Он нагнулся к ней, поцеловал в лоб и сел за стол. Оля подобрала ноги на стул и поставил свою чашку на колени. Богдан откусил чебурек и посмотрел на соседнюю комнату без двери, в которой спал его сын. Они помолчали. Было слышно, как медленно Богдан жует. Затем он встал и еще тише, чем ходил на заданиях, подошел к сыну. Его Андрюша был безмятежен. Он мирно спал, держа между губ указательный палец.
–– Он снова подрос. –– Сказал Богдан, садясь обратно на стул.
–– Он уже три дня стоять пытается.
–– Да? Хм... –– Он улыбнулся куда-то внутрь себя и откусил еще чебурека. Ноги его отяжелели. –– Как же быстро время летит. Уехал-приехал, у него зубки режутся, опять уехал, он уже стоит.
Взгляд ее стал печальным, хотя улыбка еще не сошла. Он уже знал, что сейчас будет.
–– Ты не говорил с полковником?
Он собрал всю волю, какая была.
–– Пока нет.
Улыбка растаяла на ее губах.
–– Родной, –– Этот "родной" в такие момент всегда был для Богдана самым щемящим. ––, ты опять? Мы ведь с тобой все обсудили. Я не могу так. Я...
Она давно уже отложила чашку на стол и ломала руки. Он опустился перед ней на колени.
На следующее утро аэропорт Киева шумел, как всегда. Люди толкались, спотыкались, стучали пальцами в паспорта, и никто из них, вечно спешащих, не заметил, как с борта компании «AgustaWestland», приземлившегося ровно в 9:09, сошел человек с кожаным чемоданом и в белом шарфе, расшитом лавандовыми полосками. Это был наш Чарльз Дэвис. Получив указание лететь немедленно, он вылетел в Киев первым же рейсом. По словам Френсиса Кибертона в аэропорту его ожидала встреча человеком высочайшего дарования, профессионалом своего дела, который должен был ввести Чарльза в курс дела, а также отвезти того в редакцию. И Чарльза Дэвиса действительно встретили.
Прямо у трапа к нему подошел очень худой человек в кофейном пальто, с синими глазами и черными волосами, которые как будто перекосило. Он представился Игорем Глинкой, сотрудником той газеты, деятельность которой в двадцать втором году была ограничена прокуратурой России. Да, все верно. Игорь Глинка был журналистом «Радио Свободы». Это имя, конечно, совсем ничего не скажет читателям, однако некоторым из них станет немного понятней, если автор откроет им, что именно этот человек в дальнейшем будет выдавать себя за Андрея Фурдика – якобы рядового жителя Крыма и под этим именем будет писать некоторые статьи. То будет позже, когда руководство России перестанет пытаться дружить с Америкой и попытается начать дружить с головой, ну а пока Игорь Глинка просто у трапа встречал Чарльза Дэвиса
Идя с ним бок о бок, Чарльз невольно гадал, глядя на этого бесконечно говорливого человека в кофейном пальто: «Этот – профессионал?». В те дни Чарльз не мог ознакомиться с его работами и сделать вывод, профессионал он или нет, однако наши читатели могут себе это позволить. Вот лишь некоторые выдержки из его работ, которые, к слову, могут многое рассказать жителям Крыма о них самих, а также о том, как у них все устроено.
Письма крымчан: «Как из голодного края приехали»
11 августа 2019, 21:00
Андрей Фурдик
I
Автомобилей на дорогах Керчи – море, но беда в том, что по коду региона не определить, действительно ли транспорт принадлежит приезжим, или это легковушки горожан. По российским законам пока еще можно не перерегистрировать купленный хоть в Хакасии, хоть в Калининграде транспорт по месту прописки владельца. А очень бы хотелось знать, откуда понаехали эти руссо-туристо, из каких таких заброшек и тмутараканей занесло их по мосту.
