Со своего места тихо всхлипнула Адель. Кристофер вздрогнул. Как он мог забыть о ней? Со всеми своими разборками упустил из памяти, что девушка ранена, что именно ей прежде всего нужна помощь.
Он должен позаботиться о ней. Мария никуда не денется. Сама связала их навечно, пусть теперь пожинает плоды собственных деяний.
Но как бы ни был зол на нее, не смог просто уйти. Присел на корточки возле скрюченного и дрожащего тела.
- Послушай Мария, сейчас я заберу Адель и уеду. Вернусь, как только доставлю ее в Лондон и уверюсь в безопасности. И мы с тобой разберемся. С ритуалом, с твоей местью к моему отцу, со всем, что ты натворила. И вместе подумаем, как избавиться от этой зависимости. А пока, ты побудешь здесь.
Он резко поднялся, положил ключи от наручников себе в карман. Больше не глядя на Марию, опустился перед Адель, беря не способную идти самостоятельно девушку на руки.
- Выпусти меня немедленно! – пронзительный крик завибрировал по узким сводам пещеры. Ее голос дрожал от боли, но она не сдавалась.
- Нет, Мария! Я не собираюсь гоняться за тобой по всей стране!
И не глядя на нее, поспешно вышел из пещеры.
- Ненавижу тебя! Я убью тебя, когда ты вернешься, слышишь? Убью! – выплевывала она ему вслед.
Он даже не обернулся.
– Убью!
Как только за ним захлопнулась стальная решетка, отчаянно завыла. Как же она попала!
Что же теперь с ней будет? Неужели теперь зависима от него? Не сможет без него жить. Упрямо замотала головой. Нет, не бывать этому. Адель говорила, что можно избавиться от действия ритуала. Мария догадывалась, какая цена за свободу. Умирать она не собиралась, только не теперь, когда знала, что ее сын жив. Значит, придется избавиться от Кристофера.
Главное – успеть первой.
Вот только как ей теперь выбираться? Владимира уже вероятно нет в Румынии. Он, естественно, отправился вслед за ней в Лондон. Оставалось только рвать на себе эти кандалы, рано или поздно яд в них закончится, никто их не заменит, и она выберется.
Оставалось надеяться, что успеет это сделать, пока Кристофер не вернется обратно.
С тяжелым сердцем Кристофер покидал пещеру. Гнетущее чувство утраты камнем сдавило грудь. Понимал, что все сделал неправильно, но пути назад уже не было.
Да и мог ли он винить себя в поспешных поступках. После всего того, что на него свалилось, он отчаянно нуждался в выплеске эмоций.
Понимал, что поступил подло с Марией, но по-другому не мог. Он был чертовски зол на нее, она еще легко отделалась. С трудом удалось контролировать бурлящий в груди гнев.
Ему нужно успокоиться. Понять, что делать дальше.
Разобрать всю свою жизнь на крупицы. И осмыслить, что из того, что с ним происходило, что истина, а что ложь. Он не мог сделать это здесь и прямо сейчас, не мог ответить на душившие его вопросы.
Знал, что обязательно вернется сюда, в место, с которого вся его жизнь полетела к черту.
А пока… Ему нужно позаботиться об Адель и выставить охрану возле пещеры с Марией.
Кристофер позвонил Стефану, сделал пару распоряжений. И побежал вниз по склону, неся в руках драгоценную ношу, к машине, которую обещал подогнать дед. К машине, которая увезет их в спасительный для обоих Лондон
В салоне авиалайнера было тихо. Удушающе тихо. Казалось бы, идеальный слух улавливал малейшие колебания плотно сжатого в ограниченном пространстве воздуха, незаметную для человеческого слуха вибрацию металлической обшивки, дикий свист обтекающего самолет воздуха. Равномерное, сглаженное полудремой дыхание Адель. Биение сотни сердец, волей судьбы заточенных на несколько часов в одном самолете.
