Неимоверным напряжением сил им удалось вырвать победы из лап самой смерти и достичь рельс на секунду раньше противника. Кто-то, бивший все это время внутри, теперь крикнул: «–– СТРЕЛЯЙ!».
Витек был убит первым же выстрелом. Пару минут назад разыгрывавший из себя белого и пушистого, а на деле же вызвавший подкрепление по радиосвязи (это откровение пришло к Тимуру именно в тот момент, когда он нажал на курок), он медленно осел на гранитной плите и, на мгновенье задержавшись в таком положении, кубарем свалился вниз, выронив пистолет. Во второго бандита Чих разом разрядил оба ствола, разорвав тому подбородок и отправив его вслед за Виктором вниз. Однако был еще третий бандит. Кайф заметил его краем сознания и в тот же момент, все чувства в нем озверели. Не сознавая толком, что делает, сталкер оттолкнул рукой Чиха и почти не целясь спустил курок.
–– Ай, блядь! Я маслину поймал!
Злобно скуля, он отступил вниз, оставив за собой темно-вишневый след. Уже находясь внизу, он, поскользнувшись, выронил:
–– Вот пидар!
На что ему тут же прилетело сверху от Чиха:
–– Да твоя мать пидар!
–– Спасибо. –– Произнес Чих, когда они оба уже сидели на вершине возле вагончика. Кайф не мог говорить, он был взволнован до крайней степени. С вершины он видел, как бандиты с выселок что-то горячо обсуждали, указывая на мост. Один из них, встав на колено о чем-то эмоционально жестикулировал с рацией. «Хотят напасть одновременно!» –– Промелькнуло в голове сталкера. Однако в этот момент со стороны автобусной остановки послышались выстрелы. Кайф лег под вагон и увидел Крыма, Дивана и еще с дюжину сталкеров, открывших нещадный огонь по бандитам. Едва заслышав его, бандиты по эту сторону насыпи поднялись с холма и роняя кал начали отходить. Бандиты по ту сторону холма были перебиты все до единого.
–– Ох ебать, как же я рад видеть ваши наглые рожи! –– Закричал Форсаж, подбежав к Дивану и обняв его. –– Вы чего, хотите к нашей славе примазаться?
–– А-а, так нам надо было не приходить?
–– Ха-ха!
Где-то с минуту они просто смеялись, кивая друг другу и успокаиваясь. Кайф и Чих в это время сходили вниз.
–– А ничего, нормально деретесь!
–– Если б не Кайф... –– Закричал Чих.
–– Молоток. –– Сказал Шар, дружески ударяя Тимура кулаком в плечо. –– Не дал в обиду шибздика! Уважуха!
–– Сидор сказал, чтоб мы держали эту точку и ферму. –– Произнес Крым, когда все успокоились. –– Вы же ее зачистили?
Шар посмотрел на Форсажа. Тот кивнул.
–– Так е, пан сталкiр.
–– Ну и збс. Примерно минут через тридцать с «Болот» и «Лощины» подойдет еще с десяток сталкеров. Может больше.
–– Это откуда у нас такие резервы?
–– Похоже в этом году немало тех, кто не накопил на Бар.
–– Зато в кое-то веке зима на Кордоне будет не скучной!
