–– Ну... В общем-то все. Расходитесь. Спасибо за расторопность и намерения, идущие, несомненно, от добрых сердец.
Это сказал Ескандер Ричардсо?н – самый невзрачный лейтенант легиона. Но вот вторым лейтенантом был Фрол Паску?до. Фрол Паскудо был любимцем Курта Пибади Бегсена. В пятнадцать лет он с отличием окончил прикладную гимназию. Имея на руках аттестат об умах, он захотел пробиться в военные и поступил в часовой корпус. Пунктуальный и безошибочный, он быстро обогнал по учебе остальных сверстников, а совместно с успехом взрастала и его заносчивость – Фрол изменялся. Из открытого и дружелюбного человека, как-то названного встречной девочкой, которой он, видимо, приглянулся, «камертинским крендельком» (ибо все знают, что нет на Устре-6 более сладкой и сдобной выпечки, чем камертинский кренделек), он постепенно превратился в высокомерного кренделя, предпочитавшего сиюминутной перспективе только перспективу долгоиграющую, а крепкой дружбе выгодное знакомство. Он стал замкнут, не вежлив и горделив. Успехи и последовавшее после часового корпуса блестящее назначение только усилили его самомнение. По распределению – игре случая, он попал под верховодство Курта Изюмского.
Во всей Империи не было более подходивших друг другу людей и если бы в среде военных светская болтовня приживалась бы также, как в городской, то по легионам давно бы ходил уже афоризм: «Курт и Фрол схожи, как змея и ее кожа». Фрол всегда льстил полковнику Бегсену. Довольно скоро переняв у Зейми манеру возводить его в генералы, он получил таким образом сперва расположение, а затем и всего полковника целиком. Не бывало учений, где бы они не были в месте, не было поручений Бегсена, каких бы Фрол не взялся бы выполнять, не существовало в штабе карт, составленных Бегсеном, которых бы Паскудо не похвалил. Естественно, Фрол учувствовал во всех интригах, развязанных его покровителем против Укаризо Мура. И победу над ним они тоже отпраздновали вдвоем: заперевшись в покоях полковника, они с нескрываемым удовольствием откупорили шампэ, опорожняя один за другим фужеры, обгладывая нежнейшие шашлы, покрытые соусом булагрэ и молотым листом шафрана. Преисполненный искрящейся радости, полковник уже похлопывал по плечу Паскудо, рисуя перед тем все плюсы будущей службы при нем в капитанах. Золотокудрый стервец, кивая, лишь делал вид, что пьет на равных и его глаза, цвета омытых в ручье сапфиров, оставались столь же блестевшими от удовольствия, сколь и верно оценивавшими обстановку.
И вот он-то и подал голос, когда первые из легионеров уже начали отворачиваться:
–– Идите домой, старички! Подумайте сами, ну какая в вас польза? Полковник вот-вот сделается генералом, я – капитаном при нем. Чего еще нужно с таким командованием? По пути мы уже рекрутировали около двух сотен подходящих бойцов. Отбором занимался я лично! В пути к нам обязательно примкнут новые добровольцы – сильные и здоровые, молодые. И пользы от них будет всяко больше, чем от вас. Что у вас, опыт? Где ему против легкости и маневренности? Разве можно подобного требовать от ваших костей? Под предводительством Бегсена нам предстоит легкая прогулка до воссоединения с этим Юнеаком Огло, полковником, получавшем все свои чины ошибочно, не знающим ни стратегии, ни военного такта. Там, где Бенегсен наступает, Юнеак Огло прячется и раздумывает, там, где Бегсен берет ситуацию под свой контроль, он отдается на милость хаоса, там, где Юнеак бежит, теряя войска, Бегсен одерживает значительные победы! По информации, достоверность которой во мне не вызывает сомнений, Огло проиграл силам, сравнимым с его легионом. Теперь же силы врага потрепаны. В наших руках достаточно средства и мощи. Нам доступны все войска в прямой досягаемости, только позови! Походом руководит Курт Пибади Бегсен, а это значит... Сама победа в наших руках. Говорю вам, когда мы вернемся, неся на плечах ликование спасенных нами людей, мы еще вместе посмеемся над тем, как эту проблему не удалось задушить в зародыше. Смело теряйтесь! Вы здесь не нужны.
