Я не видел, каким был твой ребенок, Мария, ты тоже не видела его лица. Объятая горем, ты могла не заметить подмены.
Она чувствовала, как от тупой боли скрутило внутренности. То, что он говорил, могло быть правдой. Отдаленно. Она боялась поверить в то, что слышала.
- Это в духе Патрика, не хотеть ребенка, сделать вид, что ему плевать, и в самый последний момент все подстроить и сделать по-своему. Меня загнали в ловушку, тебя одурманили ядом. Все для чего? Как только раньше это не пришло мне в голову?
Мария сглотнула тяжелый комок, перекрывающий дыхание. Ноги подкосились. Стало невыносимо душно. Предположение Владимира было выше пределов ее выносливости.
Она осела на широкую кровать.
- Если он его подменил… - она запнулась, слова давались с трудом. Когда сказала их вслух, реальность ужасающе сузилась, зависнув над ее головой карающим топором. Одна неверная мысль, и она будет повержена. Навсегда. Было сложно верить, даже допускать возможность. – Где все это время прятали малыша?
- Приемная семья, другие вампиры.
Мария резко вскинула голову. Вспоминая далекий Париж.
- Та женщина… ее семья… Патрик забрал у них подброшенного приемыша…
Она прокручивала в голове даты, и громко вскрикнула, сопоставляя цифры.
- Все сходится… - она зажала рот рукой, боясь окончательно поверить. И тут же разочаровано поникла. Вспомнила файлы, собранные когда-то на ненавистную семью.
- Ты ошибся, Владимир, – голос звучал сухо, надломлено. – Этан младше Кристофера на три года.
Владимир лишь пожал плечами.
- Что такое бумажка для того, кто хочет что-то спрятать. Ты никогда не задумывалась, почему он наполнил семью приемышами?
Мария пожала плечами.
- Радмила хотела детей.
- Или Патрик хотел спрятать сына. Один приемыш вызвал бы вопросы, много – нет.
Мария молчала. Возбуждение снова сменилось резкой апатией. Она тупо уставилась на свои дрожащие руки. Она боялась поверить. Боялась обмануться. На чем строил свои теории Владимир? Прощупал силу? Сравнил с той, что была у ее погибшего сына?
Слишком много надежд возлагалась на одну призрачную возможность.
Мария вспомнила тот день, когда увидела Этана рядом с Кристофером. И ее прошиб холодный пот. Она помнила те мысли, что возникли. Как сравнивала, что пасынок больше похож на отца, чем родной сын. Она и вправду тогда удивилась тому факту, что те так похожи. А еще она помнила то странное, щемящее чувство, что испытала, увидев его.
Из горла рвался непрошеный крик. Она ведь могла убить его. Ведь наставила стрелы, остановилась лишь в последний момент. Убила бы собственными руками.
Она глухо застонала, обхватывая голову руками. Возможная правда обрушилась на нее подобно урагану, опустошая и так исстрадавшуюся душу.
- Зачем? – она подняла на него взгляд, полный душераздирающей тоски. – Зачем ты дал мне эту надежду?
Владимир непонимающе покачал головой. Он столько лет жил рядом с ней, но по-прежнему иногда не угадывал с реакцией.
- Ты же знаешь, что теперь я буду мучиться, постоянно думать об этом? Что я так и не узнаю, прав ты или нет?
Владимир присел рядом с ней на корточки, осторожно протянул руку, касаясь волос.
- Так ты хотя бы будешь верить, что твой ребенок жив!
- Это жестоко…
- Это лучше, чем оплакивать его.
Мария замотала головой, ярость душила ее.
- Ты не понимаешь!
- Нет, Мария понимаю. Понимаю, что дорога к этому ребенку закрыта. Что ты не сможешь видеться с ним, что Патрик даже под страхом смерти не скажет тебе правды. Но если ты отпустишь прошлое, перестанешь мстить, у тебя будет настоящее. Ты можешь еще иметь детей. С любящим тебя мужчиной.
Мария отшатнулась от создателя. И зашипела, словно раненая кошка. Его предположение казалось кощунством, насмешкой над поломанной жизнью.
