Предатель

- Давай-ка, ступай с товарищем Корнеенко, - Фомин потер ладони, как будто согреваясь. - Приведете мне арестованного Мартынова.
       Пашка встал, кивнув Фомину. И вместе с Корнеенко вышел из кабинета.
       
       Владислав Мартынов был высокий худой человек, блондин. Глаза его тоже были совсем светлыми, навыкате и какими-то бесцветными. Сейчас они с испугом смотрели на развалившегося за столом Фомина. Пашка вместе с Корнеенко стояли у двери. Пашка пристальнее всмотрелся в Мартынова. Тот почувствовал его взгляд и обернулся. Пашка опустил глаза в пол. Почему-то он не мог выдержать взгляд Мартынова.
       Фомин удостоверил личность арестованного - имя, фамилию, род занятий. Пашка узнал, что Мартынов в прошлом был банковским служащим. На данный момент уже больше месяца безработный.
       
        - Та-ак, что тут у нас? - протянул Фомин, открывая какую-то папку и читая извлеченный из нее лист бумаги.
       А дело-то не приятное, господин хороший, - он выпустил в лицо Мартынову струйку дыма, - донос на вас поступил.
       - Д-даже не представляю, кто мог на меня донести, - заикаясь пробормотал Мартынов, - я н-никогда контрреволюционных настроений не высказывал. Полностью поддерживаю советскую власть и...
       Он замолчал и поднес руку к воротнику, слегка ослабив его. Словно ему не хватало воздуха.
       Фомин, ласково улыбаясь, пристально смотрел на Мартынова.
       "Как удав на кролика", - вдруг подумал Пашка.
       - Настроений-то, может и не высказывали, Владислав Савельевич, - всё с той же издевательской улыбкой проговорил Фомин. - А вот в доносе значится, что вы от советской власти утаили крупную сумму денег наличных. И деньги-то ещё ладно. Но и драгоценности, золотые и серебряные вещи спрятали в тайнике.
       - Бог мой! - воскликнул Мартынов, - какие же вещи! Откуда? Мы с женой в крайней нужде. Больше месяца я без работы, все вещи, что были... да было то там всего сервиз, да пара статуэток золотых, передали ещё полгода назад советской власти. Сами отнесли и сдали. Не понимаю, о чём вы...
       От волнения его лицо сильно покраснело.
       Фомин слушал слова арестованного всё также, снисходительно улыбаясь и скрестив пальцы под подбородком.
       - Что же по вашему, - наконец проговорил Фома, - что советская власть просто так будет поклёпы на вас возводить?
       - Кто написал донос? - тихо спросил Мартынов, опустив голову.
       - Ну кто конкретно, я вам ответить не могу, - ответил Фомин, - скажу только, что это дама...
       - Кажется, я начинаю догадываться, - проговорил после минутной паузы несчастный арестованный, - это Дарья, больше некому...
       - Ну так что же? - вдруг, приподнявшись, крикнул ему в лицо Фомин.
       Пашка даже вздрогнул от такой резкой перемены его тона. Из вполне доброжелательного он стал пронзительным и злобным.
       - Что же, Мартынов? Куда вы спрятали вышеозначенные вещи? Ну?!
       Мартынов молчал, разглядывая гладкую чёрную поверхность стола. И глядя на всё это, Пашка опять вспомнил, как сидел на этом же самом месте.
       Но сейчас что-то изменилось в его сознании. Он вдруг совершенно ясно, отчётливо, понял, что Мартынов скорее всего не прятал никаких вещей.
       И что они губят ещё одного невинного человека.
       
