Как им пришло в голову отправиться ночью в путь так близко от пустыни? Даже в городе ночью можно было встретить какую-то потерявшуюся многоножку или жука-пескоеда, а встреча с ними никогда не была приятной, а уж вдали от основного жилья это могло быть смертельно опасно.
Жрец отправил в администрацию заявку на дополнительную квоту воды и тепла, включил обогрев в соседней комнате и, наконец, поднялся с кровати. Иногда ему не хватало Зун, но он все равно был рад, что она смогла уехать. Она оказалась на удивление хорошим управляющим, смогла договориться с руководством города и космопорта, наладила взаимодействие со всеми вокруг. А затем сдала экзамен и улетела на Пси Схаа, чтобы там работать в доме Луны. И теперь, каждый раз решая все эти мелкие бытовые вопросы одним движением мысли, он вспоминал ее с благодарностью.
Потом были другие девушки, они все приходили в дом Луны как в последнее место, где их ждали. Они были побиты или обижены, они не умели читать и писать, у них не было работы, не было никаких шансов встать на ноги. Они все скатились на самое дно, и лишь самые симпатичные добывали себе кусок еды возле бара самым древним способом. Они все с таким остервенением набрасывались на этот дешевый паек, жадно запихивали в рот куски еды, даже не думая о том, смогут ли они их прожевать.
Их всех приходилось лечить. От старых и новых травм, от отвратительных кровавых вшей и других паразитов, от букетов венерических болезней и от всех прочих последствий такой жизни. Некоторые потом находили работу и уезжали в город, другие встречали партнера и создавали семью, но кто-то сбегал и пропадал навсегда в пустыне. Здесь, на Сигма Схаа, это было обыденностью.
Он потом ходил и искал их кости в окрестных песках, надеясь похоронить по-человечески, но это не всегда удавалось. Когда горожане видели за городом дымок погребального костра, они приносили ему дары, складывали в чашу для приношений кусочки пайка или какие-то мелкие вещи. И, конечно же, этим было не прожить никак, но жизнь служителя веры никогда не бывает легкой.
Жрец приготовил традиционный чай, достал ритуальные чашки и приготовился встречать гостей. Он уже слышал их шаги по глухой дороге, они остановились у самой двери, видимо, обменялись несколькими фразами, из чего жрец сделал вывод, что между паломниками есть какой-то конфликт.
Наконец, они вошли в храм, неуклюже хлопая себя по бокам, чтобы стряхнуть лишний песок. Не местные. Половина песка оказалась на полу, и путники стали активнее трясти плащами и хлопать руками. Да уж, никто из местных так бы не сделал. Снова пшикнул воздушный дворник, среагировав на порцию грязи, но дверь была уже закрыта, и весь песок поднялся вверх желтым облаком.
Гости оставили тщетные попытки отряхнуться и прошли в освещенный угол зала. Теперь тут, конечно, было уже несколько диванов и столиков, частично собранных из старой сломанной мебели. Оба сели по разные стороны от жреца, еще раз доказывая, что в их отношениях наступил разлад. Впрочем, это тоже не впервые. Иногда размолвка между супругами доходила до критической точки, когда или муж угрожал сдать жену в храм, или жена решала уйти в жрицы. Таких тоже должно было принимать, потому что Шива никогда не отказывали в милости своей, но эти обычно довольно быстро мирились и покидали дом Луны. Но лишь когда они сняли капюшоны, жрец понял, что ошибся. Это явно были отец и дочь.
Хозяин дома налил приветственный чай, придвинул кружки гостям и стал ждать. Во всем есть плюсы и минусы, и он обязан встретить каждого, и обязан выполнить просьбу и предоставить кров, но говорить гости должны сами. И если бы до этого момента жрец не догадался о том, что к нему прилетели с другой планеты, то теперь сомнений не осталось.
