— С чего вы решили, что что-то произошло? — удивилась Лиза. — Я просто смотрю на воду.
— Да? — Молодой человек заметно удивился.
— Точно вам говорю, — улыбнулась она в ответ. — Буйство стихии в чистом виде. Сами посмотрите!
Она взмахнула рукой и показала на воду.
В этот момент она что-то увидела в воде.
— Не может быть… Смотрите, там человек! Ребенок! Да что же это такое? — Воскликнула девушка, не в силах оторвать взгляд от мелькавшей под мостом макушки, которая с угрожающей скоростью неслась вперед, то пропадая, то вновь появляясь над водой.
Молодой человек подошел поближе и, побледнев, сказал:
— А я плавать не умею.
— А я умею, но здесь же так высоко…
— Мама! Мамочка! — еле слышно донеслось снизу.
И в этот момент все меняется, и во сне уже не прежняя Лиза, а я сегодняшняя.
Я смотрю вниз, собираясь с мыслями. Но в это мгновение только что говоривший со мной молодой человек с силой толкает меня в спину и говорит вслед почему-то голосом Миры: «Вот и спасай! Надеюсь, на этот раз не выплывешь!».
На моих губах застыл дикий крик, и я проснулась.
— Капец! — выдохнула и вытерла ладонью мокрый от пота лоб. — Что б вас всех с этими снами! — непонятно к кому обратилась я. — И к чему на этот раз?
Разумеется, никто не спешил отвечать на мои вопросы, но звук собственного голоса помог немного прийти в себя. Подумав, что все равно не усну, я решила немного почитать. Отец всегда старался привозить книги из своих поездок, они были дорогими и весили немало, но он не скупился, а мне нравилось их читать и перечитывать. Чудилось в этих рукописных творениях что-то мистическое. Может, от того, что писали и переписывали их от руки, а может, потому что в своем мире я уже привыкла к электронным аналогам, и держать в руках увесистый том в вычурной обложке приравнивалось к прикосновению к чему-то древнему и овеянному тайной.
Но ни почитать, ни даже просто открыть книгу мне сегодня не посчастливилось — в мою комнату ворвалась раскрасневшаяся и какая-то шальная Эльмира.
— Что случилось? — подпрыгнула я на кровати.
— Лейла, Ромича убивают! — выдохнула она.
— Где? За что? — спросила, поспешно одеваясь.
— Братья того морячка, с чьей женой он миловался последнюю неделю.
— И приспичило же им прямо сегодня! — зло процедила, цепляясь за угол — от резкого движения меня вдруг повело.
— Где все? Ты кого-нибудь из наших видела?
— Нет, никого. Все на главной площади!
Я зло выдохнула, собираясь с силами.
— Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Пошли! Только в кухню заскочим, там тревожный чемоданчик стоит. Ты его возьми, я не донесу.
— Да-да, хорошо! — согласилась Эльмира, и мы отправились спасать горе-любовника.
Подумать, что там делала Эльмира, мне почему-то в голову не пришло, а о том, как я смогу повлиять на ситуацию — тем более.
Идти пришлось на другую улицу — она поворачивала от нашей под острым углом, и сразу было заметно, что живут тут люди беднее, чем мы. И чем дальше к окраине, тем хуже и меньше были дома. Уже через пять минут я поняла, что сильно переоценила свои силы, которых вряд ли хватит дотащиться до места побоища. Но тут помогла Эльмира, ловко перехватила меня за талию и практически поволокла вперед. Через десять минут мы уже подошли к дому морячки, вернее, дотащились. Я выдохлась настолько, что уже даже соображала с трудом. Мир перед глазами накренялся то в одну, то в другую сторону, а надвигавшийся закат в моем воспаленном воображении выглядел кровавым.
— Мы дошли? — просипела, когда увидела впереди толпу людей.
— Дошли-дошли, — ответила запыхавшаяся девушка.
— А Ромич где? Ты его видишь? — спросила в тщетной попытке разглядеть в круговороте, что сейчас был перед моими глазами, хоть что-то.