- О чем ты говоришь? Какая другая жизнь! Я не успокоюсь, пока он не ответит за все, что сделал со мной. Если ты прав, он вдвойне заплатит за ту боль, что я пережила по его вине.
Она резко встала. Решение само сформировалось. Она четко знала, что будет делать дальше. Не раздумывая, бросилась к стене, снимая начиненное смертельным ядом оружие. Достала из-под матраса припрятанную стопку денег и паспорт. Они, конечно, были не нужны, но в прогнившем человеческом мире могли сослужить пользу.
Владимир обреченно застонал, наблюдая за ее действиями.
- Ты куда?.. – вопрос вырвался сам собой. Он знал ответ. Ее холодные, жестокие, полные решимости глаза говорили красноречивее любых слов.
- В Лондон!
Владимир беспомощно смотрел за ее передвижениями. Он ошибся. Жестоко ошибся, ставя на то, что прошедшая ночь многое поменяла в ее восприятии, что она захочет быть и дальше счастливой. Как же плохо он знал свою названную дочь…
Северная Шотландия 1911 год.
Странная, щемящая тревога заставляла прислушиваться, напрягать до предела и так идеальный слух. Многоликая палитра звуков: от порывистого завывания ветра, свободно гуляющего по узким долинам, шелеста травы, скрежета насекомых до мощных рассекающих ударов волн об прибрежные скалы. Множество, сотни оттенков пролетающей за окном жизни, все, кроме одного… поспешного звука приближающихся шагов. Владимир задерживался.
Он и раньше уходил. По делам, не на долго, это не особо волновало. Скука не тяготила. Мария была в ожидании маленького чуда, дарованного свыше. Каждый прожитый день наполнялся новым смыслом, переворачивал душу, менял приоритеты.
Она даже в мыслях отпустила Патрика, пусть живет себе с той другой, что выбрал.
А она?.. У нее был Владимир и новый смысл жизни.
Владимир… В последнее время он часто пропадал, отсутствовал пару дней, возвращался мрачнее тучи, и молчал. Лишь иногда ловила на себе полные тревоги взгляды. Не понимала причин, да и не спрашивала. Не хотелось омрачать и так не сладкую жизнь. Беременность отнимала много сил, и даже ее выносливый бессмертный организм не справлялся с такой нагрузкой. Ей все больше требовалось крови, все сложнее давались привычные ранее вещи.
С каждым днем ей становилось все хуже. В последние дни она с трудом передвигалась, большей частью отлеживалась на невысокой узкой кровати, с раздражением рассматривая бревенчатый потолок. От подобной беспомощности хотелось выть, но терпела. Ожидание стоило мучений.
Этот день мало отличался от вчерашнего. Та же неповоротливость, та же беспомощность.
Ей было уже давно пора подкрепиться, элементарное движение отбирало последние силы. А Владимир все не приходил. Сначала она попусту злилась, предполагала, что могло задержать его в пути. Случайная женщина? Увидел что-то интересное? Но тут же гнала от себя подобные мысли. Это было так не похоже на Владимира.
Затем появилось раздражение. Мария хотела есть. Сильно. Голод сводил с ума, и временами казалось, что готова вцепиться зубами в собственную руку, лишь бы унять скручивающие внутренности спазмы.
И лишь потом, спустя пару часов бесполезного ожидания, появилось оно: тяжелое, разъедающее душу предчувствие. Что-то было не так.
Она не могла сказать, откуда взялось это липкое ощущение беды. Просто чувствовала каждой клеточкой своего обессиленного тела, как, щекоча нервы, вдоль позвоночника поднимается холодок, покрывается мурашками кожа. Захотелось встать. Убежать. Скинуть с себя окутавшее, словно паутина, беспокойство.
И Владимира не было…
Огромное усилие, и тяжело дыша села на кровати. Прислушалась. Глупо, но на мгновение показалось, что так лучше расслышит в шуме ветра долгожданные шаги. Разочарованно выдохнув, обессилено откинулась на подушки. Так попусту растратила силы.
