- О чем ты?
Неподдельная тревога в голосе врага придала сил, подарила надежду.
- После того, как тебя арестовали, Кристофер попытался шантажом воздействовать на отца. Он признался, что пил кровь вампира, нарушив при этом самый главный закон. Кристофер рассчитывал, что Патрик ради сына изменит законы и отпустит и тебя, и его.
Слова Радмилы поразили. Мария не дослушав, перебила ее:
- Но он ошибся! – Радмила, отрешенно глядя в никуда, кивнула, хотя Марие и не нужно было это подтверждение. Ее нынешнее положение говорило больше любых слов. Патрик никогда не отступится от своего. Ему плевать, кто при этом пострадает. Больше всего в жизни он ценил собственное эго и чтил лишь свои интересы. Ей ли этого не знать. Поведение же Кристофера приятно удивило, не думала, что ради нее пойдет на столь безрассудный поступок. Но на что он рассчитывал? Глупый! Неужели он так и не понял, что из себя представляет его отец? По-видимому, нет, а вот его жена, похоже, сполна раскусила сущность муженька. Но в одном она ошибалась. Ей не стоило бояться за жизнь сына. Каким бы подлецом он ни был, сына не убьет. Помучает, вдоволь поизмывается, но не убьет. Это Мария знала на собственном опыте.
Ей даже стало жаль Радмилу. Искренне. Впервые. По сути, эта женщина никогда и врагом ей не была. На ее месте могла оказаться любая другая. Мария это поняла только сейчас, но легче не становилась. Ей все сложнее было находиться рядом, в одной комнате, слишком много обид, злости лежало между ними. И даже эта мимолетная жалость, вспыхнувшая на фоне общего горя, в корне не могла изменить ее восприятия.
- Патрик не тронет Кристофера. Ты зря ко мне пришла, – сказала сухо, быстро, словно отрезала.
Мария отвернулась от Радмилы, она больше не хотела видеть ее. Аудиенция закончена. Задавила непрошенные чувства. Ни к чему ей предаваться сентиментальностям, у самой проблем столько, что до конца не была уверенна, справится ли она. Уже было собиралась позвать стражника, как глухой стук за спиной отвлек. Ткань плаща натянулась, грозя свалиться с плеч в любой момент. Мария резко обернулась и опешила от увиденного.
Радмила, цепляясь руками за ее плащ, стояла перед ней на коленях. Ее лицо исказилось в безумной маске паники и страха. Она неистово замотала головой.
- Нет.. . нет… тронет! Я знаю! Я все знаю, что он убил вашего с ним ребенка, я подслушала его разговор с Адель, когда он планировал это. Я знаю, на что он способен. Он не остановится. Кристофер задел его, ослушался. Патрик не простит ему, он хочет его судить. Помоги ему! Умоляю! Помоги!
Мария смотрела на Радмилу сверху вниз и ничего кроме горечи не чувствовала. В ее безумии узнавала свое. Когда-то она точно так же рвала на себе волосы и металась, словно выброшенная на берег рыба. Понимала ее горе, и ей искренне было жаль. Но она ничем не могла ей помочь. Уговаривать нужно Патрика, а не ее.
- Что я могу? Я такая же пленница, как и Кристофер, я ничем не могу помочь ему.
Радмила вскинула голову вверх, глаза лихорадочно заблестели.
- Можешь! Заставь его отказаться от своих слов! Заставь изменить показания! С твоей силой это пустяк. Надави на него.
Шум за дверью заставил Радмилу замолчать и резко подняться с колен. Обреченно выдохнула, их прервали, так и не дав договорить до конца. В комнату без предупреждения вошел стражник. Поднял свисающий конец кандалов, сковывающий руки Марии, и, не церемонясь, дернул за него. Мария пошатнулась и от толчка сделала шаг вперед. Боковым зрением заметила, как в беззвучной просьбе шевелятся губы Радмилы:
- Помоги!
