–– Разумеется. –– Отвечал Барнс и из всего его поведения Оливеру было понятно, что он не уважает его ни на грамм.
–– Конечно. –– Кивнул Инокен.
–– Отлично... А вот и шампэ! Оливер, подойдите...
–– Сейчас-сейчас. –– Сказал Асгер, отходя от карты и направляюсь к ходунчику. Поскольку путь по прямой ему преграждали стол и отодвинутый Барнсом стул, он решил обойти их и подошел к окошку. Бросив на улицу скучающий взгляд Оливер неожиданно увидел всадника, мчащегося по городу что было силы. –– В столице, похоже, гонец.
–– Ну где вы там?.. Что?
–– Я говорю гонец, похоже, в столице. Извольте идти посмотреть. –– Ответил Оливер, когда остальные подходили к окну и Львина Тереньтевич передавал ему еще не успевший затихнуть бокал.
–– Бог ты мой!.. Удивительно.
–– Да, не то слово. –– Произнес Вестерн, глядя на Оливера так, словно это он был виновником появления всадника. Однако виновником был, конечно, не он.
По улицам Мафора, сшибая зазевавшихся проходимцев, летел гражданский человек на каретной лошади. Самой кареты, откуда лошадь была извлечена, видно не было. Прижавшись к развивавшейся гриве, всадник скакал, держась за усы.
Менее часа назад, на горизонте появился другой всадник, военный. Это был лейтенант Дримо, после гибели капитана поступивший в общее пользование к полковнику. Велев ему переменить скакуна, Юнеак послал его в город с предупреждением, а также с запросом немедленных подкреплений. Среди прочего, полковник просил лейтенанта убедить сенат в том, что дело с Рамидами может статься серьезно, чем мыслилось изначально.
По наблюдению многих, люди существуют только для того, чтобы болезненно друг другу мешать. Пожалуй, лейтенант Дримо, доведись его мнение кому-то учитывать, выступил бы в поддержку этим словам. К восходу загнав коня и реквизировав у крестьян нового (реквизиция происходила в лучших традициях армии, а именно – ошалевшему старичку, из-под плуга которого лейтенант вырвал лошадь в подарок были оставлены: 1) издыхавшая лошадь, хрипевшая с шумом и семенившая копытами по земле, 2) благодарность от лица командования, 3) благодарность от лица страны и столицы и 4) обещание того, что армия в скором времени оплатит ему стоимость лошади, переданная ему фразой: «–– Сочтемся!»), лейтенант в обед подскакал к воротам. Поскольку его дело не терпело отлагательств – другими словами в глазах местных стражников имело столько же веса, сколько томимые в ожидании крестьяне-купцы, дожидавшиеся сличения/продления бумаг на пищевую продажу –, лейтенант был допущен к начальнику стражи лишь спустя полчаса препираний, поток оскорблений и одну глухую затрещину, почти доведенную им до конца.
Капитан стражи также оказался не промах. На все выкрики Дримо он отвечал: «–– Сами знаем», «–– Я вас старше по званию», «В каком, говорите, служите вы кулаке?» или «Успокойтесь и обождите». Неизвестно сколько б еще капитан спрашивал бы у него письменный приказ, подтверждающий устное распоряжение Олго, отданное в беспорядке хаотичного отступления, если бы в этот момент в кабинет не зашел полковник Бегсен.
Полковник Бегсен происходил из знатного рода Изюмов, известного главным образом своей знатностью. Любая битва, в которой предки полковника принимали участие, пусть бы даже была она незначительной (а злые языки утверждали, что только такими эти битвы и были), ныне здравствовавшими их потомками объявлялись значительными. Любое назначение в планетарной столице, любой успех, достижение и продвижение на любую должность на любой планете или обитаемом спутнике из их слов приобретали такой же статус. Ходил даже слух, к слову – не достоверный, что, будучи обворованным, отпрыск полковника рассказывал всем за игрой в карты, что в городе Митрополитанск с ним произошла знатная кража. Сам полковник Бегсен был знатно высок, имел знатные пшеничные брови, чуть более светлые, но от того ничуть не менее знатные волосы, красивые синие глаза (знатно красивые казалось ему излишне обильным), знатно широк в плечах и точно также узок в талии. Дарования в любых сферах он также имел понятно какие.
