I
Медсестра закончила оформление последнего пациента, поступившего в приёмное отделение. Отложив в сторону журнал учёта, она поднялась из-за ресепшена и подошла к окну, на подоконнике которого стояла кружка с уже остывшим кофе. В этот момент, с улицы донеслось чьё-то бормотание. Женщина автоматически взглянула в окно, через кружевную занавеску. Там, в свете фонарей, к занесённому снегом крыльцу, приближались двое мужчин. Насупившись от холода, они быстро взбежали вверх по ступенькам.
— Опять они! — недовольно произнесла медсестра, затем подняв трубку телефона, нажала клавишу вызова, где на замызганном кусочке лейкопластыря синей ручкой выведено «Главврач». После нескольких продолжительных гудков, на том конце провода ответил сонный мужской голос:
— Да, слушаю.
— Сергей Степанович, приёмный покой. Сергей Степанович, опять эти двое пришли. Что мне им сказать? — с этими словами женщина отвернулась от окна, и поглядывала теперь на входные двери, куда вот-вот войдут непрошенные посетители.
— Знаете, что? — возмущённо начал главврач, — Вызывайте Палыча. Он сегодня дежурит, вот пусть с ним и общаются. Я их рожи уже видеть не могу, целый месяц сюда наведываются!
— Поняла, Сергей Степанович, сейчас вызову.
Выполнив требование начальства, женщина преспокойно плюхнулась на стул, деловито отхлёбывая свой холодный кофе.
Тем временем, мужчины вошли в приёмную, смахивая снег с головы и плеч, стуча по напольной плитке заснеженными ботинками.
— Вечер добрый. Следственный комитет, — демонстрируя удостоверение, начал разговор один из них. Светловолосый, с короткой стрижкой верзила, широкий в плечах и ростом куда выше своего спутника, одетый в коричневую кожаную куртку, чёрную футболку, чёрные джинсы, коричневые дермантиновые ботинки
— Мы к Николаеву...
— Знаю я, к кому вы! Здравствуйте, — перебила медсестра сотрудника и, закатив глаза, добавила, — Дежурный врач сейчас спустится, ожидайте.
— Да вы не нервничайте так, — отозвался второй мужчина, выглядевший старше другого. На вид около сорока. Черные с залысиной волосы, крючковатый нос, которым тот постоянно шмыгал, одет в тёмно-серое пальто со стоячим воротником, чёрные шерстяные брюки, чёрные кожаные полуботинки. — Дышите глубже, уважаемая. Надеюсь, что скоро наши походы к вам прекратятся.
Медсестра даже не успела отреагировать на плоскую остроту в свой адрес, как в приёмную, из внутреннего коридора, вошёл врач. Высокий, краснощёкий, с густой седой шевелюрой, в белом, облегающем его солидный живот, халате.
— Здравствуйте, господа! — произнёс он, протягивая руку, — Думаю, ваш сегодняшний визит, в отличии от предыдущих, будет куда плодотворнее. Ведь когда привезли вашего бандюгу, принимал-то его я, да и сейчас, о его состоянии, в полной мере, могу сказать опять-таки, я.
— Здравствуйте! Да, я вас помню, — пожимая медику руку, подметил следователь в пальто, — Есть какие-нибудь изменения?
— Пройдёмте, — сказал врач, махнув головой в сторону дверей.
Двое сотрудников проследовали за медиком. Выйдя из тесного помещения приёмного отделения, мужчины свернули влево и направились по длинному, хорошо освещённому коридору, в сторону лифта. Пройдя мимо нескольких каталок, стоявших вдоль стены, сотрудник, шмыгая носом, поравнялся с торопящимся доктором и проговорил:
— Вы не ответили. Каково его состояние?
— Состояние Николаева двумя словами не опишешь. Он поступил к нам с двумя огнестрельными ранениями. Одно в плечо — на вылет, в целом, не серьёзное. Другое в грудную клетку. Пуля пробила ему ребро, пробила лёгкое, и на вылете задела другое ребро. Сумасшедшая потеря крови...
