенком, и успокоилась, решив, что это дитя настолько разумно в свои года, что я могу и должна ей доверять – она меня не подведет.
- Что ты там делаешь, малышка? – я перегнулась через противоположный край кровати.
- Лисую.
Девочка сидела на ковре, повернувшись к окну лицом, рядом с ней валялся ее рюкзачок, а его содержимое усыпало пространство вокруг Джун. Лучи утреннего солнца, проникавшие сквозь полупрозрачную штору, освещали девочку, создавая над ее головой мягко сияющий ореол из спутанных золотистых волос и делали похожей на маленькую фею.
Я заглянула через плечо малышки.
- Что рисуешь?
- Твой дом. Подалю лисунок дедушке Джеку. Ему здесь понлавилось и мне тоже.
Мой дом на рисунке Джун выглядел живым существом. У него добрые синие окна-глаза, удивлённо распахнутый рот-дверь и смешная взъерошенная прическа из соломенной крыши. И дом весь увит цветами, будто Майская королева.
Разреветься бы сейчас же. От невыносимого облегчения, смешанного с не покидавшей меня ноющей тревогой. От ощущения необъяснимой утраты и от подавляющей здравомыслие глупой, слепой и упрямой надежды, что все будет хорошо. Должно быть хорошо. У всех.
Не желая напугать ребенка внезапным проявлением бурных чувств, я с усилием проглотила подступившие слезы. Протянула руку, легко коснулась шелковистых белокурых волос Джун. Прикосновение к теплой детской макушке мгновенно успокоило, будто я дотронулась до источника всего самого мирного и доброго на свете.
- У меня сколо день лождения, - объявила Джун, сосредоточенно рисуя. - И мне вот сколько исполняется, - она показала четыре растопыренных пальчика.
К тому времени вернется Кейран, и мы с ним и Джеком что-нибудь придумаем для дочки Брайана. Уверена, что мой друг не будет против, если мы поздравим его малышку от нас троих.
Поднявшись, я подошла к окну, отодвинула штору и замерла, боясь спугнуть безмятежность, наполнявшую пространство вокруг меня. Ветки деревьев и кустарников клонились на ветру в плавном танце, листва трепетала, грациозно покачивались пышные соцветия, и мне казалось, что я слышу далекую, невероятную прекрасную музыку, сопровождавшую каждое проявление жизни.
Но проникшая извне реальность бесстрастно напомнила, что сегодня день похорон мужа Эвлинн. В этом не было ничего назидательного, просто указатель на дороге, призывающий вернуться туда, где все зыбко и изменчиво.
Я не стала предаваться раздумьям на столь печальную тему. Наметила план на сегодняшний день, главное место в нем отведя, конечно же, Джун, но одним из основных пунктов обозначила звонок Джеку.
Вчера я смутила покой старика, всколыхнув старые воспоминания, добавив переживаний. Да и физически Джеку досталось: покидая мой дом, он уже не мог скрыть, как тяжко ему давалось любое движение. Каждый шаг стоил старику неимоверных усилий, что читалось на напряженном, побледневшем, хоть и бесстрастном лице. Но в глазах отражались вовсе не боль и страдание, а внутренняя борьба с недугом и категорическое несогласие со своим беспомощным состоянием.
Джек оставался гордым воином даже когда все сражения уже завершены. Могучий несгибаемый дух, заключенный в слабеющую оболочку.
События последних недель так сильно повлияли на меня, что временами казалось, будто внутри моего существа образовалась полынья, тонкий слой льда на которой периодически ломался и на поверхность всплывали из глубин обострившиеся до невозможности чувства. Я стала тоньше ощущать, видеть цветные, запоминающиеся в деталях сны, во мне пробудилась несвойственная моей натуре сентиментальность. Временами я чувствовала, словно невидимые нервные окончания, пронизывающие все в этом мире, соединялись с моими.
Возня с ребенком заняла меня полностью, отвлекла от всего прочего. Я не особо переживала, что Кейран так и не позвонил, а лишь рано утром прислал короткое сообщение: «Страшно занят. Позвоню позже».
