Этан осторожно дотронулся до его плеча.
- Кристофер… все еще может измениться, в последний момент. Даже без помощи Стефана. Помни об этом. – Этан впервые в жизни притянул к себе брата, и крепко обнял. – Держись! Скоро все закончится!
И не говоря больше ни слова, вышел из клетки, закрывая за собой стальной засов. Судьи возвращались, занимали свои места. А Кристофер ждал ее, жадно ловил каждое неловкое, скованное кандалами движение. И любовался. В последний раз. Запоминая и так выученные наизусть черты. Фиксируя в памяти уже не такой болезненный, а знакомый и волнующий запах. Мария выглядела сейчас ужасно, темница не придавала красоты. Но он не замечал ни грязных волос, ни подранной одежды. Ни потухшего взгляда. Он видел ее иной, такой, как встретил впервые в Румынии: красивой, дерзкой, манящей и, несомненно, желанной. Как жаль, что ему так и не удалось ее полностью узнать, раскрыть всю красоту и многогранность ее натуры. Как жаль, что ему так и не удалось ее спасти. Как жаль, что так и не смог вымолить прощение за содеянное. И как жаль, что так и не смог с ней нормально попрощаться.
Их время неумолимо истекало. И все, что оставалось – это довольствоваться тем малым, что у них пока еще было. Ему так хотелось, чтобы она посмотрела на него, но Мария упорно предпочитала не замечать никого и ничего вокруг себя. Равнодушно выслушала весь список своих прегрешений. И даже не дрогнула, когда озвучили приговор. Сожжение. Была готова к такому наказанию, самому жестокому, мучительному. Ей не привыкать, но вот когда стали зачитывать приговор Кристофера, напряглась.
- Кристофер Бауэрман, за покрывание преступницы, за умалчивание важных для следствия фактов, за нарушение законов государства приговаривается к смертной казни.
На мгновение, кажется, перестала дышать. И верить. Она просто отказывалась верить в услышанное. А в этот момент зал прорезал истошный женский вопль. Кричала Радмила. Бедная, убитая горем женщина, моля о помощи, пыталась вырваться из крепких рук удерживающих ее стражников и добраться до Патрика. Она буквально рухнула на колени перед мужем.
- Пощади его! Я умоляю тебе! Пощади! Убей меня вместо него! Отпусти Кристофера! Умоляю тебя! Отпусти!
Патрик секунду смотрел в обезумевшие глаза женщины, и быстро отвел взгляд. Она унижалась перед ним на глазах у всех, вызывая этим лишь раздражение и неприязнь. Он принял решение, и ничьи мольбы не в силах были его изменить.
- Кристофер нарушил закон, и понесет наказание. Хочешь ты этого или нет!
- Но он же твой сын! Как ты можешь!? – Радмила резко вскинула голову, она все еще надеялась достучаться до него, все еще верила, что родной отец не может быть таким жестоким по отношению к собственному ребенку. Даже такой тиран, как Патрик. – Пощади его, посади под домашний арест, да что угодно, только не убивай!
Мольба в голосе женщины раздражала. И лишь присутствие большого количества подчинённых удерживали от грубости в ее сторону. А она, словно не замечая опасной грани, продолжала изводить его своим нытьем.
- Если ты убьешь его, я никогда, слышишь, никогда не прощу тебя.
Патрик поднялся с кресла, с трудом сдерживая клокочущий в груди гнев. Да как она посмела бросать ему вызов? Не простит она ему. Он не собирался оправдывать свои поступки, ни перед ней, ни перед кем-либо другим. Сухо бросил страже:
- Уведите! – и демонстративно отвернулся к ней спиной.
Стражникам без труда удалось поднять с пола сникшую и убитую горем женщину. Она и так еле держалась, окончательный отказ убил веру в то, что еще не все потерянно, лишая последних сил. Накатившаяся волна внезапной апатии словно парализовала разум. Делая ее безвольной, несопротивляющейся куклой. Безропотно позволила себя поднять, повести к выходу. Бороться больше не было смысла. Она проиграла. Не смогла спасти своего единственного сына. Что же она за мать после этого?
