– Несмотря на то, что он инициировал этот законопроект?
– Я служу стране, а не Юрию и сделаю все от себя зависящее, чтобы люди продолжали трудиться и достойно жить, – смиренно улыбнулся Холд.
Я вскочила с дивана и выдернула из розетки телевизионный шнур. Картинка сузилась в узкую точку, и с противным писком погас экран.
Посмотрела на часы. Почти девять. Спать не хочу, есть не хочу, учиться не могу, убираться нет сил.
А вот испечь для Лиззи пирог, чтобы порадовать ее завтра в больнице, – мысль отличная.
Я кивнула самой себе и пошла на кухню. Посмотрела на свое белое платье, поморщилась, вспомнив, с каким трудом отстирала поставленное в прошлый раз пятно, и решила сменить его на старую физкультурную форму. Потому что малиной я заляпаюсь даже с фартуком.
Короткая футболка не закрывала живот, штаны тоже были слегка маловаты, но мягкая трикотажная ткань нигде не давила, хоть и неприлично обтягивала во всех местах. Зато удобно.
Достала муку, яйца и сахар. Замесила песочное тесто. Ягоды нашлись в холодильнике. Где Кристос берет их посредине зимы?
Метель успокоилась. Розовело зимнее темное небо. Никого. Мигнул фонарь, на миг отражаясь в окне напротив. Снова скакнуло напряжение – частое явление этой зимой. Как бы свет не выключили!
И тогда я буду одна в темноте. Поежилась от этой мысли.
Я налила себе воды, поставила стакан на стол и продолжила заниматься будущим шедевром кулинарного искусства, а именно – распределила тесто по формочке.
Дверь на кухню была открыта, изредка до меня доносились уличные звуки. Проехала машина, гавкнула чья-то болонка. А до этого тишина почти звенела. Я могла слышать собственное дыхание. К счастью, абсолютно здоровое, бедная Лиззи.
Внизу зашуршали ключом в замке. Я убрала руки от пирога и зачем-то схватила большой кухонный нож.
«Спокойно. Это наверняка охрана», – уговаривала я себя. Но адреналин будоражил кровь, заставляя сердце биться в несколько раз быстрей.
Одной, без Лиззи, мне было очень страшно.
Нет. Это, пожалуй, паника.
Кто-то заглянул в гостиную и, не найдя там никого, уверенно и легко поднимался на второй этаж.
Пропали краски.
Я заставила себя медленно выдохнуть и поудобнее перехватила нож. Усилием воли вернулась из серого мира.
Успокойся, дуреха, за тобой ведь круглосуточно следят! А если это действительно нападение, то вероятность того, что я смогу воспользоваться этим ножом, близка к нулю.
Страх. Снова реальность лишилась цвета. Шаги зазвучали ближе, а потом алое марево яркой вспышкой ворвалось в открытую дверь, чтобы тотчас устремиться ко мне.
В кухню вошел господин Холд.
От резкого облегчения у меня закружилась голова. Красная пелена мешала видеть, и я сощурилась, пытаясь вернуть зрению четкость.
Получилось. И безумие можно подчинить.
Черт возьми, это действительно Холд!
Страх вернулся, но на этот раз он был совершенно другим. Дразнящим, обещающим. Сладким.
Отвратительно!
Меня, кажется, начало трясти.
Успокойся! Ну же!
Красная сила оплела живот, скользнула мне под футболку, огладила тело, туманом застыла вокруг. Я вздрогнула от этой ласки и подняла на него глаза.
Фантазии.
Холд стоял у двери и смотрел на мои руки, в которых я крепко держала направленный на него нож. Спокойно смотрел. Только пульсировала алым поджившая царапина на его щеке.
Каков ее вкус?
Я сжала зубы, выкинула глупую мысль из головы.
– Алиана? – выгнул маршал бровь. – Что это за воинствующий феминизм?
Взгляд его прошелся по моей фигуре, а я чувствовала его под одеждой, откровенными прикосновениями к телу, жидким порочным огнем.
Господин Николас иронично улыбнулся.
Воображение! Гормональная буря! Ничего этого нет.
– И что на тебе надето?
– Добрый вечер. – У меня запершило в горле. – Это моя старая спортивная форма.
Зачем он пришел? С чего вдруг решил навестить? Второй раз за все то время, что мы с Лиззи жили в столице. Сейчас, когда она в больнице. И я совсем одна.
