Исэндар и сам удивляется, но вместо испуга его берет злость. Даже недовольство на лице проявляется так, что можно собственные брови почувствовать, так сильно они сдвигаются.
– Не собираюсь я попрошайничать. И вчера не собирался! – смело и уверенно заявляет мальчик, вмиг забыв про волнение. – Где те мужики, которые вчера тут у тебя пили? Мне поговорить с ними нужно.
Мужчина сразу успокаивается. Глядит он с интересом, серьезнее, как на обычного посетителя, а не как на бездомного, пришедшего клянчить еду. А затем, опустившись, хозяин двора уже заговаривает спокойней.
– И зачем это они тебе, а, малец? Шел бы ты, – говорит мужчина. – А то еще дадут по шапке, ежели мало вчера было. Кто потом тебе виноват будет, а? Только ты и будешь виноват, что полез, куда не следовало.
В ответ мужчина слышит такой усталый, недовольный вздох, какого трудно ожидать от ребенка.
– Дядь, где мужики скажи, а дальше я сам разберусь.
Поиграв скулами и тоже вздохнув, слегка пощурившись, хозяин, наконец, решает сдаться и жмет плечами.
– Ну, как знаешь, – отвечает он, теперь снова приобретая свое обычное, полное безразличия выражение. – Они сюда каждый день ходят, кроме тех, когда на охоту уезжают. Так что, если не собрались еще, то… а, да вон они.
Исэндар оборачивается, почувствовав, как сердце вновь укололо холодом беспокойства. Впрочем, мужики его даже не замечают. Они даже на безумца отчего-то не стали обращать никакого внимания, прошли мимо, оставив его удивленно таращиться в стороне.
Спустя еще пару мгновений становится ясно, почему мужики ведут себя так странно. Тот, что вчера бил, желая проучить, отправляется к хозяину двора и мальчика теперь не видит уже в упор.
– Долга?р, – зовет он мужчину с сальными волосами, – наливай, чего сидишь?!.. Чтоб тебя…
Хозяин в ответ нахмуривается.
– Я тебе служка что ли, наливать, когда вы еще не пришли? А вот…
– Да налей уже! Издеваешься… а-а… – хрипит он тихонько, унимая головную боль, а затем опять заговаривает с хозяином. – Наливай, братец, живее, ну.
– Э-э… – протягивает мужчина, – ладно, иди за стол. Сейчас я принесу выпить и поесть.
– Не… только выпить, – бормочет разбойник, обессиленный вчерашней пьянкой, затянувшейся до ночи.
И пока хозяин передает своей работнице пожелания гостей, Исэндар уже набирается смелости и идет к столу, за которым расселись мужики. Он подступает к ним и в этот раз уже заговаривает сразу, не дожидаясь, когда его пнут в живот.
– Люди добрые, – начинает мальчик с той вежливостью, с тем манером, который перенял от матери. – Я к вам со словом и делом.
– Мм?! – хмурится тот, который вчера без разбору дал ногой в живот.
На этот раз мальчик готов, напрягся, ждет, чтобы отскочить, но в то же время старается не останавливаться и продолжать говорить, догадывается, что не стоит затягивать.
– Вчера у вас однорукий дурак украл хлеб и мясо, и я пришел, чтобы за них отплатить. – Исэндар осматривает мужиков, но видит, что сейчас его слова достаточно быстро и сильно их заинтересовали и что никто не собирается его бить, во всяком случае, пока не окончится разговор. – Дурак он. За это можно ли его винить? Вот, эти мази я сам сделал, возьмите их, а дурака больше не трогайте.
Мужики переглядываются. Тот, который вчера бил, безусый, с неровной щетиной, растущей на щеках клоками, усмехается и кривится, но сказать ничего не успевает, только открывает рот.
– А ну погодь, – сразу останавливает его крупный мужчина с пышными усами, тот, который вчера не очень старательно, но пытался успокоить разбойника. – Дай-ка поговорим с мальцом.
Безусый тут же замолкает, а его товарищ оборачивается на стуле, но так медленно, будто это занятие не из легких. Впрочем, мальчик догадывается, что это от похмелья, так что ждет спокойно.
