– И как ты это поняла? Условленный стук? – то ли смех, то ли всхлип. Жалкий вышел звук.
– Так и есть, – серьезно подтвердила Элизабет. – Как ты себя чувствуешь?
Интересный вопрос. И главное, своевременный. Я действительно ждала очередного приступа, знакомо ныло внизу живота. Это должно было случиться, Никки предупреждал. Только он говорил о зиме. Ошибся. На пару месяцев.
– Прекрасно, – повторила я.
Я так и не смогла найти какой-либо закономерности. Вроде бы наиболее тяжелые приступы были связаны с эмоциями.
«Вам нельзя нервничать», – в один голос говорили врачи.
А я и не нервничаю – мне не дают.
Даже о смерти брата я узнала последней!
Внутри заворочалось что-то темное. Недовольство, злость. Ненависть? Исчезли звуки или стук действительно прекратился? В темной комнате алым пламенем светилась госпожа Элизабет Холд.
Но пламя это почему-то не казалось опасным. Слабый отблеск силы отца и брата. Я протянула руку к ее огню, он радостно обвил мою ладонь. Это было даже красиво. Красное на черном.
– Ты тоже не без сюрприза, дорогая подруга? – поджала я губы.
– О чем ты? – будто бы искренне удивилась она.
Нет, все еще стучат. И на улице что-то говорят в громкоговоритель. И воют сирены, и вспыхивает свет. Желтый, словно от фотокамер.
А что будет, если отпустить темноту? Она ведь тоже рвется к этому огню. Я задумчиво посмотрела на свои пальцы, а потом и на Элизабет.
– Ана? Что с тобой? – испугалась подруга.
Что-то внутри меня довольно заурчало.
«Умненькая девочка. Но слишком слабая. Убьешь. Не надо. Она уже делает это сама».
Убью?
Я?
Я над мертвой белкой-то рыдала несколько дней…
И что она делает сама?
Я будто грезила наяву. Полусон-полуявь. Тягучие мысли, то ли мои, то ли чужие. Никакого страха, никакой боли, ничего. Лишь ленивый интерес. Мой?
Пламя Лиззи медленно окрашивалось в черный. Завораживающее зрелище.
«Впрочем, если очень хочется… Глупые, глупые маги», – мерзко хихикнули у меня в голове, и я очнулась.
Лиззи руками держалась за горло и ртом ловила воздух, как выброшенная на берег рыба. Красная пелена все еще стояла перед моими глазами, и я потрясла головой, чтобы прогнать ее. Элизабет захрипела.
Что с ней?
Господи, она ведь задыхается!
– Лиззи! – в панике закричала я.
Что случилось?! Что это было?! Что я наделала?!
Я бросилась к ней, схватила ее в охапку и прижала к себе.
– Прости меня! Лиззи, я не знала! Я не хотела! – Горло сдавили рыдания.
Она со свистом вдохнула. Закашлялась. Задышала часто. Взяла меня за руку. Мы, обнявшись, уселись на краешек моей кровати.
– Алиана, ты-то тут при чем? – хрипло сказала она. – Это паническая атака. Бывает при стрессах. Не каждый день случается использовать то, чему тебя учили на самый экстренный случай.
Паническая атака? Хорошее объяснение, да только не слишком правдоподобное. До моих видений с ней все было в порядке.
Но как бы я хотела, чтобы это было так...
Если я виновата, если я действительно только что чуть было не убила ее?
У меня задрожали руки.
– Ну, что ты? – нежно сказала она, вымученно улыбнулась и уткнулась мне куда-то в шею.
Я тяжело выдохнула.
– Ты и мухи не обидишь, – прошептала Элизабет. – Принцесса из сказки.
– Что? – удивилась я такому сравнению.
– Я тебя загадала. – Она хмыкнула. – Много лет назад, в детстве. Подругу, сестру. Умную, красивую, добрую. Чтобы смех – колокольчик и волосы белые как снег.
Внизу зашумели. Нашу дверь открывали. Ключом.
– Элизабет, Алиана! – громко крикнул господин Холд.
Все закончилось. Теперь мы точно в безопасности. Но мне было страшно. Не оттого, что я снова увижу господина Холда, не от бушующих недавно протестов, мне было не по себе от странной откровенности Лиззи.
