Когда её рука наконец опустила смычок, воздух наполнил оглушительный шум рукоплесканий. Некоторое даже, не справившись с эмоциями, подходили обнять Эслам, а у многих на глазах, в том числе и у меня, застыли слезы.
Скрипка в ее руках превращала мелодию в острый меч, лезвие которого, соприкасаясь даже с самым твердым камнем, застрявшим в сердце и цепляя за живое, будто доставали их наружу. В этом я убедилась еще в первый раз, когда впервые услышала это волшебство. Улыбка украсила мои губы при мысли о том, что в этом году праздник будет поистине великолепным.
Следующая неделя прошла всецело в подготовке и погрузившись в работу с головой мы еще сильнее сблизились с Эслам. По утрам совместный кофе и репетиции, а вечером развлечения с Августом. Она свое й внутренней, до сих пор необъяснимой для меня силой, наполняла нашу опустевшую после ухода Джона квартиру живой энергией и светом. Мне нравилась эта девушка. Все оставшиеся сомнения к этому времени насчёт нее понемногу рассеивались. С одной стороны, мне сложно было представить, что это милое и доброе создание способно участвовать в мерзких мероприятиях, о которых рассказывал друг Джона. Но всё же, к сожалению, как говорится, семя сплетен неосторожно брошенное в почву нашей памяти всегда будет сеять сомнения. Главное — не давать ему разрастаться, отсекая лишние мысли при первых же признаках их роста. Ещё через неделю мы были готовы и долгожданное утро карнавала, как всегда, началось суетливо и не особо гладко. Первая проблема, с которой мы столкнулись, стало отсутствие наших костюмов. Химчистка должна была нам их доставить еще вчера, чистыми и выглаженными. Но утром мне сообщили, что их до сих пор нет. Когда я злая, как черт, позвонила к ним, девушка на другом конце провода пообещали доставить их в течение часа.
По этой причине главные организаторы карнавала были вынуждены поставить нашу группу в самый конец колонны, которая должна была пройти по центральной улице города. Многие из оркестра расстроились, так как предположительно в конец обычно ставят менее одаренных. Но Эслам тут же возразила и со всем присущим ей оптимизмом убедила всех в том, что в конце идти очень почетно. И, так как наша группа будет завершать это шествие, то многим именно благодаря нам и запомнится этот праздник.
Ровно за десять минут до нашего выхода костюмы наконец доставили. Избежав катастрофы, после долгого напряжения и тревоги все наконец вздохнули с облегчением. Темой наших нарядов стало произведения французского писателя Виктора Гюго "Собор Парижской Богоматери". Идея принадлежала мне. Ну, во-первых, это лёгкая тематика, а, во-вторых, было очень легко раздобыть такие костюмы. И так наш цыганский табор, состоящий из бродяг, нищих, священников, прокаженных, горбунов, Фебов двинулся вперёд точно по новому расписанию. Многие продолжали еще застёгивать пуговицы на своих костюмах, когда юная и энергичная цыганка, вместо бубна со своей скрипкой в руках исполнила одинокую, но прекрасную мелодию, тем самым позволив остальным довести до конца свои приготовления и свой внешний вид. Глаза, полные благодарности и восхищения, окружали спасительницу, которая, энергично пританцовывая, уже вливалась в весёлую атмосферу праздника.