— Вижу-вижу. Вон он, совсем немного осталось, — ответила она и с силой подтолкнула меня вперед. Сама почему-то осталась на месте, а я лишь чудом не растянулась посреди улицы, лишившись опоры.
С трудом соображая, что произошло, я сделала несколько неуверенных шагов вперед и услышала крик, который заставил волосы на моей голове зашевелить от ужаса.
— Я же говорила, что эта ведьма придет на закате, почувствует стервь притяжение проклятого предмета! Всевышний будет рад, что мы, наконец, избавим мир от этого отродья мрака, да еще в такой день!
«Какого предмета? При чем тут закат? Опять какую-то легенду сочинила или приплела?» — заметались в голове заполошные мысли.
Не узнать кричавшую я не могла. Мира. И почему я не удивлена?
— Лейла! Беги! Беги! — раздался отчаянный крик Ромича, которого, как я сейчас увидела прояснившимся от ужаса зрением, держали в толпе двое крепких парней, похожих на матросов.
Его тут же ударили кулаком в солнечное сплетение, и бедолага захрипел. В этот момент с толпы как будто сорвали покрывало тишины. Она взорвалась какими-то криками и гвалтом. Я застыла на месте, не в силах до конца осознать происходящее и складывая в голове невидимые пазлы, что привели меня сюда.
Неужели Эльмира привела меня на суд обезумевшей и подогретой выдумками и страшилками Миры толпы? Неужели все они собрались здесь, в этот светлый праздник, ради того, чтобы осудить меня на смерть? А эта интриганка Мира все продумала: и отсутствие родных, и страсть Ромича пристроила к делу, да еще, небось, меня в этом и обвинила и нашла в наших рядах предательницу, что пошла на ужасное, получив для верности в подарок новую блузу, в которой сегодня красовалась. А в том, что подарила ей эту блузу именно Мира, я не сомневалась. Отчего-то, как на яву, видела злые глаза женщины, которая шептала Эльмире: «Бери, красивой будешь! И не вздумай не привести это отродье!»
Всевышний! Эта толпа сейчас разорвет меня части, и не будет больше ни Лейлы, ни Лизы. Высшие силы вряд ли дадут мне третий шанс на жизнь, коли уж двумя предыдущими не сумела достойно воспользоваться. Только вот за что, Всевышний? За что?
Все эти мысли промелькнули молниями, оставляя в душе выжженный след предательства. Я бессильна что-либо изменить. Бежать? Да в моем состоянии стоять — уже достижение… Эх, Ромич, Ромич, как жаль, что ты все это увидишь…
В один миг толпа оказалась вокруг меня, крича и подбадривая друг друга. Перекошенные злобой лица кружились передо мной, сменяя друг друга. Мир качался из стороны в сторону, а люди кричали что-то, брызжа слюной и размахивая руками. Что их сдерживало от того, чтобы не вцепиться мне в волосы сию же секунду, было для меня загадкой, но решись кто-то напасть первым — меня уже ничто не спасет…
Эх, Сольгер, не поможет мне сегодня твое чудо, твой оставленный на моем детском запястье волшебный браслет, что сейчас лежит в шкатулке для самых дорогих сердцу вещей, не будет у нас нескольких лет придумать, как спастись от сильных мира сего. Ничего не будет…
Внезапно толпа загомонила громче, а потом накал страстей как-то резко схлынул, и я услышала тихие шепотки.
— Патруль…
— Чего им тут надо?!
— Разгонят…
— Не разгонят…
— Вон, Мира им что-то говорит…
— Говорят, никакого самосуда…
— Коменданта сюда давай! — вдруг раздалось из толпы особенно громко. — Пусть он решает!
— Да! Коменданта сюда!
Громкий рев толпы подтвердил это общее желание, и солдаты патруля просто не смогли его проигнорировать.
— Вон, послали одного…
— Где ведьма? — послышался зычный голос патрульного.
И через несколько секунд возле меня появились двое солдат. Что-то жиденький у них какой-то патруль. Видимо, основные силы в центр города стянули. Но даже эти двое вселили в меня надежду, я всхлипнула и вцепилась в лацканы одного из них.
— Спасите, дяденьки! — зашептала я. — Умоляю, спасите!