Звуки окружали, пульсировали. Бесчисленное множество, и при иных обстоятельствах раздражали бы. Но только не сейчас. Наоборот, хотелось заполнить мысли нелепой чепухой. Не помогало. Даже этот водоворот гула не мог заставить отвлечься, его организм словно не замечал, отвергал все то, что помогло бы забыться. Создавая пустоту, вакуум вокруг него. И окружающую искусственную тишину. Идеальную среду для размышлений, сомнений.
Он не хотел думать. Не мог. Все произошедшее не укладывалось в голове. Понимал, что рано или поздно придется, что не удастся отложить на потом, спрятать в самые дальние ячейки памяти. Что просто так, само собой, все не решится. Знал, и боялся. Правда, какой бы она ни была, в любом случае разрушала то, что было дорого.
Как прежде, до поездки, уже не будет. Чью бы сторону не выбрал.
Кристофер устало прикрыл глаза. Все это было слишком. Слишком много всего скопом навалилось. Его отец, вера в которого и так достаточно сильно пошатнулась. Он хотел верить ему. В него. Врала Мария или нет, это не меняло факта, что его отец не так уж идеален. Он и сам словил его на несоответствии. Зачем нужно было скрывать правду про Стефана? Про то, кем раньше была мать, да и сам Патрик? Что изменила бы эта правда? Он не понимал. Зато неведенье зародило в нем сомнения. Он усомнился в отце, и уже не получится так же безоговорочно верить каждому его слову.
У Патрика были свои скелеты в шкафу, и если хоть одно из тех обвинений, что предъявляла Мария, было верно... Он не знал, что будет делать, если ее слова подтвердятся.
А еще этот ритуал. Как отец мог скрывать от него? Теперь была понятна тревога матери, которая не хотела, чтобы он ехал. Умоляла, чтобы остался в Лондоне. Она просто знала. Знала, с чем и кем он столкнется в Румынии. Знала, и молчала. Как и отец.
Осознание разозлило. Как они могли? Отец отправил его в Румынию, зная, что его ждет, и даже словом не обмолвился. Неужели боялся, что он испугается проклятья и не станет искать сестер?
Кристофер горько усмехнулся. Разве мог он с уверенностью сказать, что мотивировало поступки отца. Нет! Раньше казалось, что мог. Как же он был слеп и наивен. Отцу стоило больше доверять ему. Если бы Кристофер знал о ритуале, он бы все равно поехал. Сам постарался бы найти ее. И все решить. Вот только в этом случае он бы не был таким глупцом. Хотя бы понимал, что происходит.
Что уже говорить о содеянном. Было поздно хоть что-либо менять. Оставалось понять, как со всем этим жить дальше. Хотел ли он избавиться от действия ритуала? Однозначно сказать не мог, смотря какая цена за свободу. С одной стороны, конечно, хотелось избавиться от зависимости. Уж слишком слабым, лишенным воли становился рядом с ней. А с другой.... Он не помнил, чтобы хоть с кем-нибудь испытал подобное блаженство. Чтобы близость приносила такое абсолютное упоение. Он ведь был действительно счастлив, как никогда за прошедшие сто лет.
Так может, и не так плоха эта зависимость? Тем более, что она обоюдна. Ведь любовь делает тоже самое. Та же зависимость. Только разница в том, что добровольно выбираешь партнера. На мгновение Кристофер задумался. Попытался представить рядом с собой кого-то другого. И обреченно вздохнул. Перед глазами стояла она: злая и жестокая, загадочная и соблазняющая, улыбающаяся и расслабленная, утомленная его ласками. Последняя картинка вызвала улыбку. Такой Мария нравилась ему больше всего. Тогда, когда обещал забрать с собой, не лукавил. Изменила ли что-нибудь открывшаяся правда?
Он не знал. Не знал, где его истинное желание, а где магическое воздействие ритуала. Вдали от Марии все казалось иным, более ясным. Да и мысли не были окутаны безумным вожделением. Впервые за последние дни мог трезво мыслить и был рад этому. Невозможно хоть что-либо решить, когда разумом управляют гормоны, и думает не совсем та часть тела.