Через несколько минут вдоль улиц по бокам высоких бордюров показались первые зрители. Они уже видели всех участников с самого начала и встречали нас с грустными лицами. Так как наша группа была последняя, это означало, что шоу спустя один квартал будет для них окончено, в то время как у других на другом конце огромного проспекта всё только начинается. Но мы были великолепны, и вскоре эти лица наполнились радостью и восторгом. Эслам со своей скрипкой вытанцовывала, как настоящая Эсмеральда, успевая уделять внимание восторженным зрителям, по обеим сторонам бордюров. А оркестр, окружавший её, барабанами, трубами, саксофонами следовал за ней, как ведомые следуют за своим мессией. Как Феб за женщинами, как Квазимодо за своей единственной возлюбленной, как олени за Санта-Клаусом. Чистую, прозрачную энергию излучали наши сердца, и она волшебным образом позитивно влияла на каждого, кто хотя бы взглядом соприкасался к ней. Отовсюду доносились радостные и восторженные крики, детский смех, топот тысячи пляшущих ног. Толпа веселилась и рвалась с бордюров навстречу к участникам. Сотрудники общественного порядка, расставленные вдоль шествия аккуратно и без труда удерживали этот поток возбужденного народа, от которого веяло беззаботностью и теплом. В воздухе царила мирная, дышащая добром и счастьем атмосфера. Я так же была среди шествующих, переодетая в цыганку с маленьким бубном в руке, которым лишь слегка и незатейливо постукивала, дабы не нарушить общую симфонию оркестра. Я находилась как будто под действием невидимых чар, в волшебным трансе от всеобщей радостной атмосферы.
И только я наконец спустя долгое время расслабилась, оставив напряжение этих тяжелый двух недель в прошлом, слившись с толпой и общим весельем, как вдруг позади меня послышался посторонний звук и я обернулась. Синие и красные огоньки машины скорой помощи маячили за нашими спинами. Подобно тому, как бьётся живой мотылёк, застрявший в оконной раме, так и этот автомобиль беспомощно мерцал посади.
В кабине сидел молодой и, судя по всему, весьма неопытный водитель, а рядом возле него взрослая женщина в белом халате.
Активно жестикулируя, дама что-то ему объясняла.
Время от времени он раздраженно нажимал на руль, и машина издавала писклявый вой, но, из-за музыки и общего шума, звук еле-еле просачивался сквозь густую толпу. Наша группа, идущая в самом конце, поначалу не придала никого значения этим посторонним звукам. Но фоне громких инструментов они напоминали жужжание комара. Водитель явно стремился пробиться вперед, но на автомобиль никто не обращал внимания. Затем моё внимание переключилось на Эслам, которая так же, как и я, покинула свое ведущее место в оркестре и направилась к водителю. Тот, поспешно опустив стекло, и с тревогой, сопровожденной резкой жестикуляцией, которой по-видимому заразился от сидящей рядом женщины, о чем-то ей сообщил.
Всё, что происходило дальше, я с радостью опишу во всех подробностях. Большей гордости за человека, чем сегодня, я не испытывала ни разу за всю свою жизнь. И, признаться честно, я была бесконечно благодарна случаю за то, что оказалось свидетелем такого зрелища. Выслушав водителя, Эслам отошла от окна и махнула ему жестом, призывающим занять позицию позади неё. После чего энергичные и, я бы даже сказала, истеричные звуки скрипки на самых высоких нотах располосовали пространство вокруг нас. Быстрыми шагами, скоординировав движения с музыкой, она с разбегу врезалась в толпу вереди неё. И, обращая вопиющее на себя внимание, в прямом смысле вынуждала людей расступиться. Многие в первую секунду ошарашенные, неслыханной наглостью скрипачки, которая бесцеремонно врывалась в их личное пространство, осыпали её бранью, но затем, обнаруживая позади нее плотно прижавшуюся карету скорой помощи поспешно отступали. При этом, умудряясь, как это полагается всем добросердечным людям, участливо захватить с собой стоящих рядом. Толпа присутствующих подобно муравьям при виде подступающей воды, плотно прижимаясь к бордюру, чтобы пропустить корабль спасения, который пока что ещё медленно плыл на встречу утопающему. Как потом рассказывала сама Эслам: «Я не чувствовала в этот момент стыда или смущения, а просто тихо про себя молилась, чтобы толпа расступилась, и машина вовремя успела на помощь человеку, который сейчас её ожидал. Я думала лишь о том, что сейчас кто-то там тихо умирает и ждет помощи. И, если я буду медлить, то можно может оказаться поздно. В тот момент это было моим священным долгом, долгом перед человеком. Священной миссией, которая заключалась в том, чтобы помочь этой машине достигнуть цели.»