Такие тексты даже не набирают, они уже есть в памяти телефонов. Их шлют, когда не могут или не хотят отвечать на звонок. Не могут и не хотят потратить и минуты времени на такой пустяк.
Брайан, несмотря на то, где и в какой момент находился, позвонил и поинтересовался, как «его девочки себя чувствуют и чем занимаются». Я не его девочка, и никогда ею не буду, и он это уже понял, но все же нашел минутку, чтобы напомнить о том, какое место в его жизни отведено Джун. И мне.
Да, я пыталась обидеться на Кейрана. Начала громоздить в голове инсталляции, состоящие из обломков его остывшей страсти ко мне и моих собственных подозрений в его измене. Но никакой ревности или обиды ни отсутствие звонков Кейрана, ни моя болезненно обострившаяся нужда в нем, ни прочно поселившийся в душе страх потерять этого мужчину во мне не вызвали.
Я оставалась странно уверенной, что эти подозрения не обладают силой. Они лишь обрывки искаженной реальности, наваждения, вызванные вредной привычкой подозревать худшее. От них можно отмахнуться, как от навязчивого сигаретного дыма.
Проводив Брайана и Джун, я вернулась в притихший дом, и неторопливо проходилась по нему, вспоминая проведенное с чудесной маленькой девочкой время.
Наклонилась, чтобы поднять оставшиеся на полу в спальне рисунок Джун, когда позвонила миссис Барри и поинтересовалась, не известно ли мне, как можно связаться с Кейраном Уолшем, внуком мистера Уолша.
- Сотрудники пансиона сказали мне, что вы навещали его вчера, - пояснила она, и мне показалось, что за ее нарочитой вежливостью что-то скрывается.
- Я приходила к мистеру Уолшу. И знаю его внука, но сейчас Кейрана нет в городе и связаться с ним какое-то время будет довольно сложно… Фиона, что-то случилось с Джеком? – дошло до меня.
- Ночью у него случился удар, он в коме, - миссис Барри отбросила свой церемонный тон. - Состояние критическое, и мы пытаемся разыскать Кейрана, который является единственным родственником мистера Уолша. – Голос ее дрогнул, она запнулась. - Конец может наступить в любую минуту. Джек очень плох. Это так неожиданно и так ужасно, Хейз. В пансионе его очень любят и ценят.
- Не только в пансионе, Фиона, - проговорила я. – Его любит внук. Мы с Кейраном любим Джека.
- Позвольте сказать, моя дорогая, что несмотря на случившееся, мне приятно узнать, что вы… Что вас с внуком мистера Уолша связывают… добрые отношения.
«Настолько добрые, что я жить без него не могу», - чуть не вырвалось у меня.
- Уверена, и Джек был этому рад, - добавила Фиона, а мне вдруг страшно захотелось, чтобы она немедленно замолчала.
Неужели поездка в магазинчик Эвлинн, визит в старый семейный дом, наши разговоры, мои дотошные вопросы, ожившие воспоминания – все это оказалось непомерным грузом для Джека?
Неужели в его глазах, когда он уходил, я видела не нежелание мириться со своей немощью, а осознанную обреченность?
Я погубила Джека Уолша.
Мысль прошила меня разрядом ужаса, обдала липкой ледяной волной, мгновенно приставшего ко мне чувства вины. Вины, которую Кейран никогда мне не простит, а я не посмею у него этого прощения вымаливать. Сама себе не прощу.
- Фиона, - просипела я, - что нужно сделать? Чем могу помочь?
- Вы ничем не можете помочь Джеку, моя дорогая, - ласково проговорила миссис Барри. – Его отправили в клинику святой Бригиты, там ему обеспечен прекрасный уход, но посетителей к нему не пускают. Только ближайших родственников, так что попытайтесь связаться с Кейраном. Как можно скорее.