Одна.
Снова бешено застучало сердце. Нет!
«Да-а-а…» – заныло внизу живота.
– Симпатично, – рассмеялся он, подошел ближе, – но тебе не кажется, что она немного тебе не по размеру?
Снова этот низкий чарующий смех. Даже в этом звуке я умудрилась услышать желание. Только не его. Мое.
Хватит. Хватит этих мыслей! Он женат, в конце концов. На чудесной и очень красивой женщине, которая любит его. И меня любит.
Достаточно веселить его своими реакциями. Я не клоун на ярмарке. Раздраженно взмахнула рукой.
Откуда же мне было знать, что вы заявитесь?
– Опусти нож, девочка, – проследил он за моим движением. – Разве ты не видишь, я очень тебя боюсь.
– Вижу, – медленно согласилась я, взгляд мой снова остановился на красном порезе на его щеке.
Господи, это даже хуже морщинки! Что со мной не так?
Холд нервно дернул шеей. Распрямил спину, сделал шаг назад.
Я поставила нож обратно в подставку. Оперлась о край стола, ноги отказывались держать.
– Вы пришли объяснить, зачем обманули с выходным Ральфа, или по какой-то другой причине? – спокойно спросила я.
Только голос немного дрогнул.
– Обманул? – искренне удивился Холд.
Алый порез на щеке.
Брился он, что ли? На ночь-то зачем?
Господи, о чем я думаю?!
И как успокоиться?
Я посмотрела на брошенный на столе пирог. Взяла ложку и зачерпнула малины из банки. Нет. Так слишком долго. Наклонила банку, равномерно высыпая начинку в тесто. Руки немного дрожали. Несколько ягод были раздавлены, пальцы окрасил малиновый сок.
Спокойно. Сейчас я все выясню, и он уйдет.
– К нам никто не пришел. Ни в субботу, ни в воскресенье.
И не смотреть. Не смотреть в его сторону.
– Твой брат должен был быть у вас. Я не знаю, что произошло. Но узнаю. Завтра.
Не знает он. Конечно.
Не смотреть. Ничего себе не придумывать.
Где сахар? Нашла искомое, присыпала малину. Облизнула сладкие пальцы.
Если на него не смотреть, становится чуточку легче…
Ведь так?
– Алиана. – Он схватил меня за руку. Мне пришлось взглянуть на его лицо.
Слишком близко. Тонкий хвойный запах мужского одеколона щекотнул нос.
Где же он оцарапался? Маленький красный росчерк, от которого невозможно отвести взгляд.
– Да? – прикрыла веки. Зашумело в ушах.
– Вкусно? – вкрадчиво шепнул мужчина.
А в глубине его темных глаз наверняка мерцает огонь. Притягательный и жестокий, как его хозяин.
– Очень, – почему-то тоже прошептала я. – Хотите попробовать?
– Да, Ани. – Он впервые назвал меня домашним именем.
У меня перехватило дыхание и от этого «да», и от его обращения, и от понимания, что он все еще крепко удерживает мою ладонь.
Маршал сжал челюсти, тяжело выдохнул и признался:
– До боли хочу.
Бешено застучало сердце, а Холд поднес мою руку к губам и, поймав мой взгляд, медленно повторил за мной – облизал кончики моих пальцев.
Вселенная, говорят, произошла из взрыва. Жаль, не говорят, что же сгорело в огне, давая жизнь миллиардам новых миров.
Это должно было случиться. Наверное, я поняла это еще тогда, в далеком детстве, в день, когда Лиззи представила меня своему отцу.
Взрыв. Стремительное падение в черную бездну. Вдвоем.
Вспыхнул красным порез на его щеке.
В затопивших радужку зрачках совсем не было тьмы, только алое пламя.
«Сила», – ласково подсказало безумие. Нежный многоголосый шепот в моей голове. Мы давно научились быть вместе. Полгода достаточный срок.
Я дотронулась до его царапины, получая острое, пьянящее удовольствие от этого прикосновения. Не сдержала улыбки. Горячая мужская ладонь скользнула мне на живот. Холд прерывисто вздохнул, лбом уткнулся в мое плечо. Распрямился, обжег взглядом и наклонился к моему лицу. Близко, так близко, что дыхание его стало моим. И я не удержалась, качнулась вперед и укусила его за губу, шалея от вкуса чистой и такой теплой силы.
«Да!» – радостно взревела бездна у меня внутри.