У мужчины не было ни защитного техно-ока, ни фибера для дыхания в пещерах, ни единого сервопривода для работы на заводе, и модификаций стража у него не было тоже. Скорее всего, он был обычным жителем ближайших планет – застаревшие жабры и татуировки какой-то рыбки на щеке. Наверное, для него здешний климат просто ужасен. А вот девушка была довольно необычной. На вид ей было не меньше девятнадцати лет, но у нее не было ни единой модификации и ни одной татуировки, только лишь след от лазера на щеке. Неужели он видит перед собой редкий пример отозванного гражданства? Насильно стереть первую тату и лишить всяческих прав мог только центральный Дом Неба подсистемы Схаа, а значит, дела их точно плохи, если они притащились сюда.
Отец довольно путанно и невпопад рассказывал про их несчастье, все повторяя, что он виноват в произошедшем, и что бывай он почаще дома, то все пошло бы не так. Но тут жрец был совсем не уверен; поглядывая на дочку, он понял, что не зря девочку опозорили лазером на пол-лица. В списке ее прегрешений числились и воровство, и вранье, и попытки побега, и вымогательство, и даже нечистоплотность при последнем уходе. Но все было не доказано, и отправить ее под суд как полноценного гражданина дом неба не смог. Похоже, верховные жрецы просто устали бороться с негодной девчонкой и отказали ей в милости Шивы. Неслыханно.
Хотя как посмотреть, если, по словам отца, он обошел все храмы в округе, и все отказали ему, то следующим этапом должно стать посещение всех храмов в подсекторе. Гость как раз перешел к той части рассказа, где ему отказали в центральном доме на Пси Схаа, и вот теперь этот разрушенный барак посреди пустыни – это единственный шанс его дочери стать гражданином Ласиона.
Сурово. Такой судьбы, пожалуй, ни одному родителю не пожелаешь, он, наверное, продал все имущество, чтобы добраться сюда. Последний шанс, потому что улететь в другой подсектор они уже точно не смогут.
Отец закончил свой горестный рассказ и с благодарностью принял очередную чашку чая. Хозяин дома Луны посмотрел на девушку и спросил ее скрипучим железным голосом:
– А что ты будешь делать, если я сейчас подпишу тебе документы на гражданскую татуировку?
– Уж точно не останусь в этой пылищи! – Она заносчиво фыркнула, как это делают подростки, не успевшие столкнуться с жесткой реальностью, и считающие, что способны на многое, если не на все. – Я улечу в земную империю, не знаю, куда именно, но да неважно! Там такая свобода у картелей, что я без труда найду, чем заняться! И это уж всяко лучше, чем ваше идиотское служение Шиве.
Очаровательно! Эта девушка совершенно не понимала, о чем говорила. Ее не примет ни один картель с таким послужным списком, в лучшем случае заставят годами драить полы или обслуживать клиентов. Ни одной приличной работы ей никак не получить. А попробуй она пойти мимо картеля или Ласионской диаспоры, как ее мгновенно уберут.
– Хорошо. – Это согласие было такой неожиданностью для несчастного отца, что тот незамедлительно бросился обнимать своего спасителя. – Но есть условие. Вы уезжаете с планеты. Совсем. Если ваша дочь не вернется к вам в течение года, то вы можете приехать и узнать, что с ней. Только так.
– Но я… – Во взгляде мужчины читалось отчаяние. Он продал все, что у него было, чтобы прилететь сюда. Он так надеялся, что сможет найти работу на заводе, тем более что он был опытный механик, и быть рядом с дочерью в эти непростые дни, поддерживать ее и помогать, чем сможет.
– Завтра утром вы отсюда уйдете, и завтра же сядете на корабль с этой планеты. Один вы уйдете или же вместе – это ваш выбор, но она сможет остаться тут только на этих условиях. У вас есть время подумать до утра.