- Хорошо. Я поняла. Пожалуйста, держите меня в курсе. Если вдруг…
- Если будут хоть малейшие изменения, я сразу вам сообщу. А вы найдите Кейрана.
Я звонила и звонила Кейрану. Отправляла текстовые сообщения, оставляла голосовые. Сначала просто просила срочно перезвонить, потом, отчаявшись, решила не скрывать правду, напрямую изложив, что случилось с Джеком. Повторяла попытки, пока не услышала, что голосовой ящик абонента переполнен.
Он бы немедленно перезвонил. Кейран бросил бы все и тут же примчался, получи он хоть одно сообщение. Вот тут я испугалась не на шутку, уверовав, что с ним тоже что-то случилось.
Запаниковав, металась по дому, теряясь в сумбурных соображениях, что предпринять. Лететь за Кейраном? Я лишь знала, что его текущая работа связана с издательством журнала ТВТ.
Внезапно вспомнила, что кузен Патриции ведь знаком с Кейраном. И он мог знать что-то, чего не знала я. Какие-то деловые связи Кея, места, где он обычно бывает по работе.
И я позвонила Патриции. Лавируя между посыпавшимися на меня вопросами, требующими немедленного пояснения, я высказала свою просьбу и пообещала все объяснить чуть позже.
Но у кузена моей подруги не было никаких сведений о Кейране Уолше, они общались недолго, лишь по делам бизнеса, и больше отношений не поддерживали. За это отсутствие информации Пэт потребовала немедленных обещанных объяснений причины моего внезапного интереса к персоне фотографа.
- Я безумно влюбилась в фотографа, Пэт. Он уехал в столицу по важным делам, а тут случилась беда с его дедушкой, но никто не может Кейрана разыскать, чтобы сообщить ему печальную новость. Я страшно волнуюсь, не случилось ли что-то и с Кеем и пытаюсь его найти. Извини.
- Хейз! Послушай… - воскликнула подруга.
Но я не стала слушать, нажала кнопку отбоя и больше на звонки Патриции не отвечала.
Подхватила сумку, запрыгнула в машину и поехала на квартиру Кейрана. Ключей от его лофта у меня не было, я позвонила в дверь и постояла, прислушиваясь. Потом, вглядываясь в большие темные окна, обошла здание вокруг.
Оттуда, путаясь в сумбурных ощущениях, направилась в свою бывшую квартиру, ставшую собственностью Кейрана и там тоже ничего не обнаружила.
Вернувшись домой, сообщила Фионе о тщетности попыток связаться с Кейраном, узнала от нее, что с Джеком все пока остается без изменений и решила, что настало время взять короткую паузу.
Я поплелась в гостиную, полностью обессиленная, опустилась на пол, привалившись спиной к дивану, откинула голову на сиденье и отключилась, словно кто-то дернул рубильник, обесточивший меня окончательно. Последняя мысль была о том, что я сжимаю в онемевших пальцах рисунок Джун.
…Проснулась от того, что руки Кейрана гладили меня по лицу, голове, обнимали, сжимая в объятиях и поднимая с пола.
Я всхлипнула, куклой повисая в родных, крепко держащих меня руках. Приникла к сильному, горячему, живому и настоящему, так знакомо и необыкновенно приятно пахнущему телу Кейрана. Укрылась в нем, как в самом надежном убежище во всех мирах, зная, что он, как и маленькая Джун, никогда меня не подведет, всецело доверяя этой уверенности.
- Где ты был? Где? Я так испугалась… Звонила, отсылала бесконечные сообщения, звала тебя, - лепетала, уткнувшись в шею Кейрана.
Он гладил меня по спине, все крепче прижимая к себе, шептал слова любви и утешения, а я почти не разбирала самих слов, но их значение тут же проникало в меня, смешиваясь с кровью, с дыханием, становясь частью меня самой.
- Кей… Джек… Он… - нечленораздельно вырвалось у меня.
- С Джеком все будет хорошо, - сказала Кейран, целуя меня в щеку. Он торопливо расплетал мою косу, путаясь в прядях, дергая их почти болезненно.
