Жанна рывком прижала меня к себе. И гладя по голове, сказала:
- Со временем горе чуть потише станет, совсем не пройдёт, но полегчает. Ты, терпи, Рани, терпи. Всё одно по-другому никак.
- Я терплю, терплю, ну как же больно то!
Жанна утёрла мне лицо платком и уже серьёзно, немного грубовато спросила:
- Куда ехать то?
- Я не знаю. Могу рассказать что там рядом. Там наши соседи, у них вещи мамины. Мне книги нужны, со схемами.
- Какая ты всё ж умная. - уважительно произнесла девушка. - Схемы. - и повторила, - схемы. Надо же. - и по-деловому - Хорошо, съездит. А ты много не рыдай, нам деньги нужны: младших подкормить, Птичке отложить, на ребятёнка. Много надо. Не сиди зря.
Свир свалил на кровать огромный узел и раздражённо буркнул:
- Бабы, одно слово - бабы. - и передразнил - Свир, съезди, забери. Там книжка только. Книжка! - махнул в сторону узла. - Да эти - он зло матернулся - чуть на клочки меня не порвали...Сначала расскажи как там Ранюшка, а потом жди - пока соберём. Уже хотел удрать втихую, где там, притащили кузнеца, караулить меня, чтобы, как какая-то ведьма сказала - не сбёг. Сбежишь тут! Как же!
Мужчина распалялся и, думаю, долго бы возмущался, но Жанна заткнула ему рот своими губами. Потом они целовались, а я терпеливо ждала, чего мешать то, вдруг сладят и поженятся. Потом Жанна пошла вниз, а я стала разбирать вещи.
Смогла посмотреть лишь два узелка, а потом обхватила Свира, ткнулась ему в грудь и разрыдалась. Он стоял, обняв меня и ласково ворчал:
- Вот, нянькой заделался на старости лет.
А потом позвал Жанну, заорав на весь дом. Прибежавшая на его крик девушка, привычно шлёпнула его ладонью по плечу, и продолжила то, что не смогла сделать я.
Вещей было немного, в основном были узелки с подарками. Много разных пирогов, пирожков. Кто-то даже сухарики с сушеными яблоками положил. И разные платки, полотенца, пара хлопковых юбок, и ещё много чего другого, что по мнению моих соседок, могло мне пригодиться.
Ещё был большой узел от старухи-ведьмы, в нём было много пакетиков с травами, старая деревянная ступка и толстая тетрадь, записанная разными людьми, буквы очень отличались.
И лишь в самом низу были книги, но не две, как я ожидала, а семнадцать: сказки, которые читала мне мама, две книги со схемами, и несколько, явно дорогих, на языке, неизвестном мне.
И шкатулка с таким же рисунком как на моём сундучке...
Книги Жанна отложила в одну сторону, продукты в другую, осторожно прикоснувшись к крышке шкатулки, удостоверившись, что та не бьёт молниями, подняла её и подала мне.
- Посмотри, вдруг что-то, что...- она резко замолчала и, взглянув в лицо Свира, сменила тон, насмешливо протянув: - Так-т-а-а-ак...А чего это ты ручонки свои пораспустил?
- Да я...Да она...Да мы... - как-то робко начал оправдываться мужчина, и будто рассердившись и на себя, и на нас, отстранил меня, и твёрдо закончил: - Плакала она. Вот. А я утешил. А ты что подумала? Дур...
Девушка прикрыла ему рот ладошкой. И ласково-ехидно произнесла:
- Осторожно со словами, Свир. Думай, что говоришь. А то ведь, девушка я обидчивая, могу...
Но и ей не дали договорить: снизу раздался голос хозяина таверны, скорее, рёв:
- Жанна, где тебя...носят, - я покраснела, - люди ждут.
Честно говоря, первые дни, когда Жанна стала меня брать с собой, я больше мешала ей: ходила за ней, чуть на пятки не наступая - от посетителей таверны меня в дрожь бросало, порядочные сюда не ходят. Моряки, мастеровые, прислуга, и, в основном, мужчины. Как мне показалось однажды, даже пираты бывают: они всегда в чёрном, и их обходят стороной все остальные.
Неловко потоптавшись, Свир махнул рукой, буркнул:
- Пойду, Жану помогу. - и ушёл.