За свою знатность, а также за то, что легион в подчинение он получил ни дня не прослужив в воюющей армии (как и многие, полковник был приписан к одному из кулаков сразу по прибытию в ясли, где его чины росли совместно с летами), полковник Курт Бегсен был нелюбим полковником Огло до крайности (Огло его терпеть не мог и называл знатно бездарным). В свою очередь полковник, доказывавший всем, что он вовсе не руководит легионом, а только скромно состоит советником при генералах Кастории (на деле же генерал Кастория являл порядочную развалюху, добровольно запершуюся в личном поместье и вот уже восемьдесят лет не являвшую себя миру и не принимавшую посетителей) и Укаризо Муз, который, по совершенно случайному совпадению, после тысячной попытки Бегсена сместить его, был наконец выслан в отставку, такой же любовью дышал к Юнеаку. Поэтому неудивительно, что, когда он, случайно зайдя в капитанский каземат (являясь в город стабильно раз в месяц, полковник был вынужден проходить стражу и, т.к. он не мог запомнить структуры ходов всегда заходил по очереди во все двери), он тут же нахмурился, увидев лейтенанта с нарукавной лентой четвертого легиона. Однако, едва только он уловил суть, как его губы расплылись в дружелюбной улыбке.
–– Вы говорите – Олго разбит?
–– Я говорю, мы были биты...
–– Вот-вот, разбит! Какое несчастие, потрясающе! Идемте-идемте. –– Тут он взял лейтенанта за локоть и, кивая с сочувствием, повел его, как сам думал в сенат. –– Невероятно! Разбит! Так, любезный, а где здесь...
–– Рядовой, проводи их. –– Сказал капитан, обратившись к стражнику.
Сопровождаемые скрипом его доспехов, лейтенант с полковником вышли на улицу.
–– Зейми, скачите! –– Сказал полковник извозчику, самолично расснуровывая коня в приступе длагонамернности. –– Я найму другой экипаж. Дело безотлагательное. Скажите – разбит! Ай-ай...
Из донесений принятого всадника никому из присутствовавших не было понятно решительно ничего. Хлопая глазами и временами растирая бороду, извозчик только и говорил, что: «–– Велено доложить... Все пропало!.. Побиты все!... На голову! Голова... Досконально!.. Да-а-а, дела-а-а...».
–– Пы-пы-пы... –– Только и мог развести руки в стороны Львина Тереньтевич.
–– Пы-пы-пы... –– С тем же успехом вторил ему поставленный нижней палатой главой гарнизона Колен Барнс.
–– Да, непонятно. –– Соглашался Инокен Вестерн. И только Оливер Асгер Второй действительно пытался что-то понять.
–– Так кто, говоришь, послал тебя?
–– Известно кто, хозяин мой, его густокровное нутро, генерал Бегсен. –– Как хороший слуга, Зейми всегда производил полковника на одно звание выше.
–– Так... Вам известен такой? –– Спросил Асгер, оборачиваясь к Колену Барнсу.
–– У нас есть полковник, Курт Пибади Бегсен из рода Изюмов.
–– Во-во, я ж про то, генерал Бегсен!
–– Так...
В этот момент открылись двери и, впихнув Дримо в кабинет, следом за ним влетел полковник.
–– Наверное уже знаете!.. Ужас! Ужас неописуемый!.. Такой разгром! Сложно представить... В труху! –– Доверительно и с ноткой сочувствия кивнул Курт, подойдя к Оливеру и протягивая руку. –– А ваше имя?..
–– Оливер. Оливер Асгер Второй, если быть точным.
–– А в каком вы кулаке...
–– Да объяснят мне наконец, что здесь происходит?! –– Воскликнул Колен Барнс, смотря на полковника. –– Здравствуйте, Бегсен.
–– Добрый день. Хотя, конечно, какой же он добрый. Разбиты, разбит!
–– Разбит. –– Подтвержадюще кивнул извозчик.
–– Ты можешь идти... В труху.
–– В труху! –– Уже из-за шторы повторил удаляющийся извозчик.
–– Разбит? Да кто?! Где?! О чем мы в общем?!