Никогда еще легионеры не слышали речей столь ядовитых, преисполненных самомнения. В основном это была удача шестого – его непрестижность, отваживавшая от него почти всю столичную густокровную накипь и потому офицерами в нем в основном становились простые, часто обедневшие дворяне, тертые, как скала. Однако ничто не остается вечным в военной машине. И они – бывшие ее механизмы, теперь ненужные и, извлеченные из нее, вынуждены были наблюдать за ее пробным пуском без них. Внешне все вроде бы работало.
Повздыхав, легионеры подошли к Укаризо. Несколько минут они жали ему руки, говоря одновременно, создавая при этом умилительный шум, шум затихающей, но еще не затихшей жизни. Наконец, над лагерем раздался призыв к выступлению. Палатки, разбитые в минимальном количестве, спешно сворачивались и грузились в телеги, легионеры и рыцари вставали со своих мест. Рядовой Украизо, без лошади, уходил дальше. Его рядовые, ныне – фермеры, слегка глуховатые и слепые, в рубашках, стянутых на груди, нерешительно расходились, маша ему в след. Многие в течении нескольких стометровок еще шли за легионом, провожая его.
Вопреки ожиданиям полковника Юнеака, ждавшему Рамидов с часа на час, авангард чумных сил показался у деревень Крохотная и Не Крохотная только спустя два дня, глубоко во второй половине суток. По внешнему виду это были отбросы: гнилая кожа, выцветшие ладони, скрытые под развевавшимся рубище. Но что же задержало войска Лактамора Пакета почти на два дня? Ответ был прямо перед глазами – новобранцы. Действительно, большую часть того сброда, которую, следуя на достаточном отдалении, вел Йориг Болтун, составляли жители поселений, разоренных Рамидами по пути следования. Пакет лично отдал Йоригу санкцию на вербовку. Вооруженные измененными вилами, острия которых напоминали скрюченные пальцы, полу-гнилые люди мало что могли противопоставить легионерам в открытом бою. Но также они могли выступить жертвенным мясом. Лактамор чувствовал, что близится время краха столицы людей. Мафор – этот город, на улицах которого соседствовали заносчивые и отверженные, с высот своих балконов и из нечистот своих канав пересекаясь взглядами, город, разоруженный собственной головой и проигравший эту партию еще до ее начала, так вот его, этот город, он уже считал взятым. Теперь оставалось лишь отрубить его мускулы. Однако Лактамор прозревал в будущее. Провидцем он не был, а потому все решения подчинял жесткой логике.
Если после разрушения города он, вместе с армией хотел испариться обратно в миры своего Бога в целости, ему следовало перед этим подготовить защиту. Было бы нестерпимо обидно, выполнив все, потерять в процессе телепортации хороших воинов только из-за того, что подкрепления очнувшихся людей подойдут к уже взятым руинам. Переход из-под Шайтана – дело двух/трех недель, а потому он мог позволить себе скопить чуть больше сил для основного удара. Ими и стали новобранцы, большая часть из которых встраивалась в ряды чумной армии уже посмертно. Поскольку их разум был поврежден и застигнут смертью, после обращения в серые вели они себя заторможено, не осознавая того, что происходит. Для плана Пакета подобное положение дел как раз подходило как нельзя лучше.
