Я раскинула руки и покрутилась. Какой чудесный сегодня день. Солнечный, тёплый, летний. И мамина заказчица дала мне целую серебряную монетку. Мой первый заработок.
Вчера мама устала и прилегла отдохнуть, попросив разбудить её через час. До окончания работы по плетению заказанного кружевного полотна оставалось несколько рядов. И я рискнула - села и доплела их. Мама выспалась. Утром немного поругалась, сказав, что мои ошибки могли нам дорого стоить, но проверив мою работу, осталась довольна.
А вот портниха, что для богатых дам шьёт, рассмотрев кружево, нашла два узелка, которые я сделала справа-налево. Моя мама - левша: она эти узлы завязывает слева-направо, а я обоеручка, или обееручка, в общем могу работать и правой и левой одинаково, вот и завязала случайно два узла по-другому.
Мастерица сразу поняла, что часть работы кто-то другой делал, не мама, и спросила - кто. Врать я не стала, и она не только дала мне монетку, но и заказала воротнички и манжеты. Мама такую работу не берёт - платят за неё намного меньше, чем за полотно.
Как же всё хорошо складывается: мы живём в этом городе уже два года, у меня появились друзья, батюшка из храма, что недалеко от нашего дома, учит меня математике, истории. А теперь у меня и заказ есть.
Все мои друзья помогают родителям и поиграть выходят лишь вечером, и только меня мама не допускала до работы. Но я доказала, что могу, доказала...
Я уже взрослая, мне двенадцать исполнилось. Вон Таюшке, в выходные четырнадцать будет, меня пригласили, а она уже четыре года с матерью в пекарню ходит. От мыслей о булочках, горячих и свежих, рот наполнился слюной, кушать хочу.
Мама, наверно волнуется, я задержалась: мне очень хотелось купить подарки маме и Таюшке на свои деньги, пришлось походить по лавкам, поискать.
Таюшке я купила ленты, красивые, цветные, а то она косу цветными тряпочками заплетает: лишних денег, как говорит её мама, в семье нет. Да на нашей окраине все живут бедно. И дружно. Правда, не все. Но, нам с мамой друзей хватает. Только бы снова не пришлось уезжать.
А маме я купила книгу, потрёпанная немного, но, зато в ней много схем. Такие книги мастерицы пишут, потом от матери к дочке передают. А тут, видимо, род мастеров прервался, вот и продали такое сокровище.
- Ранька, сюда... - возле моего дома, спрятавшись в тени, стояла Таюшка и махала мне рукой. - Подь.
Я была рада видеть подругу, поэтому сразу побежала к ней, решив, что уже и так попадёт от матери за задержку, несколько минут могу и поболтать.
- Чего?
- Ты ко мне будешь?
Мне не надо было уточнять когда и зачем. О празднике, который семья готовила Таюшке, знали все. Кто-то осуждал за трату денег, любят люди считать чужое, а кто-то, как я, радовался. Четырнадцать лет, взрослая уже моя подруга.
- Спрашиваешь. Конечно. - я покрутила перед глазами Таюшки пакетиком. - Уже и подарок купила.
- Что это? - загорелись глаза подруги любопытством.
Я покачала головой:
- Не скажу. Сюрприз.
- Что за сюрприз?
- Неожиданность. Приятная.
- И на кой тебе эти мудрёные слова?
- Батюшка говорит - не гоже ум без напряга оставлять. Тупеет.
- Ой, да... Да ну их, умников. Ко мне кузнец свататься приходил.
- Да ты что?
Кузнецу уже исполнилось двадцать восемь, совсем старик. Да и ростом Таюшка ему по грудь, не больше. Какой из него муж?!
- Я под окном слушала. Отец сказал - не отдаст, пока шестнадцатая весна не подойдёт. А мать застала и веником полупила. Теперь на улицу не пускает, говорит - испортит кто, замуж не девкой пойду, сраму будет. А как я спортиться могу? Ты умная, скажешь?
- Не-е. Я не знаю. Там, где мы раньше жили. Парня с девкой в стогу застали, они там прятались. И после сказали про неё - порченная. А её отец парня жениться заставил, и она исправилась. Больше никто порченной не называл.
- У нас же стогов нет.