–– Сейчас, сейчас. –– Залепетал Курт и достоверно поведал Колену, что, со слов лейтенанта, произошло с полковником Юнеаком Олго. Естественно, лейтенанту попутно он не дал сказать ни единого слова.
С рассказом полковник уложился к ужину.
–– Да-а. –– Произнес Барнс, когда Курт Бегсен наконец кончил. –– Вот так происшествие.
–– Я бы сказал – военный курьез! –– Подсказал разбиравшийся в войне полковник.
–– И что, так и было? –– Обратился Барнс к лейтенанту, который за время рассказа то белел, то вспыхивал, как дефектный ночник.
–– Ну-у-у, не вовсе так...
–– Но в общих чертах?
–– Но... Ну, если прям в общих...
–– Я так и думал! –– Воскликнул Барнс. –– Полковник Курт! Мы слишком халатно относились к вашим предостережениям насчет этого пусторука, полковника Юнеака!
–– Я польщен столь высокой оценкой моих советов.
–– А я – убежден, что окажись вы на его – подобного исхода, почти окружения!, можно было бы избежать. Вообще не понимаю, почему вы до сих пор ходите в чине полковника?!
–– Лестно, что вы так думаете...
–– Да, очень лестно. –– С неопределенной миной кивнул лейтенант.
–– Но позвольте полюбопытствовать, гражданин лейкоцит, что вы теперь намерены делать? Как начальник гарнизонов и глава обороны.
–– Как начальник гарнизонов и глава обороны я повелеваю разбить врага! Ближайшим к нам легионом, за вычетом ныне разбитого четвертого будет только ваш шестой. Берите его, возьмите дополнительные силы с севера, мобилизуйте крестьянское подворье на собственный вкус и раздавите этих Рамидов. Остатки того, что осталось от четвертого легиона также возьмите под свою руку.
–– Но мой гражданин! При таком случае может возникнуть командная путаница. Юнеак Олго полковник. Полковник и я.
–– Что ж... В таком случае я дарую вам звание генерала.
Будь полковник умней, он бы промолчал, однако Курт, преисполненный гордости, не мог не спросить:
–– За что конкретно?
–– За операцию... За бой... Проклятье, полковник не могу вспомнить вашей победы! У вас ведь наверняка есть что-нибудь убедительное в этом отношении. Подскажите.
Полковник молчал и бегал глазами.
–– Ну... ну в общем...
–– Да.
–– Нет, не могу вспомнить ничего конкретного. Но при этом я не сомневаюсь...
–– О-о-о, не сомневайтесь, они все значительные!
–– Не сомневаюсь. Однако поскольку не могу вспомнить, то давайте лучше поступим так: я подпишу приказ, а в графе «достижения» поставлю вашу будущую победу.
–– Считайте она – уже текущая. И объявите всем: столица под защитой! Можете почивать...
–– Разумеется. А что насчет путаницы, я думаю такой командир как вы с легкостью поставит себя среди легионеров и офицерства четвертого легиона.
–– Думаю да. –– Согласился Курт Бегсен.
–– Тогда решено. Объявляйте готовность к переходу, собирайте желающих и отправляйтесь.
–– Да, хорошо, я все понимаю. Врага изведу, верьте моему слову.
–– Вашу руку полковник!
Когда же с рукопожатиями было покончено, и полковник объявил, что отправляется к легионерам, Оливер и лейтенант изъявили желание отправиться с ним.
–– Да, да, конечно. С большим удовольствием. Может быть сможете чему-нибудь обучиться.
Лейтенант кивнул с видимым не согласием, которое, однако Курт не заметил.
–– Но позвольте, Оливер! Вам-то это к чему? Я думал вы останетесь в моем обществе. Мы так словно проводим время...
–– Мой милый Львина! Я человек военный, и стоит мне только услышать «война», так во мне сразу завывают сигнальные трубы. К тому же тут есть, кому наслаждаться вашим несравненным обществом.
–– Ну... хорошо. Бог с вами!
–– И его три жены.
–– И его три жены!