Но все равно было тяжело. Прошло всего каких-то пару часов, а он и десяти минут не провел, чтобы мысленно не вернуться к ней. Особенно не давало покоя то, как поступил с Марией. Чувство вины неприятно жгло. Хоть и оправдывал себя тем, что не мог поступить иначе, что в той ситуации это был единственный выход, ощущение, что предал ее, разрывало сердце.
Как она там? За ее безопасность мог не волноваться, ведь позаботился, выставил возле входа в пещеру охрану. Стражи Стефана не допустят никого в подземелье. Волновало другое. Память услужливо подкидывала ее образ, закованное в кандалы тело. Он видел, как она пыталась сорвать их, ощущал, как впрыскивается в тело скрытый в кандалах яд. Если хоть немного успел узнать ее, то понимал, что не успокоится. Будет рвать на себе кандалы до последнего. Травить себя чужим ядом.
Представил ее обмякшее, бесчувственное тело, распластавшееся на холодном каменном полу пещеры, и чуть не раздавил от охватившего напряжения подлокотники кресла.
– Кристофер? – Звенящий от тревожных ноток голос Адель заставил открыть глаза. Он так ушел в себя, что забыл о присутствии девушки. – Ты в порядке?
Кивнул, слабо улыбнулся. Не она должна спрашивать о самочувствии. Не он, а она пробыла в заточении. Ее жизни угрожала смертельная опасность. И пусть в Бухаресте они удалили пули, и раны вампира затягивались быстро, она, вероятно, все еще должна испытывать слабость.
– Как ты себя чувствуешь?
– Уже лучше. Да это и не важно. – Адель улыбнулась, с нежностью смотря на Кристофера. – Главное, что все закончилось, и ты здесь. Больше этот кошмар не повторится, Патрик все исправит.
Почему-то ее слова не успокоили. Наоборот, непонятная тревога сдавила сердце. Кристофер отмахнулся от возникшего чувства. Все плохое, что могло с ними произойти, уже случилось. Тревога была неуместной.
– Расскажи мне о Марие! – спросил просто, не из любопытства. Чтобы отвлечься. Что представляла собой Мария, и так знал. А в то, что ему расскажут правду, уже не особо верил. Ведь Адель ему тоже лгала. Столько лет думал, что влюблен в нее, говорил ей об этом. А она ни разу так и не открыла ему правду.
Адель нахмурилась. Мария не являлась той, о ком хотелось говорить. Отвернулась к иллюминатору, задумчиво изучая причудливый, видимый лишь взору вампира узор из клубящегося воздуха. Не поворачивая головы, сухо спросила:
– Что ты хочешь знать?
Кристофер отметил ее реакцию. Слышал неприязнь в голосе. И в очередной раз убедился, как много он не знает. Что же они с Марией не поделили, что заставило родных по крови сестер ненавидеть друг друга?
– Как вы стали такими?
– Вампирами?
Это было немного не то, что имел ввиду, но кивнул. Мария не рассказывала ему о своем обращении. По сути, она ничего ему не рассказывала. Только неприятные факты о связи с отцом. Конечно же, хотелось бы услышать историю от нее самой, но вряд ли он получит правдивые ответы на вопросы. Особенно после случившегося.
Адель равнодушно повела плечами.
– История очень длинная, и не совсем приятная.
– Мне некуда торопиться.
Прищурившись, Адель посмотрела на Кристофера. Как же ей не хотелось об этом говорить, ворошить неприятное и болезненное прошлое. Но знала, как Кристофер упрям, и вряд ли просто так отвяжется. Понимала его желание узнать о Марие, но все же злилась, успокаивая себя, что скоро все закончится. И Кристофер будет ее, только ее. Она вытерпела и худшее, пережила самые черные дни в своей жизни, зная, в чьих объятьях нежится любимый. Но выдержала, ведь добровольно пошла на это. Главное, что все получилось. И скоро все закончится. Собралась с мыслями. Хочет Кристофер правду, она даст ее, и пусть сам решает, что потом делать с этой правдой.
– Я младше Марии на три года, свою жизнь мы начали людьми в эпоху Средневековья.