- Ума у вас нет! - раздался над нашими головами грозный голос Таюшкиной матери. - Бережёшь - бережёшь дур таких, а они вон о чём мыслят. А ну домой! Обе! - она замахнулась на нас кухонным полотенцем и мы с Таюшкой быстро побежали каждая в свою сторону.
Перед дверью я отдышалась, отряхнула платье и, постаравшись принять самый взрослый вид, сунула ключ в замок... Дверь оказалась незапертой. Я толкнула её рукой. Она распахнулась... И я в ужасе завизжала...
Возле меня суетились отец и мать Таюшки, а я всё визжала и визжала. Тяжелая оплеуха обожгла щеку, и я заплакала...
Я сидела на стуле и раскачивалась. Всё плыло перед глазами, и я могла придумать, что это я сплю сейчас проснусь, и моя мама встанет из лужи крови, ярким пятном лежащей на вышорканном голиком полу, и всё будет как прежде.
Стражники под надзором старшего ходили по комнате. Дом сразу стал каким-то маленьким. Они сталкивались друг с другом, что-то записывали, шарились в наших вещах, а мама лежала и не вставала.
Мать Таи стояла возле меня, гладила по голове и приговаривала:
- Поплачь, поплачь. Беда то какая. И не слыхал никто. Да как же так? Поплачь.
Мир будто бы погрузился в плотный туман, и сквозь него до меня доносились голоса.
- Сегодня девочку мы оставляем на вас. - сказал незнакомый мужчина. - А завтра за ней приедут.
- Куда вы собираетесь её отправить? - спросила мама Таи
- В приют. У неё нет родных. У неё и документов то нет. Кто её отец?
Мама никогда не отвечала на вопрос - кто мой папа, отговариваясь, что расскажет, когда мне исполнится пятнадцать.
Моей мамы больше нет. Я есть и буду, а она больше не обнимет меня... Я завыла, в голос.
- Да сделайте вы с ней хоть что-нибудь! - раздражённо рявкнул мужчина, стараясь перекричать меня.
Мой подбородок цепко обхватили костлявые руки и заставили поднять голову вверх. Сжав пальцы, старая ведьма вынудила меня открыть рот и влила горькую жидкость. Я хотела выплюнуть, но она не позволила.
- Пей! Пей...полегчает. - Ведьма погладила меня по волосам, потом по плечу. - Тебе многое придётся вынести. Пей, отдохни.
Я знала эту старуху. К ней ходили за снадобьями, когда кто-то болел, лекари берут дорого, на них денег ни у кого не было. Она живёт на опушке леса, который начинается за краем луга возле нашего района. Района бедноты. Я думала о каких-то глупостях, мне было спокойно и всё равно. Когда-то, здесь, я была счастлива с мамой. Моей мамы больше нет. Её убили. Почему-то на меня накатилось безразличие. Старуха взяла меня за руку, помогла встать со стула и повела. И я пошла.
Остановившись, моя спутница приказала матери Таи:
- Вещи прибери. А то у девчонки ничего не останется. Всё разгребут.
Вещи! Я вырвалась и побежала в дом. Мой сундучок. Мама говорила, что его я должна забирать всегда с собой. Даже, когда был пожар у нас, в другом месте, мама сначала вывела меня, а потом кинулась в уже горевший дом и вынесла сундучок.
Незнакомец дёрнул сундучок из моих рук и я его сильно укусила за ладонь.
- Ах, ты мелкая дрянь! - мужчина замахнулся. Ведьма как глянула на него, так он сразу сник и пояснил: - Нельзя забирать из дома ничего.
Старуха, молча, взяла меня снова за руку и мы пошли. Я несла свой сундучок.
Мы позавтракали: травяной отвар и хлеб с маслом, и старуха повела меня к моему дома, сказав: "Надо успеть вещи твои собрать, а материно спрятать."
Возле дома нас ждали соседи. Мама Таи о чём-то поговорила со старухой, и кузнец с отцом Таи понесли в домик старухи сундук, на котором раньше я спала. Возле наших дверей остались два узла: один большой, другой поменьше.
Соседки подходили ко мне, гладили по голове и совали монетки в руки. Старуха о чём-то шепталась то с одной женщиной, то с другой. Кто-то дал узелок с пирожками. Кто-то котомку, в которой, как я поняла, был чай в бутылке и кружка.