На следующий день в расположение легиона, у деревушки Тика, куда уже прибыли полковник Курт Пибади Бегсен, Оливер Асгер Второй и Дримо, в числе добровольцев пришел человек в серьезных летах. Одетый в доспехи, когда-то сиявшие славой, он смиренно ждал у шатра полковника. Не многие могли бы, взглянув на этого лысого, седого старика с седеющими бровями, узнать былого генерал-магистра шестого Легиона Укаризо Мура, который теперь хранил надежду быть зачисленным обратно хотя бы рядовым, однако Бегсен узнал.
Едва вести о возвращении генерала со скоростью лесного пожара распространились по легиону, полковник сделался раздраженным до безобразия. Он отослал от себя личного лейтенанта, попросил Дримо и Оливера оставить его и впал в задумчивость, терзаемый трусливейшими сомнениями. «Какая пакость! Только устранил эту напасть, как этот проклятый Муз снова здесь! И ведь не откажешь ему, никакой подноготной для этого не отыщется. Прибыл добровольцем в родной легион... Нет, отказать не имею ни единой возможности!.. Что же делать?..». Делать было решительно нечего и, спустя минуту, Курт повелел личному лейтенанту вернуться.
–– Сообщи Музу, что из уважения к его старым заслугам, я, так и быть, велю вновь принять его в наши ряды. Но только на положении рядового, а это значит...
–– ..., а это значит... –– Произнес Укаризо, выслушивая передаваемые повеления. –– Свое барахло тащу на себе.
–– Полковник не выражался подобным слогом.
–– Это понятно. Он не сказал, кому отдать коня?
–– Нет, гражданин рядовой.
–– Хорошо, отдам по дороге.
–– Ваше право.
Сказав это, лейтенант удалился. Укаризо же, опечаленный, подошел к коню и похлопал его по морде.
–– Ну, друг, гланды! Велено расставаться с тобой. Такая беда... Но, что поделать? Глядишь, кому-то ты придешься в бо?льшую помощь.
–– Отец, а я знаю, кому бы ты мог им безвозмездно помочь. –– Сказал Дримо, подходя к Музу. Бывший генерал-магистр оценивающе осмотрел его с головы до ног.
–– И кому? Тебе что ль?
–– Нет, не мне. Когда я скакал сюда с поручением, то загнал своего и изъял лошадь у одного крестьянина под слово армии. Я бы отдал ему его лошадь, но эти дубы из мафорской стражи, помимо прочего, отняли у меня и ее. Он, кстати, чем-то тебя напомнил...
–– Кто?
–– Да крестьянин. Такой же... в возрасте.
Это деликатное обращение понравилось Укаризо и он, ухмыльнувшись, протянул руку.
–– Да что уж там, говори: старый, как грелка. Твое имя, солдат?
–– Дримо, гражданин. Ваше?
–– Укаризо Муз.
–– Приятно. А скажи мне, отец, откуда доспехи?
–– Они его. –– Произнес подошедший Оливер Асгер. –– Полагаю, вы тот самый генерал-магистр Укаризо Муз, о котором я так много слышал от...
–– Оливер Асгер! –– Воскликнул бывший генерал-майор, обращаясь к нему. –– Это твой сын, или ты помолодел и научился пользоваться одеколоном?! Ха-ха! Вылитый свой отец! Ну, как там Первый? Все еще жучит свой домашний гарем?
–– Папенька мертвый.
–– Эм-м-м... –– В миг погрустнев, сказал Укаризо. –– Жаль... Стало быть, упокоился? Печаль, печаль большая. Великая... Какой был служака! А какой самодур... Ты извини меня...
–– Да все нормально. –– Ответил Асгер, улыбнувшись каким-то своим воспоминаниям, после чего такой же улыбкой осветилось лицо генерал-майора, словно Оливер поделился с ним воспоминанием. –– Что было, то было. Оливер Асгер Второй, к вашим услугам.
–– Рад! –– Сказал Муз, пожимая его руку с большим удовольствием.
–– Генерал, приглашаю вас следовать с нами. Мы числимся при Бегсене в штата совета штаба. Думаю, он сможет найти для вас место, хотя бы для того, чтобы сделать приятное другу Львины Тереньтевича, вниманья которого он жаждет с собственных слов.
–– Нет. При всем желании и уважении, не могу. Он не возьмет меня.
–– Но отчего же?
–– Это как раз по его воле я состою вами, граждане лейкоциты, в таком положении. Другими словами – в этой компании я прикован к земле. Да, понимаю, звучит замогильно...
