Он отрывисто вздохнул. В мою дверь кто-то застучал.
– Уходи, Алиана, – тихо приказал мне господин Николас.
Я мотнула головой, скидывая с себя это жаркое оцепенение, толкнула хромированную ручку. Посмотрела на Холда. Правая рука его была в крови, но в голову мою не пришла мысль о происхождении раны, лишь нестерпимое желание ее лизнуть.
«Столько силы», – кольнуло меня чужое сожаление, и я в панике выбежала на улицу.
– Езжай! – крикнул Холд водителю, и в голосе его я услышала эхо собственного страха.
Безумие – это очень страшно.
Я осознала себя стоящей посреди нашей с Лиззи гостиной. В ботинках на светлом ковре. Дверь за моей спиной захлопнулась, и именно этот звук привел меня в чувство.
Сняла обувь, поставила ее на полку в коридоре и закрыла замок изнутри.
Как я вообще здесь оказалась? Потерла виски. Воспоминания медленно возвращались ко мне.
Когда я вышла, а вернее, вылетела из автомобиля, меня поймал Теодор. Понятливо покачал головой, взял под руку, отвел в кафе и усадил за наш столик.
Мы вроде бы пили кофе. Что-то ели. Мои деликатные друзья ни о чем меня не спрашивали, да и о чем меня было спрашивать? Что мне сказал опекун?
«Уходи, Алиана», – очень содержательная у нас вышла беседа.
Но что-то, вероятно, было написано у меня на лице, потому что Тедди вызвался меня проводить. И проводил.
О чем мы с ним говорили по дороге? Или мы не говорили? Господи, что он обо мне подумал? Я вдруг вспомнила его полный неподдельного сочувствия взгляд.
Тедди сам не из простой семьи и не станет злословить. Не пойму только, откуда столько жалости? Что он увидел во мне?
Я шагнула к лестнице, деревянные ступени приветливо заскрипели под моим весом. Поднялась сразу в свою спальню, переоделась, подошла к окну и с ногами уселась на широкий подоконник.
Именно из-за этого вида я заселилась в мансарду. Из моей спальни была видна не только вся наша улица, но и императорский дворец. И где-то там прямо сейчас шел парад, на котором, вполне возможно, присутствует Ральф. А я не то что не бегу его разыскивать, я даже думать боюсь о том, чтобы туда пойти.
Опустила голову и закрыла лицо руками.
Что со мной не так?
А со мной определенно что-то не так. Это ненормально! Ненормально так реагировать на человека! Так не бывает.
Или бывает? Может, это любовь?
Зло рассмеялась.
Вот так любовь! А где же обещанная в книгах нежность, печаль от разлуки, радость встречи? Не так я представляла себе это прекрасное чувство.
Опустим эмоции. Опекун пожелал переговорить с воспитанницей. С чего бы, кстати? После пяти месяцев полного молчания. Или эта встреча была случайна?
Допустим.
Итак, я сажусь в машину. Снова допустим, это я, влюбленная идиотка, замираю испуганным кроликом! Почему он сначала зовет, а потом выгоняет меня из автомобиля?
Без единого слова!
Или у него тоже «любовь»?
Хороша любовь! Мы не виделись с того дня в поместье, когда господин Николас назвал меня капризным ребенком и дал свое высочайшее разрешение на наше с Лиззи дальнейшее обучение.
Впрочем, здесь нет ничего удивительного. У маршала огромной империи полно дел. До прошлой зимы мы и виделись-то всего несколько раз.
Влюбленный маршал. Ну-ну. Если бы орудие убийства могло любить, свою жертву оно любило бы именно так.
Что же это? Откуда эта непреодолимая, какая-то яростная тяга? Как два случайно оказавшихся рядом разнозарядных полюса на магнитах.
Шепотки в голове. Кровь на его руке. Нестерпимое желание почувствовать ее вкус. Всему есть причина. Есть причина и этим чувствам.
«Кровь – ключ к Эдинбургу», – говорил Рэндольф, или то, что заняло его тело в моих видениях.
Чья кровь? Какой ключ? И что будет, если открыть Эдинбург?
Закрыла глаза.
Я просто хочу домой. Жить нормальной жизнью. Хочу мужа, надежного и честного, как мой отец. Хочу детей. Двоих или троих. Хочу, чтобы у них была большая семья. Бабушка, дедушка, дяди... Дядюшка Ральф.