Интересно: почему он Жанну мужским именем кличет? Давно хотела спросить, а всё вот решиться не могу.
Я присела на колени возле кровати и поставила шкатулку на покрывало. Задержав дыхание, пальцем коснулась рисунка, и она открылась, принеся новые вопросы.
Изнутри шкатулка была поделена на пять ящичков: два больших, почти квадратных, в углах, а между ними - три длинных.
В одном большом лежала вещь похожая на раковину, когда я взяла её раздался щёлчок и крышка откинулась. Это был портрет юной девушки, очень красивой: узкое лицо, маленький, прямой нос, брови как крылья птицы, и глаза похожие на спелые ягоды крыжовника, и цветом, и прозрачностью. Волосы необычного солнечного цвета - светло-жёлтые у корней, они постепенно становились розово-оранжевыми к кончикам. Я очень внимательно рассматривала незнакомку, стараясь запомнить каждую деталь её лица, Не знаю откуда знаю, но я твёрдо уверена - это моя мама, так она должна была выглядеть. Кто же ты мамочка? Почему мы всё время переезжали? Кто я?
Задумавшись, я пропустила момент, когда вернулась Жанна и вздрогнула, увидев руку, протянутую к портрету.
- Можно посмотреть? - тихо спросила девушка, и я, нехотя, отдала ей портрет.
- Это "розовое" золото, самое дорогое, - в голосе Жанны слышалось сочувствие, она пыталась увести меня от грустных мыслей, но мне было плевать и на золото, и на розовый жемчуг, которым была украшена "раковина" по ободу. - Это твоя мама? Красивая...
Я не могла и слова сказать - они колом стояли в горле, мне не хватало воздуха, и сердце то замирало, то бросалось вскачь. Я помню маму другой, совсем другой.
Жанна достала кубик из стекла, который находился в другом большом ящичке, и восторженно ахнула.
Я подняла голову: вот это да! За прозрачным стеклом, в воде колыхалось растение с тонкими светло-зелёными листьями по которым тянулись розовые линии. Живое!
Когда я прикоснулась к стенке кубика, листья потянулись к моему пальцу, прижавшись к стеклу с той стороны.
- Ты смотри! Оно тебя "узнало", здоровается. - Жанна улыбнулась. - Всё будет хорошо. Должно быть. А, если что, человек, Рани, ко всему может привыкнуть, если есть необходимость, надо только волю и желание проявить. Иначе, мы не выживем.
Она это мне или себе говорит?
Девушка упрямо вздёрнула подбородок, и, тихонечко рассмеявшись, тряхнула головой. Вот и пойми её.
В двух длинных отделениях лежали иглы для плетения кружев: длинные, из того самого "розового" золота с розовыми же жемчужинами на кончиках. В одном - жемчужины были чуть больше, чем в другом.
Наверно, и в третьем ящичке что-то когда-то лежало, но сейчас он был пуст.
Кажется, я очень богатая девушка...Только зачем мне всё это? Я бы предпочла, чтобы получить ответы. Когда знаешь, легче жить...
Незаметно прошёл ещё месяц. На деревьях появились первые жёлтые листья. Стало холодать. За окнами завывает ветер и стучит противный моросящий дождь, а в нашей комнате не топят.
Дней десять назад Жанна заставила меня разбираться в записях старухи-ведьмы, сказала, что раз та прислала травы, значит в тетрадке есть знания, как их использовать. Половина девочек, особенно младшие, ходят постоянно простуженными.
Никак не могу понять - зачем Иране такое отношение к нам? Однажды не выдержала и спросила у Птички, она горько усмехнулась и сказала, что у директора такая натура - творить зло тем, кто не может дать сдачу. А мне велела не задавать глупых вопросов и перестать быть наивной и искать в людях добро.
Тогда я первый раз услышала присказку, которую девочки придумали - всё, что можешь взять - бери, всё, чему можешь научиться - учи, всё, что задумала - сделай: иначе мы не выживем. И не стала спрашивать что такое взять - бери. Многие девочки, работающие у хозяев, поворовывают, это-то я уже знаю.
