А ночью, когда луна выглянула из-за туч, начались невероятные превращения. Ожили все снеговики, которых ребята слепили, и за город на лесную полянку потопали. Где же ещё им поговорить, дела свои снежные обсудить, как не за городом! Людям мешать не будут, и воздух там чище, фабрик да заводов нет.
Расположились снеговики на просторной полянке, знакомиться начали, да разговоры разговаривать.
– Меня Серёжка слепил! – радостно говорит снеговик в полосатом шарфике. – Я выше всех получился!
– Ну а я могу рыцарем быть! Вот у меня какой шлем! – отвечает ему снеговик в новеньком алюминиевом ведёрке на голове.
– Твой шлем Ваня у мамы из шкафа вытащил! Вот утром хватится она – а любимого ведра-то и нет! – хихикнула девочка-снеговик в синем беретике с косичками из пряжи.
– Ведро – это что! Вот вы знаете, что для снеговика самое главное? – важно поправил очки снеговик в красных варежках.
– Что? – хором воскликнули снеговики.
– А вот сами догадайтесь! – ещё раз поправил очки снеговик. Наверное, это была его вредная привычка.
– Самое главное для снеговика – морковка! – уверенно произнёс Серёжин снеговик. – Чем больше нос-морковка – тем лучше!
– Подумаешь, морковка! Вон, для глаз морковка тоже важна, от неё зрение лучше становится! И для зайцев она тоже очень важная – они её грызть любят! – вмешался снеговик в клетчатом шарфике с руками-веточками.
– Ну тогда угольки важны! – присоединилась к разговору снежная баба из двух бесформенных комков снега. – Чёрные глаза-угольки всегда красиво!
– А у меня глаза из стеклянных шариков. Это значит я некрасивая? – возмутилась девочка-снеговик.
– Да что вы с этими глазами! Сразу видно – девчонки! – фыркнул снеговик с веточками вместо рук. – Вот если бы я руки согнуть мог, то мог бы шишку с ёлки сорвать, и вместо носа поставить. А то нос-то мне и забыли сделать!
– Руки – это хорошо! Я бы тоже руки, как у людей хотел! – вздохнул низенький снеговичок в смешной кепке.
– А я бы всё, как у людей, хотела бы! – задумчиво произнесла снежная девочка с голубой шалью на круглых плечах, и в роскошной соломенной шляпке.
Тут все снеговики наперебой стали рассказывать, как бы они хотели быть похожими на людей, и даже на совсем маленьких – на тех, кто их вылепил. Снеговики спорили, какой цвет глаз лучше, и какой длины должен быть нос, чтобы выглядеть, как люди. Они махали руками-веточками, и метёлками вместо рук, и мечтали, как было бы здорово, если бы руки у них были гибкими и не такими неловкими. Снеговики так раскричались, что не заметили, что с неба вновь начал падать снег. Он припорошил им береты и ведёрки, обновил белые одёжки.
– Снег! Как много снежинок падает с неба! – восхищённо поднял к ночному небосводу глаза-угольки низенький снеговик.
– А ведь самое главное для снеговика не морковка, и не красивое ведро! Самое главное – это снег! Без снега не было бы и нас, снеговиков! – в который раз поправил очки снеговик-всезнайка.
– Да! Правильно! Так и есть! Снег – это для снеговиков самое главное! – закивали головами снеговики на поляне.
Они все подняли взгляды в небо, и заворожённо смотрели на хоровод летящих снежинок.
– Пора! – сделал шаг Серёжин снеговик. – Они будут нас искать утром! Серёжка расстроится, если меня не найдёт, а может и расплачется.
– Пора! Возвращаемся! Мы не можем их расстроить, надо возвращаться! – повернули к городу и остальные снеговики.
Стройной вереницей возвращались снеговики в город, расходились по своим дворам. Они вставали на свои места, и начинали мечтать о том, как было бы хорошо быть похожими на людей. А снег всё шёл, и шёл, заметая странные следы, ведущие от поляны к городу.
ЗАСТЫВШЕЕ СЕРДЦЕ
Метите, метели, кружите, вьюги,
Белой позёмкой по всей округе.