Я не хочу сходить с ума от одного взгляда на мужчину! Не хочу испытывать бесконечное чувство вины оттого, что мужчина этот – отец моей подруги и муж ее матери. Это ненормально!
А что, если и господин Холд, как и я, не желает подобной «любви»? Мог он намеренно избегать нашей встречи?
Я вспомнила, как торопливо он покидал поместье, влажные волосы, расстегнутые манжеты, небрежно надетый прямо при нас китель.
Не слишком ли похоже на бегство? От семьи, меня или себя самого?
И в черно-белом мире красное марево от обоих Холдов тянулось ко мне...
Но с Никки подобного нет!
Ничего не складывается! И не у кого спросить!
Вся моя переписка, и с Ральфом, и с мамой, проходит через Кристоса. Какова вероятность, что в нее заглядывает господин Николас? Весьма велика.
Значит, мне нужно встретиться с братом лично!
Что-то ярко вспыхнуло в окне напротив, отвлекая меня от размышления. Странно, там ведь вроде бы никто не живет. Во всяком случае, я ни разу не видела, чтобы кто-то раскрывал вечно закрытые шторы или хотя бы включал свет.
Я вдруг поняла, что уже начало темнеть. Сколько же я здесь просидела? Спрыгнула с подоконника. Спустилась на кухню. Достала овощи из холодильника и принялась яростно кромсать салат.
Как мне добиться встречи? Ральф писал, им не позволено покидать территорию академии, и ближайшее увольнение будет только на Рождество. Почти два месяца.
Я задумчиво посмотрела на ярко-красный помидор, а потом с наслаждением воткнула в него острый нож. Густой ароматный сок брызнул на пальцы.
Впрочем, два месяца – это не так много. И отличный повод отказаться от праздника в поместье.
Я скинула помидоры в миску, повернулась к мойке и облизнула пальцы, прежде чем их ополоснуть. Дурацкая манера, но до чего же вкусно! Вот он – мой кулинарный фетиш. Нахвататься по мелочи, пока готовишь, а потом сытой довольно наблюдать за тем, как едят другие.
И смех и грех. Зато стройная!
Снова что-то ярко сверкнуло в окне. Я включила кран и наклонилась к стеклу. Видно было плохо, золотистая макушка дерева закрывала мне обзор. Показалось. В квартире напротив по-прежнему никого не было.
Посмотрела на проезжую часть. Она все еще была пустой, но по тротуарам плотным потоком со стороны дворца шли люди. Значит, парад подошел к концу.
Один из пешеходов привлек мое внимание. Он разительно отличался от общей массы горожан хотя бы тем, что был одет в форму и не шел, а куда-то бежал. Он приблизился, и я смогла заметить, что военный этот был молод и светловолос.
Он остановился у таблички с номером нашего дома и поднял голову.
– Ральф! – охнула я и побежала вниз.
Распахнула дверь, на ходу влезая в ботинки. Как благодарна была я перилам сейчас! Точно бы свалилась, если бы не они.
Ральф повернулся, заметил меня и в считаные секунды оказался рядом. Бегал он не в пример быстрее старшей сестры.
Мы обнялись, я встала на носочки, обхватила руками его лицо и от души расцеловала. Он смеялся, говорил, что по степени слюнявости я умудрилась переплюнуть нашу мать, но не вырывался, а терпеливо сносил все мои нежности.
– Как ты здесь оказался?! – наконец спросила я.
– Сбежал, – хохотнул он.
– Как сбежал, ты что, с ума сошел?! – толкнула его ладонями в грудь.
– С каких это пор ты стала такой трусишкой? – наслаждался он произведенным эффектом.
– Ральф! – с угрозой сказала я.
– Ладно, ладно! Все под контролем, – сознался брат. – Наша машина стоит на соседней улице, буквально через квартал. Пока водитель поймет, что она уже никуда не поедет, пока свяжется с академией, чтобы выслали за нами другую… В общем, у нас есть немного времени.
– В смысле – стоит?
– Неполадки. – Он небрежно отмахнулся.
– Неполадки? – Я с сомнением взглянула в его лицо. Он был очень доволен собой, синие глаза его смеялись. – Уж не электрика ли начала шалить в этом несчастном авто? – выгнула бровь.