Сестра Сима, поймавшая меня как-то в коридоре, ахнула - она не узнала меня. Затем потащила к себе в лекарскую. Согрев мне стакан молока и сунув в руку булочку, велела съесть при ней, буркнув:
- Знаю я вас, младшим утащишь. А от самой кожа да кости остались. Скоро и трость поднять не сможешь. - в её глазах стояли слёзы, а мне было неловко - Жанна говорит: нам нельзя жалеть себя, иначе пропадём.
Сестра Сима - ещё один секрет нашей большой семьи. В приюте она служит от монастыря, и её жалование переводят туда, денег у неё нет. Но, на улице люди часто останавливают монахиню и, подавая ей монетки, просят молиться о них. Раньше сестра от денег отказывалась, говоря что и так помолится, сейчас берёт и как может подкармливает нас.
Девчонки учатся как подорванные, я успеваю лишь поужинать, и они тащат меня проверять их писанину, а потом я рассказываю и показываю им всё что знаю. Это трудно, девочки очень разные: кто сразу запоминает, а кому по сто раз повторять приходится, по первости злилась, но Жанна быстро укоротила мой насмешливый язык, отругав как следует.
Хозяин таверны старается откормить нас, но всё, что он нам даёт, мы уносим в приют. А разделив на всех - много не получишь.
Немногим раньше наши отношения с Жанной чуть-чуть не испортились. Я ведь знаю - сколько платят за кружево. А спросить, куда она столько денег девает, мне было неловко. Но девушка чутко уловила перемену во мне и однажды, посадив, в комнатке таверны, на кровать, высыпала на неё тряпичные звенящие узелки, у меня аж уши загорелись - так мне было стыдно. Жанна каждой воспитаннице готовит приданное, чтобы при уходе из приюта девушка могла первое время прожить, пока хоть как-то устроится.
А вчера мы с Жанной рассказали девочкам о моей придумке, и всем понравилось.
У воспитанниц длинные волосы. Как рассказала мне Фрея, до моего прихода Ирана как-то задумала коротко подстричь всех, чтобы и мыло экономить, по её словам, и насекомых не заводилось. Хотя девочки решили - чтобы лишний раз поиздеваться. Но Иродин не позволил: есть поверье - острижёшь волосы у мага, пропадёт его сила. Скорее всего, глупость, но мужчина в это верит, и стричь никого не стали.
И мы с Жанной заказали специальные ленточки, с рисунком. Теперь, даже если ты уйдёшь из приюта, то встретив кого-нибудь с такой ленточкой, будешь знать - перед тобой сестра. Птичка, тайком сбегавшая к мальчикам, принесла весть - ребята присоединятся к нам. Или брат...
Жанна придумала плести косу сбоку от лица, сказав, что сзади когда ещё разглядишь, а у лица сразу видно, и мы, вместо того, что бы учиться, целый вечер придумывали особое плетение волос, что ни как у всех. Потом к нам присоединилась Ольга и именно она и придумала. Было очень весело, а мы так редко веселимся.
Резкие хлопки в темноте заставили испуганно вскрикнуть почти всех.
- Поднимаемся, поднимаемся! - ненавистный голос просто звенел от радости, ну как же: сегодня нам не надо было тащиться через весь город в храм - сегодня молятся только мужчины, но Ирана что-то придумала, теперь радуется возможности нагадить.
- Сегодня выходной, - раздался спокойный голос Жанны.
- И у вас есть работа. Необходимая нам всем...- директор помолчала и торжественно закончила: - И городу!
Простите меня, Боги! Сука!
- Жанна, - позвала я и, подождав пока она подойдёт, показала пальцем на кружева, пришитые к концам полотна. - Смотри!
- Смотрю. Кружева. И что?
- Так нельзя. Это злой рисунок. Вот здесь, и здесь...
В цветочный рисунок в нескольких местах были вплетены "паучки". Моя мама отказалась делать такие кружева, заказчица больше часа уговаривала её, но мама выставила эту богатейку за дверь. А потом показала мне, как эти"паучки" делаются, наказав: "Голодать будешь - не соглашайся их плести!" Почему не объяснила, но я запомнила.
- И что не понравилось двум юным особам?