Кухонный стол. Падающий на пол стеклянный стакан. Звон разбитого стекла.
И его губы, терзающие мой рот. Жадные руки под моей футболкой. Деревянная столешница, к которой он прижал меня, впечатываясь в мои бедра. И низкий стон от мучительно сладостного ощущения сильного мужского тела между моих ног.
«Алиана», – то ли звук, то ли мысль. «Алиана» – имя, молитва, признание?
Кислород сгорел в бушующем огне. И дышать было нечем. Соленая, такая сладкая сила на языке. Я застонала от наслаждения, он губами поймал мой стон. Жарко, как жарко вокруг.
Он оторвался от меня, хватая ртом воздух. Посмотрел диким взглядом, будто не понимал, как он здесь оказался. Потерянный, растрепанный, оглушенный. Взлохматил волосы и... отстранился.
Недовольно заклубилась ненасытная тьма.
«Ты мой, ты не можешь уйти!»
Мой ли?
Я мотнула головой.
Жарко. Очень жарко, мешает одежда. И я стянула с себя футболку, чтобы всей кожей почувствовать плотную ткань мундира и холодный металл нашитых на нем пуговиц.
– Алиана, – выдохнул Холд. Огонь его снова взметнулся, а в этой реальности его губы коснулись моих.
«Мой», – тихо заурчало внутри, когда горячее дыхание опалило шею, и я выгнулась ему навстречу, отдаваясь его рукам, сгорая в его поцелуях.
«Да-а-а». Язык его выводил надписи на моей коже.
На кухне исчезли стены.
«Да-а-а». Ниже. Ниже, до самого живота.
И сияет подо мной белый алтарь – навеки окаменевшее мертвое тело демона.
«Да-а-а». Он приподнял меня, помогая стащить мягкие брюки.
Шуршат листьями вечно багряные клены. Северная звезда ярко горит на черном небе.
«Да-а-а». И преград больше нет.
Он развел мои ноги, поймал мой взгляд, обхватил чуть повыше икры и поцеловал в ту самую, разбитую летом коленку. Улыбнулся, показав крошечную морщинку в уголке рта. И я дотронулась до его нижней губы, чуть припухшей от моего укуса.
Сколько силы…
Тихий торжествующий смех. Мой смех.
Ночной лес мрачен. Клубится вокруг белого камня темный туман. Горит огнем тело мужчины, отдавая красную силу довольной тьме. Она жадна. Ей хочется больше, но он не гаснет оттого, что она становится наглее. Он разгорается ярче. В сто тысяч крат.
Нет стыда. Что может быть стыдного в поцелуе? И тянет, и тянет сладкой судорогой живот, и смуглые пальцы не позволяют закрыться.
Я приподняла плечи, запустила руки в короткие волосы и оттянула его голову, чтобы видеть его полный откровенной страсти взгляд.
– Да-а-а… – выгнулась, задыхаясь от удовольствия, и двинулась ему навстречу, отпуская и его, и себя.
Щелкнула бляшка на кожаном ремне.
«Да-а-а… – довольно повторила бездна в моей голове. – Хорошая девочка. Все-таки сломала».
Сломала?
Застыл Эдинбургский лес. Небо окрасилось в алый и мгновенно истаяло, превращаясь в белый кухонный потолок.
Кухня. Пирог. Лиззи. Диана. Господин Холд?
И огонь в моем теле превратился в лед.
Испуганно сжалась, а потом попыталась вырваться. Я вдруг поняла, что абсолютно нага перед полностью одетым мужчиной. Подо мной кухонный стол, надо мной – чужой муж!
И это не он раздел меня, это сделала я!
И поцелуи. Везде… Тело прошил спазм болезненного удовольствия, а меня затрясло от отвращения к самой себе.
«Верни, верни его», – яростно зашептала бездна.
Верни!
Красное марево, разъяренная тьма внутри. Ничего не видно. Я сощурилась, схватила с пола одежду.
– Алиана, – прошептал мужчина. – Пожалуйста! – Он поймал меня за руку. – Пожалуйста! – повторил Холд.
Я всхлипнула, он притянул меня к себе и поцеловал в ключицу.
«Верни его! Верни!» Тьма клубится вокруг. Под ногами ковер из кроваво-красных листьев.
Нет. Это невозможно. Это не я!
– Не трогайте меня! – скинула его руки.