Кристофер внимательно слушал тихий рассказ Адель. Про то, как они с сестрой росли в приемной семье его отца. Надо же, Патрик утаил от него и этот факт. Зачем было скрывать, что знал Адель с рождения?
– Мы с Марией не особо ладили. Она всегда была сама по себе. Не игралась с соседскими детьми. Была всегда замкнутой, нелюдимой. Я даже побаивалась ее. Подругами мы с ней так и не стали. Я старалась избегать ее, как могла, и как можно больше времени проводить с твоим отцом. Но это ее тоже не устраивало. Она обижала меня, прогоняла. Пыталась остаться с ним наедине. Уже потом, когда подросла, я поняла, в чем дело. Мария была влюблена в Патрика с детства.
Кристофер вздрогнул от такого признания. Такого явно не ожидал услышать. Уже свыкся с мыслью, что его женщина до него жила с отцом. Но чтобы все было так серьезно... Слова Адель болезненно осели на сердце. Не думал, что будет так неприятно. А она продолжала рассказывать, как Мария бегала за Патриком, подстраивала их свидания. А он хотел совсем другого.
Кристофер поразился, узнав, что ее сила проявилась еще в человеческом обличии. То, что заставила Патрика быть рядом, не стало откровением. На себе испытал губительное действие ее дара.
– Мария слишком заигралась, а ведь тогда были не те времена. Если бы я только знала, к чему все приведет, никогда бы так не поступила. – Адель оторвала взгляд от окна, и в упор посмотрела на Кристофера. – Я предала ее. Хотя в тот момент считала, что поступаю правильно. Мы росли в семье священника, ее сила противоречила всему, что нас учили. Я обвинила ее в колдовстве. Твой отец меня поддержал.
Кристофер ошеломленно смотрел на девушку. Он хорошо знал историю человечества. И без труда мог сказать, к чему вели такие обвинения. От охватившего его гнева напрягся. Как они могли? Ладно, Адель, но отец? Как он мог!? Отдать девушку, с которой у тебя были близкие отношения, на костер! Каким же нужно быть гнилым и жестоким, чтобы так поступить. В голове не укладывалось, что отец решился на такое подлое предательство.
Память услужливо подкинула образ Марии в кандалах. Кристофер сжал кулаки. А чем он лучше? Ведь так же подло поступил с ней. Так же предал. И нет ему оправданий. Ведь мог посадить Адель на самолет и тут же вернуться. Так нет. Оберегая одну, подставил под удар вторую. Твердо решил исправить оплошность. Как только самолет приземлится, передаст Адель в руки поверенных лиц и сразу же полетит обратно. Не станет тратить время на поездку домой, как бы ни хотелось. Выяснить все недоразумения с отцом сможет и позже. Мария была важнее.
Адель тем временем пыталась оправдаться. Как поняла, что натворила, уже когда стало поздно. Как попыталась исправить, бросится в ноги к епископу и сказать, что ошиблась. Как Патрик удержал ее, внушив, что за клевету ее саму отправят на костер.
– Что мне тогда оставалось? Я была напугана. И позже сполна заплатила за свой грех. Когда ее сорвало с горящего костра неизвестное существо, жизнь превратилась в кошмар. В те времена люди не имели особых знаний, но ходили легенды про сверхлюдей, сильных и бессмертных. Мы не знали наверняка, но догадывались, что Марию забрало именно оно, и не для того, чтобы съесть. Для этого можно было и не бросаться в костер. Тогда была такая толпа, собралась вся деревня, никто бы и не заметил пропажи одного. Твой отец сразу понял, что дело плохо. Что рано или поздно Мария вернется. За нами. Мы бросили все и сбежали. Вынуждены были скитаться, перебиваться сомнительными ночлежками. Если бы ты знал, как это – жить в постоянном страхе, ежесекундно оглядываться.
Адель на мгновение замолчала, закрыла глаза. Кристофер видел, как тяжело давались ей воспоминания, но к своему ужасу не обнаружил и капли жалости к ее страданиям. Она тяжело вздохнула и продолжила.
