Патрик снова оказался хитрее. И это злило. Что же ей теперь делать? Как выбраться? Она не хотела умирать, не сейчас, когда узнала правду о своем сыне.
Больше всего на свете она хотела увидеть его. Хотя бы издалека. Хотела познакомиться, узнать его поближе. Обнять. Сказать, что она его мать. И больше всего на свете боялась, что так и не успеет этого сделать.
К сожалению, выхода она не видела. Даже, если она полностью восстановится, всех ее сил не хватит, чтобы противостоять Адель. Она сможет лишь ослабить ее воздействие, но что толку? Наверняка Адель будет закрывать всю стражу, и, конечно же, самого Патрика. Так что выбраться отсюда у нее не поучится.
Оставалось надеяться на Владимира. Но что он один сможет сделать, когда против него целое войско? Ничего. Хотя зная, насколько хитер ее создатель, верила, что тот обязательно что-то придумает.
И еще был Кристофер. Она была зла на него, безумно. Но когда он бросился ее защищать, вся ее злость испарилась, уступая место так незнакомому ей ощущению надежности. Сердце приятно согревалось от мысли, что он готов ради нее на все, даже пойти против воли своего отца. Ведь когда-то именно этого и хотела. Вот только увы, победа эта не приносила радости. Слишком большой ценой обошлась ей. Мария знала, что Кристофер будет пытаться спасти ее, но абсолютно на него не надеялась. Он был слишком слаб по сравнению с Патриком, не в его силах тягаться со столь коварным противником. Даже она, знающая, на что тот способен, и то попалась.
Мария обреченно вздохнула. Все эти мысли веяли поражением, а она не хотела сдаваться, даже если и не видела выхода. А еще и эта проклятая слабость! Как же она умудрилась настолько ослабить саму себя. Ей бы отдохнуть, восстановиться, но благодаря заботам Патрика не могла даже лечь. Несмотря на все попытки держаться, все же осела по стене, перестав обращать внимания на холодную, вмиг промочившую одежду воду.
Постепенно силы возвращались, с каждым пройденным часом она чувствовала себя все сильнее. И все меньше времени проводила в полудреме. В один из таких моментов ощутила, как приоткрывается дверь камеры. Моментально вскочила, оскалилась, но тут же застыла, стоило увидеть вошедшего.
На пороге ее камеры стоял Этан. Позади него, переминался с ноги на ногу, охранник.
– Оставь нас! – Мария вздрогнула от приказного тона сына. Она впервые так близко слышала его голос, от волнения у нее перехватило дыхание. Охранник кивнул и исчез.
Этан отвернулся, неспешно закрыл дверь, и еще пару секунд стоял к Марие спиной. Но затем, словно решившись, резко развернулся, Мария вся сжалась под его пронизывающим, требовательным взглядом. Он молчал, пытливо всматриваясь в ее лицо. А она лихорадочно соображала, что могло заставить его к ней спуститься. Пришел ее обвинять? Ведь навредила в Румынии его девушке, видела его полные ненависти глаза в тот момент. Искала в его взгляде былые оттенки того чувства, и не находила. Наоборот, было что-то необъяснимое в его глазах. Интерес? Любопытство?
Что это могло значить? Только если… Мария нервно сглотнула вставший поперек горла комок, невысказанный крик так и рвался из сдавленной груди. Это было невероятно, но только так могла объяснить тот странный блеск в его глазах, с примесью страха и надежды. Этан знал. Знал кто она. Только откуда?
А впрочем, и не важно. Он знает, и он здесь. А большем и мечтать не смела.
Хотя не так она себе представляла эту встречу, не так хотела, чтобы он узнал, но уже ничего не могла исправить. Ей так много хотелось ему сказать, но от волнения не могла произнести и слова, даже столь ожидаемой радости не было. Все ее эмоции словно заморозились в один миг.
