В ласионском обществе любое положение надо было сначала заслужить, причем в прямом смысле этого слова. Служение богам Шива – богине Шива и богу Шива – было неотъемлемой частью жизни всего Ласиона, в каждом городе обязательно были храмы, начиная с крошечного Дома Неба даже в самой захудалой деревушке на окраине сектора и заканчивая многочисленными Домами Солнца и Луны в больших городах. И прежде чем стать полноценным гражданином Ласиона, молодой человек или девушка должны были провести полгода в соответствующем доме. У богини Шива было два лица – Рождение и Смерть, и любая девушка несколько месяцев проводила сперва в публичном доме, а потом в больнице, ухаживая за умирающими. Бог Шива воплощал в себе Труженика и Воина, отправляя молодых людей на поля, а затем в армию. Часто такое служение затягивалось на несколько лет, пока ласионец определялся со своей первой татуировкой, которая станет его знаком полноправного гражданина. И конечно, совершенно немыслим был брак ласионской женщины и инопланетного мужчины, который ни разу в жизни не работал в поле и не отдал дань кровью за Ласион.
И несмотря на то, что в секторе Ласиона служение богам было почетно и уважаемо, для остальных жителей галактики, которые давно уже искоренили любую религию, это было странно и не всегда понятно. Земные журналисты и вовсе не задавались подобными вопросами, легкомысленно полагая, что все происходящее за пределами столицы, ну или хотя бы Земли, не имеет особого значения. Но если бы они задумались, если бы хоть на минуту поинтересовались культом Шива и традициями Ласиона, они вряд ли бы назвали такую девушку порядочной в классическом земном понимании этого слова. И тем нелепее казались бы все эти проблемы.
Медведь Гинно закончил возмущаться и ненадолго замолчал, потому что обратной стороной были законы Земной Империи, которые запрещали модификацию организма выше второй степени. А любой уважающий себя ласионец в первую очередь устанавливал себе техно-око, укреплял сухожилия, встраивал хотя бы небольшие жабры и другие приспособления для привычной и удобной жизни. И для признания брака действительным требовалось удалить все эти изменения. Медведь это понимал, и Стен это тоже понимал, но для создания сенсационной новости это не имело никакого значения.
– Уважаемый Медведь, вы знаете официальную позицию посольства по поводу этих новостей? Что собирается заявлять пресс-секретарь?
– Ну, Обезьяна уже связывался со мной и спрашивал, есть ли у меня какие-то особые пожелания, учитывая то, что мой предшественник чуть не занес лорда Сайруса в черный список. Так что у нас есть около часа, господа, чтобы найти какое-то общее решение.
Посол сектора Ласиона, фактический представитель соседского галактического союза, обладающего внушительной боевой мощью, дает им шанс повлиять на его официальное заявление. Просто Обезьяна. Не просто, а Сама Обезьяна Ласиона на Земле. Он-то надеялся просто узнать новости раньше журналистов, подготовиться, сообщить во дворец. Влиять на отношения двух многопланетных государств он не собирался. Стен задумчиво прикусил губу, он не причислял себя к дипломатам и точно не стремился к этому, но похоже, все шло именно к тому. Его бросило в жар от мысли о том, что рано или поздно он может стать принцем-консортом, если женится на Урсуле, а это уже совсем не то же самое, что быть полковником. Просто полковником. Это уже высокая политика, она уже стучится в его двери, она прямо сейчас бросает его на съедение зверям Ласиона, заставляя идти на сделку, лезть в этот долг. И по этому долгу точно выпишут счет. Или он может скормить друга шакалам из высшего общества. Надо тянуть время.
– Благодарю за оказанное доверие, предлагаю дать лорду Сайрусу шанс высказаться, все же это он центральная фигура этого происшествия. Лорд Сайрус, вы что думаете? Лорд Сайрус? С ним все в порядке?
Медведь отрывисто крикнул какой-то приказ, разобрать слов в его гортанном произношении было невозможно, да Стен даже и не пытался, он не знал ни одного ласионского диалекта, а их было не меньше двадцати. Девушка-служанка испуганно вспорхнула с низенькой табуреточки в углу и подбежала к огромному креслу, на котором полулежал лицом вниз Сайрус, широко раскинув руки на высоких подлокотниках. Мастер-татуировщик оторвался от работы и откатился на хирургическом гравикресле, чтобы, пользуясь случаем, посмотреть издалека на результат своих трудов. Дракон обрастал чешуей и научился дышать огнем, он обретал плоть и дурной характер. Но любой сказал бы, что это неживой дракон, призрак, случайно попавший из мира мертвых в мир живых.