– А потом Патрику все надоело. Он оставил меня в очередной по счету деревне и отправился в Ватикан.
Он должен позаботиться о ней. Мария никуда не денется. Сама связала их навечно, пусть теперь пожинает плоды собственных деяний.
Но как бы ни был зол на нее, не смог просто уйти. Присел на корточки возле скрюченного и дрожащего тела.
- Послушай Мария, сейчас я заберу Адель и уеду. Вернусь, как только доставлю ее в Лондон и уверюсь в безопасности. И мы с тобой разберемся. С ритуалом, с твоей местью к моему отцу, со всем, что ты натворила. И вместе подумаем, как избавиться от этой зависимости. А пока, ты побудешь здесь.
Он резко поднялся, положил ключи от наручников себе в карман. Больше не глядя на Марию, опустился перед Адель, беря не способную идти самостоятельно девушку на руки.
- Выпусти меня немедленно! – пронзительный крик завибрировал по узким сводам пещеры. Ее голос дрожал от боли, но она не сдавалась.
- Нет, Мария! Я не собираюсь гоняться за тобой по всей стране!
И не глядя на нее, поспешно вышел из пещеры.
- Ненавижу тебя! Я убью тебя, когда ты вернешься, слышишь? Убью! – выплевывала она ему вслед.
Он даже не обернулся.
– Убью!
Как только за ним захлопнулась стальная решетка, отчаянно завыла. Как же она попала!
Что же теперь с ней будет? Неужели теперь зависима от него? Не сможет без него жить. Упрямо замотала головой. Нет, не бывать этому. Адель говорила, что можно избавиться от действия ритуала. Мария догадывалась, какая цена за свободу. Умирать она не собиралась, только не теперь, когда знала, что ее сын жив. Значит, придется избавиться от Кристофера.
Главное – успеть первой.
Вот только как ей теперь выбираться? Владимира уже вероятно нет в Румынии. Он, естественно, отправился вслед за ней в Лондон. Оставалось только рвать на себе эти кандалы, рано или поздно яд в них закончится, никто их не заменит, и она выберется.
Оставалось надеяться, что успеет это сделать, пока Кристофер не вернется обратно.
С тяжелым сердцем Кристофер покидал пещеру. Гнетущее чувство утраты камнем сдавило грудь. Понимал, что все сделал неправильно, но пути назад уже не было.
Да и мог ли он винить себя в поспешных поступках. После всего того, что на него свалилось, он отчаянно нуждался в выплеске эмоций.
Понимал, что поступил подло с Марией, но по-другому не мог. Он был чертовски зол на нее, она еще легко отделалась. С трудом удалось контролировать бурлящий в груди гнев.
Ему нужно успокоиться. Понять, что делать дальше.
Разобрать всю свою жизнь на крупицы. И осмыслить, что из того, что с ним происходило, что истина, а что ложь. Он не мог сделать это здесь и прямо сейчас, не мог ответить на душившие его вопросы.
Знал, что обязательно вернется сюда, в место, с которого вся его жизнь полетела к черту.
А пока… Ему нужно позаботиться об Адель и выставить охрану возле пещеры с Марией.
Кристофер позвонил Стефану, сделал пару распоряжений. И побежал вниз по склону, неся в руках драгоценную ношу, к машине, которую обещал подогнать дед. К машине, которая увезет их в спасительный для обоих Лондон
Глава 21. Вопреки
В салоне авиалайнера было тихо. Удушающе тихо. Казалось бы, идеальный слух улавливал малейшие колебания плотно сжатого в ограниченном пространстве воздуха, незаметную для человеческого слуха вибрацию металлической обшивки, дикий свист обтекающего самолет воздуха. Равномерное, сглаженное полудремой дыхание Адель. Биение сотни сердец, волей судьбы заточенных на несколько часов в одном самолете.
Звуки окружали, пульсировали. Бесчисленное множество, и при иных обстоятельствах раздражали бы. Но только не сейчас. Наоборот, хотелось заполнить мысли нелепой чепухой. Не помогало. Даже этот водоворот гула не мог заставить отвлечься, его организм словно не замечал, отвергал все то, что помогло бы забыться. Создавая пустоту, вакуум вокруг него. И окружающую искусственную тишину. Идеальную среду для размышлений, сомнений.