– Только потише говори, не надо так громко, – продолжает здоровяк. – Мази, говоришь? Хм. Сам сделал, да принес нам, чтобы откупиться?
Мужчина щурится, явно что-то подозревает, но что именно, Исэндар понять не может. Хотя, подозрения усатого сами открываются, стоит только послушать его еще немного.
– Так ты всегда извиняешься, когда тебя бьют? – продолжает мужчина. – Или ты яду нам принес?
Мальчик почти делает шаг к столу, но останавливается. Хочется взять да и показать наглядно, что мази вовсе не ядовитые, но торопиться все же опасно.
– А дай-ка мне ножик, я покажу, – отвечает он.
На миг все пятеро мужиков застывают, переглянувшись. Все они, в конечном счете, глазами останавливаются на усаче и ждут его решения, и тот, вздохнув, берет со стола нож и протягивает мальчику, а сам напрягается, готовясь отбить удар, в случае чего.
– А вот на.
Исэндар берет дешевый нож, который хозяин двора сточил уже почти целиком, но все равно не пожелал сменить на новый. Им мальчик быстро и легко делает три пореза на руке выше локтя, а потом замазывает все три своими мазями.
Теперь уже сомнений быть не может. Эти же мази вместе с ножиком отправляются на край стола, а движения мальчишки становятся увереннее. Отступив на шаг, он снова заговаривает, но уже без волнения в голосе.
– Я не попрошайка, – сообщает он. – Я вчера мази хотел продать. С дороги мы, путь тяжелый был, я… волки напали, да мы отбились насилу. А мази отец меня делать учил, и таких в предгорье задешево не найдешь. Так что берите, а дурака больше не трогайте, вредить он не будет, умом он помутился, давно уже, но злым никогда не был, так что и бить его не за что.
Конечно, мальчик и сам не знает, дорого ли может стоить его мазь. Да и чувствует, что слишком уж преувеличил, а все же сейчас, думается ему, лучше соврать, чем нажить врагов, да и мази должны на самом деле быть хорошими, так как навык их приготовления уже появился.
Правда, так просто мужики не соглашаются.
– А вот и посмотрим, – говорит усач, разворачиваясь к столу.
Как раз и хозяин приносит хмельное варево, приготовленное по его семейному рецепту, и компания сразу принимается утолять жажду, с облегчением выдыхая после больших глотков. Только усатый не торопится.
– Ты табурет возьми, садись, погоди чуток, мы и посмотрим, – договаривает он и слегка прищуривается. – А то кто тебя знает? Сам, может, отравой намазался, а выйдешь и против яда отвар выпьешь, м?
– Да я…
– Садись, да не вздумай убегать, а то поймаю и шею сверну. Понял? Садись, говорю. Заодно и посмотрим, так ли мази твои хороши, как рассказываешь.
Приходится слушаться. Да и яда в мази действительно нет, а немного подождать не сложно. Всего-то и нужно посидеть рядом, так что Исэндар покорно ждет.
Мужики успевают выпить по кружке, а когда хозяин приносит еще по одной, то усатый поворачивает голову.
– Ну, показывай, – велит он.
Мальчик застывает. Рано еще, мазь наверняка и схватиться не успела. И глаза против воли так и бегают по сторонам.
– Чего? – замечает это здоровяк. – Небось, дрянь какую хотел подсунуть? Мази, говорит, такой не найдешь. Показывай, я кому говорю? Или я тебе сейчас руку сломаю, так и знай.
Испуг берет такой, что сердце начинает биться, как даже вчера не колотилось. А все же делать нечего. Теперь придется или показать результат, или все-таки нажить врагов. Вот и остается лишь закатить рукав и смотреть на усатого, ожидая его реакции.
– Ну, чего вылупился? – сердится здоровяк. – Мазь-то сотрешь, или мне что ли предлагаешь?
Вздрогнув, мальчик спохватывается, рукавом стирает мазь, сам не успевает толком рассмотреть царапины, а уже спешит их показать. Все от неловкости и испуга, но в результате получается так, что можно подумать, будто Исэндар в своей работе ни на миг не засомневался.
Это усатого впечатляет. Он наклоняется ближе, щурится, старательно вглядывается в плохо вытертое плечо мальчика, ища царапины, а когда их не находит, то даже разевает глаза от удивления.