Плохая мать. Она же знала, как опасна эта поездка, знала, что там ждет его. И не помешала. Поверила Патрику и потеряла смысл всей своей жизни. Бедный ее мальчик. Он оказался всего лишь пешкой в чужой и жестокой игре. Его жизнь разменяли как ничего не стоящую вещь. Радмила резко остановилась.
- Отпустите… Я хочу попрощаться с сыном…
Метры до клетки казались непреодолимыми. Она шла, с трудом передвигая ноги, намеренно укорачивая шаг. Словно это могло помочь, отсрочить страшную минуту. Остановилась возле клетки, подняла взгляд на сына. Он стоял рядом, практически возле самых прутьев. Приблизиться вплотную мешали отравленные штыри. Протянул руку, осторожно дотрагиваясь до лица матери. Она мгновенно прижалась к его ладони.
- Прости меня, сынок…
Кристофер покачал головой. Его сердце разрывалась от тоски. Мучения матери раскаленным железом выжигали душу. Как же он виноват перед ней.
- Это ты прости меня мама, я не хотел причинить тебе столько боли.
Пару секунд всматривалась в его лицо, такое красивое, доброе, благородное. Кристофер был лучшим из них. Он был прекрасным сыном. И когда-то мог бы стать замечательным мужем и отцом. Как жаль, что судьба распорядилась иначе, лишая его всех радостей существования. Да и ее, ибо не видела своей жизни без него. Она все для себя решила, как только покинет зал, убьёт себя. В ее комнате лежал пистолет с отравленной пулей. Как жаль, что своей смертью не могла отсрочить его.
- Это так несправедливо… тебе еще жить и жить…
Кристофер ласково поглаживая пальцами лицо матери, горько улыбнулся.
- Нет, мама. Пойми, я ни о чем не жалею. И если бы мне представился второй шанс, я поступил бы так же. Я поехал бы в Румынию, потому что там встретил смысл своего существования. Без нее моя жизнь – ничто. Я люблю ее мама, и готов ради нее пожертвовать всем.
Радмила отрешенно слушала признания своего сына. Он ни о чем не жалел. В этом был весь Кристофер. Эта девка разрушила его жизнь, привела к гибели, а он слепо и безоговорочно ею любит. Вот только увы, эта дрянь не разделяла его чувств. Их единственный разговор подтвердил это. Он умирал ни за что, но она никогда не скажет ему об этом. Пусть верит в то, что был любим.
Кристофер пытался хоть как-то успокоить мать, хотя понимал, насколько тщетны его попытки. Что он еще мог ей сказать? Он смотрел матери в глаза и тонул в боли и отчаянии. Его любовь не была оправданием. Его любовь отбирала у нее сына.
Легкая боль, зародившаяся в голове, заставила отвести взгляд от матери. Боль пульсировала, давила. Сначала легко, осторожно, но вскоре набирая обороты. Он помнил это чувство, испытывал на себе в далекой Румынии. Мария! Она проникала в его разум. Подчиняла своей силе. Какого черта она это делала?
Он в недоумении смотрел на девушку. Мария стояла, зажмурившись, а когда открыла глаза, у него перехватило дыхание. Она смотрела на него диким, пугающим взглядом. Интуиция вопила, чтобы он отвернулся, чтобы не давал ей добраться до его разума, но с ужасом обнаружил, что не может пошевелиться. А она все глубже проникала в сознание, лишая собственной воли, мышления. Полностью подчиняя себе. Надавила еще сильнее, мысленно отдала приказ.
Волна злости и ненависти захлестнули его. Кристофер не понимал, что он здесь делает. Как оказался на скамье подсудимых. В соседней клетке находилась мятежница. Он хорошо помнил ее. Преступница. Именно она убила туристов, чуть не погубила Грейс и Адель. Мерзкая, подлая, сколько бед она доставила другим. А он? Что она сделала с ним? Волна отвращения захлестнула с головой. Да он же с ней спал, пил ее кровь! Он не хотел! Она заставила его! Заставила отречься от своих принципов, от своей семьи.