Утро на Сигма начиналось обычно рано, чтобы успеть сделать все необходимые дела до того, как безжалостное солнце поднимется над пустыней, нагревая песок и воздух как сковородку. Когда паломник собрался уезжать, жрицы уже вовсю занимались домашними делами. Одна прибирала пол в зале от вездесущего песка, и дело ее казалось безнадежным, или даже вовсе бессмысленным. Другая полировала чем-то довольно едким металлическую посудину, чтобы та поярче блестела, в бочке, в которой не было воды. Третья жрица в кухне готовила чай к приходу гостей и гремела многочисленными стеклянными кружечками с золотым ободком. Пожалуй, это были самые дорогие предметы в этом городе, и настолько же бесполезные за пределами храма.
Мужчина немного потоптался в зале, глядя на работающих девушек, затем решительно сел на диван. Словно и не собирался уходить, просто так надел уличный плащ и сел в зале. Наверное, жрец еще не проснулся, ведь он был вынужден половину ночи заниматься гостями. Девушка с кухни принесла ему чашку чая, с легким поклоном вручила прямо в руки и присела рядом на диван. Паломник немного смутился, потому что напрочь забыл о том, что жизнь в храме всегда течет по своим законам, а последние несколько лет он дальше администрации никогда не проходил.
– Спасибо, но я тут… я не то, чтобы… я просто привез дочь…
Жрица согласно кивала головой, но с дивана не поднялась. Жизнь явно не баловала девушку, она была очень коротко и неровно подстрижена, на лице виднелись следы давнишних побоев, и храмовый халатик с трудом прикрывал старые шрамы на руках и ногах.
– Вы привезли дочь? Сюда? Вы же не с этой планеты…
– Больше было некуда. А вам тут хорошо? Жрец заботится о вас? Это же не он вас… вот это… не он? – Мужчина поводил рукой перед лицом, намекая на синяки.
В этот момент дверь на улицу открылась, и в храм вошел жрец, привычным жестом быстро и резко стряхивая лишний песок, чтобы его сразу выдуло наружу. Девушка замолчала и стала мило улыбаться, всем видом показывая свою занятость.
Паломник на мгновение засомневался в своем решении – они же его боятся, они реально его боятся! Девушки засуетились еще быстрее, словно до того праздно сидели и отдыхали. Неужели он зря сюда привез свою единственную дочь? Но если она не получит свою гражданскую татуировку, то ее вышлют из Ласиона, и он, может быть, никогда ее больше не увидит. Впрочем, дурочка только об этом и мечтала, словно ее ждали на любой обитаемой планете с распростертыми объятиями. Но что же ему делать?
– Вы должны были уехать. – Жрец снял свой плащ и отдал его на руки одной из девушек, которая сразу понесла одежду в чистку. Его собеседница вспорхнула с дивана и помчалась на кухню за еще одной чашкой чая.
– А вы что, бьете этих девушек? Почему они вас так боятся?
– Вы увидели синяки и сразу подумали на меня? И теперь вы волнуетесь за дочь? А даже если так? Если я их бью? Если я буду бить вашу дочь? И вы боитесь, что вы своими руками отдали ее в такое ужасное место. Вы ждете, что я вам скажу, что это не так. Что я никого из них и пальцем не тронул, и что у нас тут всегда мир и покой, мы лишь молитвы читаем и чай пьем. А я не скажу. Вы приехали на помойку Ласиона, не ждите здесь высоких манер. Да, иногда я их бью. И скорее всего, вашу дочь тоже буду бить. И она будет мечтать о том, чтобы отсюда сбежать куда угодно, даже чистить ваши выгребные ямы на Пси Схаа. Потому что везде лучше, чем здесь. Но вы можете забрать ее с собой, я вам проставлю добровольный отказ, и пожалуйста – уезжайте.