Мария ничего не ответила. Она и себе-то толком не могла помочь, не то, что кому-то еще. И впереди ее ждало самое страшное и самое важное испытание в жизни. Но вот справится ли она? Мария не знала. Ей нужны были все ее силы, она и так была слишком ослаблена из-за яда, лишняя трата энергии могла стать фатальной. Мария не верила в то, что Патрик казнит сына, но все же, эта мысль прочно засела у нее в голове. Отдаваясь тупой болью при каждом шаге. Готова ли она рискнуть его жизнью? Готова принести его жизнь в жертву собственной? Готова ли она рискнуть ради него так, как рискнул он? Она не знала, и в тайне надеялась, что ей так и не придется делать этот выбор.
Зал суда был точно таким, как Кристофер его помнил. Просторный, с высокими потолками, широкими окнами, зашторенными плотными портьерами. Их никогда не открывали, помещение освещалось искусственным свечением настенных бра. Широкий стол на двенадцать мест, клетка, обычно стоящая по центру зала. Сегодня их было две. Надо же, отец даже потрудился поставить вторую, обычно пленников заключали в одну. Острые шипы, полные яда, торчащие из переплетений клетки, в любом случае не давали возможности безопасно передвигаться внутри нее. Патрик лишил их и этого мизерного шанса на встречу, возможности поговорить. Клетки стояли в противоположных углах зала, и дверца одной из них была услужливо открыта. Приготовленная лично для него.
Кристофер уверенно направился к ней. И хотя внутри его раздирала тревога и страх за их с Марией будущее, он пытался выглядеть спокойным и сосредоточенным. Зал суда был напичкан до отказа видеокамерами, каждый квадратный сантиметр просматривался с любого ракурса. Был уверен, что отец в данный момент наблюдает за ним, следит за каждой эмоцией на лице. Он не доставит ему радости, не покажет своего истинного состояния.
Зал потихоньку наполнялся вампирами, которые быстро рассредоточиваясь по залу, застывали у стен. Их было немного, учитывая сложившуюся ситуацию и этого было достаточно. Патрик собирался судить их при свидетелях. Ему мало было обычных судей, понадобились зрители. Вот только зачем? Обычно заседания имели закрытый характер. Почему именно сейчас захотел изменить правила? К чему такая публичность? Кристофер окончательно престал понимать мотивы отца.
Вскоре появились и сами судьи. Одиннадцать. В длинных черных, как ночь, мантиях. Пытливо вглядывался в невозмутимые и знакомые лица. С некоторыми он дружил. Достаточно близко. Сейчас же они делали вид, что не замечали его. Словно он – пустое место. Никто не повернулся в его сторону, не удосужил взглядом. Ровным строем прошли, заняли свои места. Оставляя одно пустым. По центру. Место правителя. Пустой оставалась и вторая клетка. Пока Марии не было, он еще как-то держался, во что-то верил. Знал, что будет невыносимо тяжело видеть ее и понимать, что ничем не сможет ей помочь. Не сможет даже обнять, утешить. Но он даже не догадывался, какое испытание ждет его на самом деле.
Размеренным шагом в зал вошел Патрик. Кристофер, как ни пытался держаться, приклеился взглядом к отцу. Его спокойствие, уверенность, надменность выводили из себя. Как он мог? Откуда столько желчи и цинизма? Неужели не ранит то, что собрался судить собственного сына? Как может, будто не случилось ничего из ряда вон выходящего, с таким каменным спокойствием опускаться в свое кресло?
Кристофер смотрел на отца, на его показное безразличие, и внешне оставался таким же спокойным, уравновешенным. Хотя внутри рушился его мир. Окончательно. Где-то глубоко в душе он все же надеялся, что отец сделает правильный выбор, но весь этот разворачивающийся фарс со зрителями убивал последнюю веру. Патрик, почувствовав на себе прямой взгляд сына, лишь искривил губы в злобной полуухмылке и повернул голову к двери. Столько торжества на его лице Кристофер не видел давно. Ему не нужно было смотреть, чтобы узнать, почему. Пьянящий, сладкий запах мускуса постепенно, метр за метром наполнял зал суда. Стражники привели Марию.
