Его проект будет служить "незыблемой основой порядка и краеугольным камнем республики".
Конституция Эро де Сешеля действительно была истинно демократической. Она полностью отменяла все сословные привилегии. Теперь, достигнув совершеннолетия - возраста двадцати одного года - каждый француз становился полноправным гражданином государства. Конституция без ограничения наделяла его всеми политическими правами.
Национальное собрание являлось высшим учреждением страны. Депутаты избирались туда путем прямых выборов в Первичных народных собраниях.
В состав первичных Народных собраний должны были входить все граждане, и для этого предполагалось разделить всю страну на округа по 50000 человек в каждом.
Конституция провозглашала право на труд, право на образование - всеобщее обучение и обязательную общественную помощь бедным и неимущим. Образование теперь становилось доступным для каждого гражданина, будь то даже самый беднейший крестьянин или рабочий.
Народ также был очень доволен проектом Эро де Сешеля. За новую Конституцию в департаментах страны было подано большинство голосов.
Популярность Эро в стране стремительно возросла. И вести праздник в честь принятия Конституции было доверено именно ему. Это был стремительный, яркий и красивый взлет. Адель не могла нарадоваться успехам своего любимого. Да и сам Эро де Сешель был очень доволен. Казалось, что всё это действительно станет началом счастливой новой жизни...
А люди все подходили и подходили на площадь Бастилии, вскоре уже и яблоку было негде упасть. Сердце Адель де Бельгард взволнованно билось. Молодая женщина, вставшая сегодня, вопреки своим привычкам, необыкновенно рано, тоже была в этой толпе. Посредине площади возвышалась большая белоснежная статуя, изображавшая природу.
И из ее ладоней изливалась в бассейн струя чистой лазурной воды. Это был "Фонтан Возрождения". За статуей несколько зловеще виднелись обломки разрушенной Бастилии - парижане еще успели полностью их разобрать. Но вот, темное прежде небо просветлело, стало нежно-розовым. Первые солнечные лучи нежно осветили площадь с замершим на ней народом, огромную статую природы и темнеющие обломки Бастилии - этого прежнего оплота тирании и абсолютизма. Восход солнца был встречен дружным пением "Марсельезы" - нового гимна Французской республики. Многотысячная толпа с воодушевлением пела эту песню свободы, и ее звуки разносились далеко. Затем, когда пение закончилось, из первых рядов отделился красивый молодой человек с вдохновенно горящими глазами. Он решительно подошел к статуе природы и, обернувшись к толпе, поднял перед собой руку, призывая людей ко вниманию. Адель де Бельгард встала на цыпочки, чтобы лучше видеть своего любимого и улыбнувшись, послала ему воздушный поцелуй.
Эро, всегда отличавшийся отличным красноречием, и сейчас был на высоте.
- О, природа! - воскликнул он, - владычица диких и цивилизованных народов! Весь этот бесчисленный народ, собравшийся сюда при первых лучах утренней зари и стоящий у подножия твоего изображения, вполне достоин тебя, потому, что он свободен! Он сам завоевал эту свободу, обрел свои права, обратившись к тебе, к твоим священным источникам! После многих веков заблуждения и рабства, он опять вернулся к тебе, чтобы вновь обрести у тебя свою потерянную свободу и равенство. Прими же выражение всякой преданности твоим законам от всех французов, представители которых собрались здесь. Пусть этот светлый, животворящий источник, струящийся из твоих рук и утолявший жажду первых людей, наполнит этот кубок, который я поднимаю за равенство и братство! И пусть вся Франция, вместе со мной, принесет тебе торжественную клятву в этот священный день, самый прекрасный из всех дней, когда либо освещенных солнцем!