       Всё время, пока допрашивали Мартынова, Пашка простоял у двери. Он был рад, что Фомин не приказал ему принимать в этом участие. Сейчас он не ручался, что смог бы бить человека, которого считал, скорее всего, невиновным. И после всего того, что он передумал раньше. После всех своих сомнений, которые теперь уже выкристаллизовались в его голове в одну ясную и чёткую мысль: "Всё, ухожу отсюда. Осталось потерпеть совсем немного".
       Он старался смотреть в сторону, в небольшое зарешеченное окошко. Но всё равно не мог не замечать, как Корнеенко удерживает арестованного сзади, за плечи. А Фомин спокойно и даже как-то весело наносит Мартынову удары то в лицо, то в живот.
       - Павло, принеси воды! - вдруг услышал Пашка обращенные к нему слова Фомина. Через мгновение он протягивал Фоме графин. Тот вытащил пробку и плеснул в лицо арестованному воды. Мартынов закашлялся и открыл глаза. Фомин, улыбнувшись, взял его за волосы и поднял его голову вверх, внимательно рассматривая распухшее, разбитое лицо.
       - А вы неважно выглядите, Владислав Савельевич, - проговорил он всё с той же улыбочкой на губах. - Ну что, так и будете всё отрицать или... - он понизил голос, - или всё-таки чистосердечно расскажете нам, куда спрятали драгоценности?
       - Какие драгоценности, Боже... - сиплым голосом отозвался Мартынов, - сказал бы всё... с великой радостью... если бы знал. Но что же я могу сказать, если... всё это ложь? Не бейте меня только... прошу.
       Он закашлялся, опустив голову.
       - Ах ты, мразь! Ложь, значит?! - выкрикнул Фомин и, опять приподняв голову Мартынова за волосы, другой рукой изо всех сил ударил его в лицо.
       Мартынов упал бы, но стоящий за его спиной Корнеенко, успел подхватить его за плечи.
       - Сергей Иванович, может хватит, покамест? - буркнул он Фомину. - Глядите, он уже того... сознание потерял.
       - Слабоват, - усмехнулся Фомин уже совершенно спокойно. - Но тем лучше для следствия.
       Корнеенко подобострастно кивнул начальнику. Фомин опять плеснул в лицо арестованному воды, и когда тот пришёл в себя, отчётливо проговорил ему в самое лицо.
       - Это ведь только начало, Владислав Савельевич. Только первый допрос. Не советую вам упрямиться. Рассказали бы всё честно, а?
       Мартынов молчал, вздрагивая всем телом.
       Фомин отвернулся от него. Со скучающим видом отошёл к столу, открыл уже знакомый Пашке портсигар и закурил. По комнате пополз какой-то сладковатый запах, не очень похожий на запах табака.
       - Уведите его! - презрительным тоном бросил Фомин. Сразу же он обернулся к Пашке, и тот заметил во взгляде Фомина лихорадочное, почти радостное возбуждение.
       Тут же он с горечью подумал, что участь Мартынова предрешена.
       "Конечно, расстреляет, - подумал он, - а перед этим замучает ещё..."
       
       

***

       Пашка продолжал думать об этом и когда уже вышел за ворота ЧК. На часах было десять минут третьего. Началось время его увольнительной. В голове его постепенно вырисовывался план дальнейших действий. Сначала Пашка хотел было забрать уже все свои вещи, благо их было немного, чтобы уже не возвращаться на территорию ЧК. Но тогда за это время нужно было срочно решить вопрос с Еленой, с билетами, обсудить с ней предстоящий отъезд. Да и женщине, как он справедливо решил, нужно было какое-то время, чтобы собраться. Вещи свои он пока оставил в комнатушке, чтобы не возбуждать лишних подозрений.
       "Всегда успею их забрать, - думал Пашка, идя по улице в сторону почтамта. - Да и собирать-то мне особо нечего".
       На почтамте он отправил небольшую посылочку матери и Танюхе, вложив маленькое письмецо, сообщавшее, что он переезжает и писать на старый адрес ему не надо.
       Он потом сам им отпишет. Закончив стандартным: "У меня всё хорошо, родные мои," - он вздохнул и положил листок бумаги в ящик с посылкой. Там был кусок копченой колбасы из его двойного продовольственного пайка, шоколад для Танюхи и красивые бусы из разноцветных стеклянных горошин. В прошлом письме мать вскользь упомянула, что сестра мечтает о ярких бусах .
       "Ей понравится", - подумал Пашка, закрывая за собой дверь Почтамта. При воспоминании о матери и сестре к горлу подкатил комок. Он вдруг остро, до боли почувствовал, как сильно он по ним соскучился.
       
       Сунув руку в карман, Пашка нащупал плотные корешки пропусков. Это придало ему сил.
       "Всё, - подумал он, - назад дороги нет".
       И тут, только сейчас он остановился, вдруг задумавшись об одной, довольно очевидной вещи.
       "В ЧК известен мой адрес, - думал Пашка, - что если..."
       Продолжать мысль дальше он боялся.
       Но он уже знал методы, которыми пользуются представители советской власти. И одним из таких было то, что они вполне могли отыграться на родственниках виновного.
       В какой-то мере это было даже в порядке вещей.
       "Нет, - Пашка упрямо тряхнул головой, - ничего они им не сделают. Да и до деревни нашей отсюда ехать почти два дня. Неужто поедут? Но мне в любом случае лучше сейчас туда не возвращаться, а то сделаю и матери, и сестре только хуже".
       