В одном из керченских «Пудов», пришедших на смену украинской сети АТБ, завороженно рассматривает витрины семья, как выяснилось при посадке в авто, из Нижегородской области. Отец семейства, будто жена его год голодом морила, набрасывает в корзину несколько палок копченой колбасы, сыр, пакеты с молоком, упаковки яиц, пачки печенья, хватает под мышку огромный арбуз. Жена его тем временем отбирает в пакет явно недозрелые персики, перемещается к полкам с хлебом и берет плюшки, на которых сидел кондитер, черный и белый хлеб – причем, на все это она смотрит с таким вожделением, что кажется, будто и она провела год на диете. Их сынишку с трудом удается оторвать от батареи бутылок со сладкой водой, только поддавшись на его уговоры купить двухлитровки с надписью «Крым», в которые налита разноцветная жидкость.
Ко «Фрешу» не подъехать: все парковочные места заняты преимущественно иногородним транспортом, из которого вываливаются подгоревшие оголенные тела. Они толпами заваливают в магазин, хватают тележки и набивают их выпечкой, кулинарной продукцией, алкоголем, мороженым, минералкой, сырами, колбасой, сладкими творожками, недоспевшими сливами и персиками, на ценниках которых значится «Бахчисарай», и всей этой снедью забивают багажники. Местные, видя эту картину, комментируют, посмеиваясь: «блатные или голодные», «как из голодного края приехали».
II
Да никакой керченский пацан не опустится до того, чтобы собирать мятую алычу с дороги
Утром застаю возле дома такую картину: женщина в ярком сарафане и пляжной шляпе ползает под деревом алычи с пакетом в руках и накладывает в него собранные с асфальта ягоды. Да никакой керченский пацан не опустится до того, чтобы собирать мятую алычу с дороги. Зелень сорвать с дерева – это да, пожалуйста, спелую фруктину своровать с дерева у чужого дома – тоже в наших традициях, но, чтобы есть с асфальта мятую алычу – увольте… Увидев меня и засмущавшись, женщина говорит: «Вчера здесь столько ягод было, а сегодня…». «Идите чуть выше к дороге. Там два дерева алычи желтой растут, под ними ягод насыпалось», – объясняю ей. И она, поблагодарив, радостная, быстро побежала по дороге вверх.
Жители частного сектора поблизости моря устали реагировать на набеги отдыхающих, которые не могут спокойно пройти, чтобы что-нибудь не сорвать с растущих у домов деревьев.
III
Саранча. Сливу объели до веток, влезают на забор, чтобы дотянуться до инжира
«Саранча, – говорит мать одноклассника, чей дом стоит на углу спускающейся к дикому пляжу улицы. – Сожрали даже завяленную на солнце вишню с макушки, до которой мне не добраться. Сливу объели до веток, влезают на забор, чтобы дотянуться до инжира. В доме напротив изгородь из ежевики, так ягоду сметелили, не дав почернеть».
На соседней улице почти у каждого дома растет грецкий орех, которому еще зреть и спеть, но шаловливые ручки приезжих тянутся и к ним. «Выхожу из дома и вижу: пацанчик набивает карманы зеленым орехом, а на дороге родители его ждут, – рассказывает Людмила. – Да не жалко мне для ребенка, но говорю ему, не рви, он зеленый, горький, еще заболит живот. А он мне: «Тетенька, я никогда не видел такого, можно сорву, друзьям дома покажу».
Они с мужем постоянно повторяли, что если бы у них так деревья фруктовые росли, как у нас, то все бы обнесли и еще на базар бы вынесли
Мне мальчишку жалко стало, во двор завела и родителей его позвала. Они первый раз увидели, как виноград растет. Селфи наделали на фоне винограда, кисти зеленых ягод снимали, как диковинку. У меня в беседке блюдо с персиками стояло, угостила их, так мама мальчика чуть не расплакалась от впечатлений. Первый раз в жизни такие вкусные персики ела. Говорит, у них в Кировской области продают персики, но твердые, аж хрустят на зубах – она и думала, что это обычный вкус персика. Они с мужем постоянно повторяли, что если бы у них так деревья фруктовые росли, как у нас, за забором, то все бы обнесли и еще на базар бы вынесли».