Эро подошел к фонтану Возрождения, зачерпнул из него воды, вылил несколько капель на землю и поднес кубок к губам. Тотчас же прогремели пушечные выстрелы. Затем он еще восемьдесят шесть раз наполнял водой этот кубок и передавал его убеленным сединами старикам, стоявшим у подножия статуи природы. Они держали в руках знамена французских департаментов, олицетворяя их собой. По окончании этой церемонии вся процессия под предводительством Эро де Сешеля, в сопровождении несметной толпы народа, отправилась на Итальянский бульвар. Здесь была сооружена триумфальная арка в честь парижских женщин, совершивших поход на Версаль 5 октября 1789 года. Тут же присутствовали и многие из этих героинь, точнее их образы. Их играли актрисы "Театра Нации" и хорошенькие натурщицы. Перепоясанные трехцветными лентами они сидели на лафетах орудий и держали в руках цветы. Среди них было и несколько актрис - прежних приятельниц Эро де Сешеля, с которыми раньше, в былые годы, он достаточно весело проводил время, не помышляя еще ни о какой революции. Увидев красавчика Эро, женщины заулыбались и стали делать ему дружеские знаки.
Адель де Бельгард, находившаяся в толпе, заметила это, и ее сердце опять кольнула игла ревности. Молодая графиня тут же бросила гневный взгляд на Эро, но он был слишком воодушевлен и торжественно настроен, чтобы замечать своих прежних приятельниц. Эро не отвечал на их приветливые улыбки, а обратился с речью ко всем французским женщинам в их лице, призывая их стать "матерями народа героев". В заключение женщины осыпали его цветами, и далее вся процессия двинулась к площади Революции. Члены Конвента шли с пучками колосьев в руках, а в особом ковчеге несли грамоту о Конституции.
Старейшины департаментов держали в руках оливковые ветви и копья.
В честь праздника, в этот день с площади была убрана гильотина. Вместо ее зловещего темного силуэта теперь была видна только огромная статуя Cвободы.
Точнее, виднелся огромный костер, сложенный у ее подножия и частично ее закрывающий. На костер была поставлена так называемая "тачка преступлений абсолютизма", нагруженная разнообразными "символами рабства".
По знаку Эро де Сешеля туда же положили деревянные скипетры и картонные короны - эмблемы многовековой монархии.
Затем Эро взял зажженный факел с которого сыпались искры и обратился к толпе, наполнявшей площадь:
- Здесь, на этом самом месте меч закона сразил тирана! Пусть же заодно погибнут и все эти позорные знаки рабства! Пусть пламя уничтожит их и превратит в пепел! Вы - свободные люди, народ равных, друзья и братья, не создавайте себе больше никогда других атрибутов власти и величия, кроме эмблем искусства и труда!
Сказав эти слова, Эро де Сешель бросил факел в костер, который сразу же вспыхнул. Этот кульминационный момент дополнило еще одно красочное зрелище - три тысячи белых голубей поднялись в синее солнечное небо, выпущенные из рук, которые до этого момента их крепко держали. Все птицы были украшены трехцветными ленточками, и к шейке каждой из них была привязана узкая полоска бумаги с надписью: "Мы свободны! Подражайте нам!" Эта голуби должны были повсюду разнести весть о свободе и братстве французского народа.
Костер догорел, и из пламени показался бесстрастный гипсовый лик статуи Свободы. Народ встретил его появление криками и бурными овациями.
Затем все шествие двинулось к Марсову полю. Там была сооружена высокая трибуна. Эро де Сешель поднялся на нее и возвестил народу основные положения Конституции. Документы, касающиеся голосования департаментов, были возложены на алтарь отечества. Подняв вперед руку, Эро воскликнул, вновь обращаясь к народу:
- Поклянемся защищать нашу Конституцию до самой смерти. Республика должна жить вечно!
Его поддержали бурные крики одобрения. Многотысячная толпа восторженно вторила ему. Раздались пушечные выстрелы, и под их раскаты все поклялись защищать Конституцию и свободу до последней капли крови. Затем Эро Сешель соединил копья старшин в один пучок, знаменуя этим союз, объединяющий все французские департаменты.
Этот пучок был помещен потом в герб республики.