– И ты появилась. Неземная девочка из заколдованного леса, хрупкая, как первый весенний цветок. Я так люблю тебя, Ана, – всхлипнула юная госпожа Холд.
– Я тоже тебя люблю, – поцеловала ее в висок. – И я вовсе не неземная. Во всяком случае, никогда не слышала, чтобы принцессы ходили в туалет. А я – хожу!
– Дурочка! – рассмеялась она и подняла на меня глаза.
– А я о чем, – хихикнула я. – Принцессы разве бывают глупыми?
– Нет. – Она покачала головой. – Только добрыми и очень наивными.
Она посмотрела в сторону двери, а я увидела багровые царапины на ее шее.
О да! Очень наивными.
Паническая атака. Как же! Опять она обманывает меня! Опять пытается оградить! От чего?
– Не ври мне, Элизабет. – Я усилием воли подавила злость. – Это больнее правды.
Она дернулась, как от удара, и, сама того не замечая, обхватила свою шею руками.
Скрип лестницы. Топот не одной пары мужских ног. Удар открывшейся двери.
На пороге моей комнаты стоял господин Холд. За ним несколько человек охраны и репортеры, кажется. Они были обвешаны камерами.
Но как разглядеть других, если я вижу только его?! Снова подняла голову заснувшая было злость.
Я вцепилась в руку Элизабет.
Мир не заканчивается на ее отце!
– Прекрасный будет кадр, господин Холд. Вы позволите? – спросил маршала журналист, глядя на нашу с Лиззи композицию.
– Делайте свою работу, – дернул маршал уголком рта. – И поторопитесь.
Вспышка ослепила глаза.
– И еще раз, – предупредил репортер, подошел ближе.
Щелк. Фотограф вежливо нам поклонился.
– Благодарю, – заискивающе сказал мужчина, махнул кому-то рукой и вышел из моей спальни.
Заскрипела лестница, хлопнула входная дверь. Ушли. В доме остались только военные и господин маршал.
– Собирайтесь! – приказал нам Холд. – Сегодня переночуете у меня.
Элизабет кивнула и поднялась с кровати. Я опустила голову и уставилась на свои колени. Мое домашнее платье было светлым, а на подоле некрасиво расползлось бурое пятно от томатного сока.
Надо было надевать передник. Зачем-то закрыла пятно рукой.
Я. Никуда. Не пойду.
– Алиана? – позвал меня господин Николас.
– Нет, – тихо ответила я.
Кто вообще придумал делать домашнюю одежду белой?
Он шагнул ко мне. Черные, идеально отглаженные брюки, лаковые туфли. Знакомый одеколон, от которого кружится голова. Остановился совсем близко и присел на корточки напротив меня.
Почти как тогда, летом.
Сознание выхватывало какие-то мелочи. Вот подпрыгнули брюки на его ногах, разгладила стрелки натянувшаяся ткань. И носки у него тоже оказались черными.
Какие, к черту, носки?
– Все хорошо, девочка, – почти нежно сказал мне опекун. Улыбнулся. А мой взгляд зацепился за небольшую и еще неглубокую, но уже заметную вертикальную морщинку у его рта.
Девочка.
На улице заорала сирена, замигали огни, а потом резкие звуки эти начали отдаляться.
«Увезли», – догадалась я, радуясь и этому факту, и тому, что я в принципе все еще способна думать.
Прогресс налицо.
– Тебе больше ничего не угрожает, – скорее прочитала я по его губам, чем услышала.
И морщинка в уголке рта. От улыбки. Кто бы мог подумать, что это может быть настолько красиво. Крошечный недостаток, делающий идеальное, скульптурное лицо живым.
– Ты мне веришь? – спросил он и покровительственно накрыл мою руку своей.
Ощущение было каким-то неполным. Непривычно мягким и пустым. И я оторвалась от увлекательного зрелища – морщинки в уголке рта господина маршала, чтобы понять, с чем связана моя почти спокойная реакция на это прикосновение.
Понятливо хмыкнула – ладонь старшего Холда была перебинтована.
Острый наградной знак. Кровь. И взгляд, от которого и металл бы расплавился.
Девочка?
Я вскинула голову и твердо ответила господину Николасу:
– Нет. Я никуда не поеду.
Он нарочито громко вздохнул и покачал головой.