Схватив за руку, мужчина подтягивает к себе, чем пугает. Хотя, это чувство миг спустя проходит, стоит лишь прочитать на лице здоровяка искреннее удивление.
– Быть не может, – проговаривает тот чуть ли не шепотом. – Не соврал что ли?
Мальчик и сам теряется, но затем хмурится и выпрямляет спину.
– Чего это мне врать? Говорю же, хорошая мазь.
Усатый отодвигается и вздыхает. Он уже глядит серьезно, без хмурости, потеряв из выражения подозрительность.
– Вижу, – отвечает он. – Не соврал. Что ж, не сердись, малец, а то мы тебя за попрошайку сначала приняли. Никто попрошаек не любит, потому как ежели ты слаб, то мир тебя рано или поздно сожрет, так что, выходит, лучше умереть, чем побираться. Только силы чужие на себя переводишь.
Исэндар подавляет желание нахмуриться и остается спокоен. Он поднимается с табурета и вежливо поклоняется.
– На том и сочтемся, – говорит мальчик. – Не трогайте больше дурака. Он злости не делает, и он умом помутившийся…
– Да слыхали уже, – прерывает здоровяк. – Ты погоди, малец. Еще мази есть? Мы вечером как раз на охоту, в неделю пойдем, а их бы с собой надо набрать. Мы как раз собирались к обеду к местному травнику. Я тебе так скажу, я тебе меньше дам, чем за его товар, но и совсем ценой не обижу. – Он наклоняется и хитро прищуривается. – А то же ведь на торговлю у тебя значка тоже нету, а? Ежели кто узнает, что ты мази тут продаешь без спросу, так и с тебя потребуют. А так я тебе полцены дам, но зато мы никому не скажем про твои мази. По рукам?
Мальчик застывает. Мысли путаются оттого, что хочется быстро все придумать, но из-за этого самая простая и очевидная мысль рождается долго.
– Ну? Чего застыл? Как знаешь. Раз не хочешь за полцены отдавать, так…
– Нет, – перебивает Исэндар. – Отдам за полцены все, какие есть. Только надобно сбегать их забрать. Я спрятал там… кое-где.
– Вон оно как? Ну, тогда вот что, – отвечает усатый, – до обеда мы тут будем. Ежели не успеешь к нашему уходу вернуться, так пеняй на себя. А успеешь, так я заплачу по-честному. – Вдруг здоровяк ухмыляется и взглядывает иначе. – Так бы отобрали, да считай, это уже наш тебе поклон… за то, что за попрошайку тебя сначала приняли. Да и за твои извинения. Через дней пять-десять вернемся, ежели тебя здесь найдем, так еще возьмем мазей.
Мальчик кивает и торопится убежать. Он только разворачивается, спеша быстрее убраться, как вдруг здоровяк хватает за плечо и разворачивает к себе, без злого умысла, но все же грубо и неприятно.
– Погодь еще пятки чесать, – говорит он серьезно. – У тебя зелья есть? Или только мази готовить умеешь?
– А… зелья?
– Чего? Не знаешь, что ли? Зелья. Как мази, только для питья. Я бы взял еще таких, ежели умеешь. Парочку для бодрости, пару для храбрости, еще бы пару от яда, а то на охоте жрать приходится, что попало, а травиться не хочется. Еще бы пару…
Исэндар, чувствуя, как истекает время, торопится перебить.
– Нет. Зелий не умею. Только мази.
Здоровяка явно не радует, что у него отнимают слово, но он лишь вздыхает и кивает, а сам отворачивается к столу.
– Ладно. Иди. Тащи свои мази, если успеешь.
Кивнув, задержавшись еще всего на миг, мальчик успевает заметить, что на него уже никто не обращает внимания. Безусый, с неровной щетиной, и вовсе, кажется, из-за своего вчерашнего поступка не испытывает ни капли вины и с удовольствием заливает в себя хмельное пойло.
– Хорош глушить, как свинья крестьянская, – остужает усатый его пыл.