На этом официальная часть праздника закончилась, и начались народные гулянья. Ликование был всеобщим. Конституция, уделявшая такие большие права народу, вызвала бурные восторги толпы. А Эро де Сешель в этот день стал настоящим национальным героем.
Домой он вернулся совершенно опьяненный восхищением, которое выказывала ему толпа. Народ бурно выражал признательность. Женщины бросали ему цветы, посылали воздушные поцелуи, что, конечно, вызывало немалую ревность Адель де Бельгард.
Но видя всеобщий триумф любимого и его радость, ее сердце тоже ликовало.
Домой они возвращались вместе. Перед этим Эро получил немало приглашений в гости и на различные банкеты, но он все их отклонил. Свою радость он хотел разделить только с Адель.
- Эро, ты был прекрасен! - прошептала молодая женщина, когда они уже подходили к его дому.
- Правда? - Эро притянул ее к себе и поцеловал. - Спасибо, любимая. Знаешь, это такое необыкновенное ощущение... эти люди... столько людей, собравшихся на площади. Все они смотрели на меня. И их глаза... в них было столько радости и...
- И восхищения, - продолжила Адель. - Да, да, Эро, они все, все восхищались тобой. Но все равно, любить тебя так сильно, как я, не будет никто.
И никогда.
Эро обнял ее, и их губы слились в жарком поцелуе.
Дома Эро де Сешеля ожидало странное анонимное письмо, которое передала Розетт. Конверт был заклеен, но обратного адреса и почтового штемпеля на нем не было.
- Письмо принес какой-то мальчишка, - ответила Розетт, поймав вопросительный взгляд Эро. - Но от кого оно, не сказал, а я, растяпа, и не успела спросить.
Уж простите меня, господин Эро. Он сунул его мне в руки и сразу же убежал. Сказал только, что это для вас.
- Хорошо, Розетт, спасибо. - Эро взял в руки конверт.
- Что там? - встревоженно спросила Адель. В сердце ее закралось какое-то нехорошее предчувствие...
- Наверное, приглашение на очередной банкет, - улыбнулся Эро. - Он небрежным движением засунул письмо в карман.
- Потом посмотрю его.
- Хорошо, - Адель кивнула.
- Ты наверное устала, любимая? - спросил Эро. - Все-таки с раннего утра на ногах.
- Совсем немного, - ответила Адель. - Все же там было так шумно, эти пушечные выстрелы... и столько народу.
- О да. - Эро улыбнулся ей в ответ. - Я и сам немного оглох. Знаешь, Адель, давай немного отдохнем, а потом сходим куда-нибудь вместе и отметим этот день... Может, в ресторан? Как ты думаешь?
- Я согласна, - Адель кивнула.
Эро подошел и нежно поцеловал ее в губы.
- Прекрасно, милая. Тогда отдыхай пока, а я сейчас приду.
Закрыв за собой дверь кабинета, Эро сел в кресло и вытащил из кармана конверт. Разорвав его, он извлек сложенный треугольником бумажный листок. Бумага была тонкой и достаточно дорогой. Видимо, писал обеспеченный человек, возможно, какой-то аристократ. И содержание анонимного письма подтвердило предположение Эро.
"Предатель Сешель... - так начиналось это послание, - ты еще заплатишь своей кровью за кровь короля. Тебя ждет неизбежное возмездие!"
Далее шли весьма некрасивые обвинения и угрозы. Эро не стал дочитывать их до конца, а лишь усмехнулся и, скомкав письмо, бросил его в камин.
Разве могли его, стоящего сейчас на такой высоте, напугать угрозы какого-то роялиста? Конечно же, нет.
- Ну, красавчик Эро, за тебя! - громогласно провозгласил Дантон.
Бокалы гостей соприкоснулись с мелодичным звоном. Адель де Бельгард сделала небольшой глоток красного вина и, поставив бокал на стол, взглянула за окно.