На крыше ветром срывает флюгер,
Но нет возврата, нет, и не будет.
Кайла шла и шла, бормоча слова услышанной где-то песни. Каждая буква врезалась в сердце, отзывалась болью. Нет у неё теперь дома, и флюгера нет. Железная роза ветров с витиеватыми символами сторон света, что выковал отец – ни у кого в деревне не было такого флюгера. И дома с резными ставнями и кружевными занавесками не было. "Зачем простым людям излишества, это только у богачей такие причуды, чтобы дом украшать!" – говорили соседи. А Кайла любила свой дом, заботливо обставленный мебелью, что отец сделал своими руками. Дом, украшенный коврами да скатертями, за которыми вместе с мамой дни и ночи просиживали в разговорах да песнях. Камин ярко горел, огонь плясал на поленьях, а в доме царили тепло и уют.
Зависть чёрная, злоба лютая – ходят они меж людей, хомутом сдавливают того, в ком ростки тьмы сидят. Хуже ворога становится тот, что ростки те взлелеет, даст им взойти. Мелвин, сын старосты, с малолетства считал, что мир для него создан, а вся деревня тем более. Житья не давал Мелвин младшим, со сверстниками дрался. На руку нечист был, а на кого-то вину сваливал, оболгать мог. Хитростью, обманом, шантажом действовал, а перечить ему никто не мог – всё-таки сын старосты, самой Заозёрной Управой над деревней поставленного. Девушкам прохода не давал Мелвин, то за одной, то за другой увивался. Да только быстро надоедали ему простые деревенские девушки, покорные да пугливые.
Кайла на окраине жила, отец её кузню держал. Специально дом подальше выстроил, чтобы перестуком молота людей не тревожить, да к лесу и речке поближе быть. Дом кузнеца стороной обходил Мелвин, силу чувствовал. Кузнец дочь обидеть не даст, не посмотрит, что он сын старосты. Но на Кайлу Мелвин всё же посматривал, да как заполучить, не знал. Как глянет Кайла глазищами своими тёмными, так и враз остынет охота к ней, как к деревенским девицам приставать. Чует Мелвин – такая не стерпит, за себя постоит. Стал по-другому Мелвин Кайлы добиваться – подарки носит, украшения да платки расписные. Да только не берёт Кайла подарков, говорит, что не нужны ей браслеты да кольца, налогами односельчан оплаченные, а платки она и сама ткать да расписывать умеет.
Ходил сын старосты к Кайле не раз, и не два, да всё отказ получал. А отказы принимать Мелвин не привык. Обозлился он, дело чёрное задумал. Решил, что если не ему, то никому Кайла не достанется. Погубить задумал дочь кузнеца. Тёмной ночью, как шакал степной крадучись, подобрался к дому Кайлы Мелвин. Обошёл его, порошок особый, колдовской, вокруг дома насыпал. Порошок тот у колдуна в Заречье на рубин алый выменял. Поднёс горящий факел сын старосты к стенам, да поджёг дом, а сам убежал зайцем трусливым.
Запылали каменные стены, будто хворост сухой. Огонь вмиг разгорелся, пожар заполыхал. Никого не выпустил колдовской порошок за порог, осыпался дом кузнеца горелыми балками да серым пеплом. Да только не знал Мелвин того, что не было Кайлы в тот вечер дома. Уходила она к травнице за речку, матери травы от простуды брала. Когда вернулась Кайла – лишь пожарище вместо дома увидела. Выронила корзинку с ненужными уже травами, заледенела вся. Смотрела неотрывно дочь кузнеца, как огонь догорал, а тёмные глаза её стыли, пока голубыми льдинками не стали. Волосы горе выбелило, коса серебром подёрнулась. Лишь догорела последняя искра, развернулась Кайла, и к лесу направилась. Шла она, не разбирая дороги, ни холода не чувствуя, ни усталости. Обледенело сердце от горя, душу потеря выморозила.