- Правда?!
- Правда, глупышка. Успокойся.
- Но как же?.. Слава Богу! – и я разревелась.
Кейран нашел мои скривившиеся в неприглядной гримасе плача, соленые губы, накрыл их своим жадным ртом и поцеловал медленно и невыносимо нежно, удерживая нас обоих на какой-то трепещущей хрупкой грани. Я дрожала в его руках, а Кей сильнее запечатал мой рот губами, скользнул языком внутрь и целовал теперь глубоко, жестко, тягуче, до тех пор, пока я не забыла обо всем, кроме этих поцелуев и прикосновений рук, по которым скучала постоянно.
- Не плачь, сладкая моя, все будет хорошо. Как же ты волшебно пахнешь… - чуть задыхаясь, хрипло бормотал Кей между поцелуями. Горячими губами прижался к моей щеке, прикусил мочку уха, скользнул по шее, ключице.
Он ловко раздел меня, сам избавился от одежды, и мы приникли друг к другу кожа к коже. Голова у меня пошла кругом, я задыхалась от желания, горела словно в огне, а Кейран взял меня за руку и куда-то повел.
- Пошли со мной. Не бойся, - сказал он.
- Я не боюсь.
Смотрела в его глаза, не скрытые сейчас очками, и взгляд цвета морской воды говорил мне больше, чем любые слова.
Кейран вывел меня из дома через кухонную дверь, и мы углубились в сад, отходя от дома к ограде и, кажется, еще дальше, пока не оказались в каких-то густых зарослях, где остановились.
Наступила ночь, нас окружили звуки первозданной природы - пение цикад, шелест листвы, доносящийся издалека плеск океанских волн.
Кейран обнял меня за талию, прижал к себе, и я ощущала, как в нас обоих все сильнее нарастает возбуждение, как желания превращаются в дурманящий жар, который растворяется в венах, заменяя кровь. Я вся стала средоточием невыносимой потребности в близости лишь с тем единственным, кто был сейчас со мной рядом.
Ощущения совершенно дикие, первобытные, на грани вульгарной похоти и страсти, воплощавшей самые глубокие и прекрасные чувства, рожденные в сердце и осмысленные разумом.
- Кейран… - прошептала, одурманенная, нетерпеливая, не узнавая ничего вокруг.
Я не видела изгороди, фонарей на улице, светящихся окон дома, хотя точно помнила, что не выключала свет.
Не имело значения, где мы и что вокруг, когда Он держал меня в объятиях, опаляя частым прерывистым дыханием, прижимаясь к моему животу упругой горячей плотью, плавно, ритмично двигая бедрами и не давая ни единого шанса противостоять соблазну, увернуться от шквала затопивших ощущений. Как и от его рук, ласкавших меня с ног до головы, от пальцев, скользнувших в мое истекающее соками лоно.
- Моя Хейз… - прошептал Кейран, увлекая меня вниз, бережно укладывая на траву, покрытую ночной росой.
Развел мои колени, устраиваясь между ними, и медленно, мучительно медленно вошел в меня, вызвав у нас обоих долгие приглушенные стоны.
Он двигался во мне, хрипло и отрывисто произнося слова, все сильнее заводившие нас обоих, и тонкая ниточка, еще связывающая меня с реальностью и какими-то не имеющими значения условностями, оборвалась, унося на орбиту.
Краем сознания я понимала, что рискую перебудить своими стонами и криками все наше мирно спящее, добропорядочное предместье, но Кейрана это, похоже, совершенно не волновало.
***Театр Гран-Гиньоль - парижский театр ужасов, один из родоначальников и первопроходцев жанра ужасов.
Глава 39
«Еще два дня, и я снова увижу его».
С этой мыслью я проснулась следующим утром. Наполнившие счастьем слова едва успели обозначиться в моем сознании, как тут же упорхнули, словно спугнутая птичка.