И пока разговор переходит в какое-то деловое, свойское, знакомое только самим мужикам русло, мальчишка быстрым шагом выходит за дверь, а оттуда бегом несется через двор, через дорогу, к заброшенному дому, ровно туда, где вчера он готовил свои мази.
Дурак сразу увязывается следом. Глядя с интересом и удивлением, он чего-то ждет.
– Ну, чего уставился?! – сердится Исэндар только оттого, что спешит. – Воды найдешь? Найди воды, а, пожалуйста. Чистой только. Сможешь?
Мужчина, услышав просьбу, мнется, будто не знает, куда себя деть, а затем, отыскав глазами бурдюк, хватает его, разворачивается, чтобы уйти, неуклюже поворачивается назад, переняв у мальчика его торопливость.
– Реки кр… а… да! – вспоминает он заново выученное слово. – Да! Да! Да!
И убегает, не дав ничего ответить.
Впрочем, на болтовню времени и нет. Наскоро запалив костер, сумев зажечь сухую траву от углей, на счастье оставшихся после ночи и не успевших окончательно погаснуть, Исэндар принимается собирать травы.
И все же, как он ни спешит, а теперь травы собирает аккуратно. Да и растут они здесь лучше, чем дома, в горах. Там приходилось искать цветы на лугах, а здесь они цветут прямо у дороги. А вот с другими компонентами все сложнее, и если они дома росли на каждом шагу, то здесь приходится лазать по кустам.
В итоге, много времени уходит на сбор, и костер гаснет. Правда, теперь уже свежие угли никак не успевают истлеть за такой короткий срок, а потому разжечь пламя заново еще легче.
Только вот, из-за такой спешки, работа лишь замедляется. Набрав в ступку чересчур много травы, уже вскоре мальчик понимает, что ее нужно выложить, а потому целую половину неудачно растертой массы он вываливает на лист.
Да и дурака нет очень долго. К его возвращению перетертый раствор уже оказывается готов, но хотя бы безумец умудряется-таки найти воду и набрать полный бурдюк. И сразу начинается следующая стадия готовки.
Кажется, что времени в обрез. Да еще и порция, как назло, подгорает. Опять же, все из-за торопливости. Затем Исэндар чуть не портит еще одну, но уже работает внимательнее, не давая мази пережариться.
– Быстрее, – приговаривает он от нетерпения.
Рядом и дурак не может отыскать себе места. Теперь, когда ему нечем заняться, мужчина только мельтешит перед глазами, мнется, ходит по сторонам и заставляет взгляд отвлекаться.
И все же мальчик сдерживается, насилу заставив себя успокоиться. В конце концов, он заканчивает мази, сворачивает их в листы, а затем, разорвав тряпку, из которой был сделан мешочек, куда мать собирала еду, еще и перевязывает их, желая придать своему первому товару приятный вид.
А едва удается закончить, как ноги сами рывком поднимают с земли.
– Сиди тут! – на бегу приказывает мальчик. – За вещами посмотри!
Сам он убегает к постоялому двору. Спешит теперь еще быстрее. Работа ведь закончена, нужно только успеть отдать мази и получить какую-никакую оплату, хоть и маленькую. Да и сколько вообще усатый даст монет, угадать никак нельзя. Половина – это уже неплохо, да вот только Исэндар никогда не знал, сколько может стоить такая мазь, пусть даже приблизительно.
Через двор он разве что не перемахивает, стараясь бежать так быстро, что даже усталость с голодом не мешают. А на пороге, собираясь уже проскочить внутрь, мальчишка ударяется лицом прямо в чей-то живот, и так больно, что аж нос начинает болеть.
– Ах ты!.. – уже готовится разругаться безусый, но здоровяк, поправив свои пышные усы, отодвигает его за плечо.
– Ха-ха, – посмеивается он, к этому мгновению успев избавиться от похмелья и вернув хорошее настроение. – Вот тебе за вчерашнее!
Безусый спорить не решается, и мужчина подступает ближе к Исэндару.
– Чего? Найти не мог? – спрашивает он с улыбкой. – Ну? Давай сюда, ежели принес.
И мальчик, опомнившись, встает и протягивает мужчине порции мази, завернутые в широкие древесные листья и перевязанные для надежности тряпкой.