Казалось, время словно полузастыло, полуостановилось, раздробило быстротечные секунды на замедленные, растянутые минуты. Комната, в которой находился, будто расслоилась. Цельная картинка распадалась на фрагменты, даже ощущения стали иными, обостренный слух выхватывал все звуки одновременно и в тоже время раздельно. Где-то слева хлопнула массивная дверь, сзади зашевелились и зашептались приглашенные на суд вампиры, отдельным эхом в голове отдавались приближающиеся шаги пленницы, звон кандалов, скрип закрывающегося механизма. Тихий обреченный женский вздох и участившееся сердцебиение. Последнее особенно сильно зашумело в ушах, вызывая еще большую слабость. Кристофер не понимал, что с ним проходит, почему все вдруг становится неясным, размытым.
Он все еще смотрел на Патрика, так и не успев за эти считанные секунды, пока вводили Марию, перевести свой взгляд на нее. Как бы ни было плохо, отметил, что его изменившееся состояние не осталось не замеченным. Патрик свысока смотрел на сына, торжество сменилось предвкушением. От этого стало еще более не по себе. Что же отец задумал? И почему ему так плохо? Кристофер не помнил, чтобы ему что-то вкалывали, вопрос о предумышленном отравлении отпадал. Тогда что же, черт побери, происходит? Почему, именно тогда, когда решалась их с Марией судьба, разум и тело стали его подводить? Рационального ответа не находил.
Патрик приподнял руку, и разом смолки все перешептывания. Он не стал говорить, молча обвел взглядом присутствующих, не обделяя вниманием каждое малозначимое лицо в этом зале. Его режим трещал по швам, смысл всей жизни буквально просачивался сквозь пальцы. Не так он планировал. Не так себе все представлял. Его малохольный сынок не справился с задачей. Поставил под удар его авторитет. Его власть. Но ничего. Он преподнесет хороший урок зарвавшемуся отпрыску, да так, чтобы и другим впредь стало неповадно оспаривать его приказы.
- Сегодня памятный день. День восстановления справедливости. Ибо справедливость – оплот нашей с вами жизни. И я позвал вас, чтобы вы стали свидетелями этой справедливости. Закон для всех един: и для членов королевской семьи, и для рядовых граждан. И те, кто об этом забыл, будет наказан.
Патрик замолчал. Подал знак обвинителю начинать. В центр зала вышел худощавый, высокий вампир. Кристофер хорошо знал его. Не раз приходилось сталкиваться на процессах. В его лексиконе не было слова «не виновен». Не было компромиссов. Самый безжалостный из всех. Не удивительно, что Патрик выбрал именно его.
Обвинитель начал свою речь, но Кристофер не слушал его. Не важно, что он скажет, как скажет. Итог этого фарса под названием «суд» знал наперед. И вступительное слово Патрика лишь окончательно убедило, что надеяться на его благосклонность не стоит. Да он и не надеялся.
Сейчас его волновало другое: Мария. За все это время он так ни разу и не посмотрел на нее. Всем своим существом стремился обернуться, увидеть до боли родные и любимые черты, но что-то мешало. Возможно, страх. Он и так еле держался, самочувствие ухудшалось с каждой секундой, и на то, чтобы оставаться внешне спокойным, приходилось тратить все больше сил. Знал, что стоит увидеть ее, и самообладание рассыплется в прах. Но и не видеть больше не мог. И плевать, что Патрик следит за каждым его движением. У них и так осталось слишком мало времени.
Никогда не думал, что поворот головы в сторону будет стоить стольких усилий. Легкое колебание, созданное движением, всколыхнуло воздух и ударило подобно тарану. Запах, ее запах, витающий в окружающем пространстве, концентрированной порцией ворвался в легкие. В глазах потемнело, дикая боль, разрывающая горло, набатом отдавалась в висках. Желудок рефлекторно сжался, передавая импульсы и всему остальному телу, сгибая его пополам. И не заметил, как оказался на коленях, сжимая со всей силы руками горящее горло.