– В особняке твой обожаемый Кристос и другие слуги, – вкрадчиво продолжил мужчина.
Значит, и о моей дружбе с дворецким господину маршалу тоже известно.
– Нам ведь больше ничего не угрожает?
– Меня ждет император, – чуть улыбнулся маршал. – Полагаю, во дворце я останусь до самого утра, и мне бы хотелось, чтобы вы были под присмотром.
Столько заботы. Столько сочувствия.
И эта морщинка…
Кристосу я была бы сейчас очень рада. Он налил бы мне чая и наверняка накормил. Каждый раз удивляюсь, как ему это удается. Кормить меня на моей же кухне.
Могла я ошибиться? Могла выдавать желаемое за действительное? Стыдно – влюбиться в опекуна. Гораздо приятнее обвинить его в собственных чувствах.
– У нас есть охрана, – без былой уверенности прошептала я.
Вздохнула. Пожалуй, действительно могла. Он ведь рядом. Все еще держит за руку и уговаривает, будто ребенка.
Собралась с духом и посмотрела в его глаза.
Девочка.
Лжец!
Не нужно выходить в серый мир, чтобы увидеть огонь. Вот он, напротив.
Я поджала губы. Холд невесело хмыкнул. У меня снова застучало в висках, а он опустил голову и поцеловал мои руки.
Пальцы сами нашли эту чертову морщинку.
– Как знаете, – легко поднялся господин Николас на ноги. – У меня больше нет времени на уговоры.
Он ушел. Быстро и не оглядываясь.
Облегчение и сожаление – вот что я почувствовала. И я не знаю, что было сильней.
Растерянно посмотрела по сторонам. Лиззи не было в комнате. Зашла в мою ванную или спустилась к себе? Неважно, а мне бы точно не помешало освежиться.
И смыть его поцелуй.
В моей ванной Элизабет не имелось, зато имелось окно, о наличии которого я забыла. На улице было темно, в квартире напротив, как обычно, не горел свет, но я не стала закрывать ставни, просто потому, что не хотела привлекать к этому чье-либо внимание. Прикрыла за собой дверь и встала к ней спиной, давая глазам привыкнуть к темноте.
Здесь меня вряд ли можно было увидеть с улицы. Даже через бинокль.
Ныл живот, болела грудь, но ощущения были терпимыми. Даже странно. Или я мало нервничала?
Тихо рассмеялась. Я вообще молодец! Отказала Холду! Хотя он не так чтобы настаивал, и это дает надежду, что и дальше все будет как прежде.
Подошла к раковине и включила воду. Тщательно намылила руки. Смыла пену.
Будем видеться пару раз в году. При свидетелях. Лучше бы при Диане. Ему-то жена не мешает, а мне ее присутствие на встречах с Холдом-старшим однозначно поможет вправить мозги.
И все будет отлично!
Вода была ледяной, но даже это не помогло избавиться от впечатавшегося в память и кожу ощущения.
Никаких секретарей!
– Ана, ты тут? – спросила Лиззи и не стала ждать ответа, а распахнула дверь.
Замка в моей ванной не было. Зачем он при закрывающейся спальне?
Яркий свет резанул по глазам. Я невольно обернулась на расшторенное утром окошко. Выключила воду и почти бегом вышла к подруге. Не знаю, наблюдал ли кто-то за тем, что происходит в моей ванной, или нет, но мне чудилось чье-то пристальное внимание. И ощущение чужого взгляда неприятно щекотало спину.
– Не пугайся, внизу сегодня будет дежурить охрана, – предупредила меня Элизабет.
– Хорошо, – кивнула я. – Может, останешься у меня? Кровать большая, и места нам хватит с лихвой.
Закроем глаза и, взявшись за руки, будем болтать о всяких глупостях. Ты расскажешь мне о последней лабораторной, я – об очередной дурацкой шуточке Тедди.
Две подруги, почти сестры.
И нет между нами секретов.
Господин Холд – лишь твой вечно занятой отец, которого ты и сама не знаешь. За окном – сонные улицы дорогого квартала столицы. Завтра выходной, и Кристос придет с самого утра. Принесет твоих любимых пирожных и письма от Дианы, а если повезет, то и от Ральфа и мамы.
И все мы – обычные люди, протестов больше не будет, и никакой магии нет.
Мечты.