– Какая проницательность! – восхитился Ральф.
Я рассмеялась. Вот ведь. Мальчишка!
– Как ты? – с нежностью спросил он меня.
– Скучаю, – шмыгнула я носом. – Не зайдешь?
– Нет, – с сожалением покачал он головой.
Я погладила его по щеке. Он накрыл мою руку своей и улыбался. Мой такой взрослый младший брат.
«Холд», – вспыхнула в голове мысль. Я ведь хотела поговорить об этом с Ральфом! Только как спросить? Скажи-ка, Ральф, не привлекает ли тебя как-то по-особенному мой опекун?
Бедный Ральф, мало ему погибшего близнеца. Теперь еще и сестра немного слетела с катушек.
– Что случилось? Тебя кто-то обидел? – Он нахмурился.
– Нет. – Я рассмеялась. – Скажи, – собралась с духом. Нет, про привлекательность, конечно, спрашивать не буду. Но о красной силе Холда ведь можно спросить?
– Здравствуйте, Ана, Ральф, – прервала мои мысли Элизабет.
Ральф нехотя повернулся к Лиззи и вежливо кивнул.
– Мне пора, – поцеловал он меня в щеку. – Я приеду на Рождество. Дождешься?
– Конечно. – Я ласково улыбнулась.
– Я побежал! – Он сверкнул ямочками на щеках и действительно побежал. Мы с Лиззи смотрели ему вслед, пока он не скрылся за поворотом.
– А где твои кавалеры? – Я с удивлением обнаружила, что она совсем одна.
– Ушли, – пожала плечами Элизабет. – Я думала, твой брат выпьет с нами чаю.
– Выпьет. На Рождество.
– Пошли домой? – вздохнула подруга.
Над нами загорелся круглый уличный фонарь. Она сощурилась от неожиданно яркого света. Гримаса эта сделала ее похожей на отца, но еще больше на Никки. Я старательно вспоминала его лицо, чтобы не думать о старшем Холде.
Интересно, как он? Чем сейчас занят? Все так же ночами смотрит в телескоп? Не мечтая о далеких звездах, нет. Просчитывая вселенную в бесконечных уравнениях.
Одаренный гений. Одинокий и непостижимый, как космос, которым он интересуется.
«Если останусь в столице на Рождество, не увижу Никки», – подумала я. Мысль огорчила.
За это лето я так привыкла к нашим разговорам, его немного странным шуткам и прогулкам за ручку, что начала по нему скучать.
Я любила Элизабет, любила Диану, а теперь и младший Холд прочно обосновался в моем сердце, и неважно, что сам он не особенно нуждался в этой любви.
Не уверена, что он вообще вспоминает обо мне. Письма из поместья нам слала только Диана. Впрочем, это ведь Никки.
Кто знает, что творится у него в голове?
– Белые? В нашем районе? – удивленно сказала Лиззи.
– Где? – Я завертела головой.
Действительно, белые! Человек десять. Нет, больше. Намного больше! Что они здесь забыли? В этой части города некому протестовать против Александра. Но они уверенно шли в сторону дворца и разбрасывали свои листовки.
К нам с Лиззи подошел какой-то мужчина. Невысокий, неприметный, каких тысячи на улице, и тоном, не терпящим ни малейшего возражения, заявил:
– В дом. Быстро. Закрыть ставни. Закрыть двери. Не выходить до утра.
Элизабет понятливо кивнула, взяла меня за руку и потащила к нашей двери, не давая опомниться.
Кто-то выкрикнул имя наследника. Раздался звон разбитого стекла. Завизжала какая-то женщина.
Лиззи захлопнула нашу дверь, отсекая уличные звуки. Защелкнула замок, заперла засов.
– Что происходит? Кто это был? – спросила я подругу, глядя на то, как она безропотно и быстро выполняет указания незнакомца.
– Охрана, – отмахнулась она от меня и побежала к окну.
– Чья охрана, Элизабет?
Она дернула плечом и закрыла ставни. Металлические, я поняла это по характерному звуку. Металлические ставни, черт возьми!
– Отойди от двери! – приказала мне Лиззи, я отступила в коридор, и в этот миг что-то ударило, а потом разбилось об эту самую дверь.