Он не хотел думать. Не мог. Все произошедшее не укладывалось в голове. Понимал, что рано или поздно придется, что не удастся отложить на потом, спрятать в самые дальние ячейки памяти. Что просто так, само собой, все не решится. Знал, и боялся. Правда, какой бы она ни была, в любом случае разрушала то, что было дорого.
Как прежде, до поездки, уже не будет. Чью бы сторону не выбрал.
Кристофер устало прикрыл глаза. Все это было слишком. Слишком много всего скопом навалилось. Его отец, вера в которого и так достаточно сильно пошатнулась. Он хотел верить ему. В него. Врала Мария или нет, это не меняло факта, что его отец не так уж идеален. Он и сам словил его на несоответствии. Зачем нужно было скрывать правду про Стефана? Про то, кем раньше была мать, да и сам Патрик? Что изменила бы эта правда? Он не понимал. Зато неведенье зародило в нем сомнения. Он усомнился в отце, и уже не получится так же безоговорочно верить каждому его слову.
У Патрика были свои скелеты в шкафу, и если хоть одно из тех обвинений, что предъявляла Мария, было верно... Он не знал, что будет делать, если ее слова подтвердятся.
А еще этот ритуал. Как отец мог скрывать от него? Теперь была понятна тревога матери, которая не хотела, чтобы он ехал. Умоляла, чтобы остался в Лондоне. Она просто знала. Знала, с чем и кем он столкнется в Румынии. Знала, и молчала. Как и отец.
Осознание разозлило. Как они могли? Отец отправил его в Румынию, зная, что его ждет, и даже словом не обмолвился. Неужели боялся, что он испугается проклятья и не станет искать сестер?
Кристофер горько усмехнулся. Разве мог он с уверенностью сказать, что мотивировало поступки отца. Нет! Раньше казалось, что мог. Как же он был слеп и наивен. Отцу стоило больше доверять ему. Если бы Кристофер знал о ритуале, он бы все равно поехал. Сам постарался бы найти ее. И все решить. Вот только в этом случае он бы не был таким глупцом. Хотя бы понимал, что происходит.
Что уже говорить о содеянном. Было поздно хоть что-либо менять. Оставалось понять, как со всем этим жить дальше. Хотел ли он избавиться от действия ритуала? Однозначно сказать не мог, смотря какая цена за свободу. С одной стороны, конечно, хотелось избавиться от зависимости. Уж слишком слабым, лишенным воли становился рядом с ней. А с другой.... Он не помнил, чтобы хоть с кем-нибудь испытал подобное блаженство. Чтобы близость приносила такое абсолютное упоение. Он ведь был действительно счастлив, как никогда за прошедшие сто лет.
Так может, и не так плоха эта зависимость? Тем более, что она обоюдна. Ведь любовь делает тоже самое. Та же зависимость. Только разница в том, что добровольно выбираешь партнера. На мгновение Кристофер задумался. Попытался представить рядом с собой кого-то другого. И обреченно вздохнул. Перед глазами стояла она: злая и жестокая, загадочная и соблазняющая, улыбающаяся и расслабленная, утомленная его ласками. Последняя картинка вызвала улыбку. Такой Мария нравилась ему больше всего. Тогда, когда обещал забрать с собой, не лукавил. Изменила ли что-нибудь открывшаяся правда?
Он не знал. Не знал, где его истинное желание, а где магическое воздействие ритуала. Вдали от Марии все казалось иным, более ясным. Да и мысли не были окутаны безумным вожделением. Впервые за последние дни мог трезво мыслить и был рад этому. Невозможно хоть что-либо решить, когда разумом управляют гормоны, и думает не совсем та часть тела.
