И так она это уверенно сказала, что я даже была склонна согласиться, но, тряхнув головой, отмела нелепость этих слов:
— Мама рожает! Какая уборка?! Тем более нам по дороге. — И побежала вперед, оставляя Миру позади.
Сэйре ничего даже говорить не пришлось. Увидев запыхавшуюся и всполошенную меня, она сразу же обо всем догадалась.
— Малика?
— Ага.
— Вот как чувствовала, что ей совсем скоро срок придет, но надеялась, что все же не сегодня… — причитала она, вбегая в дом, чтобы предупредить мужа, что уйдет.
По дороге я быстро рассказала что и как произошло, не забыв упомянуть, что скоро к нам должен подойти и лекарь. Мира на это недовольно поморщилась:
— Я и сама справлюсь, нечего там делать мужчинам!
Я не стала ей говорить, что она не лекарь и даже не знахарка, чтобы так уверенно это заявлять, а лишь проговорила:
— Он не будет заходить в комнату к роженице, но сможет помочь советом.
— Вот и правильно, — поддержала Сэйра. — Пусть на всякий случай будет поблизости. Я до сих пор помню, как рожала Айлу. Тогда тоже знахарки поблизости не оказалось. Думала все, отжила свое, но Всевышний миловал. И если бы в тот момент за стеной сидел хоть завалящий лекарь, я бы не так сильно переживала.
На это девушка лишь фыркнула:
— Очень удивлюсь, если твой отец позволит постороннему мужчине даже войти в дом!
Я промолчала, но про себя подумала, что отец не так глуп, чтобы отказываться даже от такой медицинской помощи.
Так и произошло. Когда я рассказала ему о том, что на подходе полковой лекарь, он лишь благодарно кивнул и, не обращая внимания на возмущенное шипение Миры, провел женщин к маме. Меня внутрь не впустили — сказали, что еще слишком мала.
Что ж, не очень-то и хотелось. Вернее, хотелось, но было страшно, особенно когда мама стонала. В этот момент очень помог профессор, который взял меня за плечи и отвел в кухню, где уже сидели Малик и Кирим с Ромичем. Отец остался у двери спальни и расхаживал из стороны в сторону. Заставить его хоть немного успокоиться и присесть не смог даже проф.
В скором времени пришел офицер с лекарем, и я поняла, что совершенно не представляю, как представлять их отцу. Но они решили эту проблему сами: офицер назвался бароном Саргайлом Веренским, капитаном эльмирантийской армии, а лекарь — Хорвусом, сыном Вуркаса. Их приход помог отцу немного успокоиться. Мужчины засели в зале, куда я принесла им чай, кофе и сладости, к которым притронулся разве что лекарь. Хотя у них профессия такая, если постоянно находиться в напряжении, то никаких сил ни моральных, ни физических не останется.
Прихлебывая чаек, он и попросил:
— Деточка, позови ко мне, пожалуйста, одну из женщин, что помогает твоей матери.
Я кивнула и тут же отправилась за Сэйрой. Звать Миру, с ее отношением к лекарям, не имело никакого смысла. Когда вошла, мама как раз отдыхала после очередной схватки, выглядела уставшей и перепуганной. Мира вытирала пот с ее лба.
— Тетя Сэйра, вас лекарь зовет. Он ждет в зале.
— Хорошо, пошли, — ответила та, освобождая пальцы из маминого захвата.
— Да-да, сейчас. Вы идите, а я немного с мамой побуду.
Я видела, что Мира хочет выставить меня за дверь, как, впрочем, и Сэйра, поэтому быстро подбежала к кровати и сама сжала мамины пальцы.
— Я не помешаю! Пожалуйста!
Женщины как по команде уставились на маму, но та, вопреки их ожиданиям, ответила согласием:
— Пусть останется. Когда Лейла рядом, мне спокойнее, — и слабо мне улыбнулась.
— Мамочка, все будет хорошо! — начала я свою жизнеутверждающую речь, когда Сэйра вышла из комнаты. Мира недовольно поджала губы.