Через полчаса все произошло ровно так, как сказал Крым. Первыми на ферму подтянулась пятерка сталкеров, вышедших из «Лощины». Они шли тем же шагом, каким в сны вступал легион из одноименной песни Би-2, но при этом все время были настороже и не выпускали из рук оружия. Их появление было встречено среди сталкеров радостным гиком. Пару минут спустя подтянулись и ребята со стороны болотной тропы. Это была группа охотников. Их изможденные лица говорили о том, что в рейде они провели как минимум две недели. Тем не менее охотники приняли живейшее участие в обустройстве базы и блокпоста, как и надеялся Сидорович. Его план был таков: поскольку после повторного включения «Выжигателя» и обрубания тем самым прохода в центр на Большой Земле постепенно стал пропадать интерес к зоне, исчезло большинство заданий, с которых кормилась известная часть сталкеров и которые ранее проходили по категории "второсортных". Раздобыть красивый и желательно не фонящий камень, принести шкуру псевдособаки на чучело для какого ни будь охотника-любителя из Флориды, сделать красивое фото у химического болотца на Свалке – все эти задания канули в лету. На момент ноября тринадцатого года спросом пользовались исключительно артефакты, да части тел наиболее редких и опасных монстров, в связи с чем в зоне сократилось сначала общее количество денег, а вслед за этим и сталкеры. Попутно росли цены на еду и снаряжение, и хотя буржуи всех стран в подобных ситуациях все как один начинают повторят мантру про "рыночек порешает", Сидорович решил взять ситуацию в свои руки, миновав руку рыночную. По его задумке скидки постоянным клиентам и новая (хорошо забытая старая) база, а с ней и возможность пережить зиму, не выкладывая перед Барменом кругленькой суммы должны были привлечь на Кордон новых постояльцев. К тому же, через старые связи на Большой Земле можно рискнуть оживить пару финансовых потоков. Расчет торговца был, в общем-то верным. Многие сталкеры откликнулись на его предложение зимовки на ферме, новых заданий по весне, а также на четырнадцать блоков черного чая, которые Сидорович обещал выдать бесплатно, в качестве бонуса. Для тех, кто в силу разных причин этой зимой не позволить себе ничего, кроме мяса мутантов, вперемешку с дешевыми макаронами, подобное предложение казалось заманчивым. Таким же казалось оно и для Кайфа, который, несмотря на то, что пробыл в зоне всего три дня, уже успел съесть все запасы и теперь понимал, что привлекло сюда всех этих людей.
Еще лучше он стал их понимать в течении следующего часа, когда все они принялись за работу. Кто-то отошел в рощу и начал заготавливать дрова, Шрам, Крым и Еж потрошили плотей, убитых Форсажем, Диван и Гугл надевали на петли дверь, Чих, Тимур и сталкер из «Лощины» Град таскались туда и обратно, перенося на ферму пожитки из бункера Сидоровича, Омут притаранил откуда-то гвозди, кто-то еще тянул к костру стул... После того, как первые работы были завершены и сталкеры как следует отдохнули, одиночки взялись за дела лагерные. Охотники расположились на насыпи, пообещав охранять ее до окончания завтрашнего дня, Лепешка и Тихий принялись готовить еду, сталкеры из «Лощины» ушли распродаться. Вместе с ними Форсажем послан Тимур.
За выполнение задания, Кайф, помимо еще одного ПМ-а, который он снял с убитого им бандита вместе с черной курткой и кросами, получил от торговца килограмм сухарей, пакет с пакетами, упаковку черного перца, упаковку майонеза, одноразовый стакан с уксусом, который было велено переправить Лепешке, банку с консервированной кукурузой, сменное белье (семейники), две бутылки воды, три бича и дешевый серый рюкзак, куда все вышеописанное богатство и было сложено. Помимо этого, Тимур еще продал Сидоровичу свой телефон, за что получил от торговца восемь тысяч наличкой.
По возвращении сталкера обратно на ферму, Лепешка стал учить его готовить плоть. Майонез, стакан с уксусом и упаковка черного перца немедленно были пущены в дело. В восемь часов, сидя у костра в окружении сталкеров, как минимум часть из которых Тимур уже уверенно называл братьями, он с большим удовольствием схомячил два изжаренных куска сала, от жира которых его подбородок слегка заблестел, заел их сухарем и запил водичкой. Наевшись до отвала, между сталкерами начался один из тех разговоров, какие всегда бывают в среде мужчин – разговор о бабах. Начал его Диван и... о боже! Я ведь и забыл познакомить с ним нашего читателя! Ни слова более, исправляюсь.