— Это, что ли, ваша страшная ведьма? — скептически уточнил солдат.
— А ты на возраст да на милое личико не гляди! — раздался совсем близко голос Миры. — Она, знаете, сколько всего уже натворить успела?
И понеслось… Толпа опять взорвалась криками и обличительными речами, людское кольцо начало сжиматься, и я стала опасаться, что эти двое служивых меня не спасут. Однако они вытащили из ножен мечи и, громко покрикивая, оттеснили людей. Немного погодя мне удалось увидеть в толпе обеспокоенное разбитое лицо Ромича, которого с двух сторон все также зажимали бородатые морячки, но их оттеснили, и я потеряла его из вида.
Довольно быстро к нам вернулся посланный к коменданту солдат и сказал, чтобы народ ожидал, комендант, мол, на подходе. От слабости я почти висела на одном из служивых, поэтому мне удалось услышать его тихий разговор с посланцем.
— Долго нам ждать-то? Народ волнуется, того и гляди сдерживать больше не сможем. Еще эта дура подзадоривает. Так бы взял и…
— Не знаю. Комендант пока ее мать не найдет, — кивнул он на меня, — да свое не выторгует, вряд ли здесь появится.
Похоже, не только у нас в семье что-то сложно утаить, но и в армии все про всех знают, тем более о коменданте и его тайной страсти. А уж то какие слухи ходят о ней и обо мне — не знать не могли. Вот и сложили без труда два и два. А может, кто и помог.
— Вот же с…ка! — эмоционально прошипел мой защитник. — Нас с этой малахольной уже и разорвать к тому моменту могут!
Тут из толпы послышалось:
— В сарай!
— В сарай ее!
— Чтоб не сбежала, пока коменданта ждем!
— Это ж ведьма! Она может!
— Может!..
И толпа пришла в движение, подгоняя и меня и моих невольных защитников.
— Да что ж ты болезная такая? — прошипел служивый, в которого я вцепилась. Идти я уже не могла, поэтому просто на нем повисла, мешая идти и ему, а это в напиравшей толпе было чревато.
— Так болею, — еле слышно отозвалась я.
— Болеет она… а как тут оказалось? — он взял меня на руки. — А легкая какая… В чем только жизнь теплится? — бубнил себе под нос.
А я в почти полуобморочном состоянии лежала у него на руках и ощущала, как гудят ноги. Внезапно что-то больно ударило мне в спину. Потом снова и снова. Последовало нецензурное ругательство моего то ли спасителя, то ли конвоира, он заорал:
— Бегом! Бегом вперед! А то нас вместе с ней сейчас камнями закидают! Торвич, Мелич, прикрывайте!
Через пару минут мы оказались у сарая, что стоял на отшибе и с которого какой-то местный снимал тяжелый навесной замок.
— Вот! Сюда ее, сюда! — приговаривал он все это время. — И закроем!
Рядом с ним кружила вездесущая сегодня Мира.
Служивый зло и недоверчиво на них покосился, но занес меня внутрь и усадил на сено. Дверь закрылась, отрезая от толпы, олицетворявшей мой ужас, но не укрывая от ее криков, свиста и улюлюканья. Комендант все не появлялся, и накал страстей начал заметно спадать — я заметила это, даже сидя в укрытии. «Всевышний! Неужели все обойдется!» — уже подумала, и вдруг почувствовала запах гари и заметила струйки дыма, просачивавшиеся внутрь сарая. Солнце уже почти село, и в его последних кровавых лучах язычки зарождавшегося пламени были почти незаметны, я ощутила их жар быстрее, чем увидела.
Ужас. Дикий, липкий, неудержимый накатил с такой силой, что я начала задыхаться, голова закружилась, мир перед глазами покачнулся. А за стенами моего уже совсем не убежища послышались радостные крики — толпа вновь загомонила, и накал страстей на этот раз взвинтился в несколько раз. Я слышала, как кто-то поначалу пытался затушить пламя песком, потом кричал в попытке найти того местного, что меня закрыл, потом раздались глухие удары о замок, но тут добродетеля кто-то, судя по звукам, то ли оглушил, то ли просто оттащил, и пламя взметнулось с новой силой. Дым застилал все вокруг, дышать стало почти невозможно. Мысли скакали как блохи. Я давно уже дышала через подол рубахи. «Воды! Мне нужна вода! Чтобы намочить ткань, так дышать будет легче, — метались мои мысли. — Да какая, блин, вода! Сейчас крыша обрушится, и дышать уже и не нужно будет!» В ужасе я металась по сараю, пока не забилась в его дальнюю часть, где огня пока не было, скрючилась в тщетной попытке сжаться в маленькую точку и исчезнуть из этого кошмара.