Но все же попыталась взять себя в руки. Все еще не веря в реальность происходящего, неотрывно наблюдая за эмоциями на лице сына, сделала шаг вперед. Удерживающие ее кандалы натянулись, лишая возможности свободно передвигаться. Этан не шелохнулся. Сделала еще один шаг. Приблизилась почти вплотную. Вдохнула полной грудью его запах, запоминая, записывая в ячейки памяти. Такой родной, и, несомненно, самый любимый.
Осторожно подняла руку, поражаясь, насколько та дрожит. Надо же, всегда такая храбрая, она до безумия боялась быть отвергнутой собственным сыном. Ее рука так и зависла в дюйме от его лица, не решаясь прикоснуться к нему. Мария в отчаянье закусила нижнюю губу. Мгновение колебалась. И все же, преодолевая раздирающий на куски страх, осторожно, практически невесомо дотронулась до его щеки. Пальцы еще сильнее задрожали, передавая эту лихорадочную дрожь и ему. Этан шумно выдохнул, прикрывая глаза, а у Марии от тоски и боли разрывалось сердце. Судьба в очередной раз посмеялась над ней, позволив обрести сына, чтобы вскоре снова отобрать.
Казалось, что только мгновение назад за Грейс захлопнулась тяжелая стальная дверь. На самом же деле время стёрлось, размылось в сплошную серую однообразную массу. Он даже не понял, когда она ушла. Сколько простояла рядом. Глухой стук закрываемой двери лишь ненадолго вывел из ступора. Отчаянье разрывало сердце и душу. Так не хотелось верить в то, что узнал, так хотелось предаться самообману. Но увы… От горькой правды не спрятаться.
Он проиграл. Заранее. Заведомо. Еще в тот день, когда согласился на эту поездку. Как же горько было осознавать, что все это время был марионеткой в чужих руках. Как противно становилось от понимания, что вся его жизнь, его чувства, эмоции были для родного человека ничем. Что тот с легкостью предал его, разрушил то ценное, что между ними было – доверие. И все ради чего? Ради какой-то глупой мести? Ради каких-то несостоявшихся амбиций?
Как так можно? Как можно так жестоко предавать родных людей? Не только его. Ведь Мария тоже, как ни горько было это признавать, когда-то была ему близка. Неужели он легко разделается с ней? Убьет, не смотря ни на что?
Кристофер в отчаянии сдавил руками голову. Ответы на собственные вопросы подкашивали ноги. Убьет. Сможет. Плюнет на всех. И слова Грейс были тому подтверждением.
Впервые за время ареста Кристофер не видел выхода. Рассказ Грейс словно сломал внутри него пружину, держащую в тонусе. Отобрал последнюю надежду. Лишил сил, так необходимых для борьбы.
Когда спустя время тяжелая дверь снова приоткрылась, даже не повернул голову. Кем бы ни был посетитель, ничего хорошего уже не ждал. Но все же, чужое присутствие и ощущаемый затылком пристальный взгляд заставили обратить внимание на вошедшего. На почтительном расстоянии от него застыл охранник. Вышколенный, без единой эмоции на лице. Идеальный страж, беспрекословно выполняющий приказы хозяина. Почему-то не захотелось знать, зачем тот спустился к нему в камеру, словно неведенье могло чем-то помочь, или предотвратить неизбежное.
- Мистер Бауэрман! Следуйте за мной!
Охранник отступил на шаг, освобождая место для прохода. Секунду Кристофер оценивал сложившуюся ситуацию. Кандалы с него так и не сняли, значит, все же пленник. Да и на что он рассчитывал? Что случится чудо и отец в последний момент передумает? Вероятнее всего его ждал допрос. Спрашивать не стал. Молча тронулся с места, с тяжелым сердцем покидая пределы камеры. Понимал, что это путешествие наверх ничем хорошим не закончится. Что время, которого и так не было, неумолимо приближалось к роковой отметке.
Его повели по длинным, с давящими низкими потолками, коридорам, предназначенным для заключенных. Как бы ни хотелось увидеть кого-то из родных, понимал невозможность своего желания. В их системе все было предусмотрено. Пленники своим видом никогда не беспокоили обитателей особняка. Не сведущий в делах вампир и не предположил бы, что твориться у него под ногами.