Паломник мог лишь молчать. Он ошеломленно смотрел на жреца, отказываясь верить своим ушам. Весь Ласион свято верил в милость Шивы и жизнь ради родины, и в каждом храме больше всего заботились о юных гражданах Ласиона, ведь именно им придется нести в будущее идею о милости Шивы. Да, порой молодым жрецам бывало трудно, и даже иногда нестерпимо горько и тяжело, но всегда рядом были хозяева дома, которые могли утешить и поддержать. И никогда ни в одном Доме Неба не практиковались телесные наказания, признанные недопустимыми по отношению к будущим гражданам, и дело было даже не в законе как таковом, а в том, что религия Шивы была основана на любви.
И это жесткое признание жреца было безусловным шоком для бедолаги-паломника, но и внезапно открытием, ведь оказалось, что далеко не все он перепробовал для любимой дочери. Эта мысль была уже кощунством, хорошо, что ее мать не дожила до этого дня, но может, и вправду это единственный способ для девочки повзрослеть и принять горькую правду жизни, ведь он не сможет ее оберегать постоянно. Мужчина грустно кивнул, выбора у него и впрямь больше не было, натянул на уставшие плечи тяжелый плащ, и, не прощаясь, вышел из храма. Яркое солнце и клубы песка, создающие бесконечную живую пелену на унылом горизонте окраины города, поглотили его без остатка.
Жрец замер перед закрытой дверью, и девушка-паломница, к этому моменту вышедшая из своей комнаты и наблюдавшая всю эту сцену с галереи второго этажа, даже подумала, что жрец жалеет о сказанном. Но это было вовсе не так. Хозяин дома включил техно-око, и перед его взором уже светилось обширное меню по всем уровням взаимодействия с органами власти и контролем за территорией. Жрец пересчитал квоту на свет и воду, запросил подтверждение отлета паломника, и, лишь убедившись, что все необходимые приготовления завершены, он объявил карантин в Доме Луны. В ответ на это погас серебристый полумесяц над входной дверью, окрасившись в красный контур, предупреждающий каждого приближающегося путника о возможной опасности. Это был стандартный протокол для Сигмы Схаа, потому что любой новый житель храма мог стать источником эпидемии.
Вновь прибывшая жрица наблюдала за всей суетой в ее честь с галереи, даже и не думая как-то помочь своим новым подругам. И лишь когда погас весь лишний свет, на кухне прекратились хлопоты вокруг огромного чайника, а все диваны были накрыты защитными чехлами, она решилась спуститься вниз. Девушки уже собрались возле единственного работающего фонаря в зале и с любопытством глядели на новенькую. Она тоже смотрела на них с нескрываемым удивлением, и каждое новое лицо еще больше укрепляло в ней разные подозрения.
Отец был не рад оставлять ее здесь одну, это не было похоже на его начальный план, в котором он хотел найти работу на Сигма Схаа и быть рядом весь срок ее служения. Она всегда была против этого, ее так сильно напрягало это постоянное его присутствие в ее жизни, но сейчас она всей кожей ощутила окружившее ее одиночество. И от этого ей стало не по себе. И еще этот странный разговор… похоже, это был не блеф, все жрицы, а их тут всего было три девушки, носили на лице однозначные следы ударов. Неужели кто-то посмел их ударить? И неужели жрец не смог их защитить? Или… не мог же он сам?
– Как тебя зовут? – Жрец появился из-за спины, совершенно бесшумно подойдя к ней почти вплотную.
– Ануш… – ей расхотелось дерзить и провоцировать жреца теперь, когда отца не было рядом.
Жрец промолчал. Затем медленно, оборот за оборотом, развернул голубую чалму, расправив в широкое полотно тонкую ткань, призванную защищать голову от перегрева и лишнего песка. Одна из девушек поспешила принять это покрывало и сложить его в аккуратный сверток, который тут же убрала в ящик высокого комода, незаметного в тени прочей мебели. Ануш не сводила глаз с лица жреца, хотя на первый взгляд ничего особенного там не было. Татуировки украшали любого жителя Ласиона, и их количество напрямую зависело от достижений гражданина. Да и шрамами мог похвастаться любой страж или охотник, да каждый юноша после службы в храме не спешил сводить знаки боевой доблести с тела. И невероятно уродливый фибер, словно железный противогаз, намертво приросший к лицу, тоже был весьма обычен для этой планеты.