И, действительно, автомобиль пробирался вперед только благодаря Эслам, которая теперь и не думала сдаваться. Вооруженная своей скрипкой, она пробивала дорогу вперед. Один мужчина, будучи весьма увлечённым, как и многие на пути Эслам, картиной карнавала, с силой толкнул девушку, когда её скрипка завизжала у него над ухом. Эслам от удара приземлились на колено, которое немедленно окрасилось в красный цвет. Стоящие сзади подхватили девушку и быстро поставили на ноги, чтобы она поскорее продолжила свой путь.
Вскоре, к счастью, вмешалась блюстители порядка, которые не сразу сообразили в чём собственно дело и почему нарушен строй колоны. Но, разглядев машину скорой помощи, тут же подоспели ей и Эслам на помощь. Вскоре шумная музыка вдоль проспекта стала понемногу стихать и на общем фоне отчетливо послышался звук воющей сирены и одинокой скрипки. Затем вдалеке раздался слабый крик: «Сюда, скорей сюда!»
Опустив смычок, Эслам уже на пролом наконец ворвалась в крохотное кольцо из нескольких неравнодушных людей, в середине которого на асфальте лежал мужчина. Весь в холодном поту и, задыхаясь, он то и дело прижимал руки к груди. Лишь несколько человек оказались вокруг него, остальные, казалось, до этого момента в шаге от этой трагедии и вовсе не замечали происходящего. Такое часто бывает, когда сильно увлечён весёлым зрелищем, то трудно заподозрить подкравшуюся из неоткуда трагедию.
Оказавшись в ловушке в окружении толпы, несчастного попытались вынести, но попытка оказалась трудно осуществимой, потому мужчину уложили на землю и вызвали скорую помощь. Минуту назад эти пару человек, склонившись над ним, беспомощно смотрели на то, как он понемногу угасал. Но тут увидели Эслам со скрипкой в руке, по струнам которой стекали мелкие струйки крови, что сочились из её тонких израненных пальцев, лёгкая надежда мелькнула на их лицах.
И не зря, через долю секунду позади замелькали белые халаты. Врач с двумя санитарами, подтиснув толпу, склонились над мужчиной. Одна из женщин, отступив от своего умирающего мужа, с радостной тревогой устремила свой взор к небу, прижимая ладони к губам и вознося слова благодарности за то, что её молитвы были услышаны. Маленькая девочка вся в слезах, схватив маму за руку и тесно прижавшись в ней, то и дело спрашивала: «Папа теперь не умрёт? Теперь не умрет?» Та же, жадно хватая воздух губами и задыхаясь от слёз радости, ответила: «Теперь всё будет хорошо. Всё теперь будет хорошо моя дорогая! Теперь все будет хорошо», — без конца повторяла она.
Двое санитаров погрузили мужчину на носилки и отнесли в машину, которая уже свободно, по заранее расчищенному пути помчалась в больницу, где по дороге врачу ещё предстояла отважная битва за жизнь, которую удалось спасти общими усилиями, благодаря отважному поступку одной единственной девушки. Имя которой было Эслам.