Вскоре они оказались в небольшой комнате. Оставив его одного, стражник поспешно ретировался. Кристофер осмотрелся. Стул, стол. Скудная и лишенная изящества меблировка, выкрашенные в серый тон толстые стены. Место, в котором решались судьбы, выбивались признания. Сколько раз он сам допрашивал в подобных комнатах? Много. Интересно, кто будет его судьей?
Долго томиться в ожидании не заставили. Дверь в очередной раз открылась.
- Не думал, что когда-нибудь увижу тебя здесь! – скептически разведя руками, в комнату вошел Этан. Кристофер с трудом скрыл удивление, не думал, что к нему пришлют брата. Лишь сухо кивнул в ответ.
- Я тоже!
Не смотря на трагизм ситуации, Кристофер был рад видеть родного человека. Этан как никто другой обладал интересующей его информацией. Он был вторым приближенным после него к Патрику. Кристофер уже было собирался накинуться на него с расспросами, но что-то неуловимое в мимике брата остановило так и невысказанные вопросы.
Спокойный и всегда уравновешенный, Этан сейчас выглядел немного рассеянным и не собранным, даже нервным. Было странно видеть его таким. Похоже, арест Кристофера имел намного больше последствий, чем предполагал. Если Этан так переживал, что же творилось с его матерью? Чувство вины неприятно обожгло совесть, но увы, ничего вернуть или исправить уже не мог. Надеялся, что когда-нибудь мать простит ему эти часы причинённого беспокойства.
- Одень это!
Не веря своим глазам смотрел на длинный черный плащ, зажатый в руке брата. И как он сразу его не заметил?
Кристофер взял протянутую вещичку. Рука предательски дрожала. Спрашивать, зачем принес плащ, не было необходимости. И так догадался. Такие плащи надевали лишь в одном случае: будет суд. Он ошибся, подумав лишь о допросе и наивно предполагая, что у них есть еще хоть немного времени. Но почему? Почему так быстро? По всем законам должны еще пройти допросы. Словно прочитав его мысли, Этан начал рассказывать сам.
- Сегодня суд! Патрик собрал все необходимые доказательства.
Кристофер со злостью сжал кулаки.
- Почему так быстро? Меня даже не допрашивали!
- В этом нет необходимости. К границам подходят мятежники. Твоя мать позвонила Стефану, попросила помощи. Патрик уже отослал основные войска на подавление мятежа, но никто не знает, как долго ему удастся сдерживать их. Мятежников очень много! Мы и не знали, что их столько! Отец в бешенстве.
Слова брата отдавались радостным эхом в сознании. Бунт. Конечно же. Как он раньше не предположил такую возможность? Кристофер невольно мысленно вернулся в стены румынского замка. Вспомнил, как тогда поразил факт, насколько истинная численность мятежников отличалась от официальной статистики. А сколько еще таких, как они, скрывались по всему миру?
Патрик даже не догадывался об их существовании. Он свято верил, что его режим подмял всех, а кого не удалось сломить, держат в постоянном страхе и гонениях многочисленные патрули. Женившись на дочери вампирского короля, Патрик обеспечил себе шикарный тыл. Не станет родной дед нападать на семью собственной дочери. Но Патрик просчитался в главном. Раньше, пока Кристофер был в безопасности, Стефан не трогал зазнавшегося тирана. Сейчас же у того появился реальный повод и шанс изменить ситуацию в свою сторону. Как и в сторону Кристофера. Последние известия возродили потухшую надежду. Главное продержаться, дождаться помощи. Стефан поможет, вытащит и его, и Марию.
Этан словно прочитав его мысли, поспешно добавил.
- Патрик ускорил судебный процесс, хочет все решить до того, как войска Стефана пробьют оборону. Мне жаль, Кристофер, но вряд ли Стефан успеет помочь вам.