–– Конечно. –– Кивнул Инокен.
–– Отлично... А вот и шампэ! Оливер, подойдите...
–– Сейчас-сейчас. –– Сказал Асгер, отходя от карты и направляюсь к ходунчику. Поскольку путь по прямой ему преграждали стол и отодвинутый Барнсом стул, он решил обойти их и подошел к окошку. Бросив на улицу скучающий взгляд Оливер неожиданно увидел всадника, мчащегося по городу что было силы. –– В столице, похоже, гонец.
–– Ну где вы там?.. Что?
–– Я говорю гонец, похоже, в столице. Извольте идти посмотреть. –– Ответил Оливер, когда остальные подходили к окну и Львина Тереньтевич передавал ему еще не успевший затихнуть бокал.
–– Бог ты мой!.. Удивительно.
–– Да, не то слово. –– Произнес Вестерн, глядя на Оливера так, словно это он был виновником появления всадника. Однако виновником был, конечно, не он.
По улицам Мафора, сшибая зазевавшихся проходимцев, летел гражданский человек на каретной лошади. Самой кареты, откуда лошадь была извлечена, видно не было. Прижавшись к развивавшейся гриве, всадник скакал, держась за усы.
Менее часа назад, на горизонте появился другой всадник, военный. Это был лейтенант Дримо, после гибели капитана поступивший в общее пользование к полковнику. Велев ему переменить скакуна, Юнеак послал его в город с предупреждением, а также с запросом немедленных подкреплений. Среди прочего, полковник просил лейтенанта убедить сенат в том, что дело с Рамидами может статься серьезно, чем мыслилось изначально.
По наблюдению многих, люди существуют только для того, чтобы болезненно друг другу мешать. Пожалуй, лейтенант Дримо, доведись его мнение кому-то учитывать, выступил бы в поддержку этим словам. К восходу загнав коня и реквизировав у крестьян нового (реквизиция происходила в лучших традициях армии, а именно – ошалевшему старичку, из-под плуга которого лейтенант вырвал лошадь в подарок были оставлены: 1) издыхавшая лошадь, хрипевшая с шумом и семенившая копытами по земле, 2) благодарность от лица командования, 3) благодарность от лица страны и столицы и 4) обещание того, что армия в скором времени оплатит ему стоимость лошади, переданная ему фразой: «–– Сочтемся!»), лейтенант в обед подскакал к воротам. Поскольку его дело не терпело отлагательств – другими словами в глазах местных стражников имело столько же веса, сколько томимые в ожидании крестьяне-купцы, дожидавшиеся сличения/продления бумаг на пищевую продажу –, лейтенант был допущен к начальнику стражи лишь спустя полчаса препираний, поток оскорблений и одну глухую затрещину, почти доведенную им до конца.
Капитан стражи также оказался не промах. На все выкрики Дримо он отвечал: «–– Сами знаем», «–– Я вас старше по званию», «В каком, говорите, служите вы кулаке?» или «Успокойтесь и обождите». Неизвестно сколько б еще капитан спрашивал бы у него письменный приказ, подтверждающий устное распоряжение Олго, отданное в беспорядке хаотичного отступления, если бы в этот момент в кабинет не зашел полковник Бегсен.
Полковник Бегсен происходил из знатного рода Изюмов, известного главным образом своей знатностью. Любая битва, в которой предки полковника принимали участие, пусть бы даже была она незначительной (а злые языки утверждали, что только такими эти битвы и были), ныне здравствовавшими их потомками объявлялись значительными. Любое назначение в планетарной столице, любой успех, достижение и продвижение на любую должность на любой планете или обитаемом спутнике из их слов приобретали такой же статус. Ходил даже слух, к слову – не достоверный, что, будучи обворованным, отпрыск полковника рассказывал всем за игрой в карты, что в городе Митрополитанск с ним произошла знатная кража. Сам полковник Бегсен был знатно высок, имел знатные пшеничные брови, чуть более светлые, но от того ничуть не менее знатные волосы, красивые синие глаза (знатно красивые казалось ему излишне обильным), знатно широк в плечах и точно также узок в талии. Дарования в любых сферах он также имел понятно какие.