Выслав Болтуна вперед, он, вместе с Пунатвоем «Чумное Перо», не спеша шел за ним, шаг за шагом снова продумывая западню, направленную на Курта Пибади Бегсена. Наступала ночь и основные силы Йорига, начавшие подходить, почти не видны были за живой рощей из мертвецов, выросшей перед деревнями и обнявшей их полумесяцем. Всю ночь, во тьме что-то грызлось и рылось. В лесополосе тихо стонали корни, слышен был треск и звук падения. На утро же перед Юнеаком выросли укрепления. Это был небольшой лагерь, походивший на те, что разбиваются легионерами Вечной Империи, если бы не его нарочитая карикатурность: палаток не было, на их месте видны были редко просматриваемые землянки, крыши которых обтягивали тенты человеческой кожи, как целой, так и прохудившейся; частокол, направленный на людей, казалось, существовал только чтобы оскорблять их эстетические предпочтения – в нем не ощущалось крепости, только корявость и хилость, придававшая ветвям сходство с растопыренными ладонями сумасшедших слепцов. «Во всю стену над ними явно никто не трудился» –– Подумал полковник, глядя на них. Многие стволы казались почерневшими, над укреплениями витал легкий зеленый туман, который облетали даже разжиревшие на трупном мясе мухи. Спустя какое-то время подошли Лактамор и Пунатвой. Полковник Юнаек Огло, наблюдавший за происходящим со склона холма Не Крохотной, стремился разгадать намерения врага. «С такими силами он мог бы попробовать нас окружить. Почему же тогда он обороняется? Что здесь происходит?..».
–– Что здесь происходит?! –– Неожиданно раздалось у него за спиной. Несмотря на усталость последних дней и легкое ранение уха, Огло безошибочно распознал его владельца.
–– Курт. Пибади. Бегсен. –– Обреченно произнес он, разворачиваясь к полковнику, тщетно пытаясь стереть с лица выражение озабоченности и волнения, начинавших быстро перерастать в панику. –– Я должен был догадаться.
–– Вы должны были разбить врага пол недели назад! –– Воскликнул с седла Курт Пибади Бегсен. –– Вместо этого вы позволили серым грабить земли Империи, а теперь стоите передо мной, позволяя себе размышлять о догадливости!
Вместо ответа, полковник Огло с вопрошанием посмотрел за спину Бегсена. Мелькнувший там Дримо всем своим видом показал ему степень своего сожаления. Взгляд его говорил: «–– Я все понимаю, но что я мог сделать?».
–– Полковник Огло!
–– Да?
–– Доложите об обстановке старшему по званию.
Юнеак опешил.
–– Вы-ы... Генерал?
–– Формально – нет, но в документах, которые (тут Курт стал рыться в сумке, прикрепленной к седлу слева), как изволите видеть... Да где они? Ага-а! Так вот! В этих документах уже прописан приказ о моем повышение. Дата стоит плавающая и включает в себя любой из трех дней, начиная с сегодня. И я ни на день не собираюсь собственноручно откладывать собственное повышение, а потому – повторяю еще раз: полковник Огло, приказываю доложить обстановку старшему по званию!
Огло выдохнул.
–– Что ж... Хорошо. Прямо перед нами – отряд противника.
–– Прошу прощения. –– Вмешался Курт Бегсен. –– Скажите на милость, полковник, если я все правильно понимаю, это тот самый отряд, от которого возглавляемый вами легион потерпел поражение?
–– Да. –– Сквозь зубы произнес Огло.
–– Подождите, подождите. Правильно ли я понимаю, что это и есть тот самый отряд, от которого вы вынуждены были спасаться бегством?
–– Отступать.
–– Панически отступать!
–– Я и мои люди отступали в порядке.
–– Точнее сказать – это была видимость порядка. Другими словами – мухлеж. На деле же это был только порядочный хаос!
Паскудо, подъехавший в этот момент к ним на коне вместе с Оливером Асгером Вторым и вторым лейтенантом полковника, ехидно ухмыльнулся, пряча рот в воротник.
–– Здесь, перед нами, вся мощь противника? –– Спросил Курт Пибади, в окружении военных вспомнив, что он прибыл сюда все-таки как военный специалист.
–– Не могу знать. Все, что вы видите – появились за ночь. Возможно противник еще подходит.
–– Вы не высылали разведки? Ха-х, какого?! –– Воскликнул полковник, обращаясь к Оливеру. –– Подумать только, они не высылали разведку! И это – действующий офицер нашей многострадальной армии!