Слова брата разозлили своей правдивостью. Он только обрел надежду. Кристофер понимал, что при желании можно вынести и исполнить приговор за пару часов. Слова Грейс снова всплыли в памяти, задавливая своей неизбежностью. Неужели таки не было выхода? Со злостью сжал челюсть. Нет. Что бы ни говорил Этан, что бы ни предрекала Грейс, он будет бороться. До последнего вздоха. До последнего удара сердца. Захотелось немедленно увидеть Марию, поделиться новостями. Хотелось крикнуть, чтобы держалась, что у них все получиться. Вопреки предсказаниям, чужим козням. Что осталось потерпеть всего чуть-чуть. И они будут вместе, навсегда.
Дотронувшаяся до его плеча рука брата и его тихий голос вырвали из печальных мыслей.
- Нам пора!
Кристофер молча кивнул. Накинул на плечи плащ, уверенно двинулся вслед за братом. Они еще поборются. Это еще не конец. И он больше не сомневался в этом.
Ее привели в небольшую по размерам комнату. Четыре на четыре. Марие было плевать, она даже не смотрела по сторонам. После камеры, наполненной ледяной водой, любое другое, сухое место казалось раем. Но не это сейчас волновало ее. Она была здесь не одна! Всеми фибрами души ощущала в этой комнате чужое присутствие, не стража, к нему уже привыкла. По стенам этого помещения гулял запах, который она узнала бы, и горя в аду.
Брошенная в руки длинная тряпка упала на пол, так и не достигнув цели. Скрипя зубами и звеня кандалами, Мария опустилась, поднимая с пола вещь. В иных обстоятельствах бы и с места не сдвинулась. Но сейчас ей нужна была одежда. Ее, подранная во многих местах, слишком явно оголяла различные участки тела. А предстать перед врагами в таком виде ой как не хотелось.
Лишь полностью закутавшись в плащ, повернулась лицом к находящейся у противоположной стены женщине. Та пыталась стоять ровно, не сутулясь, хотя Мария видела, как непроизвольно, словно под тяжким бременем опускаются ее плечи. Что с ней случилось? Какое горе так подкосило когда-то уверенную в себе женщину? Эта не была той, что она помнила. Словно ее подменили. Да и не только осанка выдавала бывшую соперницу. Потухший взгляд, дрожащие руки, выражение глубочайшей скорби на лице. Жалкая. Поверженная. Мария могла бы еще много слов подобрать, чтобы описать состояние женщины.
Сколько лет она мечтала об этой встрече? Сколько хотела увидеть ее униженной и раздавленной? Слишком много. Слишком долго. Увидела. Мечта сбылась. Вот только долгожданной радости, увы, не чувствовала. Поверженный противник не вызывал триумфа. Лишь неконтролируемую жалость, что не понравилось, не привыкла к таким чувствам. С раздражением выплюнула:
- Чего пришла? Любоваться? – с вызовом вздернула подбородок. – Любуйся… и убирайся!
Радмила вздрогнула, насмешливый взгляд арестантки прожигал насквозь, выворачивал душу. Так хотелось спрятаться, закрыться от этих пронзительных, ненавистных черных глаз. Но она держалась, старалась сохранять уже и так растерянное достоинство. И это давалось с трудом. Один лишь вид пленницы вызывал дикую, разрушительную злость и ярость. Радмила ненавидела ее всем сердцем, ненавидела так, как только могла материнская душа. Была бы ее воля, разорвала бы на месте. Стерла бы с ее лица нахальную ухмылку. И никогда бы в жизни не сделала бы то, что собиралась.
Если бы только жизнь Кристофера не зависела от нее. Если бы не так много если… Радмила секунду колебалась, собиралась с мыслями, кивнула стражнику, чтобы покинул комнату, а затем выпалила на одном дыхании.
- Спаси его! Если Кристофер хоть немного дорог тебе, спаси! Умоляю.
Как ни старалась говорить уверенно, голос дрогнул. Слишком через многое переступила, умоляя врага о милости, но в данный момент ей было плевать на собственную гордость. Она хотела спасти сына, и цена не имела значения. Затуманенным взглядом следила за лицом бывшей соперницы. Ожидала увидеть насмешку, торжество, но не находила. Только ничем не прикрытое удивление.