От звука низкого, сильного, рокочущего баса мы с Жанной подпрыгнули на месте, резко развернувшись, я чуть не упала назад, но огромная лапища осторожно поддержала меня, и я уткнулась носом в широченную мужскую грудь обтянутую чёрной домотканиной материей...Сутана. Боги! Мы дождались! Батюшка приехал!
Задрав голову, да в нём роста больше двух метров, я поняла - нам прислали "неправильного" священника. Лицо мужчины было серьёзным, а в глазах плясали неполагающиеся по сану смешинки, да и мелкие лапки морщинок говорили, что он очень любит смеяться. Ой, как хорошо-то.
Батюшка улыбнулся нам и тут что-то привлекло его внимание, он чуть повернулся в сторону и пробасил:
- Да не гоже ж таким юным девам тягости таскать. Бросьте.
раздался грохот. Он ведь сказал "Бросьте", и девочки, таскавшие скамейки, их послушно бросили.
Батюшка посмотрел на них с укоризной и вдруг рассмеялся.
- Значит так. Буду впредь знать. Оставьте скамьи, я сам. И... - он поднял руку, - благословляю труд ваш. Найдите себе дело по силам.
- Так значит это правда? - раздался скрипучий женский голос. - В храм прислали всё-таки священника.
Я выглянула из-за батюшки: от дверей к нам, вся такая чистенькая и шуршащая, шла жена мэра. Подойдя к нам, она представилась:
- Наталия Орлова, жена мэра. Пришла узнать - всё ли в порядке?
- Всё, милостью Богов, хорошо.
Женщина досадливо поморщилась: священник не спешил благодарить главу города.
- И надолго вы к нам?
- Мне велено забрать семью с собой, значит, навсегда. Отец Олег. - священник подал женщине руку, и она с явной неохотой коснулась её губами.
Тут её взгляд упал на меня. Она, сделав несколько шагов вперёд, неожиданно взяла меня за руку и стала рассматривать мои пальцы. Я испуганно взглянула на батюшку. Когда ты зависишь от других людей, учишься быстро угадывать чужое настроение - отец Олег слегка моргнул, и я, успокоившись, не стала отбирать свою руку, хотя было неприятно и временами больно: женщина сильно сгибала и разгибала мои пальцы.
Посмотрев мне в лицо и коснувшись синей пряди в моих волосах, госпожа Орлова отрывисто сказала:
- Завтра пришлю документы. - и не прощаясь, ушла.
- Жанна, какие документы? - не дождавшись от неё ответа, я повернулась к священнику: - Какие документы, батюшка?
Нет, нам точно прислали "странного" батюшку - он мне улыбнулся. Он меня! По плечу погладил! А где же суровость? Где призыв к смирению?
- Не волнуйся, дитя. Будешь учиться. Госпожа Орлова берёт тебя в подмастерья. - Отец Олег нахмурился. - Двенадцать тебе есть? А то с этим строго.
Жанна быстро ответила за меня:
- Есть-есть, а как же, всё по закону. - И дёрнула меня за юбку платья, "требуя" подтвердить.
И я сказала:"Да."
Хорошо, что это правда, не пришлось врать священнику, а то он смотрел на меня такими умными глазами, казалось, соврёшь - он сразу поймёт.
Батюшка оказался совсем не такой, как тот, у которого я училась: он не ходил по храму с важным видом, указывая что делать, а работал вместе с нами. Оттащил скамейки, девочки промыли пол, он их сам назад поставил. Поднял высоко Фрею на руках, когда надо было протереть киот высоко висевшей иконы, а то девчонки затеялись табуретку на табуретку ставить, что бы подняться. И всё с ласковыми словами, внимательно приглядывая, если кто устал.
Ирана, сидевшая в углу, то ли боялась, то ли ещё что, но и слова не сказала нам за всё время, что мы убирались.
Потом отец Олег позвал меня и мы просмотрели все полотна с кружевами, я выбрала все на которых были "паучки". Помрачнев, батюшка собрал их и куда-то ушёл. А вернувшись спросил - умею ли я плести, если так хорошо узоры знаю. Обрадованная, что такой хороший батюшка нам достался, я совсем забыла, что надо скрывать моё умение, и призналась. Хорошо, что нас никто не слышал, и я успела попросить его никому не говорить. Он приложил указательный палец к губам и прошептал:"Тайна". Нет, он точно "неправильный" священник...