–– Если полковник не высылал, возможно у него на то были причины. –– Ответил Асгер и тем слегка подтер с лица полковника улыбку самодовольства.
–– Хорошо-хорошо. А что вы планировали?
–– Я только к этому приступал...
–– Понятно. В общем-то, мне все ясно. Как мы можем видеть –– начал Курт, поворачивая лошадь к Юнеаку боком. –– из-за нанесенных потерь, противник утратил инициативу. Превосходи он полковника, он мог бы с хода начать штурм позиций, которые, надо полагать, прошлой ночью были менее укреплены, чем сегодня с утра. Вы ведь укрепляли свои позиции у деревень, полковник?
–– Да, укреплял.
–– Так вот. Из этого мне очевидно, что он – противник, по своей глупости пустившись в преследование, не заметил момента, когда ему следовало остановиться и повернуть назад. Скорее всего, он готовился к отступлению, а укрепления эти возвел для того, чтобы связать полковника Огло арьергардным боем. Поэтому я предлагаю атаковать в лоб. Очистим от него его же собственный лагерь, заставим отступить на равнину и там окончательно прихлопнем их!
–– Гениально! –– Воскликнул Паскудо.
–– Вы что, не видите этот охват?! –– Воскликнул Огло, указывая рукой на окружавших их полумесяцем серых. –– Их же тут множество! Мой прогноз в том, что силы равноценны. И то не факт!
–– В таком случае нам предстоит равный бой. Да-да, именно бой! И не надейтесь увлечь меня своим излюбленным отступлением. Нет, дорогой мой, мы пришли сюда побеждать. Столица смотрит на нас и ее храбрые войны не осрамят ее!
Если бы можно было заглянуть за внешне спокойное лицо полковника Огло, то сейчас внутри можно было бы увидеть массу такого, что неприглядно описывать ни мыслью, ни словом. Но он смолчал и только ответил:
–– Прикажете атаковать?
–– Да, приказываю.
–– И нет возможности вас удержать?
–– Ни малейшей. Лейтенант Паскудо!
–– Я к вашим рукам, генерал!
–– Вместе с нашим компаньоном, достопочтенным Оливером Асгером Вторым, принимайте командование над правым флангом. Я слышал у вас там капитана убило?
–– Да.
–– Дримо!
–– Да, полковник.
От его слов Курт поморщился.
–– Поступаете обратно в распоряжение Огло.
–– Слушаюсь.
–– Полковник Бегсен! –– Произнес Огло, когда остальные отправились по войскам. –– Курт!.. Я вас умоляю. Все взвесьте. Не обязательно атаковать. Не обязательно атаковать сейчас! Это – серьезный противник. Недооценка его...
–– Хватит.
–– Послушайте, Курт! У него кавалерия...
–– Вы хотите сказать, что его кавалерия превосходит нашу?
Лицо Огло выразило раздражение, удерживаемое на ниточках наитончайшей работы.
–– Я ничего не хочу сказать.
–– Вот и хорошо. Все, успокойтесь. –– Сказал Курт, всем своим видом показывая Юнеаку, насколько "сильно" он воспринимает к сведению его советы. –– Я учту ваше мнение. А теперь – возвращайтесь на левый фланг и готовьтесь к бою.
С большим раздражением полковник Курт согласился с тем, что после перехода войска устали и им следует дать-таки хотя бы часовой перерыв. Все то время, пока легионеры и рыцари отдыхали, он безвылазно просидел в седле, смотря на поле боя, но не строя планы или просчитывая ходы, а видя там, среди укреплений, в его голове уже разрушенных, свою блестящую славу, почет, крупную партию и передаваемое по наследству место в сенате. Медленно, но верно час протек сам собой. За все это время противник не предпринял никаких действий. Еще на подходе к селам, полковник отдал приказ о сосредоточении войск в и, главным образом – за деревнями. Постепенно, за штабом и передовыми частями подтянулся весь легион. Палатки и биваки были разбиты, выставлены наблюдательные посты. Войска противника не наступали. Тогда полковник решил, что время пришло. Над лагерем в три трубы проревел рог. Легионеры за и внутри Крохотной и Не Крохотной пришли в движение.