Больше всего на свете она хотела увидеть его. Хотя бы издалека. Хотела познакомиться, узнать его поближе. Обнять. Сказать, что она его мать. И больше всего на свете боялась, что так и не успеет этого сделать.
К сожалению, выхода она не видела. Даже, если она полностью восстановится, всех ее сил не хватит, чтобы противостоять Адель. Она сможет лишь ослабить ее воздействие, но что толку? Наверняка Адель будет закрывать всю стражу, и, конечно же, самого Патрика. Так что выбраться отсюда у нее не поучится.
Оставалось надеяться на Владимира. Но что он один сможет сделать, когда против него целое войско? Ничего. Хотя зная, насколько хитер ее создатель, верила, что тот обязательно что-то придумает.
И еще был Кристофер. Она была зла на него, безумно. Но когда он бросился ее защищать, вся ее злость испарилась, уступая место так незнакомому ей ощущению надежности. Сердце приятно согревалось от мысли, что он готов ради нее на все, даже пойти против воли своего отца. Ведь когда-то именно этого и хотела. Вот только увы, победа эта не приносила радости. Слишком большой ценой обошлась ей. Мария знала, что Кристофер будет пытаться спасти ее, но абсолютно на него не надеялась. Он был слишком слаб по сравнению с Патриком, не в его силах тягаться со столь коварным противником. Даже она, знающая, на что тот способен, и то попалась.
Мария обреченно вздохнула. Все эти мысли веяли поражением, а она не хотела сдаваться, даже если и не видела выхода. А еще и эта проклятая слабость! Как же она умудрилась настолько ослабить саму себя. Ей бы отдохнуть, восстановиться, но благодаря заботам Патрика не могла даже лечь. Несмотря на все попытки держаться, все же осела по стене, перестав обращать внимания на холодную, вмиг промочившую одежду воду.
Постепенно силы возвращались, с каждым пройденным часом она чувствовала себя все сильнее. И все меньше времени проводила в полудреме. В один из таких моментов ощутила, как приоткрывается дверь камеры. Моментально вскочила, оскалилась, но тут же застыла, стоило увидеть вошедшего.
На пороге ее камеры стоял Этан. Позади него, переминался с ноги на ногу, охранник.
– Оставь нас! – Мария вздрогнула от приказного тона сына. Она впервые так близко слышала его голос, от волнения у нее перехватило дыхание. Охранник кивнул и исчез.
Этан отвернулся, неспешно закрыл дверь, и еще пару секунд стоял к Марие спиной. Но затем, словно решившись, резко развернулся, Мария вся сжалась под его пронизывающим, требовательным взглядом. Он молчал, пытливо всматриваясь в ее лицо. А она лихорадочно соображала, что могло заставить его к ней спуститься. Пришел ее обвинять? Ведь навредила в Румынии его девушке, видела его полные ненависти глаза в тот момент. Искала в его взгляде былые оттенки того чувства, и не находила. Наоборот, было что-то необъяснимое в его глазах. Интерес? Любопытство?
Что это могло значить? Только если… Мария нервно сглотнула вставший поперек горла комок, невысказанный крик так и рвался из сдавленной груди. Это было невероятно, но только так могла объяснить тот странный блеск в его глазах, с примесью страха и надежды. Этан знал. Знал кто она. Только откуда?
А впрочем, и не важно. Он знает, и он здесь. А большем и мечтать не смела.
Хотя не так она себе представляла эту встречу, не так хотела, чтобы он узнал, но уже ничего не могла исправить. Ей так много хотелось ему сказать, но от волнения не могла произнести и слова, даже столь ожидаемой радости не было. Все ее эмоции словно заморозились в один миг.
Но все же попыталась взять себя в руки. Все еще не веря в реальность происходящего, неотрывно наблюдая за эмоциями на лице сына, сделала шаг вперед. Удерживающие ее кандалы натянулись, лишая возможности свободно передвигаться. Этан не шелохнулся. Сделала еще один шаг. Приблизилась почти вплотную. Вдохнула полной грудью его запах, запоминая, записывая в ячейки памяти. Такой родной, и, несомненно, самый любимый.
