Вернувшись к Ламбер, Харт протянул ей бумагу.
- Возьмите, Ламбертина. Это адрес моего друга в городе Седан. Его зовут Жан Бальи, и я буду у него примерно месяц, может, чуть дольше. Затем вернусь обратно в Англию. В общем, если... - Харт сделал небольшую паузу. - Если у вас возникнут какие-то трудности, обращайтесь ко мне.
Он поймал испуганный взгляд девушки и улыбнулся, стараясь рассеять возникшую напряженность.
- Надеюсь, до этого не дойдет. Это так, на всякий случай.
Он все еще протягивал ей листок и, разжав ладонь, девушка взяла бумагу с адресом.
- Седан. Улица Мазарини, 7 , - прочитала она, вглядываясь в острый четкий почерк врача.
- Именно так, - улыбнулся Диксон Харт. - Что ж, Ламбертина, прощайте. Пусть у вас все будет хорошо, и этот адрес не понадобится.
- Спасибо вам, - поблагодарила девушка, - Спасибо за все.
- Не стоит благодарности, - улыбнулся Харт.
- И не забывайте о пилюлях. - он кивнул на лежавшую рядом с Ламбертиной продолговатую металлическую коробочку. - Три раза в день.
- Да, я помню, - прошептала девушка.
Она слегка приподнялась на локте, глядя, как Диксон Харт покидает комнату. Дверь он оставил слегка приоткрытой, и Ламбертина услышала встревоженный голос ее брата, Робера:
- Ну, что с ней?
Ламбертина напрягла слух, и до нее донеслись отдельные слова, сказанные врачом:
- Сильное малокровие. Да... такое бывает... ничего страшного... пусть полежит сегодня и завтра.
Откинувшись на подушку, Ламбертина перевела дыхание. Низ живота продолжал болеть, но уже не так сильно. Правда голова все еще кружилась. Она еще раз развернула бумажку, пробежав глазами по написанному Хартом адресу. Затем, сложив ее, аккуратно спрятала в вырез корсета.
День клонился к закату. Солнечные лучи, окрашивающие небо в алый цвет, проникали сквозь небольшое оконце и освещали задумчивый профиль девушки. Прямой носик и черные волнистые волосы, рассыпавшиеся по плечам. Ламбертина сидела у окна, склонившись над шитьем. С момента знакомства с Хартом прошло уже более недели. Она действительно не носила тяжести и не занималась пока стиркой, как и обещала врачу. Зато шитья накопилось много. Сейчас она штопала одну из рубашек старшего брата. Иголка быстро скользила в аккуратных пальцах девушки, совершая стежок за стежком на грубой ткани.
И как теперь мне с этим жить,
Не зная - правда ли, вранье...
Как удалось тебе разбить
Сердечко бедное мое.
Ламбертине вспомнились слова незатейливой песенки, и она даже стала негромко напевать мотив. Работа пошла быстрее. Вот, заштопав рубашку, она отложила ее в сторону и взяла в руки полотенце, также требующее починки. В этот момент дверь резко открылась. Вздрогнув, Ламбертина испуганно обернулась. На пороге стоял ее отец, Пьер Мертенс, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего.
- Что-то случилось, отец? - испуганно спросила девушка, откладывая полотенце в сторону. Она сама не заметила, как случайно уколола иглой палец, и из ранки потекла кровь.
Отец молчал, все также стоя на пороге и глядя на нее пристальным, немигающим взглядом.
- Отец... - повторила Ламбертина, вставая с табурета. - Что случилось?
Вместо ответа Пьер Мертенс подошел к дочери и, размахнувшись, ударил ее по лицу. Ламбертина всхлипнула, из глаз потекли слезы. Она бросила испуганный взгляд на отца, и увидела, как на его лбу пульсирует вздувшаяся вена, а белки глаз покраснели.
- Кто он? - прохрипел Пьер Мертенс, схватив дочь за плечо и вынуждая ее сесть обратно на табурет.
- К... кто? - запинаясь, пробормотала Ламбер.
Щека все еще горела от полученной пощечины.
- Тот, от кого ты понесла, шлюха! - бросил ей в лицо отец, вновь с силой тряхнув дочь за плечи. - Понесла, а потом убила ребенка. Кто он? Отвечай!