Там светило все еще ласковое сентябрьское солнце. А сегодня, 20-го сентября 1793-го года ее любимому исполнялось тридцать четыре года.
Эро пригласил к себе в этот день Жоржа Дантона и Камилла Демулена с его изящной белокурой Люсиль. За столом вместе с ними сидел и Жак-Луи Давид, известный республиканский художник и депутат Конвента. Еще несколько гостей ушли чуть раньше, и сейчас они остались в столовой в тесном дружеском кругу.
Жак-Луи Давид сидел напротив Адель и это ее немного нервировало. Этот быстрый худощавый человек с рыжеватыми волосами и цепкими карими глазами почему-то сразу ей не понравился. Хотя, как уже знала молодая графиня, именно по его сценарию проводился праздник братства в честь принятия новой Конституции. К тому же он был автором недавней знаменитой картины "Убийство Марата", на которой знаменитый трибун и яростный вождь был изображен поверженным, сидящим в ванне в собственной квартире со смертельной раной в груди. Рану эту нанесла не дрогнувшая рука молодой аристократки Шарлотты Корде, которая именно с целью убийства Марата приехала в Париж из Канна. Считали, что ее рукой и помыслами управляли сбежавшие из-под домашнего ареста жирондисты. Хотя, на суде сама Шарлотта непреклонно заявляла, что ею двигала не чужая, а лишь собственная ненависть. На гильотину Шарлотта Корде ехала в красной рубашке со связанными за спиной руками. А на ее губах была презрительная улыбка.
Убийство "друга народа" Марата положило начало пока еще не официальному развертыванию террора со стороны правительства.
- За голову одного честного патриота, убитого контрреволюционерами мы отрубим сотню их голов! - с фанатичной непреклонностью заявил с трибуны Конвента Сен-Жюст.
С дня праздника братства прошло уже почти полтора месяца. Торжество закончилось, и гильотину снова водрузили на ее прежнее место. Тем более, что работа ее за последний месяц значительно участилась. Казнили спекулянтов, перекупщиков, людей, сочувствующих жирондистам и Шарлотте Корде и прочих подозрительных людей, на которых поступали доносы. Как ни странно, но продовольственное положение в Париже, да и во всей стране это не улучшило. За хлебом и мукой по-прежнему стояли длинные многочасовые очереди. Разница была лишь в том, что теперь выражать неудовольствие действиями правительства стало гораздо опаснее для жизни.
А 17-го сентября был введен "Закон о подозрительных", ставший апофеозом проявления "революционной бдительности". Все лица без гражданского сертификата - "бывшие" аристократы, родственники эмигрантов и лиц, враждебных республике, подлежали немедленному аресту. А для ареста и последующего попадания в революционный трибунал теперь было достаточно доноса, написанного даже ребенком, начиная с двенадцатилетнего возраста.
Переписка с эмигрантами отныне также каралась арестом, а в перспективе и смертной казнью. С определенным трудом, но Эро сумел достать гражданский сертификат для Адель, положение которой в Париже, как жены монархиста и эмигранта, значительно осложнялось. Сертификат же был определенным гарантом безопасности.
Но о переписке с мужем Адель могла забыть. Границы республики, единой и неделимой, отныне были закрыты для получения писем из-за границы.
Адель сделала еще глоток вина и перевела взгляд на Эро. Он сидел молча, как будто о чем-то задумавшись. Люсиль щебетала что-то на ухо Камиллу, он улыбался. Дантон с аппетитом поглощал гарнир и запивал его уже, наверное, четвертым или пятым бокалом вина. Впрочем, человеком он был мощного телосложения и количество выпитого практически не отражалось на его поведении. Разве что его и без того звучный голос стал еще громче. Жак-Луи Давид ел кусок ветчины изящной серебряной вилочкой. Адель опять поймала на себе его взгляд, и отвернулась.
- Ну так что же, Эро. - Нарушил возникшую паузу молчания Дантон, - как тебе этот новый закон о подозрительных, а?