За свою знатность, а также за то, что легион в подчинение он получил ни дня не прослужив в воюющей армии (как и многие, полковник был приписан к одному из кулаков сразу по прибытию в ясли, где его чины росли совместно с летами), полковник Курт Бегсен был нелюбим полковником Огло до крайности (Огло его терпеть не мог и называл знатно бездарным). В свою очередь полковник, доказывавший всем, что он вовсе не руководит легионом, а только скромно состоит советником при генералах Кастории (на деле же генерал Кастория являл порядочную развалюху, добровольно запершуюся в личном поместье и вот уже восемьдесят лет не являвшую себя миру и не принимавшую посетителей) и Укаризо Муз, который, по совершенно случайному совпадению, после тысячной попытки Бегсена сместить его, был наконец выслан в отставку, такой же любовью дышал к Юнеаку. Поэтому неудивительно, что, когда он, случайно зайдя в капитанский каземат (являясь в город стабильно раз в месяц, полковник был вынужден проходить стражу и, т.к. он не мог запомнить структуры ходов всегда заходил по очереди во все двери), он тут же нахмурился, увидев лейтенанта с нарукавной лентой четвертого легиона. Однако, едва только он уловил суть, как его губы расплылись в дружелюбной улыбке.
–– Вы говорите – Олго разбит?
–– Я говорю, мы были биты...
–– Вот-вот, разбит! Какое несчастие, потрясающе! Идемте-идемте. –– Тут он взял лейтенанта за локоть и, кивая с сочувствием, повел его, как сам думал в сенат. –– Невероятно! Разбит! Так, любезный, а где здесь...
–– Рядовой, проводи их. –– Сказал капитан, обратившись к стражнику.
Сопровождаемые скрипом его доспехов, лейтенант с полковником вышли на улицу.
–– Зейми, скачите! –– Сказал полковник извозчику, самолично расснуровывая коня в приступе длагонамернности. –– Я найму другой экипаж. Дело безотлагательное. Скажите – разбит! Ай-ай...
Из донесений принятого всадника никому из присутствовавших не было понятно решительно ничего. Хлопая глазами и временами растирая бороду, извозчик только и говорил, что: «–– Велено доложить... Все пропало!.. Побиты все!... На голову! Голова... Досконально!.. Да-а-а, дела-а-а...».
–– Пы-пы-пы... –– Только и мог развести руки в стороны Львина Тереньтевич.
–– Пы-пы-пы... –– С тем же успехом вторил ему поставленный нижней палатой главой гарнизона Колен Барнс.
–– Да, непонятно. –– Соглашался Инокен Вестерн. И только Оливер Асгер Второй действительно пытался что-то понять.
–– Так кто, говоришь, послал тебя?
–– Известно кто, хозяин мой, его густокровное нутро, генерал Бегсен. –– Как хороший слуга, Зейми всегда производил полковника на одно звание выше.
–– Так... Вам известен такой? –– Спросил Асгер, оборачиваясь к Колену Барнсу.
–– У нас есть полковник, Курт Пибади Бегсен из рода Изюмов.
–– Во-во, я ж про то, генерал Бегсен!
–– Так...
В этот момент открылись двери и, впихнув Дримо в кабинет, следом за ним влетел полковник.
–– Наверное уже знаете!.. Ужас! Ужас неописуемый!.. Такой разгром! Сложно представить... В труху! –– Доверительно и с ноткой сочувствия кивнул Курт, подойдя к Оливеру и протягивая руку. –– А ваше имя?..
–– Оливер. Оливер Асгер Второй, если быть точным.
–– А в каком вы кулаке...
–– Да объяснят мне наконец, что здесь происходит?! –– Воскликнул Колен Барнс, смотря на полковника. –– Здравствуйте, Бегсен.
–– Добрый день. Хотя, конечно, какой же он добрый. Разбиты, разбит!
–– Разбит. –– Подтвержадюще кивнул извозчик.
–– Ты можешь идти... В труху.
–– В труху! –– Уже из-за шторы повторил удаляющийся извозчик.
–– Разбит? Да кто?! Где?! О чем мы в общем?!
–– Сейчас, сейчас. –– Залепетал Курт и достоверно поведал Колену, что, со слов лейтенанта, произошло с полковником Юнеаком Олго. Естественно, лейтенанту попутно он не дал сказать ни единого слова.