Обидно! Как же обидно! И больше всего обидно, что не справедливо! Сколько себя помню, больше всего меня задевала, как раз несправедливость. Конечно, со временем на многие вещи начинаешь смотреть иначе, но на несправедливость почему-то продолжала реагировать также остро. И сегодня, сейчас, вокруг меня творилась именно несправедливость, жертвой которой стала я сама.
Огонь взметнулся совсем близко. Не выдержав затопившего меня страха, какой-то иррациональной обиды на этот мир, и осознания своей беспомощности, я закричала, вкладывая в крик все, что сжигало в эти мгновения меня изнутри. Казалось, будто этот мой предсмертный крик подхватил ветер, разнося по окрестностям, а я, заливаясь слезами, приготовилась к боли и смерти… если к этому вообще можно приготовиться. Почему-то жизнь не спешила проноситься перед глазами, меня сжигал лишь ужас, олицетворением которого стал огонь, что прямо сейчас подбирался к моей одежде, коже, волосам…
Внезапно чьи-то сильные руки подхватили меня и, чертыхаясь, понесли, раздался еле слышный скрип отодвигаемой доски, и меня вытолкнули на улицу, потом спаситель, откашливаясь, вылез сам и, снова подхватив меня, понес куда-то в ночь, что уже успела опуститься на Шалем тяжелым темным покрывалом.
То, что я спасена из горящего плена, до меня все еще не доходило. Мне было жутко плохо, кашель не прекращался, несмотря на возможность дышать свежим воздухом, глаза слезились, кожа горела. И я поняла, что сейчас меня вырвет.
— Стой! Стой! — пыталась то ли прокричать, то ли просипеть между приступами кашля. Но меня не отпускали. Поэтому я ударила спасителя по плечу и крикнула изо всех сил. — Стой!
Он, наконец, меня послушался, а я вырвалась из его объятий. К счастью, он меня не уронил, а лишь поддержал, и меня буквально вывернуло наизнанку. Когда спазмы успокоились, я обернулась и увидела яростное огненное зарево, в котором должна была окончиться моя жизнь.
— Лейла, ты как? Тебе лучше? — раздался голос Ромича.
Слава Всевышнему, живой!
И я, наконец, поняла, как произошло мое дивное спасение — это же был тот самый сарай, в котором Ромич с морячкой устраивали свои шуры-муры! Не будь мне так страшно и плохо в тот момент, когда меня туда засунули, я может, и смогла бы его узнать. Хотя вряд ли, все-таки я запомнила лишь отодвигающуюся доску и лаз, а дальше не смотрела.
Внезапно все происходящее отчего-то показалось мне таким смешным, нелепым, гротескным и вообще произошедшим будто не со мной, что я захохотала. Ведь смешно же, правда? Ромич отмер и с силой прижал меня к себе, целуя в макушку и явно не разделяя моего веселья. Постепенно смеяться расхотелось и мне, а весь ужас ситуации обрушился на мою голову с новой силой. Неуместный хохот перешел во всхлипы и рыдания, а меня начало трясти уже от нескончаемого потока слез и осознания, что мне удалось выжить, сбежать от разъярённой и раззадоренной толпы из огненной ловушки, в которую она меня загнала. От этого я не сразу заметила, что и Ромича сотрясает крупная дрожь. Эта дрожь шла откуда-то изнутри, у него даже зубы стучали. Так мы некоторое время и стояли, прижавшись друг к другу, то ли поддерживая, то ли держась друг за друга.
— Надо уходить, пока нас никто не заметил. Темнота скроет, — наконец, проговорил он и, снова подхватив меня на руки и крепко прижав к груди, куда-то понес.