– Конечно. Я и сама хотела тебе это предложить, – расцвела Лиззи. – Пойду принесу свою подушку.
– И тапочки, – выразительно посмотрела я на ее ноги.
– Прости. – Она ойкнула и скинула уличную обувь. Взяла туфли в руки и, широко улыбаясь, сказала: – И тапочки!
Наши ожидания не всегда совпадают с реальностью. К сожалению ли, к счастью? Сложно сказать, но лично я склоняюсь к первому варианту.
Я угадала насчет Кристоса. Он действительно пришел с самого утра с пирожными и письмами. Жаль, из Эдинбурга писем не было.
Весь день мы не выходили из дома – охрана не позволила мне даже выглянуть за порог, и я поняла, что зря все это время отказывалась от телевизора. Так мы могли бы хоть что-то узнать.
За день городские службы избавили нашу улицу от последствий вчерашней прогулки по ней белых и их антагонистов. Даже разбитые стекла умудрились заменить. Вот это скорость. Ни осколка, ни пятна краски, ни единой листовки.
Не то чтобы я не знала, к чему они призывали.
«Выборная власть» – будто мало им примера бывшей Саксонии. Те тоже навыбирались.
«Равные права» – о каком равенстве может быть речь в капиталистическом обществе?
«Уменьшить налоги и повысить социальные выплаты» – тут вопросов нет. Дело хорошее. Только за чей счет?
Видела я эти бумажки, их нельзя было не заметить. Радикалы раскидывали их буквально везде. Но, глядя из окон второго этажа на безобразно грязную улицу, я почему-то очень хотела заполучить себе одну.
Юрий-то им чем не угодил?
Не вышло.
Вечером сменился наш караул, и, наказав нам никуда не выходить до утра, молчаливые мужчины наконец-то покинули наш дом.
Остались только я, Лиззи и дворецкий Холдов.
– Скучно, – пожаловалась ему Элизабет.
– Хотите, станцую? – пошутил мужчина.
– Было бы неплохо! – рассмеялась подруга. – Но у вас же колени?
– Колени, – подтвердил он.
– И все-таки нам нужен телевизор, – призналась я.
– Я бы даже на новости сейчас согласилась, – поддакнула Лиззи.
Мы пили чай на нашей кухне. Стемнело. Техника давно уехала, и снова ярко светили новенькие фонари. Но на улице нашей было непривычно тихо и пусто. Не прогуливались по тротуарам не то что романтические парочки, не вышли на вечернюю прогулку даже соседи со своими собачками.
А ведь было самое время.
Неужели так испугались, что даже животных не стали выводить? Впрочем, больших собак тут и не держали. Болонки да левретки. Эти, наверное, могут обойтись пеленкой.
– Хорошо, – сказал Кристос перед самым уходом. – Думаю, что уже завтра я смогу это устроить. Будет вам телевизор и свежие новости.
И новости не заставили себя ждать. Даже телевизор не понадобился.
Университет гудел. Студенты что-то громко обсуждали, размахивали руками. Я нахмурилась, прислушиваясь. Несколько раз прозвучало «маршал» и «господин Холд».
Вошла на территорию комплекса. Теодор, Сюзи, Ольга и вся остальная наша компания выглядывали кого-то в воротах.
– Ана! – заметили меня ребята.
Теодор, явно чем-то обеспокоенный, пошел мне навстречу. Осмотрел с ног до головы.
– Слава богу, – сказал он и порывисто меня обнял. Отстранился так быстро, что я и объятий-то почувствовать не успела, и нервно осмотрелся по сторонам.
– Тедди, ты чего это? – Я хихикнула. – Сам же говорил – я не в твоем вкусе, и вообще, ты верный жених!
– Ана, ты в порядке? – подбежала ко мне Ольга.
Вся наша компания обступила меня кольцом, и друзья наперебой бросились ко мне с какими-то странными вопросами. Кто на нас напал? Как нам удалось спастись?
– Стойте, стойте! – Я замахала руками. – Вы о белых?
– О зеленых, черт побери, Алиана! – рыкнул на меня Теодор и сунул мне под нос газету.
Утренние новости. Парад, разгром, император, господин Николас. И мы с Элизабет, жалкие и испуганные, с укором смотрим читателям в лицо.
На первой полосе…
Хорошо хоть, фотография наша была не слишком большой. Раза в три меньше портретов императора и Холда.