Дивану было двадцать четыре и еще два месяца. У него были светло-серые волосы, взъерошенной волной уходящие от лба на затылок, коричневые глаза, маленький нос и слегка оттопыренное левое ухо. Зимой и летом он носил горчичный кожаный плащ, серый свитер и синие штаны «adidas», которые зимой сталкер пододевал под выцветшие джинсы. Диван был парнем из мема про «ниже 190 см не знакомлюсь», он был метр восемьдесят девять, с широкой грудью и малыми стопами. Как и многие дылды, начиная примерно с шестилетнего возраста, Диван начал слышать в свой адрес извечное: «–– Не шоркай, не шоркай!». Связано это было с тем, что он слишком низко поднимал ноги, когда ходил, в результате чего бесил ту часть родителей, что взбалмошней и крикливей. Вообще, в таких случаях существует ровно два способа решения проблемы: либо на всю жизнь остаться с родителями и год за годом выслушивать «не шоркай, не шоркай!», либо, дождавшись совершеннолетия, свалить от них куда подальше. Моя личная при этом рекомендация еще вдрызг разругаться, чтобы отбить у взбалмошной половины желание докучать вам в ближайшее время. Да, возможно это будет не очень приятно, возможно даже вы будете чувствовать некие угрызения совести, но все это пройдет через пару недель, а вот свобода, свобода останется. И не успеете вы и глазом моргнуть, как ваше шорканье само испариться. И не только оно. Вот что раздельное жилье животворящее с людьми делает! Диван же эту методику усовершенствовал. Он не просто свалил – он свалил в зону.
По одному из неписанных законов зоны, заведенным не им, у Дивана, как и у любого уважающего себя сталкера, была балаклава, но ее он почти никогда не носил. Подводя общее впечатление, можно с уверенностью сказать, что Диван был из тех, кого ныне зовут ауэр элифантами. Другими словами, он был из наших, из адекватных. Как и все адекватные, Диван заваривал чай только до половины (другую же половину он заливал холодной водой), а макароны перед варкой, конечно, ломал. Он принадлежал к тому типу людей, которые в силу пристрастий характера заводят одни и те же разговоры об одних и тех же предметах, и темах изо дня в день. Для Дивана таким предметом и темой служила бывшая. К чести этого сталкера стоит отметить, что разговоры в любых мужских коллективах, особенно если эти коллективы замкнуты сами в себе и, если из них полностью удалены женщины (как, собственно, и было на ферме), всегда, в конечном итоге, сводятся к двум извечным темам: политике и бабищам, между которых мелькает еще слово "говно", использование в разговоре которого всегда доставляет мужчинам известное наслаждение. Однако поскольку про всех женщин, с которыми человек имел дело на Большой Земле всем в лагере становится известно все в течении первых трех месяцев, то постепенно разговоры сводятся к политическим предпочтениям и событиям в мире. Как это часто бывает, как таковых предпочтений практически ни у кого не оказывается, а в основном у всех есть находятся стереотипы, которые озвучиваются, когда это кажется к месту и оспариваются в силу желания их оспаривать. Иногда эта сила столь велика, что ролики в стиле "Познер жестко ответил Гордону – чей Крым?" можно было бы выпускать чуть ли не каждую неделю. Другое дело – события в мире, благо на Большой Земле вечно что-нибудь да происходит. Помножте это на закрытость зоны, и вы поймете, что буквально каждый чих за Кордоном, здесь бывает обсосан обществом по несколько раз. Так вот именно Диван был той его частью, которая своими речами возвращала общество в состояние равновесия. Бывшую он вспоминал часто.