Но все равно было тяжело. Прошло всего каких-то пару часов, а он и десяти минут не провел, чтобы мысленно не вернуться к ней. Особенно не давало покоя то, как поступил с Марией. Чувство вины неприятно жгло. Хоть и оправдывал себя тем, что не мог поступить иначе, что в той ситуации это был единственный выход, ощущение, что предал ее, разрывало сердце.
Как она там? За ее безопасность мог не волноваться, ведь позаботился, выставил возле входа в пещеру охрану. Стражи Стефана не допустят никого в подземелье. Волновало другое. Память услужливо подкидывала ее образ, закованное в кандалы тело. Он видел, как она пыталась сорвать их, ощущал, как впрыскивается в тело скрытый в кандалах яд. Если хоть немного успел узнать ее, то понимал, что не успокоится. Будет рвать на себе кандалы до последнего. Травить себя чужим ядом.
Представил ее обмякшее, бесчувственное тело, распластавшееся на холодном каменном полу пещеры, и чуть не раздавил от охватившего напряжения подлокотники кресла.
– Кристофер? – Звенящий от тревожных ноток голос Адель заставил открыть глаза. Он так ушел в себя, что забыл о присутствии девушки. – Ты в порядке?
Кивнул, слабо улыбнулся. Не она должна спрашивать о самочувствии. Не он, а она пробыла в заточении. Ее жизни угрожала смертельная опасность. И пусть в Бухаресте они удалили пули, и раны вампира затягивались быстро, она, вероятно, все еще должна испытывать слабость.
– Как ты себя чувствуешь?
– Уже лучше. Да это и не важно. – Адель улыбнулась, с нежностью смотря на Кристофера. – Главное, что все закончилось, и ты здесь. Больше этот кошмар не повторится, Патрик все исправит.
Почему-то ее слова не успокоили. Наоборот, непонятная тревога сдавила сердце. Кристофер отмахнулся от возникшего чувства. Все плохое, что могло с ними произойти, уже случилось. Тревога была неуместной.
– Расскажи мне о Марие! – спросил просто, не из любопытства. Чтобы отвлечься. Что представляла собой Мария, и так знал. А в то, что ему расскажут правду, уже не особо верил. Ведь Адель ему тоже лгала. Столько лет думал, что влюблен в нее, говорил ей об этом. А она ни разу так и не открыла ему правду.
Адель нахмурилась. Мария не являлась той, о ком хотелось говорить. Отвернулась к иллюминатору, задумчиво изучая причудливый, видимый лишь взору вампира узор из клубящегося воздуха. Не поворачивая головы, сухо спросила:
– Что ты хочешь знать?
Кристофер отметил ее реакцию. Слышал неприязнь в голосе. И в очередной раз убедился, как много он не знает. Что же они с Марией не поделили, что заставило родных по крови сестер ненавидеть друг друга?
– Как вы стали такими?
– Вампирами?
Это было немного не то, что имел ввиду, но кивнул. Мария не рассказывала ему о своем обращении. По сути, она ничего ему не рассказывала. Только неприятные факты о связи с отцом. Конечно же, хотелось бы услышать историю от нее самой, но вряд ли он получит правдивые ответы на вопросы. Особенно после случившегося.
Адель равнодушно повела плечами.
– История очень длинная, и не совсем приятная.
– Мне некуда торопиться.
Прищурившись, Адель посмотрела на Кристофера. Как же ей не хотелось об этом говорить, ворошить неприятное и болезненное прошлое. Но знала, как Кристофер упрям, и вряд ли просто так отвяжется. Понимала его желание узнать о Марие, но все же злилась, успокаивая себя, что скоро все закончится. И Кристофер будет ее, только ее. Она вытерпела и худшее, пережила самые черные дни в своей жизни, зная, в чьих объятьях нежится любимый. Но выдержала, ведь добровольно пошла на это. Главное, что все получилось. И скоро все закончится. Собралась с мыслями. Хочет Кристофер правду, она даст ее, и пусть сам решает, что потом делать с этой правдой.
– Я младше Марии на три года, свою жизнь мы начали людьми в эпоху Средневековья.
