Рассказы

Наконец, когда он добирается до дома Мстислава, которого в селе держат все за главного, то за ним увязываются сердитые мужики, а у дома они его окружают, подозревая, что будет драка.
       Хотя, до боя не доходит. На вопрос Мстислав отвечает сразу, что мужик попросил его за семьей присмотреть, взамен того, что сам Ронорад в одиночку с разбойниками сумеет расправиться, ну, или хотя бы половину из них покалечить.
       – Как? – недоумевает юноша, ощутив, как послабели и чуть не сломались колени. – А ты что сказал?
       Мстислав сурово хмурится, оглядывает толпу, а затем поднимается обратно на порог, не беспокоясь из-за юноши и разговаривая спокойно и уверенно.
       – Чего я ему сказал, я то исполню, – говорит он. – А только дело это не твое. Понял?
       И еще раз взглянув на обеспокоенного, нежданного гостя, Мстислав все-таки оборачивается к нему, чтобы еще добавить:
       – К матери иди, – велит он. – И к разбойникам соваться не думай.
       Впрочем, юношу это ни разу не смогло бы отговорить от мысли, уже в уме превратившейся в четкий план.
       – Да что б тебе провалиться, дурень! – ругается юноша вслух.
       Мужики сразу начинают бурчать, и только Мстислав догадывается, что обратился Ронорад не к нему. Подняв руку, он сразу унимает мужиков, но не успевает ничего сказать, как опять заговаривает юноша.
       – Возьми тебя нечистая, – бурчит он, поворачивается, делает шаг, тут же разворачивается, путаясь в намерениях, и протягивает Мстиславу руку. – Дубина есть? Ну, чего молчишь, есть или нет, спрашиваю?!
       Мужик в ответ хмурится, опять велит идти домой, но юноша настаивает.
       – Что тебе, палки жаль что ли?!
       И, подумав, уходит в дом, а затем выносит здоровую дубину, которой и сам, бывало, дрался с разбойниками.
       – На, – бросает он палку юноше. – Я тебе не нянька. А теперь иди, делай, что хочешь. Да только лучше бы тебе….
       Ронорад не слушает. Получив дубину, он тут же разворачивается и идет к дороге, в другую сторону от дома, где среди поля едва заметная тропа идет к соседнему, небольшому селу.
       – Куда в ночь?! – вскрикивает Мстислав.
       А потом он велит дать юноше факел, после чего уже все расходятся, и ночная тьма все быстрее обволакивает улицу, постепенно выгоняя с нее суетливые, дневные звуки.
       Юноша торопится, как может. Время истекает быстро, а слова отца, переданные матерью, внушают только больше опасений с каждым мгновением.
       Бег отнимает силы, но Ронорад не останавливается. Один он торопится ночью пройти едва заметную тропу, освещенную тусклой желтизной света горящего факела и покрытую бледным серебром лунного блеска.
       Соседи, небольшое село, откуда частенько приходят разбойники, прежде всегда находились за границей загадок и тайн. О них юноша ничего почти не знал, из села не уходил, а с другими не общался, и даже рассказов не слышал.
       Да ему этого и не нужно. Все, что наверняка знает Ронорад, что он успел решить для себя, так это то, что в следующий раз, когда разбойники придут, он сам выйдет с ними драться, раз уж отец не может. Притом, раньше он собирался посрамить своей храбростью отцовскую трусость, но в последнее время уже искренне стал желать защитить семью, путаясь в желаниях, которые пробуждают в нем намерения драться.
       Как бы там ни было, когда юноша замечает впереди тусклый свет огней, горящих в одном из домов, то свой факел, и так уже ставший гаснуть, он тут же бросает на землю, а сам, поудобнее взяв дубину, идет к домику.
       Вокруг стоит еще несколько землянок, но даже в свете неполной луны видно только их крыши. Земля кругом сливается вся в черное полотно, словно укрывший ее мрак такой же плотный, как прилипшая к телу рубаха.
       Впрочем, теперь уже глаза ничего не видят, кроме тихого света из приоткрытой двери. Стоит лишь немного приблизиться, как из дома уже доносится хохот, звуки веселья, какой-то гром, как от удара, так что юноша не останавливается, но шаг немного замедляет, ведь не похоже, чтобы в доме шла драка.