– Так и есть, – серьезно подтвердила Элизабет. – Как ты себя чувствуешь?
Интересный вопрос. И главное, своевременный. Я действительно ждала очередного приступа, знакомо ныло внизу живота. Это должно было случиться, Никки предупреждал. Только он говорил о зиме. Ошибся. На пару месяцев.
– Прекрасно, – повторила я.
Я так и не смогла найти какой-либо закономерности. Вроде бы наиболее тяжелые приступы были связаны с эмоциями.
«Вам нельзя нервничать», – в один голос говорили врачи.
А я и не нервничаю – мне не дают.
Даже о смерти брата я узнала последней!
Внутри заворочалось что-то темное. Недовольство, злость. Ненависть? Исчезли звуки или стук действительно прекратился? В темной комнате алым пламенем светилась госпожа Элизабет Холд.
Но пламя это почему-то не казалось опасным. Слабый отблеск силы отца и брата. Я протянула руку к ее огню, он радостно обвил мою ладонь. Это было даже красиво. Красное на черном.
– Ты тоже не без сюрприза, дорогая подруга? – поджала я губы.
– О чем ты? – будто бы искренне удивилась она.
Нет, все еще стучат. И на улице что-то говорят в громкоговоритель. И воют сирены, и вспыхивает свет. Желтый, словно от фотокамер.
А что будет, если отпустить темноту? Она ведь тоже рвется к этому огню. Я задумчиво посмотрела на свои пальцы, а потом и на Элизабет.
– Ана? Что с тобой? – испугалась подруга.
Что-то внутри меня довольно заурчало.
«Умненькая девочка. Но слишком слабая. Убьешь. Не надо. Она уже делает это сама».
Убью?
Я?
Я над мертвой белкой-то рыдала несколько дней…
И что она делает сама?
Я будто грезила наяву. Полусон-полуявь. Тягучие мысли, то ли мои, то ли чужие. Никакого страха, никакой боли, ничего. Лишь ленивый интерес. Мой?
Пламя Лиззи медленно окрашивалось в черный. Завораживающее зрелище.
«Впрочем, если очень хочется… Глупые, глупые маги», – мерзко хихикнули у меня в голове, и я очнулась.
Лиззи руками держалась за горло и ртом ловила воздух, как выброшенная на берег рыба. Красная пелена все еще стояла перед моими глазами, и я потрясла головой, чтобы прогнать ее. Элизабет захрипела.
Что с ней?
Господи, она ведь задыхается!
– Лиззи! – в панике закричала я.
Что случилось?! Что это было?! Что я наделала?!
Я бросилась к ней, схватила ее в охапку и прижала к себе.
– Прости меня! Лиззи, я не знала! Я не хотела! – Горло сдавили рыдания.
Она со свистом вдохнула. Закашлялась. Задышала часто. Взяла меня за руку. Мы, обнявшись, уселись на краешек моей кровати.
– Алиана, ты-то тут при чем? – хрипло сказала она. – Это паническая атака. Бывает при стрессах. Не каждый день случается использовать то, чему тебя учили на самый экстренный случай.
Паническая атака? Хорошее объяснение, да только не слишком правдоподобное. До моих видений с ней все было в порядке.
Но как бы я хотела, чтобы это было так...
Если я виновата, если я действительно только что чуть было не убила ее?
У меня задрожали руки.
– Ну, что ты? – нежно сказала она, вымученно улыбнулась и уткнулась мне куда-то в шею.
Я тяжело выдохнула.
– Ты и мухи не обидишь, – прошептала Элизабет. – Принцесса из сказки.
– Что? – удивилась я такому сравнению.
– Я тебя загадала. – Она хмыкнула. – Много лет назад, в детстве. Подругу, сестру. Умную, красивую, добрую. Чтобы смех – колокольчик и волосы белые как снег.
Внизу зашумели. Нашу дверь открывали. Ключом.
– Элизабет, Алиана! – громко крикнул господин Холд.
Все закончилось. Теперь мы точно в безопасности. Но мне было страшно. Не оттого, что я снова увижу господина Холда, не от бушующих недавно протестов, мне было не по себе от странной откровенности Лиззи.
– И ты появилась. Неземная девочка из заколдованного леса, хрупкая, как первый весенний цветок. Я так люблю тебя, Ана, – всхлипнула юная госпожа Холд.