Он снова замахнулся на нее. Ламбертина согнулась, ожидая удара, но в последний момент отец сдержался и просто стоял, нависая над ней грозной тенью.
- Что здесь происходит? - в дверях появился Робер, услышавший эти крики. - Отец...
- Стой и не вмешивайся! - приказал Пьер Мертенс, сделав сыну повелительный жест.
- Кто он? - в третий раз выкрикнул он, схватив дочь за плечи и изо всех сил тряхнув.
Ламбертина зарыдала, сжавшись и закрывая лицо руками.
- Оставь ее, отец! - не смог не вмешаться Робер. - Что тебе от нее нужно?
- Что нужно? - отец обернулся, зло сощурив глаза. - Эта дрянь опозорила меня, тебя, твоего брата, всю нашу семью, а ты ее еще защищаешь?
- Как... опозорила? - пробормотал Робер, сделав шаг назад.
- Я и сам не мог поверить в это, - хрипло произнес Пьер Мертенс. - Не мог... еще вчера с утра мне сказала об этом Катрин Леруа. Что видела эту дрянь у хижины старой Марион. Но я и тогда не поверил, Катрин ведь известная сплетница. А вечером того же дня ко мне пришли отец и сын Молье и заявили, что расторгают помолвку. Правда мол это или не правда, но не будет Франсуа жениться на девице, о которой ходят в деревне такие слухи. Что мне было делать, а, сынок?
И вот, сегодня я сам сходил к этой чертовой ведьме Марион, будь она неладна. Она мне все и выложила. Не хотела сперва, пришлось взять ее за шкирку, да хорошенько припугнуть. Эта шлюха... - Пьер Мертенс с презрением ткнул пальцем в грудь родной дочери. - Эта шлюха ходила к ней. И избавилась от своего греха. Думала, все это останется в тайне.
- Не называй сестру шлюхой! - выкрикнул Робер. Он прошел в комнату и тяжело сел на кровать.
- Господи... - тихо сказал он. - Я не могу в это поверить.
- Я сам бы не поверил, - прохрипел Пьер Мертенс. - Но это так.
Ламбертина почувствовала, как пальцы отца снова вцепились в ее плечо мертвой хваткой.
- А теперь я хочу знать имя того, с кем ты опозорила нашу семью! Отвечай! Как его зовут?
Совсем распалившись, Пьер Мертенс схватил дочь рукой за волосы и с силой оттянул ее голову назад.
- Как его имя?!
- Это Стен... Стен де Лоуви... - захлебываясь от рыданий, проговорила Ламбертина. - Я не хотела, отец. Поверь мне, я не хотела. Он заманил меня в свой замок и...
- Стен де Лоуви, - изумленно повторил отец, отпустив волосы дочери. - Как же это...
- Этот знатный мерзавец де Лоуви, - процедил сквозь зубы Робер. Резко встав, он сделал несколько быстрых шагов по комнате и, остановившись у стола, ударил по нему кулаком. На лице молодого человека заиграли желваки.
- Я убью его. Убью!
Отец с тревогой посмотрел на сына.
- Что ты изменишь, Робер? - сказал он, покачав головой. - Ничего не изменишь. Она... - Пьер Мертенс с презрением кивнул в сторону всхлипывающей Ламбертины. - Она уже опозорена. А если ты и убьешь этого молодого наглеца, то тебя самого сразу же поймают и повесят. Нет, Робер, здесь уже ничего не исправишь. Ничего.
Пьер Мертенс вытер со лба пот, и в комнате повисла тяжелая мрачная пауза.
- Уже ничего не исправишь, - снова произнес он через некоторое время. - Но продолжение этого позора в своем доме я не потерплю...
- Что ты хочешь сказать, отец? - спросил Робер, напрягшись и подавшись вперед. Сознание его пронзила страшная догадка. Он перевел взгляд на неподвижно застывшую сестру, ее тонкие руки, судорожно сжатые на коленях, темные брови, сведенные к переносице. И огромные синие глаза, полные отчаяния.
- Отец! - почти крикнул он. - Неужели ты?!
- Ей придется покинуть нашу деревню, - каким-то сухим отчужденным голосом бросил Пьер Мертенс.
Он встал и прошелся по комнате, избегая смотреть на родную дочь, по бледным щекам которой катились крупные слезы.