В зале зашумели голоса. Кто-то что-то говорил, но он не различал слов, они сливались в сплошной раздражающий фон. С каждой секундой, с каждым новым вдохом, ему становилось все хуже. Горло жгло так, словно в нем застрял огненный ком. Кристофер мог объяснить подобное самочувствие только одним – жажда. В последний раз он принимал лекарства еще в Румынии, и теперь сполна ощущал, что значит не сдерживаемое действием химии желание. И это было плохо. Ему нужна была трезвая голова, а не одурманенный инстинктом разум.
Нужно было собраться, сосредоточиться, взять себя в руки. Жажда – всего лишь потребность, а любую потребность можно задавить. Запах крови сделал его слабым, к сожалению долго не дышать не мог, но попытаться стоило. Задержал дыхание. Облегчение не было мгновенным, но все же шум в голове стал рассеиваться, и хоть горло продолжало пылать, спазм, сковывающий тело, отступил. Он смог выпрямиться. Сфокусироваться. Кристофера не волновало, что в данный момент говорит обвинитель, хотя это и касалось его лично. Произнесенные слова лишь подтверждали его догадки, доказывали его вину. Нарушил один из главных законов, выпил кровь вампира. Преступление на лицо.
Ему было наплевать на всю эту пафосную речь. Кристофера интересовала только Мария. Она не смотрела на него. Стояла словно застывшая статуя, безразличная ко всему происходящему. Без единой эмоции на лице, не отводя взгляда, смотрела лишь прямо. Ему так хотелось поддержать ее, поделиться надеждой на спасение, но увы, это было невозможно. Если бы она только повернулась к нему, если бы он мог увидеть ее глаза. Она бы поняла, иногда один взгляд может сказать больше тысячи слов.
Но она не поворачивалась. И ни на что не реагировала. А ему, чем дальше, тем сложнее удавалось контролировать себя. Запах словно въелся в мозг, навязчиво преследуя его, возрождая в памяти привкус запретного лакомства. Как в калейдоскопе, перед глазами замелькали картинки, доводя его до безумства. Зрение утратило четкость, делая его фактически слепым и беспомощным. Лишь теперь осознал, почему кровь вампира под запретом. И прекрасно понимал, что это лишь начало.
Кристофер совершенно потерял нить процесса, все силы уходили на борьбу с самим собой, и когда открылась дверь его клетки, запаниковал. Неужели конец? Неужели суд закончился, и Стефан опоздал? Инстинктивно отшатнулся от возникшей перед глазами фигуры. Вошедший с легкостью пресекая слабые попытки вырваться, схватил его за руку, делая укол.
- Потерпи, скоро будет легче! Это лекарство.
- Этан!?
- Я уговорил Патрика пожалеть тебя, и перестать мучить. Он ведь знал, что так будет, и специально приказал не давать тебе положенную дозу. Хотел преподнести тебе урок.
- Он в этом преуспел! – слова давались с трудом, вырываясь глухим хрипом из обожжённого горла. Зрение восстановилось практически мгновенно, через пару секунд смог свободно вздохнуть. С удивлением обвел взглядом пустой зал, с тревогой отмечая и опустевшую клетку напротив.
- Где Мария? – сердце с болью сжалось. Подстегиваемый дурным мыслями бросился к выходу. Голос брата остановил на полпути.
- Судьи удалились для вынесения приговора, Марию вывели. Ее скоро приведут обратно.
- Так быстро… - Хоть ненадолго, но стало легче. Она жива. Пока еще жива, и значит еще не все потеряно. Кристофер отрешенно уставился на пустующую клетку. Это надо же, он фактически пропустил весь процесс. Ничего не видел, ничего не слышал. Если бы не Этан, его бы так и казнили в полубеспамятном состоянии. – Что слышно от Стефана?
Этан молчал. Кристофер резко обернулся, выражение сожаления на лице брата выбило из легких воздух. Он все понял. Без слов. Стефан не успеет. Помощи ждать неоткуда. В отчаянии сжал голову руками. Последняя, единственная надежда развеялась подобно дыму, не оставляя после себя и следа.