— Да? — Молодой человек заметно удивился.
— Точно вам говорю, — улыбнулась она в ответ. — Буйство стихии в чистом виде. Сами посмотрите!
Она взмахнула рукой и показала на воду.
В этот момент она что-то увидела в воде.
— Не может быть… Смотрите, там человек! Ребенок! Да что же это такое? — Воскликнула девушка, не в силах оторвать взгляд от мелькавшей под мостом макушки, которая с угрожающей скоростью неслась вперед, то пропадая, то вновь появляясь над водой.
Молодой человек подошел поближе и, побледнев, сказал:
— А я плавать не умею.
— А я умею, но здесь же так высоко…
— Мама! Мамочка! — еле слышно донеслось снизу.
И в этот момент все меняется, и во сне уже не прежняя Лиза, а я сегодняшняя.
Я смотрю вниз, собираясь с мыслями. Но в это мгновение только что говоривший со мной молодой человек с силой толкает меня в спину и говорит вслед почему-то голосом Миры: «Вот и спасай! Надеюсь, на этот раз не выплывешь!».
На моих губах застыл дикий крик, и я проснулась.
— Капец! — выдохнула и вытерла ладонью мокрый от пота лоб. — Что б вас всех с этими снами! — непонятно к кому обратилась я. — И к чему на этот раз?
Разумеется, никто не спешил отвечать на мои вопросы, но звук собственного голоса помог немного прийти в себя. Подумав, что все равно не усну, я решила немного почитать. Отец всегда старался привозить книги из своих поездок, они были дорогими и весили немало, но он не скупился, а мне нравилось их читать и перечитывать. Чудилось в этих рукописных творениях что-то мистическое. Может, от того, что писали и переписывали их от руки, а может, потому что в своем мире я уже привыкла к электронным аналогам, и держать в руках увесистый том в вычурной обложке приравнивалось к прикосновению к чему-то древнему и овеянному тайной.
Но ни почитать, ни даже просто открыть книгу мне сегодня не посчастливилось — в мою комнату ворвалась раскрасневшаяся и какая-то шальная Эльмира.
— Что случилось? — подпрыгнула я на кровати.
— Лейла, Ромича убивают! — выдохнула она.
— Где? За что? — спросила, поспешно одеваясь.
— Братья того морячка, с чьей женой он миловался последнюю неделю.
— И приспичило же им прямо сегодня! — зло процедила, цепляясь за угол — от резкого движения меня вдруг повело.
— Где все? Ты кого-нибудь из наших видела?
— Нет, никого. Все на главной площади!
Я зло выдохнула, собираясь с силами.
— Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Пошли! Только в кухню заскочим, там тревожный чемоданчик стоит. Ты его возьми, я не донесу.
— Да-да, хорошо! — согласилась Эльмира, и мы отправились спасать горе-любовника.
Подумать, что там делала Эльмира, мне почему-то в голову не пришло, а о том, как я смогу повлиять на ситуацию — тем более.
Идти пришлось на другую улицу — она поворачивала от нашей под острым углом, и сразу было заметно, что живут тут люди беднее, чем мы. И чем дальше к окраине, тем хуже и меньше были дома. Уже через пять минут я поняла, что сильно переоценила свои силы, которых вряд ли хватит дотащиться до места побоища. Но тут помогла Эльмира, ловко перехватила меня за талию и практически поволокла вперед. Через десять минут мы уже подошли к дому морячки, вернее, дотащились. Я выдохлась настолько, что уже даже соображала с трудом. Мир перед глазами накренялся то в одну, то в другую сторону, а надвигавшийся закат в моем воспаленном воображении выглядел кровавым.
— Мы дошли? — просипела, когда увидела впереди толпу людей.
— Дошли-дошли, — ответила запыхавшаяся девушка.
— А Ромич где? Ты его видишь? — спросила в тщетной попытке разглядеть в круговороте, что сейчас был перед моими глазами, хоть что-то.
— Вижу-вижу. Вон он, совсем немного осталось, — ответила она и с силой подтолкнула меня вперед. Сама почему-то осталась на месте, а я лишь чудом не растянулась посреди улицы, лишившись опоры.