Солнце за окном неумолимо садилось, свет таял. Комнату наполняли пока еще легкие сумерки, грозившие вскоре превратится в непроглядную темноту.
- Да куда же она пойдет? - повысил голос брат. - Дай Ламбер хотя бы время найти другое жилье. И, уже вечер. Неужели ты прогонишь ее на ночь глядя?
Последний довод сына как будто возымел действие на Пьера Мертенса. Он обернулся и пристально посмотрел на Робера из под нахмуренных бровей.
- Ну хорошо, - снисходительно бросил он. - Пусть переночует. Но утром... утром чтобы духу ее здесь не было!
На его лбу опять запульсировала вена. Пьер Мертенс подошел к столу, плеснул себе из кувшина немного воды в глиняную кружку и выпил, проведя тыльной стороной ладони по губам.
Ламбер смотрела на него сквозь слезы, застилавшие глаза. Но последняя фраза отца, сказанная равнодушно-презрительным тоном, как будто подхлестнула ее.
- Не беспокойся, отец! - громко произнесла она, поднимаясь с табурета. - Я... я уйду сейчас же. Мне нужно только немного времени собрать вещи.
- Ламбер! - брат взволнованно подошел и взял ее за руку. - Ламбер, не глупи! Уже вечер...
- Нет, Робер, - сестра мягко, но решительно освободила свою ладонь. - Я уйду сейчас же.
- Отец! - Робер подошел к Пьеру Мертенсу и дотронулся до его плеча. - Что же это, а?
- Пусть уходит, сынок, - проговорил тот. - Не останавливай ее.
Он подтолкнул сына к выходу из комнаты.
- Пойдем. Пусть собирается.
Дверь закрылась. И, переведя дыхание, Ламбер услышала приглушенный голос отца, говоривший брату:
- И не защищай эту дрянь! Не место ей теперь в нашем доме. А ты... ты мне еще спасибо скажешь, сынок, помяни мое слово.
Ламбер окинула взглядом небольшую комнатку, и сердце ее болезненно сжалось. Девушка провела рукой по лбу, чувствуя внезапно накатившую слабость. Но вскоре она прошла. Отчаяние, как ни странно, придавало сил. А постепенно сгущавшиеся сумерки говорили о том, что нужно поторопиться. Ламбертина зажгла свечу и, поставив грубый медный подсвечник, на комод, открыла дверцы. Одежды у нее было совсем немного. На дно тряпичной сумки она положила одно из своих выходных платьев, которое сшила еще в монастыре, туда же добавила маленькую книжку со стихами. Выдвинув верхний ящик комода, Ламбертина достала оттуда более объемную книгу с потертой кожаной обложкой, посередине которой было сделано серебряное тиснение в виде креста. Библия, подаренная девочке сестрой Августиной в день ее десятилетия.
На мгновение задумавшись, Ламбертина провела рукой по обложке и, открыла книгу наугад. Взгляд ее скользнул по страницам, а губы прошептали прочитанное:
"Ненависть возбуждает раздоры, но любовь покрывает все грехи."
Горько усмехнувшись, Ламбер захлопнула Библию и засунула ее поглубже в сумку. Глаза опять наполнились слезами.
- Любовь... - прошептала она. - Я хотела любить. А теперь... теперь уже и не знаю, есть ли она вообще в этом мире.
- Куда же ты пойдешь, Ламбер? - прошептал Робер, порывисто обняв сестру. Они уже вышли из дома и стояли во дворе.
Ламбертина молчала. Сгустившиеся сумерки скрадывали ее бледное лицо и выражение глаз.
- Не беспокойся за меня, брат, - тихо, но твердо ответила она. - Я не пропаду.
- Попробуй попроситься обратно в монастырь, - подал голос второй ее брат, Мартин. Он недавно вернулся с поля, и ему уже все рассказали.
Ламбертина кивнула и Мартин, подойдя, также обнял ее.
- Мы не держим на тебя зла, сестрица, - сказал он. - Но отец... ты сама понимаешь.
- Я все понимаю, Мартин, - ответила Ламбертина, поймав себя на мысли, что отвечает как-то бесстрастно, словно механически.
- Не беспокойтесь за меня, - продолжила она и выдавила из себя улыбку.
- Вот, возьми, - брат как-то неловко сунул ей в ладонь небольшой мешочек из плотной ткани. - Здесь немного денег, но хотя бы на месяц тебе хватит.