С рассказом полковник уложился к ужину.
–– Да-а. –– Произнес Барнс, когда Курт Бегсен наконец кончил. –– Вот так происшествие.
–– Я бы сказал – военный курьез! –– Подсказал разбиравшийся в войне полковник.
–– И что, так и было? –– Обратился Барнс к лейтенанту, который за время рассказа то белел, то вспыхивал, как дефектный ночник.
–– Ну-у-у, не вовсе так...
–– Но в общих чертах?
–– Но... Ну, если прям в общих...
–– Я так и думал! –– Воскликнул Барнс. –– Полковник Курт! Мы слишком халатно относились к вашим предостережениям насчет этого пусторука, полковника Юнеака!
–– Я польщен столь высокой оценкой моих советов.
–– А я – убежден, что окажись вы на его – подобного исхода, почти окружения!, можно было бы избежать. Вообще не понимаю, почему вы до сих пор ходите в чине полковника?!
–– Лестно, что вы так думаете...
–– Да, очень лестно. –– С неопределенной миной кивнул лейтенант.
–– Но позвольте полюбопытствовать, гражданин лейкоцит, что вы теперь намерены делать? Как начальник гарнизонов и глава обороны.
–– Как начальник гарнизонов и глава обороны я повелеваю разбить врага! Ближайшим к нам легионом, за вычетом ныне разбитого четвертого будет только ваш шестой. Берите его, возьмите дополнительные силы с севера, мобилизуйте крестьянское подворье на собственный вкус и раздавите этих Рамидов. Остатки того, что осталось от четвертого легиона также возьмите под свою руку.
–– Но мой гражданин! При таком случае может возникнуть командная путаница. Юнеак Олго полковник. Полковник и я.
–– Что ж... В таком случае я дарую вам звание генерала.
Будь полковник умней, он бы промолчал, однако Курт, преисполненный гордости, не мог не спросить:
–– За что конкретно?
–– За операцию... За бой... Проклятье, полковник не могу вспомнить вашей победы! У вас ведь наверняка есть что-нибудь убедительное в этом отношении. Подскажите.
Полковник молчал и бегал глазами.
–– Ну... ну в общем...
–– Да.
–– Нет, не могу вспомнить ничего конкретного. Но при этом я не сомневаюсь...
–– О-о-о, не сомневайтесь, они все значительные!
–– Не сомневаюсь. Однако поскольку не могу вспомнить, то давайте лучше поступим так: я подпишу приказ, а в графе «достижения» поставлю вашу будущую победу.
–– Считайте она – уже текущая. И объявите всем: столица под защитой! Можете почивать...
–– Разумеется. А что насчет путаницы, я думаю такой командир как вы с легкостью поставит себя среди легионеров и офицерства четвертого легиона.
–– Думаю да. –– Согласился Курт Бегсен.
–– Тогда решено. Объявляйте готовность к переходу, собирайте желающих и отправляйтесь.
–– Да, хорошо, я все понимаю. Врага изведу, верьте моему слову.
–– Вашу руку полковник!
Когда же с рукопожатиями было покончено, и полковник объявил, что отправляется к легионерам, Оливер и лейтенант изъявили желание отправиться с ним.
–– Да, да, конечно. С большим удовольствием. Может быть сможете чему-нибудь обучиться.
Лейтенант кивнул с видимым не согласием, которое, однако Курт не заметил.
–– Но позвольте, Оливер! Вам-то это к чему? Я думал вы останетесь в моем обществе. Мы так словно проводим время...
–– Мой милый Львина! Я человек военный, и стоит мне только услышать «война», так во мне сразу завывают сигнальные трубы. К тому же тут есть, кому наслаждаться вашим несравненным обществом.
–– Ну... хорошо. Бог с вами!
–– И его три жены.
–– И его три жены!
На следующий день в расположение легиона, у деревушки Тика, куда уже прибыли полковник Курт Пибади Бегсен, Оливер Асгер Второй и Дримо, в числе добровольцев пришел человек в серьезных летах. Одетый в доспехи, когда-то сиявшие славой, он смиренно ждал у шатра полковника. Не многие могли бы, взглянув на этого лысого, седого старика с седеющими бровями, узнать былого генерал-магистра шестого Легиона Укаризо Мура, который теперь хранил надежду быть зачисленным обратно хотя бы рядовым, однако Бегсен узнал.