Все чего-то или кого-то ждали. Мрачно, насторожённо. Старуха подошла ко мне и велела бросить деньги в сундучок. Подождала, пока я выполню указанное, и, криво улыбнувшись, прошептала, склонившись к уху:
- Времена тебя тяжёлые ждут. Перетерпи, всё сладится. Не будь дубом, будь ивушкой, гнись. Лишний поклон спины не сломит, а от боли убережёт.
Вдруг она сильно толкнула меня, я отлетела на несколько метров и плюхнулась на колени. Ну и силища у старушки.
На том месте, где стояла недавно я, остановилась закрытая коляска, запряжённая здоровым конём.
Из неё, с помощью кучера, вышла дородная высокая дама, в модном платье, тёмные волосы убраны в сложную причёску. Её можно было бы назвать красивой, но всё впечатление от правильных черт лица портили тёмные маленькие глазки, больше похожие на бусинки. В руках она держала тонкую палочку, которой похлопывала по юбке. Презрительно осмотрев нас, дама гаркнула:
- Ну и где эта ваша нищенка?
Все удивлённо уставились на неё, богатых в нашем районе нет, конечно, но и нищими нас никогда не называли.
Мама Таи подошла ко мне и спокойно произнесла:
- Ранияра - сирота, но не нищенка. Вон, - она махнула в сторону узлов, - у неё вещи есть.
Дама надменно взглянув на маму Таи, подошла к узлам и, небрежно толкнув большой узел ногой, приказала:
- Развязать. Сейчас же. Я проверю, что эта девчонка поволочёт с собой.
Одна из соседок, суетливо подскочив к узлам, стала торопливо развязывать его, наконец справившись, она отшла:
- Вот, это вещи матери Ранияры, Инияры.
- Инияра, Ранияра...Что за имена такие? Иноземки что ли? Кто отец?
- Отец Ранияры погиб при прорыве, он был воином. - пояснила мама Таи.
- И, конечно же, неженаты были, - громко заявила дама, все промолчали. - Блуд! - вынесла она своё суждение. - Потому и умерла молодой, и такой смертью. Блуд наказуем Богами.
Окружающие молчали. Каждый из тех, кто живёт в нашем районе может лишиться жилья в любой момент, так как домики принадлежат мэрии города. Поэтому с представителями власти, даже самыми-самыми маленькими чинами, жители стараются не ссориться.
- Они любили друг друга. Мама Рани не виновата... - попытка Таюшки заступиться за нас с мамой была грубо прервана словами: "А тебе лучше заткнуться, когда взрослые разговаривают! К тому же, я здесь представляю власть!"
Дама стала подцеплять носком сапожка мамины платья и расшвыривать их.
Э того я уже не могла снести и бросилась к ней, пытаясь помешать.
- Вы не можете! Это мамино! - по моим щекам покатились слёзы. Как же так? За что? Мы же ничего плохого ей не сделали.
Она отшвырнула меня и, с довольной улыбкой глядя мне в лицо, стала топтаться по платьям ногами, приговаривая:
- Не могу?! Ах так?! Тебе они не пригодятся!
Тут не выдержал кузнец, подойдя к женщине, он взял её за руку и попытался оттащить. Дама размахнулась, тонкая палочка, просвистев, опустилась на лицо мужчины. Дама распрямила плечи и пригрозила:
- В тюрьму отправлю! Нападение на власть!
Старуха подошла к женщине и, глядя ей прямо в глаза, сказала:
- Зло порвёт тебя. Попомнишь слова древней ведьмы.
Дама побледнела и велела мне садиться в коляску.
Спина болела от постоянных ударов о край скамейки, и ноги затекли от долгого сидения скрючившись. А сверху на колени мне бросили узел. С каждой кочкой, с каждой минутой пути, как мне казалось, он всё больше тяжелел.
Госпожа Ирана, директор приюта, о чём она сказала мне в коляске, заставила меня сесть на пол - "нечего всякой швали лавку шоркать задницей".
Пророчески слова старухи сбывались. Госпожа Ирана кидала на меня ненавидящие взгляды, от них мне хотелось забиться под скамейку, но я лишь могла всё больше и больше сжиматься в комок. Страх, неведомый мне в прежней жизни, заполнял меня.