Неподдельная тревога в голосе врага придала сил, подарила надежду.
- После того, как тебя арестовали, Кристофер попытался шантажом воздействовать на отца. Он признался, что пил кровь вампира, нарушив при этом самый главный закон. Кристофер рассчитывал, что Патрик ради сына изменит законы и отпустит и тебя, и его.
Слова Радмилы поразили. Мария не дослушав, перебила ее:
- Но он ошибся! – Радмила, отрешенно глядя в никуда, кивнула, хотя Марие и не нужно было это подтверждение. Ее нынешнее положение говорило больше любых слов. Патрик никогда не отступится от своего. Ему плевать, кто при этом пострадает. Больше всего в жизни он ценил собственное эго и чтил лишь свои интересы. Ей ли этого не знать. Поведение же Кристофера приятно удивило, не думала, что ради нее пойдет на столь безрассудный поступок. Но на что он рассчитывал? Глупый! Неужели он так и не понял, что из себя представляет его отец? По-видимому, нет, а вот его жена, похоже, сполна раскусила сущность муженька. Но в одном она ошибалась. Ей не стоило бояться за жизнь сына. Каким бы подлецом он ни был, сына не убьет. Помучает, вдоволь поизмывается, но не убьет. Это Мария знала на собственном опыте.
Ей даже стало жаль Радмилу. Искренне. Впервые. По сути, эта женщина никогда и врагом ей не была. На ее месте могла оказаться любая другая. Мария это поняла только сейчас, но легче не становилась. Ей все сложнее было находиться рядом, в одной комнате, слишком много обид, злости лежало между ними. И даже эта мимолетная жалость, вспыхнувшая на фоне общего горя, в корне не могла изменить ее восприятия.
- Патрик не тронет Кристофера. Ты зря ко мне пришла, – сказала сухо, быстро, словно отрезала.
Мария отвернулась от Радмилы, она больше не хотела видеть ее. Аудиенция закончена. Задавила непрошенные чувства. Ни к чему ей предаваться сентиментальностям, у самой проблем столько, что до конца не была уверенна, справится ли она. Уже было собиралась позвать стражника, как глухой стук за спиной отвлек. Ткань плаща натянулась, грозя свалиться с плеч в любой момент. Мария резко обернулась и опешила от увиденного.
Радмила, цепляясь руками за ее плащ, стояла перед ней на коленях. Ее лицо исказилось в безумной маске паники и страха. Она неистово замотала головой.
- Нет.. . нет… тронет! Я знаю! Я все знаю, что он убил вашего с ним ребенка, я подслушала его разговор с Адель, когда он планировал это. Я знаю, на что он способен. Он не остановится. Кристофер задел его, ослушался. Патрик не простит ему, он хочет его судить. Помоги ему! Умоляю! Помоги!
Мария смотрела на Радмилу сверху вниз и ничего кроме горечи не чувствовала. В ее безумии узнавала свое. Когда-то она точно так же рвала на себе волосы и металась, словно выброшенная на берег рыба. Понимала ее горе, и ей искренне было жаль. Но она ничем не могла ей помочь. Уговаривать нужно Патрика, а не ее.
- Что я могу? Я такая же пленница, как и Кристофер, я ничем не могу помочь ему.
Радмила вскинула голову вверх, глаза лихорадочно заблестели.
- Можешь! Заставь его отказаться от своих слов! Заставь изменить показания! С твоей силой это пустяк. Надави на него.
Шум за дверью заставил Радмилу замолчать и резко подняться с колен. Обреченно выдохнула, их прервали, так и не дав договорить до конца. В комнату без предупреждения вошел стражник. Поднял свисающий конец кандалов, сковывающий руки Марии, и, не церемонясь, дернул за него. Мария пошатнулась и от толчка сделала шаг вперед. Боковым зрением заметила, как в беззвучной просьбе шевелятся губы Радмилы:
- Помоги!