Это сказал Ескандер Ричардсо?н – самый невзрачный лейтенант легиона. Но вот вторым лейтенантом был Фрол Паску?до. Фрол Паскудо был любимцем Курта Пибади Бегсена. В пятнадцать лет он с отличием окончил прикладную гимназию. Имея на руках аттестат об умах, он захотел пробиться в военные и поступил в часовой корпус. Пунктуальный и безошибочный, он быстро обогнал по учебе остальных сверстников, а совместно с успехом взрастала и его заносчивость – Фрол изменялся. Из открытого и дружелюбного человека, как-то названного встречной девочкой, которой он, видимо, приглянулся, «камертинским крендельком» (ибо все знают, что нет на Устре-6 более сладкой и сдобной выпечки, чем камертинский кренделек), он постепенно превратился в высокомерного кренделя, предпочитавшего сиюминутной перспективе только перспективу долгоиграющую, а крепкой дружбе выгодное знакомство. Он стал замкнут, не вежлив и горделив. Успехи и последовавшее после часового корпуса блестящее назначение только усилили его самомнение. По распределению – игре случая, он попал под верховодство Курта Изюмского.
Во всей Империи не было более подходивших друг другу людей и если бы в среде военных светская болтовня приживалась бы также, как в городской, то по легионам давно бы ходил уже афоризм: «Курт и Фрол схожи, как змея и ее кожа». Фрол всегда льстил полковнику Бегсену. Довольно скоро переняв у Зейми манеру возводить его в генералы, он получил таким образом сперва расположение, а затем и всего полковника целиком. Не бывало учений, где бы они не были в месте, не было поручений Бегсена, каких бы Фрол не взялся бы выполнять, не существовало в штабе карт, составленных Бегсеном, которых бы Паскудо не похвалил. Естественно, Фрол учувствовал во всех интригах, развязанных его покровителем против Укаризо Мура. И победу над ним они тоже отпраздновали вдвоем: заперевшись в покоях полковника, они с нескрываемым удовольствием откупорили шампэ, опорожняя один за другим фужеры, обгладывая нежнейшие шашлы, покрытые соусом булагрэ и молотым листом шафрана. Преисполненный искрящейся радости, полковник уже похлопывал по плечу Паскудо, рисуя перед тем все плюсы будущей службы при нем в капитанах. Золотокудрый стервец, кивая, лишь делал вид, что пьет на равных и его глаза, цвета омытых в ручье сапфиров, оставались столь же блестевшими от удовольствия, сколь и верно оценивавшими обстановку.
И вот он-то и подал голос, когда первые из легионеров уже начали отворачиваться:
–– Идите домой, старички! Подумайте сами, ну какая в вас польза? Полковник вот-вот сделается генералом, я – капитаном при нем. Чего еще нужно с таким командованием? По пути мы уже рекрутировали около двух сотен подходящих бойцов. Отбором занимался я лично! В пути к нам обязательно примкнут новые добровольцы – сильные и здоровые, молодые. И пользы от них будет всяко больше, чем от вас. Что у вас, опыт? Где ему против легкости и маневренности? Разве можно подобного требовать от ваших костей? Под предводительством Бегсена нам предстоит легкая прогулка до воссоединения с этим Юнеаком Огло, полковником, получавшем все свои чины ошибочно, не знающим ни стратегии, ни военного такта. Там, где Бенегсен наступает, Юнеак Огло прячется и раздумывает, там, где Бегсен берет ситуацию под свой контроль, он отдается на милость хаоса, там, где Юнеак бежит, теряя войска, Бегсен одерживает значительные победы! По информации, достоверность которой во мне не вызывает сомнений, Огло проиграл силам, сравнимым с его легионом. Теперь же силы врага потрепаны. В наших руках достаточно средства и мощи. Нам доступны все войска в прямой досягаемости, только позови! Походом руководит Курт Пибади Бегсен, а это значит... Сама победа в наших руках. Говорю вам, когда мы вернемся, неся на плечах ликование спасенных нами людей, мы еще вместе посмеемся над тем, как эту проблему не удалось задушить в зародыше. Смело теряйтесь! Вы здесь не нужны.