- Джун! – я резко села на кровати. Непривычно напрягающая необходимость быть постоянно начеку окончательно выдернула меня из сна, будто окатив ледяной водой. Маленькой дочки моего друга, оставленной мне на попечение, рядом не оказалось. – Джун, ты где?! – истерично выкрикнула я.
- Тут, - раздалось откуда-то с пола. – Доблое утло.
Картавый детский говорок погасил волну паники. За одно мгновение я успела устыдиться, что дрыхла как бревно, когда должна неустанно следить за доверенным мне ребенком, и успокоилась, решив, что это дитя настолько разумно в свои года, что я могу и должна ей доверять – она меня не подведет.
- Что ты там делаешь, малышка? – я перегнулась через противоположный край кровати.
- Лисую.
Девочка сидела на ковре, повернувшись к окну лицом, рядом с ней валялся ее рюкзачок, а его содержимое усыпало пространство вокруг Джун. Лучи утреннего солнца, проникавшие сквозь полупрозрачную штору, освещали девочку, создавая над ее головой мягко сияющий ореол из спутанных золотистых волос и делали похожей на маленькую фею.
Я заглянула через плечо малышки.
- Что рисуешь?
- Твой дом. Подалю лисунок дедушке Джеку. Ему здесь понлавилось и мне тоже.
Мой дом на рисунке Джун выглядел живым существом. У него добрые синие окна-глаза, удивлённо распахнутый рот-дверь и смешная взъерошенная прическа из соломенной крыши. И дом весь увит цветами, будто Майская королева.
Разреветься бы сейчас же. От невыносимого облегчения, смешанного с не покидавшей меня ноющей тревогой. От ощущения необъяснимой утраты и от подавляющей здравомыслие глупой, слепой и упрямой надежды, что все будет хорошо. Должно быть хорошо. У всех.
Не желая напугать ребенка внезапным проявлением бурных чувств, я с усилием проглотила подступившие слезы. Протянула руку, легко коснулась шелковистых белокурых волос Джун. Прикосновение к теплой детской макушке мгновенно успокоило, будто я дотронулась до источника всего самого мирного и доброго на свете.
- У меня сколо день лождения, - объявила Джун, сосредоточенно рисуя. - И мне вот сколько исполняется, - она показала четыре растопыренных пальчика.
К тому времени вернется Кейран, и мы с ним и Джеком что-нибудь придумаем для дочки Брайана. Уверена, что мой друг не будет против, если мы поздравим его малышку от нас троих.
Поднявшись, я подошла к окну, отодвинула штору и замерла, боясь спугнуть безмятежность, наполнявшую пространство вокруг меня. Ветки деревьев и кустарников клонились на ветру в плавном танце, листва трепетала, грациозно покачивались пышные соцветия, и мне казалось, что я слышу далекую, невероятную прекрасную музыку, сопровождавшую каждое проявление жизни.
Но проникшая извне реальность бесстрастно напомнила, что сегодня день похорон мужа Эвлинн. В этом не было ничего назидательного, просто указатель на дороге, призывающий вернуться туда, где все зыбко и изменчиво.
Я не стала предаваться раздумьям на столь печальную тему. Наметила план на сегодняшний день, главное место в нем отведя, конечно же, Джун, но одним из основных пунктов обозначила звонок Джеку.
Вчера я смутила покой старика, всколыхнув старые воспоминания, добавив переживаний. Да и физически Джеку досталось: покидая мой дом, он уже не мог скрыть, как тяжко ему давалось любое движение. Каждый шаг стоил старику неимоверных усилий, что читалось на напряженном, побледневшем, хоть и бесстрастном лице. Но в глазах отражались вовсе не боль и страдание, а внутренняя борьба с недугом и категорическое несогласие со своим беспомощным состоянием.
Джек оставался гордым воином даже когда все сражения уже завершены. Могучий несгибаемый дух, заключенный в слабеющую оболочку.