— Это понятно, доктор, — перебил его назойливый следователь, — Но когда он уже очнётся?
Врач подошёл к панели вызова лифта и, нажав на кнопку, произнёс:
— Видите ли... эм-м, как вас зовут?
— Евгений, — ответил сотрудник, и указывая на своего широкоплечего напарника, продолжил, — А это Анатолий, он ведёт это расследование. Так что вы хотели сказать?
— Алексей Павлович. Так вот, Евгений...— медик прошёл в кабину лифта, сотрудники следом, — ... он в коме, и кома вызвана большой потерей крови. Вы это должны знать не хуже меня. Пробуждение у всех индивидуально — неделя, месяц, бывает и дольше.
— П*здец! — Выпалил молчавший до этого момента Анатолий, — У меня дело висит уже четыре недели, а единственный фигурант этот хрен...
— Толь, — оборвал его напарник.
Нервно смахнув со лба пот, врач не сдержался и громко произнёс:
— Хорошо! Он придёт в себя, и вы намереваетесь сразу же забрать его? Простите, но вы хотите, чтобы он в вашем... эм-м, обезьяннике ласты склеил? Тогда уж точно вам будет не на кого повесить вину. Хотя с другой стороны... если он всё же не выкарабкается: смертная статистика из-за этого скота больнице тоже не нужна.
— Мы всё же надеемся на ваш профессионализм, Алексей Павлович, — начал Евгений, — Но у нас на трассе под Калачом — шесть трупов, ещё шесть в самом центре Волгограда. Этот Николаев убил, по меньшей мере, половину из них. Неизвестно остались ли сообщники на свободе!
— Шесть?! — не веря своим ушам, переспросил медик.
Лифт остановился на четвёртом этаже. Кабина открылась и ошарашенный словами следователя Алексей Павлович направился в реанимационное отделение, бормоча при этом, — Но говорили ведь, что это две разных разборки, что он был ранен в перестрелке... если он очнётся... он же мне тут всё отделение перебьёт.
— Извините, но наше начальство не обязано было разглашать всю информацию, — вытирая нос платочком, произнёс следовавший рядом Евгений, — Вам бояться нечего, он в наручниках, и круглосуточно за ним наблюдает вооруженный сотрудник.
Пересеча просторный безлюдный вестибюль, трое мужчин вошли в примыкающий к нему коридор, над входом в который подсвечивалась табличка: «Отделение реанимации и интенсивной терапии».
Перешагнув порог отделения, Алексей Павлович указал следователям на вешалку с висевшими на ней белыми халатами которые и велел им надеть. Те, выполнив просьбу, двинулись следом. Проходившая мимо санитарка обратилась к доктору с каким-то вопросом. Анатолий с Евгением не стали дожидаться, пока тот освободится, и пошли дальше по коридору. Находясь здесь не впервые, они знали где и в какой палате находится их подозреваемый. Неожиданно Евгений ускорил шаг. Впереди на банкетке, рядом с дверью ведущей в палату к Николаеву, сидел полицейский.
— Почему ты сидишь здесь? — возмущённо воскликнул Евгений, — сказано ведь было: сидеть с ним в палате. Вообще что ли?
Полицейский встал, растерянно надевая шапку. Это был плотный мужчина, примерно тридцати лет, с коротко стриженными русыми волосами, одетый в полевую форму, на погонах которой красовалось по паре звёзд; висевший слева нагрудный значок извещал о принадлежности его владельца к патрульно-постовой службе полиции. Не долго думая, лейтенант ответил на недовольные возгласы:
— Да он ведь в наручниках, по рукам и ногам... там аппараты так пищат, уже в ушах звенит.
К полицейскому подошёл широкоплечий следователь и чуть наклонившись к нему, произнёс:
— Слышь, боец, смотри чтобы потом твои звёздочки не звенели, где-нибудь на полу, в кабинете у шефа. Сидишь там, с ним!