Не позволив рассмотреть здание, к которому подъехала коляска, буквально выбросив меня из неё, директор ухватила меня за локоть и потащила за собой к двери. Кучер успел перехватить нас возле неё и накинул мне на шею котомку. Злобно глянув на него, госпожа Ирана впихнула меня в холл дома и я почти упала на руки молодой женщины, встречавшей нас.
- Устрой её! Где сегодня Жанна?
Молодая женщина замялась.
- Где Жанна?
- Прислуживает в таверне.
- Хорошо. Очень хорошо. - довольно усмехнулась госпожа директор. - Ступайте!
Молодая женщина, назвавшаяся воспитательницей Олей, привела меня в большую, длинную комнату со множеством двухъярусных кроватей, стоявших в два ряда. В комнате вдоль стен стояли стулья и табуреты, а возле окна прямоугольный большой стол. Серые каменные неокрашенные стены и тёмный пол создавали ощущение безнадёжности и уныния. Тонкий матрас, плоская подушка на ближайшей ко мне кровати...Да-а, до уюта и тепла нашего с мамой маленького дома тут далеко.
В дальнем углу комнаты сбились в кучку несколько худеньких девочек в одинаковых серых платьях. Я постаралась улыбнуться им, хотя мне больше всего хотелось сесть на пол и разреветься. Всё так несправедливо! На похороны мамы мне не позволили пойти. Семье Таи не разрешили меня забрать к себе, я слышала, как папа Таи уговаривал директора оставить меня им, она ответила, что они нищие, им своих бы прокормить. И приют - мрачный, холодный со страшной и злобной госпожой Ираной во главе.
Положив мой узел на пол, воспитательница приветливо сказала девочкам:
- У нас новенькая. Ранияра. Не обижайте её.
Боже! Куда им обижать меня? От звука голоса Оли, девчонки ещё плотнее прижались друг к другу. Я задрала голову, чтобы посмотреть в лицо воспитательницы. Неужели она тоже злая? Скорее всего, нет, на лице Оли застыло какое-то болезненное недоумение. Она как будто не понимала - за что её боятся.
Немного постояв, воспитательница горестно вздохнула и ушла, тихонько прикрыв за собой дверь.
Несколько минут девочки рассматривали меня, потом от них отделилась самая маленькая и, подойдя ко мне, спросила:
- У тебя есть покушать?
Я быстро сняла котомку и, развязав её, достала пирожки и металлическую бутылку с чаем.
- Вот. Есть.
Девочки быстро разобрали пирожки, на всех не хватило и они стали делиться друг с другом, одна подала мне половинку пирожка мне. По кругу так же быстро передавалась бутылка с чаем.
Сзади открылась дверь и со словами: "Марда идёт" в комнату ворвалась ещё одна воспитанница. Девочки стремительно бросились врассыпную и замерли возле стен.
А я осталась стоять возле двери, с узлом у ног и сундучком в руке. Передо мной на полу стояла бутылка и лежала пустая котомка. Я не знала, что мне дальше делать и ждала, что кто-нибудь подскажет. Но все молчали.
Повернулась к двери и наткнулась на взгляд маленьких тёмных глаз. Лицо полной девушки, стоявшей почти вплотную ко мне, как две капли воды похожей на госпожу директора, вдруг стало краснеть, а глаза наливаться кровью. Я испуганно отшатнулась.
Довольно усмехнувшись, девушка вырвала у меня сундучок и, плечом оттолкнув меня, прошла к столу. Поставив сундучок на стол, она попыталась открыть его. У неё не получилось, да и не могло получиться: открыть магическую вещь может только хозяин.
Зарычав, девушка сбросила сундучок на пол и подняла ногу, не подумав о последствиях, я бросилась вперёд, но, подскользнувшись, упала на колени, как бы склонившись в поклоне перед девушкой, сундучок оказался прикрыт моим телом. Разогнуться не успела, сверху на мою спину обрушился удар, и я потеряла сознание.
- Олька, ты с ума сошла. Мэр будет покрывать сестру. А ты останешься виноватой. Тебя же и обвинят - не досмотрела.