В тот момент, когда двери кабины скорой помощи захлопнулись, я почувствовала силу Эслам, эту мощную отвагу в её сердце. Подобное чувство пробежало волной через всю толпу присутствующих, которые так же, как и я, стали свидетелями этой отваги. Еще мгновение и люди подхватили бы девушку на руки, чтобы все могли увидеть пример того, каким должен быть человек и каким должны быть его действия, когда речь идет о жизни и смерти. Но Эслам, ощутив всем телом этот настрой, тут же скрылась в толпе, не дожидаясь подобных действий. Наш оркестр оказался брошенным, но присутствующие не растерялись, посчитав своим долгом спасти сложившиеся положение и продолжить праздник даже ввиду отсутствия первой скрипки. Мне так же пришлось покинуть остальных. Я задалась целью найти Эслам во что бы то не стало. Когда я видела девушку в последний раз, обратила внимание на то, как стильно были изранены её пальцы и мне искренне хотелось ей помочь. Нашла я её спустя лишь четверть часа на парковке и уже не одну. Расположившись прямо на бордюре, напротив нее на корточках сидел молодой человек. Перебинтовывая её пальцы, он то и дело осыпал их поцелуями. Подобное зрелище вогнало меня в ступор и на секунду я даже предположила, что в этом человеке я попросту не узнала ее Эрика. Но это был не Эрик. Когда мужчина, слегка повернув голову, опустил свою щеку на ладони Эслам, я разглядела в нем черты того самого мужчины, который сидел за нашим столиком в клубе. В следующее мгновение волна страха прокатилась по моему телу. Прижав девушку к груди, он с дикой страстью поцеловал её. В губы.
В тот день я ушла с парковки, сделав вид, что ничего подобного не видела и это все было лишь плодом моего уставшего в тот день воображения.
Припарковав машину у хода, Эслам поднялась на мой этаж и позвонила в двери. Приехала она не на очередной сеанс, а просто в гости. В этот день мы запланировали сводить Августа в парк и поесть мороженого. Как только я открыла двери, мы, не теряя времени, отправились в город.
Выглядела она как никогда счастливой. Слегка мечтательная и вдумчивая девушка часто улыбалась, как будто о чём-то вспоминая.
Хоть я и знал её секрет, но виду ни разу не подала. Обычно я со скрытым призрением отношусь к людям, которые не смогли сберечь верность в браке, но одного взгляда на её счастливое лицо мне хватало, чтобы перестать на неё за это злиться. Часто вспоминая её мужа, я задавала себе вопрос: что будет, когда он обо всем узнает? Как он это всё переживёт? Узнает ли он вообще? Что будет тогда с Эслам, вернётся ли она к себе на родину назад к бабушке или её любовник заберёт к себе? Или Эрик простит её? Он так её любит, что простит ей все, наверное.
«Точно простит», — тихо заключила я.
Такого рода размышления в конце концов неизменно приводили меня к мыслям о Джоне. Как он? Что сейчас делает? Наверное, только проснулся и завтракает с этой женщиной. «Надеюсь, он подавится этим завтраком», — со злобой подумала я и взглянула на Эслам. Девушка в этот момент уже покупала в ларьке мороженое и с улыбкой глядела на Августа, который с нетерпением ждал своей порции.
Затем мы присели за столик, и, осенний, наверное последний в этом году тёплый ветерок, пробежал по нашим лицам. В воздухе пахло листвой и перезревшим виноградом, сладкий вкус которого доносился из ближайших полей.
Раскинувшись в удобном кресле на летней террасе без крыши, я подняла глаза в безоблачное голубое небо, такое же бездонное и неизвестное, как моя жизнь на этом этапе. На развод я ещё не подала, все ждала, когда это сделает Джон. Планы на дальнейшую жизнь у меня отсутствовали. Страх иссяк, наступило чувство смирения, а за ним вскоре последовал необъяснимый покой. Сейчас же, пребывая в таком состоянии, так называемого безразличия ко всему происходящему, я чувствовала себя по-настоящему счастливой. Меня больше никто не сможет потревожит, никто больше не сможет ранить.
— Эрик хочет детей, — произнесла Эслам, чем отвлекла меня от этих приятных мыслей.
— И что здесь плохого? — со вздохом спросила я потому, что, судя из интонации, с которой были произнесены эти слова, она не особо была рада такой новости. Причину, я конечно же, знала — ею был Феб. Не зная имени молодого человека, я так его называла с тех пор, как увидела на парковке рядом с Эслам, переодетой в костюм Эсмеральды.