– Я тоже тебя люблю, – поцеловала ее в висок. – И я вовсе не неземная. Во всяком случае, никогда не слышала, чтобы принцессы ходили в туалет. А я – хожу!
– Дурочка! – рассмеялась она и подняла на меня глаза.
– А я о чем, – хихикнула я. – Принцессы разве бывают глупыми?
– Нет. – Она покачала головой. – Только добрыми и очень наивными.
Она посмотрела в сторону двери, а я увидела багровые царапины на ее шее.
О да! Очень наивными.
Паническая атака. Как же! Опять она обманывает меня! Опять пытается оградить! От чего?
– Не ври мне, Элизабет. – Я усилием воли подавила злость. – Это больнее правды.
Она дернулась, как от удара, и, сама того не замечая, обхватила свою шею руками.
Скрип лестницы. Топот не одной пары мужских ног. Удар открывшейся двери.
На пороге моей комнаты стоял господин Холд. За ним несколько человек охраны и репортеры, кажется. Они были обвешаны камерами.
Но как разглядеть других, если я вижу только его?! Снова подняла голову заснувшая было злость.
Я вцепилась в руку Элизабет.
Мир не заканчивается на ее отце!
– Прекрасный будет кадр, господин Холд. Вы позволите? – спросил маршала журналист, глядя на нашу с Лиззи композицию.
– Делайте свою работу, – дернул маршал уголком рта. – И поторопитесь.
Глава 18
Вспышка ослепила глаза.
– И еще раз, – предупредил репортер, подошел ближе.
Щелк. Фотограф вежливо нам поклонился.
– Благодарю, – заискивающе сказал мужчина, махнул кому-то рукой и вышел из моей спальни.
Заскрипела лестница, хлопнула входная дверь. Ушли. В доме остались только военные и господин маршал.
– Собирайтесь! – приказал нам Холд. – Сегодня переночуете у меня.
Элизабет кивнула и поднялась с кровати. Я опустила голову и уставилась на свои колени. Мое домашнее платье было светлым, а на подоле некрасиво расползлось бурое пятно от томатного сока.
Надо было надевать передник. Зачем-то закрыла пятно рукой.
Я. Никуда. Не пойду.
– Алиана? – позвал меня господин Николас.
– Нет, – тихо ответила я.
Кто вообще придумал делать домашнюю одежду белой?
Он шагнул ко мне. Черные, идеально отглаженные брюки, лаковые туфли. Знакомый одеколон, от которого кружится голова. Остановился совсем близко и присел на корточки напротив меня.
Почти как тогда, летом.
Сознание выхватывало какие-то мелочи. Вот подпрыгнули брюки на его ногах, разгладила стрелки натянувшаяся ткань. И носки у него тоже оказались черными.
Какие, к черту, носки?
– Все хорошо, девочка, – почти нежно сказал мне опекун. Улыбнулся. А мой взгляд зацепился за небольшую и еще неглубокую, но уже заметную вертикальную морщинку у его рта.
Девочка.
На улице заорала сирена, замигали огни, а потом резкие звуки эти начали отдаляться.
«Увезли», – догадалась я, радуясь и этому факту, и тому, что я в принципе все еще способна думать.
Прогресс налицо.
– Тебе больше ничего не угрожает, – скорее прочитала я по его губам, чем услышала.
И морщинка в уголке рта. От улыбки. Кто бы мог подумать, что это может быть настолько красиво. Крошечный недостаток, делающий идеальное, скульптурное лицо живым.
– Ты мне веришь? – спросил он и покровительственно накрыл мою руку своей.
Ощущение было каким-то неполным. Непривычно мягким и пустым. И я оторвалась от увлекательного зрелища – морщинки в уголке рта господина маршала, чтобы понять, с чем связана моя почти спокойная реакция на это прикосновение.
Понятливо хмыкнула – ладонь старшего Холда была перебинтована.
Острый наградной знак. Кровь. И взгляд, от которого и металл бы расплавился.
Девочка?
Я вскинула голову и твердо ответила господину Николасу:
– Нет. Я никуда не поеду.
Он нарочито громко вздохнул и покачал головой.
– В особняке твой обожаемый Кристос и другие слуги, – вкрадчиво продолжил мужчина.