– Нет тирании! – заорали с улицы. – Нет Юрию!
Снова удар. Теперь уже о ставни. Я дернулась от громкого звука и вжалась в стену.
– А если Ральф не успел уйти? – испуганно прошептала я. – Если их машина все еще стоит за поворотом?! – Меня затрясло от страха.
Элизабет бросилась ко мне и встряхнула, не так чтобы ласково, зато действенно. Ей удалось быстро привести меня в чувство.
– Не бойся! – сказала мне юная госпожа Холд. – Уверена, твой брат сможет за себя постоять, он маг, в конце концов!
Снова на улице кто-то закричал. Снова что-то разбили. Застучали палками то ли по перилам нашей лестницы, то ли по крыльцу, то ли по закрытым Элизабет ставням.
Страшно.
– А мы?
– А мы сейчас закроем все ставни и будем терпеливо ждать, – твердо ответила Лиззи. – В соседней квартире – охрана, на крыше, я уверена, уже дежурят снайперы. Если кто-то из белых попытается прорваться в наш дом, его пристрелят, как взбесившегося пса.
Я взяла себя в руки. Кивнула.
– Закроешь окна в спальнях? Справишься? – ласково спросила меня Лиззи.
– Должна.
Она улыбнулась, ободряюще сжала мне руку и побежала на кухню. Я следом за ней. Это ведь и мой дом. Дом, или клетка, в которой держат любимую собачку, как посмотреть.
Тут собачка, снаружи – псы. Вот так зоопарк! Невеселая вышла шутка.
А кто же Холды?
Хозяева? Мои. Без сомнения. Хозяева жизни. Властители мира, вершители судеб. Я вспомнила, как спокойно Никки рассуждал о войне. Сарказм господина Николаса и слова Лиззи.
Взбесившиеся псы, вот кто для них бунтующий народ. «Всего лишь биомасса» – так говорил младший Холд об армии отца.
Кто знает, может быть, и радикалы, ратующие за мнимую свободу, сами того не зная, тоже принадлежат им?
«Свобода. Никаких чужих лиц!» – так я, кажется, говорила.
Никто и не обещал мне свободы. Я сама ее придумала.
Моя подруга вновь открылась с неожиданной стороны. Истинная Холд, кто бы сомневался. Могла ли дочь маршала быть менее дисциплинированной? Смешливая девчонка, хладнокровная и циничная аристократка. Совсем как Никки.
До чего же я наивна! Зло рассмеялась. Нет, я злилась не на нее. Я злилась на себя.
Поднялась к Лиззи. Кровь грохотала в ушах. Чтобы закрыть ставни, нужно было для начала открыть оконные створки. Благо они открывались внутрь.
Снова вспышка мне прямо в лицо. Охрана? Люди внизу кричали, дрались. То ли белые, то ли черные. Не разобрать. Фонари были разбиты, как и окна первых этажей, где проходила толпа.
Заорали сирены пожарных машин. В стороне, откуда шли белые, разгорался пожар. И не только пожарных. Прибыла полиция и военные, кажется.
Не стала смотреть. Слишком это страшно.
Я закрыла ставни, морщась от громкого крика. Закрыла и окно. И в своей спальне я сделала то же самое. Да, высоко. Не думаю, что сюда долетит бутылка или какая-нибудь железяка. Но уверенность Элизабет, с которой она говорила о возможных стрелках, убедила меня это сделать сильнее, чем беснующиеся радикалы внизу.
В комнате стало темно. Только сквозь прорези ставней в окна светили синие и красные огни проблесковых маячков спецмашин.
– Ты как? – Лиззи влетела в мою комнату и нашла меня глазами. Убедилась, что истерики нет, и с облегчением выдохнула.
Как заботливая нянька при болезненном ребенке. Ребенке, которого родители прячут от реального мира.
Успешно, строго говоря, прячут.
– Прекрасно, – сложила я руки на груди.
В дверь застучали. Так сильно, что слышно было даже на моем этаже. Я сжалась от понимания нашей абсолютной беспомощности. Страшно. Очень страшно одним. Внизу протяжно крякнула сирена, вспыхнул свет, и я увидела, как сосредоточенно нахмурилась Лиззи.
– Не бойся. Это охрана, – уверенно заявила она.