Рассказываю это на работе, а коллега говорит: «У нас та же история. Приехали друзья мужа из Тюмени, угощаем их дарами своей дачи, в том числе и огурцами, а они не едят: не обижайтесь, мол, мы их у себя наелись. Чуть ли не насильно им в рот сунули, а они спрашивают: «Это что, огурцы? Настоящие, домашние? Почему у них такой не похожий на наши огурцы вкус?». Муж смеется: «Это ж дикие огурцы, в грунте растут».
И так далее, далее, далее. И вот с таким человеком, Чарльзу Дэвису волею случая и Кибертона выпало работать. Но тогда Чарльз ничего не знал о Глинке-Фурдике. В те дни его куда сильнее заботило то, что в результате коллизий его работы, он все никак не мог выехать в отпуск с женой и дочкой, однако Кибертон обещался уладить и этот момент.
Всем привет. РАДИО СВОБОДА - ЭТО КАЛ, ЭТО ПЛОХО. Я ЕЕ НЕ ПРОПАГАНДИРУЮ, Я ЕЙ В РОТ ТОГО САМОГО. Сорян, что так долго пишется, меня эта магистерская в могилу сводит.
Ноябрь тянулся как желатин. Числа в календаре жевали друг друга, день укорачивался, а сутки охотнее отдавали время ночи. Если раньше костер, разжигаемый в восемь, еще мог застать отсвет последних лучей, то теперь спички вспыхивали при звездном свете. Кайф, Чих и Литра продолжали жить вместе на одном чердаке. Они сдружились настолько, что даже запах одежды делили один на троих. Свободные вечера пролетали за игрой в карты. Так же парни частенько помогали заготавливать дрова и мариновать мясо кабанчиков. Один раз произошел курьезный случай – небольшой кусок мяса выпал у Кайфа из рук и приземлился на стенку ящика рядом с кастрюлей. С секунду он, Еж и Лепешка молча смотрели на мясо, а после последний, чуть насупив нос, произнес фразу, слишком самоуверенную для чернобыльской зоны.
–– Я это есть не буду.
Говоря это, он указал на мясо пальцем не касаясь его. Еще через мгновенье Кайф и Еж ржали, как лошади.
–– Ох-х-х-х, он жрать не будет, х-х-х-х!
Еж поднял мясо, подул на него, забросил в кастрюлю и быстро перемешал майонезную жижу.
–– Вот как пожарим, можешь конкретно его не есть.
Найти конкретно грязный его Лепешка и не старался.
С семнадцатого ноября залили дожди и ролики на КПК стало невозможно смотреть. Поэтому, если Кайф с Чихом не стояли на вахте, одевшись в выданные Фанатом прозрачные дождевики, выданные Фанатом, они занимали себя игрой в крестики-нолики. Спустя два дня ближайшие балки над ними стали пестреть перечеркнутыми решетками. Другими словами, на Кордоне жизнь спокойно текла в двадцатых числах. Совсем иначе дело обстояло у Чарльза Дэвиса.
Едва он семнадцатого ноября в сопровождении Глинки очутился в редакции, британец немедленно был втянут в работу. Они подъехали к одному из тех здание, главное достоинство которых заключается в их неприметном виде – за такие дома глаз не зацепляется. Еще на входе Дэвиса почувствовал, что это здание отличается от обычных редакций... чем-то. Они поднялись наверх по ступеням, богато залитых светом, прошли по коридору, обшитому сайдингом, вошли в кабинет за красной дверью. За каплевидным столом с двумя выемками под ручки на це?почках, сидело шесть человек., разложив по столешнице телефоны. Еще восьмерка бродила кругами по кабинету. В углу, на тумбочке, стоял Kyocera. Все окна, кроме самого дальнего (их было два), были закрыты ребристыми жалюзи. Помимо окна, свет поступал от двух светильников. На ненакрыом пластмассой подоконнике в один кирпич стоял лэптоп. И тут до Чарльзо дошло, что его смутило. Эта редакция была голой. Почти пустой. Он не увидел, идя вместе с Глинкой по первому этажу, все кабинеты были закрыты. Проходя мимо дверей, он не увидел в стоявших у некоторых из них урнах скомканные в шары белые листы бумаги или окурки. Не увидел даже календаря у охранника. В его первом рабочем кабинете в Скантропе висел огромный плакат времен холодной войны, изображающий Черчилля. «–– Всякий, кто способен реально мыслить, понимает, что нам предстоит долгий и трудный путь...». Многоточие уходило Черчиллю почти в рукав. Под ним Чарльза несколько раз посещали сносные заголовки. Здесь же не было ничего, ни одного свидетеля давнего существования или ведущейся долго работы. «Ну хотя бы название редакции могли бы прибить» –– С недоумением подумал он.