Звали ее Алиной, и Алина она была типичная. Она была рыжей, любила выкладывать посты в инсте, где под грустную музыку, на оранжево-сером фоне чередуя стирание с написание, появлялись буквы, в конечном итоге складывавшиеся как какую-нибудь неписанною мусорную мудрость, по типу любящий любит, а не любящий – нет. Гардероб ее составляли белые майки и белые же свитера, худи, которые удавалось стащить у очередного ухажера "на пару дней поносить", черные лосины и одна черная юбка, та самая, рифленая, немного перекошенная, глядя на которую сзади ты думаешь про себя: «Мне кажется, или с этой стороны немного задрано?», а глядя спереди понимаешь «Точно не кажется. Здесь не видно колен» и еще того вида трусы, про которые крестная моей знакомой, будучи боровом блистательной категории, как-то обмолвилась, забивая рот десятой ватрушкой: «–– Да ф них дафе и обофраться-то не во што!» – стринги. Со слов Дивана и со слов рассказчика Алина была редкостной дурой. Со слов Дивана это следовало из того, что она почти ничего не ела, а если и ела, то только те блюда, для приготовления которых не использовали лук, в результате чего ее прокормление приходилось Дивану в тягость. Со слов же рассказчика это следовало из того, что Алина не знала значения таких слов, как "цугцванг", "кудесник" и "готтентоты", а также не могла ответить на два вопроса: "Что легче – килограмм ваты или килограмм гвоздей?" и "Кто изобрел бикфордов шнур?", однако если начать применять критерии рассказчика налево-направо, то этак мы еще неясно до чего докатимся. Может ведь выясниться, что такие "Алины", чего дурного, присутствуют прямо среди наших читателей, а это не допустимо, поэтому лучше вернемся обратно к Дивану и скажем о нем, напоследок, еще пару слов. У него было чудесное свойство влюбляться абсолютно любых девушек, причем даже без их участия. Все, что было нужно, это ласковый взгляд и самое обычное к нему отношение. Все остальное Диван мог додумать в голове сам. Он любил, сам того не осознавая, наделять приглянувшихся девушек несуществующими в них добродетелями и приписывать им излишнюю симпатичность, что, разумеется, никогда не оканчивалось для него хорошо.
–– Так вот я и говорю, моя Алина...
Но что там было с Алиной, Кайф толком не слушал – помня о просьбе Литры он был занят киванием на рассказы Чиха, который, нагнувшись, делился с ним, какие у них в псковской области бывают огромные шакалы и как они могут погрызть крыло «Нивы» и как тяжело отбиться от них и так далее, далее... Примерно в час ночи сталкеры разошлись спать.
На следующий день над Кордоном шел дождь. Картина, в общем-то, для зоны обыденная. Постепенно на смену ему пришел сперва чичер, затем крупа и мороз, от сочетанья которых земля немного синела, затем пошли хлопья, не перестававшие падать до января. Через неделю после известной читателю перестрелки часть сталкеров переехала с фермы обратно в деревню на, как называл это Еж «зимние квартиры». Среди переехавших были и наш знакомые – Чих, Кайф, Литра, Форсаж, Шар и Крым. Они заняли второй от бункера домик справа, тот самый, с немного разрушенной крышей, в которую ветер стучался ветками. Первая тройка поселилась на чердаке, вторая же жила и спала под ними. Кайфу нравилось такое положение дел. Ему вообще нравилось проживание в зоне со всеми его мелочами и сложностями. Ему нравилось, что они заделали дыру в крыше. Как это водится у молодых заделали кое-как, или, как говорил Форсаж, этот, по словам Чиха "наглый человек снизу", каком кверху. «–– Вы только зря ухайдокали два метра рубероида и линолеума!». Какое там! Кайфу казалось, рубероид с линолеумом были счастливы. Им ведь сто процентов было приятно касаться друг друга в кривой нахлест, раз пару недель легонько отклеиваться уголком справа снизу, а также при сильных порывах ветра пропускать бодрящие сталкеров сквознячки. На все робкие попытки Литры уговорить друзей переделать заплатку, Чих, Кайф и лень отвечали: «Так даже лучше. Че ты докопался-то?». Кайфу нравился этот их частый гость – осенний, а позже переодевшийся в зимнее холод, этот визитер, умеющий быть ночным и тихим, незаметно отклеивающий уголок рубероида и дающим парням обнаружить себя только под утро высунутыми из-под одеял пятками, и громким ревизором, врывающимся в разгар спора или обеда, свистом своим заставляющий сталкеров чертыхаться, класть на служивший им столом ящик куски мяса поверх недогрызенных сухарей и наперегонки мчаться заделывать крышу.