Какая дрянь! Злость раздирала его на части. Душила. Как он мог так попасть? Она подставила его. И теперь из-за нее его казнят. Из-за нее сейчас страдает его мать. А он позволил. С ужасом наблюдал, как собираются и встают судьи. Они вынесли приговор, и им больше нет дела до приговоренных к смерти. А он не хотел умирать. Нужно их остановить. Немедленно!
- Подождите! – на его крик обернулись все. Патрик подал знак рукой, призывая к тишине.
- Подождите! Я не виновен! Она заставила меня! Подчинила своей воле! Я не понимал, что делал!
Патрик, прищурившись, посмотрел на внезапно обезумевшего сына, перевел взгляд на Марию. Ее трясло, она стояла пошатываясь, с закрытыми глазами. На внушение она тратила последние силы, Патрик хорошо знал особенности ее дара, и прекрасно понимал, что в обессиленном состоянии надолго ее не хватит. Надо же, сама была на краю смерти, а его спасала. В душе что-то неприятно екнуло. Но быстро отогнал от себя это чувство. Повернулся к другим судьям.
- Ну что же, открывшиеся обстоятельства требуют пересмотра дела. Пленницу уведите для выполнения приговора, а Кристофера отконвоируйте в досудебную комнату.
Кристофер с облегчением выдохнул. Кандалы с него сняли. Радмила, не выпуская его из объятий, благодарила Бога за спасение. Все будет хорошо. Он жив. Преступница понесет наказание. Ее уже увели, и вскоре она получит по заслугам. Справедливость восторжествовала. Он хотел поделиться радостью со своим братом, только вот Этана словно подменили. Всегда уравновешенный, он зло рыкнул на него, и, отмахнувшись, выбежал из зала заседаний словно ужаленный.
Они остались с матерью одни. Конвой его так и не тронул. Да и какая в нем была нужда, когда и так ясно, что он не виновен.
Радмила отстранилась от сына, и, улыбаясь, потянула за руку.
- Пошли, сынок, тебе нужно отдохнуть от пережитого кошмара, переодеться.
- Конечно, мама, – Кристофер склонился к матери, поцеловал в лоб. Уж кто и заслуживал отдыха, так это она. Но не успел он и шага сделать по направлению к двери, как застыл словно громом пораженный. Вся его злость, ненависть, все мысли, которыми жил минуту назад, слетели подобно пелене, вскрывая истину.
- Кристофер? – Радмила с тревогой всматривалась в побледневшее лицо сына. – Кристофер, что случилось?
Но он не обращал больше на нее внимания, бросился к двери. Он не мог поверить в то, что произошло. Как вообще Мария додумалась до такого! Он был чертовски зол на нее за эту выходку. Как она могла решать за него? Как? Неужели думает, что он сможет нормально жить без нее? Глупая. Кристофер ужасно злился на нее, но еще больше боялся. Знал, куда ее увели, и от страха и паники подгибались коленки. Он бежал по длинным коридорам на пределе своих возможностей. Кристофер хотел успеть, он должен успеть. Должен увидеть ее, помешать палачам. Еще не знал, как, но он обязательно придумает.
Последний коридор буквально пролетел по воздуху. Резким рывком рванул на себя дверь. Рука Патрика опустилась вместе с его криком: нет! Подлетел к Патрику, из всех сил зарядил ему кулаком в челюсть. Бросился к рычагу, выворачивая его рукояткой вверх.
- Поздно! – Патрик небрежно дотронулся рукой до ударенного места. – Ты мне за это ответишь.
Кристофера трясло, словно в лихорадке. Резко обернулся. За стеклом, отделяющим смертную камеру, в которой была Мария, полыхало яркое пламя. Она все еще была живой. Он видел черные глаза, расширенные от ужаса, видел, как от боли искривляется лицо. Ее тело извивалось, словно в такт какой-то ритмичной музыке исполняло свой последний смертельный танец. Языки пламени уже поглотили ноги своей жертвы и алчно тянули свои щупальца выше, обвивая тонкую фигурку. Не оставляя ему ни малейшего шанса ее вытащить.
Но он не собирался сдаваться. Ключи от камеры у Патрика, вероятность, что тот ему их отдаст добровольно, минимальна, а времени на борьбу, увы, не было. Рассчитать нужно было лишь на свои силы.