В этот момент маму скрутила новая схватка. И я на автомате, как не раз видела в фильмах в родном земном двадцать первом-то веке, начала говорить:
— Дыши, мама, дыши! Сейчас все пройдет. — Как нужно дышать правильно, я себе представляла смутно, но старалась говорить уверенным голосом, стараясь вселить эту уверенность и в маму. — И тужься! Вот так, как будто хочешь сходить по большому. — Откуда эта мысль ко мне пришла, я уже и не помню, то ли знакомая рассказывала, как рожала, то ли где-то умудрилась вычитать. — И ноги, ноги в коленях сожми и расставь по шире. Вот! Ну чего ты так перепугалась, как будто Мамука и не ты родила?!
— Я. Только тогда я не знала, как это больно! И не так боялась последствий, — захныкала мама, у которой схватка уже закончилась.
— Ничего, немного помучаешься, и он вылезет на свет Божий, нечего бояться. Ты, главное, о себе подумай, чтобы не помереть ненароком. Сама знаешь, какие осложнения у женщин после родов бывают! Тогда-то и помирают чаще, чем во время родов, — невозмутимо толкнула речь Мира, а у меня аж в глазах потемнело от злости.
Так вот кто ей последние полтора месяца про эти самые последствия так усердно втолковывал! То-то я стала замечать, что у мамы в глазах все чаще стали появляться грусть и какая-то обреченность. Это ж на что она мою мать программирует?
Но возмутиться я не успела. Это за меня сделала Сэйра, вошедшая в комнату с ворохом пеленок и ножницами.
— Не говори глупостей, Мира! — строго сказала она, сверкнув глазами. — Иди лучше в кухню и принеси кипяченую воду!
Кипя от негодования, я обняла совсем павшую духом маму:
— Не слушай ее! У нас за стенкой настоящий лекарь сидит, он рассказывал, что в столице много раз принимал роды у женщин, и ни одна не умерла! — самозабвенно начала я сочинять. — Да-да! — видя в маминых глазах недоверие, смешанное с робкой надеждой, я поспешила сделать вброс новой информации. — Там нет таких сильных предубеждений против лекарей, и самые богатые дамы предпочитают рожать именно с ними, а не со знахарками! Так что не переживай! Все будет хорошо!
Эта речь немного приободрила маму, но ненадолго. Новая схватка и новый приступ боли вызвали слезы на ее глазах.
— Еще немного — и я возненавижу этого ребенка! Мне кажется, он специально меня мучает!
— Не говори глупостей! Ты представляешь, как моему братику сейчас самому там страшно и больно?! Он-то целых девять месяцев провел в тепле и уюте у мамы в животике, а теперь его лишили воздуха и выталкивают куда-то в холод и неизвестность!
Мама снова захныкала:
— Но почему же так больно?! В первый раз и то не так было!
На это я не знала, что ей ответить, поэтому просто положила руку на живот и почувствовала слабый ментальный отклик, полный страха.
— Мамочка, он чувствует тебя и ему тоже очень страшно. Подумай лучше, как ты его любишь, как оберегала все эти долгие девять месяцев! Подумай и пообещай себе и ему, что вы справитесь, что просто не можете не справиться, ведь вы вместе прошли такой долгий путь, чтобы сейчас сдаться!
Новая схватка, но уже совсем другой настрой.
— Ну же! Тужься! Давай!
Раздавшийся крик младенца, мамин плач облегчения и радостный возглас Сэйры «Мальчик!» слились для меня в один звук. А потом я поняла, что тоже плачу. Плачу от счастья, усталости и высвободившегося после пережитого страха облегчения. Это ведь я перед мамой старалась выглядеть уверенной, а на самом деле боялась за нее с малышом ничуть не меньше.
Сэйра обрезала и перевязала пуповину и положила новорожденного маме на грудь:
— Послед вышел полностью, так что осложнений быть не должно. Молодец, Малика, ты хорошо потрудилась, — ласково глядя на мать и дитя, проговорила Сэйра. — А теперь давай мы позаботимся о мальчугане...
После чего забрала малыша, обмыла теплой водичкой и запеленала. Потом также быстро женщины помыли и переодели маму, перестелили постель и уложили ее отдыхать.