– Лорд Сайрус изволит спать. Во время процедуры нанесения рисунка. Лорд Стенли, вы хоть понимаете, насколько это болезненно? Люди обычно теряют сознание от боли, а он изволит спать. – Медведь расхохотался. – Знаете, я, пожалуй, скажу Обезьяне, чтобы он его прикрыл. Просто ради того, чтобы иметь возможность наблюдать эту историю дальше. И не волнуйтесь, вы мне ничего не должны. Хорошее сотрудничество на долгах не строится.
Медведь был достаточно дальновидным политиком, чтобы понимать, что лучше дружить с лицом, вхожим в императорскую семью, чем просто оказывать услугу.
Стен выключил головидео. Интервью с послом Ласиона было интересным, особенно когда знаешь, что почти все в нем неправда. Обезьяна был действительно хорош на своем месте, он был умен, образован, немного ироничен и очень убедителен. Он не дал журналистам ни единой зацепки, разрушил все их логические цепочки, опроверг все предположения и направил их внимание совсем в другую сторону. На такой успех Стен даже не надеялся и до сих не вполне понимал, чем был обязан такой любезности. Но это уже произошло, и теперь можно только пожинать плоды. С чувством удовольствия от хорошо проделанной работы он вышел из кабинета и отправился спать, день был очень долгий.
Принцесса появилась неожиданно, хотя он ее совсем не ждал сегодня. Вошла в спальню и привычным жестом скинула на пол пальто, такие мелочи ее никогда не волновали, она всегда знала, что где-то поблизости есть слуги, которые поднимут и уберут на место. И по ее лицу Стен видел, что она довольна его работой. Она придерживалась соглашения и ни слова не сказала о работе, но скрывать удовлетворение и не думала. И это его, конечно, грело, он словно в теплый плед заворачивался в это ощущение ее благодарности. Он смотрел, как она снимает с себя лишнюю одежду и думал о том, что ради нее он готов на все. Он уже перешагнул зыбкие моральные границы, развязав войну на Шагаде только лишь чтобы заслужить ее одобрение, получить хоть один шанс увидеть ее улыбку. Он никогда бы не сделал ничего подобного ради любой другой женщины. Он протянул ей руку и увлек за собой на кровать. Он ее любил, любил так сильно, что сам затруднялся сказать, что было бы достаточным выражением любви. И если бы он не испытывал такого же всепоглощающего чувства к императору, то, наверное, был бы счастлив. Но он испытывал, и это грызло его изнутри, крошечный червячок сомнения точил его день за днем, уверяя, что нельзя одновременно любить двух людей.
Сайрус выключил головидео. Интервью с послом было очень познавательным, очевидно, он разбирался в реалиях земной жизни куда лучше, чем журналисты в ласионской жизни. Скоро вся эта история сама себя похоронит под грудой бездоказательных предположений, может, еще немного помусолят финансовую сторону, да и сойдет на нет. Это было хорошо. Плохо то, что он проспал весь разговор Стена и Медведя Гинно, и понятия не имел, о чем они договорились. Впрочем, он теперь лицо гражданское, и политика его не волнует. Он побрел в душ, скидывая с себя грязную одежду. Кожа горела после татуировки, и он стоял под прохладными струями воды с явным облегчением.
Грязное животное, негодное, никчемное. Мерзкая тварь, ты не заслужил ни капли этого облегчения, ни секундочки. Сделай воду горячее, еще горячее, ты должен быть наказан.
Сайрус дрожащей рукой выключил воду. Голоса становились все громче и настойчивей, сперва ему казалось, что это просто какой-то шум в ушах, последствие перелета, затем операции, да мало ли чего. Но теперь он отчетливо понимал, что они поселились в его голове, они караулили его в темноте, поджидали, когда он окажется в одиночестве. Чтобы снова раз за разом внушать ему, что он отброс рода человеческого. Чтобы в конце концов он или искалечил сам себя, или убил императора. Конечно, психиатры будут только рады принять его в свои теплые объятия, начать его изучать и лечить, пробовать на нем новые методики, сравнивать со старыми. Он умрет в уютной палате с мягкими стенами, один со своими голосами, которые будут шипеть ему в уши, будить его среди ночи, заставлять бросаться на стены. Он будет искать любую возможность заткнуть голоса, и доктора будут травить его лекарствами. Он будет искать любые острые предметы, чтобы начать себя резать, и они отнимут у него все вещи. Он будет душить себя любым куском одежды, и они разденут его донага. Он будет бросаться на стены в надежде разбить свою голову, и они его спеленают. Он будет пытаться захлебнуться едой, и они станут кормить его через капельницу.