Жрец отправил в администрацию заявку на дополнительную квоту воды и тепла, включил обогрев в соседней комнате и, наконец, поднялся с кровати. Иногда ему не хватало Зун, но он все равно был рад, что она смогла уехать. Она оказалась на удивление хорошим управляющим, смогла договориться с руководством города и космопорта, наладила взаимодействие со всеми вокруг. А затем сдала экзамен и улетела на Пси Схаа, чтобы там работать в доме Луны. И теперь, каждый раз решая все эти мелкие бытовые вопросы одним движением мысли, он вспоминал ее с благодарностью.
Потом были другие девушки, они все приходили в дом Луны как в последнее место, где их ждали. Они были побиты или обижены, они не умели читать и писать, у них не было работы, не было никаких шансов встать на ноги. Они все скатились на самое дно, и лишь самые симпатичные добывали себе кусок еды возле бара самым древним способом. Они все с таким остервенением набрасывались на этот дешевый паек, жадно запихивали в рот куски еды, даже не думая о том, смогут ли они их прожевать.
Их всех приходилось лечить. От старых и новых травм, от отвратительных кровавых вшей и других паразитов, от букетов венерических болезней и от всех прочих последствий такой жизни. Некоторые потом находили работу и уезжали в город, другие встречали партнера и создавали семью, но кто-то сбегал и пропадал навсегда в пустыне. Здесь, на Сигма Схаа, это было обыденностью.
Он потом ходил и искал их кости в окрестных песках, надеясь похоронить по-человечески, но это не всегда удавалось. Когда горожане видели за городом дымок погребального костра, они приносили ему дары, складывали в чашу для приношений кусочки пайка или какие-то мелкие вещи. И, конечно же, этим было не прожить никак, но жизнь служителя веры никогда не бывает легкой.
Жрец приготовил традиционный чай, достал ритуальные чашки и приготовился встречать гостей. Он уже слышал их шаги по глухой дороге, они остановились у самой двери, видимо, обменялись несколькими фразами, из чего жрец сделал вывод, что между паломниками есть какой-то конфликт.
Наконец, они вошли в храм, неуклюже хлопая себя по бокам, чтобы стряхнуть лишний песок. Не местные. Половина песка оказалась на полу, и путники стали активнее трясти плащами и хлопать руками. Да уж, никто из местных так бы не сделал. Снова пшикнул воздушный дворник, среагировав на порцию грязи, но дверь была уже закрыта, и весь песок поднялся вверх желтым облаком.
Гости оставили тщетные попытки отряхнуться и прошли в освещенный угол зала. Теперь тут, конечно, было уже несколько диванов и столиков, частично собранных из старой сломанной мебели. Оба сели по разные стороны от жреца, еще раз доказывая, что в их отношениях наступил разлад. Впрочем, это тоже не впервые. Иногда размолвка между супругами доходила до критической точки, когда или муж угрожал сдать жену в храм, или жена решала уйти в жрицы. Таких тоже должно было принимать, потому что Шива никогда не отказывали в милости своей, но эти обычно довольно быстро мирились и покидали дом Луны. Но лишь когда они сняли капюшоны, жрец понял, что ошибся. Это явно были отец и дочь.
Хозяин дома налил приветственный чай, придвинул кружки гостям и стал ждать. Во всем есть плюсы и минусы, и он обязан встретить каждого, и обязан выполнить просьбу и предоставить кров, но говорить гости должны сами. И если бы до этого момента жрец не догадался о том, что к нему прилетели с другой планеты, то теперь сомнений не осталось.