Сзади послышались приближающиеся шаги, а затем и голос Алексея Павловича:
— Спасибо вам, что выделили нам охрану. Бедолаги, по полдня тут торчат.
— Да уж, молодцы, — скрывая недовольство, процедил Анатолий и вошёл первым в палату. Следом двинулся Евгений и, задержавшись в дверях, сухо сказал офицеру:
— Здесь пока побудь.
Оставшись сидеть на банкетке, лейтенант проводил взглядом и врача. Тот войдя в палату, закрыл за собой дверь. После чего наступила тишина, такая, что уши закладывало. Казалось, будто всё замерло вокруг. Всё отделение, весь этаж, даже персонал, включая врачей, медсестёр и санитарок, тоже куда-то исчез, выполняя, вероятно, свои обязанности. О себе давал знать лишь протекающий кран в уборной, откуда доносился размеренный звук бьющихся об раковину капель воды.
Полицейский взглянул на свои наручные часы — половина десятого вечера. За окном, к этому времени, совсем стемнело. Прошло уже минут пятнадцать, как эти трое вошли в палату.
«О чём они там разговаривают? — в полном безмолвии подумал блюститель порядка, — Да и разговаривают ли вообще».
Внезапно дверь скрипнула, приоткрылась. Первым, разговаривая по телефону, из палаты вышел Анатолий, широко шагая, он направился к выходу из отделения. Евгений сложа руки в карманы встал в дверях, дожидаясь врача, а тот в свою очередь, что-то говорил следователю:
—... последние несколько дней, его состояние так и держится стабильным. Смею предположить, что придёт он в себя со дня на день, — с этими словами, Алексей Павлович вышел в коридор.
— Вы идите... — сказал следователь медику и, подойдя к приподнявшемуся лейтенанту, продолжил, —... я сейчас догоню. — Приблизившись вплотную, Евгений негромко обратился к полицейскому:
— В общем, до х*ра жути наводить не буду. Ты, я вижу, не из зелёных, не мне тебя учить. Я уже инструктировал других, кто здесь был до тебя: если он очнётся — связываешься с начальством, а если начнёт дёргаться — успокоить знаешь как.
— Я понял, — коротко ответил полицейский.
— Ну всё, тогда находись с ним, в палате, одного не оставляй, — с этими словами следователь ушёл, снимая попутно белый халат.
Вскоре с дальнего конца коридора послышалась неразборчивая речь Алексея Павловича, и немногословное, прерывистое бормотание Евгения. Посовещавшись ещё какое-то время, они, наконец, удалились, о чём известила хлопнувшая пластиковая дверь. И отделение вновь поглотила тишина, нарушаемая, разве что, всё тем же краном в уборной.
Сдвинув шапку практически на затылок, лейтенант поправил кобуру на поясе, и не спеша зашёл в палату. Помещение это, оборудованное для содержания данного, крайне нежелательного пациента отдельно от остальных, ранее служило комнатой сестры-хозяйки. Вдобавок оно было довольно-таки тесным, а обстановка всё же напоминала истинное его предназначение. Вдоль левой стены прямоугольного по форме помещения стоял высокий, до потолка, стеллаж, на полках которого хранилось чистое постельное и нательное бельё для больных. Напротив входной двери располагалось небольшое окно с отдёрнутым в сторону тюлем, демонстрировавшее вид на вечерний город. Правый от окна угол занимал узенький, небольшой шкафчик, с находящимся в нём уборочным инвентарем. Далее, вдоль стены, стояла больничная кровать, с немного приподнятой спинной секцией, на которой неподвижно лежал, прикованный к ней наручниками, человек. Тускло светившая на потолке люминесцентная лампа, всё же позволяла как следует рассмотреть пациента, вокруг коего столько шумихи. Это был темноволосый мужчина, чьё, порядком заросшее густой щетиной, лицо скрывал респиратор. От маски к стоявшему рядом аппарату искусственной вентиляции лёгких тянулась интубационная трубка. Одеяние укрытого по грудь шерстяным одеялом человека состояло из просторной больничной рубашки голубоватого цвета, с короткими рукавами. Запястья обеих рук мужчины были прикованы к поручням кровати. Так же, прицепленные к койке браслеты сверкали из-под одеяла, в районе щиколоток.