На дрожащих ногах он вышел в спальню, не обращая внимания на то, что за ним остается лужа воды, схватил первые попавшиеся брюки из шкафа и стал надевать их прямо на мокрые ноги. Штаны липли к ногам, отказывались натягиваться, хотя объективно были ему немного велики. Кое-как он справился с брюками, схватил рубашку и резко продел руки в рукава. Некогда заниматься подбором гардероба, еще немного – и голоса его догонят, снова станут шептать прямо в мозг, подсказывать, как можно проще вскрыть себе вены или сломать руку. Усилием воли Сайрус остановился и заставил себя надеть носки, желание выбежать босиком на мороз было слишком сильно. Обувшись, он поднял с пола пальто и надел его поверх незастегнутой рубашки, дальше медлить уже не было смысла, и он выбежал из дома.
Улица встретила его привычным мелким снегопадом, снежинки были недостаточно большие и красивые, чтобы радовать глаз в вечерних сумерках, и слишком навязчивыми, чтобы их игнорировать. Они мгновенно забрались в распахнутый ворот рубашки, обжигая еще влажную кожу груди и живота, упали на мокрые черные волосы, беспорядочно спутанные после душа, таяли на протокоже головы, испещренной свежим рисунком. Он подошел к машине и дернул ручку. Конечно, лимузин был открыт, но, похоже, он забыл предупредить водителя, потому что тот выбежал с черного хода, старательно запихивая в рот остатки сэндвича и одновременно натягивая куртку. Сайрус не стал дожидаться, когда парень начнет оправдываться, и сел в машину.
– Куда прикажете? – Водитель тоже решил не заострять внимание на том, что его даже не вызвали.
– К дому Нивели. – Сайрус распахнул дверцу бара и посмотрел внутрь. Конечно, былой роскоши там не наблюдалось, все наркотики остались в далеком прошлом, никакого крепкого алкоголя тоже не было, в маленьком ящике скучало всего две бутылки вина. Лучше, чем ничего.
Они подъехали к дому Клэр так быстро, что Сайрус даже не успел привести себя в порядок, но он особо и не пытался. Распихав пару бутылок по карманам пальто, он открыл дверь машины. Водитель, безусловно, останется в машине, как это было все прошлые сутки, но ему стало жалко парня.
– Если я зайду в дом, выжди десять минут и езжай домой. Приедешь рано утром.
Сайрус подошел к двери и оперся о косяк, он был уверен, что Клэр уже в курсе его прибытия, наверняка ее самопальная охранная система просигналила ей. Ждать пришлось недолго, Клэр открыла ему дверь, на ней был все тот же серый спортивный костюм, а в руке все тот же парализатор. Не раз и не два он стоял в дверях с бутылкой вина, и ни разу ему не было нужды объяснять цель своего визита. Но все когда-то бывает в первый раз, и теперь его очередь признаваться в том, что ему страшно спать одному.
– Там что, такой сильный дождь? Чего стоишь, проходи скорей.
– Можно, я останусь у тебя? – Он с трудом выдавил из себя эти слова.
– Да можно, но… Сайрус, ты же весь мокрый! Почему? Ладно, неважно, закрывай дверь и пойдем в комнату.
Она достала из шкафа одно-единственное полотенце и протянула ему.
– Ну так ты мне расскажешь все-таки, что случилось? Почему ты мокрый пришел, и почему тебе понравилось у меня ночевать? Вряд ли это из-за дивана.
– Расскажу. Только это будет длинный рассказ. – он достал из карманов бутылки и поставил на стол. – Начинать придется издалека.
– Ну так мы и не торопимся. Кстати, открывать вино нечем, да и пить его не из чего.
– Ну, это не проблема, одолжи парализатор?