С хмурым, деловым видом усач считает порции, затем передает их товарищу, а сам лезет рукой в небольшой мешочек на поясе.
– Не собираюсь я попрошайничать. И вчера не собирался! – смело и уверенно заявляет мальчик, вмиг забыв про волнение. – Где те мужики, которые вчера тут у тебя пили? Мне поговорить с ними нужно.
Мужчина сразу успокаивается. Глядит он с интересом, серьезнее, как на обычного посетителя, а не как на бездомного, пришедшего клянчить еду. А затем, опустившись, хозяин двора уже заговаривает спокойней.
– И зачем это они тебе, а, малец? Шел бы ты, – говорит мужчина. – А то еще дадут по шапке, ежели мало вчера было. Кто потом тебе виноват будет, а? Только ты и будешь виноват, что полез, куда не следовало.
В ответ мужчина слышит такой усталый, недовольный вздох, какого трудно ожидать от ребенка.
– Дядь, где мужики скажи, а дальше я сам разберусь.
Поиграв скулами и тоже вздохнув, слегка пощурившись, хозяин, наконец, решает сдаться и жмет плечами.
– Ну, как знаешь, – отвечает он, теперь снова приобретая свое обычное, полное безразличия выражение. – Они сюда каждый день ходят, кроме тех, когда на охоту уезжают. Так что, если не собрались еще, то… а, да вон они.
Исэндар оборачивается, почувствовав, как сердце вновь укололо холодом беспокойства. Впрочем, мужики его даже не замечают. Они даже на безумца отчего-то не стали обращать никакого внимания, прошли мимо, оставив его удивленно таращиться в стороне.
Спустя еще пару мгновений становится ясно, почему мужики ведут себя так странно. Тот, что вчера бил, желая проучить, отправляется к хозяину двора и мальчика теперь не видит уже в упор.
– Долга?р, – зовет он мужчину с сальными волосами, – наливай, чего сидишь?!.. Чтоб тебя…
Хозяин в ответ нахмуривается.
– Я тебе служка что ли, наливать, когда вы еще не пришли? А вот…
– Да налей уже! Издеваешься… а-а… – хрипит он тихонько, унимая головную боль, а затем опять заговаривает с хозяином. – Наливай, братец, живее, ну.
– Э-э… – протягивает мужчина, – ладно, иди за стол. Сейчас я принесу выпить и поесть.
– Не… только выпить, – бормочет разбойник, обессиленный вчерашней пьянкой, затянувшейся до ночи.
И пока хозяин передает своей работнице пожелания гостей, Исэндар уже набирается смелости и идет к столу, за которым расселись мужики. Он подступает к ним и в этот раз уже заговаривает сразу, не дожидаясь, когда его пнут в живот.
– Люди добрые, – начинает мальчик с той вежливостью, с тем манером, который перенял от матери. – Я к вам со словом и делом.
– Мм?! – хмурится тот, который вчера без разбору дал ногой в живот.
На этот раз мальчик готов, напрягся, ждет, чтобы отскочить, но в то же время старается не останавливаться и продолжать говорить, догадывается, что не стоит затягивать.
– Вчера у вас однорукий дурак украл хлеб и мясо, и я пришел, чтобы за них отплатить. – Исэндар осматривает мужиков, но видит, что сейчас его слова достаточно быстро и сильно их заинтересовали и что никто не собирается его бить, во всяком случае, пока не окончится разговор. – Дурак он. За это можно ли его винить? Вот, эти мази я сам сделал, возьмите их, а дурака больше не трогайте.
Мужики переглядываются. Тот, который вчера бил, безусый, с неровной щетиной, растущей на щеках клоками, усмехается и кривится, но сказать ничего не успевает, только открывает рот.
– А ну погодь, – сразу останавливает его крупный мужчина с пышными усами, тот, который вчера не очень старательно, но пытался успокоить разбойника. – Дай-ка поговорим с мальцом.
Безусый тут же замолкает, а его товарищ оборачивается на стуле, но так медленно, будто это занятие не из легких. Впрочем, мальчик догадывается, что это от похмелья, так что ждет спокойно.
– Только потише говори, не надо так громко, – продолжает здоровяк. – Мази, говоришь? Хм. Сам сделал, да принес нам, чтобы откупиться?