       

***

       Пашка сам не заметил, как ноги принесли его к уже знакомому каменному дому с аркой. Дому, где жила Елена. Ведь встретиться с ней они договорились только на следующий день, как всегда в полдень, в Богословском парке.
       "Увидеть бы её хоть на минутку", - подумал Пашка. Он вынул карточку Елены, несколько мгновений смотрел на нее, спрятал обратно в карман. Достал самокрутку, закурил. Стоял Пашка как и в первый свой приход сюда, на противоположной стороне улицы, рядом с керосиновой лавкой.
       Он посмотрел на часы. Было уже начало четвертого, и Пашка подумал, что Елена наверняка уже погуляла с Настёной в парке и теперь давно уже дома. Стоять здесь, напрасно дожидаясь её, не было смысла. Но он простоял так ещё полчаса и уже повернулся, чтобы уходить. Сделал несколько шагов, как вдруг как-будто что-то толкнуло его в спину.
       Словно какая-то невидимая сила... И Пашка обернулся.
       С противоположной стороны улицы шла знакомая ему хрупкая фигурка в темном пальто и наброшенной на плечи белой шали.
       Пашкино сердце забилось, как ненормальное. С Еленой была и Настя. Пашка увидел, что дочку женщина с трудом несла на руках.
       "Что-то случилось", - мелькнуло в Пашкиной голове и он, забыв и об осторожности и об их конспирации, почти бегом бросился к Елене.
       - Леночка! - он ласково дотронулся до ее плеча.
       Женщина вздрогнула и обернулась.
       - Паша, - выдохнула она, - ты так меня напугал...
       - Что с Настёной? - быстро спросил Пашка.
       - Да вот, возвращались из аптеки, взяла её сегодня с собой, - начала объяснять Елена, - а она на обратном пути ножку подвернула. Я уже боюсь, что вывих, а то и перелом. Идти совсем не может.
       - Сколько раз я тебе говорила, Настя, что без спросу по льду не бегать, - строго обратилась она к девочке. - Видишь, что получилось?
       Настя молчала, нахмурив брови. Пашка заметил, что она была бледнее обычного.
       - Дядя Паша, - всхлипнула девочка. Пашка увидел пробежавшую по её щеке слезинку.
       - Давай-ка её мне, - проговорил Пашка. И пока Елена ещё не успела опомниться, решительным движением забрал из её рук Настю. - Я сам её донесу до квартиры, всё-таки посильнее буду.
       Он улыбнулся.
       - Но, Пашенька... - тихо проговорила Елена.
       И он понял, что она боится. Боится, что кто-нибудь может увидеть их вместе. Увидеть, как он входит в её дом. Или заходит в квартиру.
       Пашка быстро оглядел улицу, она была пуста.
       - Ничего, ничего, Лена, - проговорил он. И с Настей на руках направился к знакомой парадной, - пошли скорее. Не самой же тебе её по лестнице тащить. Вон, тяжёлая какая.
       Елена кивнула и посмотрела ему в лицо. В её больших темных глазах он увидел благодарность.
       - Спасибо, Пашенька, - прошептала она.
       Настёна обхватила Пашку ручками за шею, и он вспомнил тот страшный день, когда вытаскивал из погреба их горящей избы Танюху. Тогда сестренка точно также крепко обняла его.
       