Дрожащей рукой прижала к груди футболку. Второй попыталась натянуть брюки, ноги путались в ткани.
Черт возьми, он ведь все это видит! Всю меня видит!
– Хватит, Ана! – рыкнул он на меня.
– Нет. Нет. Нет. – Я мотала головой. Меня все еще колотило.
Рассыпанная на полу малина, перевернутая форма с тестом, разбитый стакан. И мое белье на полу.
Щеки запылали огнем. Господи, как же стыдно!
– Довольно, – уронил господин Николас. – Я впечатлен.
Посмотрела на его лицо. Злой. Очень злой. Никогда я не видела его таким.
Обхватила себя руками. Страшно. Это не человеческий гнев. Потому что сам он – воплощенная война.
– Определись, наконец, с тем, чего ты хочешь, Алиана. Я уже говорил, что дам тебе все. Незачем торговаться.
«Верни! А если не вернешь…»
Боль ударила без обычного предупреждения. Резко и так сильно, что у меня помутилось в глазах.
Я согнулась и вцепилась в стол, чтобы не упасть.
«Верни... Верни! Возьми... Верни! ВЕРНИ!»
Закусила губу, слезы брызнули из глаз.
– Алиана? Ани, тебе плохо?
Я не слышу страха в его голосе и тоски в его взгляде не вижу. Это кто-то другой корчится от приступа боли, а я наслаждаюсь ей.
Это ты подчинишься мне, холодная бездна. А я не стану его возвращать!
Холд схватил меня в охапку и прижал к себе.
– Вызвать врача?
– Нет, – сквозь зубы прошептала я. – Это не поможет.
Он поцеловал меня в висок.
– Знаю, я читал отчеты.
Больно. Очень больно, но тьма перестала шептать.
Хорошо.
Я вздохнула, попыталась отстраниться. Он не дал, подхватил меня на руки и сказал:
– Я отнесу тебя наверх.
Быстро билась жилка на его шее, напрягались под моим весом мышцы рук. Третий этаж. Мансарда.
Господин Николас аккуратно положил меня на кровать, укрыл покрывалом. Я тотчас отвернулась к стене, подтянула колени к груди и обхватила себя руками. Но он не ушел, а присел у меня в ногах.
Я зажмурилась, сдерживая слезы. Ничего, их всегда можно вытереть футболкой, которую я все еще прижимала к груди.
Бесшумно утекали минуты, боль то затихала, то нарастала. И я поймала ее ритм, покачиваясь на ней, будто на воде, и уплывала в дрему.
– Я подожду еще, Алиана, – услышала я, прежде чем провалиться в сон. – Я умею ждать.
Я проснулась без четверти восемь. Будильник не зазвонил, и это было объяснимо – я не ставила его с вечера. Я его в принципе никогда не ставила, Лиззи вставала первой и будила меня. Даже в такой мелочи я была зависима от Холдов, и это только моя вина.
Пора взрослеть.
Свесила ноги с кровати, взгляд бездумно скользил по синим форменным спортивным штанам. Посмотрела на расправленную постель. А вот и футболка.
Боль ушла, спряталась где-то внутри. Лживая стерва! Это ведь ты прячешься сейчас внизу моего живота, заставляя жалеть о неслучившемся.
Или случившемся.
Черт возьми, как же тошно!
Я уронила лицо в ладони, волосы рассыпались по плечам. Правильно, вчера мне было не до косы.
Замелькали перед глазами картинки вчерашнего вечера. Кухонный стол. Рассыпанная по полу малина. И его горящий взгляд. Снизу вверх.
И воздуха снова нет.
Спокойно. Просто дыши.
Нет! Я не буду вспоминать. Я просто выкину это из головы.
Это вряд ли. Но попробовать стоит.
Сжала зубы и рывком поднялась с кровати. Душ, чуть холоднее обычного. Зубная щетка, паста. Отражение, на которое почему-то страшно смотреть. Как будто уродство внутреннее за ночь могло проявиться снаружи и из зеркала на меня будет смотреть чудовищный монстр, а не привычная я.
Глупости.
Я выплюнула воду и взглянула своему двойнику в глаза. Со вчерашнего вечера ничего не изменилось в моем лице. Тот же нос, тот же лоб, те же губы.
Ну да, меня-то ведь никто не кусал.
Досадливо мотнула головой. Выкинула? Голову выкинь!
Господи, как я буду смотреть Лиззи в глаза? Как я буду целовать Диану при встрече?