- Со временем горе чуть потише станет, совсем не пройдёт, но полегчает. Ты, терпи, Рани, терпи. Всё одно по-другому никак.
- Я терплю, терплю, ну как же больно то!
Жанна утёрла мне лицо платком и уже серьёзно, немного грубовато спросила:
- Куда ехать то?
- Я не знаю. Могу рассказать что там рядом. Там наши соседи, у них вещи мамины. Мне книги нужны, со схемами.
- Какая ты всё ж умная. - уважительно произнесла девушка. - Схемы. - и повторила, - схемы. Надо же. - и по-деловому - Хорошо, съездит. А ты много не рыдай, нам деньги нужны: младших подкормить, Птичке отложить, на ребятёнка. Много надо. Не сиди зря.
Свир свалил на кровать огромный узел и раздражённо буркнул:
- Бабы, одно слово - бабы. - и передразнил - Свир, съезди, забери. Там книжка только. Книжка! - махнул в сторону узла. - Да эти - он зло матернулся - чуть на клочки меня не порвали...Сначала расскажи как там Ранюшка, а потом жди - пока соберём. Уже хотел удрать втихую, где там, притащили кузнеца, караулить меня, чтобы, как какая-то ведьма сказала - не сбёг. Сбежишь тут! Как же!
Мужчина распалялся и, думаю, долго бы возмущался, но Жанна заткнула ему рот своими губами. Потом они целовались, а я терпеливо ждала, чего мешать то, вдруг сладят и поженятся. Потом Жанна пошла вниз, а я стала разбирать вещи.
Смогла посмотреть лишь два узелка, а потом обхватила Свира, ткнулась ему в грудь и разрыдалась. Он стоял, обняв меня и ласково ворчал:
- Вот, нянькой заделался на старости лет.
А потом позвал Жанну, заорав на весь дом. Прибежавшая на его крик девушка, привычно шлёпнула его ладонью по плечу, и продолжила то, что не смогла сделать я.
Вещей было немного, в основном были узелки с подарками. Много разных пирогов, пирожков. Кто-то даже сухарики с сушеными яблоками положил. И разные платки, полотенца, пара хлопковых юбок, и ещё много чего другого, что по мнению моих соседок, могло мне пригодиться.
Ещё был большой узел от старухи-ведьмы, в нём было много пакетиков с травами, старая деревянная ступка и толстая тетрадь, записанная разными людьми, буквы очень отличались.
И лишь в самом низу были книги, но не две, как я ожидала, а семнадцать: сказки, которые читала мне мама, две книги со схемами, и несколько, явно дорогих, на языке, неизвестном мне.
И шкатулка с таким же рисунком как на моём сундучке...
Книги Жанна отложила в одну сторону, продукты в другую, осторожно прикоснувшись к крышке шкатулки, удостоверившись, что та не бьёт молниями, подняла её и подала мне.
- Посмотри, вдруг что-то, что...- она резко замолчала и, взглянув в лицо Свира, сменила тон, насмешливо протянув: - Так-т-а-а-ак...А чего это ты ручонки свои пораспустил?
- Да я...Да она...Да мы... - как-то робко начал оправдываться мужчина, и будто рассердившись и на себя, и на нас, отстранил меня, и твёрдо закончил: - Плакала она. Вот. А я утешил. А ты что подумала? Дур...
Девушка прикрыла ему рот ладошкой. И ласково-ехидно произнесла:
- Осторожно со словами, Свир. Думай, что говоришь. А то ведь, девушка я обидчивая, могу...
Но и ей не дали договорить: снизу раздался голос хозяина таверны, скорее, рёв:
- Жанна, где тебя...носят, - я покраснела, - люди ждут.
Честно говоря, первые дни, когда Жанна стала меня брать с собой, я больше мешала ей: ходила за ней, чуть на пятки не наступая - от посетителей таверны меня в дрожь бросало, порядочные сюда не ходят. Моряки, мастеровые, прислуга, и, в основном, мужчины. Как мне показалось однажды, даже пираты бывают: они всегда в чёрном, и их обходят стороной все остальные.
Неловко потоптавшись, Свир махнул рукой, буркнул:
- Пойду, Жану помогу. - и ушёл.