— Отдыхай, Малика, ты заслужила. — Держа мальчика на руках, проговорила Сэйра. — Лейла, Мира, пойдемте! Дадим роженице отдохнуть.
Она вышла показать уснувшего малыша отцу. Я поцеловала маму и тоже пошла на выход, когда услышала:
— А я пока посижу рядом с Маликой. Первые сутки после родов самые опасные. Я прослежу, чтобы у нее не поднялась температура.
Мама на это лишь слабо, но благодарно улыбнулась Мире:
— Не нужно, Мира. Иди отдыхай, уже скоро рассвет, ты тоже устала.
Я же в этот момент для себя решила, что если она все же останется в комнате, то и я никуда отсюда не уйду. Но Мира, вопреки моим ожиданиям, с мамой согласилась и вслед за мной вышла из комнаты.
В доме, несмотря на поздний, хотя скорее, уже ранний час никто и не думал спать. После того как малыша определили в колыбельку, отец выставил на стол лучшее вино, женщины принесли закуски, и все принялись праздновать — в одном помещении, на чем настоял пьяный от счастья и совсем чуть-чуть от вина отец. Лишь маленький Мамук, скрутившись калачиком, заснул на диване. Глядя на него, я вдруг ощутила, как сильно устала. Веки налились свинцом и, присев с ним рядом, я также скрутилась калачиком и начала уплывать в сон. Где-то на периферии сознания слышались тосты и радостный смех. А потом кто-то с непривычным мужским запахом с примесью пороха поднял меня на руки, отнес в мою комнату и положил на кровать. Дальше я отключилась окончательно...
Лиза сидела на краешке парапета моста и смотрела на весенний паводок. Было жутко и немного тревожно, но наполняло какой-то мощью и даже радостью.
Внезапно ее кто-то окликнул.
— Девушка! А, девушка! А что вы там делаете? Поверьте, не случилось ничего такого, чего нельзя было бы поправить!
Лиза с удивлением обернулась и увидела щуплого молодого человека, который вышел из машины и с расширившимися от тревоги глазами смотрел на нее.
— С чего вы решили, что что-то произошло? — удивилась Лиза. — Я просто смотрю на воду.
— Да? — Молодой человек заметно удивился.
— Точно вам говорю, — улыбнулась она в ответ. — Буйство стихии в чистом виде. Сами посмотрите!
Она взмахнула рукой и показала на воду.
В этот момент она что-то увидела в воде.
— Не может быть… Смотрите, там человек! Ребенок! Да что же это такое? — Воскликнула девушка, не в силах оторвать взгляд от мелькавшей под мостом макушки, которая с угрожающей скоростью неслась вперед, то пропадая, то вновь появляясь над водой.
Молодой человек подошел поближе и, побледнев, сказал:
— А я плавать не умею.
— А я умею, но здесь же так высоко…
— Мама! Мамочка! — еле слышно донеслось снизу.
И тут все переменилось. Привычный сон, в котором я каждый раз видела последние минуты своей прошлой жизни, изменился. Я поняла, что сейчас снова в том моменте. Именно я теперешняя, а не та девушка Лиза, которой я была тогда. Только теперь я не на мосту, а в реке, которая несла меня с огромной скоростью куда-то прочь, в бездну. Единственное, что я могла в этот момент сделать, это прокричать «Мама, мамочка!»
С этими словами на устах я и проснулась. Сердце бешено колотилось, а губы беспрестанно повторяли:
— Мама… мамочка…
Не особо думая, что же я в этот самый момент делаю, я подхватилась с кровати и бросилась к той, о ком сейчас болело сердце — к маме.
В комнате, в которую я вбежала перепуганной птичкой, в свете послеобеденного солнца полулежала мама и, улыбалась, отпивала напиток, которой ей только что заботливо вручила Мира. Рядом в колыбельке посапывал малыш. Идеалистическая картина, призванная вызвать чувство умиления и спокойствия. Только почему-то у меня подобное чувство не проснулось. Возможно, виной всему был тот сон, который сегодня так разительно отличался от того, к которому я за эти годы уже так привыкла. Возможно, вызванное им же напряжение и отчаяние, однако, не осознавая себя до конца, я подбежала к кровати и, запрыгнув на нее, крепко обняла маму, стараясь притушить набежавшие на глаза слезы и то чувство непоправимости и одиночества, что охватило меня совсем недавно.