— Мне кажется… вернее у меня есть причины подозревать, что у меня не может быть детей.
— Тебе об этом сказал врач?
Скрипка в ее руках превращала мелодию в острый меч, лезвие которого, соприкасаясь даже с самым твердым камнем, застрявшим в сердце и цепляя за живое, будто доставали их наружу. В этом я убедилась еще в первый раз, когда впервые услышала это волшебство. Улыбка украсила мои губы при мысли о том, что в этом году праздник будет поистине великолепным.
Следующая неделя прошла всецело в подготовке и погрузившись в работу с головой мы еще сильнее сблизились с Эслам. По утрам совместный кофе и репетиции, а вечером развлечения с Августом. Она свое й внутренней, до сих пор необъяснимой для меня силой, наполняла нашу опустевшую после ухода Джона квартиру живой энергией и светом. Мне нравилась эта девушка. Все оставшиеся сомнения к этому времени насчёт нее понемногу рассеивались. С одной стороны, мне сложно было представить, что это милое и доброе создание способно участвовать в мерзких мероприятиях, о которых рассказывал друг Джона. Но всё же, к сожалению, как говорится, семя сплетен неосторожно брошенное в почву нашей памяти всегда будет сеять сомнения. Главное — не давать ему разрастаться, отсекая лишние мысли при первых же признаках их роста. Ещё через неделю мы были готовы и долгожданное утро карнавала, как всегда, началось суетливо и не особо гладко. Первая проблема, с которой мы столкнулись, стало отсутствие наших костюмов. Химчистка должна была нам их доставить еще вчера, чистыми и выглаженными. Но утром мне сообщили, что их до сих пор нет. Когда я злая, как черт, позвонила к ним, девушка на другом конце провода пообещали доставить их в течение часа.
По этой причине главные организаторы карнавала были вынуждены поставить нашу группу в самый конец колонны, которая должна была пройти по центральной улице города. Многие из оркестра расстроились, так как предположительно в конец обычно ставят менее одаренных. Но Эслам тут же возразила и со всем присущим ей оптимизмом убедила всех в том, что в конце идти очень почетно. И, так как наша группа будет завершать это шествие, то многим именно благодаря нам и запомнится этот праздник.
Ровно за десять минут до нашего выхода костюмы наконец доставили. Избежав катастрофы, после долгого напряжения и тревоги все наконец вздохнули с облегчением. Темой наших нарядов стало произведения французского писателя Виктора Гюго "Собор Парижской Богоматери". Идея принадлежала мне. Ну, во-первых, это лёгкая тематика, а, во-вторых, было очень легко раздобыть такие костюмы. И так наш цыганский табор, состоящий из бродяг, нищих, священников, прокаженных, горбунов, Фебов двинулся вперёд точно по новому расписанию. Многие продолжали еще застёгивать пуговицы на своих костюмах, когда юная и энергичная цыганка, вместо бубна со своей скрипкой в руках исполнила одинокую, но прекрасную мелодию, тем самым позволив остальным довести до конца свои приготовления и свой внешний вид. Глаза, полные благодарности и восхищения, окружали спасительницу, которая, энергично пританцовывая, уже вливалась в весёлую атмосферу праздника.