Едва вести о возвращении генерала со скоростью лесного пожара распространились по легиону, полковник сделался раздраженным до безобразия. Он отослал от себя личного лейтенанта, попросил Дримо и Оливера оставить его и впал в задумчивость, терзаемый трусливейшими сомнениями. «Какая пакость! Только устранил эту напасть, как этот проклятый Муз снова здесь! И ведь не откажешь ему, никакой подноготной для этого не отыщется. Прибыл добровольцем в родной легион... Нет, отказать не имею ни единой возможности!.. Что же делать?..». Делать было решительно нечего и, спустя минуту, Курт повелел личному лейтенанту вернуться.
–– Сообщи Музу, что из уважения к его старым заслугам, я, так и быть, велю вновь принять его в наши ряды. Но только на положении рядового, а это значит...
–– ..., а это значит... –– Произнес Укаризо, выслушивая передаваемые повеления. –– Свое барахло тащу на себе.
–– Полковник не выражался подобным слогом.
–– Это понятно. Он не сказал, кому отдать коня?
–– Нет, гражданин рядовой.
–– Хорошо, отдам по дороге.
–– Ваше право.
Сказав это, лейтенант удалился. Укаризо же, опечаленный, подошел к коню и похлопал его по морде.
–– Ну, друг, гланды! Велено расставаться с тобой. Такая беда... Но, что поделать? Глядишь, кому-то ты придешься в бо?льшую помощь.
–– Отец, а я знаю, кому бы ты мог им безвозмездно помочь. –– Сказал Дримо, подходя к Музу. Бывший генерал-магистр оценивающе осмотрел его с головы до ног.
–– И кому? Тебе что ль?
–– Нет, не мне. Когда я скакал сюда с поручением, то загнал своего и изъял лошадь у одного крестьянина под слово армии. Я бы отдал ему его лошадь, но эти дубы из мафорской стражи, помимо прочего, отняли у меня и ее. Он, кстати, чем-то тебя напомнил...
–– Кто?
–– Да крестьянин. Такой же... в возрасте.
Это деликатное обращение понравилось Укаризо и он, ухмыльнувшись, протянул руку.
–– Да что уж там, говори: старый, как грелка. Твое имя, солдат?
–– Дримо, гражданин. Ваше?
–– Укаризо Муз.
–– Приятно. А скажи мне, отец, откуда доспехи?
–– Они его. –– Произнес подошедший Оливер Асгер. –– Полагаю, вы тот самый генерал-магистр Укаризо Муз, о котором я так много слышал от...
–– Оливер Асгер! –– Воскликнул бывший генерал-майор, обращаясь к нему. –– Это твой сын, или ты помолодел и научился пользоваться одеколоном?! Ха-ха! Вылитый свой отец! Ну, как там Первый? Все еще жучит свой домашний гарем?
–– Папенька мертвый.
–– Эм-м-м... –– В миг погрустнев, сказал Укаризо. –– Жаль... Стало быть, упокоился? Печаль, печаль большая. Великая... Какой был служака! А какой самодур... Ты извини меня...
–– Да все нормально. –– Ответил Асгер, улыбнувшись каким-то своим воспоминаниям, после чего такой же улыбкой осветилось лицо генерал-майора, словно Оливер поделился с ним воспоминанием. –– Что было, то было. Оливер Асгер Второй, к вашим услугам.
–– Рад! –– Сказал Муз, пожимая его руку с большим удовольствием.
–– Генерал, приглашаю вас следовать с нами. Мы числимся при Бегсене в штата совета штаба. Думаю, он сможет найти для вас место, хотя бы для того, чтобы сделать приятное другу Львины Тереньтевича, вниманья которого он жаждет с собственных слов.
–– Нет. При всем желании и уважении, не могу. Он не возьмет меня.
–– Но отчего же?
–– Это как раз по его воле я состою вами, граждане лейкоциты, в таком положении. Другими словами – в этой компании я прикован к земле. Да, понимаю, звучит замогильно...