Ожидание убивало. И как-то непривычно скрутило живот, она только успела испугано ойкнуть и дернуть рукой, обхватывая внушительного размера выпуклость.
Неужели пора? Мария испугано замерла.
И на какое-то мгновение свернула в кокон все свои ощущения, отгородилась от внешнего мира, прислушиваясь к тому, что происходило с ее собственным телом.
Спазм не повторялся, ребенок притих, но это не успокаивало. Наоборот. Мария прекрасно понимала серьезность своего положения: она одна, Владимира нет, что делать, знает лишь в теории.
Впервые за долгое время стало страшно. Не за себя. За малыша. А что если что-то сделает не так?
Закрывая глаза, отмахнулась от панически приправленных мыслей. Уж лучше будет снова слушать, ждать. Напрягла слух, и тут же замерла. Шаги… Торопливые… Не Владимир…
Жадно прислушиваясь, с маниакальным упорством считала приближающийся шорох скользящих по валунам ног. Один, два, три, четыре… Запредельная скорость, вампиры.
Паника сжала горло, и где только силы взялись. И не заметила, как оказалась подле окна, напряженно всматриваясь в приближающиеся закутанные в плащи силуэты. Все же четыре, слух не обманул. Самый дальний из них нес в руках какой-то небольшой сверток.
Осознание опасности запульсировало в висках тупой болью. На считанное мгновение паника лишила способности думать, но быстро взяла себя в руки. Сосредоточилась, закрывая глаза, мысленно надавила на чужой разум, и обессилено осела на деревянный пол.
Прислушалась и обреченно застонала. Шаги неустанно приближались к ее жалкому убежищу. Она истратила последние силы попусту, как такое могло быть? Ее дар абсолютен, безошибочен. Злое рычание вырвалось вместе с осознанием. Адель…
Эта дрянь блокировала ее силы, но зачем?
Она не знала, знала лишь одно. Ничего хорошего это ей не принесет. Инстинктивно, как смогла, поджала коленки, обняла руками и сжалась. Она не могла уйти, не могла спрятаться, не могла прогнать незваных гостей. Ее беспомощность была абсолютной.
Они так и застали ее сидящей на полу.
Не смогла помешать и тогда, когда в руку вкололи яд. Сознание смешалось, лишь смутно различала, что происходит. Как берут на руки, куда-то уносят. Снова делают укол.
Запах свежего сена и далекое ржание лошадей. Похоже, принесли в какой-то амбар.
Имя Патрика, слетевшее с уст одного из мучителей, раскаленным железом опалило сердце. Страх и понимание, насколько все плохо, лишили рассудка. Как же рано скинула его со счетов.
Но почему? За что? Она же оставила его в покое…
Резкий приступ боли прервал слабые попытки докопаться до истины. Истошно закричав, хотела лишь одного: только не сейчас. Но, увы, она не могла приказывать собственному телу. Новая порция яда слегка притупила ощущения, но не столько, чтобы она отключилась.
Время смешалось с непрекращающейся болью и резкими спазмами, и даже не сразу почувствовала, как все закончилось.
- Мальчик, он угадал…
Она с трудом различала то, что творилось вокруг, и даже услышанные слова казались нереальными. Новая, мощная порция яда влилась в вену, затуманивая зрение, замедляя сердечный ритм.
С трудом повернула голову в сторону говоривших, слабая улыбка исказила губы. На руках одного из мучителей увидела маленькую фигурку. Размыто, не четко. Сознание ускользало. Захотелось закричать, ухватиться за нечеткий образ. Не получалось. В глазах потемнело, и прежде чем провалиться в окончательное беспамятство, услышала его первый крик.
Пришла в себя от дикого чувства удушья. В воздухе разило гарью. Закашлялась, с трудом пошевелила затекшими от яда конечностями, попыталась открыть глаза. Небо, раскидистый дуб, Владимир.
Попыталась сесть. Удачно.
Сознание возвращалось, Мария замерла. Тупо смотря в оду точку, считала сердцебиения. Два: одно прерывистое, резкое, второе взволнованное. Словно безумная, замотала головой, неправильно, не так, должно быть три… Где третье?