– Уходи, Алиана, – тихо приказал мне господин Николас.
Я мотнула головой, скидывая с себя это жаркое оцепенение, толкнула хромированную ручку. Посмотрела на Холда. Правая рука его была в крови, но в голову мою не пришла мысль о происхождении раны, лишь нестерпимое желание ее лизнуть.
«Столько силы», – кольнуло меня чужое сожаление, и я в панике выбежала на улицу.
– Езжай! – крикнул Холд водителю, и в голосе его я услышала эхо собственного страха.
Безумие – это очень страшно.
Глава 17
Я осознала себя стоящей посреди нашей с Лиззи гостиной. В ботинках на светлом ковре. Дверь за моей спиной захлопнулась, и именно этот звук привел меня в чувство.
Сняла обувь, поставила ее на полку в коридоре и закрыла замок изнутри.
Как я вообще здесь оказалась? Потерла виски. Воспоминания медленно возвращались ко мне.
Когда я вышла, а вернее, вылетела из автомобиля, меня поймал Теодор. Понятливо покачал головой, взял под руку, отвел в кафе и усадил за наш столик.
Мы вроде бы пили кофе. Что-то ели. Мои деликатные друзья ни о чем меня не спрашивали, да и о чем меня было спрашивать? Что мне сказал опекун?
«Уходи, Алиана», – очень содержательная у нас вышла беседа.
Но что-то, вероятно, было написано у меня на лице, потому что Тедди вызвался меня проводить. И проводил.
О чем мы с ним говорили по дороге? Или мы не говорили? Господи, что он обо мне подумал? Я вдруг вспомнила его полный неподдельного сочувствия взгляд.
Тедди сам не из простой семьи и не станет злословить. Не пойму только, откуда столько жалости? Что он увидел во мне?
Я шагнула к лестнице, деревянные ступени приветливо заскрипели под моим весом. Поднялась сразу в свою спальню, переоделась, подошла к окну и с ногами уселась на широкий подоконник.
Именно из-за этого вида я заселилась в мансарду. Из моей спальни была видна не только вся наша улица, но и императорский дворец. И где-то там прямо сейчас шел парад, на котором, вполне возможно, присутствует Ральф. А я не то что не бегу его разыскивать, я даже думать боюсь о том, чтобы туда пойти.
Опустила голову и закрыла лицо руками.
Что со мной не так?
А со мной определенно что-то не так. Это ненормально! Ненормально так реагировать на человека! Так не бывает.
Или бывает? Может, это любовь?
Зло рассмеялась.
Вот так любовь! А где же обещанная в книгах нежность, печаль от разлуки, радость встречи? Не так я представляла себе это прекрасное чувство.
Опустим эмоции. Опекун пожелал переговорить с воспитанницей. С чего бы, кстати? После пяти месяцев полного молчания. Или эта встреча была случайна?
Допустим.
Итак, я сажусь в машину. Снова допустим, это я, влюбленная идиотка, замираю испуганным кроликом! Почему он сначала зовет, а потом выгоняет меня из автомобиля?
Без единого слова!
Или у него тоже «любовь»?
Хороша любовь! Мы не виделись с того дня в поместье, когда господин Николас назвал меня капризным ребенком и дал свое высочайшее разрешение на наше с Лиззи дальнейшее обучение.
Впрочем, здесь нет ничего удивительного. У маршала огромной империи полно дел. До прошлой зимы мы и виделись-то всего несколько раз.
Влюбленный маршал. Ну-ну. Если бы орудие убийства могло любить, свою жертву оно любило бы именно так.
Что же это? Откуда эта непреодолимая, какая-то яростная тяга? Как два случайно оказавшихся рядом разнозарядных полюса на магнитах.
Шепотки в голове. Кровь на его руке. Нестерпимое желание почувствовать ее вкус. Всему есть причина. Есть причина и этим чувствам.
«Кровь – ключ к Эдинбургу», – говорил Рэндольф, или то, что заняло его тело в моих видениях.
Чья кровь? Какой ключ? И что будет, если открыть Эдинбург?
Закрыла глаза.
Я просто хочу домой. Жить нормальной жизнью. Хочу мужа, надежного и честного, как мой отец. Хочу детей. Двоих или троих. Хочу, чтобы у них была большая семья. Бабушка, дедушка, дяди... Дядюшка Ральф.