Мария ничего не ответила. Она и себе-то толком не могла помочь, не то, что кому-то еще. И впереди ее ждало самое страшное и самое важное испытание в жизни. Но вот справится ли она? Мария не знала. Ей нужны были все ее силы, она и так была слишком ослаблена из-за яда, лишняя трата энергии могла стать фатальной. Мария не верила в то, что Патрик казнит сына, но все же, эта мысль прочно засела у нее в голове. Отдаваясь тупой болью при каждом шаге. Готова ли она рискнуть его жизнью? Готова принести его жизнь в жертву собственной? Готова ли она рискнуть ради него так, как рискнул он? Она не знала, и в тайне надеялась, что ей так и не придется делать этот выбор.
Зал суда был точно таким, как Кристофер его помнил. Просторный, с высокими потолками, широкими окнами, зашторенными плотными портьерами. Их никогда не открывали, помещение освещалось искусственным свечением настенных бра. Широкий стол на двенадцать мест, клетка, обычно стоящая по центру зала. Сегодня их было две. Надо же, отец даже потрудился поставить вторую, обычно пленников заключали в одну. Острые шипы, полные яда, торчащие из переплетений клетки, в любом случае не давали возможности безопасно передвигаться внутри нее. Патрик лишил их и этого мизерного шанса на встречу, возможности поговорить. Клетки стояли в противоположных углах зала, и дверца одной из них была услужливо открыта. Приготовленная лично для него.
Кристофер уверенно направился к ней. И хотя внутри его раздирала тревога и страх за их с Марией будущее, он пытался выглядеть спокойным и сосредоточенным. Зал суда был напичкан до отказа видеокамерами, каждый квадратный сантиметр просматривался с любого ракурса. Был уверен, что отец в данный момент наблюдает за ним, следит за каждой эмоцией на лице. Он не доставит ему радости, не покажет своего истинного состояния.
Зал потихоньку наполнялся вампирами, которые быстро рассредоточиваясь по залу, застывали у стен. Их было немного, учитывая сложившуюся ситуацию и этого было достаточно. Патрик собирался судить их при свидетелях. Ему мало было обычных судей, понадобились зрители. Вот только зачем? Обычно заседания имели закрытый характер. Почему именно сейчас захотел изменить правила? К чему такая публичность? Кристофер окончательно престал понимать мотивы отца.
Вскоре появились и сами судьи. Одиннадцать. В длинных черных, как ночь, мантиях. Пытливо вглядывался в невозмутимые и знакомые лица. С некоторыми он дружил. Достаточно близко. Сейчас же они делали вид, что не замечали его. Словно он – пустое место. Никто не повернулся в его сторону, не удосужил взглядом. Ровным строем прошли, заняли свои места. Оставляя одно пустым. По центру. Место правителя. Пустой оставалась и вторая клетка. Пока Марии не было, он еще как-то держался, во что-то верил. Знал, что будет невыносимо тяжело видеть ее и понимать, что ничем не сможет ей помочь. Не сможет даже обнять, утешить. Но он даже не догадывался, какое испытание ждет его на самом деле.
Размеренным шагом в зал вошел Патрик. Кристофер, как ни пытался держаться, приклеился взглядом к отцу. Его спокойствие, уверенность, надменность выводили из себя. Как он мог? Откуда столько желчи и цинизма? Неужели не ранит то, что собрался судить собственного сына? Как может, будто не случилось ничего из ряда вон выходящего, с таким каменным спокойствием опускаться в свое кресло?
Кристофер смотрел на отца, на его показное безразличие, и внешне оставался таким же спокойным, уравновешенным. Хотя внутри рушился его мир. Окончательно. Где-то глубоко в душе он все же надеялся, что отец сделает правильный выбор, но весь этот разворачивающийся фарс со зрителями убивал последнюю веру. Патрик, почувствовав на себе прямой взгляд сына, лишь искривил губы в злобной полуухмылке и повернул голову к двери. Столько торжества на его лице Кристофер не видел давно. Ему не нужно было смотреть, чтобы узнать, почему. Пьянящий, сладкий запах мускуса постепенно, метр за метром наполнял зал суда. Стражники привели Марию.