Не отводя глаз от своего неподвижного узника, полицейский приблизился к кровати, подметив для себя несколько деталей, не заостряя на них внимание раннее. Первое, что его привлекло, это небольшой шрам, зарубцевавшийся совсем недавно, овальной формы, виднеющийся из-под рукава, на левом плече мужчины.
«Огнестрел», — промелькнула мысль в голове лейтенанта.
Второе — пульсоксиметр, прикреплённый, по принципу прищепки, на указательный палец правой руки подозреваемого, чьи показания выводились на кардиомонитор.
— Сука, вот, наверное, что пищит! — Не громко выругался полицейский, в силу своих неглубоких познаний в области медицинского оборудования.
— Так, а это что?! — взгляд лейтенанта привлёк стул, стоявший рядом с койкой.
«Её здесь не было, — подумал про себя сотрудник, — походу, врач принёс, когда приходил сюда со следаками».
На сидении стула лежала папка, с картонной белой обложкой, где посередине печатные буквы гласили:
«ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ»
Ниже, от руки, синими чернилами выведено:
«Николаев Александр Андреевич. 25.05.1982».
Предстоящая ночь обещала быть долгой. Полицейский это понимал, потому и решил занять себя хоть чем-нибудь. Поставив стул напротив койки, он уселся спиной к стеллажу с бельём и принялся изучать историю болезни своего невольника. Крохотное помещение тем временем наполнилось оркестром всевозможных звуков: шипели меха, качавшие воздух в аппарате искусственной вентиляции лёгких, пищал кардиомонитор, что отображал текущее состояние Николаева, а из приоткрытой двери доносились чьи-то приближающиеся, шаркающие шаги. Офицер отвлёкся от папки, устремив свой взор к выходу, ожидая, что сейчас кто-то войдёт. Но чьего-либо появления не последовало, возможно медсестра или санитарка наведалась в соседнюю палату. Полицейский вернулся к чтению документа. Неожиданно из папки выпал маленький листок бумаги, размером чуть шире денежной купюры, на котором в вертикальном формате было написано следующее:
«Сигнальный лист
Дата: 19 января 2016 г.
Время прибытия к больному: «04» час. «35» мин.
Ф. И. О. : ?
Возраст: ? 30-35
PS: 133 АД: 58/40 t:
Диагноз: геморрагический шок, пневмогемоторакс?, проникающее огнестрельное ранение груди справа, проникающее огнестрельное ранение мягких тканей плеча слева».
Ниже имелось ещё несколько строк, такие как: «Проведённая терапия, рекомендации, бригада СМП». Но заключения, да и в целом слова, хитро написанные к ним классическим врачебным почерком, полицейский просто не смог разобрать.
«Хм, — молча, про себя, рассуждал лейтенант, — странно, на сигнальном листе его данных нет. А вот позже, в реанимацию, он уже попал как Николаев Александр».
Действительно, судя по записям в истории болезни, в приёмное отделение, данный пациент, поступил без четверти шесть утра, того же дня. Диагноз указан тот же самый, а вот строка проведённого лечения, была заполнена словами понятными для чтения полицейскому, но по смыслу сродни квантовой механике: «гемотрансфузия?, лобэктомия? средней доли лёгкого справа. Текущее состояние: геморрагическая кома».
«Мда... — продолжал толковать про себя офицер, — раз уж ты такой бандюга, что ж тебя сразу не признали-то, — полицейский, сложив запястья на коленях, отвёл глаза от папки и с ухмылкой взглянул в лицо Николаеву. — Видать, не такая уж ты и важная рыба... »
Мысль полицейского оборвалась на полуслове, он буквально остолбенел. Виновник его ступора лежал на кровати, открыв, при этом, один глаз и другой на половину.