– Я служу стране, а не Юрию и сделаю все от себя зависящее, чтобы люди продолжали трудиться и достойно жить, – смиренно улыбнулся Холд.
Я вскочила с дивана и выдернула из розетки телевизионный шнур. Картинка сузилась в узкую точку, и с противным писком погас экран.
Посмотрела на часы. Почти девять. Спать не хочу, есть не хочу, учиться не могу, убираться нет сил.
А вот испечь для Лиззи пирог, чтобы порадовать ее завтра в больнице, – мысль отличная.
Я кивнула самой себе и пошла на кухню. Посмотрела на свое белое платье, поморщилась, вспомнив, с каким трудом отстирала поставленное в прошлый раз пятно, и решила сменить его на старую физкультурную форму. Потому что малиной я заляпаюсь даже с фартуком.
Короткая футболка не закрывала живот, штаны тоже были слегка маловаты, но мягкая трикотажная ткань нигде не давила, хоть и неприлично обтягивала во всех местах. Зато удобно.
Достала муку, яйца и сахар. Замесила песочное тесто. Ягоды нашлись в холодильнике. Где Кристос берет их посредине зимы?
Метель успокоилась. Розовело зимнее темное небо. Никого. Мигнул фонарь, на миг отражаясь в окне напротив. Снова скакнуло напряжение – частое явление этой зимой. Как бы свет не выключили!
И тогда я буду одна в темноте. Поежилась от этой мысли.
Я налила себе воды, поставила стакан на стол и продолжила заниматься будущим шедевром кулинарного искусства, а именно – распределила тесто по формочке.
Дверь на кухню была открыта, изредка до меня доносились уличные звуки. Проехала машина, гавкнула чья-то болонка. А до этого тишина почти звенела. Я могла слышать собственное дыхание. К счастью, абсолютно здоровое, бедная Лиззи.
Внизу зашуршали ключом в замке. Я убрала руки от пирога и зачем-то схватила большой кухонный нож.
«Спокойно. Это наверняка охрана», – уговаривала я себя. Но адреналин будоражил кровь, заставляя сердце биться в несколько раз быстрей.
Одной, без Лиззи, мне было очень страшно.
Нет. Это, пожалуй, паника.
Кто-то заглянул в гостиную и, не найдя там никого, уверенно и легко поднимался на второй этаж.
Пропали краски.
Я заставила себя медленно выдохнуть и поудобнее перехватила нож. Усилием воли вернулась из серого мира.
Успокойся, дуреха, за тобой ведь круглосуточно следят! А если это действительно нападение, то вероятность того, что я смогу воспользоваться этим ножом, близка к нулю.
Страх. Снова реальность лишилась цвета. Шаги зазвучали ближе, а потом алое марево яркой вспышкой ворвалось в открытую дверь, чтобы тотчас устремиться ко мне.
В кухню вошел господин Холд.
От резкого облегчения у меня закружилась голова. Красная пелена мешала видеть, и я сощурилась, пытаясь вернуть зрению четкость.
Получилось. И безумие можно подчинить.
Черт возьми, это действительно Холд!
Страх вернулся, но на этот раз он был совершенно другим. Дразнящим, обещающим. Сладким.
Отвратительно!
Меня, кажется, начало трясти.
Успокойся! Ну же!
Красная сила оплела живот, скользнула мне под футболку, огладила тело, туманом застыла вокруг. Я вздрогнула от этой ласки и подняла на него глаза.
Фантазии.
Холд стоял у двери и смотрел на мои руки, в которых я крепко держала направленный на него нож. Спокойно смотрел. Только пульсировала алым поджившая царапина на его щеке.
Каков ее вкус?
Я сжала зубы, выкинула глупую мысль из головы.
– Алиана? – выгнул маршал бровь. – Что это за воинствующий феминизм?
Взгляд его прошелся по моей фигуре, а я чувствовала его под одеждой, откровенными прикосновениями к телу, жидким порочным огнем.
Господин Николас иронично улыбнулся.
Воображение! Гормональная буря! Ничего этого нет.
– И что на тебе надето?
– Добрый вечер. – У меня запершило в горле. – Это моя старая спортивная форма.
Зачем он пришел? С чего вдруг решил навестить? Второй раз за все то время, что мы с Лиззи жили в столице. Сейчас, когда она в больнице. И я совсем одна.
Одна.
Снова бешено застучало сердце. Нет!