Он приставил дуло оружия к горлышку бутылки и плавно отодвинул фиксатор батареи. С легким щелчком батарея отстегнулась от ствола, а пробка неожиданно подпрыгнула и больше чем наполовину вышла из горлышка. Сайрус вернул парализатор хозяйке и вытащил пробку пальцами.
– Вот так, чему только не научишься на службе. – Он сделал глоток из горла и передал бутылку девушке. – Начинать рассказ надо издалека, и я должен сразу сказать, что не имею права рассказывать о работе. Началось все с моего экзамена на капрала, тогда случайно оказалось, что у меня врожденная резистентность ко многим стимуляторам. И по многим параметрам она превосходит условную, которая у всех остальных офицеров после прививки. Как минимум потому, что она не определяется по анализу крови. Это было… ну, или мне тогда казалось, что это очень круто, это же прямая дорога в разведку. А это даже в ИСО было на особом счету. Так что я даже не сомневался, что это моя судьба.
Он замолчал, задумчиво глотая вино и погружаясь в воспоминания. Это все было так давно, он был совсем мальчишкой, рвался наверх и из кожи вон лез, чтобы выслужиться. И очень многое из того, что он делал, было вовсе не тем, что он хотел бы рассказать своей невесте. Она сидела рядом на диване, скрестив ноги по-турецки, и внимательно слушала его, не перебивая. Она хорошо умела слушать, он бы в свои двадцать три года уже весь извелся от такой долгой паузы, несмотря на выучку в академии.
– Ну а потом я делал все, чтобы туда попасть. В положении о военной тайне есть мое спасение, я бы, наверное, просто не смог это произнести вслух. И десять лет назад я добился своего, меня отправили на Авалон. Потом была Ванилла, и Астра, и Беты один и два, и даже сектор Ласиона, но там я пробыл совсем недолго. Я почти не бывал на Земле, только вот пару лет назад, а, нет, уже теперь три года получается, я все время забываю. В общем, года три назад мне предложили место в стратегическом секторе и звание капитана авансом, мне оставалось только закончить все текущие проекты. Я согласился, работы стало в два раза больше, но это был шанс на повышение, и я уже реально был к нему готов. Тогда-то я и познакомился с тобой.
Он снова замолчал, потому что понятия не имел, как сообщить Клэр тот факт, что знакомство с ней было частью задания. Но она, похоже, придала этой паузе романтическое значение.
– Я тогда подал рапорт на восстановление прав на наследство, все было так быстро, я так боялся тебя упустить, что, возможно, где-то наломал дров. Да сейчас вот тоже, мне кажется, что я голыми руками схватил горящее дерево из костра. Я просто не могу, не имею права тебе ничего говорить, а без этого я не знаю, как все объяснить. И я балансирую на грани, потому что врать тебе я тоже не могу.
И несмотря на то, что в секторе Ласиона служение богам было почетно и уважаемо, для остальных жителей галактики, которые давно уже искоренили любую религию, это было странно и не всегда понятно. Земные журналисты и вовсе не задавались подобными вопросами, легкомысленно полагая, что все происходящее за пределами столицы, ну или хотя бы Земли, не имеет особого значения. Но если бы они задумались, если бы хоть на минуту поинтересовались культом Шива и традициями Ласиона, они вряд ли бы назвали такую девушку порядочной в классическом земном понимании этого слова. И тем нелепее казались бы все эти проблемы.
Медведь Гинно закончил возмущаться и ненадолго замолчал, потому что обратной стороной были законы Земной Империи, которые запрещали модификацию организма выше второй степени. А любой уважающий себя ласионец в первую очередь устанавливал себе техно-око, укреплял сухожилия, встраивал хотя бы небольшие жабры и другие приспособления для привычной и удобной жизни. И для признания брака действительным требовалось удалить все эти изменения. Медведь это понимал, и Стен это тоже понимал, но для создания сенсационной новости это не имело никакого значения.
– Уважаемый Медведь, вы знаете официальную позицию посольства по поводу этих новостей? Что собирается заявлять пресс-секретарь?
– Ну, Обезьяна уже связывался со мной и спрашивал, есть ли у меня какие-то особые пожелания, учитывая то, что мой предшественник чуть не занес лорда Сайруса в черный список. Так что у нас есть около часа, господа, чтобы найти какое-то общее решение.