События последних недель так сильно повлияли на меня, что временами казалось, будто внутри моего существа образовалась полынья, тонкий слой льда на которой периодически ломался и на поверхность всплывали из глубин обострившиеся до невозможности чувства. Я стала тоньше ощущать, видеть цветные, запоминающиеся в деталях сны, во мне пробудилась несвойственная моей натуре сентиментальность. Временами я чувствовала, словно невидимые нервные окончания, пронизывающие все в этом мире, соединялись с моими.
Возня с ребенком заняла меня полностью, отвлекла от всего прочего. Я не особо переживала, что Кейран так и не позвонил, а лишь рано утром прислал короткое сообщение: «Страшно занят. Позвоню позже».
Такие тексты даже не набирают, они уже есть в памяти телефонов. Их шлют, когда не могут или не хотят отвечать на звонок. Не могут и не хотят потратить и минуты времени на такой пустяк.
Брайан, несмотря на то, где и в какой момент находился, позвонил и поинтересовался, как «его девочки себя чувствуют и чем занимаются». Я не его девочка, и никогда ею не буду, и он это уже понял, но все же нашел минутку, чтобы напомнить о том, какое место в его жизни отведено Джун. И мне.
Да, я пыталась обидеться на Кейрана. Начала громоздить в голове инсталляции, состоящие из обломков его остывшей страсти ко мне и моих собственных подозрений в его измене. Но никакой ревности или обиды ни отсутствие звонков Кейрана, ни моя болезненно обострившаяся нужда в нем, ни прочно поселившийся в душе страх потерять этого мужчину во мне не вызвали.
Я оставалась странно уверенной, что эти подозрения не обладают силой. Они лишь обрывки искаженной реальности, наваждения, вызванные вредной привычкой подозревать худшее. От них можно отмахнуться, как от навязчивого сигаретного дыма.
***
Проводив Брайана и Джун, я вернулась в притихший дом, и неторопливо проходилась по нему, вспоминая проведенное с чудесной маленькой девочкой время.
Наклонилась, чтобы поднять оставшиеся на полу в спальне рисунок Джун, когда позвонила миссис Барри и поинтересовалась, не известно ли мне, как можно связаться с Кейраном Уолшем, внуком мистера Уолша.
- Сотрудники пансиона сказали мне, что вы навещали его вчера, - пояснила она, и мне показалось, что за ее нарочитой вежливостью что-то скрывается.
- Я приходила к мистеру Уолшу. И знаю его внука, но сейчас Кейрана нет в городе и связаться с ним какое-то время будет довольно сложно… Фиона, что-то случилось с Джеком? – дошло до меня.
- Ночью у него случился удар, он в коме, - миссис Барри отбросила свой церемонный тон. - Состояние критическое, и мы пытаемся разыскать Кейрана, который является единственным родственником мистера Уолша. – Голос ее дрогнул, она запнулась. - Конец может наступить в любую минуту. Джек очень плох. Это так неожиданно и так ужасно, Хейз. В пансионе его очень любят и ценят.
- Не только в пансионе, Фиона, - проговорила я. – Его любит внук. Мы с Кейраном любим Джека.
- Позвольте сказать, моя дорогая, что несмотря на случившееся, мне приятно узнать, что вы… Что вас с внуком мистера Уолша связывают… добрые отношения.
«Настолько добрые, что я жить без него не могу», - чуть не вырвалось у меня.
- Уверена, и Джек был этому рад, - добавила Фиона, а мне вдруг страшно захотелось, чтобы она немедленно замолчала.
Неужели поездка в магазинчик Эвлинн, визит в старый семейный дом, наши разговоры, мои дотошные вопросы, ожившие воспоминания – все это оказалось непомерным грузом для Джека?
Неужели в его глазах, когда он уходил, я видела не нежелание мириться со своей немощью, а осознанную обреченность?
Я погубила Джека Уолша.
Мысль прошила меня разрядом ужаса, обдала липкой ледяной волной, мгновенно приставшего ко мне чувства вины. Вины, которую Кейран никогда мне не простит, а я не посмею у него этого прощения вымаливать. Сама себе не прощу.