- Зачем? - вспыхнула Ламбертина.
- Бери, бери, сестра. - быстро проговорил Мартин. - Это часть выручки, что я получил вчера с продажи зерна.
- Отец рассердится, если узнает... - прошептала девушка.
- Не узнает, - ответствовал Мартин. - А если и рассердится, что с того... - нарочито храбрым голосом сказал он.
- Иди сейчас в монастырь, - проговорил Робер. - К полуночи ты доберешься.
Ламбертина опять молча кивнула.
- И напиши нам, - продолжал Робер. - Я-то читать не умею, а Мартин вот научился немного.
- Правда, Мартин? - улыбнулась Ламбер.
- Ну да, - буркнул брат. - Учусь немного у преподобного отца Жака, когда время свободное есть. Даже и писать немного уже могу, и читаю по слогам.
- Я напишу, обязательно, - пообещала Ламбертина.
И еще раз обняв братьев, она повернулась и быстрым шагом пошла по тропе, уводящей от дома. Ламбертина не оборачивалась, но чувствовала, что братья глядят ей вслед.
Мысли путались, наскакивая одна на другую. Вот, родная деревня осталась позади, и девушка остановилась, чтобы перевести дыхание. Солнце уже окончательно скрылось, и все вокруг окутал полумрак, а на высоком темно-синем небе уже робко мерцала первая маленькая звездочка. Стало прохладно. Ламбертина слегка поежилась от холода, поплотнее запахнув на плечах вязаную шаль. И остановилась в раздумье... Перед ней простиралась широкая дорога, ведущая слегка вниз, под уклон. Если пройти по ней с полчаса, а потом свернуть направо и идти все также, придерживаясь берега Рейна, то часа через четыре она доберется до монастыря, в котором провела большую часть своей жизни. В конце-концов, особого выбора у нее и не было. И, поправив на плече широкую тесьму, Ламбертина двинулась по направлению к монастырю. О том своем позоре, который ей предстояло еще раскрыть в разговоре с настоятельницей, она пока старалась не думать.
"А согласится ли она принять меня?" - подумала девушка и остановилась, прижимая к груди сумку. Щеки горели, несмотря на холод, во рту пересохло.
Какой-то шум сзади отвлек ее от тревожных размышлений. Судя по цокоту конских копыт и скрипу колес, к ней приближался дорожный экипаж. Явление, достаточно редкое в такой глухой провинциальной местности, где располагалась деревушка Офланс. Экипажи проезжали здесь не часто. Возможно, это была одна из дорожных карет, ехавших из соседней Бельгии.
Ламбертина отступила на обочину дороги, ожидая, когда экипаж проедет мимо. Но, к ее удивлению, он остановился и возница, сидевший на козлах, обратился к ней зычным голосом:
- Не нужно ли подвезти, мадемуазель?
- А... куда вы едете? - набравшись смелости, спросила Ламбертина. Определенную отвагу ей придал также и мешочек с деньгами, который она нащупала в кармане платья.
- В Седан! - бросил возница.
- В Седан? - переспросила Ламбертина. И название этого города вдруг яркой вспышкой возникло в памяти.
Конечно же Седан. Улица Мазарини, дом 7. И внимательное лицо доктора Харта.
- Ну так что, красавица? - теряя терпение крикнул возница. - Поедешь или нет? Я тороплюсь, каждая минута дорога.
- Да, да, я еду, - поспешно ответила Ламбер, приближаясь к экипажу и открывая дверь.
- Ну что, разместилась? - весело крикнул возница.
- Да! - крикнула в ответ Ламбертина, устраиваясь на сидении. - Благодарю вас!
И только сейчас она заметила, что была не одна. В экипаже, у противоположного окна сидела пожилая сухонькая дама в широкополой шляпе и весьма обеспеченного вида. Она с некоторой брезгливостью покосилась на неожиданно появившуюся попутчицу, но все же выдавила из себя что-то вроде улыбки. А позже, Ламбертина узнала, что ее имя было мадам Лакомб. И она была бельгийкой, ехавшей в Седан к умирающей матери. Этим и объяснялась поспешность возницы.
Жан Бальи провел рукой по гладко выбритому подбородку, посмотрев в небольшое овальное зеркало в бронзовой оправе, висевшее в прихожей. Он любил выглядеть безупречно.