Осторожно подняла руку, поражаясь, насколько та дрожит. Надо же, всегда такая храбрая, она до безумия боялась быть отвергнутой собственным сыном. Ее рука так и зависла в дюйме от его лица, не решаясь прикоснуться к нему. Мария в отчаянье закусила нижнюю губу. Мгновение колебалась. И все же, преодолевая раздирающий на куски страх, осторожно, практически невесомо дотронулась до его щеки. Пальцы еще сильнее задрожали, передавая эту лихорадочную дрожь и ему. Этан шумно выдохнул, прикрывая глаза, а у Марии от тоски и боли разрывалось сердце. Судьба в очередной раз посмеялась над ней, позволив обрести сына, чтобы вскоре снова отобрать.
Глава 24 Приговор
Казалось, что только мгновение назад за Грейс захлопнулась тяжелая стальная дверь. На самом же деле время стёрлось, размылось в сплошную серую однообразную массу. Он даже не понял, когда она ушла. Сколько простояла рядом. Глухой стук закрываемой двери лишь ненадолго вывел из ступора. Отчаянье разрывало сердце и душу. Так не хотелось верить в то, что узнал, так хотелось предаться самообману. Но увы… От горькой правды не спрятаться.
Он проиграл. Заранее. Заведомо. Еще в тот день, когда согласился на эту поездку. Как же горько было осознавать, что все это время был марионеткой в чужих руках. Как противно становилось от понимания, что вся его жизнь, его чувства, эмоции были для родного человека ничем. Что тот с легкостью предал его, разрушил то ценное, что между ними было – доверие. И все ради чего? Ради какой-то глупой мести? Ради каких-то несостоявшихся амбиций?
Как так можно? Как можно так жестоко предавать родных людей? Не только его. Ведь Мария тоже, как ни горько было это признавать, когда-то была ему близка. Неужели он легко разделается с ней? Убьет, не смотря ни на что?
Кристофер в отчаянии сдавил руками голову. Ответы на собственные вопросы подкашивали ноги. Убьет. Сможет. Плюнет на всех. И слова Грейс были тому подтверждением.
Впервые за время ареста Кристофер не видел выхода. Рассказ Грейс словно сломал внутри него пружину, держащую в тонусе. Отобрал последнюю надежду. Лишил сил, так необходимых для борьбы.
Когда спустя время тяжелая дверь снова приоткрылась, даже не повернул голову. Кем бы ни был посетитель, ничего хорошего уже не ждал. Но все же, чужое присутствие и ощущаемый затылком пристальный взгляд заставили обратить внимание на вошедшего. На почтительном расстоянии от него застыл охранник. Вышколенный, без единой эмоции на лице. Идеальный страж, беспрекословно выполняющий приказы хозяина. Почему-то не захотелось знать, зачем тот спустился к нему в камеру, словно неведенье могло чем-то помочь, или предотвратить неизбежное.
- Мистер Бауэрман! Следуйте за мной!
Охранник отступил на шаг, освобождая место для прохода. Секунду Кристофер оценивал сложившуюся ситуацию. Кандалы с него так и не сняли, значит, все же пленник. Да и на что он рассчитывал? Что случится чудо и отец в последний момент передумает? Вероятнее всего его ждал допрос. Спрашивать не стал. Молча тронулся с места, с тяжелым сердцем покидая пределы камеры. Понимал, что это путешествие наверх ничем хорошим не закончится. Что время, которого и так не было, неумолимо приближалось к роковой отметке.
Его повели по длинным, с давящими низкими потолками, коридорам, предназначенным для заключенных. Как бы ни хотелось увидеть кого-то из родных, понимал невозможность своего желания. В их системе все было предусмотрено. Пленники своим видом никогда не беспокоили обитателей особняка. Не сведущий в делах вампир и не предположил бы, что твориться у него под ногами.