Кристофер бросился к стеклянной перегородке, по пути хватая металлический стул. Изо всех сил размахнулся и ударил им по стеклу. Гладкая поверхность не поддалась, он ударил еще раз. Ничего. Толстое стекло было слишком прочным. Отчаянно огляделся в поисках чего-то более тяжелого.
Только сейчас заметил в углу Этана, бледного, поникшего, с пустыми, ничего не видящими глазами.
- Этан! Помоги! – Кристофер звал его, но брат словно не слышал. Не реагировал на его мольбу. Вдвоем они бы пробили эту стену. Увы, один он был бессилен. Но сдаваться не собирался.
Замахнулся еще раз, и тут же выпустил ставшую ненужной вещь. Пламя уверенно отвоевывало себе все больше пространства, и его языки, словно лаская, уже касались ее лица. На мгновение ему показалось, что Мария смотрит на него, прямо в глаза, твердо и осмысленно, словно хочет что-то сказать на прощание. Но это было всего лишь иллюзией, огонь не собирался отступать, сначала скрывая от него губы, а затем и глаза, полностью поглотив женскую фигурку.
- Мария… - обреченно выдохнув, рухнул на колени. Он не верил. Не верил своим глазам. Не верил, что потерял ее. Навсегда. Не хотел верить, но затухающее пламя не оставляло надежд. На том месте, где только секунду назад стояла его Мария, осталась лишь горстка пепла.
Пламя затухло так же стремительно, как и разгорелось. Прошла всего секунда, а он уже ничего не видел, кроме зияющей пустоты и горстки пепла на бетонном полу. На мгновение осознание потери отключило все чувства, вогнало в безмолвный ступор. Но бурлящая внутри ярость быстро разогнала по венам злость, выводя из транса, искажая восприятие. Пораженный гневом разум жаждал крови и возмездия.
Словно раненый зверь, бросился на стоящего рядом отца. Гнев был плохим советчиком, лишал слаженности действий, координации движений. Патрик с легкостью отбил его выпад, отшвырнув сына к противоположной стене. Каменная кладка, не выдержав силы удары, треснула, грозя в любой момент рассыпаться и придавить оглушенного Кристофера. Патрик свысока наблюдал за тем, как сын упрямо пытается подняться. Его трясло, словно в лихорадке. Ноги не слушались, подгибаясь при очередной бесполезной попытке встать. Глупец. Из-за какой-то дряни так себя изводить.
Кристофер все же сумел подняться. Его пошатывало, и он практически не соображал, что делает. Перед глазами стояла кровавая пелена, а в голове пульсировало лишь одно желание: уничтожить врага любой ценой. Сделал очередной выпад. Падая от ответного удара отца, изловчившись, схватил его за ногу и утянул с собой. Они кубарем покатились по бетонному полу, при этом пытаясь нанести друг другу как можно больше увечий. Оказавшись сверху, Кристофер отстранился от отца и замахнулся, но его кулак так и не достиг лица противника. Тот, резко перехватив руку сына, с силой оттолкнул его. Патрик моментально оказался на ногах, настигая Кристофера в полете и вжимая его тело в стену.
Со злостью сдавливая горло, не обращая внимания на то, что Кристофер задыхается, отец все сильнее сжимал на его шее пальцы, выплевывая в лицо свое негодование.
– Неблагодарный! Я сделал все это ради тебя! Чтобы ты был свободен! И чем ты мне платишь? Готов убить из-за дрянной девки? Да она всю жизнь тебе испоганила! Я бы на твоем месте собственноручно ее придавил! А ты… слабак!
Патрик разжал руки и отшвырнул от себя задыхающегося сына, с презрением сплюнул в сторону. Всего мгновение его взгляд задержался на скрюченном и пытающемся отдышаться Кристофере, затем на кучке пепла. Все закончилось так, как и было предсказано. Грейс еще много лет назад предвидела подобный финал, хотя он и мог быть другим. Если бы Мария не была столь упряма, она бы жила. Правда, то, что он ей предлагал, мало напоминало бы жизнь, но все же.