С трудом соображая, что произошло, я сделала несколько неуверенных шагов вперед и услышала крик, который заставил волосы на моей голове зашевелить от ужаса.
— Я же говорила, что эта ведьма придет на закате, почувствует стервь притяжение проклятого предмета! Всевышний будет рад, что мы, наконец, избавим мир от этого отродья мрака, да еще в такой день!
«Какого предмета? При чем тут закат? Опять какую-то легенду сочинила или приплела?» — заметались в голове заполошные мысли.
Не узнать кричавшую я не могла. Мира. И почему я не удивлена?
— Лейла! Беги! Беги! — раздался отчаянный крик Ромича, которого, как я сейчас увидела прояснившимся от ужаса зрением, держали в толпе двое крепких парней, похожих на матросов.
Его тут же ударили кулаком в солнечное сплетение, и бедолага захрипел. В этот момент с толпы как будто сорвали покрывало тишины. Она взорвалась какими-то криками и гвалтом. Я застыла на месте, не в силах до конца осознать происходящее и складывая в голове невидимые пазлы, что привели меня сюда.
Неужели Эльмира привела меня на суд обезумевшей и подогретой выдумками и страшилками Миры толпы? Неужели все они собрались здесь, в этот светлый праздник, ради того, чтобы осудить меня на смерть? А эта интриганка Мира все продумала: и отсутствие родных, и страсть Ромича пристроила к делу, да еще, небось, меня в этом и обвинила и нашла в наших рядах предательницу, что пошла на ужасное, получив для верности в подарок новую блузу, в которой сегодня красовалась. А в том, что подарила ей эту блузу именно Мира, я не сомневалась. Отчего-то, как на яву, видела злые глаза женщины, которая шептала Эльмире: «Бери, красивой будешь! И не вздумай не привести это отродье!»
Всевышний! Эта толпа сейчас разорвет меня части, и не будет больше ни Лейлы, ни Лизы. Высшие силы вряд ли дадут мне третий шанс на жизнь, коли уж двумя предыдущими не сумела достойно воспользоваться. Только вот за что, Всевышний? За что?
Все эти мысли промелькнули молниями, оставляя в душе выжженный след предательства. Я бессильна что-либо изменить. Бежать? Да в моем состоянии стоять — уже достижение… Эх, Ромич, Ромич, как жаль, что ты все это увидишь…
В один миг толпа оказалась вокруг меня, крича и подбадривая друг друга. Перекошенные злобой лица кружились передо мной, сменяя друг друга. Мир качался из стороны в сторону, а люди кричали что-то, брызжа слюной и размахивая руками. Что их сдерживало от того, чтобы не вцепиться мне в волосы сию же секунду, было для меня загадкой, но решись кто-то напасть первым — меня уже ничто не спасет…
Эх, Сольгер, не поможет мне сегодня твое чудо, твой оставленный на моем детском запястье волшебный браслет, что сейчас лежит в шкатулке для самых дорогих сердцу вещей, не будет у нас нескольких лет придумать, как спастись от сильных мира сего. Ничего не будет…
Внезапно толпа загомонила громче, а потом накал страстей как-то резко схлынул, и я услышала тихие шепотки.
— Патруль…
— Чего им тут надо?!
— Разгонят…
— Не разгонят…
— Вон, Мира им что-то говорит…
— Говорят, никакого самосуда…
— Коменданта сюда давай! — вдруг раздалось из толпы особенно громко. — Пусть он решает!
— Да! Коменданта сюда!
Громкий рев толпы подтвердил это общее желание, и солдаты патруля просто не смогли его проигнорировать.
— Вон, послали одного…
— Где ведьма? — послышался зычный голос патрульного.
И через несколько секунд возле меня появились двое солдат. Что-то жиденький у них какой-то патруль. Видимо, основные силы в центр города стянули. Но даже эти двое вселили в меня надежду, я всхлипнула и вцепилась в лацканы одного из них.
— Спасите, дяденьки! — зашептала я. — Умоляю, спасите!
— Это, что ли, ваша страшная ведьма? — скептически уточнил солдат.