       Лишь у порога Ронорад останавливается, стараясь заглянуть, прислушаться и выяснить, что происходит.
       – Пес паршивый! – смеется один из разбойников. – Кто ж знал, что он так выскочит?
       Юноша сразу напрягается, сжимает дубину, но врываться не спешит, лишь заглядывает. Впрочем, увидеть получается меньше половины низкой, но широкой землянки, в которой, похоже, собрались почти все, или даже все разбойники до последнего.
       – Чтоб тебя… жив? Погляди. А ты?
       Идет какая-то болтовня, не слишком понятная Ронораду, так что он быстро перестает за ней следить с прежним вниманием, а вместо этого заглядывает все глубже внутрь, медленно просовывая голову в дверной проем. И только он заглядывает дальше, только видит семерых разбойников, двое из которых ранены, как следом тут же замечает взгляд отца, направленный прямо на него.
       Юноша замирает, глядит, затаив дыхание, смотрит в глаза отца, лежащего на полу, и даже не сразу понимает, что таращится на мертвеца.
       – Погань драная! – ругается один из разбойников и ударяет лежащего на полу мужчину ногой.
       Лишь тогда Ронораду становится ясно, что его отец уже мертв, а этот взгляд застыл последней искрой жизни в раскрытых глазах свежего трупа.
       Разбойники продолжают о чем-то говорить, но юноша уже ничего не слышит. В ушах начинается писк, быстро становится громче, а в носу отчего-то пахнет кровью. Правда, в то же мгновение чувства быстро исчезают, притупившись за миг до того, как Ронорад врывается в дом.
       Скакнув внутрь, юноша замахивается и ударяет дубиной обернувшегося на шум разбойника так сильно, что сминает тому череп. Несколько разбойников вскакивают, но большинство даже не успевает так быстро среагировать. Ронорад тут же бьет второго, а следом на него набрасывается третий, один из тех разбойников, что успели вскочить.
       Хотя к драке юноша оказывается не готов. Поторопившись, он теряет время, когда один из мужиков набрасывается, чтобы повалить Ронорада на пол. Юноша же хватает раненного мужчину за руку, так что тот сам же ослабляет хват и подставляется под удар. А затем, ударом кулака отбросив разбойника в сторону, юноша снова поднимает дубину и начинает размахивать ей так, что подойти к нему уже никто не решается.
       Перед глазами все мелькает и расплывается. Можно почувствовать, как удары дубины отдаются в ладонях, но увидеть, как широкий край опускается на плечо, или прямо на голову не успевшего вывернуться разбойника, при всем желании не получается.
       Юноша машет дубиной до тех пор, пока не начинает терять силы. Лишь тогда, остановившись, он замечает, что на полу лежат четверо, не считая его отца, ступать, чтобы не споткнуться, уже становится трудно, а еще трое тут же приготовились нападать. Вернее, приготовились только двое, а третий, последний, самый здоровый, как ни в чем не бывало сидит за столом, выпивает из кружки и даже смотрит без особого интереса. К нему и оборачивается один из двух оставшихся разбойников, заметив, что Ронорад потерял силы и перестал размахивать дубиной.
       – Ты чего?! Э!
       Времени на разговоры нет, переглянувшись, разбойники понимают намерения друг друга, а третий так и сидит за столом и ничего им не отвечает. Так что двое бросаются вперед.
       Ронорад пытается снова поднять дубину, но его тут же сваливают на пол, и разбойничьи кулаки начинают безжалостно молотить, куда попадуд.
       Вырваться не удается. И опять все в глазах начинает плыть, не успевает взгляд проясниться от передышки. В какой-то миг юноша даже чуть не опускает руки, но поворачивает голову и снова замечает взгляд отца, направленный к выходу.
       Это не придает сил, но разжигает снова ту ярость, которая едва не забылась от слабости. И Ронорад перестает закрывать голову мощными руками, а вместо этого хватает одного из разбойников, притягивает к себе, взяв за грудки, держит, а второй рукой начинает бить ему в лицо.