Посол сектора Ласиона, фактический представитель соседского галактического союза, обладающего внушительной боевой мощью, дает им шанс повлиять на его официальное заявление. Просто Обезьяна. Не просто, а Сама Обезьяна Ласиона на Земле. Он-то надеялся просто узнать новости раньше журналистов, подготовиться, сообщить во дворец. Влиять на отношения двух многопланетных государств он не собирался. Стен задумчиво прикусил губу, он не причислял себя к дипломатам и точно не стремился к этому, но похоже, все шло именно к тому. Его бросило в жар от мысли о том, что рано или поздно он может стать принцем-консортом, если женится на Урсуле, а это уже совсем не то же самое, что быть полковником. Просто полковником. Это уже высокая политика, она уже стучится в его двери, она прямо сейчас бросает его на съедение зверям Ласиона, заставляя идти на сделку, лезть в этот долг. И по этому долгу точно выпишут счет. Или он может скормить друга шакалам из высшего общества. Надо тянуть время.
– Благодарю за оказанное доверие, предлагаю дать лорду Сайрусу шанс высказаться, все же это он центральная фигура этого происшествия. Лорд Сайрус, вы что думаете? Лорд Сайрус? С ним все в порядке?
Медведь отрывисто крикнул какой-то приказ, разобрать слов в его гортанном произношении было невозможно, да Стен даже и не пытался, он не знал ни одного ласионского диалекта, а их было не меньше двадцати. Девушка-служанка испуганно вспорхнула с низенькой табуреточки в углу и подбежала к огромному креслу, на котором полулежал лицом вниз Сайрус, широко раскинув руки на высоких подлокотниках. Мастер-татуировщик оторвался от работы и откатился на хирургическом гравикресле, чтобы, пользуясь случаем, посмотреть издалека на результат своих трудов. Дракон обрастал чешуей и научился дышать огнем, он обретал плоть и дурной характер. Но любой сказал бы, что это неживой дракон, призрак, случайно попавший из мира мертвых в мир живых.
– Лорд Сайрус изволит спать. Во время процедуры нанесения рисунка. Лорд Стенли, вы хоть понимаете, насколько это болезненно? Люди обычно теряют сознание от боли, а он изволит спать. – Медведь расхохотался. – Знаете, я, пожалуй, скажу Обезьяне, чтобы он его прикрыл. Просто ради того, чтобы иметь возможность наблюдать эту историю дальше. И не волнуйтесь, вы мне ничего не должны. Хорошее сотрудничество на долгах не строится.
Медведь был достаточно дальновидным политиком, чтобы понимать, что лучше дружить с лицом, вхожим в императорскую семью, чем просто оказывать услугу.
***
Стен выключил головидео. Интервью с послом Ласиона было интересным, особенно когда знаешь, что почти все в нем неправда. Обезьяна был действительно хорош на своем месте, он был умен, образован, немного ироничен и очень убедителен. Он не дал журналистам ни единой зацепки, разрушил все их логические цепочки, опроверг все предположения и направил их внимание совсем в другую сторону. На такой успех Стен даже не надеялся и до сих не вполне понимал, чем был обязан такой любезности. Но это уже произошло, и теперь можно только пожинать плоды. С чувством удовольствия от хорошо проделанной работы он вышел из кабинета и отправился спать, день был очень долгий.
Принцесса появилась неожиданно, хотя он ее совсем не ждал сегодня. Вошла в спальню и привычным жестом скинула на пол пальто, такие мелочи ее никогда не волновали, она всегда знала, что где-то поблизости есть слуги, которые поднимут и уберут на место. И по ее лицу Стен видел, что она довольна его работой. Она придерживалась соглашения и ни слова не сказала о работе, но скрывать удовлетворение и не думала. И это его, конечно, грело, он словно в теплый плед заворачивался в это ощущение ее благодарности. Он смотрел, как она снимает с себя лишнюю одежду и думал о том, что ради нее он готов на все. Он уже перешагнул зыбкие моральные границы, развязав войну на Шагаде только лишь чтобы заслужить ее одобрение, получить хоть один шанс увидеть ее улыбку. Он никогда бы не сделал ничего подобного ради любой другой женщины. Он протянул ей руку и увлек за собой на кровать. Он ее любил, любил так сильно, что сам затруднялся сказать, что было бы достаточным выражением любви. И если бы он не испытывал такого же всепоглощающего чувства к императору, то, наверное, был бы счастлив. Но он испытывал, и это грызло его изнутри, крошечный червячок сомнения точил его день за днем, уверяя, что нельзя одновременно любить двух людей.