       Когда они поднимались по лестнице, одна из дверей на втором этаже приоткрылась. Из-за неё выглянула седая худощавая женщина с усталым интеллигентным лицом. Она с испугом посмотрела на Пашку, который нёс на руках девочку, потом перевела взгляд на Елену.
       - Что случилось, Леночка? - спросила она.
       - Не волнуйтесь, Маргарита Ильинична, - слабо улыбнулась ей Елена, - Настена ножку подвернула, боюсь, что вывих, совсем идти не может. А Павел вот, согласился мне помочь, встретились с ним случайно у аптеки.
       Женщина кивнула головой и ещё раз тревожно взглянула на Пашку. Он уже знал эти, обращенные на него испуганные взгляды. По его одежде не трудно было узнать работника ЧК.
       - Павел работает вместе с Владимиром, - пояснила Елена Маргарите Ильиничне.
       Та кивнула ещё раз.
       - Послушайте, Леночка, давайте я пока доктору позвоню, - предложила соседка.
       Пашка на мгновение замер, держа на руках Настю.
       "Можно ли ей доверять?, - подумал он. - Эх, плохо, что не удалось пройти незамеченным".
       Но Елена слегка дотронулась до руки Маргариты Ильиничны.
       - Хорошо, - сказала она, - спасибо вам большое. Я тоже думала, что надо доктора вызвать, вдруг у неё вывих или перелом. Спасибо вам.
       Маргарита Ильинична кивнула, бросила ещё один настороженный взгляд на стоящего на площадке Пашку и скрылась за дверью квартиры.
       
       - Соседке можно доверять? - тихо спросил Пашка, когда Елена открыла ключом дверь, и они оказались в прихожей.
       Елена посмотрела на него.
       - Да, - прошептала она, - Маргарита Ильинична не выдаст. В ней я уверена, как в себе самой.
       - Ну, дай-то Бог, - тихо сказал Пашка.
        Он осторожно опустил девочку на пол, придерживая ребёнка под мышками, - Ну что, Настён, стоять можешь?
       Девочка ступила на пол и вскрикнула, её лицо исказилось от боли.
       - Пашенька, давай её сюда, - Елена показала рукой в сторону двери. Пашка вошёл вслед за ней в небольшую комнату и посадил ребенка на стоявший у стены диван.
       - Спасибо, дядя Паша, - тихо сказала Настя, подняв на него большие и грустные, не по детски серьёзные глаза. - У меня пелелом?
       - Вот ещё, - улыбнулся ей Пашка. Сел рядом и погладил Настю по голове, - просто ушиблась чуток. До свадьбы заживет.
       - До свадьбы? - повторила девочка, чуть улыбнувшись.
       Елена присела рядом с ними на диванчик.
       - Если Маргарита Ильинична позвонила доктору, он скоро будет, - тихо сказала она, - Илья Петрович живёт в соседнем доме. Когда Настена болела скарлатиной в прошлом году, он её лечил, приходил сюда.
       - Мне тогда лучше уйти, - сказал Пашка. - Чтобы он меня здесь не видел.
       Елена напряженно смотрела перед собой, думая о чём-то своём. Пашка перевёл взгляд на её худые руки, лежавшие на коленях.
       - Леночка, - неожиданно для себя, он взял её ладонь в свою руку. - А я ведь достал пропуска, тебе и Насте. Да и себе тоже, - тихо добавил он, - я тоже хочу уехать. Я это твердо решил.
       Елена внимательно посмотрела на него, её карие глаза чуть расширились, ресницы дрогнули.
       - Пашенька! - воскликнула она, - это правда?
       Он кивнул. И вдруг Елена, подавшись вперед, обняла его и горячо прижалась губами к его губам. Пашка почувствовал побежавшие по щеке женщины слёзы.
       - Ну, ну, Леночка, не надо... - буркнул он, чувствуя неловкость при сидящем рядом с ними ребенке, - я же тебе говорил, что всё будет хорошо.
       - Спасибо тебе, Пашенька, - взволнованно прошептала ему Елена, - спасибо! И я так рада, что ты тоже уедешь из этого города, уйдешь с этой работы. Только бы у нас всё получилось... Только бы!
       - Получится, Лена, - Пашка сильно сжал её руку и заглянул в любимые карие глаза, - обязательно получится.
       
       

***

       Через четверть часа пришёл доктор Илья Петрович. Елена спрятала Пашку во второй маленькой комнатке, закрыв на ключ. И из-за двери он слышал её взволнованный голос, когда она спрашивала о состоянии дочки и добродушное покашливание доктора, который осматривал Настю.
       - Вывиха нет, - расслышал Пашка его густой голос. - да и перелома тоже. Просто ушиб сильный, вот уже и гематома небольшая образовалась. Сейчас ей полный покой нужен и прикладывайте к ножке пузырь со льдом.
       - Хорошо, - ответила Елена, - спасибо Вам, Илья Петрович.
       Доктор наложил на ножку ребенку тугую повязку и ушёл. Когда входная дверь закрылась, Елена выждала какое-то время и выпустила Пашку из его укрытия.