Стараясь не расплескать на меня жидкость, мама попросила Миру подержать кружку и погладила меня по голове.
— Ну что ты, Лейла? Что случилось? Тебя кто-то обидел?
Я уже хотела сказать, что нет, никто не обидел, и что это мое состояние просто от дурного сна, но в это мгновение Мира взяла меня за руку и сказала:
— Лейла, отпусти маму, ей неудобно, и нужно выпить укрепляющий настой.
Меня окатила ненависть, холодная и тщательно скрываемая.
Ненависть к Малике, которая умудрилась отхватить себе такого выгодного мужа. И пускай это выяснилось лишь сейчас, но кого это интересует? Я, такая красивая, умная и хитрая, не смогу найти здесь такого выгодного жениха. Их много, только кому нужна нищая вдова с ребенком?
Ненависть к этой малявке Лейле, которая возомнила себя непонятно кем и уже в пять лет заставила отца открыть ей собственный гостиный двор — эдакую песочницу, где она тешит свое эго и выдает чужое за свое. А как же иначе? Кто вообще может поверить в тот бред, что эта семейка так самозабвенное несет о ее талантах?
Ненависть к этому молокососу, который сумел-таки выбраться на свет, не убив при этом свою мать.
А ведь тогда все вышло бы просто замечательно!
Но больше всего меня снедала ненависть к Ратмиру. Потому что это именно из-за него мне приходится совершать то, что навсегда отвернет от меня лик Всевышнего. Но все это лишь слова! Слова, которые говорят все проповедники в храме. Сколько вокруг ходит воров и убийц? И что? Живут они уж точно получше меня, еще и уважаемыми людьми считаются! Так что отвернувшийся лик я как-нибудь переживу. Я хочу пожить богатой и красивой жизнью. Хочу красивые наряды из дорогих тканей, хочу заморские диковинки, хочу рабов, которые будут выполнять любую мою прихоть, хочу… хочу… хочу…
И для этого всего пару раз нужно дать выпить этой удачливой свиноматке Малике настой розовой ружанки с большой концентрацией левмы и хвеи — отличное средство для вызова внутренних кровотечений, да она просто истечет кровью! Мне о нем рассказала еще моя бабка, которая таким образом дважды устраивала свою личную жизнь. Ведь это так естественно: умереть после родов. Вроде бы родила, и все хорошо, но осложнения, осложнения…Знахарки не знают, как с этим справиться, а вдовец будет рад перепоручить заботу о ребенке хоть кому-нибудь! И так кстати подвернувшаяся подруга жены станет благословением небес! А после этого заставить его на себе жениться — дело времени...
Все это пролетело в моей голове так, будто это были мои мысли и желания. Горечь подступила к горлу, понадобилось несколько секунд, чтобы немного прийти в себя и осознать, что это не мои желания, не мои мысли и не мои устремления в жизни! Всевышний, что со мной только что произошло?!
Я подняла глаза на Миру и поняла, что только что повторилось то же самое, что происходило со мной во время приготовления того знаменательного ужина, когда профессор-таки признал мои таланты. Тогда, после того как я прикоснулась к Ромичу, меня унес водоворот чужих эмоций и воспоминаний. Но то были совсем другие чувства, и я не сразу поняла, что они были не моими. Да что там не сразу?! Только сейчас! Теперь же все встало на свои места. И я, наконец, смогла понять, почему, несмотря на все хорошее, что делала для нас эта женщина, я не могла относиться к ней так, как она вроде бы заслуживала. Неужели я и вправду чертов эмпат?
Немного прибитая этим осознанием и все еще мучимая отголосками той душевной грязи, что скопила в себе Мира, я не сразу осознала, что та прямо сейчас собралась убивать мою маму!
УБИВАТЬ. МОЮ. МАМУ!
Как ошпаренная, я подпрыгнула на кровати и завопила:
— Отец! Отец!