— А ты на возраст да на милое личико не гляди! — раздался совсем близко голос Миры. — Она, знаете, сколько всего уже натворить успела?
И понеслось… Толпа опять взорвалась криками и обличительными речами, людское кольцо начало сжиматься, и я стала опасаться, что эти двое служивых меня не спасут. Однако они вытащили из ножен мечи и, громко покрикивая, оттеснили людей. Немного погодя мне удалось увидеть в толпе обеспокоенное разбитое лицо Ромича, которого с двух сторон все также зажимали бородатые морячки, но их оттеснили, и я потеряла его из вида.
Довольно быстро к нам вернулся посланный к коменданту солдат и сказал, чтобы народ ожидал, комендант, мол, на подходе. От слабости я почти висела на одном из служивых, поэтому мне удалось услышать его тихий разговор с посланцем.
— Долго нам ждать-то? Народ волнуется, того и гляди сдерживать больше не сможем. Еще эта дура подзадоривает. Так бы взял и…
— Не знаю. Комендант пока ее мать не найдет, — кивнул он на меня, — да свое не выторгует, вряд ли здесь появится.
Похоже, не только у нас в семье что-то сложно утаить, но и в армии все про всех знают, тем более о коменданте и его тайной страсти. А уж то какие слухи ходят о ней и обо мне — не знать не могли. Вот и сложили без труда два и два. А может, кто и помог.
— Вот же с…ка! — эмоционально прошипел мой защитник. — Нас с этой малахольной уже и разорвать к тому моменту могут!
Тут из толпы послышалось:
— В сарай!
— В сарай ее!
— Чтоб не сбежала, пока коменданта ждем!
— Это ж ведьма! Она может!
— Может!..
И толпа пришла в движение, подгоняя и меня и моих невольных защитников.
— Да что ж ты болезная такая? — прошипел служивый, в которого я вцепилась. Идти я уже не могла, поэтому просто на нем повисла, мешая идти и ему, а это в напиравшей толпе было чревато.
— Так болею, — еле слышно отозвалась я.
— Болеет она… а как тут оказалось? — он взял меня на руки. — А легкая какая… В чем только жизнь теплится? — бубнил себе под нос.
А я в почти полуобморочном состоянии лежала у него на руках и ощущала, как гудят ноги. Внезапно что-то больно ударило мне в спину. Потом снова и снова. Последовало нецензурное ругательство моего то ли спасителя, то ли конвоира, он заорал:
— Бегом! Бегом вперед! А то нас вместе с ней сейчас камнями закидают! Торвич, Мелич, прикрывайте!
Через пару минут мы оказались у сарая, что стоял на отшибе и с которого какой-то местный снимал тяжелый навесной замок.
— Вот! Сюда ее, сюда! — приговаривал он все это время. — И закроем!
Рядом с ним кружила вездесущая сегодня Мира.
Служивый зло и недоверчиво на них покосился, но занес меня внутрь и усадил на сено. Дверь закрылась, отрезая от толпы, олицетворявшей мой ужас, но не укрывая от ее криков, свиста и улюлюканья. Комендант все не появлялся, и накал страстей начал заметно спадать — я заметила это, даже сидя в укрытии. «Всевышний! Неужели все обойдется!» — уже подумала, и вдруг почувствовала запах гари и заметила струйки дыма, просачивавшиеся внутрь сарая. Солнце уже почти село, и в его последних кровавых лучах язычки зарождавшегося пламени были почти незаметны, я ощутила их жар быстрее, чем увидела.
Ужас. Дикий, липкий, неудержимый накатил с такой силой, что я начала задыхаться, голова закружилась, мир перед глазами покачнулся. А за стенами моего уже совсем не убежища послышались радостные крики — толпа вновь загомонила, и накал страстей на этот раз взвинтился в несколько раз. Я слышала, как кто-то поначалу пытался затушить пламя песком, потом кричал в попытке найти того местного, что меня закрыл, потом раздались глухие удары о замок, но тут добродетеля кто-то, судя по звукам, то ли оглушил, то ли просто оттащил, и пламя взметнулось с новой силой. Дым застилал все вокруг, дышать стало почти невозможно. Мысли скакали как блохи. Я давно уже дышала через подол рубахи. «Воды! Мне нужна вода! Чтобы намочить ткань, так дышать будет легче, — метались мои мысли. — Да какая, блин, вода! Сейчас крыша обрушится, и дышать уже и не нужно будет!» В ужасе я металась по сараю, пока не забилась в его дальнюю часть, где огня пока не было, скрючилась в тщетной попытке сжаться в маленькую точку и исчезнуть из этого кошмара.