Медсестра закончила оформление последнего пациента, поступившего в приёмное отделение. Отложив в сторону журнал учёта, она поднялась из-за ресепшена и подошла к окну, на подоконнике которого стояла кружка с уже остывшим кофе. В этот момент, с улицы донеслось чьё-то бормотание. Женщина автоматически взглянула в окно, через кружевную занавеску. Там, в свете фонарей, к занесённому снегом крыльцу, приближались двое мужчин. Насупившись от холода, они быстро взбежали вверх по ступенькам.
— Опять они! — недовольно произнесла медсестра, затем подняв трубку телефона, нажала клавишу вызова, где на замызганном кусочке лейкопластыря синей ручкой выведено «Главврач». После нескольких продолжительных гудков, на том конце провода ответил сонный мужской голос:
— Да, слушаю.
— Сергей Степанович, приёмный покой. Сергей Степанович, опять эти двое пришли. Что мне им сказать? — с этими словами женщина отвернулась от окна, и поглядывала теперь на входные двери, куда вот-вот войдут непрошенные посетители.
— Знаете, что? — возмущённо начал главврач, — Вызывайте Палыча. Он сегодня дежурит, вот пусть с ним и общаются. Я их рожи уже видеть не могу, целый месяц сюда наведываются!
— Поняла, Сергей Степанович, сейчас вызову.
Выполнив требование начальства, женщина преспокойно плюхнулась на стул, деловито отхлёбывая свой холодный кофе.
Тем временем, мужчины вошли в приёмную, смахивая снег с головы и плеч, стуча по напольной плитке заснеженными ботинками.
— Вечер добрый. Следственный комитет, — демонстрируя удостоверение, начал разговор один из них. Светловолосый, с короткой стрижкой верзила, широкий в плечах и ростом куда выше своего спутника, одетый в коричневую кожаную куртку, чёрную футболку, чёрные джинсы, коричневые дермантиновые ботинки
— Мы к Николаеву...
— Знаю я, к кому вы! Здравствуйте, — перебила медсестра сотрудника и, закатив глаза, добавила, — Дежурный врач сейчас спустится, ожидайте.
— Да вы не нервничайте так, — отозвался второй мужчина, выглядевший старше другого. На вид около сорока. Черные с залысиной волосы, крючковатый нос, которым тот постоянно шмыгал, одет в тёмно-серое пальто со стоячим воротником, чёрные шерстяные брюки, чёрные кожаные полуботинки. — Дышите глубже, уважаемая. Надеюсь, что скоро наши походы к вам прекратятся.
Медсестра даже не успела отреагировать на плоскую остроту в свой адрес, как в приёмную, из внутреннего коридора, вошёл врач. Высокий, краснощёкий, с густой седой шевелюрой, в белом, облегающем его солидный живот, халате.
— Здравствуйте, господа! — произнёс он, протягивая руку, — Думаю, ваш сегодняшний визит, в отличии от предыдущих, будет куда плодотворнее. Ведь когда привезли вашего бандюгу, принимал-то его я, да и сейчас, о его состоянии, в полной мере, могу сказать опять-таки, я.
— Здравствуйте! Да, я вас помню, — пожимая медику руку, подметил следователь в пальто, — Есть какие-нибудь изменения?
— Пройдёмте, — сказал врач, махнув головой в сторону дверей.
Двое сотрудников проследовали за медиком. Выйдя из тесного помещения приёмного отделения, мужчины свернули влево и направились по длинному, хорошо освещённому коридору, в сторону лифта. Пройдя мимо нескольких каталок, стоявших вдоль стены, сотрудник, шмыгая носом, поравнялся с торопящимся доктором и проговорил:
— Вы не ответили. Каково его состояние?
— Состояние Николаева двумя словами не опишешь. Он поступил к нам с двумя огнестрельными ранениями. Одно в плечо — на вылет, в целом, не серьёзное. Другое в грудную клетку. Пуля пробила ему ребро, пробила лёгкое, и на вылете задела другое ребро. Сумасшедшая потеря крови...