Мужчина щурится, явно что-то подозревает, но что именно, Исэндар понять не может. Хотя, подозрения усатого сами открываются, стоит только послушать его еще немного.
– Так ты всегда извиняешься, когда тебя бьют? – продолжает мужчина. – Или ты яду нам принес?
Мальчик почти делает шаг к столу, но останавливается. Хочется взять да и показать наглядно, что мази вовсе не ядовитые, но торопиться все же опасно.
– А дай-ка мне ножик, я покажу, – отвечает он.
На миг все пятеро мужиков застывают, переглянувшись. Все они, в конечном счете, глазами останавливаются на усаче и ждут его решения, и тот, вздохнув, берет со стола нож и протягивает мальчику, а сам напрягается, готовясь отбить удар, в случае чего.
– А вот на.
Исэндар берет дешевый нож, который хозяин двора сточил уже почти целиком, но все равно не пожелал сменить на новый. Им мальчик быстро и легко делает три пореза на руке выше локтя, а потом замазывает все три своими мазями.
Теперь уже сомнений быть не может. Эти же мази вместе с ножиком отправляются на край стола, а движения мальчишки становятся увереннее. Отступив на шаг, он снова заговаривает, но уже без волнения в голосе.
– Я не попрошайка, – сообщает он. – Я вчера мази хотел продать. С дороги мы, путь тяжелый был, я… волки напали, да мы отбились насилу. А мази отец меня делать учил, и таких в предгорье задешево не найдешь. Так что берите, а дурака больше не трогайте, вредить он не будет, умом он помутился, давно уже, но злым никогда не был, так что и бить его не за что.
Конечно, мальчик и сам не знает, дорого ли может стоить его мазь. Да и чувствует, что слишком уж преувеличил, а все же сейчас, думается ему, лучше соврать, чем нажить врагов, да и мази должны на самом деле быть хорошими, так как навык их приготовления уже появился.
Правда, так просто мужики не соглашаются.
– А вот и посмотрим, – говорит усач, разворачиваясь к столу.
Как раз и хозяин приносит хмельное варево, приготовленное по его семейному рецепту, и компания сразу принимается утолять жажду, с облегчением выдыхая после больших глотков. Только усатый не торопится.
– Ты табурет возьми, садись, погоди чуток, мы и посмотрим, – договаривает он и слегка прищуривается. – А то кто тебя знает? Сам, может, отравой намазался, а выйдешь и против яда отвар выпьешь, м?
– Да я…
– Садись, да не вздумай убегать, а то поймаю и шею сверну. Понял? Садись, говорю. Заодно и посмотрим, так ли мази твои хороши, как рассказываешь.
Приходится слушаться. Да и яда в мази действительно нет, а немного подождать не сложно. Всего-то и нужно посидеть рядом, так что Исэндар покорно ждет.
Мужики успевают выпить по кружке, а когда хозяин приносит еще по одной, то усатый поворачивает голову.
– Ну, показывай, – велит он.
Мальчик застывает. Рано еще, мазь наверняка и схватиться не успела. И глаза против воли так и бегают по сторонам.
– Чего? – замечает это здоровяк. – Небось, дрянь какую хотел подсунуть? Мази, говорит, такой не найдешь. Показывай, я кому говорю? Или я тебе сейчас руку сломаю, так и знай.
Испуг берет такой, что сердце начинает биться, как даже вчера не колотилось. А все же делать нечего. Теперь придется или показать результат, или все-таки нажить врагов. Вот и остается лишь закатить рукав и смотреть на усатого, ожидая его реакции.
– Ну, чего вылупился? – сердится здоровяк. – Мазь-то сотрешь, или мне что ли предлагаешь?
Вздрогнув, мальчик спохватывается, рукавом стирает мазь, сам не успевает толком рассмотреть царапины, а уже спешит их показать. Все от неловкости и испуга, но в результате получается так, что можно подумать, будто Исэндар в своей работе ни на миг не засомневался.
Это усатого впечатляет. Он наклоняется ближе, щурится, старательно вглядывается в плохо вытертое плечо мальчика, ища царапины, а когда их не находит, то даже разевает глаза от удивления.