Я не хочу сходить с ума от одного взгляда на мужчину! Не хочу испытывать бесконечное чувство вины оттого, что мужчина этот – отец моей подруги и муж ее матери. Это ненормально!
А что, если и господин Холд, как и я, не желает подобной «любви»? Мог он намеренно избегать нашей встречи?
Я вспомнила, как торопливо он покидал поместье, влажные волосы, расстегнутые манжеты, небрежно надетый прямо при нас китель.
Не слишком ли похоже на бегство? От семьи, меня или себя самого?
И в черно-белом мире красное марево от обоих Холдов тянулось ко мне...
Но с Никки подобного нет!
Ничего не складывается! И не у кого спросить!
Вся моя переписка, и с Ральфом, и с мамой, проходит через Кристоса. Какова вероятность, что в нее заглядывает господин Николас? Весьма велика.
Значит, мне нужно встретиться с братом лично!
Что-то ярко вспыхнуло в окне напротив, отвлекая меня от размышления. Странно, там ведь вроде бы никто не живет. Во всяком случае, я ни разу не видела, чтобы кто-то раскрывал вечно закрытые шторы или хотя бы включал свет.
Я вдруг поняла, что уже начало темнеть. Сколько же я здесь просидела? Спрыгнула с подоконника. Спустилась на кухню. Достала овощи из холодильника и принялась яростно кромсать салат.
Как мне добиться встречи? Ральф писал, им не позволено покидать территорию академии, и ближайшее увольнение будет только на Рождество. Почти два месяца.
Я задумчиво посмотрела на ярко-красный помидор, а потом с наслаждением воткнула в него острый нож. Густой ароматный сок брызнул на пальцы.
Впрочем, два месяца – это не так много. И отличный повод отказаться от праздника в поместье.
Я скинула помидоры в миску, повернулась к мойке и облизнула пальцы, прежде чем их ополоснуть. Дурацкая манера, но до чего же вкусно! Вот он – мой кулинарный фетиш. Нахвататься по мелочи, пока готовишь, а потом сытой довольно наблюдать за тем, как едят другие.
И смех и грех. Зато стройная!
Снова что-то ярко сверкнуло в окне. Я включила кран и наклонилась к стеклу. Видно было плохо, золотистая макушка дерева закрывала мне обзор. Показалось. В квартире напротив по-прежнему никого не было.
Посмотрела на проезжую часть. Она все еще была пустой, но по тротуарам плотным потоком со стороны дворца шли люди. Значит, парад подошел к концу.
Один из пешеходов привлек мое внимание. Он разительно отличался от общей массы горожан хотя бы тем, что был одет в форму и не шел, а куда-то бежал. Он приблизился, и я смогла заметить, что военный этот был молод и светловолос.
Он остановился у таблички с номером нашего дома и поднял голову.
– Ральф! – охнула я и побежала вниз.
Распахнула дверь, на ходу влезая в ботинки. Как благодарна была я перилам сейчас! Точно бы свалилась, если бы не они.
Ральф повернулся, заметил меня и в считаные секунды оказался рядом. Бегал он не в пример быстрее старшей сестры.
Мы обнялись, я встала на носочки, обхватила руками его лицо и от души расцеловала. Он смеялся, говорил, что по степени слюнявости я умудрилась переплюнуть нашу мать, но не вырывался, а терпеливо сносил все мои нежности.
– Как ты здесь оказался?! – наконец спросила я.
– Сбежал, – хохотнул он.
– Как сбежал, ты что, с ума сошел?! – толкнула его ладонями в грудь.
– С каких это пор ты стала такой трусишкой? – наслаждался он произведенным эффектом.
– Ральф! – с угрозой сказала я.
– Ладно, ладно! Все под контролем, – сознался брат. – Наша машина стоит на соседней улице, буквально через квартал. Пока водитель поймет, что она уже никуда не поедет, пока свяжется с академией, чтобы выслали за нами другую… В общем, у нас есть немного времени.
– В смысле – стоит?
– Неполадки. – Он небрежно отмахнулся.
– Неполадки? – Я с сомнением взглянула в его лицо. Он был очень доволен собой, синие глаза его смеялись. – Уж не электрика ли начала шалить в этом несчастном авто? – выгнула бровь.