Боль была во всём теле. Я осторожно приоткрыла глаза, казалось, что даже это простое действие причиняет боль.
Вчера мама устала и прилегла отдохнуть, попросив разбудить её через час. До окончания работы по плетению заказанного кружевного полотна оставалось несколько рядов. И я рискнула - села и доплела их. Мама выспалась. Утром немного поругалась, сказав, что мои ошибки могли нам дорого стоить, но проверив мою работу, осталась довольна.
А вот портниха, что для богатых дам шьёт, рассмотрев кружево, нашла два узелка, которые я сделала справа-налево. Моя мама - левша: она эти узлы завязывает слева-направо, а я обоеручка, или обееручка, в общем могу работать и правой и левой одинаково, вот и завязала случайно два узла по-другому.
Мастерица сразу поняла, что часть работы кто-то другой делал, не мама, и спросила - кто. Врать я не стала, и она не только дала мне монетку, но и заказала воротнички и манжеты. Мама такую работу не берёт - платят за неё намного меньше, чем за полотно.
Как же всё хорошо складывается: мы живём в этом городе уже два года, у меня появились друзья, батюшка из храма, что недалеко от нашего дома, учит меня математике, истории. А теперь у меня и заказ есть.
Все мои друзья помогают родителям и поиграть выходят лишь вечером, и только меня мама не допускала до работы. Но я доказала, что могу, доказала...
Я уже взрослая, мне двенадцать исполнилось. Вон Таюшке, в выходные четырнадцать будет, меня пригласили, а она уже четыре года с матерью в пекарню ходит. От мыслей о булочках, горячих и свежих, рот наполнился слюной, кушать хочу.
Мама, наверно волнуется, я задержалась: мне очень хотелось купить подарки маме и Таюшке на свои деньги, пришлось походить по лавкам, поискать.
Таюшке я купила ленты, красивые, цветные, а то она косу цветными тряпочками заплетает: лишних денег, как говорит её мама, в семье нет. Да на нашей окраине все живут бедно. И дружно. Правда, не все. Но, нам с мамой друзей хватает. Только бы снова не пришлось уезжать.
А маме я купила книгу, потрёпанная немного, но, зато в ней много схем. Такие книги мастерицы пишут, потом от матери к дочке передают. А тут, видимо, род мастеров прервался, вот и продали такое сокровище.
- Ранька, сюда... - возле моего дома, спрятавшись в тени, стояла Таюшка и махала мне рукой. - Подь.
Я была рада видеть подругу, поэтому сразу побежала к ней, решив, что уже и так попадёт от матери за задержку, несколько минут могу и поболтать.
- Чего?
- Ты ко мне будешь?
Мне не надо было уточнять когда и зачем. О празднике, который семья готовила Таюшке, знали все. Кто-то осуждал за трату денег, любят люди считать чужое, а кто-то, как я, радовался. Четырнадцать лет, взрослая уже моя подруга.
- Спрашиваешь. Конечно. - я покрутила перед глазами Таюшки пакетиком. - Уже и подарок купила.
- Что это? - загорелись глаза подруги любопытством.
Я покачала головой:
- Не скажу. Сюрприз.
- Что за сюрприз?
- Неожиданность. Приятная.
- И на кой тебе эти мудрёные слова?
- Батюшка говорит - не гоже ум без напряга оставлять. Тупеет.
- Ой, да... Да ну их, умников. Ко мне кузнец свататься приходил.
- Да ты что?
Кузнецу уже исполнилось двадцать восемь, совсем старик. Да и ростом Таюшка ему по грудь, не больше. Какой из него муж?!
- Я под окном слушала. Отец сказал - не отдаст, пока шестнадцатая весна не подойдёт. А мать застала и веником полупила. Теперь на улицу не пускает, говорит - испортит кто, замуж не девкой пойду, сраму будет. А как я спортиться могу? Ты умная, скажешь?
- Не-е. Я не знаю. Там, где мы раньше жили. Парня с девкой в стогу застали, они там прятались. И после сказали про неё - порченная. А её отец парня жениться заставил, и она исправилась. Больше никто порченной не называл.
- У нас же стогов нет.