- Мария? - она резко вскинула голову на его севший, хриплый голос.
Виноватое, поникшее выражение лица. Проследила за взглядом и замерла. В метре от него лежало что-то, завернутое в плащ.
Мария резко остановилась, ухватилась дрожащей рукой, за ближайшее дерево. Дыхание сбивалось, сердце словно сумасшедшее разрывало грудную клетку. Смотрела тупо вперед, ничего не видя. Воспоминания давили, застилая глаза кровавой дымкой. Словно не было всех этих лет, словно век не разделял события.
И даже чувствовала ту же гарь, слышала треск догорающего амбара.
И так же рвался крик из сдавленного спазмом горла.
Как же так? Как он смог так жестоко с ней поступить? А она? Как смогла не распознать подмены? Куда же подевалась эта чертова женская интуиция? Пресловутый материнский инстинкт?
Почему не закралось и тени сомнения? Почему была так глупа, что не заметила подвох? Столько лет. За столько лет ни разу не дрогнуло материнское сердце, а ведь он состоял в отряде, рисковал собой, наверняка находился на краю гибели. Даже тогда, когда сама пыталась убить. Почему ничего не почувствовала?
Как же так? А Владимир? Почему именно сейчас? Почему раньше не ощущал силу?
Если бы он сразу сказал, как только ощутил ее впервые, скольких ошибок удалось бы избежать.
Мария яростно замотала головой. Какой же она было слепой, глупой. И продолжает оставаться таковой.
То, что собиралась сделать сейчас, тоже было очередной ошибкой. Совалась в логово к тигру, не имея не малейшего шанса выиграть. Хотя тлела надежда, что сестрица достаточно ослабла, и хотя бы физически Патрик не защищен.
Не хотела думать, что произойдет, если не сможет его ранить, раздирающая сердце ярость не давала трезво соображать. Она сможет. У нее все получится. Мерзавец ответит ей за все, за каждый прожитый в безумии день.
Тоненькая, надоедливая мысль больно кольнула разъяренное сознание: а если не получится? Если не сможет преодолеть наложенную защиту?
Резко повернула голову в ту сторону, где томилась пленница, губы растянулись в ядовитую, злую полуулыбку.
Зря так тянула, строила все эти многоуровневые планы. Зачем? Если можно было все решить двумя выстрелами. Первый – предательница сестрица, второй – Патрик. Если раньше она еще жалела Адель, как-никак родная кровь, то теперь знала, что убьет без зазрения совести. Осознание, что та помогла Патрику отобрать у нее сына, подвело черту под ее никчемной жизнью.
Оттолкнулась от дерева, ставшего временной опорой, сжала ладони в кулаки. Как никогда была решительна, и не тени сомнения. Она больше не будет так глупо рисковать, просто не имеет на это права.
Сначала расправится с Адель, а уж затем вдоволь поизмывается над ставшим беззащитным Патриком.
Как никогда за последнее время, мысли обрели четкость, уверенность, и даже промелькнувший образ Кристофера, с укором смотрящего на нее, не смог поколебать принятого решения. Она знала, что он не простит ей убийства Адель, отца. Знала, и ей было абсолютно наплевать. Сейчас он, все, что между ними было, казалось таким абсурдным, незначительным.
Ведь знала, что все его отношение к ней не что иное, как действия ритуала. И все равно повелась на это, забылась, наделала ошибок.
Мария зло фыркнула, отгоняя от себя ненужный, но такой соблазнительный образ. Она не позволит этой временной слабости даже в мыслях нарушить ее планы.
Больше никаких Кристоферов в ее жизни. А попытается помешать, пристрелит и его.
Загоняя мысли о нем в самый дальний угол памяти, сорвалась с места и понеслась на предельной для себя скорости в сторону Скериошары.
Мария мысленно смаковала расправу. Еще каких-то пару километров, и основная преграда на пути к выполнению ее мести будет устранена. Она не собиралась играть с Адель так, как с Патриком. Просто пустит пулю в сердце предательницы.