- Фиона, - просипела я, - что нужно сделать? Чем могу помочь?
- Вы ничем не можете помочь Джеку, моя дорогая, - ласково проговорила миссис Барри. – Его отправили в клинику святой Бригиты, там ему обеспечен прекрасный уход, но посетителей к нему не пускают. Только ближайших родственников, так что попытайтесь связаться с Кейраном. Как можно скорее.
- Хорошо. Я поняла. Пожалуйста, держите меня в курсе. Если вдруг…
- Если будут хоть малейшие изменения, я сразу вам сообщу. А вы найдите Кейрана.
***
Я звонила и звонила Кейрану. Отправляла текстовые сообщения, оставляла голосовые. Сначала просто просила срочно перезвонить, потом, отчаявшись, решила не скрывать правду, напрямую изложив, что случилось с Джеком. Повторяла попытки, пока не услышала, что голосовой ящик абонента переполнен.
Он бы немедленно перезвонил. Кейран бросил бы все и тут же примчался, получи он хоть одно сообщение. Вот тут я испугалась не на шутку, уверовав, что с ним тоже что-то случилось.
Запаниковав, металась по дому, теряясь в сумбурных соображениях, что предпринять. Лететь за Кейраном? Я лишь знала, что его текущая работа связана с издательством журнала ТВТ.
Внезапно вспомнила, что кузен Патриции ведь знаком с Кейраном. И он мог знать что-то, чего не знала я. Какие-то деловые связи Кея, места, где он обычно бывает по работе.
И я позвонила Патриции. Лавируя между посыпавшимися на меня вопросами, требующими немедленного пояснения, я высказала свою просьбу и пообещала все объяснить чуть позже.
Но у кузена моей подруги не было никаких сведений о Кейране Уолше, они общались недолго, лишь по делам бизнеса, и больше отношений не поддерживали. За это отсутствие информации Пэт потребовала немедленных обещанных объяснений причины моего внезапного интереса к персоне фотографа.
- Я безумно влюбилась в фотографа, Пэт. Он уехал в столицу по важным делам, а тут случилась беда с его дедушкой, но никто не может Кейрана разыскать, чтобы сообщить ему печальную новость. Я страшно волнуюсь, не случилось ли что-то и с Кеем и пытаюсь его найти. Извини.
- Хейз! Послушай… - воскликнула подруга.
Но я не стала слушать, нажала кнопку отбоя и больше на звонки Патриции не отвечала.
Подхватила сумку, запрыгнула в машину и поехала на квартиру Кейрана. Ключей от его лофта у меня не было, я позвонила в дверь и постояла, прислушиваясь. Потом, вглядываясь в большие темные окна, обошла здание вокруг.
Оттуда, путаясь в сумбурных ощущениях, направилась в свою бывшую квартиру, ставшую собственностью Кейрана и там тоже ничего не обнаружила.
Вернувшись домой, сообщила Фионе о тщетности попыток связаться с Кейраном, узнала от нее, что с Джеком все пока остается без изменений и решила, что настало время взять короткую паузу.
Я поплелась в гостиную, полностью обессиленная, опустилась на пол, привалившись спиной к дивану, откинула голову на сиденье и отключилась, словно кто-то дернул рубильник, обесточивший меня окончательно. Последняя мысль была о том, что я сжимаю в онемевших пальцах рисунок Джун.
…Проснулась от того, что руки Кейрана гладили меня по лицу, голове, обнимали, сжимая в объятиях и поднимая с пола.
Я всхлипнула, куклой повисая в родных, крепко держащих меня руках. Приникла к сильному, горячему, живому и настоящему, так знакомо и необыкновенно приятно пахнущему телу Кейрана. Укрылась в нем, как в самом надежном убежище во всех мирах, зная, что он, как и маленькая Джун, никогда меня не подведет, всецело доверяя этой уверенности.
- Где ты был? Где? Я так испугалась… Звонила, отсылала бесконечные сообщения, звала тебя, - лепетала, уткнувшись в шею Кейрана.