— Это понятно, доктор, — перебил его назойливый следователь, — Но когда он уже очнётся?
Врач подошёл к панели вызова лифта и, нажав на кнопку, произнёс:
— Видите ли... эм-м, как вас зовут?
— Евгений, — ответил сотрудник, и указывая на своего широкоплечего напарника, продолжил, — А это Анатолий, он ведёт это расследование. Так что вы хотели сказать?
— Алексей Павлович. Так вот, Евгений...— медик прошёл в кабину лифта, сотрудники следом, — ... он в коме, и кома вызвана большой потерей крови. Вы это должны знать не хуже меня. Пробуждение у всех индивидуально — неделя, месяц, бывает и дольше.
— П*здец! — Выпалил молчавший до этого момента Анатолий, — У меня дело висит уже четыре недели, а единственный фигурант этот хрен...
— Толь, — оборвал его напарник.
Нервно смахнув со лба пот, врач не сдержался и громко произнёс:
— Хорошо! Он придёт в себя, и вы намереваетесь сразу же забрать его? Простите, но вы хотите, чтобы он в вашем... эм-м, обезьяннике ласты склеил? Тогда уж точно вам будет не на кого повесить вину. Хотя с другой стороны... если он всё же не выкарабкается: смертная статистика из-за этого скота больнице тоже не нужна.
— Мы всё же надеемся на ваш профессионализм, Алексей Павлович, — начал Евгений, — Но у нас на трассе под Калачом — шесть трупов, ещё шесть в самом центре Волгограда. Этот Николаев убил, по меньшей мере, половину из них. Неизвестно остались ли сообщники на свободе!
— Шесть?! — не веря своим ушам, переспросил медик.
Лифт остановился на четвёртом этаже. Кабина открылась и ошарашенный словами следователя Алексей Павлович направился в реанимационное отделение, бормоча при этом, — Но говорили ведь, что это две разных разборки, что он был ранен в перестрелке... если он очнётся... он же мне тут всё отделение перебьёт.
— Извините, но наше начальство не обязано было разглашать всю информацию, — вытирая нос платочком, произнёс следовавший рядом Евгений, — Вам бояться нечего, он в наручниках, и круглосуточно за ним наблюдает вооруженный сотрудник.
Пересеча просторный безлюдный вестибюль, трое мужчин вошли в примыкающий к нему коридор, над входом в который подсвечивалась табличка: «Отделение реанимации и интенсивной терапии».
Перешагнув порог отделения, Алексей Павлович указал следователям на вешалку с висевшими на ней белыми халатами которые и велел им надеть. Те, выполнив просьбу, двинулись следом. Проходившая мимо санитарка обратилась к доктору с каким-то вопросом. Анатолий с Евгением не стали дожидаться, пока тот освободится, и пошли дальше по коридору. Находясь здесь не впервые, они знали где и в какой палате находится их подозреваемый. Неожиданно Евгений ускорил шаг. Впереди на банкетке, рядом с дверью ведущей в палату к Николаеву, сидел полицейский.
— Почему ты сидишь здесь? — возмущённо воскликнул Евгений, — сказано ведь было: сидеть с ним в палате. Вообще что ли?
Полицейский встал, растерянно надевая шапку. Это был плотный мужчина, примерно тридцати лет, с коротко стриженными русыми волосами, одетый в полевую форму, на погонах которой красовалось по паре звёзд; висевший слева нагрудный значок извещал о принадлежности его владельца к патрульно-постовой службе полиции. Не долго думая, лейтенант ответил на недовольные возгласы:
— Да он ведь в наручниках, по рукам и ногам... там аппараты так пищат, уже в ушах звенит.
К полицейскому подошёл широкоплечий следователь и чуть наклонившись к нему, произнёс:
— Слышь, боец, смотри чтобы потом твои звёздочки не звенели, где-нибудь на полу, в кабинете у шефа. Сидишь там, с ним!