Значит, и о моей дружбе с дворецким господину маршалу тоже известно.
– Нам ведь больше ничего не угрожает?
– Меня ждет император, – чуть улыбнулся маршал. – Полагаю, во дворце я останусь до самого утра, и мне бы хотелось, чтобы вы были под присмотром.
Столько заботы. Столько сочувствия.
И эта морщинка…
Кристосу я была бы сейчас очень рада. Он налил бы мне чая и наверняка накормил. Каждый раз удивляюсь, как ему это удается. Кормить меня на моей же кухне.
Могла я ошибиться? Могла выдавать желаемое за действительное? Стыдно – влюбиться в опекуна. Гораздо приятнее обвинить его в собственных чувствах.
– У нас есть охрана, – без былой уверенности прошептала я.
Вздохнула. Пожалуй, действительно могла. Он ведь рядом. Все еще держит за руку и уговаривает, будто ребенка.
Собралась с духом и посмотрела в его глаза.
Девочка.
Лжец!
Не нужно выходить в серый мир, чтобы увидеть огонь. Вот он, напротив.
Я поджала губы. Холд невесело хмыкнул. У меня снова застучало в висках, а он опустил голову и поцеловал мои руки.
Пальцы сами нашли эту чертову морщинку.
– Как знаете, – легко поднялся господин Николас на ноги. – У меня больше нет времени на уговоры.
Он ушел. Быстро и не оглядываясь.
Облегчение и сожаление – вот что я почувствовала. И я не знаю, что было сильней.
Растерянно посмотрела по сторонам. Лиззи не было в комнате. Зашла в мою ванную или спустилась к себе? Неважно, а мне бы точно не помешало освежиться.
И смыть его поцелуй.
В моей ванной Элизабет не имелось, зато имелось окно, о наличии которого я забыла. На улице было темно, в квартире напротив, как обычно, не горел свет, но я не стала закрывать ставни, просто потому, что не хотела привлекать к этому чье-либо внимание. Прикрыла за собой дверь и встала к ней спиной, давая глазам привыкнуть к темноте.
Здесь меня вряд ли можно было увидеть с улицы. Даже через бинокль.
Ныл живот, болела грудь, но ощущения были терпимыми. Даже странно. Или я мало нервничала?
Тихо рассмеялась. Я вообще молодец! Отказала Холду! Хотя он не так чтобы настаивал, и это дает надежду, что и дальше все будет как прежде.
Подошла к раковине и включила воду. Тщательно намылила руки. Смыла пену.
Будем видеться пару раз в году. При свидетелях. Лучше бы при Диане. Ему-то жена не мешает, а мне ее присутствие на встречах с Холдом-старшим однозначно поможет вправить мозги.
И все будет отлично!
Вода была ледяной, но даже это не помогло избавиться от впечатавшегося в память и кожу ощущения.
Никаких секретарей!
– Ана, ты тут? – спросила Лиззи и не стала ждать ответа, а распахнула дверь.
Замка в моей ванной не было. Зачем он при закрывающейся спальне?
Яркий свет резанул по глазам. Я невольно обернулась на расшторенное утром окошко. Выключила воду и почти бегом вышла к подруге. Не знаю, наблюдал ли кто-то за тем, что происходит в моей ванной, или нет, но мне чудилось чье-то пристальное внимание. И ощущение чужого взгляда неприятно щекотало спину.
– Не пугайся, внизу сегодня будет дежурить охрана, – предупредила меня Элизабет.
– Хорошо, – кивнула я. – Может, останешься у меня? Кровать большая, и места нам хватит с лихвой.
Закроем глаза и, взявшись за руки, будем болтать о всяких глупостях. Ты расскажешь мне о последней лабораторной, я – об очередной дурацкой шуточке Тедди.
Две подруги, почти сестры.
И нет между нами секретов.
Господин Холд – лишь твой вечно занятой отец, которого ты и сама не знаешь. За окном – сонные улицы дорогого квартала столицы. Завтра выходной, и Кристос придет с самого утра. Принесет твоих любимых пирожных и письма от Дианы, а если повезет, то и от Ральфа и мамы.
И все мы – обычные люди, протестов больше не будет, и никакой магии нет.
Мечты.
– Конечно. Я и сама хотела тебе это предложить, – расцвела Лиззи. – Пойду принесу свою подушку.