Не дочь кузнеца по сугробам снежным идёт – то сама стужа зимняя. Одел снег Кайлу в зимний наряд, снежинки узором на нём засверкали. Сила холода сосуд живой обрела, забвение на память Кайлы наложила. Нет боли, нет чувств, лишь желание холодом всё сковать, снегом засыпать. Белым снегом, чистым, что скроет всё – и любовь, и потерю. С первыми лучами солнца Снежной девой стала Кайла, силу зимы получив. Взмахом руки деревья снегом засыпает, где пройдёт – дороги заметает. Птицы взгляда Снежной девы боятся – вмиг ледяными фигурками наземь падают. Не идёт Снежная дева – летит по воздуху морозному. Позёмка вслед ей стелется, буран по сторонам деревья гнёт, метель всё с пути сметает. Вот уже весь лес сугробами засыпан, дорогу к деревне вьюга заметает. Над деревней пролетела Снежная дева, первым делом с околицы начала. Снегопадом небывалым пожарище укрыла, боли утраты уже не чувствуя. Дальше над домами вихрем ледяным пронеслась, двери сугробами замуровала, печной огонь погасила, в колодце воду до дна заледенила.
До края деревни Снежная дева добралась, стужей лютой всё вымораживая. И вдруг остановилась, замерла в ледяном полёте. Ребятишки деревенские с горки катаются, на санях, да на дощечках. Щёки от мороза горят, веселятся, смех звенит. Невдомёк им, что Снежная дева силу свою на деревню обрушила. Да только смотрит на ребят Снежная дева, и слёзы по щекам её катятся. Оттаяли глаза-льдинки, вспомнила она, что кроме мороза да холода есть в сердцах людских тепло и радость, любовь и забота, добро и ласка. Проснулись воспоминания, по сердцу резанули. Вновь Кайла вернулась, душа её отогрелась. Но сила зимы не забрала свой подарок. Теперь Кайла многое может, и лишь ей решать, как тот дар использовать.
Как только искра тепла поселилась в сердце Снежной девы, начали снега таять. Отпустил холод деревню, уняла Кайла метель да буран, разогнала тучи снеговые. Выглянуло солнце, тепло с собой принесло. Затопили вновь печи в домах, убрали снег от порога. Растаяла вода в колодце по велению Кайлы-Снежной девы, развеял вихрь снег на дороге, чтобы пройти-проехать можно было. Только в одном месте насыпала снега Кайла – горку для ребят высокой да пушистой сделала.
Облетела напоследок Снежная дева деревню, и отправилась дальше. Незачем ей тут больше оставаться, нет здесь тех, по ком сердце плачет. Нет и того, кто в гибели безвинных жизней повинен. Не вернулся сын старосты в ту ночь домой. Никто его больше не видел - то ли замёрз, то ли зверь дикий судьбу его решил.
С тех пор сказывают, что как только приходит время зимы, Кайла-Снежная дева заботится о лесе, деревья снегом от мороза укрывает. Звери, что на зиму в спячку впадают, получают тёплые норы да берлоги, пушистым снегом укутанные. Если на полях мороз ударит, Кайла тут же снегопад с собой приносит – уложить перину тёплую на землю промёрзшую, не дать семенам да зёрнышкам погибнуть. Путников Снежная дева охраняет, дорогу к дому указывает, разыгравшийся буран унимает. Но больше всего любит Кайла ребятишек радовать – насыпает горки для санок, студит ледяные катки, чтобы на коньках кататься.
Иногда, в звёздную тихую ночь, садится Кайла на край обрыва или утёса, зовёт снегопад, и долго-долго смотрит, как падают лёгкие снежинки, плавно летят к земле, укрывают всё пушистым зимним покрывалом. Не уходит сила зимы от Кайлы – значит, не готова она расстаться с даром, не нашло её сердце тёплого уголка. Но кто знает, что будет со Снежной девой, когда наступит новая весна. Быть может весна заполнит сердце новой встречей, и Кайла вновь обретёт то, что потеряла когда-то. А пока снег летит над землёй, белый и пушистый. Снежинки кружат над домами, над деревьями, убаюкивая снежной сказкой.