Интересно: почему он Жанну мужским именем кличет? Давно хотела спросить, а всё вот решиться не могу.
Я присела на колени возле кровати и поставила шкатулку на покрывало. Задержав дыхание, пальцем коснулась рисунка, и она открылась, принеся новые вопросы.
Изнутри шкатулка была поделена на пять ящичков: два больших, почти квадратных, в углах, а между ними - три длинных.
В одном большом лежала вещь похожая на раковину, когда я взяла её раздался щёлчок и крышка откинулась. Это был портрет юной девушки, очень красивой: узкое лицо, маленький, прямой нос, брови как крылья птицы, и глаза похожие на спелые ягоды крыжовника, и цветом, и прозрачностью. Волосы необычного солнечного цвета - светло-жёлтые у корней, они постепенно становились розово-оранжевыми к кончикам. Я очень внимательно рассматривала незнакомку, стараясь запомнить каждую деталь её лица, Не знаю откуда знаю, но я твёрдо уверена - это моя мама, так она должна была выглядеть. Кто же ты мамочка? Почему мы всё время переезжали? Кто я?
Задумавшись, я пропустила момент, когда вернулась Жанна и вздрогнула, увидев руку, протянутую к портрету.
- Можно посмотреть? - тихо спросила девушка, и я, нехотя, отдала ей портрет.
- Это "розовое" золото, самое дорогое, - в голосе Жанны слышалось сочувствие, она пыталась увести меня от грустных мыслей, но мне было плевать и на золото, и на розовый жемчуг, которым была украшена "раковина" по ободу. - Это твоя мама? Красивая...
Я не могла и слова сказать - они колом стояли в горле, мне не хватало воздуха, и сердце то замирало, то бросалось вскачь. Я помню маму другой, совсем другой.
Жанна достала кубик из стекла, который находился в другом большом ящичке, и восторженно ахнула.
Я подняла голову: вот это да! За прозрачным стеклом, в воде колыхалось растение с тонкими светло-зелёными листьями по которым тянулись розовые линии. Живое!
Когда я прикоснулась к стенке кубика, листья потянулись к моему пальцу, прижавшись к стеклу с той стороны.
- Ты смотри! Оно тебя "узнало", здоровается. - Жанна улыбнулась. - Всё будет хорошо. Должно быть. А, если что, человек, Рани, ко всему может привыкнуть, если есть необходимость, надо только волю и желание проявить. Иначе, мы не выживем.
Она это мне или себе говорит?
Девушка упрямо вздёрнула подбородок, и, тихонечко рассмеявшись, тряхнула головой. Вот и пойми её.
В двух длинных отделениях лежали иглы для плетения кружев: длинные, из того самого "розового" золота с розовыми же жемчужинами на кончиках. В одном - жемчужины были чуть больше, чем в другом.
Наверно, и в третьем ящичке что-то когда-то лежало, но сейчас он был пуст.
Кажется, я очень богатая девушка...Только зачем мне всё это? Я бы предпочла, чтобы получить ответы. Когда знаешь, легче жить...
Незаметно прошёл ещё месяц. На деревьях появились первые жёлтые листья. Стало холодать. За окнами завывает ветер и стучит противный моросящий дождь, а в нашей комнате не топят.
Дней десять назад Жанна заставила меня разбираться в записях старухи-ведьмы, сказала, что раз та прислала травы, значит в тетрадке есть знания, как их использовать. Половина девочек, особенно младшие, ходят постоянно простуженными.
Никак не могу понять - зачем Иране такое отношение к нам? Однажды не выдержала и спросила у Птички, она горько усмехнулась и сказала, что у директора такая натура - творить зло тем, кто не может дать сдачу. А мне велела не задавать глупых вопросов и перестать быть наивной и искать в людях добро.
Тогда я первый раз услышала присказку, которую девочки придумали - всё, что можешь взять - бери, всё, чему можешь научиться - учи, всё, что задумала - сделай: иначе мы не выживем. И не стала спрашивать что такое взять - бери. Многие девочки, работающие у хозяев, поворовывают, это-то я уже знаю.