От моего крика все вздрогнули, малыш проснулся, а в комнату ворвались отец с Киримом.
— Мама рожает! Какая уборка?! Тем более нам по дороге. — И побежала вперед, оставляя Миру позади.
Сэйре ничего даже говорить не пришлось. Увидев запыхавшуюся и всполошенную меня, она сразу же обо всем догадалась.
— Малика?
— Ага.
— Вот как чувствовала, что ей совсем скоро срок придет, но надеялась, что все же не сегодня… — причитала она, вбегая в дом, чтобы предупредить мужа, что уйдет.
По дороге я быстро рассказала что и как произошло, не забыв упомянуть, что скоро к нам должен подойти и лекарь. Мира на это недовольно поморщилась:
— Я и сама справлюсь, нечего там делать мужчинам!
Я не стала ей говорить, что она не лекарь и даже не знахарка, чтобы так уверенно это заявлять, а лишь проговорила:
— Он не будет заходить в комнату к роженице, но сможет помочь советом.
— Вот и правильно, — поддержала Сэйра. — Пусть на всякий случай будет поблизости. Я до сих пор помню, как рожала Айлу. Тогда тоже знахарки поблизости не оказалось. Думала все, отжила свое, но Всевышний миловал. И если бы в тот момент за стеной сидел хоть завалящий лекарь, я бы не так сильно переживала.
На это девушка лишь фыркнула:
— Очень удивлюсь, если твой отец позволит постороннему мужчине даже войти в дом!
Я промолчала, но про себя подумала, что отец не так глуп, чтобы отказываться даже от такой медицинской помощи.
Так и произошло. Когда я рассказала ему о том, что на подходе полковой лекарь, он лишь благодарно кивнул и, не обращая внимания на возмущенное шипение Миры, провел женщин к маме. Меня внутрь не впустили — сказали, что еще слишком мала.
Что ж, не очень-то и хотелось. Вернее, хотелось, но было страшно, особенно когда мама стонала. В этот момент очень помог профессор, который взял меня за плечи и отвел в кухню, где уже сидели Малик и Кирим с Ромичем. Отец остался у двери спальни и расхаживал из стороны в сторону. Заставить его хоть немного успокоиться и присесть не смог даже проф.
В скором времени пришел офицер с лекарем, и я поняла, что совершенно не представляю, как представлять их отцу. Но они решили эту проблему сами: офицер назвался бароном Саргайлом Веренским, капитаном эльмирантийской армии, а лекарь — Хорвусом, сыном Вуркаса. Их приход помог отцу немного успокоиться. Мужчины засели в зале, куда я принесла им чай, кофе и сладости, к которым притронулся разве что лекарь. Хотя у них профессия такая, если постоянно находиться в напряжении, то никаких сил ни моральных, ни физических не останется.
Прихлебывая чаек, он и попросил:
— Деточка, позови ко мне, пожалуйста, одну из женщин, что помогает твоей матери.
Я кивнула и тут же отправилась за Сэйрой. Звать Миру, с ее отношением к лекарям, не имело никакого смысла. Когда вошла, мама как раз отдыхала после очередной схватки, выглядела уставшей и перепуганной. Мира вытирала пот с ее лба.
— Тетя Сэйра, вас лекарь зовет. Он ждет в зале.
— Хорошо, пошли, — ответила та, освобождая пальцы из маминого захвата.
— Да-да, сейчас. Вы идите, а я немного с мамой побуду.
Я видела, что Мира хочет выставить меня за дверь, как, впрочем, и Сэйра, поэтому быстро подбежала к кровати и сама сжала мамины пальцы.
— Я не помешаю! Пожалуйста!
Женщины как по команде уставились на маму, но та, вопреки их ожиданиям, ответила согласием:
— Пусть останется. Когда Лейла рядом, мне спокойнее, — и слабо мне улыбнулась.
— Мамочка, все будет хорошо! — начала я свою жизнеутверждающую речь, когда Сэйра вышла из комнаты. Мира недовольно поджала губы.