ЛЕДЯНАЯ ФЕЯ
Играет локонами ветерок, развевает льняные кудри. Светлая улыбка на бледно-розовых губах, в голубом платье воздушном тонкий стан девичий. Подставила лицо солнышку Иви, прикрыла глаза. Хороший будет день, тёплый, летний. На небе лишь лёгкие облака лениво ползут в сторону моря. Утро раннее, звонкое. Птичий щебет, аромат роз. В такое утро самое время заняться чем-то хорошим, что сердце греет. Пора! Хватит на солнышке нежиться, дела ждут.
Встряхнула Иви копной светлых волос, глаза открыла, искрящиеся, синие. Изящно поднялась с ветви кряжистого дуба, расправила радужные крылья. Взлетела над поляной, в сторону моря взгляд кинула. Но не к морю направилась, хоть и звало туда сердце, а к городу. Будет время для встречи с тем, кто за волнами бирюзовыми, за бурунами малахитовыми ждёт. А сейчас время долг исполнять, сохранять в людях веру в чудо. Нельзя, чтобы вера эта угасла, лишь она дарит силу крыльям.
Перво-наперво к детям! Разбудить лёгким касанием, убрать остатки ночных кошмаров, зажечь улыбку, вселить радостное ожидание нового дня. Помочь Мири справиться со шнурками на крепких ещё ботинках, что стали малы старшей сестре, плеснуть воды в лицо Мартину, который не любит умываться. Украдкой сыпануть щепотку волшебной пыльцы на скромный домашний хлеб, увеличить его, чтобы всем хватило в большой семье. Незаметно подкинуть лишнюю вязанку дров к очагу, чтобы Эда не отправили прямо с утра их колоть, а большой чан у порога наполнить водой до краёв, чтобы Аурелия не начинала день, таская воду от колодца.
Каждый дом облетела фея, делая утро солнечным и спокойным в семьях. Если день начинается хорошо, то и работа спорится. Вот и кузнец Николас уже работает в своей кузне, не ведая, что Иви коснулась наковальни и подула на угли. Портной Берт вовсю орудует иголкой и ниткой, которым с утра досталась волшебная пылинка феи – теперь заказанная рубашка выйдет вдвое быстрее!
Город дышит, всё идёт как надо. Улицы полны спешащими по делам горожанами. Им невдомёк, что этот чудесный день – дело рук одной маленькой феи. Они просто верят, что всё будет хорошо, чувствуя заботу и защиту. А с этой верой и крылья Иви несут её от дома к дому, помогая исполнять даже самые маленькие, невысказанные желания.
Но больше всего Иви любит бывать у поэтов, музыкантов, художников. Ей смешно, когда они называют её Музой, но она не спешит разубеждать тех, кто верит, что так оно и есть. Вдохновлённые присутствием незримой помощницы, люди творческие начинают рисовать чудесные картины, сочинять удивительную музыку, слагать поэтические строки или писать увлекательные романы. Сияющая, искрящаяся энергия Иви побуждает творить, давая толчок гениальности и таланту.
Но вот и вечер близок, можно оставить город, позволив жителям плыть по течению догорающего дня. Позитивной энергии хватит до прихода ночи. С наступлением сумерек Иви уже далеко – над морем, над волнами с пенными гребнями. Летит фея к тому, кто дорог. Трепещут на ветру радужные крылья, сердце пропускает удар в предвкушении встречи.
Остров, утопающий в зелени деревьев, с мягким ковром трав и палитрой закрывающихся с уходом солнца цветов. Но где же Румиэль? Почему не встречает там, где пролегает граница моря и побережья? Огляделась Иви, на остров спустившись, по камням прибрежным ступая. У самой кромки вод лодка на берег вытащена, вёсла внутри сложены. Зачем лодка тому, у кого есть крылья? Удивилась Иви, насторожилась.
Вдруг вдали песня послышалась. Та самая, что лишь для неё Румиэль пел, в глаза глядя, за руки держа. Медленно направилась Иви туда, где песня звучала, а сердце сжалось, беду предчувствуя.
Не обмануло сердце, а жаль. Феи знают правду, сердцем чувствуют ещё до того, как глаза увидят. На поляне, среди благоухающих цветов ночной фиалки, пел Румиэль.