Она чувствовала, как от тупой боли скрутило внутренности. То, что он говорил, могло быть правдой. Отдаленно. Она боялась поверить в то, что слышала.
- Это в духе Патрика, не хотеть ребенка, сделать вид, что ему плевать, и в самый последний момент все подстроить и сделать по-своему. Меня загнали в ловушку, тебя одурманили ядом. Все для чего? Как только раньше это не пришло мне в голову?
Мария сглотнула тяжелый комок, перекрывающий дыхание. Ноги подкосились. Стало невыносимо душно. Предположение Владимира было выше пределов ее выносливости.
Она осела на широкую кровать.
- Если он его подменил… - она запнулась, слова давались с трудом. Когда сказала их вслух, реальность ужасающе сузилась, зависнув над ее головой карающим топором. Одна неверная мысль, и она будет повержена. Навсегда. Было сложно верить, даже допускать возможность. – Где все это время прятали малыша?
- Приемная семья, другие вампиры.
Мария резко вскинула голову. Вспоминая далекий Париж.
- Та женщина… ее семья… Патрик забрал у них подброшенного приемыша…
Она прокручивала в голове даты, и громко вскрикнула, сопоставляя цифры.
- Все сходится… - она зажала рот рукой, боясь окончательно поверить. И тут же разочаровано поникла. Вспомнила файлы, собранные когда-то на ненавистную семью.
- Ты ошибся, Владимир, – голос звучал сухо, надломлено. – Этан младше Кристофера на три года.
Владимир лишь пожал плечами.
- Что такое бумажка для того, кто хочет что-то спрятать. Ты никогда не задумывалась, почему он наполнил семью приемышами?
Мария пожала плечами.
- Радмила хотела детей.
- Или Патрик хотел спрятать сына. Один приемыш вызвал бы вопросы, много – нет.
Мария молчала. Возбуждение снова сменилось резкой апатией. Она тупо уставилась на свои дрожащие руки. Она боялась поверить. Боялась обмануться. На чем строил свои теории Владимир? Прощупал силу? Сравнил с той, что была у ее погибшего сына?
Слишком много надежд возлагалась на одну призрачную возможность.
Мария вспомнила тот день, когда увидела Этана рядом с Кристофером. И ее прошиб холодный пот. Она помнила те мысли, что возникли. Как сравнивала, что пасынок больше похож на отца, чем родной сын. Она и вправду тогда удивилась тому факту, что те так похожи. А еще она помнила то странное, щемящее чувство, что испытала, увидев его.
Из горла рвался непрошеный крик. Она ведь могла убить его. Ведь наставила стрелы, остановилась лишь в последний момент. Убила бы собственными руками.
Она глухо застонала, обхватывая голову руками. Возможная правда обрушилась на нее подобно урагану, опустошая и так исстрадавшуюся душу.
- Зачем? – она подняла на него взгляд, полный душераздирающей тоски. – Зачем ты дал мне эту надежду?
Владимир непонимающе покачал головой. Он столько лет жил рядом с ней, но по-прежнему иногда не угадывал с реакцией.
- Ты же знаешь, что теперь я буду мучиться, постоянно думать об этом? Что я так и не узнаю, прав ты или нет?
Владимир присел рядом с ней на корточки, осторожно протянул руку, касаясь волос.
- Так ты хотя бы будешь верить, что твой ребенок жив!
- Это жестоко…
- Это лучше, чем оплакивать его.
Мария замотала головой, ярость душила ее.
- Ты не понимаешь!
- Нет, Мария понимаю. Понимаю, что дорога к этому ребенку закрыта. Что ты не сможешь видеться с ним, что Патрик даже под страхом смерти не скажет тебе правды. Но если ты отпустишь прошлое, перестанешь мстить, у тебя будет настоящее. Ты можешь еще иметь детей. С любящим тебя мужчиной.
Мария отшатнулась от создателя. И зашипела, словно раненая кошка. Его предположение казалось кощунством, насмешкой над поломанной жизнью.