Конституция Эро де Сешеля действительно была истинно демократической. Она полностью отменяла все сословные привилегии. Теперь, достигнув совершеннолетия - возраста двадцати одного года - каждый француз становился полноправным гражданином государства. Конституция без ограничения наделяла его всеми политическими правами.
Национальное собрание являлось высшим учреждением страны. Депутаты избирались туда путем прямых выборов в Первичных народных собраниях.
В состав первичных Народных собраний должны были входить все граждане, и для этого предполагалось разделить всю страну на округа по 50000 человек в каждом.
Конституция провозглашала право на труд, право на образование - всеобщее обучение и обязательную общественную помощь бедным и неимущим. Образование теперь становилось доступным для каждого гражданина, будь то даже самый беднейший крестьянин или рабочий.
Народ также был очень доволен проектом Эро де Сешеля. За новую Конституцию в департаментах страны было подано большинство голосов.
Популярность Эро в стране стремительно возросла. И вести праздник в честь принятия Конституции было доверено именно ему. Это был стремительный, яркий и красивый взлет. Адель не могла нарадоваться успехам своего любимого. Да и сам Эро де Сешель был очень доволен. Казалось, что всё это действительно станет началом счастливой новой жизни...
***
А люди все подходили и подходили на площадь Бастилии, вскоре уже и яблоку было негде упасть. Сердце Адель де Бельгард взволнованно билось. Молодая женщина, вставшая сегодня, вопреки своим привычкам, необыкновенно рано, тоже была в этой толпе. Посредине площади возвышалась большая белоснежная статуя, изображавшая природу.
И из ее ладоней изливалась в бассейн струя чистой лазурной воды. Это был "Фонтан Возрождения". За статуей несколько зловеще виднелись обломки разрушенной Бастилии - парижане еще успели полностью их разобрать. Но вот, темное прежде небо просветлело, стало нежно-розовым. Первые солнечные лучи нежно осветили площадь с замершим на ней народом, огромную статую природы и темнеющие обломки Бастилии - этого прежнего оплота тирании и абсолютизма. Восход солнца был встречен дружным пением "Марсельезы" - нового гимна Французской республики. Многотысячная толпа с воодушевлением пела эту песню свободы, и ее звуки разносились далеко. Затем, когда пение закончилось, из первых рядов отделился красивый молодой человек с вдохновенно горящими глазами. Он решительно подошел к статуе природы и, обернувшись к толпе, поднял перед собой руку, призывая людей ко вниманию. Адель де Бельгард встала на цыпочки, чтобы лучше видеть своего любимого и улыбнувшись, послала ему воздушный поцелуй.
Эро, всегда отличавшийся отличным красноречием, и сейчас был на высоте.
- О, природа! - воскликнул он, - владычица диких и цивилизованных народов! Весь этот бесчисленный народ, собравшийся сюда при первых лучах утренней зари и стоящий у подножия твоего изображения, вполне достоин тебя, потому, что он свободен! Он сам завоевал эту свободу, обрел свои права, обратившись к тебе, к твоим священным источникам! После многих веков заблуждения и рабства, он опять вернулся к тебе, чтобы вновь обрести у тебя свою потерянную свободу и равенство. Прими же выражение всякой преданности твоим законам от всех французов, представители которых собрались здесь. Пусть этот светлый, животворящий источник, струящийся из твоих рук и утолявший жажду первых людей, наполнит этот кубок, который я поднимаю за равенство и братство! И пусть вся Франция, вместе со мной, принесет тебе торжественную клятву в этот священный день, самый прекрасный из всех дней, когда либо освещенных солнцем!