У мужчины не было ни защитного техно-ока, ни фибера для дыхания в пещерах, ни единого сервопривода для работы на заводе, и модификаций стража у него не было тоже. Скорее всего, он был обычным жителем ближайших планет – застаревшие жабры и татуировки какой-то рыбки на щеке. Наверное, для него здешний климат просто ужасен. А вот девушка была довольно необычной. На вид ей было не меньше девятнадцати лет, но у нее не было ни единой модификации и ни одной татуировки, только лишь след от лазера на щеке. Неужели он видит перед собой редкий пример отозванного гражданства? Насильно стереть первую тату и лишить всяческих прав мог только центральный Дом Неба подсистемы Схаа, а значит, дела их точно плохи, если они притащились сюда.
Отец довольно путанно и невпопад рассказывал про их несчастье, все повторяя, что он виноват в произошедшем, и что бывай он почаще дома, то все пошло бы не так. Но тут жрец был совсем не уверен; поглядывая на дочку, он понял, что не зря девочку опозорили лазером на пол-лица. В списке ее прегрешений числились и воровство, и вранье, и попытки побега, и вымогательство, и даже нечистоплотность при последнем уходе. Но все было не доказано, и отправить ее под суд как полноценного гражданина дом неба не смог. Похоже, верховные жрецы просто устали бороться с негодной девчонкой и отказали ей в милости Шивы. Неслыханно.
Хотя как посмотреть, если, по словам отца, он обошел все храмы в округе, и все отказали ему, то следующим этапом должно стать посещение всех храмов в подсекторе. Гость как раз перешел к той части рассказа, где ему отказали в центральном доме на Пси Схаа, и вот теперь этот разрушенный барак посреди пустыни – это единственный шанс его дочери стать гражданином Ласиона.
Сурово. Такой судьбы, пожалуй, ни одному родителю не пожелаешь, он, наверное, продал все имущество, чтобы добраться сюда. Последний шанс, потому что улететь в другой подсектор они уже точно не смогут.
Отец закончил свой горестный рассказ и с благодарностью принял очередную чашку чая. Хозяин дома Луны посмотрел на девушку и спросил ее скрипучим железным голосом:
– А что ты будешь делать, если я сейчас подпишу тебе документы на гражданскую татуировку?
– Уж точно не останусь в этой пылищи! – Она заносчиво фыркнула, как это делают подростки, не успевшие столкнуться с жесткой реальностью, и считающие, что способны на многое, если не на все. – Я улечу в земную империю, не знаю, куда именно, но да неважно! Там такая свобода у картелей, что я без труда найду, чем заняться! И это уж всяко лучше, чем ваше идиотское служение Шиве.
Очаровательно! Эта девушка совершенно не понимала, о чем говорила. Ее не примет ни один картель с таким послужным списком, в лучшем случае заставят годами драить полы или обслуживать клиентов. Ни одной приличной работы ей никак не получить. А попробуй она пойти мимо картеля или Ласионской диаспоры, как ее мгновенно уберут.
– Хорошо. – Это согласие было такой неожиданностью для несчастного отца, что тот незамедлительно бросился обнимать своего спасителя. – Но есть условие. Вы уезжаете с планеты. Совсем. Если ваша дочь не вернется к вам в течение года, то вы можете приехать и узнать, что с ней. Только так.
– Но я… – Во взгляде мужчины читалось отчаяние. Он продал все, что у него было, чтобы прилететь сюда. Он так надеялся, что сможет найти работу на заводе, тем более что он был опытный механик, и быть рядом с дочерью в эти непростые дни, поддерживать ее и помогать, чем сможет.
– Завтра утром вы отсюда уйдете, и завтра же сядете на корабль с этой планеты. Один вы уйдете или же вместе – это ваш выбор, но она сможет остаться тут только на этих условиях. У вас есть время подумать до утра.