Витек был убит первым же выстрелом. Пару минут назад разыгрывавший из себя белого и пушистого, а на деле же вызвавший подкрепление по радиосвязи (это откровение пришло к Тимуру именно в тот момент, когда он нажал на курок), он медленно осел на гранитной плите и, на мгновенье задержавшись в таком положении, кубарем свалился вниз, выронив пистолет. Во второго бандита Чих разом разрядил оба ствола, разорвав тому подбородок и отправив его вслед за Виктором вниз. Однако был еще третий бандит. Кайф заметил его краем сознания и в тот же момент, все чувства в нем озверели. Не сознавая толком, что делает, сталкер оттолкнул рукой Чиха и почти не целясь спустил курок.
–– Ай, блядь! Я маслину поймал!
Злобно скуля, он отступил вниз, оставив за собой темно-вишневый след. Уже находясь внизу, он, поскользнувшись, выронил:
–– Вот пидар!
На что ему тут же прилетело сверху от Чиха:
–– Да твоя мать пидар!
–– Спасибо. –– Произнес Чих, когда они оба уже сидели на вершине возле вагончика. Кайф не мог говорить, он был взволнован до крайней степени. С вершины он видел, как бандиты с выселок что-то горячо обсуждали, указывая на мост. Один из них, встав на колено о чем-то эмоционально жестикулировал с рацией. «Хотят напасть одновременно!» –– Промелькнуло в голове сталкера. Однако в этот момент со стороны автобусной остановки послышались выстрелы. Кайф лег под вагон и увидел Крыма, Дивана и еще с дюжину сталкеров, открывших нещадный огонь по бандитам. Едва заслышав его, бандиты по эту сторону насыпи поднялись с холма и роняя кал начали отходить. Бандиты по ту сторону холма были перебиты все до единого.
–– Ох ебать, как же я рад видеть ваши наглые рожи! –– Закричал Форсаж, подбежав к Дивану и обняв его. –– Вы чего, хотите к нашей славе примазаться?
–– А-а, так нам надо было не приходить?
–– Ха-ха!
Где-то с минуту они просто смеялись, кивая друг другу и успокаиваясь. Кайф и Чих в это время сходили вниз.
–– А ничего, нормально деретесь!
–– Если б не Кайф... –– Закричал Чих.
–– Молоток. –– Сказал Шар, дружески ударяя Тимура кулаком в плечо. –– Не дал в обиду шибздика! Уважуха!
–– Сидор сказал, чтоб мы держали эту точку и ферму. –– Произнес Крым, когда все успокоились. –– Вы же ее зачистили?
Шар посмотрел на Форсажа. Тот кивнул.
–– Так е, пан сталкiр.
–– Ну и збс. Примерно минут через тридцать с «Болот» и «Лощины» подойдет еще с десяток сталкеров. Может больше.
–– Это откуда у нас такие резервы?
–– Похоже в этом году немало тех, кто не накопил на Бар.
–– Зато в кое-то веке зима на Кордоне будет не скучной!