Кристофер внимательно слушал тихий рассказ Адель. Про то, как они с сестрой росли в приемной семье его отца. Надо же, Патрик утаил от него и этот факт. Зачем было скрывать, что знал Адель с рождения?
– Мы с Марией не особо ладили. Она всегда была сама по себе. Не игралась с соседскими детьми. Была всегда замкнутой, нелюдимой. Я даже побаивалась ее. Подругами мы с ней так и не стали. Я старалась избегать ее, как могла, и как можно больше времени проводить с твоим отцом. Но это ее тоже не устраивало. Она обижала меня, прогоняла. Пыталась остаться с ним наедине. Уже потом, когда подросла, я поняла, в чем дело. Мария была влюблена в Патрика с детства.
Кристофер вздрогнул от такого признания. Такого явно не ожидал услышать. Уже свыкся с мыслью, что его женщина до него жила с отцом. Но чтобы все было так серьезно... Слова Адель болезненно осели на сердце. Не думал, что будет так неприятно. А она продолжала рассказывать, как Мария бегала за Патриком, подстраивала их свидания. А он хотел совсем другого.
Кристофер поразился, узнав, что ее сила проявилась еще в человеческом обличии. То, что заставила Патрика быть рядом, не стало откровением. На себе испытал губительное действие ее дара.
– Мария слишком заигралась, а ведь тогда были не те времена. Если бы я только знала, к чему все приведет, никогда бы так не поступила. – Адель оторвала взгляд от окна, и в упор посмотрела на Кристофера. – Я предала ее. Хотя в тот момент считала, что поступаю правильно. Мы росли в семье священника, ее сила противоречила всему, что нас учили. Я обвинила ее в колдовстве. Твой отец меня поддержал.
Кристофер ошеломленно смотрел на девушку. Он хорошо знал историю человечества. И без труда мог сказать, к чему вели такие обвинения. От охватившего его гнева напрягся. Как они могли? Ладно, Адель, но отец? Как он мог!? Отдать девушку, с которой у тебя были близкие отношения, на костер! Каким же нужно быть гнилым и жестоким, чтобы так поступить. В голове не укладывалось, что отец решился на такое подлое предательство.
Память услужливо подкинула образ Марии в кандалах. Кристофер сжал кулаки. А чем он лучше? Ведь так же подло поступил с ней. Так же предал. И нет ему оправданий. Ведь мог посадить Адель на самолет и тут же вернуться. Так нет. Оберегая одну, подставил под удар вторую. Твердо решил исправить оплошность. Как только самолет приземлится, передаст Адель в руки поверенных лиц и сразу же полетит обратно. Не станет тратить время на поездку домой, как бы ни хотелось. Выяснить все недоразумения с отцом сможет и позже. Мария была важнее.
Адель тем временем пыталась оправдаться. Как поняла, что натворила, уже когда стало поздно. Как попыталась исправить, бросится в ноги к епископу и сказать, что ошиблась. Как Патрик удержал ее, внушив, что за клевету ее саму отправят на костер.
– Что мне тогда оставалось? Я была напугана. И позже сполна заплатила за свой грех. Когда ее сорвало с горящего костра неизвестное существо, жизнь превратилась в кошмар. В те времена люди не имели особых знаний, но ходили легенды про сверхлюдей, сильных и бессмертных. Мы не знали наверняка, но догадывались, что Марию забрало именно оно, и не для того, чтобы съесть. Для этого можно было и не бросаться в костер. Тогда была такая толпа, собралась вся деревня, никто бы и не заметил пропажи одного. Твой отец сразу понял, что дело плохо. Что рано или поздно Мария вернется. За нами. Мы бросили все и сбежали. Вынуждены были скитаться, перебиваться сомнительными ночлежками. Если бы ты знал, как это – жить в постоянном страхе, ежесекундно оглядываться.
Адель на мгновение замолчала, закрыла глаза. Кристофер видел, как тяжело давались ей воспоминания, но к своему ужасу не обнаружил и капли жалости к ее страданиям. Она тяжело вздохнула и продолжила.
– А потом Патрику все надоело. Он оставил меня в очередной по счету деревне и отправился в Ватикан.