Никогда еще легионеры не слышали речей столь ядовитых, преисполненных самомнения. В основном это была удача шестого – его непрестижность, отваживавшая от него почти всю столичную густокровную накипь и потому офицерами в нем в основном становились простые, часто обедневшие дворяне, тертые, как скала. Однако ничто не остается вечным в военной машине. И они – бывшие ее механизмы, теперь ненужные и, извлеченные из нее, вынуждены были наблюдать за ее пробным пуском без них. Внешне все вроде бы работало.
Повздыхав, легионеры подошли к Укаризо. Несколько минут они жали ему руки, говоря одновременно, создавая при этом умилительный шум, шум затихающей, но еще не затихшей жизни. Наконец, над лагерем раздался призыв к выступлению. Палатки, разбитые в минимальном количестве, спешно сворачивались и грузились в телеги, легионеры и рыцари вставали со своих мест. Рядовой Украизо, без лошади, уходил дальше. Его рядовые, ныне – фермеры, слегка глуховатые и слепые, в рубашках, стянутых на груди, нерешительно расходились, маша ему в след. Многие в течении нескольких стометровок еще шли за легионом, провожая его.
***
Вопреки ожиданиям полковника Юнеака, ждавшему Рамидов с часа на час, авангард чумных сил показался у деревень Крохотная и Не Крохотная только спустя два дня, глубоко во второй половине суток. По внешнему виду это были отбросы: гнилая кожа, выцветшие ладони, скрытые под развевавшимся рубище. Но что же задержало войска Лактамора Пакета почти на два дня? Ответ был прямо перед глазами – новобранцы. Действительно, большую часть того сброда, которую, следуя на достаточном отдалении, вел Йориг Болтун, составляли жители поселений, разоренных Рамидами по пути следования. Пакет лично отдал Йоригу санкцию на вербовку. Вооруженные измененными вилами, острия которых напоминали скрюченные пальцы, полу-гнилые люди мало что могли противопоставить легионерам в открытом бою. Но также они могли выступить жертвенным мясом. Лактамор чувствовал, что близится время краха столицы людей. Мафор – этот город, на улицах которого соседствовали заносчивые и отверженные, с высот своих балконов и из нечистот своих канав пересекаясь взглядами, город, разоруженный собственной головой и проигравший эту партию еще до ее начала, так вот его, этот город, он уже считал взятым. Теперь оставалось лишь отрубить его мускулы. Однако Лактамор прозревал в будущее. Провидцем он не был, а потому все решения подчинял жесткой логике.
Если после разрушения города он, вместе с армией хотел испариться обратно в миры своего Бога в целости, ему следовало перед этим подготовить защиту. Было бы нестерпимо обидно, выполнив все, потерять в процессе телепортации хороших воинов только из-за того, что подкрепления очнувшихся людей подойдут к уже взятым руинам. Переход из-под Шайтана – дело двух/трех недель, а потому он мог позволить себе скопить чуть больше сил для основного удара. Ими и стали новобранцы, большая часть из которых встраивалась в ряды чумной армии уже посмертно. Поскольку их разум был поврежден и застигнут смертью, после обращения в серые вели они себя заторможено, не осознавая того, что происходит. Для плана Пакета подобное положение дел как раз подходило как нельзя лучше.