- Ума у вас нет! - раздался над нашими головами грозный голос Таюшкиной матери. - Бережёшь - бережёшь дур таких, а они вон о чём мыслят. А ну домой! Обе! - она замахнулась на нас кухонным полотенцем и мы с Таюшкой быстро побежали каждая в свою сторону.
Перед дверью я отдышалась, отряхнула платье и, постаравшись принять самый взрослый вид, сунула ключ в замок... Дверь оказалась незапертой. Я толкнула её рукой. Она распахнулась... И я в ужасе завизжала...
Возле меня суетились отец и мать Таюшки, а я всё визжала и визжала. Тяжелая оплеуха обожгла щеку, и я заплакала...
Я сидела на стуле и раскачивалась. Всё плыло перед глазами, и я могла придумать, что это я сплю сейчас проснусь, и моя мама встанет из лужи крови, ярким пятном лежащей на вышорканном голиком полу, и всё будет как прежде.
Стражники под надзором старшего ходили по комнате. Дом сразу стал каким-то маленьким. Они сталкивались друг с другом, что-то записывали, шарились в наших вещах, а мама лежала и не вставала.
Мать Таи стояла возле меня, гладила по голове и приговаривала:
- Поплачь, поплачь. Беда то какая. И не слыхал никто. Да как же так? Поплачь.
Мир будто бы погрузился в плотный туман, и сквозь него до меня доносились голоса.
- Сегодня девочку мы оставляем на вас. - сказал незнакомый мужчина. - А завтра за ней приедут.
- Куда вы собираетесь её отправить? - спросила мама Таи
- В приют. У неё нет родных. У неё и документов то нет. Кто её отец?
Мама никогда не отвечала на вопрос - кто мой папа, отговариваясь, что расскажет, когда мне исполнится пятнадцать.
Моей мамы больше нет. Я есть и буду, а она больше не обнимет меня... Я завыла, в голос.
- Да сделайте вы с ней хоть что-нибудь! - раздражённо рявкнул мужчина, стараясь перекричать меня.
Мой подбородок цепко обхватили костлявые руки и заставили поднять голову вверх. Сжав пальцы, старая ведьма вынудила меня открыть рот и влила горькую жидкость. Я хотела выплюнуть, но она не позволила.
- Пей! Пей...полегчает. - Ведьма погладила меня по волосам, потом по плечу. - Тебе многое придётся вынести. Пей, отдохни.
Я знала эту старуху. К ней ходили за снадобьями, когда кто-то болел, лекари берут дорого, на них денег ни у кого не было. Она живёт на опушке леса, который начинается за краем луга возле нашего района. Района бедноты. Я думала о каких-то глупостях, мне было спокойно и всё равно. Когда-то, здесь, я была счастлива с мамой. Моей мамы больше нет. Её убили. Почему-то на меня накатилось безразличие. Старуха взяла меня за руку, помогла встать со стула и повела. И я пошла.
Остановившись, моя спутница приказала матери Таи:
- Вещи прибери. А то у девчонки ничего не останется. Всё разгребут.
Вещи! Я вырвалась и побежала в дом. Мой сундучок. Мама говорила, что его я должна забирать всегда с собой. Даже, когда был пожар у нас, в другом месте, мама сначала вывела меня, а потом кинулась в уже горевший дом и вынесла сундучок.
Незнакомец дёрнул сундучок из моих рук и я его сильно укусила за ладонь.
- Ах, ты мелкая дрянь! - мужчина замахнулся. Ведьма как глянула на него, так он сразу сник и пояснил: - Нельзя забирать из дома ничего.
Старуха, молча, взяла меня снова за руку и мы пошли. Я несла свой сундучок.
Мы позавтракали: травяной отвар и хлеб с маслом, и старуха повела меня к моему дома, сказав: "Надо успеть вещи твои собрать, а материно спрятать."
Возле дома нас ждали соседи. Мама Таи о чём-то поговорила со старухой, и кузнец с отцом Таи понесли в домик старухи сундук, на котором раньше я спала. Возле наших дверей остались два узла: один большой, другой поменьше.
Соседки подходили ко мне, гладили по голове и совали монетки в руки. Старуха о чём-то шепталась то с одной женщиной, то с другой. Кто-то дал узелок с пирожками. Кто-то котомку, в которой, как я поняла, был чай в бутылке и кружка.