- О чем ты говоришь? Какая другая жизнь! Я не успокоюсь, пока он не ответит за все, что сделал со мной. Если ты прав, он вдвойне заплатит за ту боль, что я пережила по его вине.
Она резко встала. Решение само сформировалось. Она четко знала, что будет делать дальше. Не раздумывая, бросилась к стене, снимая начиненное смертельным ядом оружие. Достала из-под матраса припрятанную стопку денег и паспорт. Они, конечно, были не нужны, но в прогнившем человеческом мире могли сослужить пользу.
Владимир обреченно застонал, наблюдая за ее действиями.
- Ты куда?.. – вопрос вырвался сам собой. Он знал ответ. Ее холодные, жестокие, полные решимости глаза говорили красноречивее любых слов.
- В Лондон!
Владимир беспомощно смотрел за ее передвижениями. Он ошибся. Жестоко ошибся, ставя на то, что прошедшая ночь многое поменяла в ее восприятии, что она захочет быть и дальше счастливой. Как же плохо он знал свою названную дочь…
Глава 19. Стремления
Северная Шотландия 1911 год.
Странная, щемящая тревога заставляла прислушиваться, напрягать до предела и так идеальный слух. Многоликая палитра звуков: от порывистого завывания ветра, свободно гуляющего по узким долинам, шелеста травы, скрежета насекомых до мощных рассекающих ударов волн об прибрежные скалы. Множество, сотни оттенков пролетающей за окном жизни, все, кроме одного… поспешного звука приближающихся шагов. Владимир задерживался.
Он и раньше уходил. По делам, не на долго, это не особо волновало. Скука не тяготила. Мария была в ожидании маленького чуда, дарованного свыше. Каждый прожитый день наполнялся новым смыслом, переворачивал душу, менял приоритеты.
Она даже в мыслях отпустила Патрика, пусть живет себе с той другой, что выбрал.
А она?.. У нее был Владимир и новый смысл жизни.
Владимир… В последнее время он часто пропадал, отсутствовал пару дней, возвращался мрачнее тучи, и молчал. Лишь иногда ловила на себе полные тревоги взгляды. Не понимала причин, да и не спрашивала. Не хотелось омрачать и так не сладкую жизнь. Беременность отнимала много сил, и даже ее выносливый бессмертный организм не справлялся с такой нагрузкой. Ей все больше требовалось крови, все сложнее давались привычные ранее вещи.
С каждым днем ей становилось все хуже. В последние дни она с трудом передвигалась, большей частью отлеживалась на невысокой узкой кровати, с раздражением рассматривая бревенчатый потолок. От подобной беспомощности хотелось выть, но терпела. Ожидание стоило мучений.
Этот день мало отличался от вчерашнего. Та же неповоротливость, та же беспомощность.
Ей было уже давно пора подкрепиться, элементарное движение отбирало последние силы. А Владимир все не приходил. Сначала она попусту злилась, предполагала, что могло задержать его в пути. Случайная женщина? Увидел что-то интересное? Но тут же гнала от себя подобные мысли. Это было так не похоже на Владимира.
Затем появилось раздражение. Мария хотела есть. Сильно. Голод сводил с ума, и временами казалось, что готова вцепиться зубами в собственную руку, лишь бы унять скручивающие внутренности спазмы.
И лишь потом, спустя пару часов бесполезного ожидания, появилось оно: тяжелое, разъедающее душу предчувствие. Что-то было не так.
Она не могла сказать, откуда взялось это липкое ощущение беды. Просто чувствовала каждой клеточкой своего обессиленного тела, как, щекоча нервы, вдоль позвоночника поднимается холодок, покрывается мурашками кожа. Захотелось встать. Убежать. Скинуть с себя окутавшее, словно паутина, беспокойство.
И Владимира не было…
Огромное усилие, и тяжело дыша села на кровати. Прислушалась. Глупо, но на мгновение показалось, что так лучше расслышит в шуме ветра долгожданные шаги. Разочарованно выдохнув, обессилено откинулась на подушки. Так попусту растратила силы.