       И вот тогда силы вновь появляются, в тот миг, когда разбойник начинает терять сознание. Юноша тут же его отбрасывает, бросается на второго, получает и сам по голове, но бьется до последнего, сцепившись на полу.
       Локтем Ронорад проламывает череп, который до того уже сломил дубиной. Это отвлекает, и разбойник тут же начинает молотить по голове, уже сам повалив юношу. А затем он вновь теряет первенство. Так, схватившись, они, наконец, оказываются оба на коленях, оба пытаются встать, но не могут, а потому держат друг друга за грудки и только молотят кулаками, совершенно ни о чем не задумываясь.
       И вдруг, оба падают. Оба тяжело дышат, лежат на спинах, глотают воздух, задыхаются, жадно всасывая ночную прохладу, сочащуюся в дом через распахнутую дверь, но юноша первым начинает двигаться.
       Подползая, Ронорад кое-как поднимается на руках, и разбойник не может оттолкнуть его, устав окончательно. Юноша же поднимает руку и начинает бить по голове разбойника так, будто стучит кулаком по столу. И всего нескольких ударов хватает, чтобы проломить нос, а затем Ронорад и сам, покачиваясь, теряет сознание.
       – Очухался? – вдруг сквозь тьму пробивается голос.
       Следом в лицо ударяет холодное журчание, глаза открываются, грудь резко втягивает прохладный воздух, и юноша замечает над собой лицо разбойника.
       Тут же, немедля Ронорад пытается вскочить, резко подтягивает корпус, оборачивается, но лишь поднимается на колено, как от головокружения, слабости и боли в голове едва не падает обратно. Застыв, он терпит несколько мгновений эту слабость, и за это время становится ясно, что разбойник не торопится победить.
       – Не спеши, – говорит мужчина басом, спокойно отвернувшись и поставив опустевшую кружку обратно на массивный стол. – Передохни чуток… ежели драться еще не передумал.
       Юноша не слушает, поднимается, качается, едва стоит на ногах, но все же на полу сидеть не хочет. Он глядит яростно на разбойника, а тот совершенно спокойно продолжает есть.
       – Ну и? – заговаривает мужчина. – Откуда к нам ярость такая?
       Ронорад едва не бросается вперед от злости, но слабость не позволяет. Кажется, стоит лишь сдвинуть ногу, как уставшее тело сразу повалится на пол. Только поэтому юноша ввязывается-таки в разговор, чтобы выиграть себе немного времени и передохнуть.
       – Откуда? – шипит он. – А батю моего кто… кто….
       Договорить не удается, словно и на это не хватает сил, но разбойник, вздохнув, отвечает раньше, чем дожидается вопроса.
       – Этого что ли? – кивает он головой в сторону остывшего трупа, окруженного уже новыми. – Ну так а что нам делать было?
       Ронорад подступает на шаг, но разбойник легко подбирает слова и останавливает его тут же.
       – Он Гришку нашего повалил. Кол ему в шею загнал. Да еще поранил троих, сообщает мужчина.
       Юноша оглядывается. Теперь, когда усталость хоть немного отпускает, когда начинает проясняться ум, он вспоминает, что главарь разбойников, хорошо запомнившийся еще в детстве, ни на одного из тех, кто лежит на полу, не похож.
       Тогда же Ронорад присматривается к незнакомцу. Он тоже не похож на главаря, может, о нем и шла речь. Значит, вот что отец задумал.
       Только лицо мужчины, сидящего за столом тоже кажется знакомым, а откуда… и в этот миг юноша вспоминает. Это именно его Ронорад еще мальчиком видел у своего дома, именно этот разбойник побил тогда Василису.
       Вспомнив его лицо, юноша снова чуть не бросается вперед, но голос мужчины его останавливает. То ли это поразительное спокойствие, то ли так хорошо разбойник подбирает слова, но едва он начинает говорить, как Ронорад, сделав шаг, тут же останавливается.
       – Не спеши. А то сил не хватит, – сообщает мужчина. – Садись.
       Юноша стоит, не принимает такое приглашение, но и броситься уже не решается.
       – Не хочешь, значит? – вздыхает разбойник. – Ну, как знаешь.