– Какая проницательность! – восхитился Ральф.
Я рассмеялась. Вот ведь. Мальчишка!
– Как ты? – с нежностью спросил он меня.
– Скучаю, – шмыгнула я носом. – Не зайдешь?
– Нет, – с сожалением покачал он головой.
Я погладила его по щеке. Он накрыл мою руку своей и улыбался. Мой такой взрослый младший брат.
«Холд», – вспыхнула в голове мысль. Я ведь хотела поговорить об этом с Ральфом! Только как спросить? Скажи-ка, Ральф, не привлекает ли тебя как-то по-особенному мой опекун?
Бедный Ральф, мало ему погибшего близнеца. Теперь еще и сестра немного слетела с катушек.
– Что случилось? Тебя кто-то обидел? – Он нахмурился.
– Нет. – Я рассмеялась. – Скажи, – собралась с духом. Нет, про привлекательность, конечно, спрашивать не буду. Но о красной силе Холда ведь можно спросить?
– Здравствуйте, Ана, Ральф, – прервала мои мысли Элизабет.
Ральф нехотя повернулся к Лиззи и вежливо кивнул.
– Мне пора, – поцеловал он меня в щеку. – Я приеду на Рождество. Дождешься?
– Конечно. – Я ласково улыбнулась.
– Я побежал! – Он сверкнул ямочками на щеках и действительно побежал. Мы с Лиззи смотрели ему вслед, пока он не скрылся за поворотом.
– А где твои кавалеры? – Я с удивлением обнаружила, что она совсем одна.
– Ушли, – пожала плечами Элизабет. – Я думала, твой брат выпьет с нами чаю.
– Выпьет. На Рождество.
– Пошли домой? – вздохнула подруга.
Над нами загорелся круглый уличный фонарь. Она сощурилась от неожиданно яркого света. Гримаса эта сделала ее похожей на отца, но еще больше на Никки. Я старательно вспоминала его лицо, чтобы не думать о старшем Холде.
Интересно, как он? Чем сейчас занят? Все так же ночами смотрит в телескоп? Не мечтая о далеких звездах, нет. Просчитывая вселенную в бесконечных уравнениях.
Одаренный гений. Одинокий и непостижимый, как космос, которым он интересуется.
«Если останусь в столице на Рождество, не увижу Никки», – подумала я. Мысль огорчила.
За это лето я так привыкла к нашим разговорам, его немного странным шуткам и прогулкам за ручку, что начала по нему скучать.
Я любила Элизабет, любила Диану, а теперь и младший Холд прочно обосновался в моем сердце, и неважно, что сам он не особенно нуждался в этой любви.
Не уверена, что он вообще вспоминает обо мне. Письма из поместья нам слала только Диана. Впрочем, это ведь Никки.
Кто знает, что творится у него в голове?
– Белые? В нашем районе? – удивленно сказала Лиззи.
– Где? – Я завертела головой.
Действительно, белые! Человек десять. Нет, больше. Намного больше! Что они здесь забыли? В этой части города некому протестовать против Александра. Но они уверенно шли в сторону дворца и разбрасывали свои листовки.
К нам с Лиззи подошел какой-то мужчина. Невысокий, неприметный, каких тысячи на улице, и тоном, не терпящим ни малейшего возражения, заявил:
– В дом. Быстро. Закрыть ставни. Закрыть двери. Не выходить до утра.
Элизабет понятливо кивнула, взяла меня за руку и потащила к нашей двери, не давая опомниться.
Кто-то выкрикнул имя наследника. Раздался звон разбитого стекла. Завизжала какая-то женщина.
Лиззи захлопнула нашу дверь, отсекая уличные звуки. Защелкнула замок, заперла засов.
– Что происходит? Кто это был? – спросила я подругу, глядя на то, как она безропотно и быстро выполняет указания незнакомца.
– Охрана, – отмахнулась она от меня и побежала к окну.
– Чья охрана, Элизабет?
Она дернула плечом и закрыла ставни. Металлические, я поняла это по характерному звуку. Металлические ставни, черт возьми!
– Отойди от двери! – приказала мне Лиззи, я отступила в коридор, и в этот миг что-то ударило, а потом разбилось об эту самую дверь.