Ожидание убивало. И как-то непривычно скрутило живот, она только успела испугано ойкнуть и дернуть рукой, обхватывая внушительного размера выпуклость.
Неужели пора? Мария испугано замерла.
И на какое-то мгновение свернула в кокон все свои ощущения, отгородилась от внешнего мира, прислушиваясь к тому, что происходило с ее собственным телом.
Спазм не повторялся, ребенок притих, но это не успокаивало. Наоборот. Мария прекрасно понимала серьезность своего положения: она одна, Владимира нет, что делать, знает лишь в теории.
Впервые за долгое время стало страшно. Не за себя. За малыша. А что если что-то сделает не так?
Закрывая глаза, отмахнулась от панически приправленных мыслей. Уж лучше будет снова слушать, ждать. Напрягла слух, и тут же замерла. Шаги… Торопливые… Не Владимир…
Жадно прислушиваясь, с маниакальным упорством считала приближающийся шорох скользящих по валунам ног. Один, два, три, четыре… Запредельная скорость, вампиры.
Паника сжала горло, и где только силы взялись. И не заметила, как оказалась подле окна, напряженно всматриваясь в приближающиеся закутанные в плащи силуэты. Все же четыре, слух не обманул. Самый дальний из них нес в руках какой-то небольшой сверток.
Осознание опасности запульсировало в висках тупой болью. На считанное мгновение паника лишила способности думать, но быстро взяла себя в руки. Сосредоточилась, закрывая глаза, мысленно надавила на чужой разум, и обессилено осела на деревянный пол.
Прислушалась и обреченно застонала. Шаги неустанно приближались к ее жалкому убежищу. Она истратила последние силы попусту, как такое могло быть? Ее дар абсолютен, безошибочен. Злое рычание вырвалось вместе с осознанием. Адель…
Эта дрянь блокировала ее силы, но зачем?
Она не знала, знала лишь одно. Ничего хорошего это ей не принесет. Инстинктивно, как смогла, поджала коленки, обняла руками и сжалась. Она не могла уйти, не могла спрятаться, не могла прогнать незваных гостей. Ее беспомощность была абсолютной.
Они так и застали ее сидящей на полу.
Не смогла помешать и тогда, когда в руку вкололи яд. Сознание смешалось, лишь смутно различала, что происходит. Как берут на руки, куда-то уносят. Снова делают укол.
Запах свежего сена и далекое ржание лошадей. Похоже, принесли в какой-то амбар.
Имя Патрика, слетевшее с уст одного из мучителей, раскаленным железом опалило сердце. Страх и понимание, насколько все плохо, лишили рассудка. Как же рано скинула его со счетов.
Но почему? За что? Она же оставила его в покое…
Резкий приступ боли прервал слабые попытки докопаться до истины. Истошно закричав, хотела лишь одного: только не сейчас. Но, увы, она не могла приказывать собственному телу. Новая порция яда слегка притупила ощущения, но не столько, чтобы она отключилась.
Время смешалось с непрекращающейся болью и резкими спазмами, и даже не сразу почувствовала, как все закончилось.
- Мальчик, он угадал…
Она с трудом различала то, что творилось вокруг, и даже услышанные слова казались нереальными. Новая, мощная порция яда влилась в вену, затуманивая зрение, замедляя сердечный ритм.
С трудом повернула голову в сторону говоривших, слабая улыбка исказила губы. На руках одного из мучителей увидела маленькую фигурку. Размыто, не четко. Сознание ускользало. Захотелось закричать, ухватиться за нечеткий образ. Не получалось. В глазах потемнело, и прежде чем провалиться в окончательное беспамятство, услышала его первый крик.
Пришла в себя от дикого чувства удушья. В воздухе разило гарью. Закашлялась, с трудом пошевелила затекшими от яда конечностями, попыталась открыть глаза. Небо, раскидистый дуб, Владимир.
Попыталась сесть. Удачно.
Сознание возвращалось, Мария замерла. Тупо смотря в оду точку, считала сердцебиения. Два: одно прерывистое, резкое, второе взволнованное. Словно безумная, замотала головой, неправильно, не так, должно быть три… Где третье?