«Да-а-а…» – заныло внизу живота.
– Симпатично, – рассмеялся он, подошел ближе, – но тебе не кажется, что она немного тебе не по размеру?
Снова этот низкий чарующий смех. Даже в этом звуке я умудрилась услышать желание. Только не его. Мое.
Хватит. Хватит этих мыслей! Он женат, в конце концов. На чудесной и очень красивой женщине, которая любит его. И меня любит.
Достаточно веселить его своими реакциями. Я не клоун на ярмарке. Раздраженно взмахнула рукой.
Откуда же мне было знать, что вы заявитесь?
– Опусти нож, девочка, – проследил он за моим движением. – Разве ты не видишь, я очень тебя боюсь.
– Вижу, – медленно согласилась я, взгляд мой снова остановился на красном порезе на его щеке.
Господи, это даже хуже морщинки! Что со мной не так?
Холд нервно дернул шеей. Распрямил спину, сделал шаг назад.
Я поставила нож обратно в подставку. Оперлась о край стола, ноги отказывались держать.
– Вы пришли объяснить, зачем обманули с выходным Ральфа, или по какой-то другой причине? – спокойно спросила я.
Только голос немного дрогнул.
– Обманул? – искренне удивился Холд.
Алый порез на щеке.
Брился он, что ли? На ночь-то зачем?
Господи, о чем я думаю?!
И как успокоиться?
Я посмотрела на брошенный на столе пирог. Взяла ложку и зачерпнула малины из банки. Нет. Так слишком долго. Наклонила банку, равномерно высыпая начинку в тесто. Руки немного дрожали. Несколько ягод были раздавлены, пальцы окрасил малиновый сок.
Спокойно. Сейчас я все выясню, и он уйдет.
– К нам никто не пришел. Ни в субботу, ни в воскресенье.
И не смотреть. Не смотреть в его сторону.
– Твой брат должен был быть у вас. Я не знаю, что произошло. Но узнаю. Завтра.
Не знает он. Конечно.
Не смотреть. Ничего себе не придумывать.
Где сахар? Нашла искомое, присыпала малину. Облизнула сладкие пальцы.
Если на него не смотреть, становится чуточку легче…
Ведь так?
– Алиана. – Он схватил меня за руку. Мне пришлось взглянуть на его лицо.
Слишком близко. Тонкий хвойный запах мужского одеколона щекотнул нос.
Где же он оцарапался? Маленький красный росчерк, от которого невозможно отвести взгляд.
– Да? – прикрыла веки. Зашумело в ушах.
– Вкусно? – вкрадчиво шепнул мужчина.
А в глубине его темных глаз наверняка мерцает огонь. Притягательный и жестокий, как его хозяин.
– Очень, – почему-то тоже прошептала я. – Хотите попробовать?
– Да, Ани. – Он впервые назвал меня домашним именем.
У меня перехватило дыхание и от этого «да», и от его обращения, и от понимания, что он все еще крепко удерживает мою ладонь.
Маршал сжал челюсти, тяжело выдохнул и признался:
– До боли хочу.
Бешено застучало сердце, а Холд поднес мою руку к губам и, поймав мой взгляд, медленно повторил за мной – облизал кончики моих пальцев.
Вселенная, говорят, произошла из взрыва. Жаль, не говорят, что же сгорело в огне, давая жизнь миллиардам новых миров.
Это должно было случиться. Наверное, я поняла это еще тогда, в далеком детстве, в день, когда Лиззи представила меня своему отцу.
Взрыв. Стремительное падение в черную бездну. Вдвоем.
Вспыхнул красным порез на его щеке.
В затопивших радужку зрачках совсем не было тьмы, только алое пламя.
«Сила», – ласково подсказало безумие. Нежный многоголосый шепот в моей голове. Мы давно научились быть вместе. Полгода достаточный срок.
Я дотронулась до его царапины, получая острое, пьянящее удовольствие от этого прикосновения. Не сдержала улыбки. Горячая мужская ладонь скользнула мне на живот. Холд прерывисто вздохнул, лбом уткнулся в мое плечо. Распрямился, обжег взглядом и наклонился к моему лицу. Близко, так близко, что дыхание его стало моим. И я не удержалась, качнулась вперед и укусила его за губу, шалея от вкуса чистой и такой теплой силы.
«Да!» – радостно взревела бездна у меня внутри.