Вскоре они оказались в небольшой комнате. Оставив его одного, стражник поспешно ретировался. Кристофер осмотрелся. Стул, стол. Скудная и лишенная изящества меблировка, выкрашенные в серый тон толстые стены. Место, в котором решались судьбы, выбивались признания. Сколько раз он сам допрашивал в подобных комнатах? Много. Интересно, кто будет его судьей?
Долго томиться в ожидании не заставили. Дверь в очередной раз открылась.
- Не думал, что когда-нибудь увижу тебя здесь! – скептически разведя руками, в комнату вошел Этан. Кристофер с трудом скрыл удивление, не думал, что к нему пришлют брата. Лишь сухо кивнул в ответ.
- Я тоже!
Не смотря на трагизм ситуации, Кристофер был рад видеть родного человека. Этан как никто другой обладал интересующей его информацией. Он был вторым приближенным после него к Патрику. Кристофер уже было собирался накинуться на него с расспросами, но что-то неуловимое в мимике брата остановило так и невысказанные вопросы.
Спокойный и всегда уравновешенный, Этан сейчас выглядел немного рассеянным и не собранным, даже нервным. Было странно видеть его таким. Похоже, арест Кристофера имел намного больше последствий, чем предполагал. Если Этан так переживал, что же творилось с его матерью? Чувство вины неприятно обожгло совесть, но увы, ничего вернуть или исправить уже не мог. Надеялся, что когда-нибудь мать простит ему эти часы причинённого беспокойства.
- Одень это!
Не веря своим глазам смотрел на длинный черный плащ, зажатый в руке брата. И как он сразу его не заметил?
Кристофер взял протянутую вещичку. Рука предательски дрожала. Спрашивать, зачем принес плащ, не было необходимости. И так догадался. Такие плащи надевали лишь в одном случае: будет суд. Он ошибся, подумав лишь о допросе и наивно предполагая, что у них есть еще хоть немного времени. Но почему? Почему так быстро? По всем законам должны еще пройти допросы. Словно прочитав его мысли, Этан начал рассказывать сам.
- Сегодня суд! Патрик собрал все необходимые доказательства.
Кристофер со злостью сжал кулаки.
- Почему так быстро? Меня даже не допрашивали!
- В этом нет необходимости. К границам подходят мятежники. Твоя мать позвонила Стефану, попросила помощи. Патрик уже отослал основные войска на подавление мятежа, но никто не знает, как долго ему удастся сдерживать их. Мятежников очень много! Мы и не знали, что их столько! Отец в бешенстве.
Слова брата отдавались радостным эхом в сознании. Бунт. Конечно же. Как он раньше не предположил такую возможность? Кристофер невольно мысленно вернулся в стены румынского замка. Вспомнил, как тогда поразил факт, насколько истинная численность мятежников отличалась от официальной статистики. А сколько еще таких, как они, скрывались по всему миру?
Патрик даже не догадывался об их существовании. Он свято верил, что его режим подмял всех, а кого не удалось сломить, держат в постоянном страхе и гонениях многочисленные патрули. Женившись на дочери вампирского короля, Патрик обеспечил себе шикарный тыл. Не станет родной дед нападать на семью собственной дочери. Но Патрик просчитался в главном. Раньше, пока Кристофер был в безопасности, Стефан не трогал зазнавшегося тирана. Сейчас же у того появился реальный повод и шанс изменить ситуацию в свою сторону. Как и в сторону Кристофера. Последние известия возродили потухшую надежду. Главное продержаться, дождаться помощи. Стефан поможет, вытащит и его, и Марию.
Этан словно прочитав его мысли, поспешно добавил.
- Патрик ускорил судебный процесс, хочет все решить до того, как войска Стефана пробьют оборону. Мне жаль, Кристофер, но вряд ли Стефан успеет помочь вам.