Сзади послышались приближающиеся шаги, а затем и голос Алексея Павловича:
— Спасибо вам, что выделили нам охрану. Бедолаги, по полдня тут торчат.
— Да уж, молодцы, — скрывая недовольство, процедил Анатолий и вошёл первым в палату. Следом двинулся Евгений и, задержавшись в дверях, сухо сказал офицеру:
— Здесь пока побудь.
Оставшись сидеть на банкетке, лейтенант проводил взглядом и врача. Тот войдя в палату, закрыл за собой дверь. После чего наступила тишина, такая, что уши закладывало. Казалось, будто всё замерло вокруг. Всё отделение, весь этаж, даже персонал, включая врачей, медсестёр и санитарок, тоже куда-то исчез, выполняя, вероятно, свои обязанности. О себе давал знать лишь протекающий кран в уборной, откуда доносился размеренный звук бьющихся об раковину капель воды.
Полицейский взглянул на свои наручные часы — половина десятого вечера. За окном, к этому времени, совсем стемнело. Прошло уже минут пятнадцать, как эти трое вошли в палату.
«О чём они там разговаривают? — в полном безмолвии подумал блюститель порядка, — Да и разговаривают ли вообще».
Внезапно дверь скрипнула, приоткрылась. Первым, разговаривая по телефону, из палаты вышел Анатолий, широко шагая, он направился к выходу из отделения. Евгений сложа руки в карманы встал в дверях, дожидаясь врача, а тот в свою очередь, что-то говорил следователю:
—... последние несколько дней, его состояние так и держится стабильным. Смею предположить, что придёт он в себя со дня на день, — с этими словами, Алексей Павлович вышел в коридор.
— Вы идите... — сказал следователь медику и, подойдя к приподнявшемуся лейтенанту, продолжил, —... я сейчас догоню. — Приблизившись вплотную, Евгений негромко обратился к полицейскому:
— В общем, до х*ра жути наводить не буду. Ты, я вижу, не из зелёных, не мне тебя учить. Я уже инструктировал других, кто здесь был до тебя: если он очнётся — связываешься с начальством, а если начнёт дёргаться — успокоить знаешь как.
— Я понял, — коротко ответил полицейский.
— Ну всё, тогда находись с ним, в палате, одного не оставляй, — с этими словами следователь ушёл, снимая попутно белый халат.
Вскоре с дальнего конца коридора послышалась неразборчивая речь Алексея Павловича, и немногословное, прерывистое бормотание Евгения. Посовещавшись ещё какое-то время, они, наконец, удалились, о чём известила хлопнувшая пластиковая дверь. И отделение вновь поглотила тишина, нарушаемая, разве что, всё тем же краном в уборной.
Сдвинув шапку практически на затылок, лейтенант поправил кобуру на поясе, и не спеша зашёл в палату. Помещение это, оборудованное для содержания данного, крайне нежелательного пациента отдельно от остальных, ранее служило комнатой сестры-хозяйки. Вдобавок оно было довольно-таки тесным, а обстановка всё же напоминала истинное его предназначение. Вдоль левой стены прямоугольного по форме помещения стоял высокий, до потолка, стеллаж, на полках которого хранилось чистое постельное и нательное бельё для больных. Напротив входной двери располагалось небольшое окно с отдёрнутым в сторону тюлем, демонстрировавшее вид на вечерний город. Правый от окна угол занимал узенький, небольшой шкафчик, с находящимся в нём уборочным инвентарем. Далее, вдоль стены, стояла больничная кровать, с немного приподнятой спинной секцией, на которой неподвижно лежал, прикованный к ней наручниками, человек. Тускло светившая на потолке люминесцентная лампа, всё же позволяла как следует рассмотреть пациента, вокруг коего столько шумихи. Это был темноволосый мужчина, чьё, порядком заросшее густой щетиной, лицо скрывал респиратор. От маски к стоявшему рядом аппарату искусственной вентиляции лёгких тянулась интубационная трубка. Одеяние укрытого по грудь шерстяным одеялом человека состояло из просторной больничной рубашки голубоватого цвета, с короткими рукавами. Запястья обеих рук мужчины были прикованы к поручням кровати. Так же, прицепленные к койке браслеты сверкали из-под одеяла, в районе щиколоток.