Казалось, время словно полузастыло, полуостановилось, раздробило быстротечные секунды на замедленные, растянутые минуты. Комната, в которой находился, будто расслоилась. Цельная картинка распадалась на фрагменты, даже ощущения стали иными, обостренный слух выхватывал все звуки одновременно и в тоже время раздельно. Где-то слева хлопнула массивная дверь, сзади зашевелились и зашептались приглашенные на суд вампиры, отдельным эхом в голове отдавались приближающиеся шаги пленницы, звон кандалов, скрип закрывающегося механизма. Тихий обреченный женский вздох и участившееся сердцебиение. Последнее особенно сильно зашумело в ушах, вызывая еще большую слабость. Кристофер не понимал, что с ним проходит, почему все вдруг становится неясным, размытым.
Он все еще смотрел на Патрика, так и не успев за эти считанные секунды, пока вводили Марию, перевести свой взгляд на нее. Как бы ни было плохо, отметил, что его изменившееся состояние не осталось не замеченным. Патрик свысока смотрел на сына, торжество сменилось предвкушением. От этого стало еще более не по себе. Что же отец задумал? И почему ему так плохо? Кристофер не помнил, чтобы ему что-то вкалывали, вопрос о предумышленном отравлении отпадал. Тогда что же, черт побери, происходит? Почему, именно тогда, когда решалась их с Марией судьба, разум и тело стали его подводить? Рационального ответа не находил.
Патрик приподнял руку, и разом смолки все перешептывания. Он не стал говорить, молча обвел взглядом присутствующих, не обделяя вниманием каждое малозначимое лицо в этом зале. Его режим трещал по швам, смысл всей жизни буквально просачивался сквозь пальцы. Не так он планировал. Не так себе все представлял. Его малохольный сынок не справился с задачей. Поставил под удар его авторитет. Его власть. Но ничего. Он преподнесет хороший урок зарвавшемуся отпрыску, да так, чтобы и другим впредь стало неповадно оспаривать его приказы.
- Сегодня памятный день. День восстановления справедливости. Ибо справедливость – оплот нашей с вами жизни. И я позвал вас, чтобы вы стали свидетелями этой справедливости. Закон для всех един: и для членов королевской семьи, и для рядовых граждан. И те, кто об этом забыл, будет наказан.
Патрик замолчал. Подал знак обвинителю начинать. В центр зала вышел худощавый, высокий вампир. Кристофер хорошо знал его. Не раз приходилось сталкиваться на процессах. В его лексиконе не было слова «не виновен». Не было компромиссов. Самый безжалостный из всех. Не удивительно, что Патрик выбрал именно его.
Обвинитель начал свою речь, но Кристофер не слушал его. Не важно, что он скажет, как скажет. Итог этого фарса под названием «суд» знал наперед. И вступительное слово Патрика лишь окончательно убедило, что надеяться на его благосклонность не стоит. Да он и не надеялся.
Сейчас его волновало другое: Мария. За все это время он так ни разу и не посмотрел на нее. Всем своим существом стремился обернуться, увидеть до боли родные и любимые черты, но что-то мешало. Возможно, страх. Он и так еле держался, самочувствие ухудшалось с каждой секундой, и на то, чтобы оставаться внешне спокойным, приходилось тратить все больше сил. Знал, что стоит увидеть ее, и самообладание рассыплется в прах. Но и не видеть больше не мог. И плевать, что Патрик следит за каждым его движением. У них и так осталось слишком мало времени.
Никогда не думал, что поворот головы в сторону будет стоить стольких усилий. Легкое колебание, созданное движением, всколыхнуло воздух и ударило подобно тарану. Запах, ее запах, витающий в окружающем пространстве, концентрированной порцией ворвался в легкие. В глазах потемнело, дикая боль, разрывающая горло, набатом отдавалась в висках. Желудок рефлекторно сжался, передавая импульсы и всему остальному телу, сгибая его пополам. И не заметил, как оказался на коленях, сжимая со всей силы руками горящее горло.