Кухонный стол. Падающий на пол стеклянный стакан. Звон разбитого стекла.
И его губы, терзающие мой рот. Жадные руки под моей футболкой. Деревянная столешница, к которой он прижал меня, впечатываясь в мои бедра. И низкий стон от мучительно сладостного ощущения сильного мужского тела между моих ног.
«Алиана», – то ли звук, то ли мысль. «Алиана» – имя, молитва, признание?
Кислород сгорел в бушующем огне. И дышать было нечем. Соленая, такая сладкая сила на языке. Я застонала от наслаждения, он губами поймал мой стон. Жарко, как жарко вокруг.
Он оторвался от меня, хватая ртом воздух. Посмотрел диким взглядом, будто не понимал, как он здесь оказался. Потерянный, растрепанный, оглушенный. Взлохматил волосы и... отстранился.
Недовольно заклубилась ненасытная тьма.
«Ты мой, ты не можешь уйти!»
Мой ли?
Я мотнула головой.
Жарко. Очень жарко, мешает одежда. И я стянула с себя футболку, чтобы всей кожей почувствовать плотную ткань мундира и холодный металл нашитых на нем пуговиц.
– Алиана, – выдохнул Холд. Огонь его снова взметнулся, а в этой реальности его губы коснулись моих.
«Мой», – тихо заурчало внутри, когда горячее дыхание опалило шею, и я выгнулась ему навстречу, отдаваясь его рукам, сгорая в его поцелуях.
«Да-а-а». Язык его выводил надписи на моей коже.
На кухне исчезли стены.
«Да-а-а». Ниже. Ниже, до самого живота.
И сияет подо мной белый алтарь – навеки окаменевшее мертвое тело демона.
«Да-а-а». Он приподнял меня, помогая стащить мягкие брюки.
Шуршат листьями вечно багряные клены. Северная звезда ярко горит на черном небе.
«Да-а-а». И преград больше нет.
Он развел мои ноги, поймал мой взгляд, обхватил чуть повыше икры и поцеловал в ту самую, разбитую летом коленку. Улыбнулся, показав крошечную морщинку в уголке рта. И я дотронулась до его нижней губы, чуть припухшей от моего укуса.
Сколько силы…
Тихий торжествующий смех. Мой смех.
Ночной лес мрачен. Клубится вокруг белого камня темный туман. Горит огнем тело мужчины, отдавая красную силу довольной тьме. Она жадна. Ей хочется больше, но он не гаснет оттого, что она становится наглее. Он разгорается ярче. В сто тысяч крат.
Нет стыда. Что может быть стыдного в поцелуе? И тянет, и тянет сладкой судорогой живот, и смуглые пальцы не позволяют закрыться.
Я приподняла плечи, запустила руки в короткие волосы и оттянула его голову, чтобы видеть его полный откровенной страсти взгляд.
– Да-а-а… – выгнулась, задыхаясь от удовольствия, и двинулась ему навстречу, отпуская и его, и себя.
Щелкнула бляшка на кожаном ремне.
«Да-а-а… – довольно повторила бездна в моей голове. – Хорошая девочка. Все-таки сломала».
Сломала?
Застыл Эдинбургский лес. Небо окрасилось в алый и мгновенно истаяло, превращаясь в белый кухонный потолок.
Кухня. Пирог. Лиззи. Диана. Господин Холд?
И огонь в моем теле превратился в лед.
Испуганно сжалась, а потом попыталась вырваться. Я вдруг поняла, что абсолютно нага перед полностью одетым мужчиной. Подо мной кухонный стол, надо мной – чужой муж!
И это не он раздел меня, это сделала я!
И поцелуи. Везде… Тело прошил спазм болезненного удовольствия, а меня затрясло от отвращения к самой себе.
«Верни, верни его», – яростно зашептала бездна.
Верни!
Красное марево, разъяренная тьма внутри. Ничего не видно. Я сощурилась, схватила с пола одежду.
– Алиана, – прошептал мужчина. – Пожалуйста! – Он поймал меня за руку. – Пожалуйста! – повторил Холд.
Я всхлипнула, он притянул меня к себе и поцеловал в ключицу.
«Верни его! Верни!» Тьма клубится вокруг. Под ногами ковер из кроваво-красных листьев.
Нет. Это невозможно. Это не я!
– Не трогайте меня! – скинула его руки.
Дрожащей рукой прижала к груди футболку. Второй попыталась натянуть брюки, ноги путались в ткани.