- Возьмите, Ламбертина. Это адрес моего друга в городе Седан. Его зовут Жан Бальи, и я буду у него примерно месяц, может, чуть дольше. Затем вернусь обратно в Англию. В общем, если... - Харт сделал небольшую паузу. - Если у вас возникнут какие-то трудности, обращайтесь ко мне.
Он поймал испуганный взгляд девушки и улыбнулся, стараясь рассеять возникшую напряженность.
- Надеюсь, до этого не дойдет. Это так, на всякий случай.
Он все еще протягивал ей листок и, разжав ладонь, девушка взяла бумагу с адресом.
- Седан. Улица Мазарини, 7 , - прочитала она, вглядываясь в острый четкий почерк врача.
- Именно так, - улыбнулся Диксон Харт. - Что ж, Ламбертина, прощайте. Пусть у вас все будет хорошо, и этот адрес не понадобится.
- Спасибо вам, - поблагодарила девушка, - Спасибо за все.
- Не стоит благодарности, - улыбнулся Харт.
- И не забывайте о пилюлях. - он кивнул на лежавшую рядом с Ламбертиной продолговатую металлическую коробочку. - Три раза в день.
- Да, я помню, - прошептала девушка.
Она слегка приподнялась на локте, глядя, как Диксон Харт покидает комнату. Дверь он оставил слегка приоткрытой, и Ламбертина услышала встревоженный голос ее брата, Робера:
- Ну, что с ней?
Ламбертина напрягла слух, и до нее донеслись отдельные слова, сказанные врачом:
- Сильное малокровие. Да... такое бывает... ничего страшного... пусть полежит сегодня и завтра.
Откинувшись на подушку, Ламбертина перевела дыхание. Низ живота продолжал болеть, но уже не так сильно. Правда голова все еще кружилась. Она еще раз развернула бумажку, пробежав глазами по написанному Хартом адресу. Затем, сложив ее, аккуратно спрятала в вырез корсета.
***
День клонился к закату. Солнечные лучи, окрашивающие небо в алый цвет, проникали сквозь небольшое оконце и освещали задумчивый профиль девушки. Прямой носик и черные волнистые волосы, рассыпавшиеся по плечам. Ламбертина сидела у окна, склонившись над шитьем. С момента знакомства с Хартом прошло уже более недели. Она действительно не носила тяжести и не занималась пока стиркой, как и обещала врачу. Зато шитья накопилось много. Сейчас она штопала одну из рубашек старшего брата. Иголка быстро скользила в аккуратных пальцах девушки, совершая стежок за стежком на грубой ткани.
И как теперь мне с этим жить,
Не зная - правда ли, вранье...
Как удалось тебе разбить
Сердечко бедное мое.
Ламбертине вспомнились слова незатейливой песенки, и она даже стала негромко напевать мотив. Работа пошла быстрее. Вот, заштопав рубашку, она отложила ее в сторону и взяла в руки полотенце, также требующее починки. В этот момент дверь резко открылась. Вздрогнув, Ламбертина испуганно обернулась. На пороге стоял ее отец, Пьер Мертенс, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего.
- Что-то случилось, отец? - испуганно спросила девушка, откладывая полотенце в сторону. Она сама не заметила, как случайно уколола иглой палец, и из ранки потекла кровь.
Отец молчал, все также стоя на пороге и глядя на нее пристальным, немигающим взглядом.
- Отец... - повторила Ламбертина, вставая с табурета. - Что случилось?
Вместо ответа Пьер Мертенс подошел к дочери и, размахнувшись, ударил ее по лицу. Ламбертина всхлипнула, из глаз потекли слезы. Она бросила испуганный взгляд на отца, и увидела, как на его лбу пульсирует вздувшаяся вена, а белки глаз покраснели.
- Кто он? - прохрипел Пьер Мертенс, схватив дочь за плечо и вынуждая ее сесть обратно на табурет.
- К... кто? - запинаясь, пробормотала Ламбер.
Щека все еще горела от полученной пощечины.
- Тот, от кого ты понесла, шлюха! - бросил ей в лицо отец, вновь с силой тряхнув дочь за плечи. - Понесла, а потом убила ребенка. Кто он? Отвечай!
Он снова замахнулся на нее. Ламбертина согнулась, ожидая удара, но в последний момент отец сдержался и просто стоял, нависая над ней грозной тенью.