Схватив за руку, мужчина подтягивает к себе, чем пугает. Хотя, это чувство миг спустя проходит, стоит лишь прочитать на лице здоровяка искреннее удивление.
– Быть не может, – проговаривает тот чуть ли не шепотом. – Не соврал что ли?
Мальчик и сам теряется, но затем хмурится и выпрямляет спину.
– Чего это мне врать? Говорю же, хорошая мазь.
Усатый отодвигается и вздыхает. Он уже глядит серьезно, без хмурости, потеряв из выражения подозрительность.
– Вижу, – отвечает он. – Не соврал. Что ж, не сердись, малец, а то мы тебя за попрошайку сначала приняли. Никто попрошаек не любит, потому как ежели ты слаб, то мир тебя рано или поздно сожрет, так что, выходит, лучше умереть, чем побираться. Только силы чужие на себя переводишь.
Исэндар подавляет желание нахмуриться и остается спокоен. Он поднимается с табурета и вежливо поклоняется.
– На том и сочтемся, – говорит мальчик. – Не трогайте больше дурака. Он злости не делает, и он умом помутившийся…
– Да слыхали уже, – прерывает здоровяк. – Ты погоди, малец. Еще мази есть? Мы вечером как раз на охоту, в неделю пойдем, а их бы с собой надо набрать. Мы как раз собирались к обеду к местному травнику. Я тебе так скажу, я тебе меньше дам, чем за его товар, но и совсем ценой не обижу. – Он наклоняется и хитро прищуривается. – А то же ведь на торговлю у тебя значка тоже нету, а? Ежели кто узнает, что ты мази тут продаешь без спросу, так и с тебя потребуют. А так я тебе полцены дам, но зато мы никому не скажем про твои мази. По рукам?
Мальчик застывает. Мысли путаются оттого, что хочется быстро все придумать, но из-за этого самая простая и очевидная мысль рождается долго.
– Ну? Чего застыл? Как знаешь. Раз не хочешь за полцены отдавать, так…
– Нет, – перебивает Исэндар. – Отдам за полцены все, какие есть. Только надобно сбегать их забрать. Я спрятал там… кое-где.
– Вон оно как? Ну, тогда вот что, – отвечает усатый, – до обеда мы тут будем. Ежели не успеешь к нашему уходу вернуться, так пеняй на себя. А успеешь, так я заплачу по-честному. – Вдруг здоровяк ухмыляется и взглядывает иначе. – Так бы отобрали, да считай, это уже наш тебе поклон… за то, что за попрошайку тебя сначала приняли. Да и за твои извинения. Через дней пять-десять вернемся, ежели тебя здесь найдем, так еще возьмем мазей.
Мальчик кивает и торопится убежать. Он только разворачивается, спеша быстрее убраться, как вдруг здоровяк хватает за плечо и разворачивает к себе, без злого умысла, но все же грубо и неприятно.
– Погодь еще пятки чесать, – говорит он серьезно. – У тебя зелья есть? Или только мази готовить умеешь?
– А… зелья?
– Чего? Не знаешь, что ли? Зелья. Как мази, только для питья. Я бы взял еще таких, ежели умеешь. Парочку для бодрости, пару для храбрости, еще бы пару от яда, а то на охоте жрать приходится, что попало, а травиться не хочется. Еще бы пару…
Исэндар, чувствуя, как истекает время, торопится перебить.
– Нет. Зелий не умею. Только мази.
Здоровяка явно не радует, что у него отнимают слово, но он лишь вздыхает и кивает, а сам отворачивается к столу.
– Ладно. Иди. Тащи свои мази, если успеешь.
Кивнув, задержавшись еще всего на миг, мальчик успевает заметить, что на него уже никто не обращает внимания. Безусый, с неровной щетиной, и вовсе, кажется, из-за своего вчерашнего поступка не испытывает ни капли вины и с удовольствием заливает в себя хмельное пойло.
– Хорош глушить, как свинья крестьянская, – остужает усатый его пыл.
И пока разговор переходит в какое-то деловое, свойское, знакомое только самим мужикам русло, мальчишка быстрым шагом выходит за дверь, а оттуда бегом несется через двор, через дорогу, к заброшенному дому, ровно туда, где вчера он готовил свои мази.