- Мария? - она резко вскинула голову на его севший, хриплый голос.
Виноватое, поникшее выражение лица. Проследила за взглядом и замерла. В метре от него лежало что-то, завернутое в плащ.
Мария резко остановилась, ухватилась дрожащей рукой, за ближайшее дерево. Дыхание сбивалось, сердце словно сумасшедшее разрывало грудную клетку. Смотрела тупо вперед, ничего не видя. Воспоминания давили, застилая глаза кровавой дымкой. Словно не было всех этих лет, словно век не разделял события.
И даже чувствовала ту же гарь, слышала треск догорающего амбара.
И так же рвался крик из сдавленного спазмом горла.
Как же так? Как он смог так жестоко с ней поступить? А она? Как смогла не распознать подмены? Куда же подевалась эта чертова женская интуиция? Пресловутый материнский инстинкт?
Почему не закралось и тени сомнения? Почему была так глупа, что не заметила подвох? Столько лет. За столько лет ни разу не дрогнуло материнское сердце, а ведь он состоял в отряде, рисковал собой, наверняка находился на краю гибели. Даже тогда, когда сама пыталась убить. Почему ничего не почувствовала?
Как же так? А Владимир? Почему именно сейчас? Почему раньше не ощущал силу?
Если бы он сразу сказал, как только ощутил ее впервые, скольких ошибок удалось бы избежать.
Мария яростно замотала головой. Какой же она было слепой, глупой. И продолжает оставаться таковой.
То, что собиралась сделать сейчас, тоже было очередной ошибкой. Совалась в логово к тигру, не имея не малейшего шанса выиграть. Хотя тлела надежда, что сестрица достаточно ослабла, и хотя бы физически Патрик не защищен.
Не хотела думать, что произойдет, если не сможет его ранить, раздирающая сердце ярость не давала трезво соображать. Она сможет. У нее все получится. Мерзавец ответит ей за все, за каждый прожитый в безумии день.
Тоненькая, надоедливая мысль больно кольнула разъяренное сознание: а если не получится? Если не сможет преодолеть наложенную защиту?
Резко повернула голову в ту сторону, где томилась пленница, губы растянулись в ядовитую, злую полуулыбку.
Зря так тянула, строила все эти многоуровневые планы. Зачем? Если можно было все решить двумя выстрелами. Первый – предательница сестрица, второй – Патрик. Если раньше она еще жалела Адель, как-никак родная кровь, то теперь знала, что убьет без зазрения совести. Осознание, что та помогла Патрику отобрать у нее сына, подвело черту под ее никчемной жизнью.
Оттолкнулась от дерева, ставшего временной опорой, сжала ладони в кулаки. Как никогда была решительна, и не тени сомнения. Она больше не будет так глупо рисковать, просто не имеет на это права.
Сначала расправится с Адель, а уж затем вдоволь поизмывается над ставшим беззащитным Патриком.
Как никогда за последнее время, мысли обрели четкость, уверенность, и даже промелькнувший образ Кристофера, с укором смотрящего на нее, не смог поколебать принятого решения. Она знала, что он не простит ей убийства Адель, отца. Знала, и ей было абсолютно наплевать. Сейчас он, все, что между ними было, казалось таким абсурдным, незначительным.
Ведь знала, что все его отношение к ней не что иное, как действия ритуала. И все равно повелась на это, забылась, наделала ошибок.
Мария зло фыркнула, отгоняя от себя ненужный, но такой соблазнительный образ. Она не позволит этой временной слабости даже в мыслях нарушить ее планы.
Больше никаких Кристоферов в ее жизни. А попытается помешать, пристрелит и его.
Загоняя мысли о нем в самый дальний угол памяти, сорвалась с места и понеслась на предельной для себя скорости в сторону Скериошары.
Мария мысленно смаковала расправу. Еще каких-то пару километров, и основная преграда на пути к выполнению ее мести будет устранена. Она не собиралась играть с Адель так, как с Патриком. Просто пустит пулю в сердце предательницы.