Все чего-то или кого-то ждали. Мрачно, насторожённо. Старуха подошла ко мне и велела бросить деньги в сундучок. Подождала, пока я выполню указанное, и, криво улыбнувшись, прошептала, склонившись к уху:
- Времена тебя тяжёлые ждут. Перетерпи, всё сладится. Не будь дубом, будь ивушкой, гнись. Лишний поклон спины не сломит, а от боли убережёт.
Вдруг она сильно толкнула меня, я отлетела на несколько метров и плюхнулась на колени. Ну и силища у старушки.
На том месте, где стояла недавно я, остановилась закрытая коляска, запряжённая здоровым конём.
Из неё, с помощью кучера, вышла дородная высокая дама, в модном платье, тёмные волосы убраны в сложную причёску. Её можно было бы назвать красивой, но всё впечатление от правильных черт лица портили тёмные маленькие глазки, больше похожие на бусинки. В руках она держала тонкую палочку, которой похлопывала по юбке. Презрительно осмотрев нас, дама гаркнула:
- Ну и где эта ваша нищенка?
Все удивлённо уставились на неё, богатых в нашем районе нет, конечно, но и нищими нас никогда не называли.
Мама Таи подошла ко мне и спокойно произнесла:
- Ранияра - сирота, но не нищенка. Вон, - она махнула в сторону узлов, - у неё вещи есть.
Дама надменно взглянув на маму Таи, подошла к узлам и, небрежно толкнув большой узел ногой, приказала:
- Развязать. Сейчас же. Я проверю, что эта девчонка поволочёт с собой.
Одна из соседок, суетливо подскочив к узлам, стала торопливо развязывать его, наконец справившись, она отшла:
- Вот, это вещи матери Ранияры, Инияры.
- Инияра, Ранияра...Что за имена такие? Иноземки что ли? Кто отец?
- Отец Ранияры погиб при прорыве, он был воином. - пояснила мама Таи.
- И, конечно же, неженаты были, - громко заявила дама, все промолчали. - Блуд! - вынесла она своё суждение. - Потому и умерла молодой, и такой смертью. Блуд наказуем Богами.
Окружающие молчали. Каждый из тех, кто живёт в нашем районе может лишиться жилья в любой момент, так как домики принадлежат мэрии города. Поэтому с представителями власти, даже самыми-самыми маленькими чинами, жители стараются не ссориться.
- Они любили друг друга. Мама Рани не виновата... - попытка Таюшки заступиться за нас с мамой была грубо прервана словами: "А тебе лучше заткнуться, когда взрослые разговаривают! К тому же, я здесь представляю власть!"
Дама стала подцеплять носком сапожка мамины платья и расшвыривать их.
Э того я уже не могла снести и бросилась к ней, пытаясь помешать.
- Вы не можете! Это мамино! - по моим щекам покатились слёзы. Как же так? За что? Мы же ничего плохого ей не сделали.
Она отшвырнула меня и, с довольной улыбкой глядя мне в лицо, стала топтаться по платьям ногами, приговаривая:
- Не могу?! Ах так?! Тебе они не пригодятся!
Тут не выдержал кузнец, подойдя к женщине, он взял её за руку и попытался оттащить. Дама размахнулась, тонкая палочка, просвистев, опустилась на лицо мужчины. Дама распрямила плечи и пригрозила:
- В тюрьму отправлю! Нападение на власть!
Старуха подошла к женщине и, глядя ей прямо в глаза, сказала:
- Зло порвёт тебя. Попомнишь слова древней ведьмы.
Дама побледнела и велела мне садиться в коляску.
Спина болела от постоянных ударов о край скамейки, и ноги затекли от долгого сидения скрючившись. А сверху на колени мне бросили узел. С каждой кочкой, с каждой минутой пути, как мне казалось, он всё больше тяжелел.
Госпожа Ирана, директор приюта, о чём она сказала мне в коляске, заставила меня сесть на пол - "нечего всякой швали лавку шоркать задницей".
Пророчески слова старухи сбывались. Госпожа Ирана кидала на меня ненавидящие взгляды, от них мне хотелось забиться под скамейку, но я лишь могла всё больше и больше сжиматься в комок. Страх, неведомый мне в прежней жизни, заполнял меня.