- Что здесь происходит? - в дверях появился Робер, услышавший эти крики. - Отец...
- Стой и не вмешивайся! - приказал Пьер Мертенс, сделав сыну повелительный жест.
- Кто он? - в третий раз выкрикнул он, схватив дочь за плечи и изо всех сил тряхнув.
Ламбертина зарыдала, сжавшись и закрывая лицо руками.
- Оставь ее, отец! - не смог не вмешаться Робер. - Что тебе от нее нужно?
- Что нужно? - отец обернулся, зло сощурив глаза. - Эта дрянь опозорила меня, тебя, твоего брата, всю нашу семью, а ты ее еще защищаешь?
- Как... опозорила? - пробормотал Робер, сделав шаг назад.
- Я и сам не мог поверить в это, - хрипло произнес Пьер Мертенс. - Не мог... еще вчера с утра мне сказала об этом Катрин Леруа. Что видела эту дрянь у хижины старой Марион. Но я и тогда не поверил, Катрин ведь известная сплетница. А вечером того же дня ко мне пришли отец и сын Молье и заявили, что расторгают помолвку. Правда мол это или не правда, но не будет Франсуа жениться на девице, о которой ходят в деревне такие слухи. Что мне было делать, а, сынок?
И вот, сегодня я сам сходил к этой чертовой ведьме Марион, будь она неладна. Она мне все и выложила. Не хотела сперва, пришлось взять ее за шкирку, да хорошенько припугнуть. Эта шлюха... - Пьер Мертенс с презрением ткнул пальцем в грудь родной дочери. - Эта шлюха ходила к ней. И избавилась от своего греха. Думала, все это останется в тайне.
- Не называй сестру шлюхой! - выкрикнул Робер. Он прошел в комнату и тяжело сел на кровать.
- Господи... - тихо сказал он. - Я не могу в это поверить.
- Я сам бы не поверил, - прохрипел Пьер Мертенс. - Но это так.
Ламбертина почувствовала, как пальцы отца снова вцепились в ее плечо мертвой хваткой.
- А теперь я хочу знать имя того, с кем ты опозорила нашу семью! Отвечай! Как его зовут?
Совсем распалившись, Пьер Мертенс схватил дочь рукой за волосы и с силой оттянул ее голову назад.
- Как его имя?!
- Это Стен... Стен де Лоуви... - захлебываясь от рыданий, проговорила Ламбертина. - Я не хотела, отец. Поверь мне, я не хотела. Он заманил меня в свой замок и...
- Стен де Лоуви, - изумленно повторил отец, отпустив волосы дочери. - Как же это...
- Этот знатный мерзавец де Лоуви, - процедил сквозь зубы Робер. Резко встав, он сделал несколько быстрых шагов по комнате и, остановившись у стола, ударил по нему кулаком. На лице молодого человека заиграли желваки.
- Я убью его. Убью!
Отец с тревогой посмотрел на сына.
- Что ты изменишь, Робер? - сказал он, покачав головой. - Ничего не изменишь. Она... - Пьер Мертенс с презрением кивнул в сторону всхлипывающей Ламбертины. - Она уже опозорена. А если ты и убьешь этого молодого наглеца, то тебя самого сразу же поймают и повесят. Нет, Робер, здесь уже ничего не исправишь. Ничего.
Глава 11
Пьер Мертенс вытер со лба пот, и в комнате повисла тяжелая мрачная пауза.
- Уже ничего не исправишь, - снова произнес он через некоторое время. - Но продолжение этого позора в своем доме я не потерплю...
- Что ты хочешь сказать, отец? - спросил Робер, напрягшись и подавшись вперед. Сознание его пронзила страшная догадка. Он перевел взгляд на неподвижно застывшую сестру, ее тонкие руки, судорожно сжатые на коленях, темные брови, сведенные к переносице. И огромные синие глаза, полные отчаяния.
- Отец! - почти крикнул он. - Неужели ты?!
- Ей придется покинуть нашу деревню, - каким-то сухим отчужденным голосом бросил Пьер Мертенс.
Он встал и прошелся по комнате, избегая смотреть на родную дочь, по бледным щекам которой катились крупные слезы.
Солнце за окном неумолимо садилось, свет таял. Комнату наполняли пока еще легкие сумерки, грозившие вскоре превратится в непроглядную темноту.