В этот момент маму скрутила новая схватка. И я на автомате, как не раз видела в фильмах в родном земном двадцать первом-то веке, начала говорить:
— Дыши, мама, дыши! Сейчас все пройдет. — Как нужно дышать правильно, я себе представляла смутно, но старалась говорить уверенным голосом, стараясь вселить эту уверенность и в маму. — И тужься! Вот так, как будто хочешь сходить по большому. — Откуда эта мысль ко мне пришла, я уже и не помню, то ли знакомая рассказывала, как рожала, то ли где-то умудрилась вычитать. — И ноги, ноги в коленях сожми и расставь по шире. Вот! Ну чего ты так перепугалась, как будто Мамука и не ты родила?!
— Я. Только тогда я не знала, как это больно! И не так боялась последствий, — захныкала мама, у которой схватка уже закончилась.
— Ничего, немного помучаешься, и он вылезет на свет Божий, нечего бояться. Ты, главное, о себе подумай, чтобы не помереть ненароком. Сама знаешь, какие осложнения у женщин после родов бывают! Тогда-то и помирают чаще, чем во время родов, — невозмутимо толкнула речь Мира, а у меня аж в глазах потемнело от злости.
Так вот кто ей последние полтора месяца про эти самые последствия так усердно втолковывал! То-то я стала замечать, что у мамы в глазах все чаще стали появляться грусть и какая-то обреченность. Это ж на что она мою мать программирует?
Но возмутиться я не успела. Это за меня сделала Сэйра, вошедшая в комнату с ворохом пеленок и ножницами.
— Не говори глупостей, Мира! — строго сказала она, сверкнув глазами. — Иди лучше в кухню и принеси кипяченую воду!
Кипя от негодования, я обняла совсем павшую духом маму:
— Не слушай ее! У нас за стенкой настоящий лекарь сидит, он рассказывал, что в столице много раз принимал роды у женщин, и ни одна не умерла! — самозабвенно начала я сочинять. — Да-да! — видя в маминых глазах недоверие, смешанное с робкой надеждой, я поспешила сделать вброс новой информации. — Там нет таких сильных предубеждений против лекарей, и самые богатые дамы предпочитают рожать именно с ними, а не со знахарками! Так что не переживай! Все будет хорошо!
Эта речь немного приободрила маму, но ненадолго. Новая схватка и новый приступ боли вызвали слезы на ее глазах.
— Еще немного — и я возненавижу этого ребенка! Мне кажется, он специально меня мучает!
— Не говори глупостей! Ты представляешь, как моему братику сейчас самому там страшно и больно?! Он-то целых девять месяцев провел в тепле и уюте у мамы в животике, а теперь его лишили воздуха и выталкивают куда-то в холод и неизвестность!
Мама снова захныкала:
— Но почему же так больно?! В первый раз и то не так было!
На это я не знала, что ей ответить, поэтому просто положила руку на живот и почувствовала слабый ментальный отклик, полный страха.
— Мамочка, он чувствует тебя и ему тоже очень страшно. Подумай лучше, как ты его любишь, как оберегала все эти долгие девять месяцев! Подумай и пообещай себе и ему, что вы справитесь, что просто не можете не справиться, ведь вы вместе прошли такой долгий путь, чтобы сейчас сдаться!
Новая схватка, но уже совсем другой настрой.
— Ну же! Тужься! Давай!
Раздавшийся крик младенца, мамин плач облегчения и радостный возглас Сэйры «Мальчик!» слились для меня в один звук. А потом я поняла, что тоже плачу. Плачу от счастья, усталости и высвободившегося после пережитого страха облегчения. Это ведь я перед мамой старалась выглядеть уверенной, а на самом деле боялась за нее с малышом ничуть не меньше.
Сэйра обрезала и перевязала пуповину и положила новорожденного маме на грудь:
— Послед вышел полностью, так что осложнений быть не должно. Молодец, Малика, ты хорошо потрудилась, — ласково глядя на мать и дитя, проговорила Сэйра. — А теперь давай мы позаботимся о мальчугане...
После чего забрала малыша, обмыла теплой водичкой и запеленала. Потом также быстро женщины помыли и переодели маму, перестелили постель и уложили ее отдыхать.