Присев за стол и начав слушать ломанный английский, Чарльз через какое-то время спросил у Глинки:
–– Это хорошо, да, я помогу с общей настройкой. Так, а где говоришь, мы сейчас находимся?
–– У? –– Украинец сначала не понял его.
–– Я говорю, в какой мы редакции?
–– А, это. Ну, мы в редакции телеканала «Еспресо».
–– Телеканала?
–– Да.
–– «Еспресо»?
–– Да.
–– Стой, погоди. Ты же вроде «Свобода»? И что это вообще за телеканал? Я о нем что-то ни разу не слышал.
–– М-м-м... –– Глинка пожал плечами и только слегка улыбнулся. –– Ну оно... Ты, в общем не забивай себе голову, ладно? Тебя же прислали сюда мне помогать.
–– Ну-у да-а.
–– Ну вот и славно. У нас уже заготовлен такой сюжет!.. Думаю – ты оценишь. Представь – тирания...
Но голова Чарльза все же забилась и поздно вечером семнадцатого ноября британец залез в интернет почитать про канал «Еспресо». Результат поиска поставил его в тупик – журнала «Еспресо» не существовало. Пока что.
На следующий день из гостиницы Чарльза забрал Глинка и вместе они поехали на Крещаик "подбирать ракурсы". Оставив машины за квартал от здания Верховной Рады, Чарльз и Игорь прошлись вдоль парламента вперед и назад. Несколько раз Глинка останавливался и смотрел на казавшиеся ему наилучшими места сквозь прямоугольник из соединенных больших и указательных пальцев.
–– Как думаешь, если поставить ее вот сюда?
–– Не знаю...
–– А если...
Вместе с Глинкой приехали еще пять человек. Эти носились, как угорелые. У двоих из них были пустые штативы.
–– Так, а теперь, теперь что думаешь? Отсюда будет хорошо видно?
–– Я, честно, не знаю... –– Растерянно отвечал Чарльз, а про себя думал: «Мне кто-нибудь скажет, что мы вообще будем снимать?». Однако не успевал он развести руками на один вопрос, как к нему сразу прилипало несколько новых.
–– А может здесь?
–– Что лучше, кенон?
–– Можно во-он там. Там вроде план подходящий.
–– Мне кажется тут объектив будет шататься. Смотри, какие неровности.
–– Да, но ведь...
–– Молодые хлопцы, а что происходит? –– Произнес подошедший к ним милиционер.
–– Мы телевиденье... –– Произнес один из журналистов.
–– А разрешение у вас есть?
Глинка дернул Чарльза за рукав.
–– Ходу.
–– Чего?
–– Уходим отсюда.
–– А чего он хочет?
–– Разрешение.
–– Ты ведь журналист...
–– Я-то да. Но не все здесь из «Свободы».
Им удалось отпетлять от милиции и на несколько дней они покинули центр города. Чарльза Глинка оставил в номере. «–– Я утрясу кой какие дела. Ты пока подумай, где лучше выставить камеры». Оставив Дэвису план Крещатика, Игорь уехал. Тем временем его команда снимала сюжеты на окраинах города. В них жителям столицы задавали два вопроса: "Хотите ли вы, чтобы Украина вступила в ЕС?" и "Как вы относитесь к тому, что Янукович приостановил подписание соглашение об ассоциации с Евросоюзом?". На первый вопрос многие респонденты отвечали "да". Ответы "нет", если и были, в окончательную версию сюжетов не попадали. Ответом на второй вопрос было негодование. То обстоятельство, что ассоциация с ЕС и членство в ЕС – это не одно и тоже, корреспонденты опрашиваемым не сообщали. Впоследствии ролики с их ответами каналы крутили в перерывах между дебатами Азаров и Яценюка.