Обидно! Как же обидно! И больше всего обидно, что не справедливо! Сколько себя помню, больше всего меня задевала, как раз несправедливость. Конечно, со временем на многие вещи начинаешь смотреть иначе, но на несправедливость почему-то продолжала реагировать также остро. И сегодня, сейчас, вокруг меня творилась именно несправедливость, жертвой которой стала я сама.
Огонь взметнулся совсем близко. Не выдержав затопившего меня страха, какой-то иррациональной обиды на этот мир, и осознания своей беспомощности, я закричала, вкладывая в крик все, что сжигало в эти мгновения меня изнутри. Казалось, будто этот мой предсмертный крик подхватил ветер, разнося по окрестностям, а я, заливаясь слезами, приготовилась к боли и смерти… если к этому вообще можно приготовиться. Почему-то жизнь не спешила проноситься перед глазами, меня сжигал лишь ужас, олицетворением которого стал огонь, что прямо сейчас подбирался к моей одежде, коже, волосам…
Внезапно чьи-то сильные руки подхватили меня и, чертыхаясь, понесли, раздался еле слышный скрип отодвигаемой доски, и меня вытолкнули на улицу, потом спаситель, откашливаясь, вылез сам и, снова подхватив меня, понес куда-то в ночь, что уже успела опуститься на Шалем тяжелым темным покрывалом.
То, что я спасена из горящего плена, до меня все еще не доходило. Мне было жутко плохо, кашель не прекращался, несмотря на возможность дышать свежим воздухом, глаза слезились, кожа горела. И я поняла, что сейчас меня вырвет.
— Стой! Стой! — пыталась то ли прокричать, то ли просипеть между приступами кашля. Но меня не отпускали. Поэтому я ударила спасителя по плечу и крикнула изо всех сил. — Стой!
Он, наконец, меня послушался, а я вырвалась из его объятий. К счастью, он меня не уронил, а лишь поддержал, и меня буквально вывернуло наизнанку. Когда спазмы успокоились, я обернулась и увидела яростное огненное зарево, в котором должна была окончиться моя жизнь.
— Лейла, ты как? Тебе лучше? — раздался голос Ромича.
Слава Всевышнему, живой!
И я, наконец, поняла, как произошло мое дивное спасение — это же был тот самый сарай, в котором Ромич с морячкой устраивали свои шуры-муры! Не будь мне так страшно и плохо в тот момент, когда меня туда засунули, я может, и смогла бы его узнать. Хотя вряд ли, все-таки я запомнила лишь отодвигающуюся доску и лаз, а дальше не смотрела.
Внезапно все происходящее отчего-то показалось мне таким смешным, нелепым, гротескным и вообще произошедшим будто не со мной, что я захохотала. Ведь смешно же, правда? Ромич отмер и с силой прижал меня к себе, целуя в макушку и явно не разделяя моего веселья. Постепенно смеяться расхотелось и мне, а весь ужас ситуации обрушился на мою голову с новой силой. Неуместный хохот перешел во всхлипы и рыдания, а меня начало трясти уже от нескончаемого потока слез и осознания, что мне удалось выжить, сбежать от разъярённой и раззадоренной толпы из огненной ловушки, в которую она меня загнала. От этого я не сразу заметила, что и Ромича сотрясает крупная дрожь. Эта дрожь шла откуда-то изнутри, у него даже зубы стучали. Так мы некоторое время и стояли, прижавшись друг к другу, то ли поддерживая, то ли держась друг за друга.
— Надо уходить, пока нас никто не заметил. Темнота скроет, — наконец, проговорил он и, снова подхватив меня на руки и крепко прижав к груди, куда-то понес.