Слова брата разозлили своей правдивостью. Он только обрел надежду. Кристофер понимал, что при желании можно вынести и исполнить приговор за пару часов. Слова Грейс снова всплыли в памяти, задавливая своей неизбежностью. Неужели таки не было выхода? Со злостью сжал челюсть. Нет. Что бы ни говорил Этан, что бы ни предрекала Грейс, он будет бороться. До последнего вздоха. До последнего удара сердца. Захотелось немедленно увидеть Марию, поделиться новостями. Хотелось крикнуть, чтобы держалась, что у них все получиться. Вопреки предсказаниям, чужим козням. Что осталось потерпеть всего чуть-чуть. И они будут вместе, навсегда.
Дотронувшаяся до его плеча рука брата и его тихий голос вырвали из печальных мыслей.
- Нам пора!
Кристофер молча кивнул. Накинул на плечи плащ, уверенно двинулся вслед за братом. Они еще поборются. Это еще не конец. И он больше не сомневался в этом.
Ее привели в небольшую по размерам комнату. Четыре на четыре. Марие было плевать, она даже не смотрела по сторонам. После камеры, наполненной ледяной водой, любое другое, сухое место казалось раем. Но не это сейчас волновало ее. Она была здесь не одна! Всеми фибрами души ощущала в этой комнате чужое присутствие, не стража, к нему уже привыкла. По стенам этого помещения гулял запах, который она узнала бы, и горя в аду.
Брошенная в руки длинная тряпка упала на пол, так и не достигнув цели. Скрипя зубами и звеня кандалами, Мария опустилась, поднимая с пола вещь. В иных обстоятельствах бы и с места не сдвинулась. Но сейчас ей нужна была одежда. Ее, подранная во многих местах, слишком явно оголяла различные участки тела. А предстать перед врагами в таком виде ой как не хотелось.
Лишь полностью закутавшись в плащ, повернулась лицом к находящейся у противоположной стены женщине. Та пыталась стоять ровно, не сутулясь, хотя Мария видела, как непроизвольно, словно под тяжким бременем опускаются ее плечи. Что с ней случилось? Какое горе так подкосило когда-то уверенную в себе женщину? Эта не была той, что она помнила. Словно ее подменили. Да и не только осанка выдавала бывшую соперницу. Потухший взгляд, дрожащие руки, выражение глубочайшей скорби на лице. Жалкая. Поверженная. Мария могла бы еще много слов подобрать, чтобы описать состояние женщины.
Сколько лет она мечтала об этой встрече? Сколько хотела увидеть ее униженной и раздавленной? Слишком много. Слишком долго. Увидела. Мечта сбылась. Вот только долгожданной радости, увы, не чувствовала. Поверженный противник не вызывал триумфа. Лишь неконтролируемую жалость, что не понравилось, не привыкла к таким чувствам. С раздражением выплюнула:
- Чего пришла? Любоваться? – с вызовом вздернула подбородок. – Любуйся… и убирайся!
Радмила вздрогнула, насмешливый взгляд арестантки прожигал насквозь, выворачивал душу. Так хотелось спрятаться, закрыться от этих пронзительных, ненавистных черных глаз. Но она держалась, старалась сохранять уже и так растерянное достоинство. И это давалось с трудом. Один лишь вид пленницы вызывал дикую, разрушительную злость и ярость. Радмила ненавидела ее всем сердцем, ненавидела так, как только могла материнская душа. Была бы ее воля, разорвала бы на месте. Стерла бы с ее лица нахальную ухмылку. И никогда бы в жизни не сделала бы то, что собиралась.
Если бы только жизнь Кристофера не зависела от нее. Если бы не так много если… Радмила секунду колебалась, собиралась с мыслями, кивнула стражнику, чтобы покинул комнату, а затем выпалила на одном дыхании.
- Спаси его! Если Кристофер хоть немного дорог тебе, спаси! Умоляю.
Как ни старалась говорить уверенно, голос дрогнул. Слишком через многое переступила, умоляя врага о милости, но в данный момент ей было плевать на собственную гордость. Она хотела спасти сына, и цена не имела значения. Затуманенным взглядом следила за лицом бывшей соперницы. Ожидала увидеть насмешку, торжество, но не находила. Только ничем не прикрытое удивление.