Через несколько минут вдоль улиц по бокам высоких бордюров показались первые зрители. Они уже видели всех участников с самого начала и встречали нас с грустными лицами. Так как наша группа была последняя, это означало, что шоу спустя один квартал будет для них окончено, в то время как у других на другом конце огромного проспекта всё только начинается. Но мы были великолепны, и вскоре эти лица наполнились радостью и восторгом. Эслам со своей скрипкой вытанцовывала, как настоящая Эсмеральда, успевая уделять внимание восторженным зрителям, по обеим сторонам бордюров. А оркестр, окружавший её, барабанами, трубами, саксофонами следовал за ней, как ведомые следуют за своим мессией. Как Феб за женщинами, как Квазимодо за своей единственной возлюбленной, как олени за Санта-Клаусом. Чистую, прозрачную энергию излучали наши сердца, и она волшебным образом позитивно влияла на каждого, кто хотя бы взглядом соприкасался к ней. Отовсюду доносились радостные и восторженные крики, детский смех, топот тысячи пляшущих ног. Толпа веселилась и рвалась с бордюров навстречу к участникам. Сотрудники общественного порядка, расставленные вдоль шествия аккуратно и без труда удерживали этот поток возбужденного народа, от которого веяло беззаботностью и теплом. В воздухе царила мирная, дышащая добром и счастьем атмосфера. Я так же была среди шествующих, переодетая в цыганку с маленьким бубном в руке, которым лишь слегка и незатейливо постукивала, дабы не нарушить общую симфонию оркестра. Я находилась как будто под действием невидимых чар, в волшебным трансе от всеобщей радостной атмосферы.
И только я наконец спустя долгое время расслабилась, оставив напряжение этих тяжелый двух недель в прошлом, слившись с толпой и общим весельем, как вдруг позади меня послышался посторонний звук и я обернулась. Синие и красные огоньки машины скорой помощи маячили за нашими спинами. Подобно тому, как бьётся живой мотылёк, застрявший в оконной раме, так и этот автомобиль беспомощно мерцал посади.
В кабине сидел молодой и, судя по всему, весьма неопытный водитель, а рядом возле него взрослая женщина в белом халате.
Активно жестикулируя, дама что-то ему объясняла.
Время от времени он раздраженно нажимал на руль, и машина издавала писклявый вой, но, из-за музыки и общего шума, звук еле-еле просачивался сквозь густую толпу. Наша группа, идущая в самом конце, поначалу не придала никого значения этим посторонним звукам. Но фоне громких инструментов они напоминали жужжание комара. Водитель явно стремился пробиться вперед, но на автомобиль никто не обращал внимания. Затем моё внимание переключилось на Эслам, которая так же, как и я, покинула свое ведущее место в оркестре и направилась к водителю. Тот, поспешно опустив стекло, и с тревогой, сопровожденной резкой жестикуляцией, которой по-видимому заразился от сидящей рядом женщины, о чем-то ей сообщил.
Всё, что происходило дальше, я с радостью опишу во всех подробностях. Большей гордости за человека, чем сегодня, я не испытывала ни разу за всю свою жизнь. И, признаться честно, я была бесконечно благодарна случаю за то, что оказалось свидетелем такого зрелища. Выслушав водителя, Эслам отошла от окна и махнула ему жестом, призывающим занять позицию позади неё. После чего энергичные и, я бы даже сказала, истеричные звуки скрипки на самых высоких нотах располосовали пространство вокруг нас. Быстрыми шагами, скоординировав движения с музыкой, она с разбегу врезалась в толпу вереди неё. И, обращая вопиющее на себя внимание, в прямом смысле вынуждала людей расступиться. Многие в первую секунду ошарашенные, неслыханной наглостью скрипачки, которая бесцеремонно врывалась в их личное пространство, осыпали её бранью, но затем, обнаруживая позади нее плотно прижавшуюся карету скорой помощи поспешно отступали. При этом, умудряясь, как это полагается всем добросердечным людям, участливо захватить с собой стоящих рядом. Толпа присутствующих подобно муравьям при виде подступающей воды, плотно прижимаясь к бордюру, чтобы пропустить корабль спасения, который пока что ещё медленно плыл на встречу утопающему. Как потом рассказывала сама Эслам: «Я не чувствовала в этот момент стыда или смущения, а просто тихо про себя молилась, чтобы толпа расступилась, и машина вовремя успела на помощь человеку, который сейчас её ожидал. Я думала лишь о том, что сейчас кто-то там тихо умирает и ждет помощи. И, если я буду медлить, то можно может оказаться поздно. В тот момент это было моим священным долгом, долгом перед человеком. Священной миссией, которая заключалась в том, чтобы помочь этой машине достигнуть цели.»