- Кристофер… все еще может измениться, в последний момент. Даже без помощи Стефана. Помни об этом. – Этан впервые в жизни притянул к себе брата, и крепко обнял. – Держись! Скоро все закончится!
И не говоря больше ни слова, вышел из клетки, закрывая за собой стальной засов. Судьи возвращались, занимали свои места. А Кристофер ждал ее, жадно ловил каждое неловкое, скованное кандалами движение. И любовался. В последний раз. Запоминая и так выученные наизусть черты. Фиксируя в памяти уже не такой болезненный, а знакомый и волнующий запах. Мария выглядела сейчас ужасно, темница не придавала красоты. Но он не замечал ни грязных волос, ни подранной одежды. Ни потухшего взгляда. Он видел ее иной, такой, как встретил впервые в Румынии: красивой, дерзкой, манящей и, несомненно, желанной. Как жаль, что ему так и не удалось ее полностью узнать, раскрыть всю красоту и многогранность ее натуры. Как жаль, что ему так и не удалось ее спасти. Как жаль, что так и не смог вымолить прощение за содеянное. И как жаль, что так и не смог с ней нормально попрощаться.
Их время неумолимо истекало. И все, что оставалось – это довольствоваться тем малым, что у них пока еще было. Ему так хотелось, чтобы она посмотрела на него, но Мария упорно предпочитала не замечать никого и ничего вокруг себя. Равнодушно выслушала весь список своих прегрешений. И даже не дрогнула, когда озвучили приговор. Сожжение. Была готова к такому наказанию, самому жестокому, мучительному. Ей не привыкать, но вот когда стали зачитывать приговор Кристофера, напряглась.
- Кристофер Бауэрман, за покрывание преступницы, за умалчивание важных для следствия фактов, за нарушение законов государства приговаривается к смертной казни.
На мгновение, кажется, перестала дышать. И верить. Она просто отказывалась верить в услышанное. А в этот момент зал прорезал истошный женский вопль. Кричала Радмила. Бедная, убитая горем женщина, моля о помощи, пыталась вырваться из крепких рук удерживающих ее стражников и добраться до Патрика. Она буквально рухнула на колени перед мужем.
- Пощади его! Я умоляю тебе! Пощади! Убей меня вместо него! Отпусти Кристофера! Умоляю тебя! Отпусти!
Патрик секунду смотрел в обезумевшие глаза женщины, и быстро отвел взгляд. Она унижалась перед ним на глазах у всех, вызывая этим лишь раздражение и неприязнь. Он принял решение, и ничьи мольбы не в силах были его изменить.
- Кристофер нарушил закон, и понесет наказание. Хочешь ты этого или нет!
- Но он же твой сын! Как ты можешь!? – Радмила резко вскинула голову, она все еще надеялась достучаться до него, все еще верила, что родной отец не может быть таким жестоким по отношению к собственному ребенку. Даже такой тиран, как Патрик. – Пощади его, посади под домашний арест, да что угодно, только не убивай!
Мольба в голосе женщины раздражала. И лишь присутствие большого количества подчинённых удерживали от грубости в ее сторону. А она, словно не замечая опасной грани, продолжала изводить его своим нытьем.
- Если ты убьешь его, я никогда, слышишь, никогда не прощу тебя.
Патрик поднялся с кресла, с трудом сдерживая клокочущий в груди гнев. Да как она посмела бросать ему вызов? Не простит она ему. Он не собирался оправдывать свои поступки, ни перед ней, ни перед кем-либо другим. Сухо бросил страже:
- Уведите! – и демонстративно отвернулся к ней спиной.
Стражникам без труда удалось поднять с пола сникшую и убитую горем женщину. Она и так еле держалась, окончательный отказ убил веру в то, что еще не все потерянно, лишая последних сил. Накатившаяся волна внезапной апатии словно парализовала разум. Делая ее безвольной, несопротивляющейся куклой. Безропотно позволила себя поднять, повести к выходу. Бороться больше не было смысла. Она проиграла. Не смогла спасти своего единственного сына. Что же она за мать после этого?