Выслав Болтуна вперед, он, вместе с Пунатвоем «Чумное Перо», не спеша шел за ним, шаг за шагом снова продумывая западню, направленную на Курта Пибади Бегсена. Наступала ночь и основные силы Йорига, начавшие подходить, почти не видны были за живой рощей из мертвецов, выросшей перед деревнями и обнявшей их полумесяцем. Всю ночь, во тьме что-то грызлось и рылось. В лесополосе тихо стонали корни, слышен был треск и звук падения. На утро же перед Юнеаком выросли укрепления. Это был небольшой лагерь, походивший на те, что разбиваются легионерами Вечной Империи, если бы не его нарочитая карикатурность: палаток не было, на их месте видны были редко просматриваемые землянки, крыши которых обтягивали тенты человеческой кожи, как целой, так и прохудившейся; частокол, направленный на людей, казалось, существовал только чтобы оскорблять их эстетические предпочтения – в нем не ощущалось крепости, только корявость и хилость, придававшая ветвям сходство с растопыренными ладонями сумасшедших слепцов. «Во всю стену над ними явно никто не трудился» –– Подумал полковник, глядя на них. Многие стволы казались почерневшими, над укреплениями витал легкий зеленый туман, который облетали даже разжиревшие на трупном мясе мухи. Спустя какое-то время подошли Лактамор и Пунатвой. Полковник Юнаек Огло, наблюдавший за происходящим со склона холма Не Крохотной, стремился разгадать намерения врага. «С такими силами он мог бы попробовать нас окружить. Почему же тогда он обороняется? Что здесь происходит?..».
–– Что здесь происходит?! –– Неожиданно раздалось у него за спиной. Несмотря на усталость последних дней и легкое ранение уха, Огло безошибочно распознал его владельца.
–– Курт. Пибади. Бегсен. –– Обреченно произнес он, разворачиваясь к полковнику, тщетно пытаясь стереть с лица выражение озабоченности и волнения, начинавших быстро перерастать в панику. –– Я должен был догадаться.
–– Вы должны были разбить врага пол недели назад! –– Воскликнул с седла Курт Пибади Бегсен. –– Вместо этого вы позволили серым грабить земли Империи, а теперь стоите передо мной, позволяя себе размышлять о догадливости!
Вместо ответа, полковник Огло с вопрошанием посмотрел за спину Бегсена. Мелькнувший там Дримо всем своим видом показал ему степень своего сожаления. Взгляд его говорил: «–– Я все понимаю, но что я мог сделать?».
–– Полковник Огло!
–– Да?
–– Доложите об обстановке старшему по званию.
Юнеак опешил.
–– Вы-ы... Генерал?
–– Формально – нет, но в документах, которые (тут Курт стал рыться в сумке, прикрепленной к седлу слева), как изволите видеть... Да где они? Ага-а! Так вот! В этих документах уже прописан приказ о моем повышение. Дата стоит плавающая и включает в себя любой из трех дней, начиная с сегодня. И я ни на день не собираюсь собственноручно откладывать собственное повышение, а потому – повторяю еще раз: полковник Огло, приказываю доложить обстановку старшему по званию!
Огло выдохнул.
–– Что ж... Хорошо. Прямо перед нами – отряд противника.
–– Прошу прощения. –– Вмешался Курт Бегсен. –– Скажите на милость, полковник, если я все правильно понимаю, это тот самый отряд, от которого возглавляемый вами легион потерпел поражение?
–– Да. –– Сквозь зубы произнес Огло.
–– Подождите, подождите. Правильно ли я понимаю, что это и есть тот самый отряд, от которого вы вынуждены были спасаться бегством?
–– Отступать.
–– Панически отступать!
–– Я и мои люди отступали в порядке.
–– Точнее сказать – это была видимость порядка. Другими словами – мухлеж. На деле же это был только порядочный хаос!
Паскудо, подъехавший в этот момент к ним на коне вместе с Оливером Асгером Вторым и вторым лейтенантом полковника, ехидно ухмыльнулся, пряча рот в воротник.
–– Здесь, перед нами, вся мощь противника? –– Спросил Курт Пибади, в окружении военных вспомнив, что он прибыл сюда все-таки как военный специалист.
–– Не могу знать. Все, что вы видите – появились за ночь. Возможно противник еще подходит.
–– Вы не высылали разведки? Ха-х, какого?! –– Воскликнул полковник, обращаясь к Оливеру. –– Подумать только, они не высылали разведку! И это – действующий офицер нашей многострадальной армии!
–– Если полковник не высылал, возможно у него на то были причины. –– Ответил Асгер и тем слегка подтер с лица полковника улыбку самодовольства.