***
Сайрус выключил головидео. Интервью с послом было очень познавательным, очевидно, он разбирался в реалиях земной жизни куда лучше, чем журналисты в ласионской жизни. Скоро вся эта история сама себя похоронит под грудой бездоказательных предположений, может, еще немного помусолят финансовую сторону, да и сойдет на нет. Это было хорошо. Плохо то, что он проспал весь разговор Стена и Медведя Гинно, и понятия не имел, о чем они договорились. Впрочем, он теперь лицо гражданское, и политика его не волнует. Он побрел в душ, скидывая с себя грязную одежду. Кожа горела после татуировки, и он стоял под прохладными струями воды с явным облегчением.
Грязное животное, негодное, никчемное. Мерзкая тварь, ты не заслужил ни капли этого облегчения, ни секундочки. Сделай воду горячее, еще горячее, ты должен быть наказан.
Сайрус дрожащей рукой выключил воду. Голоса становились все громче и настойчивей, сперва ему казалось, что это просто какой-то шум в ушах, последствие перелета, затем операции, да мало ли чего. Но теперь он отчетливо понимал, что они поселились в его голове, они караулили его в темноте, поджидали, когда он окажется в одиночестве. Чтобы снова раз за разом внушать ему, что он отброс рода человеческого. Чтобы в конце концов он или искалечил сам себя, или убил императора. Конечно, психиатры будут только рады принять его в свои теплые объятия, начать его изучать и лечить, пробовать на нем новые методики, сравнивать со старыми. Он умрет в уютной палате с мягкими стенами, один со своими голосами, которые будут шипеть ему в уши, будить его среди ночи, заставлять бросаться на стены. Он будет искать любую возможность заткнуть голоса, и доктора будут травить его лекарствами. Он будет искать любые острые предметы, чтобы начать себя резать, и они отнимут у него все вещи. Он будет душить себя любым куском одежды, и они разденут его донага. Он будет бросаться на стены в надежде разбить свою голову, и они его спеленают. Он будет пытаться захлебнуться едой, и они станут кормить его через капельницу.
На дрожащих ногах он вышел в спальню, не обращая внимания на то, что за ним остается лужа воды, схватил первые попавшиеся брюки из шкафа и стал надевать их прямо на мокрые ноги. Штаны липли к ногам, отказывались натягиваться, хотя объективно были ему немного велики. Кое-как он справился с брюками, схватил рубашку и резко продел руки в рукава. Некогда заниматься подбором гардероба, еще немного – и голоса его догонят, снова станут шептать прямо в мозг, подсказывать, как можно проще вскрыть себе вены или сломать руку. Усилием воли Сайрус остановился и заставил себя надеть носки, желание выбежать босиком на мороз было слишком сильно. Обувшись, он поднял с пола пальто и надел его поверх незастегнутой рубашки, дальше медлить уже не было смысла, и он выбежал из дома.
Улица встретила его привычным мелким снегопадом, снежинки были недостаточно большие и красивые, чтобы радовать глаз в вечерних сумерках, и слишком навязчивыми, чтобы их игнорировать. Они мгновенно забрались в распахнутый ворот рубашки, обжигая еще влажную кожу груди и живота, упали на мокрые черные волосы, беспорядочно спутанные после душа, таяли на протокоже головы, испещренной свежим рисунком. Он подошел к машине и дернул ручку. Конечно, лимузин был открыт, но, похоже, он забыл предупредить водителя, потому что тот выбежал с черного хода, старательно запихивая в рот остатки сэндвича и одновременно натягивая куртку. Сайрус не стал дожидаться, когда парень начнет оправдываться, и сел в машину.
– Куда прикажете? – Водитель тоже решил не заострять внимание на том, что его даже не вызвали.
– К дому Нивели. – Сайрус распахнул дверцу бара и посмотрел внутрь. Конечно, былой роскоши там не наблюдалось, все наркотики остались в далеком прошлом, никакого крепкого алкоголя тоже не было, в маленьком ящике скучало всего две бутылки вина. Лучше, чем ничего.
Они подъехали к дому Клэр так быстро, что Сайрус даже не успел привести себя в порядок, но он особо и не пытался. Распихав пару бутылок по карманам пальто, он открыл дверь машины. Водитель, безусловно, останется в машине, как это было все прошлые сутки, но ему стало жалко парня.