Плохая мать. Она же знала, как опасна эта поездка, знала, что там ждет его. И не помешала. Поверила Патрику и потеряла смысл всей своей жизни. Бедный ее мальчик. Он оказался всего лишь пешкой в чужой и жестокой игре. Его жизнь разменяли как ничего не стоящую вещь. Радмила резко остановилась.
- Отпустите… Я хочу попрощаться с сыном…
Метры до клетки казались непреодолимыми. Она шла, с трудом передвигая ноги, намеренно укорачивая шаг. Словно это могло помочь, отсрочить страшную минуту. Остановилась возле клетки, подняла взгляд на сына. Он стоял рядом, практически возле самых прутьев. Приблизиться вплотную мешали отравленные штыри. Протянул руку, осторожно дотрагиваясь до лица матери. Она мгновенно прижалась к его ладони.
- Прости меня, сынок…
Кристофер покачал головой. Его сердце разрывалась от тоски. Мучения матери раскаленным железом выжигали душу. Как же он виноват перед ней.
- Это ты прости меня мама, я не хотел причинить тебе столько боли.
Пару секунд всматривалась в его лицо, такое красивое, доброе, благородное. Кристофер был лучшим из них. Он был прекрасным сыном. И когда-то мог бы стать замечательным мужем и отцом. Как жаль, что судьба распорядилась иначе, лишая его всех радостей существования. Да и ее, ибо не видела своей жизни без него. Она все для себя решила, как только покинет зал, убьёт себя. В ее комнате лежал пистолет с отравленной пулей. Как жаль, что своей смертью не могла отсрочить его.
- Это так несправедливо… тебе еще жить и жить…
Кристофер ласково поглаживая пальцами лицо матери, горько улыбнулся.
- Нет, мама. Пойми, я ни о чем не жалею. И если бы мне представился второй шанс, я поступил бы так же. Я поехал бы в Румынию, потому что там встретил смысл своего существования. Без нее моя жизнь – ничто. Я люблю ее мама, и готов ради нее пожертвовать всем.
Радмила отрешенно слушала признания своего сына. Он ни о чем не жалел. В этом был весь Кристофер. Эта девка разрушила его жизнь, привела к гибели, а он слепо и безоговорочно ею любит. Вот только увы, эта дрянь не разделяла его чувств. Их единственный разговор подтвердил это. Он умирал ни за что, но она никогда не скажет ему об этом. Пусть верит в то, что был любим.
Кристофер пытался хоть как-то успокоить мать, хотя понимал, насколько тщетны его попытки. Что он еще мог ей сказать? Он смотрел матери в глаза и тонул в боли и отчаянии. Его любовь не была оправданием. Его любовь отбирала у нее сына.
Легкая боль, зародившаяся в голове, заставила отвести взгляд от матери. Боль пульсировала, давила. Сначала легко, осторожно, но вскоре набирая обороты. Он помнил это чувство, испытывал на себе в далекой Румынии. Мария! Она проникала в его разум. Подчиняла своей силе. Какого черта она это делала?
Он в недоумении смотрел на девушку. Мария стояла, зажмурившись, а когда открыла глаза, у него перехватило дыхание. Она смотрела на него диким, пугающим взглядом. Интуиция вопила, чтобы он отвернулся, чтобы не давал ей добраться до его разума, но с ужасом обнаружил, что не может пошевелиться. А она все глубже проникала в сознание, лишая собственной воли, мышления. Полностью подчиняя себе. Надавила еще сильнее, мысленно отдала приказ.
Волна злости и ненависти захлестнули его. Кристофер не понимал, что он здесь делает. Как оказался на скамье подсудимых. В соседней клетке находилась мятежница. Он хорошо помнил ее. Преступница. Именно она убила туристов, чуть не погубила Грейс и Адель. Мерзкая, подлая, сколько бед она доставила другим. А он? Что она сделала с ним? Волна отвращения захлестнула с головой. Да он же с ней спал, пил ее кровь! Он не хотел! Она заставила его! Заставила отречься от своих принципов, от своей семьи.