В среду, двадцатого Глинка вернулся вместе с командой. Журналистские жетоны были при них. При это компания «Еспресо» все еще не существовала. Официально она, как и еще несколько телеканалов (к примеру – «Громадьское»)
–– Он снова подрос. –– Сказал Богдан, садясь обратно на стул.
–– Он уже три дня стоять пытается.
–– Да? Хм... –– Он улыбнулся куда-то внутрь себя и откусил еще чебурека. Ноги его отяжелели. –– Как же быстро время летит. Уехал-приехал, у него зубки режутся, опять уехал, он уже стоит.
Взгляд ее стал печальным, хотя улыбка еще не сошла. Он уже знал, что сейчас будет.
–– Ты не говорил с полковником?
Он собрал всю волю, какая была.
–– Пока нет.
Улыбка растаяла на ее губах.
–– Родной, –– Этот "родной" в такие момент всегда был для Богдана самым щемящим. ––, ты опять? Мы ведь с тобой все обсудили. Я не могу так. Я...
Она давно уже отложила чашку на стол и ломала руки. Он опустился перед ней на колени.
На следующее утро аэропорт Киева шумел, как всегда. Люди толкались, спотыкались, стучали пальцами в паспорта, и никто из них, вечно спешащих, не заметил, как с борта компании «AgustaWestland», приземлившегося ровно в 9:09, сошел человек с кожаным чемоданом и в белом шарфе, расшитом лавандовыми полосками. Это был наш Чарльз Дэвис. Получив указание лететь немедленно, он вылетел в Киев первым же рейсом. По словам Френсиса Кибертона в аэропорту его ожидала встреча человеком высочайшего дарования, профессионалом своего дела, который должен был ввести Чарльза в курс дела, а также отвезти того в редакцию. И Чарльза Дэвиса действительно встретили.
Прямо у трапа к нему подошел очень худой человек в кофейном пальто, с синими глазами и черными волосами, которые как будто перекосило. Он представился Игорем Глинкой, сотрудником той газеты, деятельность которой в двадцать втором году была ограничена прокуратурой России. Да, все верно. Игорь Глинка был журналистом «Радио Свободы». Это имя, конечно, совсем ничего не скажет читателям, однако некоторым из них станет немного понятней, если автор откроет им, что именно этот человек в дальнейшем будет выдавать себя за Андрея Фурдика – якобы рядового жителя Крыма и под этим именем будет писать некоторые статьи. То будет позже, когда руководство России перестанет пытаться дружить с Америкой и попытается начать дружить с головой, ну а пока Игорь Глинка просто у трапа встречал Чарльза Дэвиса
Идя с ним бок о бок, Чарльз невольно гадал, глядя на этого бесконечно говорливого человека в кофейном пальто: «Этот – профессионал?». В те дни Чарльз не мог ознакомиться с его работами и сделать вывод, профессионал он или нет, однако наши читатели могут себе это позволить. Вот лишь некоторые выдержки из его работ, которые, к слову, могут многое рассказать жителям Крыма о них самих, а также о том, как у них все устроено.
Письма крымчан: «Как из голодного края приехали»
11 августа 2019, 21:00
Андрей Фурдик
I
Автомобилей на дорогах Керчи – море, но беда в том, что по коду региона не определить, действительно ли транспорт принадлежит приезжим, или это легковушки горожан. По российским законам пока еще можно не перерегистрировать купленный хоть в Хакасии, хоть в Калининграде транспорт по месту прописки владельца. А очень бы хотелось знать, откуда понаехали эти руссо-туристо, из каких таких заброшек и тмутараканей занесло их по мосту.
В одном из керченских «Пудов», пришедших на смену украинской сети АТБ, завороженно рассматривает витрины семья, как выяснилось при посадке в авто, из Нижегородской области. Отец семейства, будто жена его год голодом морила, набрасывает в корзину несколько палок копченой колбасы, сыр, пакеты с молоком, упаковки яиц, пачки печенья, хватает под мышку огромный арбуз. Жена его тем временем отбирает в пакет явно недозрелые персики, перемещается к полкам с хлебом и берет плюшки, на которых сидел кондитер, черный и белый хлеб – причем, на все это она смотрит с таким вожделением, что кажется, будто и она провела год на диете. Их сынишку с трудом удается оторвать от батареи бутылок со сладкой водой, только поддавшись на его уговоры купить двухлитровки с надписью «Крым», в которые налита разноцветная жидкость.