Не отводя глаз от своего неподвижного узника, полицейский приблизился к кровати, подметив для себя несколько деталей, не заостряя на них внимание раннее. Первое, что его привлекло, это небольшой шрам, зарубцевавшийся совсем недавно, овальной формы, виднеющийся из-под рукава, на левом плече мужчины.
«Огнестрел», — промелькнула мысль в голове лейтенанта.
Второе — пульсоксиметр, прикреплённый, по принципу прищепки, на указательный палец правой руки подозреваемого, чьи показания выводились на кардиомонитор.
— Сука, вот, наверное, что пищит! — Не громко выругался полицейский, в силу своих неглубоких познаний в области медицинского оборудования.
— Так, а это что?! — взгляд лейтенанта привлёк стул, стоявший рядом с койкой.
«Её здесь не было, — подумал про себя сотрудник, — походу, врач принёс, когда приходил сюда со следаками».
На сидении стула лежала папка, с картонной белой обложкой, где посередине печатные буквы гласили:
«ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ»
Ниже, от руки, синими чернилами выведено:
«Николаев Александр Андреевич. 25.05.1982».
Предстоящая ночь обещала быть долгой. Полицейский это понимал, потому и решил занять себя хоть чем-нибудь. Поставив стул напротив койки, он уселся спиной к стеллажу с бельём и принялся изучать историю болезни своего невольника. Крохотное помещение тем временем наполнилось оркестром всевозможных звуков: шипели меха, качавшие воздух в аппарате искусственной вентиляции лёгких, пищал кардиомонитор, что отображал текущее состояние Николаева, а из приоткрытой двери доносились чьи-то приближающиеся, шаркающие шаги. Офицер отвлёкся от папки, устремив свой взор к выходу, ожидая, что сейчас кто-то войдёт. Но чьего-либо появления не последовало, возможно медсестра или санитарка наведалась в соседнюю палату. Полицейский вернулся к чтению документа. Неожиданно из папки выпал маленький листок бумаги, размером чуть шире денежной купюры, на котором в вертикальном формате было написано следующее:
«Сигнальный лист
Дата: 19 января 2016 г.
Время прибытия к больному: «04» час. «35» мин.
Ф. И. О. : ?
Возраст: ? 30-35
PS: 133 АД: 58/40 t:
Диагноз: геморрагический шок, пневмогемоторакс?, проникающее огнестрельное ранение груди справа, проникающее огнестрельное ранение мягких тканей плеча слева».
Ниже имелось ещё несколько строк, такие как: «Проведённая терапия, рекомендации, бригада СМП». Но заключения, да и в целом слова, хитро написанные к ним классическим врачебным почерком, полицейский просто не смог разобрать.
«Хм, — молча, про себя, рассуждал лейтенант, — странно, на сигнальном листе его данных нет. А вот позже, в реанимацию, он уже попал как Николаев Александр».
Действительно, судя по записям в истории болезни, в приёмное отделение, данный пациент, поступил без четверти шесть утра, того же дня. Диагноз указан тот же самый, а вот строка проведённого лечения, была заполнена словами понятными для чтения полицейскому, но по смыслу сродни квантовой механике: «гемотрансфузия?, лобэктомия? средней доли лёгкого справа. Текущее состояние: геморрагическая кома».
«Мда... — продолжал толковать про себя офицер, — раз уж ты такой бандюга, что ж тебя сразу не признали-то, — полицейский, сложив запястья на коленях, отвёл глаза от папки и с ухмылкой взглянул в лицо Николаеву. — Видать, не такая уж ты и важная рыба... »
Мысль полицейского оборвалась на полуслове, он буквально остолбенел. Виновник его ступора лежал на кровати, открыв, при этом, один глаз и другой на половину.