– И тапочки, – выразительно посмотрела я на ее ноги.
– Прости. – Она ойкнула и скинула уличную обувь. Взяла туфли в руки и, широко улыбаясь, сказала: – И тапочки!
Наши ожидания не всегда совпадают с реальностью. К сожалению ли, к счастью? Сложно сказать, но лично я склоняюсь к первому варианту.
Я угадала насчет Кристоса. Он действительно пришел с самого утра с пирожными и письмами. Жаль, из Эдинбурга писем не было.
Весь день мы не выходили из дома – охрана не позволила мне даже выглянуть за порог, и я поняла, что зря все это время отказывалась от телевизора. Так мы могли бы хоть что-то узнать.
За день городские службы избавили нашу улицу от последствий вчерашней прогулки по ней белых и их антагонистов. Даже разбитые стекла умудрились заменить. Вот это скорость. Ни осколка, ни пятна краски, ни единой листовки.
Не то чтобы я не знала, к чему они призывали.
«Выборная власть» – будто мало им примера бывшей Саксонии. Те тоже навыбирались.
«Равные права» – о каком равенстве может быть речь в капиталистическом обществе?
«Уменьшить налоги и повысить социальные выплаты» – тут вопросов нет. Дело хорошее. Только за чей счет?
Видела я эти бумажки, их нельзя было не заметить. Радикалы раскидывали их буквально везде. Но, глядя из окон второго этажа на безобразно грязную улицу, я почему-то очень хотела заполучить себе одну.
Юрий-то им чем не угодил?
Не вышло.
Вечером сменился наш караул, и, наказав нам никуда не выходить до утра, молчаливые мужчины наконец-то покинули наш дом.
Остались только я, Лиззи и дворецкий Холдов.
– Скучно, – пожаловалась ему Элизабет.
– Хотите, станцую? – пошутил мужчина.
– Было бы неплохо! – рассмеялась подруга. – Но у вас же колени?
– Колени, – подтвердил он.
– И все-таки нам нужен телевизор, – призналась я.
– Я бы даже на новости сейчас согласилась, – поддакнула Лиззи.
Мы пили чай на нашей кухне. Стемнело. Техника давно уехала, и снова ярко светили новенькие фонари. Но на улице нашей было непривычно тихо и пусто. Не прогуливались по тротуарам не то что романтические парочки, не вышли на вечернюю прогулку даже соседи со своими собачками.
А ведь было самое время.
Неужели так испугались, что даже животных не стали выводить? Впрочем, больших собак тут и не держали. Болонки да левретки. Эти, наверное, могут обойтись пеленкой.
– Хорошо, – сказал Кристос перед самым уходом. – Думаю, что уже завтра я смогу это устроить. Будет вам телевизор и свежие новости.
И новости не заставили себя ждать. Даже телевизор не понадобился.
Университет гудел. Студенты что-то громко обсуждали, размахивали руками. Я нахмурилась, прислушиваясь. Несколько раз прозвучало «маршал» и «господин Холд».
Вошла на территорию комплекса. Теодор, Сюзи, Ольга и вся остальная наша компания выглядывали кого-то в воротах.
– Ана! – заметили меня ребята.
Теодор, явно чем-то обеспокоенный, пошел мне навстречу. Осмотрел с ног до головы.
– Слава богу, – сказал он и порывисто меня обнял. Отстранился так быстро, что я и объятий-то почувствовать не успела, и нервно осмотрелся по сторонам.
– Тедди, ты чего это? – Я хихикнула. – Сам же говорил – я не в твоем вкусе, и вообще, ты верный жених!
– Ана, ты в порядке? – подбежала ко мне Ольга.
Вся наша компания обступила меня кольцом, и друзья наперебой бросились ко мне с какими-то странными вопросами. Кто на нас напал? Как нам удалось спастись?
– Стойте, стойте! – Я замахала руками. – Вы о белых?
– О зеленых, черт побери, Алиана! – рыкнул на меня Теодор и сунул мне под нос газету.
Утренние новости. Парад, разгром, император, господин Николас. И мы с Элизабет, жалкие и испуганные, с укором смотрим читателям в лицо.
На первой полосе…
Хорошо хоть, фотография наша была не слишком большой. Раза в три меньше портретов императора и Холда.