Ко «Фрешу» не подъехать: все парковочные места заняты преимущественно иногородним транспортом, из которого вываливаются подгоревшие оголенные тела. Они толпами заваливают в магазин, хватают тележки и набивают их выпечкой, кулинарной продукцией, алкоголем, мороженым, минералкой, сырами, колбасой, сладкими творожками, недоспевшими сливами и персиками, на ценниках которых значится «Бахчисарай», и всей этой снедью забивают багажники. Местные, видя эту картину, комментируют, посмеиваясь: «блатные или голодные», «как из голодного края приехали».
II
Да никакой керченский пацан не опустится до того, чтобы собирать мятую алычу с дороги
Утром застаю возле дома такую картину: женщина в ярком сарафане и пляжной шляпе ползает под деревом алычи с пакетом в руках и накладывает в него собранные с асфальта ягоды. Да никакой керченский пацан не опустится до того, чтобы собирать мятую алычу с дороги. Зелень сорвать с дерева – это да, пожалуйста, спелую фруктину своровать с дерева у чужого дома – тоже в наших традициях, но, чтобы есть с асфальта мятую алычу – увольте… Увидев меня и засмущавшись, женщина говорит: «Вчера здесь столько ягод было, а сегодня…». «Идите чуть выше к дороге. Там два дерева алычи желтой растут, под ними ягод насыпалось», – объясняю ей. И она, поблагодарив, радостная, быстро побежала по дороге вверх.
Жители частного сектора поблизости моря устали реагировать на набеги отдыхающих, которые не могут спокойно пройти, чтобы что-нибудь не сорвать с растущих у домов деревьев.
III
Саранча. Сливу объели до веток, влезают на забор, чтобы дотянуться до инжира
«Саранча, – говорит мать одноклассника, чей дом стоит на углу спускающейся к дикому пляжу улицы. – Сожрали даже завяленную на солнце вишню с макушки, до которой мне не добраться. Сливу объели до веток, влезают на забор, чтобы дотянуться до инжира. В доме напротив изгородь из ежевики, так ягоду сметелили, не дав почернеть».
На соседней улице почти у каждого дома растет грецкий орех, которому еще зреть и спеть, но шаловливые ручки приезжих тянутся и к ним. «Выхожу из дома и вижу: пацанчик набивает карманы зеленым орехом, а на дороге родители его ждут, – рассказывает Людмила. – Да не жалко мне для ребенка, но говорю ему, не рви, он зеленый, горький, еще заболит живот. А он мне: «Тетенька, я никогда не видел такого, можно сорву, друзьям дома покажу».
Они с мужем постоянно повторяли, что если бы у них так деревья фруктовые росли, как у нас, то все бы обнесли и еще на базар бы вынесли
Мне мальчишку жалко стало, во двор завела и родителей его позвала. Они первый раз увидели, как виноград растет. Селфи наделали на фоне винограда, кисти зеленых ягод снимали, как диковинку. У меня в беседке блюдо с персиками стояло, угостила их, так мама мальчика чуть не расплакалась от впечатлений. Первый раз в жизни такие вкусные персики ела. Говорит, у них в Кировской области продают персики, но твердые, аж хрустят на зубах – она и думала, что это обычный вкус персика. Они с мужем постоянно повторяли, что если бы у них так деревья фруктовые росли, как у нас, за забором, то все бы обнесли и еще на базар бы вынесли».
Рассказываю это на работе, а коллега говорит: «У нас та же история. Приехали друзья мужа из Тюмени, угощаем их дарами своей дачи, в том числе и огурцами, а они не едят: не обижайтесь, мол, мы их у себя наелись. Чуть ли не насильно им в рот сунули, а они спрашивают: «Это что, огурцы? Настоящие, домашние? Почему у них такой не похожий на наши огурцы вкус?». Муж смеется: «Это ж дикие огурцы, в грунте растут».