Какая дрянь! Злость раздирала его на части. Душила. Как он мог так попасть? Она подставила его. И теперь из-за нее его казнят. Из-за нее сейчас страдает его мать. А он позволил. С ужасом наблюдал, как собираются и встают судьи. Они вынесли приговор, и им больше нет дела до приговоренных к смерти. А он не хотел умирать. Нужно их остановить. Немедленно!
- Подождите! – на его крик обернулись все. Патрик подал знак рукой, призывая к тишине.
- Подождите! Я не виновен! Она заставила меня! Подчинила своей воле! Я не понимал, что делал!
Патрик, прищурившись, посмотрел на внезапно обезумевшего сына, перевел взгляд на Марию. Ее трясло, она стояла пошатываясь, с закрытыми глазами. На внушение она тратила последние силы, Патрик хорошо знал особенности ее дара, и прекрасно понимал, что в обессиленном состоянии надолго ее не хватит. Надо же, сама была на краю смерти, а его спасала. В душе что-то неприятно екнуло. Но быстро отогнал от себя это чувство. Повернулся к другим судьям.
- Ну что же, открывшиеся обстоятельства требуют пересмотра дела. Пленницу уведите для выполнения приговора, а Кристофера отконвоируйте в досудебную комнату.
Кристофер с облегчением выдохнул. Кандалы с него сняли. Радмила, не выпуская его из объятий, благодарила Бога за спасение. Все будет хорошо. Он жив. Преступница понесет наказание. Ее уже увели, и вскоре она получит по заслугам. Справедливость восторжествовала. Он хотел поделиться радостью со своим братом, только вот Этана словно подменили. Всегда уравновешенный, он зло рыкнул на него, и, отмахнувшись, выбежал из зала заседаний словно ужаленный.
Они остались с матерью одни. Конвой его так и не тронул. Да и какая в нем была нужда, когда и так ясно, что он не виновен.
Радмила отстранилась от сына, и, улыбаясь, потянула за руку.
- Пошли, сынок, тебе нужно отдохнуть от пережитого кошмара, переодеться.
- Конечно, мама, – Кристофер склонился к матери, поцеловал в лоб. Уж кто и заслуживал отдыха, так это она. Но не успел он и шага сделать по направлению к двери, как застыл словно громом пораженный. Вся его злость, ненависть, все мысли, которыми жил минуту назад, слетели подобно пелене, вскрывая истину.
- Кристофер? – Радмила с тревогой всматривалась в побледневшее лицо сына. – Кристофер, что случилось?
Но он не обращал больше на нее внимания, бросился к двери. Он не мог поверить в то, что произошло. Как вообще Мария додумалась до такого! Он был чертовски зол на нее за эту выходку. Как она могла решать за него? Как? Неужели думает, что он сможет нормально жить без нее? Глупая. Кристофер ужасно злился на нее, но еще больше боялся. Знал, куда ее увели, и от страха и паники подгибались коленки. Он бежал по длинным коридорам на пределе своих возможностей. Кристофер хотел успеть, он должен успеть. Должен увидеть ее, помешать палачам. Еще не знал, как, но он обязательно придумает.
Последний коридор буквально пролетел по воздуху. Резким рывком рванул на себя дверь. Рука Патрика опустилась вместе с его криком: нет! Подлетел к Патрику, из всех сил зарядил ему кулаком в челюсть. Бросился к рычагу, выворачивая его рукояткой вверх.
- Поздно! – Патрик небрежно дотронулся рукой до ударенного места. – Ты мне за это ответишь.
Кристофера трясло, словно в лихорадке. Резко обернулся. За стеклом, отделяющим смертную камеру, в которой была Мария, полыхало яркое пламя. Она все еще была живой. Он видел черные глаза, расширенные от ужаса, видел, как от боли искривляется лицо. Ее тело извивалось, словно в такт какой-то ритмичной музыке исполняло свой последний смертельный танец. Языки пламени уже поглотили ноги своей жертвы и алчно тянули свои щупальца выше, обвивая тонкую фигурку. Не оставляя ему ни малейшего шанса ее вытащить.
Но он не собирался сдаваться. Ключи от камеры у Патрика, вероятность, что тот ему их отдаст добровольно, минимальна, а времени на борьбу, увы, не было. Рассчитать нужно было лишь на свои силы.