В зале зашумели голоса. Кто-то что-то говорил, но он не различал слов, они сливались в сплошной раздражающий фон. С каждой секундой, с каждым новым вдохом, ему становилось все хуже. Горло жгло так, словно в нем застрял огненный ком. Кристофер мог объяснить подобное самочувствие только одним – жажда. В последний раз он принимал лекарства еще в Румынии, и теперь сполна ощущал, что значит не сдерживаемое действием химии желание. И это было плохо. Ему нужна была трезвая голова, а не одурманенный инстинктом разум.
Нужно было собраться, сосредоточиться, взять себя в руки. Жажда – всего лишь потребность, а любую потребность можно задавить. Запах крови сделал его слабым, к сожалению долго не дышать не мог, но попытаться стоило. Задержал дыхание. Облегчение не было мгновенным, но все же шум в голове стал рассеиваться, и хоть горло продолжало пылать, спазм, сковывающий тело, отступил. Он смог выпрямиться. Сфокусироваться. Кристофера не волновало, что в данный момент говорит обвинитель, хотя это и касалось его лично. Произнесенные слова лишь подтверждали его догадки, доказывали его вину. Нарушил один из главных законов, выпил кровь вампира. Преступление на лицо.
Ему было наплевать на всю эту пафосную речь. Кристофера интересовала только Мария. Она не смотрела на него. Стояла словно застывшая статуя, безразличная ко всему происходящему. Без единой эмоции на лице, не отводя взгляда, смотрела лишь прямо. Ему так хотелось поддержать ее, поделиться надеждой на спасение, но увы, это было невозможно. Если бы она только повернулась к нему, если бы он мог увидеть ее глаза. Она бы поняла, иногда один взгляд может сказать больше тысячи слов.
Но она не поворачивалась. И ни на что не реагировала. А ему, чем дальше, тем сложнее удавалось контролировать себя. Запах словно въелся в мозг, навязчиво преследуя его, возрождая в памяти привкус запретного лакомства. Как в калейдоскопе, перед глазами замелькали картинки, доводя его до безумства. Зрение утратило четкость, делая его фактически слепым и беспомощным. Лишь теперь осознал, почему кровь вампира под запретом. И прекрасно понимал, что это лишь начало.
Кристофер совершенно потерял нить процесса, все силы уходили на борьбу с самим собой, и когда открылась дверь его клетки, запаниковал. Неужели конец? Неужели суд закончился, и Стефан опоздал? Инстинктивно отшатнулся от возникшей перед глазами фигуры. Вошедший с легкостью пресекая слабые попытки вырваться, схватил его за руку, делая укол.
- Потерпи, скоро будет легче! Это лекарство.
- Этан!?
- Я уговорил Патрика пожалеть тебя, и перестать мучить. Он ведь знал, что так будет, и специально приказал не давать тебе положенную дозу. Хотел преподнести тебе урок.
- Он в этом преуспел! – слова давались с трудом, вырываясь глухим хрипом из обожжённого горла. Зрение восстановилось практически мгновенно, через пару секунд смог свободно вздохнуть. С удивлением обвел взглядом пустой зал, с тревогой отмечая и опустевшую клетку напротив.
- Где Мария? – сердце с болью сжалось. Подстегиваемый дурным мыслями бросился к выходу. Голос брата остановил на полпути.
- Судьи удалились для вынесения приговора, Марию вывели. Ее скоро приведут обратно.
- Так быстро… - Хоть ненадолго, но стало легче. Она жива. Пока еще жива, и значит еще не все потеряно. Кристофер отрешенно уставился на пустующую клетку. Это надо же, он фактически пропустил весь процесс. Ничего не видел, ничего не слышал. Если бы не Этан, его бы так и казнили в полубеспамятном состоянии. – Что слышно от Стефана?
Этан молчал. Кристофер резко обернулся, выражение сожаления на лице брата выбило из легких воздух. Он все понял. Без слов. Стефан не успеет. Помощи ждать неоткуда. В отчаянии сжал голову руками. Последняя, единственная надежда развеялась подобно дыму, не оставляя после себя и следа.