Утро на Сигма начиналось обычно рано, чтобы успеть сделать все необходимые дела до того, как безжалостное солнце поднимется над пустыней, нагревая песок и воздух как сковородку. Когда паломник собрался уезжать, жрицы уже вовсю занимались домашними делами. Одна прибирала пол в зале от вездесущего песка, и дело ее казалось безнадежным, или даже вовсе бессмысленным. Другая полировала чем-то довольно едким металлическую посудину, чтобы та поярче блестела, в бочке, в которой не было воды. Третья жрица в кухне готовила чай к приходу гостей и гремела многочисленными стеклянными кружечками с золотым ободком. Пожалуй, это были самые дорогие предметы в этом городе, и настолько же бесполезные за пределами храма.
Мужчина немного потоптался в зале, глядя на работающих девушек, затем решительно сел на диван. Словно и не собирался уходить, просто так надел уличный плащ и сел в зале. Наверное, жрец еще не проснулся, ведь он был вынужден половину ночи заниматься гостями. Девушка с кухни принесла ему чашку чая, с легким поклоном вручила прямо в руки и присела рядом на диван. Паломник немного смутился, потому что напрочь забыл о том, что жизнь в храме всегда течет по своим законам, а последние несколько лет он дальше администрации никогда не проходил.
– Спасибо, но я тут… я не то, чтобы… я просто привез дочь…
Жрица согласно кивала головой, но с дивана не поднялась. Жизнь явно не баловала девушку, она была очень коротко и неровно подстрижена, на лице виднелись следы давнишних побоев, и храмовый халатик с трудом прикрывал старые шрамы на руках и ногах.
– Вы привезли дочь? Сюда? Вы же не с этой планеты…
– Больше было некуда. А вам тут хорошо? Жрец заботится о вас? Это же не он вас… вот это… не он? – Мужчина поводил рукой перед лицом, намекая на синяки.
В этот момент дверь на улицу открылась, и в храм вошел жрец, привычным жестом быстро и резко стряхивая лишний песок, чтобы его сразу выдуло наружу. Девушка замолчала и стала мило улыбаться, всем видом показывая свою занятость.
Паломник на мгновение засомневался в своем решении – они же его боятся, они реально его боятся! Девушки засуетились еще быстрее, словно до того праздно сидели и отдыхали. Неужели он зря сюда привез свою единственную дочь? Но если она не получит свою гражданскую татуировку, то ее вышлют из Ласиона, и он, может быть, никогда ее больше не увидит. Впрочем, дурочка только об этом и мечтала, словно ее ждали на любой обитаемой планете с распростертыми объятиями. Но что же ему делать?
– Вы должны были уехать. – Жрец снял свой плащ и отдал его на руки одной из девушек, которая сразу понесла одежду в чистку. Его собеседница вспорхнула с дивана и помчалась на кухню за еще одной чашкой чая.
– А вы что, бьете этих девушек? Почему они вас так боятся?
– Вы увидели синяки и сразу подумали на меня? И теперь вы волнуетесь за дочь? А даже если так? Если я их бью? Если я буду бить вашу дочь? И вы боитесь, что вы своими руками отдали ее в такое ужасное место. Вы ждете, что я вам скажу, что это не так. Что я никого из них и пальцем не тронул, и что у нас тут всегда мир и покой, мы лишь молитвы читаем и чай пьем. А я не скажу. Вы приехали на помойку Ласиона, не ждите здесь высоких манер. Да, иногда я их бью. И скорее всего, вашу дочь тоже буду бить. И она будет мечтать о том, чтобы отсюда сбежать куда угодно, даже чистить ваши выгребные ямы на Пси Схаа. Потому что везде лучше, чем здесь. Но вы можете забрать ее с собой, я вам проставлю добровольный отказ, и пожалуйста – уезжайте.
Паломник мог лишь молчать. Он ошеломленно смотрел на жреца, отказываясь верить своим ушам. Весь Ласион свято верил в милость Шивы и жизнь ради родины, и в каждом храме больше всего заботились о юных гражданах Ласиона, ведь именно им придется нести в будущее идею о милости Шивы. Да, порой молодым жрецам бывало трудно, и даже иногда нестерпимо горько и тяжело, но всегда рядом были хозяева дома, которые могли утешить и поддержать. И никогда ни в одном Доме Неба не практиковались телесные наказания, признанные недопустимыми по отношению к будущим гражданам, и дело было даже не в законе как таковом, а в том, что религия Шивы была основана на любви.