Эро подошел к фонтану Возрождения, зачерпнул из него воды, вылил несколько капель на землю и поднес кубок к губам. Тотчас же прогремели пушечные выстрелы. Затем он еще восемьдесят шесть раз наполнял водой этот кубок и передавал его убеленным сединами старикам, стоявшим у подножия статуи природы. Они держали в руках знамена французских департаментов, олицетворяя их собой. По окончании этой церемонии вся процессия под предводительством Эро де Сешеля, в сопровождении несметной толпы народа, отправилась на Итальянский бульвар. Здесь была сооружена триумфальная арка в честь парижских женщин, совершивших поход на Версаль 5 октября 1789 года. Тут же присутствовали и многие из этих героинь, точнее их образы. Их играли актрисы "Театра Нации" и хорошенькие натурщицы. Перепоясанные трехцветными лентами они сидели на лафетах орудий и держали в руках цветы. Среди них было и несколько актрис - прежних приятельниц Эро де Сешеля, с которыми раньше, в былые годы, он достаточно весело проводил время, не помышляя еще ни о какой революции. Увидев красавчика Эро, женщины заулыбались и стали делать ему дружеские знаки.
Адель де Бельгард, находившаяся в толпе, заметила это, и ее сердце опять кольнула игла ревности. Молодая графиня тут же бросила гневный взгляд на Эро, но он был слишком воодушевлен и торжественно настроен, чтобы замечать своих прежних приятельниц. Эро не отвечал на их приветливые улыбки, а обратился с речью ко всем французским женщинам в их лице, призывая их стать "матерями народа героев". В заключение женщины осыпали его цветами, и далее вся процессия двинулась к площади Революции. Члены Конвента шли с пучками колосьев в руках, а в особом ковчеге несли грамоту о Конституции.
Старейшины департаментов держали в руках оливковые ветви и копья.
В честь праздника, в этот день с площади была убрана гильотина. Вместо ее зловещего темного силуэта теперь была видна только огромная статуя Cвободы.
Точнее, виднелся огромный костер, сложенный у ее подножия и частично ее закрывающий. На костер была поставлена так называемая "тачка преступлений абсолютизма", нагруженная разнообразными "символами рабства".
По знаку Эро де Сешеля туда же положили деревянные скипетры и картонные короны - эмблемы многовековой монархии.
Затем Эро взял зажженный факел с которого сыпались искры и обратился к толпе, наполнявшей площадь:
- Здесь, на этом самом месте меч закона сразил тирана! Пусть же заодно погибнут и все эти позорные знаки рабства! Пусть пламя уничтожит их и превратит в пепел! Вы - свободные люди, народ равных, друзья и братья, не создавайте себе больше никогда других атрибутов власти и величия, кроме эмблем искусства и труда!
Сказав эти слова, Эро де Сешель бросил факел в костер, который сразу же вспыхнул. Этот кульминационный момент дополнило еще одно красочное зрелище - три тысячи белых голубей поднялись в синее солнечное небо, выпущенные из рук, которые до этого момента их крепко держали. Все птицы были украшены трехцветными ленточками, и к шейке каждой из них была привязана узкая полоска бумаги с надписью: "Мы свободны! Подражайте нам!" Эта голуби должны были повсюду разнести весть о свободе и братстве французского народа.
Костер догорел, и из пламени показался бесстрастный гипсовый лик статуи Свободы. Народ встретил его появление криками и бурными овациями.
Затем все шествие двинулось к Марсову полю. Там была сооружена высокая трибуна. Эро де Сешель поднялся на нее и возвестил народу основные положения Конституции. Документы, касающиеся голосования департаментов, были возложены на алтарь отечества. Подняв вперед руку, Эро воскликнул, вновь обращаясь к народу:
- Поклянемся защищать нашу Конституцию до самой смерти. Республика должна жить вечно!
Его поддержали бурные крики одобрения. Многотысячная толпа восторженно вторила ему. Раздались пушечные выстрелы, и под их раскаты все поклялись защищать Конституцию и свободу до последней капли крови. Затем Эро Сешель соединил копья старшин в один пучок, знаменуя этим союз, объединяющий все французские департаменты.
Этот пучок был помещен потом в герб республики.