– Если я зайду в дом, выжди десять минут и езжай домой. Приедешь рано утром.
Сайрус подошел к двери и оперся о косяк, он был уверен, что Клэр уже в курсе его прибытия, наверняка ее самопальная охранная система просигналила ей. Ждать пришлось недолго, Клэр открыла ему дверь, на ней был все тот же серый спортивный костюм, а в руке все тот же парализатор. Не раз и не два он стоял в дверях с бутылкой вина, и ни разу ему не было нужды объяснять цель своего визита. Но все когда-то бывает в первый раз, и теперь его очередь признаваться в том, что ему страшно спать одному.
– Там что, такой сильный дождь? Чего стоишь, проходи скорей.
– Можно, я останусь у тебя? – Он с трудом выдавил из себя эти слова.
– Да можно, но… Сайрус, ты же весь мокрый! Почему? Ладно, неважно, закрывай дверь и пойдем в комнату.
Она достала из шкафа одно-единственное полотенце и протянула ему.
– Ну так ты мне расскажешь все-таки, что случилось? Почему ты мокрый пришел, и почему тебе понравилось у меня ночевать? Вряд ли это из-за дивана.
– Расскажу. Только это будет длинный рассказ. – он достал из карманов бутылки и поставил на стол. – Начинать придется издалека.
– Ну так мы и не торопимся. Кстати, открывать вино нечем, да и пить его не из чего.
– Ну, это не проблема, одолжи парализатор?
Он приставил дуло оружия к горлышку бутылки и плавно отодвинул фиксатор батареи. С легким щелчком батарея отстегнулась от ствола, а пробка неожиданно подпрыгнула и больше чем наполовину вышла из горлышка. Сайрус вернул парализатор хозяйке и вытащил пробку пальцами.
– Вот так, чему только не научишься на службе. – Он сделал глоток из горла и передал бутылку девушке. – Начинать рассказ надо издалека, и я должен сразу сказать, что не имею права рассказывать о работе. Началось все с моего экзамена на капрала, тогда случайно оказалось, что у меня врожденная резистентность ко многим стимуляторам. И по многим параметрам она превосходит условную, которая у всех остальных офицеров после прививки. Как минимум потому, что она не определяется по анализу крови. Это было… ну, или мне тогда казалось, что это очень круто, это же прямая дорога в разведку. А это даже в ИСО было на особом счету. Так что я даже не сомневался, что это моя судьба.
Он замолчал, задумчиво глотая вино и погружаясь в воспоминания. Это все было так давно, он был совсем мальчишкой, рвался наверх и из кожи вон лез, чтобы выслужиться. И очень многое из того, что он делал, было вовсе не тем, что он хотел бы рассказать своей невесте. Она сидела рядом на диване, скрестив ноги по-турецки, и внимательно слушала его, не перебивая. Она хорошо умела слушать, он бы в свои двадцать три года уже весь извелся от такой долгой паузы, несмотря на выучку в академии.
– Ну а потом я делал все, чтобы туда попасть. В положении о военной тайне есть мое спасение, я бы, наверное, просто не смог это произнести вслух. И десять лет назад я добился своего, меня отправили на Авалон. Потом была Ванилла, и Астра, и Беты один и два, и даже сектор Ласиона, но там я пробыл совсем недолго. Я почти не бывал на Земле, только вот пару лет назад, а, нет, уже теперь три года получается, я все время забываю. В общем, года три назад мне предложили место в стратегическом секторе и звание капитана авансом, мне оставалось только закончить все текущие проекты. Я согласился, работы стало в два раза больше, но это был шанс на повышение, и я уже реально был к нему готов. Тогда-то я и познакомился с тобой.
Он снова замолчал, потому что понятия не имел, как сообщить Клэр тот факт, что знакомство с ней было частью задания. Но она, похоже, придала этой паузе романтическое значение.
– Я тогда подал рапорт на восстановление прав на наследство, все было так быстро, я так боялся тебя упустить, что, возможно, где-то наломал дров. Да сейчас вот тоже, мне кажется, что я голыми руками схватил горящее дерево из костра. Я просто не могу, не имею права тебе ничего говорить, а без этого я не знаю, как все объяснить. И я балансирую на грани, потому что врать тебе я тоже не могу.