Сестра Сима, поймавшая меня как-то в коридоре, ахнула - она не узнала меня. Затем потащила к себе в лекарскую. Согрев мне стакан молока и сунув в руку булочку, велела съесть при ней, буркнув:
- Знаю я вас, младшим утащишь. А от самой кожа да кости остались. Скоро и трость поднять не сможешь. - в её глазах стояли слёзы, а мне было неловко - Жанна говорит: нам нельзя жалеть себя, иначе пропадём.
Сестра Сима - ещё один секрет нашей большой семьи. В приюте она служит от монастыря, и её жалование переводят туда, денег у неё нет. Но, на улице люди часто останавливают монахиню и, подавая ей монетки, просят молиться о них. Раньше сестра от денег отказывалась, говоря что и так помолится, сейчас берёт и как может подкармливает нас.
Девчонки учатся как подорванные, я успеваю лишь поужинать, и они тащат меня проверять их писанину, а потом я рассказываю и показываю им всё что знаю. Это трудно, девочки очень разные: кто сразу запоминает, а кому по сто раз повторять приходится, по первости злилась, но Жанна быстро укоротила мой насмешливый язык, отругав как следует.
Хозяин таверны старается откормить нас, но всё, что он нам даёт, мы уносим в приют. А разделив на всех - много не получишь.
Немногим раньше наши отношения с Жанной чуть-чуть не испортились. Я ведь знаю - сколько платят за кружево. А спросить, куда она столько денег девает, мне было неловко. Но девушка чутко уловила перемену во мне и однажды, посадив, в комнатке таверны, на кровать, высыпала на неё тряпичные звенящие узелки, у меня аж уши загорелись - так мне было стыдно. Жанна каждой воспитаннице готовит приданное, чтобы при уходе из приюта девушка могла первое время прожить, пока хоть как-то устроится.
А вчера мы с Жанной рассказали девочкам о моей придумке, и всем понравилось.
У воспитанниц длинные волосы. Как рассказала мне Фрея, до моего прихода Ирана как-то задумала коротко подстричь всех, чтобы и мыло экономить, по её словам, и насекомых не заводилось. Хотя девочки решили - чтобы лишний раз поиздеваться. Но Иродин не позволил: есть поверье - острижёшь волосы у мага, пропадёт его сила. Скорее всего, глупость, но мужчина в это верит, и стричь никого не стали.
И мы с Жанной заказали специальные ленточки, с рисунком. Теперь, даже если ты уйдёшь из приюта, то встретив кого-нибудь с такой ленточкой, будешь знать - перед тобой сестра. Птичка, тайком сбегавшая к мальчикам, принесла весть - ребята присоединятся к нам. Или брат...
Жанна придумала плести косу сбоку от лица, сказав, что сзади когда ещё разглядишь, а у лица сразу видно, и мы, вместо того, что бы учиться, целый вечер придумывали особое плетение волос, что ни как у всех. Потом к нам присоединилась Ольга и именно она и придумала. Было очень весело, а мы так редко веселимся.
Резкие хлопки в темноте заставили испуганно вскрикнуть почти всех.
- Поднимаемся, поднимаемся! - ненавистный голос просто звенел от радости, ну как же: сегодня нам не надо было тащиться через весь город в храм - сегодня молятся только мужчины, но Ирана что-то придумала, теперь радуется возможности нагадить.
- Сегодня выходной, - раздался спокойный голос Жанны.
- И у вас есть работа. Необходимая нам всем...- директор помолчала и торжественно закончила: - И городу!
Простите меня, Боги! Сука!
- Жанна, - позвала я и, подождав пока она подойдёт, показала пальцем на кружева, пришитые к концам полотна. - Смотри!
- Смотрю. Кружева. И что?
- Так нельзя. Это злой рисунок. Вот здесь, и здесь...
В цветочный рисунок в нескольких местах были вплетены "паучки". Моя мама отказалась делать такие кружева, заказчица больше часа уговаривала её, но мама выставила эту богатейку за дверь. А потом показала мне, как эти"паучки" делаются, наказав: "Голодать будешь - не соглашайся их плести!" Почему не объяснила, но я запомнила.
- И что не понравилось двум юным особам?
От звука низкого, сильного, рокочущего баса мы с Жанной подпрыгнули на месте, резко развернувшись, я чуть не упала назад, но огромная лапища осторожно поддержала меня, и я уткнулась носом в широченную мужскую грудь обтянутую чёрной домотканиной материей...Сутана. Боги! Мы дождались! Батюшка приехал!