–– Хорошо-хорошо. А что вы планировали?
–– Я только к этому приступал...
–– Понятно. В общем-то, мне все ясно. Как мы можем видеть –– начал Курт, поворачивая лошадь к Юнеаку боком. –– из-за нанесенных потерь, противник утратил инициативу. Превосходи он полковника, он мог бы с хода начать штурм позиций, которые, надо полагать, прошлой ночью были менее укреплены, чем сегодня с утра. Вы ведь укрепляли свои позиции у деревень, полковник?
–– Да, укреплял.
–– Так вот. Из этого мне очевидно, что он – противник, по своей глупости пустившись в преследование, не заметил момента, когда ему следовало остановиться и повернуть назад. Скорее всего, он готовился к отступлению, а укрепления эти возвел для того, чтобы связать полковника Огло арьергардным боем. Поэтому я предлагаю атаковать в лоб. Очистим от него его же собственный лагерь, заставим отступить на равнину и там окончательно прихлопнем их!
–– Гениально! –– Воскликнул Паскудо.
–– Вы что, не видите этот охват?! –– Воскликнул Огло, указывая рукой на окружавших их полумесяцем серых. –– Их же тут множество! Мой прогноз в том, что силы равноценны. И то не факт!
–– В таком случае нам предстоит равный бой. Да-да, именно бой! И не надейтесь увлечь меня своим излюбленным отступлением. Нет, дорогой мой, мы пришли сюда побеждать. Столица смотрит на нас и ее храбрые войны не осрамят ее!
Если бы можно было заглянуть за внешне спокойное лицо полковника Огло, то сейчас внутри можно было бы увидеть массу такого, что неприглядно описывать ни мыслью, ни словом. Но он смолчал и только ответил:
–– Прикажете атаковать?
–– Да, приказываю.
–– И нет возможности вас удержать?
–– Ни малейшей. Лейтенант Паскудо!
–– Я к вашим рукам, генерал!
–– Вместе с нашим компаньоном, достопочтенным Оливером Асгером Вторым, принимайте командование над правым флангом. Я слышал у вас там капитана убило?
–– Да.
–– Дримо!
–– Да, полковник.
От его слов Курт поморщился.
–– Поступаете обратно в распоряжение Огло.
–– Слушаюсь.
–– Полковник Бегсен! –– Произнес Огло, когда остальные отправились по войскам. –– Курт!.. Я вас умоляю. Все взвесьте. Не обязательно атаковать. Не обязательно атаковать сейчас! Это – серьезный противник. Недооценка его...
–– Хватит.
–– Послушайте, Курт! У него кавалерия...
–– Вы хотите сказать, что его кавалерия превосходит нашу?
Лицо Огло выразило раздражение, удерживаемое на ниточках наитончайшей работы.
–– Я ничего не хочу сказать.
–– Вот и хорошо. Все, успокойтесь. –– Сказал Курт, всем своим видом показывая Юнеаку, насколько "сильно" он воспринимает к сведению его советы. –– Я учту ваше мнение. А теперь – возвращайтесь на левый фланг и готовьтесь к бою.
***
С большим раздражением полковник Курт согласился с тем, что после перехода войска устали и им следует дать-таки хотя бы часовой перерыв. Все то время, пока легионеры и рыцари отдыхали, он безвылазно просидел в седле, смотря на поле боя, но не строя планы или просчитывая ходы, а видя там, среди укреплений, в его голове уже разрушенных, свою блестящую славу, почет, крупную партию и передаваемое по наследству место в сенате. Медленно, но верно час протек сам собой. За все это время противник не предпринял никаких действий. Еще на подходе к селам, полковник отдал приказ о сосредоточении войск в и, главным образом – за деревнями. Постепенно, за штабом и передовыми частями подтянулся весь легион. Палатки и биваки были разбиты, выставлены наблюдательные посты. Войска противника не наступали. Тогда полковник решил, что время пришло. Над лагерем в три трубы проревел рог. Легионеры за и внутри Крохотной и Не Крохотной пришли в движение.