И так далее, далее, далее. И вот с таким человеком, Чарльзу Дэвису волею случая и Кибертона выпало работать. Но тогда Чарльз ничего не знал о Глинке-Фурдике. В те дни его куда сильнее заботило то, что в результате коллизий его работы, он все никак не мог выехать в отпуск с женой и дочкой, однако Кибертон обещался уладить и этот момент.
***
Всем привет. РАДИО СВОБОДА - ЭТО КАЛ, ЭТО ПЛОХО. Я ЕЕ НЕ ПРОПАГАНДИРУЮ, Я ЕЙ В РОТ ТОГО САМОГО. Сорян, что так долго пишется, меня эта магистерская в могилу сводит.
***
Ноябрь тянулся как желатин. Числа в календаре жевали друг друга, день укорачивался, а сутки охотнее отдавали время ночи. Если раньше костер, разжигаемый в восемь, еще мог застать отсвет последних лучей, то теперь спички вспыхивали при звездном свете. Кайф, Чих и Литра продолжали жить вместе на одном чердаке. Они сдружились настолько, что даже запах одежды делили один на троих. Свободные вечера пролетали за игрой в карты. Так же парни частенько помогали заготавливать дрова и мариновать мясо кабанчиков. Один раз произошел курьезный случай – небольшой кусок мяса выпал у Кайфа из рук и приземлился на стенку ящика рядом с кастрюлей. С секунду он, Еж и Лепешка молча смотрели на мясо, а после последний, чуть насупив нос, произнес фразу, слишком самоуверенную для чернобыльской зоны.
–– Я это есть не буду.
Говоря это, он указал на мясо пальцем не касаясь его. Еще через мгновенье Кайф и Еж ржали, как лошади.
–– Ох-х-х-х, он жрать не будет, х-х-х-х!
Еж поднял мясо, подул на него, забросил в кастрюлю и быстро перемешал майонезную жижу.
–– Вот как пожарим, можешь конкретно его не есть.
Найти конкретно грязный его Лепешка и не старался.
С семнадцатого ноября залили дожди и ролики на КПК стало невозможно смотреть. Поэтому, если Кайф с Чихом не стояли на вахте, одевшись в выданные Фанатом прозрачные дождевики, выданные Фанатом, они занимали себя игрой в крестики-нолики. Спустя два дня ближайшие балки над ними стали пестреть перечеркнутыми решетками. Другими словами, на Кордоне жизнь спокойно текла в двадцатых числах. Совсем иначе дело обстояло у Чарльза Дэвиса.
Едва он семнадцатого ноября в сопровождении Глинки очутился в редакции, британец немедленно был втянут в работу. Они подъехали к одному из тех здание, главное достоинство которых заключается в их неприметном виде – за такие дома глаз не зацепляется. Еще на входе Дэвиса почувствовал, что это здание отличается от обычных редакций... чем-то. Они поднялись наверх по ступеням, богато залитых светом, прошли по коридору, обшитому сайдингом, вошли в кабинет за красной дверью. За каплевидным столом с двумя выемками под ручки на це?почках, сидело шесть человек., разложив по столешнице телефоны. Еще восьмерка бродила кругами по кабинету. В углу, на тумбочке, стоял Kyocera. Все окна, кроме самого дальнего (их было два), были закрыты ребристыми жалюзи. Помимо окна, свет поступал от двух светильников. На ненакрыом пластмассой подоконнике в один кирпич стоял лэптоп. И тут до Чарльзо дошло, что его смутило. Эта редакция была голой. Почти пустой. Он не увидел, идя вместе с Глинкой по первому этажу, все кабинеты были закрыты. Проходя мимо дверей, он не увидел в стоявших у некоторых из них урнах скомканные в шары белые листы бумаги или окурки. Не увидел даже календаря у охранника. В его первом рабочем кабинете в Скантропе висел огромный плакат времен холодной войны, изображающий Черчилля. «–– Всякий, кто способен реально мыслить, понимает, что нам предстоит долгий и трудный путь...». Многоточие уходило Черчиллю почти в рукав. Под ним Чарльза несколько раз посещали сносные заголовки. Здесь же не было ничего, ни одного свидетеля давнего существования или ведущейся долго работы. «Ну хотя бы название редакции могли бы прибить» –– С недоумением подумал он.