Черт возьми, он ведь все это видит! Всю меня видит!
– Хватит, Ана! – рыкнул он на меня.
– Нет. Нет. Нет. – Я мотала головой. Меня все еще колотило.
Рассыпанная на полу малина, перевернутая форма с тестом, разбитый стакан. И мое белье на полу.
Щеки запылали огнем. Господи, как же стыдно!
– Довольно, – уронил господин Николас. – Я впечатлен.
Посмотрела на его лицо. Злой. Очень злой. Никогда я не видела его таким.
Обхватила себя руками. Страшно. Это не человеческий гнев. Потому что сам он – воплощенная война.
– Определись, наконец, с тем, чего ты хочешь, Алиана. Я уже говорил, что дам тебе все. Незачем торговаться.
«Верни! А если не вернешь…»
Боль ударила без обычного предупреждения. Резко и так сильно, что у меня помутилось в глазах.
Я согнулась и вцепилась в стол, чтобы не упасть.
«Верни... Верни! Возьми... Верни! ВЕРНИ!»
Закусила губу, слезы брызнули из глаз.
– Алиана? Ани, тебе плохо?
Я не слышу страха в его голосе и тоски в его взгляде не вижу. Это кто-то другой корчится от приступа боли, а я наслаждаюсь ей.
Это ты подчинишься мне, холодная бездна. А я не стану его возвращать!
Холд схватил меня в охапку и прижал к себе.
– Вызвать врача?
– Нет, – сквозь зубы прошептала я. – Это не поможет.
Он поцеловал меня в висок.
– Знаю, я читал отчеты.
Больно. Очень больно, но тьма перестала шептать.
Хорошо.
Я вздохнула, попыталась отстраниться. Он не дал, подхватил меня на руки и сказал:
– Я отнесу тебя наверх.
Быстро билась жилка на его шее, напрягались под моим весом мышцы рук. Третий этаж. Мансарда.
Господин Николас аккуратно положил меня на кровать, укрыл покрывалом. Я тотчас отвернулась к стене, подтянула колени к груди и обхватила себя руками. Но он не ушел, а присел у меня в ногах.
Я зажмурилась, сдерживая слезы. Ничего, их всегда можно вытереть футболкой, которую я все еще прижимала к груди.
Бесшумно утекали минуты, боль то затихала, то нарастала. И я поймала ее ритм, покачиваясь на ней, будто на воде, и уплывала в дрему.
– Я подожду еще, Алиана, – услышала я, прежде чем провалиться в сон. – Я умею ждать.
Глава 22
Я проснулась без четверти восемь. Будильник не зазвонил, и это было объяснимо – я не ставила его с вечера. Я его в принципе никогда не ставила, Лиззи вставала первой и будила меня. Даже в такой мелочи я была зависима от Холдов, и это только моя вина.
Пора взрослеть.
Свесила ноги с кровати, взгляд бездумно скользил по синим форменным спортивным штанам. Посмотрела на расправленную постель. А вот и футболка.
Боль ушла, спряталась где-то внутри. Лживая стерва! Это ведь ты прячешься сейчас внизу моего живота, заставляя жалеть о неслучившемся.
Или случившемся.
Черт возьми, как же тошно!
Я уронила лицо в ладони, волосы рассыпались по плечам. Правильно, вчера мне было не до косы.
Замелькали перед глазами картинки вчерашнего вечера. Кухонный стол. Рассыпанная по полу малина. И его горящий взгляд. Снизу вверх.
И воздуха снова нет.
Спокойно. Просто дыши.
Нет! Я не буду вспоминать. Я просто выкину это из головы.
Это вряд ли. Но попробовать стоит.
Сжала зубы и рывком поднялась с кровати. Душ, чуть холоднее обычного. Зубная щетка, паста. Отражение, на которое почему-то страшно смотреть. Как будто уродство внутреннее за ночь могло проявиться снаружи и из зеркала на меня будет смотреть чудовищный монстр, а не привычная я.
Глупости.
Я выплюнула воду и взглянула своему двойнику в глаза. Со вчерашнего вечера ничего не изменилось в моем лице. Тот же нос, тот же лоб, те же губы.
Ну да, меня-то ведь никто не кусал.
Досадливо мотнула головой. Выкинула? Голову выкинь!
Господи, как я буду смотреть Лиззи в глаза? Как я буду целовать Диану при встрече?