Не позволив рассмотреть здание, к которому подъехала коляска, буквально выбросив меня из неё, директор ухватила меня за локоть и потащила за собой к двери. Кучер успел перехватить нас возле неё и накинул мне на шею котомку. Злобно глянув на него, госпожа Ирана впихнула меня в холл дома и я почти упала на руки молодой женщины, встречавшей нас.
- Устрой её! Где сегодня Жанна?
Молодая женщина замялась.
- Где Жанна?
- Прислуживает в таверне.
- Хорошо. Очень хорошо. - довольно усмехнулась госпожа директор. - Ступайте!
Молодая женщина, назвавшаяся воспитательницей Олей, привела меня в большую, длинную комнату со множеством двухъярусных кроватей, стоявших в два ряда. В комнате вдоль стен стояли стулья и табуреты, а возле окна прямоугольный большой стол. Серые каменные неокрашенные стены и тёмный пол создавали ощущение безнадёжности и уныния. Тонкий матрас, плоская подушка на ближайшей ко мне кровати...Да-а, до уюта и тепла нашего с мамой маленького дома тут далеко.
В дальнем углу комнаты сбились в кучку несколько худеньких девочек в одинаковых серых платьях. Я постаралась улыбнуться им, хотя мне больше всего хотелось сесть на пол и разреветься. Всё так несправедливо! На похороны мамы мне не позволили пойти. Семье Таи не разрешили меня забрать к себе, я слышала, как папа Таи уговаривал директора оставить меня им, она ответила, что они нищие, им своих бы прокормить. И приют - мрачный, холодный со страшной и злобной госпожой Ираной во главе.
Положив мой узел на пол, воспитательница приветливо сказала девочкам:
- У нас новенькая. Ранияра. Не обижайте её.
Боже! Куда им обижать меня? От звука голоса Оли, девчонки ещё плотнее прижались друг к другу. Я задрала голову, чтобы посмотреть в лицо воспитательницы. Неужели она тоже злая? Скорее всего, нет, на лице Оли застыло какое-то болезненное недоумение. Она как будто не понимала - за что её боятся.
Немного постояв, воспитательница горестно вздохнула и ушла, тихонько прикрыв за собой дверь.
Несколько минут девочки рассматривали меня, потом от них отделилась самая маленькая и, подойдя ко мне, спросила:
- У тебя есть покушать?
Я быстро сняла котомку и, развязав её, достала пирожки и металлическую бутылку с чаем.
- Вот. Есть.
Девочки быстро разобрали пирожки, на всех не хватило и они стали делиться друг с другом, одна подала мне половинку пирожка мне. По кругу так же быстро передавалась бутылка с чаем.
Сзади открылась дверь и со словами: "Марда идёт" в комнату ворвалась ещё одна воспитанница. Девочки стремительно бросились врассыпную и замерли возле стен.
А я осталась стоять возле двери, с узлом у ног и сундучком в руке. Передо мной на полу стояла бутылка и лежала пустая котомка. Я не знала, что мне дальше делать и ждала, что кто-нибудь подскажет. Но все молчали.
Повернулась к двери и наткнулась на взгляд маленьких тёмных глаз. Лицо полной девушки, стоявшей почти вплотную ко мне, как две капли воды похожей на госпожу директора, вдруг стало краснеть, а глаза наливаться кровью. Я испуганно отшатнулась.
Довольно усмехнувшись, девушка вырвала у меня сундучок и, плечом оттолкнув меня, прошла к столу. Поставив сундучок на стол, она попыталась открыть его. У неё не получилось, да и не могло получиться: открыть магическую вещь может только хозяин.
Зарычав, девушка сбросила сундучок на пол и подняла ногу, не подумав о последствиях, я бросилась вперёд, но, подскользнувшись, упала на колени, как бы склонившись в поклоне перед девушкой, сундучок оказался прикрыт моим телом. Разогнуться не успела, сверху на мою спину обрушился удар, и я потеряла сознание.
- Олька, ты с ума сошла. Мэр будет покрывать сестру. А ты останешься виноватой. Тебя же и обвинят - не досмотрела.
Боль была во всём теле. Я осторожно приоткрыла глаза, казалось, что даже это простое действие причиняет боль.