Через полчаса все произошло ровно так, как сказал Крым. Первыми на ферму подтянулась пятерка сталкеров, вышедших из «Лощины». Они шли тем же шагом, каким в сны вступал легион из одноименной песни Би-2, но при этом все время были настороже и не выпускали из рук оружия. Их появление было встречено среди сталкеров радостным гиком. Пару минут спустя подтянулись и ребята со стороны болотной тропы. Это была группа охотников. Их изможденные лица говорили о том, что в рейде они провели как минимум две недели. Тем не менее охотники приняли живейшее участие в обустройстве базы и блокпоста, как и надеялся Сидорович. Его план был таков: поскольку после повторного включения «Выжигателя» и обрубания тем самым прохода в центр на Большой Земле постепенно стал пропадать интерес к зоне, исчезло большинство заданий, с которых кормилась известная часть сталкеров и которые ранее проходили по категории "второсортных". Раздобыть красивый и желательно не фонящий камень, принести шкуру псевдособаки на чучело для какого ни будь охотника-любителя из Флориды, сделать красивое фото у химического болотца на Свалке – все эти задания канули в лету. На момент ноября тринадцатого года спросом пользовались исключительно артефакты, да части тел наиболее редких и опасных монстров, в связи с чем в зоне сократилось сначала общее количество денег, а вслед за этим и сталкеры. Попутно росли цены на еду и снаряжение, и хотя буржуи всех стран в подобных ситуациях все как один начинают повторят мантру про "рыночек порешает", Сидорович решил взять ситуацию в свои руки, миновав руку рыночную. По его задумке скидки постоянным клиентам и новая (хорошо забытая старая) база, а с ней и возможность пережить зиму, не выкладывая перед Барменом кругленькой суммы должны были привлечь на Кордон новых постояльцев. К тому же, через старые связи на Большой Земле можно рискнуть оживить пару финансовых потоков. Расчет торговца был, в общем-то верным. Многие сталкеры откликнулись на его предложение зимовки на ферме, новых заданий по весне, а также на четырнадцать блоков черного чая, которые Сидорович обещал выдать бесплатно, в качестве бонуса. Для тех, кто в силу разных причин этой зимой не позволить себе ничего, кроме мяса мутантов, вперемешку с дешевыми макаронами, подобное предложение казалось заманчивым. Таким же казалось оно и для Кайфа, который, несмотря на то, что пробыл в зоне всего три дня, уже успел съесть все запасы и теперь понимал, что привлекло сюда всех этих людей.
Еще лучше он стал их понимать в течении следующего часа, когда все они принялись за работу. Кто-то отошел в рощу и начал заготавливать дрова, Шрам, Крым и Еж потрошили плотей, убитых Форсажем, Диван и Гугл надевали на петли дверь, Чих, Тимур и сталкер из «Лощины» Град таскались туда и обратно, перенося на ферму пожитки из бункера Сидоровича, Омут притаранил откуда-то гвозди, кто-то еще тянул к костру стул... После того, как первые работы были завершены и сталкеры как следует отдохнули, одиночки взялись за дела лагерные. Охотники расположились на насыпи, пообещав охранять ее до окончания завтрашнего дня, Лепешка и Тихий принялись готовить еду, сталкеры из «Лощины» ушли распродаться. Вместе с ними Форсажем послан Тимур.
За выполнение задания, Кайф, помимо еще одного ПМ-а, который он снял с убитого им бандита вместе с черной курткой и кросами, получил от торговца килограмм сухарей, пакет с пакетами, упаковку черного перца, упаковку майонеза, одноразовый стакан с уксусом, который было велено переправить Лепешке, банку с консервированной кукурузой, сменное белье (семейники), две бутылки воды, три бича и дешевый серый рюкзак, куда все вышеописанное богатство и было сложено. Помимо этого, Тимур еще продал Сидоровичу свой телефон, за что получил от торговца восемь тысяч наличкой.
По возвращении сталкера обратно на ферму, Лепешка стал учить его готовить плоть. Майонез, стакан с уксусом и упаковка черного перца немедленно были пущены в дело. В восемь часов, сидя у костра в окружении сталкеров, как минимум часть из которых Тимур уже уверенно называл братьями, он с большим удовольствием схомячил два изжаренных куска сала, от жира которых его подбородок слегка заблестел, заел их сухарем и запил водичкой. Наевшись до отвала, между сталкерами начался один из тех разговоров, какие всегда бывают в среде мужчин – разговор о бабах. Начал его Диван и... о боже! Я ведь и забыл познакомить с ним нашего читателя! Ни слова более, исправляюсь.