- Да куда же она пойдет? - повысил голос брат. - Дай Ламбер хотя бы время найти другое жилье. И, уже вечер. Неужели ты прогонишь ее на ночь глядя?
Последний довод сына как будто возымел действие на Пьера Мертенса. Он обернулся и пристально посмотрел на Робера из под нахмуренных бровей.
- Ну хорошо, - снисходительно бросил он. - Пусть переночует. Но утром... утром чтобы духу ее здесь не было!
На его лбу опять запульсировала вена. Пьер Мертенс подошел к столу, плеснул себе из кувшина немного воды в глиняную кружку и выпил, проведя тыльной стороной ладони по губам.
Ламбер смотрела на него сквозь слезы, застилавшие глаза. Но последняя фраза отца, сказанная равнодушно-презрительным тоном, как будто подхлестнула ее.
- Не беспокойся, отец! - громко произнесла она, поднимаясь с табурета. - Я... я уйду сейчас же. Мне нужно только немного времени собрать вещи.
- Ламбер! - брат взволнованно подошел и взял ее за руку. - Ламбер, не глупи! Уже вечер...
- Нет, Робер, - сестра мягко, но решительно освободила свою ладонь. - Я уйду сейчас же.
- Отец! - Робер подошел к Пьеру Мертенсу и дотронулся до его плеча. - Что же это, а?
- Пусть уходит, сынок, - проговорил тот. - Не останавливай ее.
Он подтолкнул сына к выходу из комнаты.
- Пойдем. Пусть собирается.
Дверь закрылась. И, переведя дыхание, Ламбер услышала приглушенный голос отца, говоривший брату:
- И не защищай эту дрянь! Не место ей теперь в нашем доме. А ты... ты мне еще спасибо скажешь, сынок, помяни мое слово.
Ламбер окинула взглядом небольшую комнатку, и сердце ее болезненно сжалось. Девушка провела рукой по лбу, чувствуя внезапно накатившую слабость. Но вскоре она прошла. Отчаяние, как ни странно, придавало сил. А постепенно сгущавшиеся сумерки говорили о том, что нужно поторопиться. Ламбертина зажгла свечу и, поставив грубый медный подсвечник, на комод, открыла дверцы. Одежды у нее было совсем немного. На дно тряпичной сумки она положила одно из своих выходных платьев, которое сшила еще в монастыре, туда же добавила маленькую книжку со стихами. Выдвинув верхний ящик комода, Ламбертина достала оттуда более объемную книгу с потертой кожаной обложкой, посередине которой было сделано серебряное тиснение в виде креста. Библия, подаренная девочке сестрой Августиной в день ее десятилетия.
На мгновение задумавшись, Ламбертина провела рукой по обложке и, открыла книгу наугад. Взгляд ее скользнул по страницам, а губы прошептали прочитанное:
"Ненависть возбуждает раздоры, но любовь покрывает все грехи."
Горько усмехнувшись, Ламбер захлопнула Библию и засунула ее поглубже в сумку. Глаза опять наполнились слезами.
- Любовь... - прошептала она. - Я хотела любить. А теперь... теперь уже и не знаю, есть ли она вообще в этом мире.
***
- Куда же ты пойдешь, Ламбер? - прошептал Робер, порывисто обняв сестру. Они уже вышли из дома и стояли во дворе.
Ламбертина молчала. Сгустившиеся сумерки скрадывали ее бледное лицо и выражение глаз.
- Не беспокойся за меня, брат, - тихо, но твердо ответила она. - Я не пропаду.
- Попробуй попроситься обратно в монастырь, - подал голос второй ее брат, Мартин. Он недавно вернулся с поля, и ему уже все рассказали.
Ламбертина кивнула и Мартин, подойдя, также обнял ее.
- Мы не держим на тебя зла, сестрица, - сказал он. - Но отец... ты сама понимаешь.
- Я все понимаю, Мартин, - ответила Ламбертина, поймав себя на мысли, что отвечает как-то бесстрастно, словно механически.
- Не беспокойтесь за меня, - продолжила она и выдавила из себя улыбку.
- Вот, возьми, - брат как-то неловко сунул ей в ладонь небольшой мешочек из плотной ткани. - Здесь немного денег, но хотя бы на месяц тебе хватит.