– Нет тирании! – заорали с улицы. – Нет Юрию!
Снова удар. Теперь уже о ставни. Я дернулась от громкого звука и вжалась в стену.
– А если Ральф не успел уйти? – испуганно прошептала я. – Если их машина все еще стоит за поворотом?! – Меня затрясло от страха.
Элизабет бросилась ко мне и встряхнула, не так чтобы ласково, зато действенно. Ей удалось быстро привести меня в чувство.
– Не бойся! – сказала мне юная госпожа Холд. – Уверена, твой брат сможет за себя постоять, он маг, в конце концов!
Снова на улице кто-то закричал. Снова что-то разбили. Застучали палками то ли по перилам нашей лестницы, то ли по крыльцу, то ли по закрытым Элизабет ставням.
Страшно.
– А мы?
– А мы сейчас закроем все ставни и будем терпеливо ждать, – твердо ответила Лиззи. – В соседней квартире – охрана, на крыше, я уверена, уже дежурят снайперы. Если кто-то из белых попытается прорваться в наш дом, его пристрелят, как взбесившегося пса.
Я взяла себя в руки. Кивнула.
– Закроешь окна в спальнях? Справишься? – ласково спросила меня Лиззи.
– Должна.
Она улыбнулась, ободряюще сжала мне руку и побежала на кухню. Я следом за ней. Это ведь и мой дом. Дом, или клетка, в которой держат любимую собачку, как посмотреть.
Тут собачка, снаружи – псы. Вот так зоопарк! Невеселая вышла шутка.
А кто же Холды?
Хозяева? Мои. Без сомнения. Хозяева жизни. Властители мира, вершители судеб. Я вспомнила, как спокойно Никки рассуждал о войне. Сарказм господина Николаса и слова Лиззи.
Взбесившиеся псы, вот кто для них бунтующий народ. «Всего лишь биомасса» – так говорил младший Холд об армии отца.
Кто знает, может быть, и радикалы, ратующие за мнимую свободу, сами того не зная, тоже принадлежат им?
«Свобода. Никаких чужих лиц!» – так я, кажется, говорила.
Никто и не обещал мне свободы. Я сама ее придумала.
Моя подруга вновь открылась с неожиданной стороны. Истинная Холд, кто бы сомневался. Могла ли дочь маршала быть менее дисциплинированной? Смешливая девчонка, хладнокровная и циничная аристократка. Совсем как Никки.
До чего же я наивна! Зло рассмеялась. Нет, я злилась не на нее. Я злилась на себя.
Поднялась к Лиззи. Кровь грохотала в ушах. Чтобы закрыть ставни, нужно было для начала открыть оконные створки. Благо они открывались внутрь.
Снова вспышка мне прямо в лицо. Охрана? Люди внизу кричали, дрались. То ли белые, то ли черные. Не разобрать. Фонари были разбиты, как и окна первых этажей, где проходила толпа.
Заорали сирены пожарных машин. В стороне, откуда шли белые, разгорался пожар. И не только пожарных. Прибыла полиция и военные, кажется.
Не стала смотреть. Слишком это страшно.
Я закрыла ставни, морщась от громкого крика. Закрыла и окно. И в своей спальне я сделала то же самое. Да, высоко. Не думаю, что сюда долетит бутылка или какая-нибудь железяка. Но уверенность Элизабет, с которой она говорила о возможных стрелках, убедила меня это сделать сильнее, чем беснующиеся радикалы внизу.
В комнате стало темно. Только сквозь прорези ставней в окна светили синие и красные огни проблесковых маячков спецмашин.
– Ты как? – Лиззи влетела в мою комнату и нашла меня глазами. Убедилась, что истерики нет, и с облегчением выдохнула.
Как заботливая нянька при болезненном ребенке. Ребенке, которого родители прячут от реального мира.
Успешно, строго говоря, прячут.
– Прекрасно, – сложила я руки на груди.
В дверь застучали. Так сильно, что слышно было даже на моем этаже. Я сжалась от понимания нашей абсолютной беспомощности. Страшно. Очень страшно одним. Внизу протяжно крякнула сирена, вспыхнул свет, и я увидела, как сосредоточенно нахмурилась Лиззи.
– Не бойся. Это охрана, – уверенно заявила она.