— Отдыхай, Малика, ты заслужила. — Держа мальчика на руках, проговорила Сэйра. — Лейла, Мира, пойдемте! Дадим роженице отдохнуть.
Она вышла показать уснувшего малыша отцу. Я поцеловала маму и тоже пошла на выход, когда услышала:
— А я пока посижу рядом с Маликой. Первые сутки после родов самые опасные. Я прослежу, чтобы у нее не поднялась температура.
Мама на это лишь слабо, но благодарно улыбнулась Мире:
— Не нужно, Мира. Иди отдыхай, уже скоро рассвет, ты тоже устала.
Я же в этот момент для себя решила, что если она все же останется в комнате, то и я никуда отсюда не уйду. Но Мира, вопреки моим ожиданиям, с мамой согласилась и вслед за мной вышла из комнаты.
В доме, несмотря на поздний, хотя скорее, уже ранний час никто и не думал спать. После того как малыша определили в колыбельку, отец выставил на стол лучшее вино, женщины принесли закуски, и все принялись праздновать — в одном помещении, на чем настоял пьяный от счастья и совсем чуть-чуть от вина отец. Лишь маленький Мамук, скрутившись калачиком, заснул на диване. Глядя на него, я вдруг ощутила, как сильно устала. Веки налились свинцом и, присев с ним рядом, я также скрутилась калачиком и начала уплывать в сон. Где-то на периферии сознания слышались тосты и радостный смех. А потом кто-то с непривычным мужским запахом с примесью пороха поднял меня на руки, отнес в мою комнату и положил на кровать. Дальше я отключилась окончательно...
***
Лиза сидела на краешке парапета моста и смотрела на весенний паводок. Было жутко и немного тревожно, но наполняло какой-то мощью и даже радостью.
Внезапно ее кто-то окликнул.
— Девушка! А, девушка! А что вы там делаете? Поверьте, не случилось ничего такого, чего нельзя было бы поправить!
Лиза с удивлением обернулась и увидела щуплого молодого человека, который вышел из машины и с расширившимися от тревоги глазами смотрел на нее.
— С чего вы решили, что что-то произошло? — удивилась Лиза. — Я просто смотрю на воду.
— Да? — Молодой человек заметно удивился.
— Точно вам говорю, — улыбнулась она в ответ. — Буйство стихии в чистом виде. Сами посмотрите!
Она взмахнула рукой и показала на воду.
В этот момент она что-то увидела в воде.
— Не может быть… Смотрите, там человек! Ребенок! Да что же это такое? — Воскликнула девушка, не в силах оторвать взгляд от мелькавшей под мостом макушки, которая с угрожающей скоростью неслась вперед, то пропадая, то вновь появляясь над водой.
Молодой человек подошел поближе и, побледнев, сказал:
— А я плавать не умею.
— А я умею, но здесь же так высоко…
— Мама! Мамочка! — еле слышно донеслось снизу.
И тут все переменилось. Привычный сон, в котором я каждый раз видела последние минуты своей прошлой жизни, изменился. Я поняла, что сейчас снова в том моменте. Именно я теперешняя, а не та девушка Лиза, которой я была тогда. Только теперь я не на мосту, а в реке, которая несла меня с огромной скоростью куда-то прочь, в бездну. Единственное, что я могла в этот момент сделать, это прокричать «Мама, мамочка!»
С этими словами на устах я и проснулась. Сердце бешено колотилось, а губы беспрестанно повторяли:
— Мама… мамочка…
Не особо думая, что же я в этот самый момент делаю, я подхватилась с кровати и бросилась к той, о ком сейчас болело сердце — к маме.
В комнате, в которую я вбежала перепуганной птичкой, в свете послеобеденного солнца полулежала мама и, улыбалась, отпивала напиток, которой ей только что заботливо вручила Мира. Рядом в колыбельке посапывал малыш. Идеалистическая картина, призванная вызвать чувство умиления и спокойствия. Только почему-то у меня подобное чувство не проснулось. Возможно, виной всему был тот сон, который сегодня так разительно отличался от того, к которому я за эти годы уже так привыкла. Возможно, вызванное им же напряжение и отчаяние, однако, не осознавая себя до конца, я подбежала к кровати и, запрыгнув на нее, крепко обняла маму, стараясь притушить набежавшие на глаза слезы и то чувство непоправимости и одиночества, что охватило меня совсем недавно.