Он гладил меня по спине, все крепче прижимая к себе, шептал слова любви и утешения, а я почти не разбирала самих слов, но их значение тут же проникало в меня, смешиваясь с кровью, с дыханием, становясь частью меня самой.
- Кей… Джек… Он… - нечленораздельно вырвалось у меня.
- С Джеком все будет хорошо, - сказала Кейран, целуя меня в щеку. Он торопливо расплетал мою косу, путаясь в прядях, дергая их почти болезненно.
- Правда?!
- Правда, глупышка. Успокойся.
- Но как же?.. Слава Богу! – и я разревелась.
Кейран нашел мои скривившиеся в неприглядной гримасе плача, соленые губы, накрыл их своим жадным ртом и поцеловал медленно и невыносимо нежно, удерживая нас обоих на какой-то трепещущей хрупкой грани. Я дрожала в его руках, а Кей сильнее запечатал мой рот губами, скользнул языком внутрь и целовал теперь глубоко, жестко, тягуче, до тех пор, пока я не забыла обо всем, кроме этих поцелуев и прикосновений рук, по которым скучала постоянно.
- Не плачь, сладкая моя, все будет хорошо. Как же ты волшебно пахнешь… - чуть задыхаясь, хрипло бормотал Кей между поцелуями. Горячими губами прижался к моей щеке, прикусил мочку уха, скользнул по шее, ключице.
Он ловко раздел меня, сам избавился от одежды, и мы приникли друг к другу кожа к коже. Голова у меня пошла кругом, я задыхалась от желания, горела словно в огне, а Кейран взял меня за руку и куда-то повел.
- Пошли со мной. Не бойся, - сказал он.
- Я не боюсь.
Смотрела в его глаза, не скрытые сейчас очками, и взгляд цвета морской воды говорил мне больше, чем любые слова.
Кейран вывел меня из дома через кухонную дверь, и мы углубились в сад, отходя от дома к ограде и, кажется, еще дальше, пока не оказались в каких-то густых зарослях, где остановились.
Наступила ночь, нас окружили звуки первозданной природы - пение цикад, шелест листвы, доносящийся издалека плеск океанских волн.
Кейран обнял меня за талию, прижал к себе, и я ощущала, как в нас обоих все сильнее нарастает возбуждение, как желания превращаются в дурманящий жар, который растворяется в венах, заменяя кровь. Я вся стала средоточием невыносимой потребности в близости лишь с тем единственным, кто был сейчас со мной рядом.
Ощущения совершенно дикие, первобытные, на грани вульгарной похоти и страсти, воплощавшей самые глубокие и прекрасные чувства, рожденные в сердце и осмысленные разумом.
- Кейран… - прошептала, одурманенная, нетерпеливая, не узнавая ничего вокруг.
Я не видела изгороди, фонарей на улице, светящихся окон дома, хотя точно помнила, что не выключала свет.
Не имело значения, где мы и что вокруг, когда Он держал меня в объятиях, опаляя частым прерывистым дыханием, прижимаясь к моему животу упругой горячей плотью, плавно, ритмично двигая бедрами и не давая ни единого шанса противостоять соблазну, увернуться от шквала затопивших ощущений. Как и от его рук, ласкавших меня с ног до головы, от пальцев, скользнувших в мое истекающее соками лоно.
- Моя Хейз… - прошептал Кейран, увлекая меня вниз, бережно укладывая на траву, покрытую ночной росой.
Развел мои колени, устраиваясь между ними, и медленно, мучительно медленно вошел в меня, вызвав у нас обоих долгие приглушенные стоны.
Он двигался во мне, хрипло и отрывисто произнося слова, все сильнее заводившие нас обоих, и тонкая ниточка, еще связывающая меня с реальностью и какими-то не имеющими значения условностями, оборвалась, унося на орбиту.
Краем сознания я понимала, что рискую перебудить своими стонами и криками все наше мирно спящее, добропорядочное предместье, но Кейрана это, похоже, совершенно не волновало.