- Зачем? - вспыхнула Ламбертина.
- Бери, бери, сестра. - быстро проговорил Мартин. - Это часть выручки, что я получил вчера с продажи зерна.
- Отец рассердится, если узнает... - прошептала девушка.
- Не узнает, - ответствовал Мартин. - А если и рассердится, что с того... - нарочито храбрым голосом сказал он.
- Иди сейчас в монастырь, - проговорил Робер. - К полуночи ты доберешься.
Ламбертина опять молча кивнула.
- И напиши нам, - продолжал Робер. - Я-то читать не умею, а Мартин вот научился немного.
- Правда, Мартин? - улыбнулась Ламбер.
- Ну да, - буркнул брат. - Учусь немного у преподобного отца Жака, когда время свободное есть. Даже и писать немного уже могу, и читаю по слогам.
- Я напишу, обязательно, - пообещала Ламбертина.
И еще раз обняв братьев, она повернулась и быстрым шагом пошла по тропе, уводящей от дома. Ламбертина не оборачивалась, но чувствовала, что братья глядят ей вслед.
***
Мысли путались, наскакивая одна на другую. Вот, родная деревня осталась позади, и девушка остановилась, чтобы перевести дыхание. Солнце уже окончательно скрылось, и все вокруг окутал полумрак, а на высоком темно-синем небе уже робко мерцала первая маленькая звездочка. Стало прохладно. Ламбертина слегка поежилась от холода, поплотнее запахнув на плечах вязаную шаль. И остановилась в раздумье... Перед ней простиралась широкая дорога, ведущая слегка вниз, под уклон. Если пройти по ней с полчаса, а потом свернуть направо и идти все также, придерживаясь берега Рейна, то часа через четыре она доберется до монастыря, в котором провела большую часть своей жизни. В конце-концов, особого выбора у нее и не было. И, поправив на плече широкую тесьму, Ламбертина двинулась по направлению к монастырю. О том своем позоре, который ей предстояло еще раскрыть в разговоре с настоятельницей, она пока старалась не думать.
"А согласится ли она принять меня?" - подумала девушка и остановилась, прижимая к груди сумку. Щеки горели, несмотря на холод, во рту пересохло.
Какой-то шум сзади отвлек ее от тревожных размышлений. Судя по цокоту конских копыт и скрипу колес, к ней приближался дорожный экипаж. Явление, достаточно редкое в такой глухой провинциальной местности, где располагалась деревушка Офланс. Экипажи проезжали здесь не часто. Возможно, это была одна из дорожных карет, ехавших из соседней Бельгии.
Ламбертина отступила на обочину дороги, ожидая, когда экипаж проедет мимо. Но, к ее удивлению, он остановился и возница, сидевший на козлах, обратился к ней зычным голосом:
- Не нужно ли подвезти, мадемуазель?
- А... куда вы едете? - набравшись смелости, спросила Ламбертина. Определенную отвагу ей придал также и мешочек с деньгами, который она нащупала в кармане платья.
- В Седан! - бросил возница.
- В Седан? - переспросила Ламбертина. И название этого города вдруг яркой вспышкой возникло в памяти.
Конечно же Седан. Улица Мазарини, дом 7. И внимательное лицо доктора Харта.
- Ну так что, красавица? - теряя терпение крикнул возница. - Поедешь или нет? Я тороплюсь, каждая минута дорога.
- Да, да, я еду, - поспешно ответила Ламбер, приближаясь к экипажу и открывая дверь.
- Ну что, разместилась? - весело крикнул возница.
- Да! - крикнула в ответ Ламбертина, устраиваясь на сидении. - Благодарю вас!
И только сейчас она заметила, что была не одна. В экипаже, у противоположного окна сидела пожилая сухонькая дама в широкополой шляпе и весьма обеспеченного вида. Она с некоторой брезгливостью покосилась на неожиданно появившуюся попутчицу, но все же выдавила из себя что-то вроде улыбки. А позже, Ламбертина узнала, что ее имя было мадам Лакомб. И она была бельгийкой, ехавшей в Седан к умирающей матери. Этим и объяснялась поспешность возницы.
Глава 12
Жан Бальи провел рукой по гладко выбритому подбородку, посмотрев в небольшое овальное зеркало в бронзовой оправе, висевшее в прихожей. Он любил выглядеть безупречно.