       Он встает из-за стола, и Ронорад тут же вскидывает кулаки. На это мужчина лишь качает головой, а затем спокойно встает напротив.
       Его движения, мягкие и плавные, спокойные, дают угадать, что страха разбойник никакого не испытывает, а потому и юноша перестает торопиться, еще не зная, как лучше поступить. Впрочем, решать это почти и не приходится.
       – Тебе с какой руки бить сподручнее? – вдруг спрашивает мужчина, а поскольку Ронорад, слегка растерявшись, не отвечает, то он снова заговаривает сам: – Эх… ладно. Мне вот, с правой сподручнее. Тебе с какой?
       Подумав, юноша сердито бросает:
       – С правой.
       И тут же разбойник плюет в левую ладонь и протягивает Ронораду.
       – Значит, – говорит он, – левыми драться не будем. А то совсем не честно выйдет.
       Юноша слегка теряется, недоумевая.
       – Чего? Драться не умеешь? – заговаривает мужчина снова. – Левую давай, я научу. Бьем по очереди, ты первый. Деремся до конца.
       Ронорад не отвечает, но нахмуривается достаточно красноречиво, чтобы выразить свое отношение.
       – А что? – говорит разбойник. – Думаешь, так меня одолеешь?
       И юноша сразу успокаивается, понимая, что, действительно, в таком состоянии ему тяжело будет нанести хотя бы пару хороших ударов, а вот если разбойник не будет двигаться, то и вложиться можно будет целиком в силу.
       Сразу же Ронорад так же плюет в левую ладонь, после чего хватает протянутую руку и становится удобнее, готовясь к новой драке.
       – Не спеши, – говорит мужчина, видя, что юнец уже торопится начать бой. – Еще не все. Имя назови. Меня Святожаром кличут.
       Юноша молчит и хмурится, но через миг все же отвечает.
       – Нет у меня имени.
       Разбойник нахмуривается.
       – В лицо плюешь, когда к тебе со всем уважением? – впервые за все это время проявляет Святожар недовольство. – Чего ты мне….
       – Я от своего имени отказался, – перебивает Ронорад, посмелев и успокоившись. – И назад слово брать не собираюсь. Ну?! Готов?
       Разбойник, услышав такой ответ, кажется, остается доволен, расставляет ноги чуть шире и кивает.
       И тут же юноша медленным, широким размахом собирает все силы и ударяет мужчину по лицу, что есть мочи.
       – Ох, ты ж… – покачивается Святожар. – Хорош… малец… видать, в мать пошел.
       Ронорад тут же напирает.
       – Не смей про мать говорить!
       Разбойник спокойно, медленно отодвигает его кулаком, а бить в свою очередь еще не торопится.
       – Не указывай, – говорит он строго. – Мать я твою запомнил. Да только пощады все равно не жди. Готов?
       Юноша даже сердито хмыкает, еще не испытав первого удара.
       – Бей, – говорит он сердито.
       И тут же Ронорад получает такой мощный удар, что почти сваливается. Святожар поднимает руку, когда замечает, как юноша начинает оседать, не дает упасть и помогает устоять на ногах.
       – Больше помогать не буду, – предупреждает он.
       Юноша же больше разговаривать не желает, глядит сердито, выдыхает, а затем вкладывает в новый удар всю силу.
       Разбойник тяжело выдыхает, покачнувшись, и от этого становится легче. Удается выдержать следующий удар и не упасть. А затем Ронорад снова бьет. Потом опять держит удар. И в какой-то момент, тряхнув головой, совершенно внезапно перестает сознавать, живет ли он на самом деле, или это все чудной сон.
       Чужой кулак ударяет в лицо, а потом нужно бить, хотя уже и не помнится зачем. Нужно выиграть бой, и юноша продолжает размахиваться и ударять, а затем терпеть удары.
       В новый раз замахнувшись, он бьет уже слабо, сам это понимает и чувствует. Кулак достает до лица, но через заплывший кровью глаз ничего не удается рассмотреть. А потом в голову ударяет что-то, но уже не кулак разбойника. Что-то тяжелое и плоское, и Ронорад даже не сразу понимает, что упал. Следом, выдохнув, он закрывает глаза, больше уже не имея сил держать веки.