На этом официальная часть праздника закончилась, и начались народные гулянья. Ликование был всеобщим. Конституция, уделявшая такие большие права народу, вызвала бурные восторги толпы. А Эро де Сешель в этот день стал настоящим национальным героем.
Домой он вернулся совершенно опьяненный восхищением, которое выказывала ему толпа. Народ бурно выражал признательность. Женщины бросали ему цветы, посылали воздушные поцелуи, что, конечно, вызывало немалую ревность Адель де Бельгард.
Но видя всеобщий триумф любимого и его радость, ее сердце тоже ликовало.
Домой они возвращались вместе. Перед этим Эро получил немало приглашений в гости и на различные банкеты, но он все их отклонил. Свою радость он хотел разделить только с Адель.
- Эро, ты был прекрасен! - прошептала молодая женщина, когда они уже подходили к его дому.
- Правда? - Эро притянул ее к себе и поцеловал. - Спасибо, любимая. Знаешь, это такое необыкновенное ощущение... эти люди... столько людей, собравшихся на площади. Все они смотрели на меня. И их глаза... в них было столько радости и...
- И восхищения, - продолжила Адель. - Да, да, Эро, они все, все восхищались тобой. Но все равно, любить тебя так сильно, как я, не будет никто.
И никогда.
Эро обнял ее, и их губы слились в жарком поцелуе.
***
Дома Эро де Сешеля ожидало странное анонимное письмо, которое передала Розетт. Конверт был заклеен, но обратного адреса и почтового штемпеля на нем не было.
- Письмо принес какой-то мальчишка, - ответила Розетт, поймав вопросительный взгляд Эро. - Но от кого оно, не сказал, а я, растяпа, и не успела спросить.
Уж простите меня, господин Эро. Он сунул его мне в руки и сразу же убежал. Сказал только, что это для вас.
- Хорошо, Розетт, спасибо. - Эро взял в руки конверт.
- Что там? - встревоженно спросила Адель. В сердце ее закралось какое-то нехорошее предчувствие...
- Наверное, приглашение на очередной банкет, - улыбнулся Эро. - Он небрежным движением засунул письмо в карман.
- Потом посмотрю его.
- Хорошо, - Адель кивнула.
- Ты наверное устала, любимая? - спросил Эро. - Все-таки с раннего утра на ногах.
- Совсем немного, - ответила Адель. - Все же там было так шумно, эти пушечные выстрелы... и столько народу.
- О да. - Эро улыбнулся ей в ответ. - Я и сам немного оглох. Знаешь, Адель, давай немного отдохнем, а потом сходим куда-нибудь вместе и отметим этот день... Может, в ресторан? Как ты думаешь?
- Я согласна, - Адель кивнула.
Эро подошел и нежно поцеловал ее в губы.
- Прекрасно, милая. Тогда отдыхай пока, а я сейчас приду.
***
Закрыв за собой дверь кабинета, Эро сел в кресло и вытащил из кармана конверт. Разорвав его, он извлек сложенный треугольником бумажный листок. Бумага была тонкой и достаточно дорогой. Видимо, писал обеспеченный человек, возможно, какой-то аристократ. И содержание анонимного письма подтвердило предположение Эро.
"Предатель Сешель... - так начиналось это послание, - ты еще заплатишь своей кровью за кровь короля. Тебя ждет неизбежное возмездие!"
Далее шли весьма некрасивые обвинения и угрозы. Эро не стал дочитывать их до конца, а лишь усмехнулся и, скомкав письмо, бросил его в камин.
Разве могли его, стоящего сейчас на такой высоте, напугать угрозы какого-то роялиста? Конечно же, нет.
Глава 19
- Ну, красавчик Эро, за тебя! - громогласно провозгласил Дантон.
Бокалы гостей соприкоснулись с мелодичным звоном. Адель де Бельгард сделала небольшой глоток красного вина и, поставив бокал на стол, взглянула за окно.