И, действительно, автомобиль пробирался вперед только благодаря Эслам, которая теперь и не думала сдаваться. Вооруженная своей скрипкой, она пробивала дорогу вперед. Один мужчина, будучи весьма увлечённым, как и многие на пути Эслам, картиной карнавала, с силой толкнул девушку, когда её скрипка завизжала у него над ухом. Эслам от удара приземлились на колено, которое немедленно окрасилось в красный цвет. Стоящие сзади подхватили девушку и быстро поставили на ноги, чтобы она поскорее продолжила свой путь.
Вскоре, к счастью, вмешалась блюстители порядка, которые не сразу сообразили в чём собственно дело и почему нарушен строй колоны. Но, разглядев машину скорой помощи, тут же подоспели ей и Эслам на помощь. Вскоре шумная музыка вдоль проспекта стала понемногу стихать и на общем фоне отчетливо послышался звук воющей сирены и одинокой скрипки. Затем вдалеке раздался слабый крик: «Сюда, скорей сюда!»
Опустив смычок, Эслам уже на пролом наконец ворвалась в крохотное кольцо из нескольких неравнодушных людей, в середине которого на асфальте лежал мужчина. Весь в холодном поту и, задыхаясь, он то и дело прижимал руки к груди. Лишь несколько человек оказались вокруг него, остальные, казалось, до этого момента в шаге от этой трагедии и вовсе не замечали происходящего. Такое часто бывает, когда сильно увлечён весёлым зрелищем, то трудно заподозрить подкравшуюся из неоткуда трагедию.
Оказавшись в ловушке в окружении толпы, несчастного попытались вынести, но попытка оказалась трудно осуществимой, потому мужчину уложили на землю и вызвали скорую помощь. Минуту назад эти пару человек, склонившись над ним, беспомощно смотрели на то, как он понемногу угасал. Но тут увидели Эслам со скрипкой в руке, по струнам которой стекали мелкие струйки крови, что сочились из её тонких израненных пальцев, лёгкая надежда мелькнула на их лицах.
И не зря, через долю секунду позади замелькали белые халаты. Врач с двумя санитарами, подтиснув толпу, склонились над мужчиной. Одна из женщин, отступив от своего умирающего мужа, с радостной тревогой устремила свой взор к небу, прижимая ладони к губам и вознося слова благодарности за то, что её молитвы были услышаны. Маленькая девочка вся в слезах, схватив маму за руку и тесно прижавшись в ней, то и дело спрашивала: «Папа теперь не умрёт? Теперь не умрет?» Та же, жадно хватая воздух губами и задыхаясь от слёз радости, ответила: «Теперь всё будет хорошо. Всё теперь будет хорошо моя дорогая! Теперь все будет хорошо», — без конца повторяла она.
Двое санитаров погрузили мужчину на носилки и отнесли в машину, которая уже свободно, по заранее расчищенному пути помчалась в больницу, где по дороге врачу ещё предстояла отважная битва за жизнь, которую удалось спасти общими усилиями, благодаря отважному поступку одной единственной девушки. Имя которой было Эслам.