Стараясь не расплескать на меня жидкость, мама попросила Миру подержать кружку и погладила меня по голове.
— Ну что ты, Лейла? Что случилось? Тебя кто-то обидел?
Я уже хотела сказать, что нет, никто не обидел, и что это мое состояние просто от дурного сна, но в это мгновение Мира взяла меня за руку и сказала:
— Лейла, отпусти маму, ей неудобно, и нужно выпить укрепляющий настой.
Меня окатила ненависть, холодная и тщательно скрываемая.
Ненависть к Малике, которая умудрилась отхватить себе такого выгодного мужа. И пускай это выяснилось лишь сейчас, но кого это интересует? Я, такая красивая, умная и хитрая, не смогу найти здесь такого выгодного жениха. Их много, только кому нужна нищая вдова с ребенком?
Ненависть к этой малявке Лейле, которая возомнила себя непонятно кем и уже в пять лет заставила отца открыть ей собственный гостиный двор — эдакую песочницу, где она тешит свое эго и выдает чужое за свое. А как же иначе? Кто вообще может поверить в тот бред, что эта семейка так самозабвенное несет о ее талантах?
Ненависть к этому молокососу, который сумел-таки выбраться на свет, не убив при этом свою мать.
А ведь тогда все вышло бы просто замечательно!
Но больше всего меня снедала ненависть к Ратмиру. Потому что это именно из-за него мне приходится совершать то, что навсегда отвернет от меня лик Всевышнего. Но все это лишь слова! Слова, которые говорят все проповедники в храме. Сколько вокруг ходит воров и убийц? И что? Живут они уж точно получше меня, еще и уважаемыми людьми считаются! Так что отвернувшийся лик я как-нибудь переживу. Я хочу пожить богатой и красивой жизнью. Хочу красивые наряды из дорогих тканей, хочу заморские диковинки, хочу рабов, которые будут выполнять любую мою прихоть, хочу… хочу… хочу…
И для этого всего пару раз нужно дать выпить этой удачливой свиноматке Малике настой розовой ружанки с большой концентрацией левмы и хвеи — отличное средство для вызова внутренних кровотечений, да она просто истечет кровью! Мне о нем рассказала еще моя бабка, которая таким образом дважды устраивала свою личную жизнь. Ведь это так естественно: умереть после родов. Вроде бы родила, и все хорошо, но осложнения, осложнения…Знахарки не знают, как с этим справиться, а вдовец будет рад перепоручить заботу о ребенке хоть кому-нибудь! И так кстати подвернувшаяся подруга жены станет благословением небес! А после этого заставить его на себе жениться — дело времени...
Все это пролетело в моей голове так, будто это были мои мысли и желания. Горечь подступила к горлу, понадобилось несколько секунд, чтобы немного прийти в себя и осознать, что это не мои желания, не мои мысли и не мои устремления в жизни! Всевышний, что со мной только что произошло?!
Я подняла глаза на Миру и поняла, что только что повторилось то же самое, что происходило со мной во время приготовления того знаменательного ужина, когда профессор-таки признал мои таланты. Тогда, после того как я прикоснулась к Ромичу, меня унес водоворот чужих эмоций и воспоминаний. Но то были совсем другие чувства, и я не сразу поняла, что они были не моими. Да что там не сразу?! Только сейчас! Теперь же все встало на свои места. И я, наконец, смогла понять, почему, несмотря на все хорошее, что делала для нас эта женщина, я не могла относиться к ней так, как она вроде бы заслуживала. Неужели я и вправду чертов эмпат?
Немного прибитая этим осознанием и все еще мучимая отголосками той душевной грязи, что скопила в себе Мира, я не сразу осознала, что та прямо сейчас собралась убивать мою маму!
УБИВАТЬ. МОЮ. МАМУ!
Как ошпаренная, я подпрыгнула на кровати и завопила:
— Отец! Отец!
От моего крика все вздрогнули, малыш проснулся, а в комнату ворвались отец с Киримом.