Там светило все еще ласковое сентябрьское солнце. А сегодня, 20-го сентября 1793-го года ее любимому исполнялось тридцать четыре года.
Эро пригласил к себе в этот день Жоржа Дантона и Камилла Демулена с его изящной белокурой Люсиль. За столом вместе с ними сидел и Жак-Луи Давид, известный республиканский художник и депутат Конвента. Еще несколько гостей ушли чуть раньше, и сейчас они остались в столовой в тесном дружеском кругу.
Жак-Луи Давид сидел напротив Адель и это ее немного нервировало. Этот быстрый худощавый человек с рыжеватыми волосами и цепкими карими глазами почему-то сразу ей не понравился. Хотя, как уже знала молодая графиня, именно по его сценарию проводился праздник братства в честь принятия новой Конституции. К тому же он был автором недавней знаменитой картины "Убийство Марата", на которой знаменитый трибун и яростный вождь был изображен поверженным, сидящим в ванне в собственной квартире со смертельной раной в груди. Рану эту нанесла не дрогнувшая рука молодой аристократки Шарлотты Корде, которая именно с целью убийства Марата приехала в Париж из Канна. Считали, что ее рукой и помыслами управляли сбежавшие из-под домашнего ареста жирондисты. Хотя, на суде сама Шарлотта непреклонно заявляла, что ею двигала не чужая, а лишь собственная ненависть. На гильотину Шарлотта Корде ехала в красной рубашке со связанными за спиной руками. А на ее губах была презрительная улыбка.
Убийство "друга народа" Марата положило начало пока еще не официальному развертыванию террора со стороны правительства.
- За голову одного честного патриота, убитого контрреволюционерами мы отрубим сотню их голов! - с фанатичной непреклонностью заявил с трибуны Конвента Сен-Жюст.
С дня праздника братства прошло уже почти полтора месяца. Торжество закончилось, и гильотину снова водрузили на ее прежнее место. Тем более, что работа ее за последний месяц значительно участилась. Казнили спекулянтов, перекупщиков, людей, сочувствующих жирондистам и Шарлотте Корде и прочих подозрительных людей, на которых поступали доносы. Как ни странно, но продовольственное положение в Париже, да и во всей стране это не улучшило. За хлебом и мукой по-прежнему стояли длинные многочасовые очереди. Разница была лишь в том, что теперь выражать неудовольствие действиями правительства стало гораздо опаснее для жизни.
А 17-го сентября был введен "Закон о подозрительных", ставший апофеозом проявления "революционной бдительности". Все лица без гражданского сертификата - "бывшие" аристократы, родственники эмигрантов и лиц, враждебных республике, подлежали немедленному аресту. А для ареста и последующего попадания в революционный трибунал теперь было достаточно доноса, написанного даже ребенком, начиная с двенадцатилетнего возраста.
Переписка с эмигрантами отныне также каралась арестом, а в перспективе и смертной казнью. С определенным трудом, но Эро сумел достать гражданский сертификат для Адель, положение которой в Париже, как жены монархиста и эмигранта, значительно осложнялось. Сертификат же был определенным гарантом безопасности.
Но о переписке с мужем Адель могла забыть. Границы республики, единой и неделимой, отныне были закрыты для получения писем из-за границы.
Адель сделала еще глоток вина и перевела взгляд на Эро. Он сидел молча, как будто о чем-то задумавшись. Люсиль щебетала что-то на ухо Камиллу, он улыбался. Дантон с аппетитом поглощал гарнир и запивал его уже, наверное, четвертым или пятым бокалом вина. Впрочем, человеком он был мощного телосложения и количество выпитого практически не отражалось на его поведении. Разве что его и без того звучный голос стал еще громче. Жак-Луи Давид ел кусок ветчины изящной серебряной вилочкой. Адель опять поймала на себе его взгляд, и отвернулась.
- Ну так что же, Эро. - Нарушил возникшую паузу молчания Дантон, - как тебе этот новый закон о подозрительных, а?