В тот момент, когда двери кабины скорой помощи захлопнулись, я почувствовала силу Эслам, эту мощную отвагу в её сердце. Подобное чувство пробежало волной через всю толпу присутствующих, которые так же, как и я, стали свидетелями этой отваги. Еще мгновение и люди подхватили бы девушку на руки, чтобы все могли увидеть пример того, каким должен быть человек и каким должны быть его действия, когда речь идет о жизни и смерти. Но Эслам, ощутив всем телом этот настрой, тут же скрылась в толпе, не дожидаясь подобных действий. Наш оркестр оказался брошенным, но присутствующие не растерялись, посчитав своим долгом спасти сложившиеся положение и продолжить праздник даже ввиду отсутствия первой скрипки. Мне так же пришлось покинуть остальных. Я задалась целью найти Эслам во что бы то не стало. Когда я видела девушку в последний раз, обратила внимание на то, как стильно были изранены её пальцы и мне искренне хотелось ей помочь. Нашла я её спустя лишь четверть часа на парковке и уже не одну. Расположившись прямо на бордюре, напротив нее на корточках сидел молодой человек. Перебинтовывая её пальцы, он то и дело осыпал их поцелуями. Подобное зрелище вогнало меня в ступор и на секунду я даже предположила, что в этом человеке я попросту не узнала ее Эрика. Но это был не Эрик. Когда мужчина, слегка повернув голову, опустил свою щеку на ладони Эслам, я разглядела в нем черты того самого мужчины, который сидел за нашим столиком в клубе. В следующее мгновение волна страха прокатилась по моему телу. Прижав девушку к груди, он с дикой страстью поцеловал её. В губы.
В тот день я ушла с парковки, сделав вид, что ничего подобного не видела и это все было лишь плодом моего уставшего в тот день воображения.
Глава тринадцатая
Припарковав машину у хода, Эслам поднялась на мой этаж и позвонила в двери. Приехала она не на очередной сеанс, а просто в гости. В этот день мы запланировали сводить Августа в парк и поесть мороженого. Как только я открыла двери, мы, не теряя времени, отправились в город.
Выглядела она как никогда счастливой. Слегка мечтательная и вдумчивая девушка часто улыбалась, как будто о чём-то вспоминая.
Хоть я и знал её секрет, но виду ни разу не подала. Обычно я со скрытым призрением отношусь к людям, которые не смогли сберечь верность в браке, но одного взгляда на её счастливое лицо мне хватало, чтобы перестать на неё за это злиться. Часто вспоминая её мужа, я задавала себе вопрос: что будет, когда он обо всем узнает? Как он это всё переживёт? Узнает ли он вообще? Что будет тогда с Эслам, вернётся ли она к себе на родину назад к бабушке или её любовник заберёт к себе? Или Эрик простит её? Он так её любит, что простит ей все, наверное.
«Точно простит», — тихо заключила я.
Такого рода размышления в конце концов неизменно приводили меня к мыслям о Джоне. Как он? Что сейчас делает? Наверное, только проснулся и завтракает с этой женщиной. «Надеюсь, он подавится этим завтраком», — со злобой подумала я и взглянула на Эслам. Девушка в этот момент уже покупала в ларьке мороженое и с улыбкой глядела на Августа, который с нетерпением ждал своей порции.
Затем мы присели за столик, и, осенний, наверное последний в этом году тёплый ветерок, пробежал по нашим лицам. В воздухе пахло листвой и перезревшим виноградом, сладкий вкус которого доносился из ближайших полей.
Раскинувшись в удобном кресле на летней террасе без крыши, я подняла глаза в безоблачное голубое небо, такое же бездонное и неизвестное, как моя жизнь на этом этапе. На развод я ещё не подала, все ждала, когда это сделает Джон. Планы на дальнейшую жизнь у меня отсутствовали. Страх иссяк, наступило чувство смирения, а за ним вскоре последовал необъяснимый покой. Сейчас же, пребывая в таком состоянии, так называемого безразличия ко всему происходящему, я чувствовала себя по-настоящему счастливой. Меня больше никто не сможет потревожит, никто больше не сможет ранить.
— Эрик хочет детей, — произнесла Эслам, чем отвлекла меня от этих приятных мыслей.
— И что здесь плохого? — со вздохом спросила я потому, что, судя из интонации, с которой были произнесены эти слова, она не особо была рада такой новости. Причину, я конечно же, знала — ею был Феб. Не зная имени молодого человека, я так его называла с тех пор, как увидела на парковке рядом с Эслам, переодетой в костюм Эсмеральды.
— Мне кажется… вернее у меня есть причины подозревать, что у меня не может быть детей.
— Тебе об этом сказал врач?