И это жесткое признание жреца было безусловным шоком для бедолаги-паломника, но и внезапно открытием, ведь оказалось, что далеко не все он перепробовал для любимой дочери. Эта мысль была уже кощунством, хорошо, что ее мать не дожила до этого дня, но может, и вправду это единственный способ для девочки повзрослеть и принять горькую правду жизни, ведь он не сможет ее оберегать постоянно. Мужчина грустно кивнул, выбора у него и впрямь больше не было, натянул на уставшие плечи тяжелый плащ, и, не прощаясь, вышел из храма. Яркое солнце и клубы песка, создающие бесконечную живую пелену на унылом горизонте окраины города, поглотили его без остатка.
Жрец замер перед закрытой дверью, и девушка-паломница, к этому моменту вышедшая из своей комнаты и наблюдавшая всю эту сцену с галереи второго этажа, даже подумала, что жрец жалеет о сказанном. Но это было вовсе не так. Хозяин дома включил техно-око, и перед его взором уже светилось обширное меню по всем уровням взаимодействия с органами власти и контролем за территорией. Жрец пересчитал квоту на свет и воду, запросил подтверждение отлета паломника, и, лишь убедившись, что все необходимые приготовления завершены, он объявил карантин в Доме Луны. В ответ на это погас серебристый полумесяц над входной дверью, окрасившись в красный контур, предупреждающий каждого приближающегося путника о возможной опасности. Это был стандартный протокол для Сигмы Схаа, потому что любой новый житель храма мог стать источником эпидемии.
Вновь прибывшая жрица наблюдала за всей суетой в ее честь с галереи, даже и не думая как-то помочь своим новым подругам. И лишь когда погас весь лишний свет, на кухне прекратились хлопоты вокруг огромного чайника, а все диваны были накрыты защитными чехлами, она решилась спуститься вниз. Девушки уже собрались возле единственного работающего фонаря в зале и с любопытством глядели на новенькую. Она тоже смотрела на них с нескрываемым удивлением, и каждое новое лицо еще больше укрепляло в ней разные подозрения.
Отец был не рад оставлять ее здесь одну, это не было похоже на его начальный план, в котором он хотел найти работу на Сигма Схаа и быть рядом весь срок ее служения. Она всегда была против этого, ее так сильно напрягало это постоянное его присутствие в ее жизни, но сейчас она всей кожей ощутила окружившее ее одиночество. И от этого ей стало не по себе. И еще этот странный разговор… похоже, это был не блеф, все жрицы, а их тут всего было три девушки, носили на лице однозначные следы ударов. Неужели кто-то посмел их ударить? И неужели жрец не смог их защитить? Или… не мог же он сам?
– Как тебя зовут? – Жрец появился из-за спины, совершенно бесшумно подойдя к ней почти вплотную.
– Ануш… – ей расхотелось дерзить и провоцировать жреца теперь, когда отца не было рядом.
Жрец промолчал. Затем медленно, оборот за оборотом, развернул голубую чалму, расправив в широкое полотно тонкую ткань, призванную защищать голову от перегрева и лишнего песка. Одна из девушек поспешила принять это покрывало и сложить его в аккуратный сверток, который тут же убрала в ящик высокого комода, незаметного в тени прочей мебели. Ануш не сводила глаз с лица жреца, хотя на первый взгляд ничего особенного там не было. Татуировки украшали любого жителя Ласиона, и их количество напрямую зависело от достижений гражданина. Да и шрамами мог похвастаться любой страж или охотник, да каждый юноша после службы в храме не спешил сводить знаки боевой доблести с тела. И невероятно уродливый фибер, словно железный противогаз, намертво приросший к лицу, тоже был весьма обычен для этой планеты.