Дурак сразу увязывается следом. Глядя с интересом и удивлением, он чего-то ждет.
– Ну, чего уставился?! – сердится Исэндар только оттого, что спешит. – Воды найдешь? Найди воды, а, пожалуйста. Чистой только. Сможешь?
Мужчина, услышав просьбу, мнется, будто не знает, куда себя деть, а затем, отыскав глазами бурдюк, хватает его, разворачивается, чтобы уйти, неуклюже поворачивается назад, переняв у мальчика его торопливость.
– Реки кр… а… да! – вспоминает он заново выученное слово. – Да! Да! Да!
И убегает, не дав ничего ответить.
Впрочем, на болтовню времени и нет. Наскоро запалив костер, сумев зажечь сухую траву от углей, на счастье оставшихся после ночи и не успевших окончательно погаснуть, Исэндар принимается собирать травы.
И все же, как он ни спешит, а теперь травы собирает аккуратно. Да и растут они здесь лучше, чем дома, в горах. Там приходилось искать цветы на лугах, а здесь они цветут прямо у дороги. А вот с другими компонентами все сложнее, и если они дома росли на каждом шагу, то здесь приходится лазать по кустам.
В итоге, много времени уходит на сбор, и костер гаснет. Правда, теперь уже свежие угли никак не успевают истлеть за такой короткий срок, а потому разжечь пламя заново еще легче.
Только вот, из-за такой спешки, работа лишь замедляется. Набрав в ступку чересчур много травы, уже вскоре мальчик понимает, что ее нужно выложить, а потому целую половину неудачно растертой массы он вываливает на лист.
Да и дурака нет очень долго. К его возвращению перетертый раствор уже оказывается готов, но хотя бы безумец умудряется-таки найти воду и набрать полный бурдюк. И сразу начинается следующая стадия готовки.
Кажется, что времени в обрез. Да еще и порция, как назло, подгорает. Опять же, все из-за торопливости. Затем Исэндар чуть не портит еще одну, но уже работает внимательнее, не давая мази пережариться.
– Быстрее, – приговаривает он от нетерпения.
Рядом и дурак не может отыскать себе места. Теперь, когда ему нечем заняться, мужчина только мельтешит перед глазами, мнется, ходит по сторонам и заставляет взгляд отвлекаться.
И все же мальчик сдерживается, насилу заставив себя успокоиться. В конце концов, он заканчивает мази, сворачивает их в листы, а затем, разорвав тряпку, из которой был сделан мешочек, куда мать собирала еду, еще и перевязывает их, желая придать своему первому товару приятный вид.
А едва удается закончить, как ноги сами рывком поднимают с земли.
– Сиди тут! – на бегу приказывает мальчик. – За вещами посмотри!
Сам он убегает к постоялому двору. Спешит теперь еще быстрее. Работа ведь закончена, нужно только успеть отдать мази и получить какую-никакую оплату, хоть и маленькую. Да и сколько вообще усатый даст монет, угадать никак нельзя. Половина – это уже неплохо, да вот только Исэндар никогда не знал, сколько может стоить такая мазь, пусть даже приблизительно.
Через двор он разве что не перемахивает, стараясь бежать так быстро, что даже усталость с голодом не мешают. А на пороге, собираясь уже проскочить внутрь, мальчишка ударяется лицом прямо в чей-то живот, и так больно, что аж нос начинает болеть.
– Ах ты!.. – уже готовится разругаться безусый, но здоровяк, поправив свои пышные усы, отодвигает его за плечо.
– Ха-ха, – посмеивается он, к этому мгновению успев избавиться от похмелья и вернув хорошее настроение. – Вот тебе за вчерашнее!
Безусый спорить не решается, и мужчина подступает ближе к Исэндару.
– Чего? Найти не мог? – спрашивает он с улыбкой. – Ну? Давай сюда, ежели принес.
И мальчик, опомнившись, встает и протягивает мужчине порции мази, завернутые в широкие древесные листья и перевязанные для надежности тряпкой.
С хмурым, деловым видом усач считает порции, затем передает их товарищу, а сам лезет рукой в небольшой мешочек на поясе.