Дивану было двадцать четыре и еще два месяца. У него были светло-серые волосы, взъерошенной волной уходящие от лба на затылок, коричневые глаза, маленький нос и слегка оттопыренное левое ухо. Зимой и летом он носил горчичный кожаный плащ, серый свитер и синие штаны «adidas», которые зимой сталкер пододевал под выцветшие джинсы. Диван был парнем из мема про «ниже 190 см не знакомлюсь», он был метр восемьдесят девять, с широкой грудью и малыми стопами. Как и многие дылды, начиная примерно с шестилетнего возраста, Диван начал слышать в свой адрес извечное: «–– Не шоркай, не шоркай!». Связано это было с тем, что он слишком низко поднимал ноги, когда ходил, в результате чего бесил ту часть родителей, что взбалмошней и крикливей. Вообще, в таких случаях существует ровно два способа решения проблемы: либо на всю жизнь остаться с родителями и год за годом выслушивать «не шоркай, не шоркай!», либо, дождавшись совершеннолетия, свалить от них куда подальше. Моя личная при этом рекомендация еще вдрызг разругаться, чтобы отбить у взбалмошной половины желание докучать вам в ближайшее время. Да, возможно это будет не очень приятно, возможно даже вы будете чувствовать некие угрызения совести, но все это пройдет через пару недель, а вот свобода, свобода останется. И не успеете вы и глазом моргнуть, как ваше шорканье само испариться. И не только оно. Вот что раздельное жилье животворящее с людьми делает! Диван же эту методику усовершенствовал. Он не просто свалил – он свалил в зону.
По одному из неписанных законов зоны, заведенным не им, у Дивана, как и у любого уважающего себя сталкера, была балаклава, но ее он почти никогда не носил. Подводя общее впечатление, можно с уверенностью сказать, что Диван был из тех, кого ныне зовут ауэр элифантами. Другими словами, он был из наших, из адекватных. Как и все адекватные, Диван заваривал чай только до половины (другую же половину он заливал холодной водой), а макароны перед варкой, конечно, ломал. Он принадлежал к тому типу людей, которые в силу пристрастий характера заводят одни и те же разговоры об одних и тех же предметах, и темах изо дня в день. Для Дивана таким предметом и темой служила бывшая. К чести этого сталкера стоит отметить, что разговоры в любых мужских коллективах, особенно если эти коллективы замкнуты сами в себе и, если из них полностью удалены женщины (как, собственно, и было на ферме), всегда, в конечном итоге, сводятся к двум извечным темам: политике и бабищам, между которых мелькает еще слово "говно", использование в разговоре которого всегда доставляет мужчинам известное наслаждение. Однако поскольку про всех женщин, с которыми человек имел дело на Большой Земле всем в лагере становится известно все в течении первых трех месяцев, то постепенно разговоры сводятся к политическим предпочтениям и событиям в мире. Как это часто бывает, как таковых предпочтений практически ни у кого не оказывается, а в основном у всех есть находятся стереотипы, которые озвучиваются, когда это кажется к месту и оспариваются в силу желания их оспаривать. Иногда эта сила столь велика, что ролики в стиле "Познер жестко ответил Гордону – чей Крым?" можно было бы выпускать чуть ли не каждую неделю. Другое дело – события в мире, благо на Большой Земле вечно что-нибудь да происходит. Помножте это на закрытость зоны, и вы поймете, что буквально каждый чих за Кордоном, здесь бывает обсосан обществом по несколько раз. Так вот именно Диван был той его частью, которая своими речами возвращала общество в состояние равновесия. Бывшую он вспоминал часто.