Присев за стол и начав слушать ломанный английский, Чарльз через какое-то время спросил у Глинки:
–– Это хорошо, да, я помогу с общей настройкой. Так, а где говоришь, мы сейчас находимся?
–– У? –– Украинец сначала не понял его.
–– Я говорю, в какой мы редакции?
–– А, это. Ну, мы в редакции телеканала «Еспресо».
–– Телеканала?
–– Да.
–– «Еспресо»?
–– Да.
–– Стой, погоди. Ты же вроде «Свобода»? И что это вообще за телеканал? Я о нем что-то ни разу не слышал.
–– М-м-м... –– Глинка пожал плечами и только слегка улыбнулся. –– Ну оно... Ты, в общем не забивай себе голову, ладно? Тебя же прислали сюда мне помогать.
–– Ну-у да-а.
–– Ну вот и славно. У нас уже заготовлен такой сюжет!.. Думаю – ты оценишь. Представь – тирания...
Но голова Чарльза все же забилась и поздно вечером семнадцатого ноября британец залез в интернет почитать про канал «Еспресо». Результат поиска поставил его в тупик – журнала «Еспресо» не существовало. Пока что.
На следующий день из гостиницы Чарльза забрал Глинка и вместе они поехали на Крещаик "подбирать ракурсы". Оставив машины за квартал от здания Верховной Рады, Чарльз и Игорь прошлись вдоль парламента вперед и назад. Несколько раз Глинка останавливался и смотрел на казавшиеся ему наилучшими места сквозь прямоугольник из соединенных больших и указательных пальцев.
–– Как думаешь, если поставить ее вот сюда?
–– Не знаю...
–– А если...
Вместе с Глинкой приехали еще пять человек. Эти носились, как угорелые. У двоих из них были пустые штативы.
–– Так, а теперь, теперь что думаешь? Отсюда будет хорошо видно?
–– Я, честно, не знаю... –– Растерянно отвечал Чарльз, а про себя думал: «Мне кто-нибудь скажет, что мы вообще будем снимать?». Однако не успевал он развести руками на один вопрос, как к нему сразу прилипало несколько новых.
–– А может здесь?
–– Что лучше, кенон?
–– Можно во-он там. Там вроде план подходящий.
–– Мне кажется тут объектив будет шататься. Смотри, какие неровности.
–– Да, но ведь...
–– Молодые хлопцы, а что происходит? –– Произнес подошедший к ним милиционер.
–– Мы телевиденье... –– Произнес один из журналистов.
–– А разрешение у вас есть?
Глинка дернул Чарльза за рукав.
–– Ходу.
–– Чего?
–– Уходим отсюда.
–– А чего он хочет?
–– Разрешение.
–– Ты ведь журналист...
–– Я-то да. Но не все здесь из «Свободы».
Им удалось отпетлять от милиции и на несколько дней они покинули центр города. Чарльза Глинка оставил в номере. «–– Я утрясу кой какие дела. Ты пока подумай, где лучше выставить камеры». Оставив Дэвису план Крещатика, Игорь уехал. Тем временем его команда снимала сюжеты на окраинах города. В них жителям столицы задавали два вопроса: "Хотите ли вы, чтобы Украина вступила в ЕС?" и "Как вы относитесь к тому, что Янукович приостановил подписание соглашение об ассоциации с Евросоюзом?". На первый вопрос многие респонденты отвечали "да". Ответы "нет", если и были, в окончательную версию сюжетов не попадали. Ответом на второй вопрос было негодование. То обстоятельство, что ассоциация с ЕС и членство в ЕС – это не одно и тоже, корреспонденты опрашиваемым не сообщали. Впоследствии ролики с их ответами каналы крутили в перерывах между дебатами Азаров и Яценюка.
В среду, двадцатого Глинка вернулся вместе с командой. Журналистские жетоны были при них. При это компания «Еспресо» все еще не существовала. Официально она, как и еще несколько телеканалов (к примеру – «Громадьское»)