Кристофер бросился к стеклянной перегородке, по пути хватая металлический стул. Изо всех сил размахнулся и ударил им по стеклу. Гладкая поверхность не поддалась, он ударил еще раз. Ничего. Толстое стекло было слишком прочным. Отчаянно огляделся в поисках чего-то более тяжелого.
Только сейчас заметил в углу Этана, бледного, поникшего, с пустыми, ничего не видящими глазами.
- Этан! Помоги! – Кристофер звал его, но брат словно не слышал. Не реагировал на его мольбу. Вдвоем они бы пробили эту стену. Увы, один он был бессилен. Но сдаваться не собирался.
Замахнулся еще раз, и тут же выпустил ставшую ненужной вещь. Пламя уверенно отвоевывало себе все больше пространства, и его языки, словно лаская, уже касались ее лица. На мгновение ему показалось, что Мария смотрит на него, прямо в глаза, твердо и осмысленно, словно хочет что-то сказать на прощание. Но это было всего лишь иллюзией, огонь не собирался отступать, сначала скрывая от него губы, а затем и глаза, полностью поглотив женскую фигурку.
- Мария… - обреченно выдохнув, рухнул на колени. Он не верил. Не верил своим глазам. Не верил, что потерял ее. Навсегда. Не хотел верить, но затухающее пламя не оставляло надежд. На том месте, где только секунду назад стояла его Мария, осталась лишь горстка пепла.
Глава 25. Цена свободы
Пламя затухло так же стремительно, как и разгорелось. Прошла всего секунда, а он уже ничего не видел, кроме зияющей пустоты и горстки пепла на бетонном полу. На мгновение осознание потери отключило все чувства, вогнало в безмолвный ступор. Но бурлящая внутри ярость быстро разогнала по венам злость, выводя из транса, искажая восприятие. Пораженный гневом разум жаждал крови и возмездия.
Словно раненый зверь, бросился на стоящего рядом отца. Гнев был плохим советчиком, лишал слаженности действий, координации движений. Патрик с легкостью отбил его выпад, отшвырнув сына к противоположной стене. Каменная кладка, не выдержав силы удары, треснула, грозя в любой момент рассыпаться и придавить оглушенного Кристофера. Патрик свысока наблюдал за тем, как сын упрямо пытается подняться. Его трясло, словно в лихорадке. Ноги не слушались, подгибаясь при очередной бесполезной попытке встать. Глупец. Из-за какой-то дряни так себя изводить.
Кристофер все же сумел подняться. Его пошатывало, и он практически не соображал, что делает. Перед глазами стояла кровавая пелена, а в голове пульсировало лишь одно желание: уничтожить врага любой ценой. Сделал очередной выпад. Падая от ответного удара отца, изловчившись, схватил его за ногу и утянул с собой. Они кубарем покатились по бетонному полу, при этом пытаясь нанести друг другу как можно больше увечий. Оказавшись сверху, Кристофер отстранился от отца и замахнулся, но его кулак так и не достиг лица противника. Тот, резко перехватив руку сына, с силой оттолкнул его. Патрик моментально оказался на ногах, настигая Кристофера в полете и вжимая его тело в стену.
Со злостью сдавливая горло, не обращая внимания на то, что Кристофер задыхается, отец все сильнее сжимал на его шее пальцы, выплевывая в лицо свое негодование.
– Неблагодарный! Я сделал все это ради тебя! Чтобы ты был свободен! И чем ты мне платишь? Готов убить из-за дрянной девки? Да она всю жизнь тебе испоганила! Я бы на твоем месте собственноручно ее придавил! А ты… слабак!
Патрик разжал руки и отшвырнул от себя задыхающегося сына, с презрением сплюнул в сторону. Всего мгновение его взгляд задержался на скрюченном и пытающемся отдышаться Кристофере, затем на кучке пепла. Все закончилось так, как и было предсказано. Грейс еще много лет назад предвидела подобный финал, хотя он и мог быть другим. Если бы Мария не была столь упряма, она бы жила. Правда, то, что он ей предлагал, мало напоминало бы жизнь, но все же.