Звали ее Алиной, и Алина она была типичная. Она была рыжей, любила выкладывать посты в инсте, где под грустную музыку, на оранжево-сером фоне чередуя стирание с написание, появлялись буквы, в конечном итоге складывавшиеся как какую-нибудь неписанною мусорную мудрость, по типу любящий любит, а не любящий – нет. Гардероб ее составляли белые майки и белые же свитера, худи, которые удавалось стащить у очередного ухажера "на пару дней поносить", черные лосины и одна черная юбка, та самая, рифленая, немного перекошенная, глядя на которую сзади ты думаешь про себя: «Мне кажется, или с этой стороны немного задрано?», а глядя спереди понимаешь «Точно не кажется. Здесь не видно колен» и еще того вида трусы, про которые крестная моей знакомой, будучи боровом блистательной категории, как-то обмолвилась, забивая рот десятой ватрушкой: «–– Да ф них дафе и обофраться-то не во што!» – стринги. Со слов Дивана и со слов рассказчика Алина была редкостной дурой. Со слов Дивана это следовало из того, что она почти ничего не ела, а если и ела, то только те блюда, для приготовления которых не использовали лук, в результате чего ее прокормление приходилось Дивану в тягость. Со слов же рассказчика это следовало из того, что Алина не знала значения таких слов, как "цугцванг", "кудесник" и "готтентоты", а также не могла ответить на два вопроса: "Что легче – килограмм ваты или килограмм гвоздей?" и "Кто изобрел бикфордов шнур?", однако если начать применять критерии рассказчика налево-направо, то этак мы еще неясно до чего докатимся. Может ведь выясниться, что такие "Алины", чего дурного, присутствуют прямо среди наших читателей, а это не допустимо, поэтому лучше вернемся обратно к Дивану и скажем о нем, напоследок, еще пару слов. У него было чудесное свойство влюбляться абсолютно любых девушек, причем даже без их участия. Все, что было нужно, это ласковый взгляд и самое обычное к нему отношение. Все остальное Диван мог додумать в голове сам. Он любил, сам того не осознавая, наделять приглянувшихся девушек несуществующими в них добродетелями и приписывать им излишнюю симпатичность, что, разумеется, никогда не оканчивалось для него хорошо.
–– Так вот я и говорю, моя Алина...
Но что там было с Алиной, Кайф толком не слушал – помня о просьбе Литры он был занят киванием на рассказы Чиха, который, нагнувшись, делился с ним, какие у них в псковской области бывают огромные шакалы и как они могут погрызть крыло «Нивы» и как тяжело отбиться от них и так далее, далее... Примерно в час ночи сталкеры разошлись спать.
***
На следующий день над Кордоном шел дождь. Картина, в общем-то, для зоны обыденная. Постепенно на смену ему пришел сперва чичер, затем крупа и мороз, от сочетанья которых земля немного синела, затем пошли хлопья, не перестававшие падать до января. Через неделю после известной читателю перестрелки часть сталкеров переехала с фермы обратно в деревню на, как называл это Еж «зимние квартиры». Среди переехавших были и наш знакомые – Чих, Кайф, Литра, Форсаж, Шар и Крым. Они заняли второй от бункера домик справа, тот самый, с немного разрушенной крышей, в которую ветер стучался ветками. Первая тройка поселилась на чердаке, вторая же жила и спала под ними. Кайфу нравилось такое положение дел. Ему вообще нравилось проживание в зоне со всеми его мелочами и сложностями. Ему нравилось, что они заделали дыру в крыше. Как это водится у молодых заделали кое-как, или, как говорил Форсаж, этот, по словам Чиха "наглый человек снизу", каком кверху. «–– Вы только зря ухайдокали два метра рубероида и линолеума!». Какое там! Кайфу казалось, рубероид с линолеумом были счастливы. Им ведь сто процентов было приятно касаться друг друга в кривой нахлест, раз пару недель легонько отклеиваться уголком справа снизу, а также при сильных порывах ветра пропускать бодрящие сталкеров сквознячки. На все робкие попытки Литры уговорить друзей переделать заплатку, Чих, Кайф и лень отвечали: «Так даже лучше. Че ты докопался-то?». Кайфу нравился этот их частый гость – осенний, а позже переодевшийся в зимнее холод, этот визитер, умеющий быть ночным и тихим, незаметно отклеивающий уголок рубероида и дающим парням обнаружить себя только под утро высунутыми из-под одеял пятками, и громким ревизором, врывающимся в разгар спора или обеда, свистом своим заставляющий сталкеров чертыхаться, класть на служивший им столом ящик куски мяса поверх недогрызенных сухарей и наперегонки мчаться заделывать крышу.