Задрав голову, да в нём роста больше двух метров, я поняла - нам прислали "неправильного" священника. Лицо мужчины было серьёзным, а в глазах плясали неполагающиеся по сану смешинки, да и мелкие лапки морщинок говорили, что он очень любит смеяться. Ой, как хорошо-то.
Батюшка улыбнулся нам и тут что-то привлекло его внимание, он чуть повернулся в сторону и пробасил:
- Да не гоже ж таким юным девам тягости таскать. Бросьте.
раздался грохот. Он ведь сказал "Бросьте", и девочки, таскавшие скамейки, их послушно бросили.
Батюшка посмотрел на них с укоризной и вдруг рассмеялся.
- Значит так. Буду впредь знать. Оставьте скамьи, я сам. И... - он поднял руку, - благословляю труд ваш. Найдите себе дело по силам.
- Так значит это правда? - раздался скрипучий женский голос. - В храм прислали всё-таки священника.
Я выглянула из-за батюшки: от дверей к нам, вся такая чистенькая и шуршащая, шла жена мэра. Подойдя к нам, она представилась:
- Наталия Орлова, жена мэра. Пришла узнать - всё ли в порядке?
- Всё, милостью Богов, хорошо.
Женщина досадливо поморщилась: священник не спешил благодарить главу города.
- И надолго вы к нам?
- Мне велено забрать семью с собой, значит, навсегда. Отец Олег. - священник подал женщине руку, и она с явной неохотой коснулась её губами.
Тут её взгляд упал на меня. Она, сделав несколько шагов вперёд, неожиданно взяла меня за руку и стала рассматривать мои пальцы. Я испуганно взглянула на батюшку. Когда ты зависишь от других людей, учишься быстро угадывать чужое настроение - отец Олег слегка моргнул, и я, успокоившись, не стала отбирать свою руку, хотя было неприятно и временами больно: женщина сильно сгибала и разгибала мои пальцы.
Посмотрев мне в лицо и коснувшись синей пряди в моих волосах, госпожа Орлова отрывисто сказала:
- Завтра пришлю документы. - и не прощаясь, ушла.
- Жанна, какие документы? - не дождавшись от неё ответа, я повернулась к священнику: - Какие документы, батюшка?
Нет, нам точно прислали "странного" батюшку - он мне улыбнулся. Он меня! По плечу погладил! А где же суровость? Где призыв к смирению?
- Не волнуйся, дитя. Будешь учиться. Госпожа Орлова берёт тебя в подмастерья. - Отец Олег нахмурился. - Двенадцать тебе есть? А то с этим строго.
Жанна быстро ответила за меня:
- Есть-есть, а как же, всё по закону. - И дёрнула меня за юбку платья, "требуя" подтвердить.
И я сказала:"Да."
Хорошо, что это правда, не пришлось врать священнику, а то он смотрел на меня такими умными глазами, казалось, соврёшь - он сразу поймёт.
Батюшка оказался совсем не такой, как тот, у которого я училась: он не ходил по храму с важным видом, указывая что делать, а работал вместе с нами. Оттащил скамейки, девочки промыли пол, он их сам назад поставил. Поднял высоко Фрею на руках, когда надо было протереть киот высоко висевшей иконы, а то девчонки затеялись табуретку на табуретку ставить, что бы подняться. И всё с ласковыми словами, внимательно приглядывая, если кто устал.
Ирана, сидевшая в углу, то ли боялась, то ли ещё что, но и слова не сказала нам за всё время, что мы убирались.
Потом отец Олег позвал меня и мы просмотрели все полотна с кружевами, я выбрала все на которых были "паучки". Помрачнев, батюшка собрал их и куда-то ушёл. А вернувшись спросил - умею ли я плести, если так хорошо узоры знаю. Обрадованная, что такой хороший батюшка нам достался, я совсем забыла, что надо скрывать моё умение, и призналась. Хорошо, что нас никто не слышал, и я успела попросить его никому не говорить. Он приложил указательный палец к губам и прошептал:"Тайна". Нет, он точно "неправильный" священник...
